— Стойте! — закричала знакомым голосом сержанта Фибса одна из конных фигур. — Вам от нас не уйти! Мы будем стрелять! И тут же раздался выстрел. Пуля свистнула над ухом Жана. Но у того не было оружия, чтобы ответить. Оставалось только удирать. Но удирать не пришлось.
— Огонь! — раздалось справа из-за прибрежных кустов. И тут же желтые вспышки выстрелов и винтовочный треск осветили и разорвали темную ночную тишину речной поймы. Несколько всадников свалилось с лошадей. Черные фигуры, побросав копья, с визгом бросились назад к лесу. Некоторые добежать не успели и попадали под меткими выстрелами, невесть откуда взявшейся засады. Оставшиеся в живых англичане последовали примеру своих чернокожих союзников и, потеряв еще двух человек, скрылись в зарослях. А из кустов уже показались люди в шляпах, в дождевых накидках, с винтовками в руках. Впереди шел Пиит Логаан, и даже в темноте было видно, как он улыбался. За ним показались Строкер и Шейтоф. Поль и Леон завершили группу встречающих. Спешившиеся Жан и Фанфан сразу попали в их объятия. Но когда они увидели грудь своего товарища, утыканную пятнами ожогов, гневу их не было предела.
— Я бы этого Барнетта собственными руками задушил, — воскликнул Леон, сжимая кулаки.
— Такой возможности тебе больше не представится, — сказал Жан. — Барнетта убил Фанфан. Это известие обрадовало молодых французов. Леон и Поль по очереди стали пожимать руки, скромно опустившему голову Фанфану, словно он совершил подвиг. Впрочем, убить убийцу и негодяя — это нечто сродни подвигу. Но особенно обрадовался Леон, когда увидел свой саквояж, который потерялся и возвратился к нему уже второй раз. Но, когда он раскрыл застежки, радость сменилась глубоким разочарованием. Буссоли в саквояже не было. Там лежала только рукопись Жана.
— Так ее забрал Барнетт? — Леон от досады снова сжал кулаки и даже скрипнул зубами. — Барнетту вместо буссоли достался булыжник, — сказал Жан, обнимая дрожащую Жорису. — И, между прочим, кто-то передал ему саквояж. Кто-то из нашего отряда.
— Неужели у нас завелся предатель? — Пиит недоверчиво мотнул головой. — Мне об этом Ньюмен сказал по секрету. Помнишь пьяного заместителя начальника лагеря?
— Да, ситуация не из приятных, — Строкер присоединился к разговору.
— Чего уж тут приятного, — сказал Логаан, — это известие подорвет наш моральный дух. А нам еще осталась треть пути. Самая опасная. И каждый день ждать удара в спину. От своего же товарища. — Мне кажется, нужно помалкивать, — сказал Строкер. — Если предатель не кто-то из нас троих, то он, в конце концов, выдаст себя.
— И даже комманданту ничего не скажем? — спросил фан Шейтоф, почесывая бороду. — Поуперсу, пожалуй, сообщить нужно, — решил Логаан, — но только конфиденциально. На том и порешили. Логаан и Строкер накинули свои дождевики на плечи Жана и Жорисы. И все они отправились в лагерь. По дороге Логаан сообщил Жану, что их искали по окрестностям почти сутки. Была догадка, что молодые люди попали в плен к туземцам, но следы не находились и две поисковые группы метались вдоль берега и даже углубились в горный лес, но никого не нашли. Их группа за день обшарила окрестности и поутру хотела продолжить поиски, но тут ударила гроза и они спрятались от дождя в кусты, как чуяли, прихватили с собой дождевики. И ведать не ведали, что пропавшие беглецы сами выскочат прямо на них. Вот уж повезло. Бывают же такие случаи. До их лагеря вдоль берега реки оказалось всего-то с километр. И лагерь был пуст. Вернее почти пуст. Когда они подъехали к знакомому месту, им из кустов навстречу вышел Серж Отогер, держа свой маузер стволом на изгибе локтя. Плечи его покрывал влажный дождевик. Лицо, как всегда, было угрюмым, и особой радости по поводу возвращения пленников он не выразил.
— Нужно как-то известить наших, что мы вернулись, — произнес задумчиво Логаан, спешиваясь рядом с Отогером.
— У меня есть ракетница, — вдруг сказал тот. — Мы договорились с коммандантом на этот случай. Разве он вас не предупредил? — добавил Отогер и взглянул на Пиита. Тот отрицательно мотнул головой.
— Откуда у тебя ракетница? — спросил Логаан. — Мне ее Поуперс дал, — ответил Отогер и опустил взгляд.
— Ну, что ж, тогда пускай свою ракету. Отогер вытащил из-под накидки большой толстоствольный пистолет, достал из кармана патрон, вставил его в открытую казенную часть и, подняв ствол вверх в небо, нажал на спуск. Из ствола вырвалось пламя. Хлопнул тихий выстрел и длинная белая дуга вспыхнула наверху яркой красной звездой, осветив округу кровавым отблеском. Все невольно подняли лица и следили за этой медленно падающей и медленно догорающей звездой. Какие-то очень знакомые ассоциации возникли у Жана Грандье при взгляде на эту сигнальную ракету. Не такие ли он видел две ночи подряд, глядя в звездное небо. Они взлетали, как ориентир, как знак присутствия, как сообщение. Красная ракета. "Красная звезда". Ведь именно такое название носила шайка, возглавляемая Френсисом Барнеттом. Все дни он шел по их следу, но днем они погони не замечали. Значит, только ночью, ориентируясь по красной сигнальной звезде. Когда ракета потухла, Жан, не отпуская уставшую Жорису, громко проговорил:
— Вы хотели знать, кто у нас в отряде предатель? Можете с ним познакомиться, — он пальцем указал на застывшего с ракетницей в руках Отогера. Пауза длилась несколько секунд. Потом Строкер и Шейтоф бросились к предателю и с двух сторон схватили его за руки. Отогер сопротивления не оказал.
— Он обещал мне много денег, там, на ферме, когда я стоял на часах, — бормотал Отогер, оправдываясь и опустив рыжую голову. Шляпа свалилась с него до этого.
— Он тогда был один, без отряда, — добавил Серж.
— И ты отдал ему мой саквояж?! — гневно сказал Леон Фортен.
— Он мне за него тоже обещал заплатить.
— Куда же тогда девалась буссоль? — спросил Поль Редон.
— Я саквояжа не открывал, — искренне проговорил Отогер.
Послышался топот копыт и лошадиный храп. На поляну въехали всадники во главе с коммандантом Поуперсом.
Озера Крисси открылись перед путешественниками на седьмой день во всей своей величественной красе. Расположенные в живописной долине у истока реки Вааль два больших и пять малых озер представляли собой словно замкнутую цепь почти идеально круглых водяных звеньев в зеленой окантовке ив и акаций. Поверхность ближайшего озера сверкала под солнечными лучами золотисто-голубоватыми искорками, маня предчувствием благодатной прохлады, спокойствия и отдыха. За неделю напряженной скачки каждый из маленького бурского отряда мечтал о настоящем отдыхе. А когда цель путешествия почти достигнута, это желание обостряется до невиданных пределов. Все тело ломит от усталости. Вид седла вызывает неприятные, отталкивающие чувства. Хочется слезть с коня, пройти пешком эти последние километры среди высоких пахучих трав до самых берегов озера, раздеться на берегу донага и броситься в прозрачную, прохладную воду, плавать и нырять там, выгоняя из тела налипшую, словно грязь, усталость. Озера лишь показались в далекой туманной низине. Всадники только приближались к ним, а их уже "вели" дозорные Луиса Бота, незаметно для посторонних глаз следящие за всеми тропинками и дорожками, ведущими к последнему оплоту республиканской свободы и независимости — укрепленному пункту на озерах Крисси. Буры и в самом деле укрепились здесь основательно. Система траншей, дотов и других хитроумных коммуникаций делала их позиции абсолютно неприступными. И англичане, зная это, естественно, на приступ не шли. Кончилось то время, когда чванливые английские генералы гнали на убой свои лучшие полки, уложив за полтора года войны почти 20 тысяч солдат и офицеров только убитыми. Да если прибавить более 60 тысяч раненых да около 10 тысяч пленных, то и вправду пировать от такой "пирровой победы" англичанам пока не хотелось. К тому же основные силы буров так и не были разгромлены, несмотря на тысячные жертвы. Есть от чего прийти в уныние и предаться пессимизму. Но с сопротивлением армии генерала Луиса Бота нужно было кончать как можно быстрее, чтобы не упали акции компаний, поставивших на скорую войну. Скорой войны не получалось. Лорд Китченер принялся воевать с женщинами и детьми, чтобы заставить сдаться их мужей, братьев и отцов. И потому те, кого не загнали в концентрационные лагеря, пешком или на лошадях пробирались на озера Крисси и под прикрытием пушек и пулеметов армии Луиса Бота селились в этой живописной долине, создавая свой свободный от насилия и унижения лагерь беженцев, палатки и землянки которого раскинулись вдоль берегов озер на многие километры. Зная это положение вещей, генеральный штаб Британской армии разработал хитроумно-коварный план уничтожения последнего очага сопротивления буров в Трансваале. Он был прост, подл и чудовищен одновременно. У беженцев катастрофически не хватало продуктов питания. Они повсеместно занимались огородничеством, выращивая овощи. Но вот хлеба, мяса и молока не было почти совсем. Волы и быки, с которыми армия Бота пришла сюда, полностью были съедены за первые полгода "сидения на озерах". Об увеличении их поголовья как-то не подумали. Тогда было не до этого. Зверей и птиц в окрестностях тоже перебили. Остальные дикие животные ушли из этих мест, чуя свою гибель. Иногда на ужин попадалась какая-нибудь залетная птица, или зверек, или озерная рыба. А так, в основном, обходились постной пищей, но предчувствие голодных дней уже витало над долиной озер Крисси. Все окрестные фермы были сожжены и разрушены захватчиками. Фуражирные обозы часто не возвращались совсем, попав в засаду, устроенную англичанами. Те грабили обозы, но свободно пропускали беженцев, прекрасно зная продовольственное положение в стане буров. Женщины и дети составляли подавляющее большинство обитателей лагеря и страдали, естественно, сильнее мужчин. Но ни у кого даже не возникло мысли сдаться оккупантам. Буры еще на что-то надеялись. Дух их еще не был сломлен, хотя надежды на сохранение независимости таяли с каждым днем. Но они еще надеялись, они не сдавались, они совершали дерзкие нападения на английские гарнизоны и блокгаузы, построенные захватчиками вдоль железнодорожных путей. Эти партизанские вылазки наносили врагу существенный ущерб и приводили в ярость английского главнокомандующего лорда Китченера. С сопротивлением буров нужно было кончать как можно быстрее. И тогда генеральный штаб придумал тот самый план, прочитав который генерал Девет, несмотря на свое хладнокровие, по-настоящему ужаснулся. В ужас пришли и другие бурские военачальники, а капитан Сорви-голова от возмущения долго не мог успокоиться. Он никак не хотел поверить, что в начале XX века в головы людей, считающих себя цивилизованными, могла прийти такая чудовищная затея. А "затея" состояла в следующем. Прекрасно осведомленный о полуголодном состоянии защитников района озер Крисси, генштаб предложил прислать им "в подарок" громадное стадо коров. Но не подумайте, что английские штабисты руководствовались чувством человеколюбия и гуманизма. Совсем наоборот. Этот "дар" почти ничем не отличался от всем известного "троянского коня". Только в деревянном коне прятались данайские воины, а в живом коровьем стаде должна была прятаться всё уничтожающая "черная смерть", имя которой — бубонная чума. Стадо, по замыслу штабных стратегов, должно быть заражено этой смертельной для всего живого болезнью. Наевшись мяса больных животных и напившись "ядовитого" молока, буры заразятся чумой. Эпидемию не смогут остановить их малочисленные врачи, и через два-три месяца основной очаг сопротивления армии Трансвааля будет ликвидирован без потерь со стороны английских войск. Было от чего ужаснуться бурским генералам. К военной стратегии и тактике этот чудовищный план никакого отношения не имел, а относился к преступлениям против человечества, которые покрывают несмываемым позором тех, кто задумал и осуществил подобные злодеяния. Жан Грандье дал себе слово: по возвращении в Европу напечатать фотокопию этого преступного плана во всех крупнейших газетах. Пусть мировая общественность содрогнется, узнав, до чего может дойти воспаленное воображение убийц в мундирах.
Сейчас Сорви-голова рядом с Поуперсом, Логааном и Жорисой ехал на своей лошади впереди отряда, приближаясь к долине озер Крисси. Поль Редон, Леон Фортен и Фанфан скакали чуть позади. Остальные растянулись нестройной цепочкой, в середине которой, понуро опустив рыжую курчавую голову, трусил в седле Серж Отогер. Его не стали судить по законам военного времени. А сам он поклялся искупить свою вину перед товарищами. Но пока с ним никто не разговаривал. Отогеру негласно объявили бойкот, и он поэтому переживал еще больше. Тропа привела отряд к густым зарослям мимозы. Внезапно кусты зашевелились, и человек тридцать буров появились оттуда с винтовками наперевес.
— Кто такие? — спросил перепоясанный двумя патронташами загорелый почти до черноты бюргер с небольшой каштановой бородой. Судя по нашивке на рукаве куртки, это был капрал.
— Мы отряд специального назначения, — ответил коммандант Поуперс, — направляемся с секретным донесением к главнокомандующему Луису Бота от коммандант-генерала Христиана Девета. Вот его пропуск. Поуперс вытащил из планшетки свернутый лист бумаги и протянул его капралу. Тот долго по складам читал документ, затем вернул его, почесав в затылке, плюнул себе под ноги.
— Ну ладно, проводим мы вас к командующему, но только без оружия и не всех, а командиров. А это кто, пленные? — вдруг спросил капрал, увидев Жана Грандье и Фанфана в английских мундирах.
— Нет, — сказал Поуперс, — это наши разведчики. Они были в тылу у англичан и добыли ценные сведения. — А кто девица? — снова спросил любопытный капрал. — Это вам знать необязательно, — обрезал Поуперс и добавил: — Ведите нас к командующему.
— Ладно, поехали, — обиделся капрал. — Только путь не близкий. Мили три будет.
— Мы проскакали триста миль. Что такое три? — ухмыльнулся в бороду коммандант. В сопровождении капрала с философской фамилией Гегель и пятнадцати его подчиненных отряд миновал сторожевые посты и углубился в долину. Места и в самом деле здесь были очень живописные. Обилие воды всегда или почти всегда предполагает изобилие растительности. И несмотря на то, что здесь были земли Высокого Вельда, природа украсила окрестности зеленью кустарников и рощиц: акации, мимозы, ивы шелестели своими листьями под легким освежающим озерным ветерком. Мелкие птички порхали среди листьев и ветвей, издавая мелодичные звуки. Все настраивало на идиллический лад. Но это была только иллюзия мира и спокойствия. Опытный взгляд капитана Сорви-голова уже издали заметил хорошо замаскированные оборонительные сооружения. Вокруг были вырыты окопы, поросшие кустарником; виднелись блиндажи и дзоты, в амбразурах которых торчали зачехленные пулеметы. Орудия были замаскированы на второй линии обороны. Последний укрепленный район трансваальской армии каждый день ждал нападения. Если бы буры знали, какое им "нападение" приготовили англичане. Но они скоро об этом узнают. Все должны знать об этом задуманном чудовищном плане. Иначе он может осуществиться. За оборонительными сооружениями раскинулся палаточный город. Это были целые улицы из палаток, между которых ходили вооруженные бородатые мужчины. Женщины в длинных юбках и голландских чепчиках варили что-то в котлах на кострах. Дети, как всегда беспечные и радостные, носились друг за другом в каких-то своих играх. Некоторые из мужчин и кое-кто из женщин приветливо здоровались с капралом Гегелем и его бурами. Те в знак почтения приподнимали шляпы. Голова у Гегеля оказалась лысой с небольшим пушком на затылке. Но выглядел он не больше, чем на сорок лет. Кавалькада обогнула одно из малых озер, усыпанное по берегу палатками беженцев, и углубилась в центр долины Крисси. Деревья и кустарник стали более редкими. Но все чаще за ними находились дозорные. Несколько раз у Поуперса проверяли документы, несмотря на присутствие капрала, которого дозорные, кажется, знали в лицо. Судя по всему, охрана центральных коммуникаций была поставлена со всей серьезностью. Это обрадовало капитана Сорви-голова. Значит, буры бдительность не потеряли. Палатка главнокомандующего была видна издали. Над ней развевался национальный флаг. Четырехцветное полотнище плавно трепетало под легким ветерком, переливаясь красным, белым, синим и зеленым цветами. Возле палатки стояла охрана: два офицера йоханесбурской полиции. Луис Бота, так же, как и Христиан Девет, предпочитал иметь в личной охране более дисциплинированных полицейских, чем простых бюргеров. Все спешились у длинной коновязи, где уже были привязаны несколько лошадей.
— У командующего военный совет, — сказал один из полицейских. — Но он скоро кончится. Как о вас доложить адъютанту? Выслушав Поуперса, часовой скрылся за палаточным пологом. Через несколько минут он вернулся. — Вас скоро примут, — сказал он. — Подождите здесь на скамейке. Все уселись на длинную врытую в землю скамью. Жан рука об руку с Жорисой. Фанфан чуть поодаль с Полем и Леоном. Буры раскурили свои трубки, а Фардейцен вытащил из позолоченного портсигара турецкую папироску и прикурил ее от бензиновой зажигалки, которые тогда еще были в диковинку. Отогер присел на краешек и поглядывал исподлобья по сторонам. Лагерь жил обычной будничной жизнью. Кто-то отправлялся в караул, кто-то возвращался оттуда. Кто-то возле палатки разбирал свою винтовку или пулемет. Скакали вестовые к палаткам офицеров. Чуть в стороне дымился костер. Возле него сидело несколько буров. Они о чем-то тихо разговаривали. Женщин и детей поблизости не наблюдалось. Здесь им, видно, находиться не полагалось. Ждать пришлось недолго. Из палатки вышел безбородый молодой человек, одетый по-военному. Он сказал несколько слов часовому, и тот подозвал Поуперса:
— Командующий ждет вас, — произнес полицейский.
Решили пойти втроем: Поуперс, Сорви-голова и Жориса. Когда они входили в палатку, из-за дальней перегородки стали один за другим появляться бородатые генералы и комманданты. Один из них — русоволосый гигант, взглянув на Поуперса, расплылся в добродушной улыбке:
— Тиль! — воскликнул он, обнимая комманданта. — Тиль, дружище, сколько лет сколько зим!
— Питер! — радостно-удивленно воскликнул Поуперс. — Вот уже не ожидал встретить тебя здесь! Ты что стал большим начальником?
— Генерал я теперь, — пожал плечами Питер. — А ведь начинал с простого бойца. Помнишь под Данди? В самом начале. Здорово мы тогда англичанам наподдали…
— Да, а вот теперь они нас обложили со всех сторон, — уже нерадостно проговорил Питер.
— Ты здесь сейчас командуешь? — спросил Поуперс.
— Нет, мы сейчас на Слоновой реке воюем, — ответил Питер, — и воюем по-настоящему, не отсиживаясь в окопах, как здесь. Пока есть силы, англичан нужно зажать в клещи вдоль железной дороги и гнать их из республик ударами, набегами, не давать им покоя, а не ждать, пока они нас голодом заморят! — возбужденно воскликнул генерал и даже взмахнул рукой.
— Ты об этом говорил командующему? — спросил Поуперс.
— Да, только что, — в сердцах махнул рукой Питер. — Но у него другое мнение. — Ну, он стратег, — проговорил Поуперс и, чтобы сменить тему разговора, оглянулся на стоящую позади пару. — Вот, кстати, познакомьтесь, — улыбнулся он. — Это знаменитый капитан Сорви-голова — командир разведчиков. Он недавно убежал из английского плена.
— Наслышан о вас, — сказал генерал и, пожимая руку, представился: — Петр Ковалев. — Питер — русский, — опережая вопрос Жана, объяснил Поуперс, — но он настоящий бур. Лет десять у нас живет. — Восемь, — поправил Питер и смущенно улыбнулся, словно извиняясь за малый срок проживания.
— Мы с другом Дмитрием Бороздиным приехали сюда из России. Есть там такой город Екатеринбург, на Урале. За золотом, конечно, приехали. Да так и остались здесь. На золотоносной шахте работали. Дмитрий тут даже женился. А когда война началась, отсиживаться мы не стали. Ведь Трансвааль — наша вторая родина. Да вот, Дима погиб под Преторией, — грустно проговорил Петр, опустив голову. — А я вот остался в живых. И воюю. Генерал, — горестно выдохнул он[5]. И после небольшой паузы, как-то торопливо обменялся рукопожатиями с Жаном и Поуперсом и поцеловал руку Жорисе, которой даже не был представлен.
— Ну, мне пора, — сказал Питер, — а то Каамо, мой ординарец, заждался. Может, увидимся когда-нибудь? — и генерал скрылся за пологом палатки.
— Странный какой-то генерал, — проговорила Жориса. — В глазах у него тоска.
— Но очень храбрый, — произнес слышавший весь разговор адъютант, а потом добавил: — Командующий ждет вас, господа. Луис Бота встал навстречу. Он во френче с маленькими погонами, как всегда, был элегантен и подтянут. Небольшая аккуратная бородка, пронзительный взгляд серых пристальных глаз. Жана он узнал сразу же и, выйдя из-за стола, обнял его по-отечески.
— Вы живы, мой мальчик, — растроганно проговорил Бота. — Я рад этому. Когда мне доложили, я, признаться, не поверил. Ведь тогда там, в ущелье, погибли все.
— Смерть меня пощадила, мой генерал, — сказал также растроганный Жан Грандье. — И моего лейтенанта Фанфана тоже. Мы сбежали из английского плена в Кейптауне, привезли вам секретный план генерального штаба и освободили из лагеря внучку президента — Жорису. Бота так же, как перед ним генерал Ковалев, галантно поцеловал руку девушке. Та смущенно зарделась. Поуперс достал из планшета пакет, предназначенный Китченеру, и протянул его Луису Бота. Командующий раскрыл пакет и достал оттуда сложенный пополам лист. Развернул его и недоуменно посмотрел на присутствующих.
— Здесь ничего не написано, — сказал Бота, вертя лист в руках.
— Не может быть! — еще больше удивился Поуперс. — Я не отпускал планшет из рук. Даже ночью.