— Нет, — ответил Атос. — Она показалась мне такой же, как всегда.
— Посмотрите вы, сударь, — продолжал Винтер.
— Признаюсь, — произнес Арамис, — что я, как и граф де Ла Фер, не вижу в ней ничего особенного.
— Граф, — промолвил Атос, — в таком опасном положении нужно смотреть на землю, а не в небо. Хорошо ли вы знаете наших шотландцев и уверены вы в них?
— В шотландцах? — спросил Винтер. — В каких шотландцах?
— О боже мой, — сказал Атос, — в наших, в тех, которым доверился король, в шотландцах графа Левена.
— Нет, — ответил Винтер и затем прибавил: — Вы, значит, совсем не видите этого красноватого отлива на всем небе?
— Нисколько, — ответили вместе Атос и Арамис.
— Скажите, — продолжал Винтер, занятый все той же мыслью, — говорят, во Франции есть предание, что накануне своей смерти Генрих Четвертый, играя в шахматы с Бассомпьером, видел кровавые пятна на шахматной доске?
— Да, — сказал Атос, — и маршал мне самому несколько раз рассказывал об этом.
— Так, — прошептал Винтер, — а на следующий день Генрих Четвертый был убит.
— Но какая связь между этим видением Генриха Четвертого и вами? — спросил Арамис.
— Никакой, господа. Я сумасшедший, право, что занимаю вас такими глупостями; ваше появление в моей палатке в такой час показывает, что вы принесли мне какую-то важную весть.
— Да, милорд, — произнес Атос, — я желал бы поговорить с королем.
— С королем? Но он спит.
— Мне нужно сообщить ему нечто весьма важное.
— Разве нельзя отложить это до завтра?
— Нет, он должен немедленно узнать, в чем дело. Боюсь, что, может быть, и сейчас уже поздно.
— Пойдемте, господа, — сказал Винтер.
Палатка Винтера стояла рядом с королевской; нечто вроде коридора соединяло их. Этот коридор охранялся не часовыми, а доверенным камердинером Карла I, так что в случае надобности король мог в ту же минуту снестись со своим верным слугой.
— Эти господа пройдут со мною, — сказал Винтер.
Лакей поклонился и пропустил.
Действительно, уступая непреодолимой потребности в сне, король Карл заснул на походной кровати, в своем черном камзоле и высоких сапогах, расстегнув пояс и положив возле себя шляпу. Вошедшие приблизились, и Атос, шедший впереди, с минуту молча всматривался в это благородное бледное лицо, обрамленное длинными черными волосами, прилипшими к вискам от пота во время тяжелого сна, и покрытое синими жилками, которые, казалось, набухли от слез под усталыми глазами.
Атос глубоко вздохнул; этот вздох разбудил короля — так легок был его сон.
Он открыл глаза.
— А! — сказал он, приподнимаясь на локте. — Это вы, граф де Ла Фер?
— Да, ваше величество, — ответил Атос.
— Вы бодрствуете, когда я сплю? И вы хотите сообщить мне какую-нибудь новость?
— Увы! Вы, ваше величество, изволили верно угадать, — ответил Атос.
— Значит, новость дурная? — спросил король с грустной улыбкой.
— Да, ваше величество.
— Все равно, я всегда рад вас видеть, добро пожаловать, вы, кого оторвала от отечества преданность, что не знает страна невзгод, вы, которого прислала мне Генриетта, — какова бы ни была ваша весть, говорите смело.
— Ваше величество, Кромвель прибыл сегодня ночью в Ньюкасл.
— А! — сказал король. — Чтобы сразиться со мною?
— Нет, ваше величество, чтобы купить вас.
— Что вы говорите?
— Я говорю, ваше величество, что вы должны шотландской армии четыреста тысяч фунтов стерлингов.
— Невыплаченного жалованья? Да, я знаю. Уже около года мои храбрые и верные шотландцы бьются только чести ради.
Атос улыбнулся:
— Честь — прекрасная вещь, ваше величество, но им надоело сражаться за нее, и сегодня ночью они продали вас за двести тысяч фунтов, то есть за половину того, что вы были им должны.
— Невозможно, — воскликнул король, — чтобы шотландцы продали своего короля за двести тысяч фунтов!
— Продали же иудеи своего бога за тридцать сребреников!
— Какой же Иуда совершил этот гнусный торг?
— Граф Левен.
— Вы убеждены в этом, граф?
— Я слышал это своими собственными ушами.
Король глубоко вздохнул, словно сердце его разрывалось, и закрыл лицо руками.
— О, шотландцы, — сказал он, — шотландцы, которых я считал такими верными! Шотландцы, которым я доверился, когда мог бежать в Оксфорд! Шотландцы, мои земляки, мои братья! Но уверены ли вы в этом, граф?
— Я прилег за палаткой графа Левена и, приподняв полотно, все слышал, все видел.