Я слушаю вас, — напомнил Киматаре Ойбор, едва Нгоро закончил кричать по телефону, и даже слегка привстал на стуле, являя собой самое внимание и деловитость.
О чем я? Нет, определенно можно помешаться...
Осмелюсь напомнить, гражданин капитан, речь шла о повторной проверке списков аэрослужбы.
У вас сегодня случайно не день рождения? Давно не видел вас в таком благодушии.
Почему же, будете молодцом — служите хоть вечно. Я вас ценю. А распутаете дело Амеля — представлю к награде.
Благодарю, — сказал Ойбор, — я тоже очень ценю ваше расположение ко мне, гражданин капитан.
Если не день рождения, то что же?
Мне совестно, что никак не научусь достойно выражать свою симпатию к начальству. Смолоду все опасался, как бы не заподозрили в подхалимаже, вот и старался держаться чересчур независимо. Привычка укоренилась. Подозреваю, что даже прослыл грубияном. Теперь совестно.
К чему вы клоните, не пойму.
Признаться, все мы наивно полагаем, что начальство загружено меньше нас. Сейчас нам приходится близко соприкасаться с вами, и я понял, как вам трудно приходится. А ведь вы еще находите время, чтобы уделить нам столь огромное внимание, помочь не только советом, но и прямым участием в следствии.
Не преувеличивайте моих достоинств, — скромно молвил Нгоро, — только и всего, что навестил нефтяную экспедицию да сделал для вас кой-какие запросы. Но вернемся к делу. — Он пробежал глазами по своим заметкам в блокноте и что-то там подчеркнул цветным карандашом. — Списками пассажиров можете не отвлекаться, поручим это снова кому-нибудь, вы же, настоятельно требую, форсируйте поиски зажигалки. Просто смешно, что до сих пор она не у вас. Вот отчего вам должно быть совестно, а не от проявлений характера, сержант.
Стараемся, гражданин капитан. Уверяю, скоро найдем.
Они курили... сидели и курили на скамье, как старые приятели. Что там с окурками?
Окурков много, но им принадлежат, разумеется, самые свежие. Один определили легко. В кармане инженера, кроме денег и щетки для волос, была обнару
Как называются сигареты?
Э-э... тут один наш парень даже попробовал, когда разговаривали с нефтяниками... называются... насчет гор... Позвольте? — Ойбор позвонил кому-то. — Я семьдесят третий. Как называются те термоядерные сигареты? Ну, от которой ты чуть не подох, когда попробовал? Мерси. — И опустив трубку: — «Памир», гражданин капитан, очень крепкие.
Получается, инженер угощал своего убийцу? — сказал Нгоро, впившись в сержанта проницательным долгим взглядом.
Тот курил свои. Нервничал, судя, по всему. У скамьи и в урне обнаружено по одному окурку очень редких у нас ароматизированных греческих сигарет «Хе-лас Папостратос». Эти я запомнил.
Почему?
Сам не знаю, но запомнил.
И все-таки почему?
Не знаю, гражданин капитан, просто врезались в память, когда знакомился с материалами осмотра места происшествия.
Пожалуй, зря я не разрешил вашему гениальному ученику оставить пост и окунуться разок в бассейне, — сказал он, — если в помещении как в печи, то там совсем, должно быть, не выдерживает голова. Я уж и не помню, когда в последний раз шел дождь.
Свыше двух месяцев назад, — подсказал Ойбор, — сразу же после моего дня рождения.
Как вы себя чувствуете? Не ощущаете перенапряжения?
Благодарю, все нормально со здоровьем, — ответил Киматаре Ойбор, преданно пожирая глазами руководителя.
До пенсии осталось меньше года, вы говорите?
Так точно. Надеюсь на ваше покровительство при ходатайстве о продлении срока службы.
У вас достаточно высоких покровителей.
Вы интересный человек, — сказал Нгоро, — на редкость интересный человек. Хотите что-нибудь добавить?
Да, если не возражаете. Я хочу попросить у вас прощения за своего непосредственного подчиненного. Это просто недопустимо, чтобы каждый, кому только вздумается, звонил в кабинет начальника управления и болтал всякий вздор про жару и купание. Обещаю строго взыскать с него за эту глупость.
Хорошо, накажите его сами.
Разрешите идти?
Идите. И не забудьте, что я вам советовал в начале нашего разговора. Особенно о новых инструкциях для работы в экспедиции. И обязательно выясните, зачем понадобилось русскому уверять меня, будто девушка (он назвал ее личностью), не успев прибыть на место, сразу же выехала обратно в город.
Меня чуть удар не хватил. Шутка ли, рядовой полицейский запросто, как девице, звонит в кабинет старшего инспектора и лепечет ему в уши несусветную чушь. Чем ты думал, пустая твоя голова? Захотелось неприятностей и тупика в службе? Я обещал ему, что сдеру с тебя шкуру.
Вы приказали разыскать вас хоть под землей, если появится перекупщик или тот человек из банковского контроля. Я звонил в управление, мне сказали, что вы у капитана, — оправдывался Самбонанга. — Что же мне оставалось делать? А все же здорово я придумал насчет купания, чтобы дать вам знать, где я нахожусь!
Ребенок! Ты и меня бы подвел под взыскание, если бы капитан догадался, что я самовольно подменил тебя на посту! Мы и так с ним не очень ладим.
Ты бы еще сам туда ворвался, — проворчал Ойбор, остывая, — тоже придумал, умник, звонить начальнику управления, словно какому-нибудь дружку. Вот он и заявляет на всех совещаниях, что я вас разлагаю. И факты на его стороне. Думать нужно.
Буду думать, — потупясь, буркнул Самбонанга.— Старался... не обедал...
Так и не доложил, — виновато встрепенулся Самбонанга, — ехать к мальчишке не нужно, перекупщика снова не было. Я вас вызвал по поводу вашего знакомого, того, из контроля. Он велел встретить его, когда выйдет из бассейна. Я наблюдал, они отправились туда почти одновременно. Перед самым моим звонком. Чуть больше получаса. Наверно, уже пора. Мне вернуться?
Отправляйся на пост, — сказал Ойбор, вскакивая на велосипед, — я сам. Вечером жду тебя дома.
Да, это он, — сказал пришедший, — очень расстроился.
Все в порядке? — спросил Ойбор.
Да, — сказал отставной инспектор, — если не считать, что бедняга, должно быть, на целые сутки запрется дома, и весь их независимый банк на сутки лишится почтенного главы. — С этими словами он положил на ладонь сержанта сложенный лист бумаги, который тот сразу же развернул и прочел всего одну строчку, коряво писанную от руки.
Шесть тысяч двести восемьдесят девятый «Маг-да-Луиза», — вслух повторил прочитанное Киматаре Ойбор, поднося к листку пламя спички.
Весьма банальный девиз, — смеясь, заметил бывший инспектор, — определенно имя любовницы.
Или матери, — сказал Ойбор, — убийцы нередко сентиментальны.
Нет, ты не меняешься, старина!
А ты, сансей, молодеешь и молодеешь, — сказал Ойбор почти нежно. — Много пришлось потрудиться?
Еще бы! Заставил меня пустить в ход всю тяжелую артиллерию. Каюсь, припугнул и недозволенными приемами, даже нёбо окаменело от страшных речей. А место какое выбрал для атаки! Оцени!
Надеюсь, ты не слишком попрал закон в своем усердии.
Не слишком, Кими.
Он не станет трубить на всех перекрестках о превышении в действиях полиции? Есть у него основания?
Нет, — заверил сержанта ослепительно улыбающийся «Человек в черном костюме». — Не думаю. Это не в его интересах. К тому же я уже не полиция и не рэкетир. Все было деликатно. В известной степени. — Он слегка склонил голову набок и развел руки, растопырив крепкие, узловатые пальцы. — Бог свидетель, все было деликатно, никакого криминала. Но он будет нем как рыба, это уж точно.
Не знаю, как тебя благодарить.
Пустое...
Больше ничего не удалось вытянуть?
Ты меня знаешь, только исчерпывающая информация. Деньги поступили сегодня утром. Ровно двадцать тысяч. И что любопытно — в фунтах.
Он не дурак, все предусмотрено, — сказал Ойбор, — предусмотрено с самого начала. В сущности, тот единственный промах, на котором он позволил мне зацепиться, был случайным, вынужденным, наверно.
Да, не следовало ему оставлять труп в будке, — уже серьезным тоном произнес отставной инспектор. — Но не будем об этом, не омрачай мне праздник победы над неподкупным хранителем тайны вклада.