154525.fb2
— А Демьян?
Кубин чуть улыбнулся:
— Этот молодец жив и здоров. Всё рвался сюда. Только я его урезонил — стал над отроками, командуй ими. Пойдём, я подробней тебе расскажу.
Я наклонился ближе к Кубину и прошептал:
— Как получилось, что ты, крещёный, меня, тоже крещёного, к язычнице привёз? А вера? Что-то не похоже на тебя, Власыч.
Кубин открыл рот, чтоб ответить, но у Мяги, наверно, был чуткий слух, и она, что-то мешая в бурлящем котелке, сказала:
— А его ко мне тоже язвлёным привозили. Много раз на ноги его поднимала. Вот и привёз тебя ко мне. А вера тут не при чём. Садитесь, бояре. Сейчас снедать будем.
Мяга окрикнула проходящую мимо девушку, несущую бельё:
— Ладушка, как управишься, подходи, поможешь.
Потом повернулась к нам. Посмотрела на меня и сказала:
— Послушай, что я тебе скажу, нерождённый. Все мы от одного создателя. Только сам люд разный. И вера у каждого разная. Но не в этом главное. Главное, какая она, эта вера. Чистая ли? И сколько её? Что есть человек? Сосуд. Что него влито, то и будет. — Мага помешала варево, подчерпнула немного и, подув, попробовала. — Только по-разному в нем всё варится. Но одной веры мало. Вера без любви слаба. Мой совет тебе, нерождённый. Делай всё с любовью. Даже с врагом сражайся с любовью. Не давай заменить в себе любовь на ненависть. Ненависть разрушает. Любовь созидает. Пусть будет ярость, но никак не ненависть. Помни об этом.
И, улыбнувшись, добавила:
— А переоделся бы ты, боярин. В исподнем не след трапезничать.
Эк, как она меня. А и правда, одёжа неподходящая.
— А где мои вещи?
— У меня.
Кубин вскочил и побежал к коню. Вернулся, неся сумы.
— То, что на тебе было, только на тряпки и годится. Я в сумы глянул, тут есть что надеть. Кстати, бронь твою вычистили и починили. Она тоже тут.
Когда я переоделся и вышел из дома, стол уже был собран. Ждали меня.
— Ну, вот. Другое дело. Проходи и садись. — Мяга показала на лавку.
Я сел и оказался рядом с Ладой. Девушка улыбнулась и поздоровалась:
— Здравствуй, витязь. — И покраснела. Мяга сказала, подмигнув мне:
— Все разговоры потом. Снедайте.
Каша с мясом, копчёная рыба и сбитень были необычайно вкусны. Я отвалился от стола первым и стал смотреть, как едят остальные. Мяга, прожевав, посмотрела на меня.
— Наелся, касатик? Тогда спой. Ведомо мне, что много ты песен хороших знаешь. А мы послушаем.
Я замялся. Честно говоря, петь не хотелось. Лада положила ладонь мне на руку.
— Спой. Пожалуйста.
— Ладно.
Что им спеть? Как назло все песни выветрились из головы. На ум приходила только «Времени река». Ладно, её и спою. И, собравшись, затянул:
— Грустные песни поёшь. Но хорошие. Ладно. — Мяга поднялась. — Поговорите пока, а мы с Ладой приберём здесь всё.
Мы с Кубиным пошли к реке.
— Ну, давай говори. Какие новости?
Кубин чуть замялся и, смотря под ноги, сказал:
— Новости не очень хорошие. Честно говоря, даже и не знаю, что сказать.
— Говори как есть. Как я понял, план удался, и монгол зажали с двух сторон.
Кубин кашлянул.
— Не совсем.
— Как так?
По-прежнему смотря себе под ноги, дед Матвей начал рассказывать:
— В общем, остатки тех двух тысяч, которые, как мы полагали, просто идут впереди, большой полк добил. Но! Тут чертовщина какая-то. Бояре говорят, что эти поганые единственные, что встретились. Больше не было.
— Не может того быть. А куда могли деться остальные? Не сквозь землю ведь провалились? Слушай, а может, они ушли какой-нибудь тропой?
Кубин помотал головой.
— Там нет троп, чтобы такое войско могло незаметно уйти и следов не оставить.
Мы остановились на берегу. Я смотрел на темную воду. Блин, куда могло подеваться столько войска.
— А кто темник, узнали?
— Нет. Пленных не брали.
— Зря. — Я в досаде сплюнул.
Млять! Нас обвели вокруг пальца. Темник выставил против нас две тысячи, а сам увёл остальных. Куда? Как? Какая у них цель? Уж точно не прогулка. Хорошей добычи по деревням не собрать, мало их тут. Городов крупных тоже. Из всех только Верши да Китеж. Ну, Китеж им ещё поискать. А вот Верши…
Я смотрел на реку. Крупный жук упал в воду и зажужжал, пытаясь взлететь. Раздался мощный всплеск рыбы, через мгновение вода успокоилась, и уже ничего не напоминало, что здесь барахталось насекомое.