— Так тебе цветы дороже, чем друзья? Мне холод врачами противопоказан! — возмутился, в свою очередь, Витек.
— Не стоит беспокоиться, — успокоила их Марина. — Нам, в общем-то, спать необязательно. Посидим, поговорим — когда еще такая возможность появиться? Или просто по воздуху пройдемся.
— Ветра нет, дождь скоро сляжет, я такие дожди знаю, они частые, но короткие, — пояснил Палыч. — Отогревайтесь пока. Давайте, Марина, я вам чаю налью. Сейчас поищу, где-то у меня и варенье припрятано было… Магазинное, правда, но все-таки…
Чеботарев слушал их разговор, слегка смежив веки. Усталость и тепло немного разморили его. Ему было приятно сидеть, вплотную прижавшись плечом к девушке, слушать долетающие будто через пленку тумана звуки голосов — скрипучий Палыча, и спокойный, мягкий — Марины. Сергей Степанович, казалось, задремал, закутавшись в какое-то тряпье и прислонив голову к стенке. Через щель за спиной слабо поддувало, и это раздражало, но в целом Чеботареву было тепло, как никогда. Витка тоже клонило в сон.
— Когда война кончилась, нас с Германии до Белоруссии составами перебросили, а через пару месяцев и полк расформировали, — вспоминал Палыч, позвякивая ложечкой в стакане. — Кто-то дальше поехал, кто-то там осел, а я подумал — что мне-то в семьянина превращаться? Подался на Урал. Там разрухи такой не было, но в деревнях ни рук не хватало, ни лошадей. Мужики местные кто с фронта вернуться не успел, кто и вовсе погиб. Вот я и пахал — и за мужиков, и за лошадей. Бабы изголодались, сама пойми… Днем в поле, вечером только штаны сменишь — и в клуб. Там танцы… Ночью… Ну, по разному. А утром снова на поле. Откуда силы брались, ты скажи, ведь жрать не особо чего было? А сейчас я смотрю — ну все вроде есть у людей, и хлеб, и масло, и хрухты. А дохлые все, как мухи осенью. Потому что продукты ненатуральные, колют их этими… как они…
— Пестициды и гербициды, — сквозь дрему буркнул Витек.
— Не матерись при женщинах! — рассердился Палыч. — Спи лучше, как спал!
— А ты даешь? — Витек зевнул и перекинул голову на другое плечо. — Сигарета твоя воняет, будто в ней вместо табака комары сушеные. И от твоих эротических мемуаров у меня сны нехорошие появляются.
— Сон есть продукт работы мозга, извлеченный из подсознания — внушительно изрек Палыч. — Вообще мозг отдыхает только полторы секунды в сутки. А у тебя он, похоже, полторы секунды в сутки работает. Вот какой у тебя мозг — такие у тебя и сны. Мои воспоминания ни при чем.
— Урыл, поздравляю — признался Витек, не открывая глаза. — Нет, это же надо, как телевизор человека преображает!..
Дождь утих. Марина осторожно, стараясь не беспокоить дремлющего Чеботарева, встала из-за стола.
— Пройдусь немного, — сказала она.
— Возьмите фонарик там, в ящике, — предложил Палыч. — Хотите, провожу? Ночь, все-таки…
— Спасибо, я сама. Здесь же территория, никого постороннего. И в крайнем случае у меня при себе и телефон, и газовый баллончик.
С этими словами Марина вышла за дверь.
— Хорошая девушка, — шепотом сказал Палыч задумчиво, доставая из под стола очередную бутылку с ряшенкой. — Правильная. Встретилась бы мне такая лет пятьдесят назад — я, может, и жизнь иначе прожил. Получил квартиру, нарожал детей, книжки бы их читал про войну.
— Ты Сергея усынови, тогда внуков нарожаешь, — так же тихо посоветовал Витек, прихлебывая чаю.
— С чего?.. Хочешь сказать, он с ней роман крутит? — Палыч строго свел брови и посмотрел на спящего Чеботарева.
— Роман не роман, так, повесть… Ты не видишь, что ли, как они друг на друга смотрят.
— Мало ли кто как смотрит? Это что ж такое? А почему со мной не посоветовались? Надо же знать, что он за человек, что он ей дать может? Я эту девчонку за первого встречного замуж отдавать не собираюсь! У него, может, намерения непорядочные?
— Ты ей вроде как не отец. Сама разберется.
— Дурак ты, Витька, — вздохнул Палыч. — Не отец, так что ж с того? Если бы у меня такая дочурка была, и умная, и красивая, и вежливая, и добрая, и… да я бы… И где вообще ее отец? Почему не волнуется, что девочки ночью дома нет?
— Нет никакого отца. Она с матерью живет.
— Вот видишь! А ты — "сама разберется"! Пусть разберется — а поучаствовать не помешает. Вот ты по жизни всегда сам и сам — так что, много наразбирался? Как был босяк, так и остался.
— Но-но…
— Не погоняй, не лошадь. Ей бы в куклы играть. А то этот, — Палыч почувствовал, как в нем просыпается легкая, малообъяснимая неприязнь к Чеботареву, — захомутает ее и к плите поставит.
— А ты ему запретить хочешь?
— Да нет. Просто хочу удостовериться, что человек хороший.
— Стал бы плохой человек тебе квартиру покупать…
— Это какую-такую квартиру? — строго произнес Палыч. Витек почувствовал, что проговорился. — Мы ж договорились — мне никакой квартиры не надо. Меня на погост отсюдова и понесете.
— Сюда людей неудобно на поминки звать, — сострил Витек. — Успокойся, Палыч. Имеешь ты право на склоне лет поспать на нормальной кровати?
— Я свою тахту не отдам, — сообщил старик. — Она все углы в моем скелете уже знает, приспособилась… Хотя, — вдруг воодушевился он, — если они вдруг поженятся, я квартиру им смогу завещать!
— Кто поженится? — подал голос Чеботарев, просыпаясь. Палыч и Витек смутились, будто их застали за обсуждением чего-то, совершенно их не касающегося.
— Да мало ли кто поженится! — буркнул Палыч. — Сейчас все сначала в ЗАГС бегут, а уже потом знакомиться начинают.
Чеботарев покрутил головой, поинтересовался отсуствием Марины и, узнав, что она пошла прогуляться, напустился на обоих:
— И вы ей позволили? Ночью, одной! Да у тебя, Палыч, здесь шаромыжники, халтурщики всякие живут в цеху! Что, если пристанут?
— Никто не пристанет, ребята нормальные, да и сил у них вряд ли хватит даже на то, чтобы на ногах стоять. Весь день пахали, — успокоил его Палыч, но Сергей Степанович успокаиваться не желал. Он встал, плотнее закутался в плащ и вышел на улицу.
— Переживает — значит, любит, — резюмировал Витек, когда за его приятелем закрылась аллюминиевая дверца.
Прошло минут десять. Витек и Палыч молча смотрели телевизор, потом старик вдруг заерзал.
— Может, и мне за ними сходить? — предложил сердито Палыч. — Что-то их долго нет. Чего это она должна неизвестно с кем ночью по заводам шататься?
— Только тебя им сейчас не хватает. Сиди уж, — угомонил его Витек. Палыч только вздохнул, но спорить не стал.
В этот момент раздался сигнал мобильного телефона. Витек схватил трубку.
— Да… — и вдруг сменил интонации, добавив акцента. — Та… Та, ошень коросо! Я встречать ворота у вас!
— Что стряслось? — поинтересовался заинтригованный Палыч, когда он дал отбой. Витек посмотрел на него и вдруг заулыбался.
— Так, по работе… Может, и в самом деле прогуляться нам с тобой? Выйдем минут через двадцать к воротам, заодно воздуха наглотаемся — что скажешь?
— Темнишь, — насупился Палыч. Но из Витька больше ничего нельзя было вытянуть. Он только загадочно посмеивался.
Марина между тем неторопливо брела мимо заводских стен, проводя пальцами по шершавой влагостойкой штукатурке. Темень прорезалась светом редких фонарей, к которым рабочие уже успели провести электричество, и оттого лампы не освещали территорию, а лишь обозначали ее границы. Она ни разу не включила фонарик, боясь нарушить это ощущение.
Пахло сырой землей и зеленью, и она вдыхала запах свежести, от которого успела почти отвыкнуть в офисе. Почувствовав, что с неба снова начинает капать, девушка поднялась по лестнице под навес вестибюля офисного здания. Громада завода теперь закрывала от нее полнеба, в котором из-за ненастья сейчас почти не было звезд. Но вдоль стен шли окна. Марина толкнула пластиковые створки, и запах краски начал таять, становясь все слабее.
Она стояла, ни о чем не думая, облокотившись ладонями о подоконник. Она чувствовала, как усталость уходит из нее, и ветерок относит ее к звездам. Она не знала, сколько прошло времени, расслабленность полностью окутала мышцы. Стукнула дверь, но когда она ощутила сзади чье-то присутствие, ни один инстинкт не напомнил ей о возможной опасности. Она так и осталась стоять, скорее чувствуя, чем догадываясь, что только один человек может так бояться спугнуть ее грезы.