У детей раздался плач:
В первый класс пришел палач.
Москва. Октябрь. Воскресенье. Утро.
Сон про Вольдемара и Акулину кончился. Я проснулся. Я снова я!
Потянулся и помчался по Тверской, верный спортивному девизу моей жизни «Run, Roland, run!».[173]
У ресторана «Макдоналдс», что стоит рядом с бардак-отелем, толпилась толпа быстроежек с гамбургерами в руках и устах. Пикник у обочины! Я перепрыгнул через рыгающую толкучку и устремился к площади Маяковского, обгоняя новорусские лимузины, которые в этот пробковый час гоняли по тротуарам на страх праздничным зевакам и витринным зрителям.
Горячее сердце билось сильно, но ровно. Мускулистая грудь вздымалась и опадала. Ноги мелькали, как шпицы в колесах. Я со свистом летел по Москве-красе. Воздух в ноздрях, ветер в ушах!
В процессе стремительного моциона заскочил на черный от народа рынок по названию Дорогомиловский. Предварительно удостоверился, что паспорт и доллары у меня в укромной мошонке, куда нет хода даже самой ловкой воровской длани. Я — опытный бегун туда-сюда, про которого никогда не скажут zonam perdidit![174]
Глядь — музейный работник манускрипты из-под полы продает.
— Какова красная цена литературного наследия родины? — возмущенно спросил я.
Побазарившись, купил по договорной цене скрижаль Пушкина с гарантией на пять лет. Когда вернусь в Америку, изумлю мир неожиданной публикацией. А до тех пор пусть рукописный раритет полежит в долгом кармане — сейчас облегающих трусов, потом кожаных панталон.
Московские улицы были галереями городских типов. Я рассматривал их en courant,[175] не заботясь о том, куда несут меня ноги в крылатых «Nike».
Вот многопузый офицер в фуражке с тульей-трамплином, как у южноамериканского диктатора. Над кровавой большевистской пентаграммой сверкает двуглавый орел. Форменная шизофрения!
Вот яйцеголовый мужчина в просветительских очках. Он рассеянно семенит наперекор народному движению, клюя носом в книгу «Закат Европы». Русский интеллигент au début du XXIe siècle.[176] Старина, пора сменить вехи!
Вот круглолицая блондинка, похожая на подсолнух. Красавица, отчего ты загляделась на меня? Так и хочется выжать из тебя масло!
А я бегу себе, бегу.
Гостиница «Россия». Памятник маршалу Жукову. Торговый центр «Манеж». Монументы и моветоны Москвы…
Вдруг меня ослепило золотое сияние. То был храм Христа Спасителя им. Лужкова, ку(м)пол которого сверкает на всю столицу. Кто сказал, что Москва — третий мир? Как раз наоборот!
— Да здравствует святая соборность! — воскликнул я, привлекая приветливые взгляды прохожан.
После приступа благолепия почувствовал себя, как лампочка в абажуре. «Забегу-ка к моим друзьям Водолеям без звонка, что принято в этой дружелюбной стране, — решил я. — Им будет приятный сюрприз, а мне — вкусный обед».
Через десять минут я уже был в водолеевском вестибюле, где вокруг меня сгрудилось все семейство: Гасхол Торезович, Роксана Федоровна и выводок их маленьких детей.
Я снял с себя футболку, носки и тренировочные брюки. Получился маленький мокрый сноп, который я вручил хозяйке дома.
— Ласковая мадам! Буду вам по-профессорски признателен, если вы выстираете мои вещи. Вы такая добрая!
Смущенная Водолейка опустила голову на когда-то высокую грудь. Меня тронул этот застенчивый жест, столь неожиданный в многолетней и многодетной матери.
— Сладкая сударыня! Вам не обязательно использовать стиральную машину: вполне приемлемой для меня будет ручная работа. А высушить все это вы сможете у плиты, после того как любезно утолите легкий атлетический голод, возникший у меня в результате беготни по Белобетонной.
Чародейка пошла мыть спорткомплект, а я — руки. Затем, сопровождаемый Водолеем и шайкой Водольят, прошествовал на знакомую до изжоги кухню. Усевшись подальше от детей, стал ждать появления хозяйки.
Отец семейства пустился в рассуждения о том, кто из членов Государственной думы черные колдуны. Среди последних, по его мнению, было много красных.
Вошла Водолейка с выстиранными вещами. Вскоре кухня наполнилась горячим туманом от сушившегося спорткомплекта и согревавшегося супа.
Когда хозяйка подсела к нам, я увидел, что на ее изможденных от родов щеках лежит грим. Кокетство волшебницы меня умилило, и я проронил:
— Страсть как есть хочется, милая Роксана Федоровна!
Через четверть часа я уже вовсю жевал.
Проглотив последнюю ковригу, хлопнул ладонью по столу.
— Благодарю за удивительное угощение. Ваш дом — мой ресторан.
Чародейка лучисто улыбнулась. Ее супруг, до этого вежливо наблюдавший за работой гостевых челюстей и чрева, поправил очки на вопросительном носу и обратился ко мне с разговором приватным.
— Был третьего дня в «Академкниге». Увидел там вашу монографию о Малюте Скуратове. Начал ее смотреть и зачитался, хотя английского языка, увы, не знаю. Очень интересное исследование! Мне рассказывали, что в Америке книга пользуется незаурядным успехом. Поздравляю!
— Отчего ж вы не купили ее по дешевке?
— Боюсь, мне еще десять дней тянуть до получки.
Я участливо улыбнулся расчетливому астралу.
— Цена кусается — жена ругается.
Водолея, однако, тянуло поговорить на более смертотрепещущую тему.
— Как по-вашему, Иван Грозный был экстрасенс?
— Нет, экстрасволочь.
Волшебник восторженно вздрогнул.
— Роланд, вы один из немногих западных исследователей, нутром чующих наши реалии. Я бы сравнил вас с хирургом, который скальпелем анализа рассекает больную плоть русской культуры, не смущаясь брызгами крови и гноя.
— Спасибо на доброй метафоре.
— Я говорю это в полном сознании своей объективности: вы никогда про меня не писали.
Последние слова моего фэна заглушили веселые визги Водольят, устроивших на кухне пищевой бой. В воздухе носились огрызки и отрыжки. Вот тебе и тьфу! Я поспешно встал из-за стола, дабы выйти сухим из рвотной ситуации. Кудесник умолял драчунов успокоиться, но те лишь посылали его туда, где не светит солнце.
Все смешалось в доме Водолеев.
Как золотую кость меня это покоробило, как бывалого батьку возмутило. Мои сыновья, несмотря на наследственно-игровое отношение к жизни, никогда бы не посмели так себя вести!
Я решил навести в чужом, но ставшем мне близком семействе порядок.
— Хочу ближе познакомиться с вашими отпрыщами, — сказал я чародейке, которая пыталась приручить детей при помощи пощечных поцелуев. — Я уже второй раз у вас в гостях, но до сих пор не знаю, что заставляет их тикать!
Водолеи согнали Водольят в кучу-малу. Я подошел к ним и принялся их рассматривать.
Детей было трое: пара мальчиков семи-восьми лет и крохотная девочка. Они не стояли спокойно на месте, а переминались на своих тонких ножках и произвольно гримасничали.
— Какие вы хорошенькие, — сладко прошептал я. — Как вас зовут, милые человечки?
Водольята глазели на меня разинув рты, из которых текли прозрачные детские слюни.
Хозяйка с материнской гордостью представила мне членов шайки.
— Дантон, Демулен, Гильотина.
— В этих именах чувствуется намек на некие исторические события.
— Когда дети родились, я писал диссертацию о Французской революции, — объяснил Водолей.
— Думаю, им трудно приходится в школе. Наверное одноклассники жестоко их дразнят по имени-отчеству. И поделом: ваши отпрыщи зверские шалуны!
— В школу они не ходят. Мы с женой даем им домашнее образование. Я веду с ними гуманитарные предметы, а Роксана — математику и астрологию.
Я понял, что Водолей любит своих детей не меньше, чем Водолейка.
— Дяденька, а почему ты голый? — спросил Дантон.
Я харизматически хмыкнул.
— Посмотри внимательно на мои чресла: они покрыты трусами «Austin Reed» стиля «super briefs».[177]
— Наша мама тоже сидит без ничего, когда общается с духами, — сообщил Демулен.
— Работа у нее такая, — сказал я и бросил взгляд на Водолейку. Разоблаченная волшебница была цвета винегрета!
Дантон, возбужденный репликой брата, бросился защищать ее честь: как многие первородные сыновья, мальчик испытывал к матери особенно теплые чувства. Он стукнул Демулена по башке, Демулен врезал ему в живчик, и кухня наполнилась новым раундом писков.
В ужасе от детской склоки Водолей вскочил на подоконник и прикрыл лицо руками.
— Ваши мальчики суть близнецы, — заметил я его супруге, которая осторожно приближалась к буянам с целью их усмирения.
— О нет, просто они оба похожи на маму! — Дебелая колдунья попыталась обнять остолопиков, но те лишь отбивались от нее руками и ногами.
— И на папу тоже. У вас с Гасхолом Торезовичем сильные гены. Сразу видно, что дети в мать-отца, а не в проезжего молодца!
Водолеи радостно поперхнулись. Даже Дантон, который к этому времени поверг Демулена на спину и пытался вонзить в него вилку, на секунду перестал мучить брата и посмотрел на меня с искренним восхищением.
Я показал на Гильотину. Она цедила из носа соплю и вытягивала ее в длинную желтую спираль.
— Ваша дочка прямо Гауди какая-то!
Водолей, все еще скрывавшийся на подоконнике, по-отцовски напыжился.
— Да, она очень артистичная.
— И очень хорошенькая. Осторожно! Лет через десять на нее начнут заглядываться похотливые подростки.
— А мы им дадим от ворот поворот. Правда, мой котик? — Некромант слез с подоконного насеста и притянул малолетку к себе. Та нехотя прильнула к грудной впадине папы, а потом укусила его за ухо.
Водолей закивал от боли.
— Ждем не дождемся, когда у дочки выпадут молочные зубы.
Гильотина чихнула и принялась ковырять пальцем в крохотной ноздре.
— Ах ты моя баловница, — умилился отец. — Что, опять простудилась?
— Дантон-гандон съел мой носовой платок, — пропищала мелкая ябеда и лягнула братика. Тот пнул Демулена в живот, и драка возобновилась, на сей раз при участии кулаков и каблуков.
Мальчики кровавые в глазах все больше меня раздражали, но я терпеливо ждал, пока родители разнимут израненных микробойцов.
— Ну-ка дети, ведите себя прилично, а то что подумает наш гость? — сказала Водолейка.
— На фиг он сюда приплелся, — пискнул Дантон. — Мы хотим мультики смотреть, а не с вами сидеть на вашей вонючей кухне!
— Дантоша, как тебе не стыдно! А ну сейчас же проси у профессора Харингтона прощения.
— Сама проси, раз ты в него влюбилась. Тили-тили-тесто, жених и невеста!
Водолейка покраснела. Водолей побледнел.
Я покрыл густым баритоном какофонию детских визгов.
— Гасхол Торезович! В мой прошлый визит ваша супруга совершила квартирный полет. Не могли бы вы сегодня продемонстрировать что-нибудь телекинетическое из своего репертуара?
В кухне наступила тишина. Даже Водольята на минуту забыли бесноваться и выжидательно сгрудились у ног родителей.
— Пап, покажи фокус! — завопил Дантон.
Дети в унисон запрыгали, сотрясая посуду и окна.
— Фокус-покус, как в цирке.
— Разрежь маму на половину.
— На три части.
— На четыре.
— А потом склей ее задом наперед!
Дантон выхватил финку, крикнул «Ужь я ножичком полосну, полосну!» и бросился на мать («Мы с ним сейчас читаем Блока», — шепнул мне Водолей). Но Демулен толкнул брата в спину, и тот лягушкой распластался на полу, не успев совершить противоестественное убийство.
Видавшая виды Водолейка быстро пришла в себя и принялась набивать детские рты тортом — взяткой за хорошее поведение. Тем временем ее муж потушил верхний свет, снял очки и вытащил из кармана пинпонговый шарик. После чего лег плашмя на стол и вперился в белую сферку.
Шарик вздрогнул, замер, потом снова вздрогнул.
Я вежливо ахнул.
Кухня продолжала наполняться клубами пара, исходившими от моих спортвещей, что придавало ситуации дополнительную загадочность.
Телекинетик перевернулся на спину, вынул спичку, приблизил гиперболоидный нос к красной головке и стал со свистом на нее дышать. В воздухе запахло серой. Спичка воспламенилась.
Я тут же прикурил от нее, вызвав восторг Водольят.
— Дяденька, дай сигарету! — крикнул Дантон.
— А что скажут родители?
— Они сами курят.
— Ну ладно, только не затягивайся!
Порочный мальчик откусил фильтр, выплюнул его в коробку с тортом и с наслаждением задымил. Демулен и Гильотина вырвали у меня пачку «Capri» и тоже запыхтели.
Хозяйка умильно посмотрела на меня.
— Как легко вы нашли с нашими малышами общий язык, — сказала она грудным материнским голосом.
— Детки, девки и домашние зверьки всегда льнут ко мне.
Я взял Дантона за шею и подержал его на весу. Дичок вырвался и демонстративно стряхнул пепел на папу.
— Ваши отпрыщи любят бесноваться.
— Да, иногда с ними просто беда.
— Раз ребенок озорник — головой его в нужник!
Супруги нерешительно вздрогнули.
— Хорошо ли это?
— Послушайте опытного папана! Карательные визиты в ватерклозет дадут детям больше, чем кнут и пряник. Забудьте доктора Спока. Воспитывайте потомство на фарфоре!
Водолей кротко посмотрел на меня сквозь очки.
— А вы, Роланд, оказывается, страшный человек.
— Какое вы слово сказали…
Меж тем Водольята, устрашенные перспективой стать пай-отпрыщами, убежали к себе в комнату. Оттуда начали доноситься гогот и грохот: звуки детского погрома.
Без чад на кухне стало как-то уютней. Водолейка рухнула на колени и принялась собирать с пола осколки посуды, а затем подмела его веником. Водолей задумчиво наблюдал, как супруга исполняет вековечный долг домашней хозяйки, и ел кусок торта. Я спокойно курил и ждал, когда высохнут мои вещи.
После того как колдунья кончила убираться, Водолей помог ей поставить веник в угол и что-то ей прошептал. До меня донеслись слова «Роланд», «помощь», «ночь». Водолейка ответила на шепот шепотом, кивнула, взяла мусорное ведро и вышла вон. Хлопнула входная дверь. Я все также курил и ждал.
Хозяин тем временем начал выказывать признаки беспокойства. Он крутил глазами, дергал кадыком, двигал бровями и ушами. Ему явно хотелось что-то у меня спросить.
Я положил мускулистую руку на его сантиметровое плечо.
— О’кей, Водолей.
Некромант накренился под тяжестью моей длани и учтиво испустил дух.
— У нас тут с женой возникла проблема… — Хозяин смешался и повесил нос на спинку стула.
Я ободряюще нахмурился.
— Коллега, вы видимо намекаете, что где брак, вы не мастак. Но не следует унывать! Рекомендую сочинение Алекса Комфорта «The Joy of Sex»,[178] снабженное изумительными иллюстрациями. Хитрая система половой акробатики поможет вам перестать хромать на третью ногу.
— Нет, речь идет о другом. — Водолей смущенно взглянул на Водолейку, которая к этому времени вернулась на кухню и стояла перед нами в позе «не верю своим ушам». — Сегодня вечером мы с женой идем на астральный космодром. Это на Воробьевых горах, рядом с трамплином. Там будет проводиться попытка массового вылета на Альфу Центавра. Экспериментом руководят ведущие махатмы.
— Мы проложим человечеству путь к звездам! — пояснила Водолейка.
Кудесник умоляюще посмотрел на меня сквозь очки.
— Обыкновенно мы оставляем детей под надзором Дантоши, но он мальчик увлекающийся. Бывает, что квартира терпит материальный ущерб, а его братик и сестричка получают травмы. Мы тут посоветовались и решили обратиться к вам. Не согласились бы вы сегодня ночью посидеть с нашими малышами?
— У вас мощная аура, она должна действовать на Дантошу успокаивающе, — добавила хозяйка.
Некромант нервно сглотнул.
— Диван в гостиной очень удобный. Роксана вам там постелит. А завтра утром, как только начнет ходить метро, мы будем дома.
— До утренней звезды, — подтвердила Водолейка.
— Но что если вы разобьетесь в лепешку на какой-нибудь далекой планете, и я останусь с вашими отпрыщами на руках?
— Уверяю вас, успех экспедиции гарантирован. Еще госпожа Блаватская доказала, что астральные перемещения в пространстве-времени не несут в себе никакого риска.
Я характерным жестом пощупал выпуклый бицепс.
— Дети для меня не экзотика. Я имею широкий опыт работы с разными возрастными группами, от младенцев до молодчиков, и со всеми умею говорить на присущем им языке.
Лица Водолеев выражали напряженное родительское внимание.
— Несмотря на моложавую внешность, я бывалый отец. Сыновья меня обожают, хотя вижу их редко, ибо бывшая жена ставит нашим встречам препоны. Так эта гарпия мстит мне за то, что во время брака я немножко распутничал.
Хозяева (со)чувственно вздохнули.
— Когда Харингтончики приезжают в Никсонвиль, скучно им не бывает. Днем мы ходим в тир, в театр, в трактир. А вечером я их укладываю спать, и они слушают у меня сказки, причем не обычные народные, а мои бесподобные. Часто эти баюшки-байки отражают мои научные интересы.
Умилившись при упоминании Роланда VI и Танкреда I, я вынул сигареты и закурил.
— Например, когда я писал книгу про Малюту Скуратова, то поражал детское воображение историями о боярском недоросле Мокруше, который становится сыном полка опричников и геройски себя проявляет во время разгрома мятежного Новгорода.
— Как это трогательно! — прошептала Водолейка.
— Так что, друзья, спокойно летите в космос. Я расскажу отпрыщам какую-нибудь занятную историю на сон грязнущий, а потом сяду смотреть телевизор. Сегодня будут давать фильм «Путевка в смерть», знаменитый триллер тридцатых годов.
Обрадованные супруги пошли собираться, а я надел уже сухой спорткомплект и проследовал в гостиную. Там я уселся в том самом кресле откуда месяц назад в первый раз увидел Флоринду. В мыслях я был далеко от кишащей детьми оккультной квартиры — за чертой Москвы в бархатном будуаре на бункер-даче…
Явились Водолеи и прервали мои мечтания. Рюкзаки за плечами, термосы под ногами — все говорило о том, что им предстоит неблизкий путь. Сознавая эпохальность начинания, в котором им предстояло участвовать, супруги вели себя героически, что значит обыденно: чесались, зевали, мигали.
— Желаю вам мягкой посадки! — улыбнулся я.
— Счастливо оставаться! — улыбнулись они.
— До встречи на родной земле! — улыбнулся я.
Водолеи взволнованно вышли вон. Я остался наедине с отпрыщами, которые продолжали бесноваться в детской.
Пора им показать, кто здесь босс!
Я открыл дверь в комнату и чуть не чертыхнулся. По стенам ходили огненные блики. Пахло стряпней. Посреди комнаты горел костер из книг («Бамби», «Буратино», «Бармалей»), над ним болталась корявая кастрюля. Вокруг костра прыгали Дантон и Демулен, а из кастрюли доносилось девчачье хныканье.
Дети играли в людоедов.
Я расправил плечи и педагогически заорал:
— Achtung Kinder![179] Сегодня вам не отведать du ragoût de Guillotine![180]
В два плевка погасил костер, вытащил из кастрюли покрытую солью и перцем жертву и сунул ее под одеяло. Затем поймал ее братиков, которые в приливе ярости ка(раб)кали(сь) по занавескам, и проделал с ними то же самое.
— Ты кто такой? — взвизгнул Дантон, ошеломленный непривычной расправой.
— Штатник, но душою русский.
— Президент Буш дурак!
— Сам дурак, — нашелся я.
Ребенок зверски скривился, и на мгновение его черты преобразились в рожицу врага рода человеческого. На лоб упала косая челка, под носом выросли квадратные усики.
— Ich gehe mit traumwandlerischer Sicherheit den Weg, den mich die Vorsehung gehen heisst![181] — заорал он.
— Hitler kaput! — отозвался я.
Пораженное молчание мальчугана свидетельствовало о том, что антифашистская реплика сработала. Я стал господином ситуации.
«Ну вот и хорошо, — подумал я. — Лиха беда начальник. Пора развлечь монстриков сказкой — мудрой, мучительной, мультикультурной».
Дорогие человечки! Слушайте историю про толстяка-босяка. Звали его Билли-Боб. По фамилии — Долтон. Отчества у Билли-Боба не было, потому что он был как американец, так и сирота.
Герой моей сказки был уродом из Арканзаса. Это забавный штат! Там среди сельского населения все женатики — родичи. Другими словами, кузен на кузенке лежит и в кузенке ковыряет. Зато какие в Арканзасе помидоры! Круглые, красные, лоснящиеся, размером со школьный глобус. Совсем как голова у Билли-Боба, которая, впрочем, со всех сторон была покрыта щетиной. А снизу с нее свисали внеочередные подбородки, тоже щетинистые. Но главной анатомической особенностью нашего антигероя было косматое брюхо, столь выдающееся, что пуп на нем торчал, как пик вонючий.
Дело в том, что Долтон любил поесть. Причем не только продукты из магазина. Увидит таракана — слопает. Поймает белку в колесе — живьем сжует. Птичка мимо уха пролетела — он в пасть ее хвать, прямо с клювом и перьями. Зато и внутри у него болело, и стул был жесткий.
Кроме того, Билли-Боб был страшный лентяй и лежебочка. Всю свою жизнь, вместо того чтобы усердно трудиться в попе лица на каком-нибудь примитивном поприще, жирник строил несбыточные планы. Эти гадкие грезы начались, когда он еще учился в школе.
В шестом классе он мечтал создать группу heavy metal[182] и стать рок-звездой, гастрономирующей по всему миру в окружении стада возбужденных фанаток. Но бесталанный толстопуз не умел играть на гитаре, что оставило музыкальный прожект в области секс-фантазии.
В восьмом классе он задумал поступить в мотоциклетную банду «Hell’s Angels»,[183] чтобы мчаться по шоссе на сверкающем «Харлей-Дэвидсоне», торговать и злоупотреблять наркотиками, а попутно совращать сочных фермерских дочерей из Айовы или Огайо. Однако эта идея тоже лопнула, так как оплывший оболтус не только не умел ездить на мотоцикле, которого у него и не было, но даже на велосипеде.
В десятом классе он решил получить квалификацию сутенера и переехать в столицу штата, Литл-Рок, где благодаря наличию сотен политиканов и лоббистов клиентов у него было бы хоть отбавляй. Но когда баснословный болван подкатился к одноклассницам с предложением поступить к нему на работу, они донесли на него директору, и тот устроил Билли-Бобу привод в полицию.
— А я когда вырасту хочу быть рэппером.
— Неужели в самом деле?
— Шалю я часто. Папу посылаю или матом с Демулькой и Гильоткой ругаюсь. А рэпперам все можно, они об этом песни поют.
Учеба давалась Билли-Бобу с таким трудом, что он только пукал от потуги, распространяя вокруг себя запах мускуса и метана. Школьники содрогались от его вонючести, но балда и брюхом не поводил, и в проход не дул. Жирник с превеликим трудом переходил из класса в класс, и то только потому, что мама грозилась его повесить, если он не получит на экзаменах три с минусом. Иногда, правда, даже такой убийственный стимул не помогал, и дурака оставляли на второй год. В результате остолоп окончил среднюю школу в среднем возрасте.
— А я учебу бросил.
— Почему?
— Мне не понравилась эта фишка, что предки впаривают мне науки всякие.
— Но папа хочет, чтобы ты стал магом, как он.
— А че я ботан какой-нибудь, чтоб весь день книжки читать. Пусть Демулька с Гильоткой читают, они маленькие.
После получения диплома двоечника Долтон отказался найти себе место в арканзасской экономике и лишь коптил небо да портил воздух. Он жил на инвалидное пособие, которое получал по причине супертучности, и только радовался, что налогоплательщики вкалывают на заводах и в офисах, дабы субсидировать его праздное существование.
Добавлю, что по причине билли-бобовских пороков Дед Мороз отказывался приносить ему подарки, даже когда дурак ходил в детях. Советую вам, милые человечки, задуматься над этим фактом.
— А нам подарки приносит не Дед Мороз, а Дед Молох.
— И помогает ему не Снегурочка, а Скелеточка!
Несколько слов о политических взглядах нашего антигероя (да, были у него и такие). Он поддерживал демократическую партию — тезка-Клинтон ему импонировал. «Свой парень, в доску», — бормотал он, когда видел на экране телевизора ухмыляющегося президента, уличенного в очередной раз в каком-нибудь скандале. А про Хилари только и повторял в бессильном вожделении: «Краля что надо!», мастурбийно гладя себя по длинношерстным грудям.
— Папа говорит, что тетя Хилари ведьма, но интеллигентная.
— Однажды он сказал маме, чтобы она сделала себе стрижку, как у нее.
— А мама его за это стукнула по голове половником!
Впрочем, голосовать Билли-Боб не ходил. Он был убежден, что американское правительство (за исключением президента Клинтона) контролируется зловещими андроидами синтетического производства, которые на вид похожи на людей, но внутри работают на полупроводниках и шарнирах. Их лидером, с ужасом считал Билли-Боб, был вице-президент Альберт Гор, чья скованность в движениях и любовь к заумным словам выдавала его нечеловеческую сущность.
Дорогие Дантон, Демулен и Гильотина! Вы человечки смышленые и знаете что такое бациллы и бактерии. Полагаю, родители рассказывали вам про силу мыла и трогательность туалетной бумаги. Ведь все цивилизованные люди боятся заразы: дети клозетной, взрослые сексуальной.
Другое дело дурень Долтон. Это был грязун что не надо. Паразит сам, Билли-Боб был ареалом распространения низших, беспозвоночных животных. Рук никогда не мыл, ходил повсюду ногами, выдавливал жир из пор и смазывал им ржавый мотор пикапа, который, впрочем, не работал с тех пор, как у хозяина цилиндры пошли набекрень. Во влажных, тенистых местах его тела росли грибки, разумеется, ядовитые, а плоские ступни были покрыты плесенью.
— Я хочу, чтобы на мне тоже росли грибки. Я буду их собирать и варить из них вкусный суп. Потом угощу им маму с папой, а Дантошке и Демулешке ничего не дам!
Круглые сутки от Билли-Боба воняло как от коллекции французских сыров на пляже в Ницце.
— А сыр «Российский» не воняет!
Манера одеваться толстопуза отражала его негигиеничность. Со времен отвратительного отрочества остолоп каждый день носил одно и то же: дырявые шорты от пуза до конфуза и черную майку с надписью «If you don’t like my face, you can kiss my ass».[184]
— Что это значит?
— Приглашение в испражнение.
Итак, в Билли-Бобе все было некрасиво: лицо, одежда, поступки. Он представлял собой наглый, нудный нарост на теле общества, и ничего возвышенного, ничего благородного не было в его жизни.
Несколько слов о местожительстве грязуна. Билли-Боб обитал по ту сторону железнодорожных рельс, в когда-то передвижном доме типа «трейлер», стоявшем посреди пыльного пустыря. Воздушный кондиционер, столь необходимый на юге США, не работал, ибо муниципалитет отключил электричество за неуплату. Как и прочие жилищные услуги, в том числе клозетные. Паршивый пикап простака был перманентно припаркован перед халупой и вместо колес стоял на колодках. Пешеходы обходили трейлер стороной, вблизи него не играли дети, и даже арканзасские стервятники отказывались кружить над ним. Соседи остолопа, видавшие виды ку-клукс-клановцы, были вынуждены переехать в другую трущобу: только наш антигерой повадился ходить до ветру во двор, их как ветром и сдуло.
Этим билли-бобовские проблемы не исчерпывались. Он не имел ни матери, ни подруги — первая умерла от горя, вторая от отвращения. Добавлю, что спортом толстопуз не занимался, книг не читал. День-деньской болван болтался без дела. Он часами прел на топчане перед неработающим телевизором, в компании с единственным близким ему существом — собакой по кличке Wings.[185] То был лысый питбуль, названный Билли-Бобом так отнюдь не в честь советского прокурора Крыленко, заслуженно павшего жертвой сталинского произвола. Как я уже сказал, оболтус был круглый невежда и даже не знал, что есть в мире страна Россия.
— А у нас раньше жила морская свинка. Ее звали Веснушка, потому что у нее на мордочке были рыжие крапинки. Папа говорил, что когда-то она была красивой девушкой, но злой волшебник превратил ее в животное. Как-то мама уехала на дачу, и папа попробовал превратить Веснушку обратно в девушку, но у него ничего не получилось. Потом Гильотка сказала про это маме, и она отнесла Веснушку в медицинскую лабораторию, чтобы там над ней делали эксперименты.
Однажды балде пришло письмо. Это было редким для него событием: кроме повесток в суд и бесплатного эротического каталога «Southern Stud»,[186] почтальон никогда ничего ему не приносил.
Билли-Боб проковылял в гостиную, грохнулся на топчан, едва не опрокинув стоявший на телевизоре пластмассовый бюст Элвиса Пресли, и принялся вертеть конверт с письмом в шестипалых руках. Конверт был дорогого вида, из плотной бумаги хорошего качества. На нем золотыми каллиграфическими буквами было выведено:
Mr. Billy-Bob Dalton
2584 Bull Connor Drive
Sour Hollow, AR 24709
— Дяденька, переведи!
— Г-ну Билли-Бобу Долтону
проезд Булл Коннор, дом № 2584
Саур-Холлоу, Арканзас 24709
— Когда папа получает письмо, он берет калькулятор и проверяет смысл цифр в почтовом индексе. Если смысл плохой, они с мамой рисуют мелом на полу звезду, ставят вокруг свечи, а потом сидят там и что-то бормочут. А если хороший, ведут нас в парк и мы катаемся на аттракционах.
Аховый адресат принялся гадать, кто же мог написать ему письмо, да еще такого шикарного вида. Думал-думал, да так ничего и не придумал, только пузо заболело от потуги. Тут ему пришла в голову мысль, что если оставить роскошный конверт как есть, то его можно будет загнать за большие деньги. Любопытство, однако, взяло вверх над жадностью. Билли-Боб разодрал конверт длинным нестриженным ногтем, зазубренным, как пила, и вытащил оттуда открытку с изображением танцующей пары. Под картинкой был печатный текст, набранный тем же красивым шрифтом, что и адрес.
«Ни фига себе, — подумал он, — сиди тут теперь и читай эту муру».
Простак по слогам и вслух начал разбирать слова под картинкой, напрягая все мускулы, особенно ягодичные.
Текст гласил:
Дорогой друг или подруга! Ассоциация выпускников средней школы им. Джеферсона Дэвиса города Слипи-Ривер сердечно приглашает Вас и Вашего/Вашу супруга/супругу/партнера/партнершу на праздничный вечер по случаю юбилея выпуска 1990 года. Праздник состоится в субботу 20 июня в актовом зале школы. Начало в 7 ч вечера. Надеемся увидеть Вас на нашей встрече!
Школу, надо сказать, Билли-Боб не любил, ибо никогда не пользовался там популярностью. Тем не менее по прочтении приглашения оболтус расчувствовался. Он вспомнил, как сидит в классе на уроке истории. Худая училка рассказывает про худого Авраама Линкольна, врага всех южан, а Билли-Боб тайком пожирает под партой бутерброд с арахисовым маслом и млеет от ненависти к аболиционистам-янки… Так что, несмотря на отсутствие у него супруга/ супруги/партнера/партнерши, болван решил пойти на праздник.
Настала долгожданная суббота. С утра Билли-Боб особенно много потел от волнения. Он нигде не мог найти себе места: ни на кухне среди любимых объедков, ни на топчане перед сломанным телевизором, ни в конуре питбуля. Часы и минуты медленно ползли друг за другом, как дождевые червяки по арканзасскому чернозему.
Наконец солнце начало клониться на запад. Для Билли-Боба, который за месяц до того загнал ходики «Timex» в пивном баре, это значило, что пора готовиться к празднику.
Грязун принялся прихорашиваться. Вымыл лицо слюной, разогнал с головы вшей, с торса блох, а с конфуза крабов, после чего обратился к насекомым с речью: «Не волнуйтесь, мои маленькие друзья! Когда я вернусь домой, мы снова встретимся. А пока поживите на Уингзике». Затем для свежести надел майку задом наперед, намотал вокруг щетинистой шеи галстук с голыми красотками, заказанный из каталога «Southern Stud»,[187] и натянул парадные кроссовки.
Лето в Арканзасе жаркое и влажное, как парная баня, в которой Билли-Боб никогда не был. По причине отсутствия денег — толстопуз тратил все инвалидное пособие на порнографические журналы — он отправился на праздник пешком.
— Наша мама однажды нашла такой журнал у папы в портфеле. Сначала она разозлилась и стукала его по голове веником, но папа сказал, что он ему нужен по работе, и мама его простила.
Хотя солнце уже близилось к горизонту, на дворе было 40°. Вскоре майка с шортами набухли от пота, а с ними и галстук, но Билли-Боб упорно шагал по разнообразным гетто и гадостям. Через час родной поселок Саур-Холлоу остался позади, и грязун вышел на шоссе. По обе стороны дороги простирались помидорные плантации, на которых трудились зэки из местных тюрем под присмотром конных надзирателей.
Где-то еще через час толстопуз увидел знак:
Sleepy River
The Florence of Arkansas
Population 16, 275[188]
Стемнело. Билли-Боб ковылял мимо красиво подсвеченных семейных домов, где жили чистые, подвижные, трудолюбивые люди. Впрочем, болвану до них дела не было — мысли его витали совсем в другой области. Он думал о том, что может быть встретит на празднике свою первую любовь, Эшли Снутс. Все эти годы наш антигерой помнил ее пышную, как пирожное, фигурку и длинные светлые волосы. В школе Эшли выказывала ему полное презрение и при одном его запахе задирала надменный победоносик, как у Николь Кидман…
— А кто это?
— Знаменитая актриса, похожая на мою бывшую жену.
Да, в те далекие годы Билли-Боб был для Эшли менее интересен, чем мешок с мусором, тем более что в двенадцатом классе к ней пришла большая, настоящая любовь. Весь последний год учебы расцветающая блондинка предавалась подростковому сексу с Тимом Стивенсом, сыном мэра Слипи-Ривер и некоронованным королем школы. Тим был спортивного типа парнем, который охотно дубасил дурака, когда тот позволял себе пожирать или говорить в присутствие Эшли сальности.
Пока оболтус топал по тротуарам Слипи-Ривер, в его воспаленном мозгу оформилась фантазия: он охмуряет Эшли и уносит ее с собой, они в каком-нибудь укромном мотеле пожирают десять гамбургеров на пару, а потом вертятся в любовном исступлении на покрытых кетчупом простынях, в порыве страсти отрыгиваясь друг другу в лицо и зад.
В похотливых мечтах и мыслях Билли-Боб и не заметил, как оказался у здания школы. Он пересек до боли знакомую автомобильную стоянку, где Тим с приятелями когда-то смеха ради переезжали через него на машинах, и жирным пузырем присоединился к потоку нарядно одетых людей, вливавшемуся в школьные двери. Балбес с изумлением увидел, что у одноклассников и их супругов/супруг/партнеров/партнерш отсутствуют прыщи и болячки, которые он начал разводить еще в детском возрасте.
— Мы в школу не ходим, поэтому у нас нет прыщей.
— Зато у мамы на щеке бородавка, но она ее пудрит.
Вместе с другими гостями болван направился к столу, где члены оргкомитета праздника регистрировали его участников.
Билли-Боб узнал хорошенькую Ким Зарецки, подружку Эшли, с которой та когда-то была неразлучна, и приветливо подполз к ней. При виде ухмыляющегося балбеса Ким содрогнулась, но потом все-таки собралась с силами и выдала ему пластмассовый значок с надписью: «Hi! Long time no see! I’m Billy-Bob Dalton».[189]
Толстяк наклонился вперед, демонстрируя порнуху на галстуке, и доверительно дыхнул на Ким внутренними ароматами организма.
— Эшли здесь?
— Да, кажется, — неохотно ответила молодая женщина и еще раз вздрогнула.
Довольный Долтон первым делом решил утолить голод. «Пора заморить червячка», — пробормотал он и покатился к столу с закусками.
Хотя там имелся богатый выбор салатов и сушек, у обжоры на них живот не лежал. Вместо здоровой, малокалорийной пищи он налег на мясную. За несколько минут несколько окороков оказались в билли-бобовском брюхе. Небольшой перерыв на переварку — и толстяк снова пошел в гастрономическую атаку.
Тут он нечаянно лизнул длинную красную рыбу, лежавшую на овальном блюде в середине стола. Вкус ему понравился.
— Что за дрянь такая? — спросил он соседа, деликатно хрустевшего стручком сельдерея.
— Атлантический лосось, — ответил тот и застыл в омерзении, когда Билли-Боб сунул одну рыбину в рот, а другую — в ширинку шортов.
Не буду далее описывать кормежку оболтуса — я слишком утончен для этого.
— Ну дяденька, ну пожалуйста, опиши!
— Нет, милые человечки, хотя я in loco parentis,[190] я все-таки не loco![191]
Где-то через час балда насытился. Он вытер все двенадцать пальцев о шорты и осоловело осмотрелся. Зал был полон народу. Элегантные выпускники и выпускницы обменивались школьными воспоминаниями, держа в руках бокалы с белым вином или минеральной водой. Вокруг то и дело раздавались буржуазные реплики.
— Бренда рассталась с ним после того, как превзошла его в духовном развитии.
— А рядом чудесный парк, где по утрам можно заниматься тай-чи.
— Я стригусь у Джоржио, хотя он очень эмоциональный.
— Вложи проценты в фирму по разработке компьютерных программ, а потом спиши их с налогов.
— «Тойота-Секвойя» машина все-таки более солидная.
— Когда мы в первый раз отвели Джимми в ясли, с ним случился припадок, но теперь он обожает туда ходить.
— Мне кажется, они у нее искусственные.
— Ты не поверишь, кого я только что видел! Помнишь этого дурака Долтона?
Толстопуз слонялся по залу и слушал счастливые разговоры. Он испытывал щемящее чувство одиночества, а также острую потребность смочить чем-то холодным иссушенную лососем глотку.
— Где здесь дают пиво? — рыгал он каждому встречному, но одноклассники лишь шарахались от него в надветренную сторону.
— Мы с Демулькой тоже любим пиво!
— А я люблю вино, потому что я девочка.
Наконец кто-то показал Билли-Бобу на холодильник, стоявший на другом конце зала. Подкатившись туда, жадюга схватил пригоршню банок «Будвейзера», сел в углу и принялся лакать их содержимое.
Следует сказать, что организаторы позаботились не только о еде, но и о музыкальном оформлении праздника. Ровно в восемь на сцену вышел струнный квартет городской ассоциации баптистов.
Раздались аплодисменты. Баптисты ударили в смычки. В зале зазвучали хиты школьной юности собравшихся типа «With a View to a Kill»[192] и «Dude Looks Like a Lady»,[193] которые квартет исполнял в мягкой, неназойливой манере.
Начались танцы. Дамы и господа плясали, как республиканцы, то есть не двигая туловищами, но слегка переступая с ноги на ногу и производя пассы руками. Впрочем, мы уже знаем, что Билли-Боб обожал музыку heavy metal[194] и никакой другой не признавал, поэтому струнные баптистские мелодии оставили его равнодушным. Для балбеса что ламбада, что баллада!
— А мы с Демулькой слушаем Мэрилина Мэнсона.
— А я люблю «Ин Синк».
— Гильотка-идиотка! Гильотка-идиотка!
— Я папе на вас скажу, и он вас в крыс превратит!
— Молчать, человечки!
Толстяк угрюмо смотрел на веселящихся одноклассников, опоражнивая банку за банкой, и утешал себя мыслью, что эти диетики в зад ему не годятся.
Но вот кончилась последняя банка. Билли-Боб с трудом поднялся на ноги и принялся вертеть головой, пытаясь найти Эшли в праздничной толпе. Баптисты заиграли «Shake Your Booty»,[195] причем как-то особенно сладостно. И тут сквозь сентиментальный музыкальный фон оболтус уловил звук знакомого звонкого голоса, которого не слышал со времен президентства папы бушского.
У дверей зала, где было потише, стояла стайка женщин. Среди них смеялась и щебетала первая билли-бобовская любовь, такая же блондинистая, крутогрудая и длинноногая, как десять лет назад.
Балда нацелил на стайку пуп и затопал туда. Когда он подошел к Эшли, она рассказывала подругам о детях и об успехах мужа-адвоката, того самого Тима, который когда-то бил Билли-Боба.
— В прошлом году мы провели отпуск на Бермудских островах, а в этом году едем на Багамы, — весело сказала молодая матрона и отпила глоток из бокала с минеральной водой, в которой плавал ломтик лайма.
Оболтус смутно представлял себе, что Бермуда — это курорт на Тихом океане, а Багамы находятся где-то в Африке. Но не это его занимало.
Он ткнул женщин брюхом, сбив некоторых из них с толку, если не с ног, и плотоядно ощерился:
— Пончик, привет!
Ошарашенные экс-школьницы онемели. Билли-Бобу только этого и надо было.
— Эй, красухи, как дела? Вы не замечали, что у нас в городе все больше мокроспинников? Скоро здесь никто не будет говорить по-американски. Захожу я вчера в «Хутерс», а там половина народу сидит в сомбреро. Как инвалид здоровья я протестую! Проклятые мексиканцы отнимают у нас, коренных арканзасцев, работу.
Дамы в изумлении смотрели на оплывшую обомшелую фигуру. Некоторые побледнели от ужаса, Эшли в первую очередь.
Билли-Боб принял страх за похоть.
— Помнишь старого друга? — заорал он и обхватил красавицу за талию. — Беби, пойдем потанцуем. Тебе будет со мной хорошо, гарантирую!
— Отстань, урод! — Возмущенная жена и мать стукнула болвана бокалом, обрызгав его «Perrier», но тот даже не моргнул.
— Давай-давай не ломайся, я те покажу настоящий арканзасский класс!
— На помощь! На помощь! — умоляюще закричала Эшли, простирая руки к испуганным подругам.
— Ты, я вижу, с темпераментом, — ухмыльнулся угристый ухажер. — Это хорошо: люблю когда чувиха в кровати вопит и брыкается! (За прошедшие годы Билли-Боб насмотрелся порнографических видео и поэтому считал себя знатоком женской психологии, а также анатомии.)
Грубиян сунул Эшли под вонючую мышку, оттопырил попу, заполнив ею треть помещения, и принялся скакать под мелодию «Let’s Spend the Night Together»,[196] неуместно зазвучавшую как раз в этот момент. При каждом скачке он орал: «Расступись, братва, я — Кинг-Конг», — и радостно отрыгивался.
Наконец баптисты заметили переполох в зале и перестали водить смычками по струнам. В наступившей тишине вопли Билли-Боба звучали особенно грозно, крики Эшли — особенно жалобно.
Увы, Тима там не было. За полчаса до этого он уединился в туалете с приятелями, чтобы побаловаться по старой памяти травкой.
— Я не люблю марихуану, я люблю экстази.
— Ты, Дантон, сначала подрасти, а потом употребляй наркотики!
После второй самокрутки Тим все-таки услышал Эшлины крики, хотя и находился в приятном расслаблении. Адвокат бросил душистый бычок в бачок, махнул приятелям, — пошли, мол, морду бить — и помчался на тревожный зов. Когда Тим увидел образину, тискающую любимую жену на глазах у всего выпуска, он осатанел. Могучий юрист вырвал полубессознательную матрону из вражеской мышки, отвел ногу назад — и ботинок 50-го размера утонул в мрачном ущельи между мохнатыми полушариями.
Простак распластался на потолке.
Тим и его команда соскоблили Билли-Боба оттуда, выкатили на улицу и выбросили в кювет.
Болван лежал в темноте, подперев голову о тротуар, и стонал от боли и унижения. Заодно он строил планы мести счастливой чете Стивенсонов. То он думал устроить в их фешенебельном доме помойку, то похитить Эшли и насильно ее закормить, чтобы она по размерам стала похожа на его покойную родительницу. Тут Билли-Боб зарыдал, орошая асфальт нечистыми слезами. Ведь, милые человечки, даже у самого сального свина есть в душе хлевок, где преет любовь к заветному и дорогому. Этим для нашего антигероя была его мертвая мама — пусть тоже толстая, щетинистая, злобная, но по-утробному ему близкая. Госпожа Долтон умерла от несварения желудка вскоре после того, как Билли-Боб окончил школу. Не имея денег на похороны, толстопуз закопал ее за трейлером. Когда в его жизни наступали трудные минуты, он выходил во двор, вдыхал родной трупный запах и сразу чувствовал себя лучше…
Балда пролежал в кювете не минуту, не час, а всю ночь. Праздник давно закончился, выпускники разъехались по домам и кондоминиумам, а он все еще валялся там, где был брошен своими мучителями.
Наступило утро. Вскоре арканзасское солнце, столь полезное для пресловутых помидоров, уже пылало вовсю, но избитый изгой продолжал страдать и валяться напротив теперь уже окончательно ненавистной школы. Лишь где-то около полудня, после того как пара полицейских велела ему в прямом и переносном смысле очистить обочину, заковылял он обратно к себе в трейлер.
— А я в прошлом году к нам милицию вызвал.
— Зачем, дорогой Дантон?
— Чтобы брательника с сеструхой в детдом отдали.
— И что, получилось?
— Не. Родители подняли конкретный шухер, хотели в угол меня поставить. Но потом они успокоились и сказали, чтобы я так больше не делал.
Придя к себе, Билли-Боб повалился на топчан, вытащил из ширинки теплого лосося — сувенир школьного визита — и подложил его под голову. Подложил — и задумался: как ему быть, что делать, куда пойти.
Вдруг в желудке у него заиграло, в пищеводе защемило, в глотке защекотало, и из ненастной билли-бобовской пасти высунулась блестящая белесая башка размером с десятицентовый гривенник. За ней волочилось длинное белесое тело, похожее на макаронину.
Башка завертелась, принюхиваясь к окружающей среде (глаз у нее не было), и потянулась к лососю.
— Здравствуй, дружок, — сказал про себя изумленный обжора. Сказать вслух он ничего не мог, ибо склизкий незнакомец закупорил ему голосовые связки.
Рядом с топчаном раздался стук: это питбуль Уингз упал в обморок.
Билли-Боба озарило. «Вот почему все эти годы я так много жрал, вот почему у меня все время болело брюхо», — подумал он и понимающе булькнул.
Глист — ибо то был он — шмякнулся о розовую рыбину и принялся ее сосать, прямо под носом у толстяка. А потом окончательно вылез из Билли-Боба, вытянулся на полу — длиной гаденыш был с недобрый метр — и потащился к двери.
Паразит полз, подрагивая от усилий, по грязному ковру, грязному коридору, грязному порогу, грязному двору. Даже видавший виды червь не мог больше переносить неразборчивости в еде своего носителя. Он хотел найти себе нового невольного хозяина.
Милые Дантон, Демулен и Гильотина! На этом моя сказка кончается. Мораль ее проста: если будете грязны, то помрете до весны.
Приятных кошмаров, дорогие человечки!
Беги, Роланд, беги! (англ.)
Он потерял мошну (лат.).
На бегу (фр.).
В начале двадцать первого века (фр.).
Суперкороткие (англ.).
«Радость секса» (англ.).
Внимание, дети! (нем.)
Рагу с Гильотиной (фр.).
Я иду куда велит мне Провидение с уверенностью лунатика (нем.).
Тяжелый металл (англ.).
«Ангелы ада» (англ.).
Если вам не нравится мое лицо, поцелуйте меня в задницу (англ.).
Крылья (англ.).
«Красавчик Юга» (англ.).
«Красавчик Юга» (англ.).
Слипи-Ривер. Флоренция Арканзаса. Население 16 275 чел. (англ.).
Привет! Давно не виделись! Я Билли-Боб Долтон (англ.).
Исполняю родительские функции (лат.).
Сумасшедший (исп.)
«Перспектива убийства» (англ.).
«Чувак похож на леди» (англ.).
Тяжелый металл (англ.).
«Тряси седалищем» (англ.).
«Давай проведем ночь вместе» (англ.).