Жизнь Жюля Верна, небогатая внешними событиями, была заполнена всепоглощающим творческим трудом. Каждая новая книга была новой вехой на его жизненном пути. Шестьдесят пять романов, образующих гигантскую серию «Необыкновенных путешествий», — главный труд его жизни. Не прерывая работы над романами, он написал еще шеститомную «Историю великих путешествий и великих путешественников», где художественный вымысел уступает место подлинным фактам — изложению истории в действительности осуществленных географических подвигов. Кроме того, перу Жюля Верна принадлежат драмы и комедии, повести, рассказы и очерки. В общей сложности он написал за свою долгую жизнь более ста томов.
Не многие писатели получали такое быстрое и безоговорочное признание. Уже первые романы принесли ему мировую известность. После выхода во Франции книги Жюля Верна немедленно переводились на разные языки и распространялись по всему свету.
Современники поняли и по достоинству оценили значение его новаторского труда.
Один из самых содержательных и глубоких отзывов принадлежит Андре Лори, ученику и последователю Жюля Верна, написавшему с ним в соавторстве роман «Найденыш с погибшей «Цинтии».
Андре Лори так оценил его творческий подвиг:
«И до него были писатели, начиная от Свифта и кончая Эдгаром По, которые вводили науку в роман, но использовали ее главным образом в сатирических целях. Еще ни один писатель до Жюля Верна не делал из науки основы монументального произведения, посвященного изучению Земли и Вселенной, промышленного прогресса, результатов, достигнутых человеческим знанием, и предстоящих завоеваний. Благодаря исключительному разнообразию подробностей и деталей, гармонии замысла и выполнения его романы составляют единый и целостный ансамбль, и их распространение на всех языках земного шара еще при жизни автора делает его труд еще более удивительным и плодотворным».
«Необыкновенные путешествия», взятые в целом, представляют собой научно-художественную географическую энциклопедию для юношества. И не только географическую! Трудно назвать такую отрасль знаний, которой не касался бы в своих книгах Жюль Верн.
Наука и ее практическое применение в прошлом, настоящем и будущем — одна из важнейших тем его творчества. Открытия и изобретения, которые еще не вышли из стен лабораторий или только намечались в отдаленной перспективе, он рисовал как уже существующие и действующие.
Фантазия писателя опережала реальные возможности науки и техники по крайней мере на полвека.
Искусственные спутники Земли и межпланетные перелеты, кругосветные путешествия под водой и в воздухе, освоение Арктики и завоевание обоих полюсов, всестороннее использование электрической энергии, орошение бесплодных пустынь, синтетические пищевые продукты, звуковое кино, фототелефон — десятки фантастических замыслов, открытий, проектов, изобретений осуществлялись на страницах его книг.
Жюль Верн создал реалистическую научную фантастику, вырастающую из успехов науки его времени. Он воплощал в живых художественных образах не сказку-мечту, а мечту научную, реальную, мечту своего века. Он открыл читателям поэзию науки, романтику познания, красоту созидательного труда. Научно-фантастические романы и определили его новаторскую роль в литературе. Но это далеко не единственный вид романа в серии «Небыкновенных путешествий». Жюль Верн довел до высокого совершенства художественную форму приключенческого повествования, обогатив его познавательным материалом и подчинив задачам популяризации естественнонаучных знаний.
Вместе с новым романом в литературу вошел и новый герой— рыцарь науки, инженер, изобретатель, исследователь, готовый ради своей высокой цели совершить любой подвиг, пойти на любую жертву. Нередко герой-ученый выступает и как борец за свободу. Таков, например, капитан Немо.
В XX веке наука опередила даже самые смелые жюль-верновские фантазии. То, что его современникам казалось несбыточной мечтой, для нас давно уже стало вчерашним днем.
Жизнь сильнее вымысла. Если ты знаешь, что человек может за полтора часа облететь земной шар, то величина Земли и течение времени кажутся уже иными. Космическая эра, на пороге которой мы находимся, сместила все привычные представления. После запуска первого искусственного спутника безнадежно устарели многие фантастические книги, написанные еще сравнительно недавно. В них нечему больше удивляться!
Что же тогда говорить о романах Жюля Верна? «Наутилус» и «Альбатрос» не могут теперь вскружить голову ни одному школьнику. Любой мальчуган запросто объяснит, почему нельзя отправиться на Луну в пушечном ядре.
Научные идеи Жюля Верна устарели, но его книги продолжают жить. Они выходят всё новыми и новыми изданиями и читаются во всем мире. Международная библиографическая статистика показывает, что по количеству переводов на иностранные языки французский романист занимает четвертое место среди писателей всех времен и народов.
Чем же объяснить секрет вечной молодости «Необыкновенных путешествий»?
Прежде всего тем, что Жюль Верн был талантливым беллетристом, а настоящий талант не стареет.
Могучая фантазия, неистощимая выдумка, мастерство рассказчика, живой юмор, легкость изложения соединяются в его книгах с прекрасными географическими описаниями и разнообразными фактическими сведениями, сохраняющими познавательную ценность. Бросая читателя в водоворот небывалых событий, искусно драматизируя действие, Жюль Верн поддерживает напряженный, неослабевающий интерес к изображаемым событиям и вызывает сочувствие к отважным героям, неуклонно стремящимся к своей цели, невзирая на бесконечные препятствия.
Герои Жюля Верна продолжают жить и действовать. Они по-прежнему будоражат воображение, будят творческие мечты, заставляют спорить и восхищаться, увлекают оптимизмом, ясной верой в торжество разума и науки, которая «преобразит мир и людей, когда будет служить народу».
Осенью 1880 года Жюль Верн вручил своему издателю Этцелю рукопись «Жангады» — двадцать второго романа из серии «Необыкновенных путешествий». По заведенному порядку очередной роман был опубликован на страницах «Иллюстрированного журнала воспитания и развлечения», а затем вышел в свет одновременно в двух изданиях — дешевом и подарочном.
Писатель, поглощенный работой над новым произведением, и думать забыл о «Жангаде», когда получил письмо от своего приятеля, профессора Мориса д'Оканя, узнавшего, что одному студенту Политехнической школы удалось прочесть криптограмму, на которой держится весь замысел «Жангады».
Роман еще печатался в журнале, и потому было не поздно исправить досадную оплошность. Жюль Верн спешно подготовил для отдельного издания более сложную перестановку букв, гарантирующую от преждевременного прочтения документа. Не довольствуясь этим, он специально поехал в Париж, чтобы установить на месте, каким образом студенту удалось разгадать шифр.
Неожиданная находка таинственного документа, от правильного прочтения которого может зависеть дальнейшая судьба и даже жизнь героя — один из излюбленных художественных приемов Жюля Верна.
Из старинной пергаментной рукописи на древнеисландском языке профессор Лиденброк узнаёт о существовании прохода к «центру» Земли. Попорченное сыростью письмо, оказавшееся в бутылке, извлеченной из брюха акулы-молот, наводит на след без вести пропавшего капитана Гранта. Пойманный почтовый голубь с шифрованной запиской раскрывает австрийским властям секрет заговора Матиаса Шандора[50] и т. п.
Каждый из этих таинственных документов составлен очень умело. Читатель ни в коем случае не должен найти ключ к шифру без подсказки самого автора, иначе пропадет весь эффект! Биографы сообщают, что Жюль Верн изучал специальные труды, посвященные криптографии и тайнописи, любил составлять и разгадывать всевозможные головоломки, ребусы, шарады, логогрифы, считая такую работу полезной тренировкой ума и памяти. Среди бумаг писателя было найдено несколько тысяч подобных «сочинений», выполненных на профессиональном уровне.
Пожалуй, ни в каком другом произведении Жюля Верна шифрованный документ не составлен столь замысловато, как в «Жангаде». История его расшифровки и объяснение кода занимают несколько глав, бесспорно самых увлекательных в романе.
Жоам Дакоста, много лет скрывавшийся от бразильских властей под вымышленным именем Гарраля, обвиняется в тяжком преступлении, к которому он не был причастен. Роковое стечение обстоятельств делает его жертвой правосудия. Он не может отвести улики и не в состоянии доказать свое алиби. Если документ, содержащий предсмертную исповедь одного из участников преступления, не удастся вовремя прочесть, Жоам будет повешен. И даже судья Жаррикес, убежденный в его невиновности, не в силах отсрочить казнь. Расшифровкой письма занимаются все жители города Манауса, члены семьи и друзья осужденного. Но шифр до того запутан, что загадка кажется неразрешимой.
Проницательный Жаррикес, искушенный в криптографии не хуже самого Жюля Верна (автор передал ему собственное увлечение), безуспешно испытывает разные способы раскрытия кода, пользуясь аналитическим методом Эдгара По. Американский писатель подробно изложил свой метод в повести «Золотой жук», которую судья Жаррикес признает не только образцовым художественным произведением, но и незаменимым руководством по криптографии. Однако даже Эдгар По не подсказал Жаррикесу единственно возможного решения. И если бы судью случайно не навел на правильную мысль неунывающий цирюльник Фрагозо, невиновность Жоама Дакосты так бы и не была доказана…
Ремесло цирюльника, кипучий темперамент да и само имя Фрагозо заставляют вспомнить Фигаро — героя бессмертных комедий Бомарше, которого Жюль Верн считал своим первым учителем на поприще драматургии, так же как Эдгара По — ближайшим предшественником в области научной фантастики.
Фрагозо — комедийный образ. Его забавные шутки и неистощимое остроумие вносят в роман жизнерадостный народный юмор. Подобные же персонажи встречаются и в других книгах Жюля Верна. Доктора Фергюссона в полете над Африкой сопровождает преданный Джо; Филеаса Фогга в кругосветном путешествии — вездесущий паспарту; профессора Аронакса в подводном плавании — верный Консель; Сайреса Смита — добродушный Наб, и т. д. Все они, не исключая и Фрагозо, напоминают веселых разбитных слуг из французской классической комедии.
В молодые годы Жюль Верн прошел театральную выучку под руководством Александра Дюма. Опыт драматурга сказывается и в композиции его романов, и даже в группировке действующих лиц. Обычные персонажи французской комедии — две пары влюбленных, пожилые родители, верный друг или родственник главного героя, коварный злодей, не устающий строить козни, — могут быть узнаны и в «Жангаде».
Рядом с Фрагозо — хорошенькая мулатка Лина, скорее подруга, чем горничная сеньориты Миньи, дочери Жоама Гарраля. Фрагозо с Линой и Минья со своим женихом Маноэлем Вальдесом составляют две пары влюбленных, Жоам с Якитой — традиционную супружескую чету. Их сын Бенито, исполняющий во время путешествия роль гида, делает все возможное, чтобы защитить отца от происков злодея Торреса. Если упомянуть еще старую служанку Сибелу и лоцмана Араужо, будет очерчен основной круг действующих лиц.
Характеры героев заранее заданы. Их взаимоотношения обусловлены сценическими канонами. В этом смысле ничего нового Жюль Верн не придумал. Но, как всегда, его выручает незаурядное мастерство рассказчика, умение построить неожиданный, захватывающе интересный сюжет, подчиненный научно-просветительному замыслу. В данном случае — описанию экзотической природы, своеобразного быта и нравов многонационального населения Бразилии.
Богатый фазендер (владелец плантации) Жоам отличается душевным благородством и безупречной честностью. Однако он не решился открыть жене и детям свое прошлое. Для всех окружающих он — Гарраль, а не Дакоста, и никто не знает о вынесенном ему двадцать три года назад смертном приговоре. Согласившись выдать свою дочь за врача беленского гарнизона (город Белен находится в устье Амазонки), Жоам не может противиться желанию жениха устроить свадьбу в доме его родителей.
Фазенда Гарраля расположена неподалеку от перуанского селения Икитос — в верхнем течении Амазонки. От Икитоса до Белена восемьсот лье (3200 километров) речного пути. При отсутствии пароходов жангада — огромный плот, своего рода плавучая деревня, из цельных стволов — самый удобный и безопасный способ сообщения. Кроме того, это путешествие с лихвой окупится: строевой лес, срубленный для плота, можно будет продать в Белене. Казалось бы, все ясно. Но Жоам Гарраль колеблется. К удивлению домочадцев, он не сразу дает согласие построить жангаду и пуститься всей семьей, в сопровождении многочисленных слуг, вниз по Амазонке.
С первых же страниц возникает предчувствие тревожных событий. Появление зловещего Торреса с шифрованным письмом, а затем непонятные колебания Гарраля завязывают узел интриги, который стягивается все туже по мере развития действия.
Автор сразу же дает понять, что Гарраль и Торрес — антагонисты. Нельзя усомниться в отличных человеческих качествах почтенного фазендера, равно как и в низменных побуждениях прожженного авантюриста, хотя читатель еще не знает, почему Жоам не в восторге от предстоящего путешествия и почему Торрес читает со злорадством шифрованное письмо.
Какого сорта эта личность, показывает его постыдная профессия, оставшаяся в наследство от испанского и португальского владычества. Торрес — охотник за беглыми неграми. Несчастных рабов, скрывавшихся от жестоких плантаторов в амазонских дебрях, травили псами, вылавливали и доставляли владельцам так называемые «лесные стражники». Вербовались они из подонков общества. В ту пору, когда оба американских континента были уже охвачены аболиционистским движением, заниматься охотой на людей соглашались лишь отпетые негодяи. Принадлежность к этой малопочетной профессии уже сама по себе говорит о низости Торреса. И если ему посчастливилось узнать тайну Жоама Гарраля, то он, конечно, ни перед чем не остановится, чтобы извлечь для себя максимальную выгоду.
Такова экспозиция романа. Читатель с нетерпением ждет, что будет дальше, а Жюль Верн не торопится удовлетворить его любопытство. Пока жангада спускается по течению Амазонки, путешественники знакомятся с историей географических исследований и колонизации Бразилии, с обычаями индейских племен и населением прибрежных городов, с животным и растительным миром этой богатейшей страны, где большая часть аборигенов была уничтожена португальскими завоевателями.
Но как только Торрес где-то на середине пути оказывается в числе пассажиров жангады и пытается сначала хитростью, а потом шантажом и угрозами добиться желаемого — стать мужем Миньи и наследником Жоама, — темп повествования убыстряется, события сжимаются во времени, спокойные описания и неторопливые рассуждения уступают место динамическому приключенческому действию. Все дальнейшее — борьба с Торресом и его бесславная гибель, перипетия с шифрованным письмом и счастливое спасение Дакосты — изложено с нарастающим драматическим напряжением.
Понятно, почему книги Жюля Верна так легко поддаются инсценировкам. Он сам переделывал свои романы в пьесы, и эти пьесы выдерживали сотни представлений в театрах разных городов и стран. А в последние десятилетия по мотивам «Необыкновенных путешествий» создано немало кинофильмов, обошедших экраны всего мира.
Сюжет «Жангады», одного из лучших образцов географического приключенческого романа во французской литературе XIX века, положен в основу мексиканского цветного фильма «Тайна Жоао Карраля».
Жюль Верн умер в 1905 году, оставив десять неопубликованных книг. В последних интервью он говорил журналистам о своем завещании, согласно которому его неизданные произведения будут выходить, как обычно, по две книги в год, пока не исчерпается запас рукописей.
Подготовкой к печати неопубликованных романов занимался сын писателя, Мишель Верн, унаследовавший его литературный архив. Выполняя волю отца, он выпускал каждое полугодие, как это делалось на протяжении сорока двух лет, новый том «Необыкновенных путешествий».
При жизни писателя каждая его книга проходила пять-шесть, а случалось и больше корректур. Окончательный текст сильно отличался от первого варианта, отданного в набор. Отсюда можно заключить, что посмертные произведения при подготовке к печати неизбежно должны были подвергаться правке и редактированию.
Мишель Верн, взявший на себя эти обязанности, был человеком литературно одаренным, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что он написал в соавторстве с отцом фантастическую новеллу «В XXIX веке. Один день американского журналиста в 2889 году». Но до какой степени доходило его редакторское вмешательство и привлекал ли он к работе над рукописями других литераторов, нельзя сказать ничего определенного. Неизвестно также время написания каждой из посмертно опубликованных жюль-верновских книг и как выглядел ее рукописный оригинал.
Пока архив писателя остается закрытым для исследователей, на все эти вопросы можно отвечать только предположительно[51].
Как бы то ни было, романы, изданные в последнюю очередь, потребовали, по-видимому, большей доработки. К таким вещам относится и «Кораблекрушение «Джонатана».
Мишель Верн или кто-то другой (предположительно называют Андре Лори) дописал или обработал незаконченную черновую рукопись. Это отнюдь не снижает ценности романа. Ведь не отказался же в свое время Жюль Верн написать вместе с Андре Лори «Найденыша с погибшей «Цинтии»! Но и в этом случае мы не можем установить, какова была доля участия того и другого писателя в совместной литературной работе.
По сюжету и стилю «Кораблекрушение «Джонатана» — роман типично жюль-верновский. Единственно, что его отличает от других книг, входящих в многотомную серию, — обилие философских рассуждений, пристальное внимание к вопросам социологии, государства и права. Книга несколько перегружена подробным изложением взглядов главного героя. Не свободна она и от повторов. Одно из двух: либо редактор «перестарался» и много добавил от себя, либо недостаточно тщательно выправил рукопись. Но так или иначе, он не отступил от духа подлинника: «Кораблекрушение «Джонатана» не противоречит идейной направленности и политическому подтексту поздних романов Жюля Верна.
В годы старости, совпавшие с периодом подготовки и назревания мировой империалистической войны, писатель пережил немало разочарований. Он убедился на историческом опыте в неспособности буржуазного государства воплотить в жизнь демократические требования свободы, равенства и братства; разуверился в идеях утопического социализма, вдохновлявших его в былые годы на создание наиболее оптимистических произведений; обманулся и в надеждах на способность науки изменить социальные и политические условия жизни.
Наука повела себя, как двуликий Янус, готовый служить и добру и злу. Жюля Верна точил червь сомнения. Его преследовали навязчивые вопросы: к чему приведет дальнейшее развитие военной техники? Смогут ли люди предотвратить космические бедствия грядущих войн? Какие демоны зла, какие адские силы вырвутся на свободу, если секретами ученых завладеют деспоты?
Некоторые из его поздних романов написаны в форме прозрачной аллегории, наводящей на мысль о враждебности существующих общественных порядков цивилизации и прогрессу. В сатирических, гротескных тонах он изображает соперничество между долларом и фунтом стерлингов, пагубную власть золота и погоню за наживой, грандиозные мошенничества и неслыханные финансовые аферы.
Озлобленные маньяки, незадачливые диктаторы, сумасшедшие ученые, отдающие свои изобретения извергам, беснуются на страницах его книг. Карикатурные образы глупых миллионеров, алчных дельцов, беззастенчивых демагогов, наглых политиканов переходят из романа в роман.
Сама действительность давала ему новые темы, подсказывала фантастические замыслы, дарила поразительные сюжеты. Достаточно только упомянуть такие произведения, как «Вверх дном», «Плавучий остров», «Флаг родины», «В погоне за метеором», «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака».
Среди этих поздних романов «Кораблекрушение «Джонатана» выделяется политической целеустремленностью, беспощадными обличениями буржуазных правопорядков и государственной системы в целом.
Действие, как и в «Жангаде», происходит в Южной Америке. Но на этот раз — на широте мыса Горн, где сливаются воды двух океанов и только в редкие дни не бывает сильных бурь.
В 1870 году, за десять лет до начала событий, на одном из островов Магальянеса нашел себе прибежище одинокий скиталец. Индейцы называют его Кау-джер, что означает «друг», «покровитель». Этот человек располагает неограниченными средствами, но довольствуется жалкой хижиной и добывает пропитание охотой. Он всесторонне образован, сведущ в медицине и так свободно владеет многими языками, что любой европейский моряк принял бы его за соотечественника. Но он избегает встречаться с белыми, предпочитая общество полудиких туземцев.
Настоящее имя и национальность Кау-джера неизвестны. Его образ окружен ореолом таинственности. Последний из романтических героев «Необыкновенных путешествий», он походит на капитана Немо и Робура.
Если капитан Немо, отказавшись от тяжести «того отвратительного гнета, который называется законами общества и который люди в своем ослеплении принимают за свободу», пытается найти успокоение в глубинах моря, то Кау-джер обрекает себя на добровольное отшельничество на отрезанном от мира клочке суши. Но и тот и другой — революционеры в прошлом — не могут бездействовать, когда их призывает нравственный долг. Немо приходит на помощь восставшему Криту, Кау-джер беззаветно служит «самым обездоленным из людей» — индейцам Огненной Земли и архипелага Магальянес.
Кау-джер — анархист. Его девизом является «знаменитая формула, содержащая в четырех словах сущность этого учения: «Ни бога, ни властелина». Любую форму власти, на каких бы принципах она ни основывалась, он считает противной человеческому естеству. Но, в отличие от анархистов действия — «приверженцев кинжала и бомбы», он относится к группе «мечтателей». Не в силах смириться с законами, попирающими свободу личности, Кау-джер почел за благо добровольно исключить себя из общества. Это и заставило его бежать на край света в поисках «ничейной» земли.
В представлении Жюля Верна, далекого от революционных теорий, анархисты мало чем отличаются от социалистов. В действительности же анархизм глубоко враждебен научному социализму, и это доказывали Маркс и Энгельс, неустанно разоблачая Бакунина[52] и его сторонников, немало повредивших международному рабочему движению.
Требование анархистов — немедленно уничтожить всякую власть и всякие законы, ликвидировать государство и управленческий аппарат, юстицию и охрану порядка — не имеет ничего общего с научным социализмом.
Государство со всеми его институтами будет существовать до тех пор, пока не восторжествует коммунистический строй. Изобилие материальных благ («от каждого по способностям, каждому по потребностям») и высокий уровень общественного сознания сделают возможным, при отсутствии враждебного окружения, заменить государственную власть менее сложными формами учета, контроля, распределения.
Если марксисты понимают под свободой осознанную необходимость, то есть полное слияние интересов личности с интересами общества, то анархисты считают личность свободной от каких бы то ни было ограничений. И неудивительно, что под флагом анархизма выступали не только честно заблуждающиеся революционеры, но и разные темные личности, не исключая уголовных элементов. Тем самым анархизм еще больше себя дискредитировал.
И это как раз Жюль Верн правильно понял. Благородному Кэу-джеру противопоставлены два авантюриста — Фердинанд Боваль и Льюис Дорик. Занимаясь вымогательствами, они подводят под это «теоретическую базу»: все принадлежит всем, и ничего — каждому. Их главный козырь — псевдореволюционное фразерство. Верно уловлены и демагогические приемы, с помощью которых проходимцы, выдающие себя за социалистов, втираются в доверие народных масс.
Легко себе представить, какой бы воцарился хаос, если бы анархистам удалось «взорвать» государство и установить «безвластие»!
После Бакунина анархистское движение возглавил известный русский ученый и революционер князь Г. А. Кропоткин. Выходец из аристократической семьи, он мог бы претендовать на высшие чины и звания, мог бы сделать блестящую карьеру, если бы не объявил себя врагом деспотизма и не откололся от своей среды. Как ученый, он получил популярность географическими исследованиями Сибири, как теоретик анархизма — многочисленными полемическими статьями. Несмотря на то что его ложные взгляды вызывали обоснованную критику, Кропоткин упорно стоял на своем. Подвергаясь постоянным преследованиям, переезжая из страны в страну, он не прекращал научной работы и продолжал вербовать приверженцев.
Один из его близких друзей, знаменитый французский географ и революционер-анархист Элизе Реклю, был хорошо знаком с Жюлем Верном. Многотомный труд Реклю «Земля и люди. Всемирная география», написанный при участии Кропоткина, служил Жюлю Верну настольным справочником. Вполне возможно, что автор «Необыкновенных путешествий» встречался и с Кропоткиным.
Незаурядная личность русского революционера угадывается и во внешнем облике Кау-джера (художник Ру, иллюстрировавший книгу, подчеркнул портретное сходство), и в его суждениях, частично почерпнутых из сочинений Кропоткина, и даже в рассказе о его прошлом: «Отпрыск царствующей династии могущественной северной державы, предназначенный с самого рождения повелевать людьми, Кау-джер вырос у подножия трона. Но судьба, любящая иногда такие шутки, наделила сына цезарей мятежной душой анархиста».
Правда, тут нет прямых биографических совпадений. Но в «могущественной северной державе» нетрудно признать Россию (Жюль Верн всегда проявлял к нашей стране большой интерес), а в самом герое — идеализированный портрет Кропоткина: «Замечательный человек, одинаково глубоко постигший как социальные, так и естественные науки, обладавший мужественным и решительным характером, Кау-джер был искренним последователем теоретических положений анархизма».
На этом, пожалуй, сходство и кончается. Роман задуман и построен таким образом, чтобы заставить героя убедиться в несостоятельности своих взглядов, не выдерживающих столкновения с жизненной практикой.
Прекраснодушный мечтатель Кау-джер способен противопоставить мировому злу лишь абстрактные идеалы свободы и справедливости. Любой его поступок, продиктованный человеколюбием, противоречит доктрине анархизма.
На траверсе мыса Горн терпит крушение американский клипер с переселенцами. Свыше тысячи эмигрантов — люди разных национальностей и многих профессий — высаживаются на необитаемом острове в архипелаге Магальянес. Здесь бывшие фермеры, рабочие и ремесленники, опустившиеся интеллигенты и лица с уголовным прошлым. «Здесь соединение пороков и добродетелей, какие можно встретить в любой толпе».
Потерпевшие крушение находят в Кау-джере доброго гения. Он руководит спасательными работами, выгрузкой имущества, устройством временного лагеря, ободряет, утешает, оказывает медицинскую помощь. Каждый его совет принимается как приказ. По молчаливому уговору его признают начальником, ждут от него распоряжений, возлагают на него надежды.
Он не может бросить несчастных на произвол судьбы и организует на острове Осте колонию.
«Если бы не существовало законов, человечество никогда бы не знало пороков и развивалось бы свободно и гармонично», — думает Кау-джер. И теперь случай дает ему возможность осуществить единственный в своем роде социальный эксперимент — доказать на деле справедливость этого положения.
Но с чего начать? Прежде всего нужно добиться порядка, дисциплинировать разношерстную толпу. Чтобы подчинить ее каким-то разумным требованиям, нужно сломить анархию.
Происходит неизбежное: человек, не признающий законов, вынужден вводить законы; считающий безвластие высшим благом — должен применять власть; отвергающий правовые нормы — карать правонарушителей.
Создавая трудовую общину на началах справедливости и равенства, Кау-джер объявляет войну лодырям, ворам и пьяницам.
Первый закон — обязательный труд — ограничивает свободу несознательных; борьба с воровством и пьянством — первое нарушение принципа «все равны и каждый отвечает за себя» — помогает установить порядок.
Но закон без применения силы остался бы пустым пожеланием. Суд, тюрьма и милиция, часовые у склада с имуществом, сам губернатор и подчиненные ему служащие — олицетворяют зарождающееся государство.
Кау-джер ставит своей целью добиться от каждого наибольшей пользы для общества. Недовольные сколачивают оппозицию. Лентяев, интриганов и неудачников поддерживает уголовный сброд. Существованию колонии угрожают смуты и распри.
Кау-джер призывает к борьбе с мятежниками всех совершеннолетних граждан. Создается регулярная армия.
Когда было подавлено восстание и одержана победа над патагонцами, которых привел на Осте один из заговорщиков, «люди двадцати национальностей стали подлинными остельцами, а Остельское государство — их новой родиной».
Наступает кратковременный период мира и процветания. Налаживается торговля с другими странами. В гавань заходят суда под флагами разных наций. Работают деревообделочные и рыбные заводы. Остров покрывается сетью дорог. Начинают приносить доход плантации. Строятся порт и мол. На полуострове Харди и на крайней оконечности мыса Горн, где ежегодно гибнут сотни людей, сооружаются мощные маяки.
Вокруг резиденции губернатора вырастает настоящий город. В Либерии есть все, без чего не обходится ни одна столица: суд, тюрьма, казарма, церковь, почта, школа, театр, магазины, рынок, больница, аптека и даже две типографии. Город и предприятия получают электричество от гидростанции, использующей энергию волн и морского прилива[53]. На побережье возникают поселки огнеземельцев, внявших призыву Кау-джера перейти к оседлому образу жизни. Прибывают новые эмигранты. Заселяются и соседние острова. Остельское государство насчитывает уже несколько тысяч жителей.
Авторитет Кау-джера непререкаем, но его мучат укоры совести. Все, что он ни делает, противоречит его убеждениям. Ни одно начинание не обходится без применения власти и силы. Сталкиваясь на каждом шагу с фактами возмутительного эгоизма, он незаметно для себя привыкает к диктаторским методам. Постепенно теряя перспективу, он подчиняет свои действия заботам текущего дня.
В душе Кау-джер остается «страстным приверженцем свободы и врагом собственности», а на деле ничем не отличается от любого буржуазного реформиста.
Он дробит землю на участки и передает их в личную собственность фермеров, покровительствует частному предпринимательству и коммерческой инициативе, защищает имущественные интересы даже бесчестных стяжателей вроде ирландца Паттерсона. При этом Кау-джер даже и не помышляет строить государство на социалистических принципах, которые положены в основу всех по-настоящему прогрессивных, общественных учений.
Напуганный событиями на острове, он отрекается от идеи равноправия и справедливого распределения продуктов общественного труда. Смешивая социализм с анархизмом, он полагает, что отсутствие права собственности и свободной деловой инициативы возродило бы анархию.
Но если бы даже он разделял идеи социализма и постарался не допустить на острове классового расслоения, при котором богатства сосредоточиваются в руках немногих, а бедность становится уделом большинства, — то вряд ли бы этого достиг. При самом горячем желании он не смог бы повернуть остельскую колонию на иной путь развития. Ведь воображаемая крошечная республика находилась в окружении буржуазных государств, а социалистического лагеря тогда еще не существовало!
В силу непреложных исторических закономерностей созданная Кау-джером колония должна была превратиться и превратилась в «нормальное» буржуазное государство с обычными правовыми нормами и господством денежных отношений, порождающих социальное неравенство.
Последние штрихи вносит открытие на Осте богатого месторождения золота. «Как смерч, опустошающий все на своем пути, золотая лихорадка охватила и поразила весь остров». Со всех концов света сюда устремляются в погоне за легкой наживой полчища авантюристов и бродяг. Пьяные оргии, поножовщина, грабежи и убийства, вздувание цен и обнищание населения, опустошение казны и разруха — все это приводит колонию на край гибели. И не будь в распоряжении Кау-джера хорошо вооруженной армии, от колонии остались бы одни воспоминания.
И, наконец, в довершение всего, соседнее государство, соблазненное остельским золотом, стало проявлять повышенный интерес к островам Магальянес, находящимся на его территории. Правительство Чили, грубо нарушив договор о независимости Остельской республики, устанавливает над ней протекторат. Кау-джер не в силах противостоять агрессии…
Его намерения были всегда гуманными, а поступки — бескорыстными. Но возложенная им на себя миссия заставляла его совершать те же преступления, в которых он обвинял всех прочих властителей. Сторонник свободы, он командовал, проповедник равенства — судил себе подобных, мирный по природе человек — вынужден был воевать, философ-альтруист, боявшийся капли крови, проливал кровь потоками.
Изнемогая под бременем власти, разочарованный Кау-джер слагает с себя полномочия и поселяется на уединенном островке. Все его иллюзии окончательно развеялись. После всего пережитого осталось лишь чувство опустошенности…
Этим многозначительным финалом, как и всем ходом повествования, автор выражает свое отрицательное отношение не только к идеям анархизма, но и к буржуазной демократии. Он уже не возлагает на нее никаких надежд, не верит в ее способность устранить социальные бедствия и преступления, неотвратимо порождаемые самим общественным строем, независимо от доброй воли даже таких великодушных правителей, как Кау-джер.
«Кораблекрушение «Джонатана» — роман философский и политический. Но вместе с тем это и роман приключений с тщательно продуманной композицией и динамичным сюжетом. На протяжении тринадцати лет, с момента гибели американского клипера и до отречения Кау-джера от власти, происходит столько драматических событий, что их могло бы хватить на несколько романов. И это вполне естественно. Ведь речь идет не о судьбе одного семейства, как в «Жангаде», а о судьбах нескольких тысяч человек, построивших на пустынном острове, обдуваемом ветрами двух океанов, новое государство — оазис цивилизации на архипелаге Магальянес, в приполярных областях Южной Америки.
Каждый, даже незначительный на первый взгляд эпизод органически входит в сюжетную канву романа и необходим для развития действия. Зачем, например, понадобилось автору, наряду с описанием столь важных для жизни колонистов событий, как борьба с наводнением, болезнями, голодом, сражение с патагонцами и т. п., уделить несколько страниц играм и забавам двух мальчуганов, забравшихся в отдаленную пещеру? Да только затем, чтобы дать возможность Дику и Сэнду (сочетание этих двух имен заставляет вспомнить Дика Сэнда, героя «Пятнадцатилетнего капитана») подслушать разговоры злоумышленников и разоблачить готовящийся заговор.
При всей противоречивости образа Кау-джера его кипучая деятельность, подчиненная гуманным стремлениям, не может не вызывать сочувствия. Вокруг него группируются честные, самоотверженные люди, направляющие все свои усилия на преодоление неисчислимых трудностей и борьбу с суровой природой. Особенно запоминаются индеец Кароли и его сын Хальг, уже упомянутые Дик и Сэнд, умный и решительный Гарри Родс, убеждающий Кау-джера отказаться от порочного принципа «невмешательства» — «управлять событиями, а не подчиняться им».
И Кау-джер, прежде считавший, что право личности на безграничную свободу не зависит ни от каких внешних условий, отказывается от своих ошибочных взглядов. Он приходит к правильному выводу, что паразиты и тунеядцы, не поддающиеся перевоспитанию, должны быть изолированы от общества. «Нет, — размышляет он, — земля принадлежит не всем, а только тому, кто ценою упорного и тяжкого труда покрывает ее золототканым ковром нив, превращая возделанную почву в кормилицу человечества».
«Кораблекрушение «Джонатана» до сих пор не издавалось на русском языке. Сейчас «Библиотека приключений» впервые дает возможность читателям познакомиться с этим интересным, содержательным произведением,
Е в г. Б р а н д и с
Речь идет о романах «Путешествие к центру Земли», «Дети капитана Гранта», «Матиас Шандор».
О посмертных романах подробно говорится в книге Е. Брандиса «Жюль Верн» (Детгиз, 1963 г.).
М. А. Бакунин — русский революционер, один из идеологов анархизма.
Эта давняя мечта Жюля Верна сбывается в наши дни.