— Свободу вероисповедания!
— А-а, эту — да! И все? А свободу мыслить, говорить, самому распоряжаться своей судьбой? Майкил, мне такой свободы мало! Я хочу, чтобы английские сапоги не топтали изумруд моей земли. Но неужели ты думаешь, что английские лендлорды добровольно откажутся от нас, их рабов?
Если ты думаешь так, то поверь мне, это большая ошибка.
— Но если поможем Якову…
— Своими костьми!
— То в благодарность, он подарит Ирландии полную свободу!
— Держи карман шире!
— Да что ты все смеешься и смеешься!
— Потому что с детства среди прочих истин я усвоил одну: счастье не дарят — его завоевывают!
— И мы завоюем его!
— Чем? Тем ржавьем, с которым вы идете на пушки?
Что противопоставить их латам? Тощие тела, едва прикрытые тряпьем?
— Святой дух свободы с нами!
— Ну и души их этим духом! — снова разозлился Кинг. –
Когда алебарда раскроит твой череп, твои мозги проветрятся и ты, может быть, разберешься, что к чему. Вот только будет слишком поздно, так как вряд ли они тебе понадобятся! — сказав это, Кинг повернулся и быстрыми шагами двинулся дальше по улице.
Майкил нагнал его минуту спустя. Пристроившись в лад его шагам, он тоном человека, принявшего окончательное и бесповоротное решение, сказал:
— Все равно, мое место — там.
Кинг зло сплюнул и прибавил шаг.
Опытный моряк, крепко потертый не только морем, но и жизнью, он отлично понимал, что этого юного, пылкого ирландца с открытым, чистым лицом, обрамленным прядями густых черных волос, теперь уже не свернуть с этого пути и лишь смерть способна остановить его. Но он не учел случайностей, которыми изобилует мир, крепко меняющими все течение полноводной реки — человеческой жизни.
Вечером Кинг облазал барк, ища друга, но его уже не было на судне. Он ушел, чтобы, изменив свою судьбу, круто повернуть жизнь Сэлвора, став Провидением Судьбы.
Около месяца стоял «Отаго» в порту. С трудом удалось разгрузить судно, и теперь барк готовился отправиться в Англию. Капитан спешил — слишком тревожно было вокруг, и надежды на попутный груз не оправдались. Он решил уйти, чем скорее, тем лучше.
День выдался ясным и солнечным, так не подходившим к тем жестоким событиям, что разворачивались на земле
Ирландии. Но у природы свои законы, которые не считаются с человеческой историей.
В этот день Кинг шел к Джону Скарроу, чтобы передать распоряжение капитана, по улицам притихшего городка, ожидавшего больших событий. Сэлвор, как и все горожане, знал, что протестанты разбили католическую армию на реке Бойн. Расстроенные и деморализованные, неспособные оказать серьезное сопротивление остатки разгромленного воинства преследовались кавалерией, уничтожались или рассеивались.
В эти дни Кинг часто вспоминал Майкила и жалел этого юного борца. Где он сейчас? Может быть, его молодое, здоровое тело, иссеченное клинками драгун, лежит в открытом поле и его терзают падкие на трупы вороны. Или он висит на веревке, перетирающей сук придорожного дерева, раскачиваемый холодным ветром?
«Где ты?» Охваченный невеселыми мыслями, Кинг не заметил, как миновал центр города, где и жил штурман, и приблизился к окраине. Заметив оплошность, он собирался повернуть обратно, но в это время порыв ветра донес до него запах, который он не мог спутать, ни с каким другим — запах пороха. Просто так порох не жгут — это ясно как день, и обеспокоенный моряк ускорил шаг. Ветер снова принес ему этот же запах и еще неясный гул. Моряк остановился — его тревожило неприятное совпадение. Ирландец посмотрел на небо, на нем не было ни единого облачка. Не было никаких признаков надвигающейся грозы, но снова послышался тот же гул… «Гром и порох, — подумал Кинг, — странное совпадение, если только…» Внезапно догадка осенила Сэлвора, и он, как вихрь, сорвался с места, уже не сомневаясь, что за городом идет бой.
Крупный отряд отступавших католиков был настигнут протестантами и разгромлен. Часть католиков пыталась укрыться в лесу, но до него было слишком далеко, и все, кто искал спасения в зеленой чаще, были перебиты. Основная масса беглецов пыталась дотянуть до города, где можно укрыться и были единоверцы, могущие помочь. Не всем это удавалось, но тот, кто успел перебраться через ручей, мог на что-то рассчитывать.
Миновав последние дома, Кинг выбежал на дорогу и здесь остановился, пораженный тем жутким зрелищем, что открылось ему. По обе стороны дороги расстилалось зеленое поле, по которому устало бежали люди, покрытые кровью и пылью, вооруженные различным холодным и огнестрельным оружием. Среди этой пестрой, окровавленной толпы на сытых разномастных лошадях скакали, размахивая сверкающими на солнце саблями, всадники армии «истинной веры». То здесь, то там всадники оказывались рядом с бегущими людьми, тогда сабля, описывая блестящий полукруг, опускалась, и на землю, обагряя ее кровью, падала очередная жертва. Люди шарахались в сторону, закрывались оружием, пытались отбиться, но уставшие ноги и руки не давали приверженцам римской церкви убежать, а оружие легко выбивалось из ослабевших рук; те, кто избегал сабли, попадали под копыта разгоряченных коней. Некоторые мужчины, презрев малодушное бегство, останавливались, поворачивались лицом к врагу и принимали смерть от тех же безжалостно рубящих рук.
Это была резня!
Драгунам ничего не стоило, обогнав побежденных, отрезать им дорогу в город. Но куда интересней было рубить!
Как волки, гоня беззащитных овец, врезаются в стадо и душат их одну за другой, так и драгуны врывались в толпу бегущих людей, которые были не в силах оказать достойное сопротивление. Выбрав жертву, драгун скакал рядом с ней, примеряясь для более ловкого удара. Взмах сабли — и еще один, всплеснув руками, падал на землю с кровоточащей раной. Католики только бежали — по сути дела, они были беззащитны перед преследователями, не знавшими снисхождения к побежденным. Ближе всех к Кингу был молодой человек в изорванной, окровавленной рубашке. Зажимая одной рукой раненое плечо, другой судорожно сжимая пику, он бежал на Сэлвора. Его настигал драгун, уже изготовившийся для удара. На какие-то секунды беглец вскинул голову и Кинг увидел знакомое лицо, перекошенное гримасой боли, черное от грязи и пота.
— Майкил!
Сэлвор бросился к товарищу, но помочь не успел. Драгун опустил саблю, и он скатился в небольшой овражек.
В ту же минуту драгун выронил оружие, схватился за грудь и упал на землю.
Около полусотни роялистов, остановившись, вели огонь по преследователям, и свинец, летящий навстречу всадникам, не замедлил дать результаты: несколько драгун упали на землю, часть бросилась врассыпную, спасаясь от пуль, но большинство обрушилось на эту горстку, теряя одного кавалериста за другим. Встав в круг, католики стояли насмерть, давая другим возможность спастись от протестантских сабель, и все они остались на этом месте, никто не сумел уйти от клинков и копыт.
Кинг с разбегу прыгнул в овражек и огляделся. В двух ярдах от него лежало окровавленное тело. В мгновение ока
Сэлвор оказался рядом и осторожно перевернул его. Кровь, перемешавшаяся с землей и потом, являла маску, под которой угадывались знакомые черты.
— Майкил, очнись!
Несколько шлепков по лицу заставили юношу на некоторое время прийти в себя. Он медленно открыл глаза и сквозь пелену кровавого тумана узнал товарища.
— Кинг!
Лицо Сэлвора становилось все туманнее и расплывалось в глазах Свирта, его голова вновь безжизненно пала.
Кинг разорвал рубашку Свирта, порвал ее на полосы, которыми перевязал простреленную руку юноши, рассеченную кожу на голове и проколотое плечо. Он никогда не занимался ничем подобным, к тому же делал это поспешно и поэтому его повязки были неумелыми, ему приходилось следить за ними, чтобы они не сползали. О политической стороне своей помощи он не думал, главное — помочь другу. Взвалив бесчувственного юношу на спину, Сэлвор осторожно выбрался наверх, осмотрелся и пошел в город.
Грохот выстрелов и рев победных кличей волнами катились через весь город. Католики отчаянно отбивались, но, разрозненные и ослабленные они не могли противостоять превосходящим в числе и оружии частям протестантской армии и без особого труда были смяты. В город ворвался отряд упоенных победой всадников, мчавшихся по улицам и хватавших любого по малейшему подозрению в сочувствии Якову. Об открытом сопротивлении не могло быть и речи — драгуны убивали на месте, не разбирая, пола и возраста.
Джон проводил глазами проскакавших за окном всадников, тяжело вздохнул и отвернулся. «Как зверей гонят! — подумал он. — Ну и времена настали!». Он не сочувствовал идеям католицизма, но и не одобрял жестокости протестантов, хотя по вероисповеданию был пуританином. По своей натуре штурман был человеком мирным, к порабощенному своей нацией народу относился лояльно, сочувствуя его положению. Держась в стороне от политики, Джон Скарроу предпочитал не вмешиваться в борьбу каких-либо партий, считая, что именно такая позиция не мешает и не приносит хлопот, удобна для спокойной, нормальной жизни одинокого моряка.
Скарроу достал кисет с табаком и набил неизменную трубку. Продолжая размышления относительно теперешнего беспокойного времени, Джон подошел к свече, намереваясь прикурить, но дробный стук в дверь заставил его вздрогнуть и обернуться. «Что за черт? — удивился штурман. — Гостей я, кажется, не ждал». Тревога моряка неудивительна: в такое опасное время можно ожидать всего.
Стук повторился, но Джон не торопился открывать дверь. В дверь забарабанили уже ногой, вслед послышалась отборная брань. Голос показался знакомым. «Не может быть, — подумал Скарроу, — но если…» Быстро отодвинув щеколду, Скарроу распахнул дверь. На пороге стоял матрос, обеими руками поддерживая человека в окровавленной одежде.
Сэлвора Джон узнал сразу: трудно было забыть ужасный шрам, отмечавший лицо ирландца.
— Кто?
— Майкил!