Да, да, слушаю, — сказал Ойбор в трубку и, придав голосу максимальную любезность, спросил: — Кто говорит? Прошу вас... кому обязаны?
О, господи!.. — послышалось в ответ.
Что ж, если не хотите... но... вы уверены, он мертв?
Да, черт возьми! Шевелитесь, пока нет ротозеев!
Момент! — воскликнул Ойбор, опасаясь, как бы его невидимый собеседник не повесил трубку. Сержант нетерпеливо поглядывал на дверь, соображая, какими бы еще словами удержать его на линии связи. — Мм... я правильно понял, близ отеля «Масаи»? Примерно в сотне шагов от советского посольства? И все же, прошу вас, кто говорит? Мы обязаны знать. Таков порядок. Чистая формальность, уверяю вас.
Записали?
Естественно.
Что?
Виноват. Записали, гражданин сержант.
Хорошо.
Рад стараться, гражданин сержант.
Если не ошибаюсь, на площади всего одна телефонная точка, — вслух подумал Ойбор, — да, всего один пластмассовый козырек на углу.
Группа уже выехала. Бр-р-р, только идиоту придет в голову разыгрывать нас в такую рань. Похоже, вам не повезло, гражданин сержант. Придется повозиться, я думаю.
В чем дело? — сдержанно спросил Ойбор. И добавил: — Не помню, чтобы голос в трубке развлекал нас анекдотами. У меня в вашем возрасте от таких сообщений волосы вставали дыбом. Сейчас, впрочем, тоже.
Виноват, — в который раз произнес связист, — виноват. Но мне подумалось: не будет ли каких-либо указаний насчет записи? Уж больно грубо он с вами обошелся.
Слушаюсь. Хотя инструкцией предусмотрено...
Слушаюсь.
Вот и отлично, — со вздохом проворчал Ойбор. — Боюсь, запись нам не поможет.
Пожалуй, — развязно согласился связист, — этот парень явно постарался изменить голос. Сипел, как пьяная старуха.
Ну, довольно. Иди. А то я поверю ему относительно ослов и полиции.
Найдется у кого-нибудь глоток кофе или виски? — крикнул он.
Никак нет, гражданин сержант, на службе не держим.
Уже допросили, — угрюмо обронил один из полицейских, перехватив устремленный на швейцара взгляд сержанта. — Никто ничего не видел. Разумеется, никто, ничего, никогда и нигде.
Вот как? — Ойбор внимательно изучал окна ближних домов.
Не сомневайтесь. — Полицейский сплюнул себе под ноги. — Так уж всегда, никто ничего не видит.
А вы что думаете? Только без плевков.
Может быть, вы скажете что-нибудь интересное? — Ойбор повысил голос.
Судя по знаку, пострадавший принадлежал к нашему движению. — Юноша не знал, куда деть свои длинные дрожащие руки. — Хотите на него взглянуть?
Конечно. Идем.
Да, да, идем.
Если не возражаете, гражданин сержант, я бы не хотел еще раз... страшно, что с ним сделали.
Осмелюсь заметить, гражданин сержант, тут дело нечисто. Тут пахнет не ограблением и не пьяной дракой, а политикой, — уже перейдя на шепот, продолжал юнец в полицейской форме, — согласны?
Послушай, братец, — сказал Ойбор, — тебе не кажется, что ты слишком долго разгуливаешь?
Не понял вас, — произнес тот недоуменно.
Марш на пост!
Гражданин сержант... я вас не понимаю...
Ты на посту у посольства? Оттуда?
Никак нет. Из четвертого зонального. Я в вашей группе. Вы, вероятно... я новенький, еще не представился.
Черт бы вас побрал... Отчего не занимаетесь делом, как все?
Мне сказали, чтобы я встретил вас и доложил...— Бедняга растерялся вконец.
Ну так докладывайте. Что там у вас?
Осмелюсь напомнить, я уже докладывал. Никто ничего не видел.
Видел, — сказал Киматаре Ойбор, — видел тот, кто воспользовался вон тем телефоном на углу.
Так точно, — очумело выпалил полицейский.
Постой-ка... — Ойбор вдруг сдвинул брови, — выходит, вы не удосужились расспросить часового? — Метрах в двухстах виднелись ворота посольства СССР. В предрассветной мгле можно было разглядеть, что ни у ворот, ни у боковой ограды, ни у застекленной до половины будки охранника не было. — Почему там никого нет?
Спит, — предположил полицейский, — присел в будке и дрыхнет. Я бы таких в шею гнал со службы. Совсем бы не брал таких, гражданин сержант.