Родилась она ранним утром на плавучем листе лилии. Первое, — что увидела Поденка, был странный зеленый кулачок. Унизанный пузырьками, он медленно всплыл из таинственной глубины озера и так же медленно стал разжиматься. Перед изумленной Поденкой на темной воде словно бы распустилось еще одно маленькое белоснежное солнышко с пучком ярко-желтых лучиков посредине. То был цветок белой Лилии.
— Чудесно! — воскликнула Поденка. — Теперь я не одна в этом мире. С днем рождения Вас!
Лилия улыбнулась, сверкнув капельками на лепестках.
— Спасибо! Только лучше бы сказать: «С добрым утром!» Потому что родилась-то я давно-давно, еще в мае. Сейчас же я всего лишь проснулась. Мы, лилии, всю ночь спим под водой, а с рассветом всплываем. Это у нас древний обычай.
Не успела Лилия договорить, как над нею, разбрызгивая слюдяными крылышками солнечный луч, повисла голубая Стрекозка.
— Еще одна красавица! — восхитилась Поденка. — Ну, до чего же идет вам этот блистательный голубой наряд, прозрачные эти крылышки!
— Чем завидовать, привела бы в порядок собственные крылья, — посоветовала Стрекоза. — Они же у тебя наизнанку вывернуты. Попробуй-ка вытянуть их.
Поденка попробовала. Крылья ее тотчас распрямились, напружинились. Стоило взмахнуть ими раз, другой… и свершилось новое чудо.
Ах, какое это счастье — полет! Воздух под крылышками становится настолько плотным и упругим, что от него свободно можно отталкиваться и подыматься, будто по невидимым ступенькам, все выше и выше.
— До свиданья, Лилия! Я обязательно прилечу к вам еще! — кричала Поденка, хотя теперь ей нипочем не разыскать бы своей соседки: с высоты озеро выглядело огромным, как небо, и было сплошь усеяно созвездиями белых лилий.
На лужайке, где опустилась Поденка, трудился коричневатый Жук-Навозник. Он, как и Поденка, родился всего полчаса назад, но уже успел слепить из навоза шарик втрое больше себя самого и теперь катил его меж травинок в укромное местечко.
— Что ты с ним будешь делать? — заинтересовалась Поденка.
— Сначала закопаю в землю, — ответил Жук.
— Зачем?
— Чтобы другой Жук-Навозник не отнял.
— А потом?
— Потом съем.
— Весь шарик?!
— Весь!
— Ужас какой-то! — Поденка растерянно зашевелила усиками. — Ну, а потом, когда съешь?
— Тогда скатаю новый шарик, закопаюсь с ним под землю и съем.
— Но ведь это же скучно — все время только есть и есть! — посочувствовала Поденка. — Летать куда интереснее. Крылья-то хотя бы у тебя имеются?
— Конечно! Я же ведь не урод! — обиженно прожужжал Жук. — Хочешь, покаж-жу!
Он приподнял твердые чашечки надкрыльников и показал аккуратно сложенные в пачку тонкие с буроватыми прожилками крылья.
— Значит, ты все-таки летаешь! — обрадовалась Поденка.
— Летаю… Когда навоза поблизости нет.
Жук откатил драгоценный свой шарик в ложбинку и принялся так проворно выкапывать ямку под ним, что через минуту исчез под землей вместе с шариком.
Но долго тосковать в одиночестве Поденке не пришлось. Рядом, на косматую головку чертополоха опустилась прелестная Бабочка. Тут было чем залюбоваться: на синем бархате неба полыхал огнисто-красный цветок, а над ним лоскутками пламени колыхались пронизанные солнцем золотистые с черной каймою крылья.
— Полетайте со мной! — взмолилась Поденка. — Мир так прекрасен, а вот радость не с кем разделить.
— Летать ради удовольствия? — удивилась Бабочка. — И не боишься умереть с голоду? Я лично летаю только за нектаром.
Она привычно раскрутила длинный, свернутый спиралью хоботок и принялась высасывать из сердцевины цветка сладкий прохладный напиток.
— Замечательно вкусно! — похвалила Бабочка. — Садись рядышком, попробуй!
— Спасибо! — виновато вздохнула Поденка. — Мы, Поденки, ничего не едим. Мы живем всего один день и не успеваем похудеть за свой короткий век.
В эту минуту с озера пахнуло ветерком, и фиолетовые колокольчики начали чуть слышно вызванивать утреннюю песенку, а белые ромашки закивали в такт головками. Поденке захотелось послушать, но едва она пристроилась на мягкой желтой подушечке в середине ромашки, кто-то с жутким стрекотанием пронесся мимо и грузно шлепнулся в траву. Оказалось, по соседству приземлился большой зеленый Кузнечик.
— Как ты шумно летаешь! — упрекнула Поденка. — Оглушил даже. Не возись там, послушай, как нежно звенят колокольчики.
— Подумаешь — музыка! — пренебрежительно фыркнул Кузнечик. — Я куда громче могу тирликать. А эти колокольчики даже есть нельзя — сплошная горечь. Тьфу!
И кузнечик принялся с хрустом дробить челюстями какую-то сочную травинку.
— Беда с этими обжорами! — пожаловалась Поденка Ящерице, которая поглядывала на нее из-под куста. — Все бы им только есть. Ведь вы же вот музыку пришли слушать, не правда ли?
— Музыка музыкой, а тебе лучше бы все-таки улететь отсюда, — посоветовала Ящерица, облизнувшись черным язычком.
— Это почему же?
— А потому что ты сама чересчур съедобная.
— И вы могли бы меня съесть? — ужаснулась Поденка.
— Даже очень свободно, — призналась Ящерица.
— Ну, это уж слишком! — возмутилась Поденка.
Чтобы успокоиться, она долго порхала над лугом, любуясь стайками разноцветных бабочек. Кого тут только не было! Голубянки с небесно голубыми крылышками, красные Червонцы, Перламутровки, отливающие всеми цветами радуги, степенные Махаоны!
— Посмотрите! Вы только посмотрите, какое великолепное зрелище! — взывала Поденка к Божьей Коровке. — Уж вы-то, наверно, никого не едите — такая маленькая и изящная.
— А вот и ошибаетесь! Пусть маленькая, а все же настоящая хищница! — похвасталась Божья Коровка. — Я зелеными тлями питаюсь. На редкость сочное и вкусное блюдо! Вот разыщу их, приглашу тебя попробовать.
Божья Коровка взбиралась вверх по стеблю конского щавеля, и блик солнца катился по ее круглой лакированной спинке.
— Но вы ж сама совсем беззащитная! — удивилась Поденка. — Вами кто угодно может позавтракать.
— Не так уж много охотников! — заверила Божья Коровка. — Я такая противная на вкус — раз попробуешь, в другой не захочешь. Кроме того, я умею мертвой притворяться. Смотри вот!
Божья Коровка упала на землю, поджала лапки и целую минуту пролежала на спинке совершенно неподвижно.
— Тоже мне — артистка! — насмешливо уставился на нее зеленый Клоп, который только что наслаждался соком спелой земляники. — Я лично обхожусь без притворства. Едва почую опасность, так начинаю пахнуть — никто близко не решится подойти.
— Нашел, чем хвастать, вонючка! — заворчал пробегавший мимо франтоватый Жук-Бомбардир в синем мундирчике с оранжевой отделкой. — Я считаю, если защищаться от врагов, то уж чтобы с пальбой и дымом! Стрелять надо учиться. Держись там крепче за свою земляничку!
Жук-Бомбардир задрал кверху брюшко и с треском выстрелил струйкой едкой жидкости, которая тотчас превратилась в облачко и медленно поплыла по ветру. Ну, прямо как облако порохового дыма.
Невзрачный, с крыльями цвета жухлой листвы Бражник тоже не удержался от похвальбы.
— А мне ни стрелять, ни пахнуть не надо. От меня и так все шарахаются. Гляньте-ка!
Бражник вскинул верхние крылышки, и на Поденку грозно уста вились большущие черные глаза. Не сразу догадаешься, что глаза эти — просто яркие пятна на нижних крыльях бабочки Бражника глазчатого.
Испуганная Поденка невольно отпрянула в воздух и… чуть было не попала на обед острокрылому Стрижу. Она стала метаться, вилять и кружиться в воздухе столь проворно и ловко, что Стрижу вскоре надоело гоняться за ней, и он улетел искать более легкую добычу. Значит, природа позаботилась и о Поденке: не легко поймать такого воздушного акробата.
Солнце между тем подбиралось уже к середине неба, а от горизонта тянулись вослед ему многоярусные лиловые башни облаков. Самая высокая из них догнала солнце, и оно, стрельнув лучами в бойницы облачной башни, угасло. Тучи над озером отяжелели, хмурая синева копилась под ними на земле. И напрасно мельтешились в темном небе белокрылые чайки, напрасно выкрикивали на лету жалобные заклинания — разогнать крыльями тучи им так и не удалось.
Все неузнаваемо преображалось с каждой минутой, и Поденке стало обидно за Жука-Навозника, который не увидит в своем подземелье грядущего представления.
— Выкапывайся живей наружу! — закричала она, подлетая к тому месту, где зарылся со своим шариком Жук. — Сейчас здесь начнется что-то ужасно интересное и важное.
— Самое интересное и важное уже началось, — глухо прожужжал Жук из-под земли.
— Что же именно?
— А то, что я ем! — последовал горделивый ответ.
Впрочем, Поденке было уже не до Жука. По иссиня-черной туче стеганула ветвистая молния, и вся земля задрожала от оглушающего громового рыка.
— Страшно-то как! — пролепетала Поденка, прячась под широким щитом лопуха.
— Ничего страшного! — невозмутимо отозвалась Улитка, которую поначалу трудно было заметить в зеленом сумраке. — Обыкновенная гроза. После нее сырости больше, зелень сочнее. Хорошо!
И неторопливая Улитка опять принялась соскабливать жестким, как скребок, языком мясистую сердцевину лопуха.
Через минуту все пространство от неба до земли пронизали искристые стрелы дождя. По лопуху дробно забарабанили капли. Все спешили укрыться от грозы, только Лягушки в озере восторженно и громко приветствовали теплый летний ливень.
А потом снова выглянуло солнце, и расцвела над озером широкая дуга-радуга. И вновь все ожило: заулыбались посвежевшие цветы, бережно храня в пазушках листьев прозрачные капли, повылезали из укрытий и заспешили по своим делам жучки и паучки.
И наша Поденка еще долго-долго порхала над лугом и озером, заводила новые знакомства и не переставала удивляться открытиям, которые ждали ее повсюду. До вечера она успела повстречать другую Поденку и отложить у воды яички, чтобы не иссяк древний род Поденок.
Видела она, как уходило на покой солнце, даря земле на прощанье роскошную — в полнеба — зарю. Видела, как, сжимаясь, прячутся в воду лилии, как рождаются в небе первые звезды, и открывают глаза белые ночные цветы.
Усталая, с потрепанными крылышками Поденка засыпала под песню ночного соловья и думала о том, что прожила она очень долгую и замечательно интересную жизнь. Во всяком случае, она ничуть не завидовала Жуку-Навознику, который в этот прохладный ночной час завершал в подземелье свой непомерно затянувшийся завтрак.