— Я хочу, чтобы мы вспомнили о тех, кого нет сейчас с нами. О наших друзьях, погибших в той жестокой войне. Пусть Господь упокоит их души. Жану Грандье вспомнилась безымянная могила комманданта Тиля Поуперса на берегу речки Клейн-Олифантс и недалекий отсюда склеп, где должно лежать тело его юного друга и побратима Фанфана. Не перенесли ли его куда-нибудь на кладбище?
— Нет, — ответил Вейзен на вопрос Жана, — он остался там. Его только переложили в гроб и замуровали совсем недавно, когда я стал настоятелем этого храма.
— Мы хотим пойти туда, — сказал Жан, переглянувшись с Жорисой.
— Мы пойдем туда все, — произнес пастор Вейзен, — сегодня я отменил вечернюю службу, чтобы уделить время вам — моим друзьям. Он первым вышел из-за стола. За ним поднялись остальные.
— Вы не знаете, какова судьба Фардейцена? — спросил Жан Логаана на выходе из беседки.
— Точно не скажу, — ответил Пиит, — но, по слухам, он жив и занимается коммерцией где-то в Капской колонии. И, говорят, процветает. В церковь зашли через боковой вход. Служители уже зажгли повсюду свечи. Их мерцание колыхалось по стенам, сводам и алтарю со знакомым всем распятием. Мужчины сохранили тайну, не открыв ее, видно, даже своим семьям. Но вошедшие сначала остановились возле склепа, склонив непокрытые головы перед последним приютом юноши из парижской окраины, отдавшего свою жизнь за друга в стенах этой церкви. И друзья пришли ему поклониться.
— Фанфан, отдай честь этой могиле, — тихо сказал Жан Грандье, обращаясь к своему сыну. И маленький Фанфан отсалютовал своей игрушечной саблей праху и памяти того, чье имя он носил. Затем все отправились к алтарю, где пастор Вейзен решил отслужить молебен. Под церковными сводами чисто и явственно раздавались слова молитвы и псалмов. Потом все присутствующие запели песню, слова которой раздал Пиит Логаан. Строкер и Шейтоф аккомпанировали поющим:
Повторяя слова песни, проникающие к нему в самую душу, Жан держал в левой руке аккуратно сложенный носовой платок. На нем сохранились маслянисто-кровавые разводы, при пристальном рассмотрении очень похожие на лик Спасителя. С этим платком Жан не расставался теперь никогда. В Индии, наверняка, его присутствие уберегло всех троих друзей от неминуемой гибели от рук мусульманских фанатиков. После этого случая Жан стал глубоко и искренне верующим и щедро занялся христианской благотворительностью. Решил он пожертвовать большую сумму и на эту церковь, что стала самой близкой и дорогой для него и Жорисы… …И тут Жориса вскрикнула и схватилась за низ живота. Жан успел подхватить ее на руки. Он, окруженный обеспокоенными друзьями, перенес ее на скамейку, положив под голову свой френч. Жориса вскрикивала и стонала, изгибаясь всем телом. Ее большой живот заметно вибрировал и дрожал.
— Нужен врач или акушер, — воскликнул взволнованно Жан.
— Я - акушерка, — сказала худенькая черноволосая жена Шейтофа. — Мужчины, отойдите подальше! — приказным тоном добавила она. — Принесите теплой воды и чистые простыни! — обратилась она к служителям, подошедшим по ее жесту.
Простыни нашлись довольно быстро. Воду пришлось подогревать. Детей увели в беседку. Жана бросало то в жар, то в холод. Он вместе с остальными мужчинами стоял в дальнем углу церкви, повторяя про себя слова молитвы, обращенной к Божьей Матери. Пиит Логаан успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Все будет хорошо, — тихо сказал он ему на ухо.
Строкер, Шейтоф, Гегель и Спейч стояли чуть в стороне и о чем-то вполголоса переговаривались. Женщины окружили роженицу и акушерку. Пастор Вейзен взошел на алтарь и молился, повернувшись лицом к распятию. Роды проходили почти час. Жориса кричала, звала Жана. Тот рвался к ней, но Логаан уже обеими руками удерживал его порыв. И вот, наконец, глубокий, облегченный стон женщины захлестнул тонкий детский плач. Жан всем телом подался вперед и Пиит не удержал, да и не хотел уже удерживать его.
— Поздравляю, — громко сказала акушерка. — У вас родилась девочка! — и она показала подбежавшему Жану маленькое со сморщенным личиком существо, завернутое в белоснежную простыню. Жан взял дочь на руки и вместе с ней опустился на колени перед лежащей в успокоительном изнеможении Жорисой. Она слабо и немного отрешенно улыбнулась ему. И он поцеловал ее в эту улыбку. Потом, когда Жориса вместе с дочкой уснула, Жан вышел на улицу. Друзья, поздравив его, не пошли следом, понимая его состояние. Прохладный ночной воздух стал охлаждать разгоряченное волнением тело. Жан вдохнул этот воздух глубоко и сладостно и поднял взгляд наверх, в бескрайнее звездное небо. И там, на фоне позолоченного церковного креста, он сразу же заметил четыре неяркие звездочки, сияющие ровным и спокойным светом. В этот момент над Преторией взвились разноцветные огни праздничного фейерверка…
1. Трансвааль, Трансвааль — страна моя, ты вся горишь в огне. Под деревцем развесистым задумчив бур сидел.
2. О чем задумался, детина? О чем горюешь, седина? Горюю я по Родине. И жаль мне край родной!
3. Сынов всех десять у меня. Троих в живых давно уж нет. А за свободу борются шесть юнош остальных.
4. А младший сын — двенадцать лет — просился на войну. Но я сказал, что нет и нет — малютку не возьму.
5. "Пусти, отец, — он мне сказал, — я не могу терпеть, За Родину свою в бою готов я умереть".
6. Я выслушал слова его. Обнял, поцеловал. И в тот же день пошли мы с ним на партизанский стан.
7. Когда же при сражении он ранен был всерьез, Малютка на позицию ползком патрон принес.
8. Трансвааль, Трансвааль — страна моя, Ты вся горишь в огне. Под деревцем развесистым задумчив бур сидел.
Разрушен сказочный дворец: Вокруг хрустальные осколки. Они невероятно колки, Под ними кровь людских сердец. Здесь Южной Африки жара Мгновенно превратилась в холод. Оледенел огромный город, Узнав, что смерть опять скора. Она опередила всех, Обрушив сверху свод хрустальный, Своей сноровкою банальной Сломав счастливый детский смех. И стала теплая вода Кровавым льдом. И крики, стоны Оповестили "День влюбленных", Что вновь нагрянула беда, Что русский яростный февраль Не принял южной сказки душу И он безжалостно разрушил Нездешний аквапарк "Трансвааль". * * * Но тот из пепла восстает, Как Феникс — сказочная птица. И в даль прекрасную зовет, Чтоб там навек преобразиться.
Юбилей, как правило, — приятное событие. Радостно отпраздновать историческую дату, связанную с рождением великого человека или с замечательным открытием — благодеянием для человечества, — или же с победой народа над угнетателями. В 2002 году исполнился юбилей несколько иного характера — 100-летие со дня окончания англо-бурской войны. А ведь и правда, была такая война, затеянная неким миллионером — колонизатором Сесилем Родсом и министром колоний Джозефом Чемберленом! Англичанам потребовались алмазные прииски и золотые россыпи двух южноафриканских республик — Трансвааля и Оранжевой, — принадлежащие голландским и французским переселенцам. Тогда на всех площадях и улицах пели: Трансвааль, Трансвааль, страна моя, Ты вся горишь в огне…
В те годы мальчуганы на окраинах Москвы играли в англичан и буров и никто не хотел быть англичанином, а хотел быть храбрым и мужественным буром. Вспоминают, как мальчики, забрав с собой полфунта чайной колбасы, булку и перочинный нож, тайком отправлялись на помощь доблестным бурам в Южную Африку, как их ловили в Кунцеве и благополучно доставляли родителям. Вспоминают и о том, как на заводах, на дымных окраинах, на пристанях рабочий люд радовался неудачам британских хищников и победам буров… 11 октября 1899 года британское правительство начало эту грязную войну. Она длилась 31 месяц и кончилась 31 мая 1902 года. Огромная колониальная империя с первым в мире, по тем временам, флотом и превосходно вооруженной армией обрушилась на маленькие южноафриканские республики с полумиллионным населением, почти три года воевала с ними, наконец одолела их и присоединила к Британской империи. Обратимся к русским журналам того времени, перелистаем пожелтевшие страницы московского художественно-литературного и юмористического журнала "Искры" за 1901 год. В номере от 6 мая 1901 года находим презабавную статистическую таблицу: "Некий досужий статистик утверждает, что англо-трансваальская война — миф и что давным-давно на свете нет ни одного бура. Два года кряду этот господин терпеливо подсчитывал по английским телеграммам убитых, раненых и плененных буров, и вот полный его счет:
Убито буров 3 406 200 человек Взято в плен 862 000 Ранено 1 375 035. Как видите, выбыло из строя свыше пяти с половиной миллионов буров. Война же продолжается. Спрашивается: с кем воюют англичане, если известно, что до начала войны всех буров было никак не больше полмиллиона? Очевидно, с призраками". Заодно юмористический журнал советует британскому главнокомандующему лорду Китченеру подать петицию об организации "Общества защиты английской армии от буров". Не без язвительности сообщается о проекте разделения британской армии на шесть корпусов с шестью генеральными штабами: "Это вызвано тем обстоятельством, что при старой организации буры колошматили англичан преисправно… Будет ли разбита армия на шесть корпусов или шестьдесят шесть, — важно, чтобы эту армию не разбивали противники". Но, пожалуй, самое язвительное, что было опубликовано век назад в "Искрах", так это: "ПОДЛИННЫЕ ТЕЛЕГРАММЫ КИТЧЕНЕРА И ЧЕМБЕРЛЕНА: "Претория, главнокомандующему Китченеру. Биржа хуже и хуже. Наши бумаги опять упали. Необходима победа. Телеграфируйте успокоительное. Чемберлен". "Лондон, лорду Чемберлену. Успокоительное телеграфирую. Кавалерия Френча, преследуя неприятеля, наткнулась на буров, но стремительно отступила, бросив весь обоз, так что потерь не было. Распубликовывайте немедленно победу: "После бомбардировки и блестящей атаки кавалерии Френча лагерь буров сдался. Наша добыча 33372 патрона, 432 ружья, 221 лошадь У нас потерь нет. Китченер". "Претория, генералу Китченеру. Распубликовал, да никакого толка — не верят. Принимайте же, наконец, энергичные меры. Чемберлен". "Лондон, лорду Чемберлену. Принял меры. Издал прокламацию. Приказал всем бурам немедленно сдаваться. Китченер". "Претория, генералу Китченеру. Превосходно! Давно бы так. Телеграфируйте скорее, подействовала прокламация? Извините, генерал, но вы совсем завяли там, в вашей Претории. Возьмите пример с Робертса. Распоряжайтесь смелее, ведь республики завоеваны. Чемберлен". "Лондон, лорду Чемберлену. Черта с два завоеваны! Ваш Роберте объявил, что завоевал республики, да и уехал, а меня тут после него полтора года побежденные поджаривают! Я тоже объявлю, что покорил всех буров окончательно, и уеду. Китченер".
Так высмеивал русский дореволюционный журнал английских империалистических хищников. Возмущение русской читающей публики английской политикой колониального грабежа было так велико, что журналы и газеты зло острили над Джоном Булем и его неудачами в Южной Африке. 31 мая 1902 года, век назад, был наконец подписан мир. Буры вынуждены были отказаться от независимости, признать себя подданными Британской империи. Говорят, что не принято напоминать о таких датах юбилярам, что это нетактично. Виновники подобных событий обычно застенчиво уклоняются от торжеств, не пускают фейерверки, не выступают с хвастливыми речами. Но мы тем не менее хотим освежить в их памяти эту позорную дату. Ценой громадных усилий всей Британской империи была куплена трансваальская победа. Этот сомнительный военный успех был несомненным политическим провалом, и притом не только английских колонизаторов, но и колонизаторства вообще.
Столовая гора Бурский трек
Президент Пауль Крюгер
Христиан Девет
Генерал Луис Бота и его штаб
Буры в ожидании атаки
Луи Буссенар. Ледяной ад
Луи Буссенар. Капитан Сорви-голова
Королева Виктория правила Великобританией с 1837 по 1901 год. Виктория — по-латински — победа
В. Хлебников
Олег Коряков. Странный генерал
О. Коряков. Странный генерал
Р. Хаггард — английский писатель, несколько лет прожил в Южной Африке
Имеется в виду Первая англо-бурская война 1880–1881 гг. Т. Шепстон — чрезвычайный комиссар Великобритании по делам Трансвааля (1877–1879).
Байвонер — обезземеленный фермер. Я. Руес и Я. Сметс. Столетие ошибок
Йоменри — английская добровольческая конница
А. Бюргере — президент Трансвааля (1872–1877).
"Томми" — прозвище английских солдат.
Золотоносный район Трансвааля