Пока в главной каюте происходила вышеописанная сцена, дедушка Стаке, этот болтливый, но честный и порывистый старик, запертый в килевом трюме галеры, разражался градом проклятий против турок, посылая их вместе с Магометом то на дно моря, то в самую преисподнюю.
— Да неужели же, — кричал он, теребя свою редкую белую бороду, — крест Господень покинул нас? Неужели мы так и останемся во власти этих поганых турок, и они будут безнаказанно издеваться над нами, как хотят?… Что вы на это скажете, синьор Перпиньяно?
Лейтенант, сидевший молча в углу, держа опущенную голову обеими руками, упиравшимися в колени, ничего не ответил расходившемуся старику, который продолжал:
— Клянусь выпотрошенной акулой, должно быть, тут все оглохли, онемели и окаменели!.. Значит, так, без всякого сопротивления, вы и дадите везти себя назад в Гюссиф? Уверяю вас, что не чувствую ни малейшего желания возвращаться туда и, прежде, чем дойдет до этого дело, готов…
— На что же вы готовы, дедушка Стаке? — спросил Перпиньяно, усилием воли стряхивая с себя напавшее было на него телесное и душевное оцепенение. — Что вы можете придумать, чтобы выйти из этого критического положения?
— Я уже придумал: в решительную минуту возьму да и взорву всю галеру на воздух вместе со всеми находящимися на ней… за исключением, конечно, нас самих.
— Гм! Попробуй-ка, ухитрись устроить такую штуку! — насмешливо заметил Эль-Кадур.
— Так неужели же ты, черномазый красавец, воображаешь, что я не сумею взорвать бочку с порохом? — кипятился старый моряк.
Эль-Кадур готовился ответить старику нечто такое, от чего могла бы разгореться настоящая ссора, но ему помешал венецианец.
— Дедушка Стаке, скажите серьезно, что вы задумали сделать? — спросил он.
— Что я хочу сделать? Да просто-напросто взорвать галеру перед тем, как ей войти на рейд, — ответил старый моряк.
— Да, и я уже думал об этом, но не вижу возможности выполнить этот проект. Может быть, вы уже нашли ее дедушка Стаке?
— Пожалуй, что и нашел, только у меня кое-чего не хватает…
— А именно? — допытывался венецианец.
— Топора, долота… вообще чего-нибудь, чем бы я мог проделать тут отверстие в корпусе…
— Отверстие в корпусе?.. На что же это вам нужно? Ведь тогда мы все потонем?
— Ну, вот еще! Зачем же нам тонуть? Мне только нужно пропустить немного воды в галеру, чтобы она поднялась на дыбы…
— На дыбы? — с недоумением повторил Перпиньяно.
— Ну, да, синьор, на дыбы, — подтвердил старик. — Когда она опустит корму вниз, а нос подымет вверх, мы воспользуемся суматохой, чтобы освободиться отсюда, приготовить и зажечь фитиль для взрыва пороха и незаметно улизнуть в одной из здешних шлюпок. Взрыв галеры должен произойти, разумеется, не ранее того времени, когда мы отплывем на достаточное расстояние. Поняли, синьор?
— Понял. Но, к несчастью, у нас здесь нет не только топора или долота, но даже простого ножа, — грустно проговорил Перпиньяно. — А раз этого нет, то чем же мы пробьем корпус?
— Не будет ли выполнимее моя мысль? — вдруг заговорил молчавший до тех пор Никола Страдного.
— Выложи нам ее, грек, — сказал старый далмат. — Не даром про вас говорят, что вы самый хитрый народ во всей Левантине… хитрее даже смирнийцев.
— Ну, уж и хитрее! — с улыбкой возразил, видимо, польщенный грек. — Видите что, дедушка Стаке, — продолжал он деловым тоном, — турки хоть и отняли у меня все оружие, зато оставили кремень и трут…
— Годные лишь на то, чтобы закурить трубку, если у тебя уцелел табак, — пренебрежительно заметил старик.
— А, быть может, и на то, чтобы поджечь корабль? — возразил Никола.
Дедушка Стаке так и подпрыгнул от восторга, охватившего его при таком простом замечании грека.
— Ах, черт возьми, мне это и в голову не приходило! — вскричал он, ударив себя по лбу рукой. — Ну разве не правда, что вы, греки, — самый хитрый народ в мире?.. Я сам со всеми своими мозгами настоящий дурак в сравнении с тобой…
— Вы хотите поджечь галеру, Никола? — спросил венецианец.
— Да, синьор. Другого средства выйти из угрожающей нам опасности я не вижу.
У грека, как мы видим, явилась та же самая мысль, что и у Латинского, и более других осуществимая при данных обстоятельствах. Вступить в открытую борьбу с турецким экипажем было, разумеется, совершенно невозможно, поэтому злополучным пленникам не оставалось другого исхода: или покориться своей горькой участи, или же прибегнуть к хитрости ради своего спасения.
— Ну, что же вы скажете на это? — осведомился грек, видя, что все кругом молчат.
— Я думаю, что если поджечь галеру, то мы все изжаримся на ней, — ответил Перпиньяно.
— Я не в трюме подложу огонь, — пояснил Никола. — Мы пролезем в люк и подожжем там запасные канаты и паруса. Остальное сделается уж по указанию самих обстоятельств.
— Хорошо. А как же мы выберемся отсюда, когда в межпалубном пространстве, быть может, поставлена стража? — спросил Перпиньяно.
— Свернем ей шею — вот и все! — недолго думая, решил дедушка Стаке.
— Когда мы дойдем до рейда, по вашему расчету, Никола?
— продолжал Перпиньяно, не слушая старика.
— Не раньше полуночи. Сейчас ветер очень слаб, и мы идем тихо, — отвечал грек. — Здесь с вечера обыкновенно бывает затишье.
— Ну, а каким образом мы спасем герцогиню и виконта?
— Таким же, как и себя самих: посадим и их в шлюпку. Мы плывем почти под самым берегом, так что живо доберемся до него в шлюпке… Боюсь только, как бы у нас не вышло недоразумение с Мулей-Эль-Каделем. Его невольник наверное добрался до своего господина…
— Ну, этот славный турок во всяком случае не доставит нам никаких неприятностей, — заметил дедушка Стаке. — Давайте теперь прежде всего осмотрим наше помещение, а потом станем придумывать, как поудобнее выбраться из него,
— добавил он, вставая.
За ним поднялись и все остальные и, пользуясь тем, что трюм был освещен небольшим окном, легко дошли до люка, открывавшегося в межпалубное пространство.
— Ба! Да тут даже и не заперто! — с удивлением вскричал старый далмат, видя, что люк свободно поднимается от простого нажима его руки. — Что бы это значило?
— А это значит, что я снял железный болт — вот и все, послышался в ответ чей-то насмешливый голос.
Из уст пленников вырвался единодушный возглас изумления:
— Ренегат!
— Да, он самый, пришедший от герцогини, чтобы освободить вас, — продолжал тот же голос.
Через мгновение поляк спустился с лесенки и очутился посреди пленных, которые скорее готовы были схватить его за горло и задушить, чем поверить его словам.
— Вы… вы хотите освободить нас! — вскричал дедушка Стаке. — Изволите шутить, господин польский медведь! Но предупреждаю вас, что ваши штуки с нами могут обойтись вам очень дорого.
Поляк пожал плечами и серьезным голосом сказал лейтенанту:
— Поставьте одного из ваших людей возле трапа для наблюдения. Турки не должны знать того, что я должен вам сказать, иначе я лишусь своей шкуры…
— Эль-Кадур, — обратился Перпиньяно к арабу, — стань вот тут на часах. Как только заметишь, что кто-нибудь приближается к люку, извести нас.
Араб поклонился и неслышно подкрался к трапу, около которого и притаился.
— Теперь можете говорить безбоязненно, капитан, — предложил венецианец поляку.
— Вы тут составляли заговоры, не так ли? — начал Лащинский.
— Мы?! — вскричал старый моряк, делая негодующее лицо.
— Да, вы. Я ведь слышал, как вы говорили…
— Это правда, мы говорили, но только о луне, решая вопрос, правда ли, что на ней изображены пара глаз, нос и рот…
— Будет тебе балагурить, моряк, — прервал с досадой Лащинский. — Не время дурачиться… Вы задумали поджечь галеру? Да? Сознайтесь…
— Значит, вы подслушали! — с тревогой спросил лейтенант.
— Да, я ясно слышал ваши последние слова… Но не пугайтесь, пожалуйста: ваше намерение вполне совпадает с моим…
— Как! Разве и вы… — начал было Перпиньяно, но Лащинский перебил его.
— Да, и я решил поджечь галеру и уже условился об этом с герцогиней, — сказал он. — У вас, Никола, кажется есть трут и кремни? Да?
— Есть-то есть. Но…
— Ну, вот и отлично. Вполне одобряю ваш замысел. Выйдя отсюда, я вновь запру вас сверху, а ночью приду и опять открою люк.
— Постойте, синьор, — вмешался неугомонный старый моряк, сильно недоверявший поляку. — Кто или что поручиться за вашу честность по отношению к нам? Может быть, вы только хотите подвести нас под турецкие кривые сабли, чтобы услужить своим новым господам? Чем вы докажете противное?
— Если бы я хотел вам зла, то мог бы сделать это, не приходя сюда. Стоило бы мне только привести кого-нибудь сюда послушать вашу беседу, и делу был бы конец, — возразил Лащинский. — Но я хочу не убивать вас, а, напротив, спасти от смерти, угрожающей вам. Даю вам в этом честное слово.
— Раз вы даете слово помочь нам, мы готовы на какую угодно отчаянную выходку, лишь бы спасти герцогиню и ее жениха, — ответил за всех Перпиньяно.
— Следовательно, вы согласны действовать заодно со мной?
— Да, синьор, Лащинский.
— Позвольте, господа, — вмешался Никола. — А как теперь ветер? — обратился он к Лащинскому.
— Так слаб, что галера идет не больше двух узлов в час,
— ответил поляк.
— Так что мы придем на рейд.
— Не ранее утра, если ветер вдруг не усилится.
— На каком мы теперь от него расстоянии?
— Да приблизительно милях в сорока.
— Этих сведений мне достаточно.
— Тебе достаточно, а мне нет, — снова заговорил Стаке.
— Я хочу еще знать, есть ли стража в кубрике?
— Должно быть, нет, потому что я ее не видел, — сказал Лащинский.
— А где находится склад парусов и других запасных предметов? Можете вы мне это сказать?
— Могу, я все разузнал: склад этот находится в носовой части, возле большой каюты.
Старик вздрогнул.
— Но ведь тогда мы сожжем герцогиню, если подложим огонь в этом месте! — воскликнул он.
— Нет, герцогиня будет возле своего жениха, на другом конце галеры, — возразил Лащинский. — Я все это уже предусмотрел. Можете спокойно поджечь все запасные предметы, дедушка Стаке. Никто ничего не заметит, пока огонь не пробьется наружу. И будьте уверены, что в нужное время ваш люк будет отперт… Ну, пока до свидания.
С этими словами поляк повернулся к своим собеседникам спиной и, не торопясь, поднялся по лесенке вверх, где задвинул над люком железный болт.
— Синьор, вы доверяете этому ренегату? — спросил старый шкипер венецианца, когда Эль-Кадур вернулся на свое место, не имея больше надобности стоять на часах.
— Мне кажется, что на этот раз он не обманывает, — сказал Перпиньяно. — Почем знать, может быть, в его душу проникло раскаяние…
Спустя полчаса после этой беседы двое слуг в сопровождении четырех флотских солдат, вооруженных кривыми саблями и пистолетами с зажженными фитилями, принесли пленникам ужин, состоявший из куска солонины, оливкового масла и черного хлеба.
Когда ужин был окончен, Перпиньяно предложил своим сотоварищам заснуть немного, чтобы в свое время быть вполне бодрыми. Все были согласны, что его совет хорош, и улеглись, как попало, на полу, подложив под головы верхнюю одежду. Не прошло и нескольких минут, как вся компания, укачиваемая мерным ходом корабля, уже крепко спала, несмотря на удручавшие ее заботы.
Первым после нескольких часов сна проснулся дедушка Стаке. Вокруг было совершенно темно, как в могиле.
— Ах, черт возьми, сколько же времени мы продрыхли! — вскричал он, сразу вскакивая на ноги. — Вставайте, сони, а не то проспите и свободу, и жизнь! — продолжал он, расталкивая товарищей.
— Вы все готовы? — спросил Перпиньяно пленников.
— Все, все! — послышалось в ответ.
— Ну, так идем.
Ощупью, держась друг за друга, пленники осторожно взобрались по трапу. Дедушка Стаке был впереди, уверяя, что видит в темноте не хуже, чем днем. Толкнув люк, старик убедился, что он поднимается так же свободно, как в первый раз, когда они так неожиданно столкнулись в этом месте с поляком.
— Ишь ты, — ворчал старик, — должно быть, этот польский медведь и в самом деле раскаялся, и черт лишился своей добычи.
Выглянув из поднятого люка, он стал напряженно всматриваться в темноту и прислушиваться к малейшему звуку.
— Как будто в кубрике нет ни души, а там Бог их ведает,
— шептал он. — Если они тут устроили засаду и вдруг начнут угощать нас пулями в спину, то мы пропали.
Понаблюдав еще несколько времени молча, старик осторожно прокрался наверх. За ним поползли и остальные пленники.
— Кажется, никого, — шепнул Перпиньяно на ухо старику.
— Постойте, синьор… кажется, кто-то идет сюда, — отвечал тот, снова останавливаясь и прислушиваясь.
Действительно, почти над головами пленников, на верхней палубе, вдруг послышались чьи-то тяжелые шаги, должно быть, часовых, делавших обход. Галера скрипела всеми своими частями, с трудом подвигаясь вперед, глухо шумели вокруг нее волны.
— Нет, о нас, должно быть, забыли, — заметил все так же шепотом старый шкипер. — Ну, двинемся вперед. Будьте готовы задушить первого турка, которому вздумается загородить нам дорогу.
Продолжая держаться друг за друга, все стали, крадучись, пробираться вперед по темному межпалубному пространству. Казалось, дедушка Стаке действительно обладал кошачьими глазами, судя по тому, что он не наткнулся даже на стоявшую там колубрину, о которую легко мог бы попортить себе лицо. Благодаря предосторожностям старика, и его спутники благополучно миновали все препятствия.
Таким образом пленники беспрепятственно добрались до того помещения, где находились запасные паруса, канаты и корабельные предметы. Нащупав рукой дверку в это помещение, старик легко отворил ее.
— Слава Богу, ренегат открыл нам все двери, — прошептал он, вздохнув полной грудью, словно сбросил с себя с себя громадную тяжесть, до сих пор давившую его. — Ну, дай Бог ему здоровья… Стой, ребята! — обратился он к матросам, напиравшим на него сзади. — Дайте мне кремень и трут, а сами пока не шевелитесь.
— Вот, держите их, — ответил Никола, суя ему в руку эти предметы.
— Ну, ладно. Через полминуты все будет сделано. Повторяю: не шевелитесь и молчите.
Взобравшись в каютку, он высек огонь и зажег трут. Раздув его немного, старик при его слабом свете удостоверился, что помещение наполнено всевозможными просмоленными вещами и другими быстро воспламеняющимися предметами.
Взяв пук пакли, он поджег его и бросил на кипу парусов. Увидев, что все загорелось, он выскочил из каютки и шепнул своим спутникам:
— Ну, теперь живее в трюм! Через полчаса весь корабль будет в огне.