— Чему? Ты больше не будешь царапать ее очками при поцелуях?
Билл уже не слышал.
Человек женат. А у меня даже времени нет на флирт. Интересно, если я апостол, то мне что, к девчонкам теперь — ни-ни? А может, наоборот, это способ приобщения их к тайне. Да и вообще, если я апостол, то, значит, безгрешен? И все, что сделаю, хорошо?
Классика ереси. Дремучие Средние века и заморочки Томаса Мюнстера. Дьявольщина в чистом виде. Искус. А жаль! Хотя попробовать все-таки надо. Ничто человеческое не должно быть чуждо, а то оторвусь от паствы — как тогда ей помочь?
Звонок.
— Слушаю вас.
— Владимир Рудольфович, мы внизу, рейс через два часа. Не хотелось бы вас торопить, но сами понимаете, служба.
— Спускаюсь.
Достав из сумки Билла новенькую одежду, наскоро оделся и, прихватив еще московскую куртку, спустился вниз.
В фойе расположились люди в нескладных костюмах с очень пристальными взорами. Заметив меня, один Из них поднес манжету ко рту и сказал:
— Объект вышел, подавайте машину.
Я прошел в заботливо раскрытые двери, даже не удостоив взглядом ораву с проводками в ушах, и оказался в коридоре из спин, который заканчивался открытой задней правой дверцей лимузина.
Забрался внутрь. На заднем сиденье уже расположился очень пожилой мужчина.
— Здравствуйте, Владимир Рудольфович, очень рад вас видеть, Засекин Виктор Львович, посол России в Италии. Я, знаете ли, ваш давний поклонник. Разрешите по-отечески вас пожурить. Что же вы не предупредили нас о своем визите? Мы бы встретили, помогли чем можем... А то ведь ТАМ волнуются... Меня, старика, расспрашивают, а я и не знаю... Вы уж там намекните, что все прошло на высшем идейном уровне. Я понимаю, что у вас времени тут почти не было... Мы с ребятами собрали гостинец, так сказать, памятный набор. Вы уж не обессудьте, чем могли... Что-то я болтаю и болтаю, соскучился по новым лицам. К нам, конечно, часто прилетают, но чтобы такие люди — это событие...
— Виктор Львович, да побойтесь бога, я же не Алла Пугачева!
— Да, но за нее сам Александр Стальевич не стал бы просить, да и столько орлов бы не прилетело. Вы что думаете, в гостинице посольские были? Да у меня столько народу крепкого и не наберется. Это раньше в загранкомандировку стремились, а на нынешнюю зарплату желающих нет. Так, в основном мы, старики, свой век доживаем...
Виктор Львович приумолк, вспоминая партийно-правительственное прошлое, при котором ни за какие коврижки его бы не вытащили вечером из дома, оторвав от ужина, чтобы ублажать какого-то журналистишку. Да и не прилетел бы по мою продажную телевизионно-радийную душу борт из Москвы с группой сопровождения, достаточной для взятия приступом дворца Амина.
Погоревав, Виктор Львович продолжил:
— Вы о формальностях не беспокойтесь, мы васдоставим прямо к трапу самолета.
Бедный обломок старого режима! Что меня совсем не волновало, так это формальности. Пройдет не так много времени, и все формальности канут в прошлое. Дождитесь, дорогой Виктор Львович, может быть, сегодняшний вечер перетянет на весах все ваши подлости и только благодаря нашей нынешней встрече вы соскочите с острых вил, уже готовых подцепить наш перестроившийся, но все же очень коммунистический зад.
Приехали. Дверца, трап, стюардесса, улыбка.
— Добро пожаловать на борт самолета «Ильюшин» президентского отряда «Русь». Ваше место в первом салоне.
— Какое?
— Любое, в этом салоне летите вы один.
Свои вещи я из машины не забрал. Был уверен, что погрузят и без меня.
Удобно расположился, закрыл глаза и приказал себе отключиться. Судя по скорости, с какой разворачиваются события, в Москве поспать не дадут, так что не надо терять времени.
Навалился тяжелый сон.
Я видел старика Еноха, которого уже стал забывать. Он был не один. Рядом стоял похожий на Еноха старец с суровым лицом. Они оба смотрели на меня, и их голоса набатом звучали в голове. Они были недовольны мною. Кажется, костерили на чем свет стоит, причем делали это на иврите. К сожалению, я понимал.
Требовали, чтобы я остановился и задумался. Конечно, в очередной раз предупреждали, что вначале должно прийти царствие антихриста. Из чего следовало, что Даниил совсем не тот, за кого себя выдает, а враг человеческий. Патриархи жалели Папу, меня, себя, человечество.
Устав от всеобщего страдания, я проснулся разбитым и в слезах.
— Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту «Шереметьево» города Москвы, просим вас...
«Это не иврит», — подумал я, снова закрыл глаза и очнулся на земле, когда почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо.
Все повторяется. Сейчас я открою глаза и увижу негритянку из «Дельты». Окажется, что я лечу из Детройта в Атланту. И вообще мне все приснилось...
Открыл. Белая. Русская. Не путать с белорусской. Симпатичная. Точнее, была такой лет сто назад.
— Пора, прилетели.
— Спасибо.
У трапа самолета встречали. Нет, толпы религиозных фанатов отсутствовали. Страна скромно принимала своего героя, делегировав эту почетную миссию все тем же плохо слышащим парням, говорящим себе в манжеты, и маленькой горстке сравнительно молодых людей с печатью власти на челе, стоявших на ковровой дорожке между трапом и уже приевшимися лимузинами. Хорошо хоть обошлись без военного караула. Совсем с ума посходили.
Было, кстати, холодно и ветрено. Зима. Это вам не Атланта и не Италия, можно и уши потерять. Курточка спасает да ботиночки. Все же похудание на размер обуви значительно не влияет, так что свое на меху работает. Извините, товарищи первоапостолы, что я тут буду не босиком.
Встречающий народ мне не понравился. Власть сказывается на характерах. Появляется плохо скрываемое пренебрежение к людям. Ну ничего, детишки, кое-чем мы с вами мериться не будем, нам, чудотворцам, ни к чему. Тем более что там, где у вас гулькин сами знаете что, у нас шлагбаум. Нескромно, скабрезно, но правдиво. Почти.
— Владимир Рудольфович, здравствуйте, меня зовут Эдуард. Александр Стальевич ждет вас в Кремле.
— А его не смущает, что я с самолета и дурно пахну? Можем ли мы заставить ждать Его Сиятельство?
На лице Эдуарда мелькнула улыбка.
— Думаю, разберемся по дороге. У нас есть где принять душ, минут пятнадцать у вас будет. По опыту знаю, что и на Страшный суд босс опоздает, такой у него характер.
Эдик, Эдик, знал бы ты, насколько в масть пошутил!
Москва. Вечные пробки, которые сегодня меня не касались. Правительственный эскорт под ненавидящими взорами остановленных автолюбителей летел по Ленинградке.
Хороший город, только заблудился в климатических поясах. Почти девять веков к москвичам приходят снежные зимы — и все внезапно, все некстати. И уж сколько лет чем-то дороги обрабатывают, даже по теории вероятности должны были бы хоть раз угадать, так нет. Поправ науку, гордо скажем: все мимо. Заколдованный город, своей задачей считающий не допустить существования чистых машин.
Феномен. Грязь жуткая, а город красивый. Богатый, хлебосольный, разухабистый, город свой в рубаху и сноб, город-мечта и вечный праздник, заканчивающийся горьким похмельем. Столица мира — чего скромничать.
Я бывал в Кремле — причем зимой. Не понравилось. Совсем. Я не пытаюсь показаться борцом с режимом. Я лишь журналист. Судя по востребованности, неплохой. Но иногда желание пообщаться с власть имущими играет злую шутку.
Первый поход в Кремль я отметил поисками туалета. Москва не любит думать о низменном, так что туалетов раз, два и обчелся. Припарковав машину у моста, метрах в трехстах от Спасских ворот, где находился пропускной пункт, обозначенный как место сбора, я уже собирался забежать в жуткую синюю будку, при одном виде которой закладывало ноздри. Однако был остановлен коллегой по цеху, направлявшимся на ту же встречу.