«Да хоть и решила девка счеты со своей собственной жизнью свести - кто ей помешает? Не на порог, так и в петлю могла… Тут не остановишь. Она всегда была чумовая. Хоть бы и, прошлой осенью. Только ведь поддался я на ее уговоры. Поддался… И «братком» ее посчитал, а не бабой тогда. Надо ли было так? А все ж позавидовать можно: держал человек на ладони свою мечту Не каждому дано… Не…»
Глянув на реку, Женька увидел вроде бы плывущий камень. Потом догадался - ватная стеганая телогрейка так выглядит средь белых бурунов и серых проплешин отсвечивающей воды. А следом чуть подальше от этого плывущего камня появилась у скальной стены отбойного берега смоляная лодка. Нет, часть ее, без кормы. И виден был ему желтый излом досок.
«Что за ерунда? Лариса же на оморочке пошла… - подумал он. - Откуда же лодка?»
- Лодка, инспектор! Телогрейку несет! - заорал Женька и, ухватившись за длинный натянутый линь, которым была принайтована к суку кедра лодка, перегнулся вниз.
- К какому берегу ближе? - спросил Шухов.
Снова Женька впился глазами в реку, отсвечивающую на солнце. Лодку он нашел взглядом сразу, но плывущего камня не было.
- Пропала куда-то! Нет, вон плывет!
- Да где же? Не вижу!
- В заводь, в заводь несет1
- Жива?
- Что? Телогрейка-то?
- Какая телогрейка?
- Телогрейка плывет! Телогрейка!
Теперь и инспектор приметил: в блестящей пороговой зыби перекатывается что-то темное, похожее на камень.
- Трави линь! - крикнул он наверх Женьке.
- Подождите! Не хватит! - отозвался тот.
- Трави! - И инспектор повернул рукоятку газа.
Дюралевая плоскодонка чуть подсела на корму и рванулась вперед.
«Только бы не промазать, не проскочить мимо! - молил про себя Семен Васильевич. - И не потерять этот камень из виду…»
Инспектор не сводил взгляда с плывущего темного вспученного бугра. Сбоку от лодки шлепнулся в воду отпущенный Женькой конец, но Семену было не до того. Он протянул руку к стеганому, промасленному бугру телогрейки, схватил рывком, потянул на себя, в лодку.
Женька ничего не понимал. С ума спятил инспектор, что ли? Ведь кричал же, предупреждал он его! Не хватит конца! Так нет, понесся, оглашенный. А теперь уставился на утопленницу, словно привидение перед ним. За чем пошла, то и нашла. От дуреха, да уж не дуреха, а просто труп. Но что Семен-то думает? Вот-вот потянет лодку под залом, проскочит она мимо заводи с гротом. А он и в ус не дует! Мотор выключил? Выключил! Ну дела!
Линь болтается посередь заводи, угодил на деревцо…
Да что ж такое?
Потоптавшись, Женька сплюнул, скинул сапоги:
«Ну дура, она дура и есть. Чего убиваться. А ты-то что, инспектор? Право, сбрендил».
- Семен! Семен! - орал Женька что было мочи. Ему еще думалось, что инспектор обернется на его крик, поймет, что происходит. Не тут-то было. Тащит телогрейку в лодку, того гляди перевернет ее… Надо прыгать. Надо!
Женька потоптался, примериваясь, и, выругавшись от всей души, сиганул в заводь со скалы.
Он вошел в воду ровно, почти без всплеска, вынырнул, отплюнулся, выругался коротко, саженками подался к деревцу, на котором болтался конец линя. Не обращая на инспектора внимания, Женька, зажав линь в зубах, так же быстро добрался до карниза у входа в грот. Выбравшись на камни, он вытянул слабину линя и намертво принайтовил его, обмотав вокруг обломка скалы.
Женька, все еще матерясь, обернулся к реке.
Инспектор копошился в лодке. Ему, Наверное, было совсем наплевать, куда тянет плоскодонку. Пораженный таким безучастием Семена к своей судьбе, Звонарев закричал!
- Мотор, мотор включай!
Однако Шухов и тут не обернулся, а все копошился в лодке.
Тогда Женька принялся тянуть лодку инспектора к карнизу, молча и озлобленно. Капроновая веревка резала руки, и пришлось отступить в грот, чтоб упереться ногами в камни.
Наконец моторка ткнулась кормой в карниз.
- Какого ты рожна?… - вскинулся было Звонарев, да осекся.
- Кровь вот на телогрейке. Запеклась. Стало быть, уж потом ее скинул. После ранения, - сказал Шухов.
- Догнал Лариску егерь возле самого порога. Обоих и затянуло. Сгинули и он и она, - помрачнел Женька. - Пошли отсюда. Без толку ждать.
- Нет ни берестянки, ни обломков от нее…
- Ну и что? - не унимался Звонарев. - Нет их обоих, погибли. А оморочку и в расселину какую могло загнать.
- Пока не увижу обломков оморочки, будем ждать. Ждать!
- И у меня сердце шерстью не поросло… Только к чему травить душу-то?
- Я сказал, будем ждать,! - резко бросил инспектор.
- По мне, хоть год! - разозлился Женька и сел на камень.
Лодка с обломанной кормой наскочила на окатанный валун, въехала на него и накренилась. Воздетая рука Федора запрокинулась. И Лариса увидела, как тело его стало выскальзывать из-под банки, а ноги Федора, обутые в сапоги, погрузились в поток.
Пичугина вышла из оцепенения, затопталась на месте, не зная, что предпринять. Одно дело - спастись и пройти стремнины порога, его перепады самой, в одиночку, иное - выручить Федора и вместе с ним, вдвое рискуя, выбраться из пасти Змеиного.
Какое-то мгновение ее занимала мысль:
«Я его могла и не видеть… Не видеть ничего…»
Но тут же она громко, во весь голос, закричала сама себе, подбадривая и принуждая себя пойти на этот двойной риск:
- Стерва! Стерва, плыви, выручай! Из-за тебя он погибает на пороге!