И тогда они пригласили русских, а те нашли серу на оползнях в южных землях Брайка-младшего...
В бывших землях бывшего Брайка, — поправил Ник, — будем реалистами.
...и заявили о вероятных ловушках нефти на юго-западе, — не прерываясь, продолжал Вуд. — Новые власти спешно отрядили в Россию стажеров, и они вернулись с оборудованием, чтобы расковырять участок
Слышал. Этих я не видел в деле, но поручусь, красные — хорошие спецы.
Возможно. Но я слышал, что в свое время ты любому нефтянику давал сто очков вперед.
Рановато хороните, мое время еще не кончилось, — буркнул Ник.
Тебя никто не хоронит, сынок, в том-то и дело. — Вуд наклонился к Нику со сдержанной ухмылкой. — А вот с тем черным парнем, единственным местным буровым мастером, дело другое. Газеты писали, скоропостижно вознесся к богу.
Ну и что?
А то, что остался всего один бурильщик, русский.
Вы говорили, русских двое.
Второй не в счет, он дизелист. — Вуд откинулся на спинку стула. — Их дело гиблое: русскому мастеру срочно нужен дублер. Срочно. На пульте буровой установки такого масштаба, как у них, необходимы два сменных бурильщика, верно?
Ваша осведомленность меня подкупает, — не без иронии заметил Матье, подливая в свой стакан.
В принципе мне наплевать, но пальчики у вас явно без мозолей.
Естественно, предпочитаю машинку или диктофон. Карандаш и паста — оружие устаревшее, сынок, годится больше для школьников и начинающих репортеров. Если бы ты читал прессу и слушал радио, ты знал бы, что я кое-чего стою, и отнесся бы ко мне с большим
На что вы намекаете? — хмельно рявкнул Матье. — Хотите сказать, что я тоже подох бы без вашей жратвы и пойла?
Нет, этого я не сказал. Ты оказал мне- честь, согласившись выпить и поесть со мной сегодня.
Мерси. Но хватит задирать нос, остановитесь, выключите микрофон, я уже поверил, что вы король всей прессы и эфира. Снимаю шляпу. Хотя, не скрою, мне эти сказки больше по душе, чем треп о нефти. Будь она проклята! Уж я-то знаю, скольких ребят она покалечила, похуже, чем в рассказах про золотую лихорадку на старом Клондайке. А всей грызней заправляют консорциумы, это я испытал на собственной шкуре. Вот это уже не смешно, как вспомню.
А мне смешно от мысли, что Советы посылают сюда ценных парней. Нефти у них сколько угодно, известно, работы и у себя по горло, так какого же дьявола лезть из-за каких-то крох...
Они не для себя, — Ник махнул рукой, — такая у них политика — поднимать на ноги всяких цветных и недоразвитых. Вы же знаете красных.
Здесь у них ничего не получится. Ник с сомнением покачал головой.
Русские упрямые ребята, вот что я скажу.
Но что может сделать один бурильщик без дублера, то есть твоей милости! Другого им на месте не найти. А игра раскручена. Тут, сынок, не только нефть, если пораскинуть мозгами.
Уже пораскинул. Насчет себя, конечно. Кто-то ухлопал черного мастера, и вы решили толкнуть меня на место покойника, так?
Да. Есть люди, заинтересованные в этом. Я лишь посредник.
Что-то не нравится мне, когда ни с того ни с сего выскакивают таинственные благодетели. — Ник вперился в Вуда настороженным взглядом. — К тому же я слышал, там уже пробурили скважину, и она ничего не дала.
Вот именно. — Вуд вновь наклонился к Нику и отчеканил каждое слово: — Ты прав, они твердые ребята. Наши эксперты не сомневаются, что они нащупают пласт. А стоит туземцам получить такой подарок — мы расстанемся с последней надеждой. Нефть, шутка ли?
Давайте поближе к делу и ко мне.
Нужно, чтобы и вторая скважина провалилась.
Пустой номер. — Ник встал. — Зря я уши развесил.
Шесть тысяч.
Хоть все банки Европы и Штатов, — сказал Ник. — Я устал от шума еще лет десять назад.
О пальбе и взрыве нет и речи, сынок. Кой-какие незаметные шалости, только и всего. Семь тысяч не валяются.
Вы что-то говорили о десяти.
Ты ослышался, не больше восьми.
Я любознательный. Просто ужас до чего любознательный.
Предполагаю, что, если разведка застопорится, смышленые люди сумеют внушить кому следует, что красные бессильны, и опять предложат свои услуги. — Вуд сжал пальцами горло бутылки. — Продумано до тонкости. Во всяком случае, неосторожность голодранца, угодившего под машину, предоставила такую возможность.
Сладко, — блаженно произнес Ник, — давно сигар не надкушивал.
Так что скажешь?
Насчет экспедиции? Что-нибудь скажу.
Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх того, то от лукавого, как поучал Христос, — натянуто рассмеялся Вуд.
Я все думаю про того беднягу... — молвил Ник,— и не скажу, чтобы очень нравилось...
Впервые слышу, чтобы кому-то не нравились восемь тысяч и билет до веселого порта, где можно с полным брюхом сидеть на террасе уютного домика, обнимать девочку и любоваться морем, в которое уплывает наемный легион самоубийц.
Опять? — вспыхнул Ник Матье.
Извини, сынок, очень уж запали в голову былые приключения капрала из второго батальона в Эль-Маццоне. Недавно о них прослышал. По большому секрету.
Номер в «Массауа», вы сказали?
У тебя хорошая память. — Вуд вручил Нику несколько банкнот, взял расписку. — Капля за благоразумие. Море надо заработать. Сделай себя элегантным и валяйся в пансионе до завтрашнего полудня.
У меня деликатный вопрос, — сказал Ник, — вы кого-нибудь любите всерьез?
Женщину, которая меня родила. А что?
Поклянитесь ею, что не приложили руку к гибели того мастера.
А... понимаю. Клянусь. Послушай, не бери в голову таких мыслей обо мне. Прямо мороз по коже... Похож я на убийцу?
Пожалуй, нет, — не сразу сказал Ник, — что угодно, но это, пожалуй, нет.
Хозяин, мне полагается пара монет за испорченный зуб.
Твою рожу трудно испортить. Молись, что выжил. Говорят, этот строптивый малый двумя ударами на полгода уложил в госпиталь задиру Янсена, братца Магды-Луизы, когда тот имел неосторожность зацепить его. — Вуд обернулся к бармену: — Эй, мы уходим! Включай свою шарманку, пусть ребята прибегут и повеселятся!
Не напрягайся, короче.
Я боюсь.
Чего? Пожара в твоем гнездышке?
Хозяин, он меня раздражает, — подал голос Хриплый, выразительно похлопывая по карману своего пиджака.
У него вспыльчивый характер, — кивнув на Хриплого, сказал Вуд бармену, — а у меня... ты у меня вот тут, — показал кулак, — со всеми своими потрохами и трогательными воспоминаниями.