В плену я провел месяц. Раны сильно загноились и покраснели. Я боялся, что начнется гангрена. Я потерял надежду на спасение. Не принимая никакого лечения, я ждал смерти как единственного способа освобождения от своих мучений. Вскоре я уже не мог ходить без посторонней помощи. Единственное, что связывало меня с жизнью, – это наблюдение за поведением птиц.
Освобождение пришло неожиданно. Генерал Данзас, узнав о моем пленении, выступил с большим отрядом к Джулеку и потребовал немедленной выдачи пленника. Известие об этом я получил от самих кокандцев, которые привязались ко мне и наперебой выкрикивали мне эту радостную весть. В этот день я блаженствовал. Даже город Туркестан мне нравился, хоть и был моей тюрьмой. Не много помню я на своем веку таких отрадных впечатлений!
Северцов умолк, и в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Стрижевский, время от времени осторожно выпускающий струю табачного дыма, ожидал продолжения рассказа, но Николай Алексеевич в думах был уже далеко отсюда. Наконец, Стрижевский шевельнулся и спросил:
– И что же произошло дальше, Николай Алексеевич?
Северцов встрепенулся и проговорил:
– Ожидая освобождения, я начал лечиться. Естественно, в Туркестане и нечего было ожидать наличия каких–нибудь современных лекарственных средств. Моим врачеванием занялся Абселям – русский пленный, который принял мусульманство. Мне во время моего пленения тоже предлагали принять ислам, в противном случае угрожали пожизненным заточением в зиндане или грозили посадить на кол. Я знал, что их угрозы вполне реальны. Я был наслышан о казни Стотдарта и Коноли в Бухаре. Если вы помните, в 1857 году в Кашгаре на кол был посажен Адольф Шлагинтвейт, первый исследователь, который воочию увидел Тянь–Шань. Так что я понимал свое положение. Но принять магометанство наотрез отказался. Так вот, Абселям лечил оригинальным кокандским средством: к ранам прикладывалась сырая парная баранина, затем они посыпались порошком, куда входили толченые черепашьи яйца и сушенные змеи. И вы представьте, Василий Михайлович, раны, которые непременно должны были перейти в гангрену, затянулись, и я пошел на поправку! Ровно через 31 день после своего пленения я вернулся в форт Перовский. Вид у меня был ужасный, самостоятельно передвигаться я не мог, но я чувствовал себя счастливым. Все самое ужасное было позади…
Стрижевский готов был и дальше слушать историю Северцова. Но по тому, как тот неожиданно умолк и отдался своим внутренним думам, Василий Михайлович понял, что вопрос, который задал ему Северцов, мучит ученого. Стрижевский знал, что условности не для Северцова. Он мог, зайдя к кому–нибудь на прием, бесцеремонно схватить интересующий его журнал с криком: «А, у вас уже есть!» и тут же усесться читать, оставив публику в полном недоумении.
Стрижевский, наконец, решился потревожить Северцова:
– Уважаемый Николай Алексеевич! Я не хотел бы выглядеть нескромным, но не откажите принять мою помощь. Я готов помочь вам с вашей публикацией. Скажите мне, сколько требуется денег для печати ваших работ. Я также готов помочь вам с ведением хозяйства.
Видя протестующие жесты Северцова, Стрижевский добавил:
– Вы меня очень бы обязали, если бы приняли мою помощь. В конце концов, если вас не устраивают мои предложения, мы могли бы обсудить аренду ваших земель.
Через некоторое время дверь кабинета распахнулась, и из него стремительно вышел Северцов, увлекая за собой Стрижевского. Николай Алексеевич громогласно потребовал пригласить к ним жену Софью Александровну.
– Софьюшка, – при ее появлении прогремел Северцов, – благодари, пожалуйста, нашего дорогого соседа Василия Михайловича. Он предлагает нам свою бескорыстную помощь. Мы немедленно едем в Воронеж. Там ждут мои работы. Василий Михайлович обещал все устроить.
Через полчаса все было готово к отъезду. Решили, что до железнодорожной станции Лиски они доберутся на экипаже Стрижевского. Северцов поверх мундира нацепил свою тяжелую меховую доху, и коляска двинулась в путь. Дорога вилась то по берегу Дона, то по самой замерзшей реке. Чтобы скоротать время, Стрижевский просил Северцова рассказывать о своих путешествиях. Вскоре он знал о трудном походе через высокогорные сырты Нарына, об удивительной поездке на Памир. С особой теплотой говорил Николай Алексеевич о горном озере Иссык–Куль:
– Вы себе представьте, Василий Михайлович, синее небо, синий же Иссык–Куль, а между ними белая зубчатая стена гор, на первом плане голый, красно–желтый берег – вот и весь вид, весьма несложный, но от которого глаз с трудом отрывается: так великолепен колорит, так изящны и легки очертания снегового хребта.
Стрижевский слушал, и в его завороженном сознании возникали удивительные картины дикой природы. Они будоражили его и звали куда–то.
Внезапно раздался громкий треск, и экипаж с разбегу врезался во вставшие дыбом льдины.
– Лед треснул! – взвизгнул кучер, и, в одно мгновение, коляска вместе с лошадьми и пассажирами рухнула вниз в образовавшуюся полынью. Кучер, словно обезьяна, метнулся с козел в сторону и упал неподалеку от кромки треснувшего льда. Вода в полынье кипела. Тройка лошадей отчаянно боролась за жизнь. Они вспенивали воду копытами, разбивали попадающий им под ноги лед, расширяя полынью. Но коляска, перевернувшись, камнем пошла под воду, увлекая за собой животных и находящихся в ней людей. Стрижевский вытолкнул из экипажа Северцова и сам выпрыгнул следом. Вода леденящими клещами обхватила его со всех сторон. Намокшая одежда свинцом тянула вниз, в черную воду. Стрижевский отчаянно работал руками и ногами. Ему удалось ухватиться за край льда, но он не в силах был выползти из воды. Еще немного – и Стрижевский выпустит скользкий лед и воды сомкнутся над его головой. Внезапно он почувствовал теплую руку, вцепившуюся в его ладонь. Несколько минут борьбы и Стрижевский оказался вытянутым на лед. Рядом с ним стоял перепуганный кучер.
– Где Северцов? – прохрипел Стрижевский, с усилием вставая на ноги.
Обернувшись, он заметил Николая Алексеевича в самом центре полыньи. Лошади били его своими копытами, но Северцову удавалось удерживаться на поверхности. Намокшая меховая доха сковывала его движения и неумолимо тянула вниз. Стрижевский и кучер беспомощно стояли у края полыньи и наблюдали за мужественной борьбой ученого. Отчаяние охватило все существо Василия Михайловича. Он ничем не мог помочь Северцову.
Наконец лошади и экипаж навсегда скрылись в черных водах Дона. Николай Алексеевич из последних сил доплыл до края полыньи. Стрижевский и кучер мертвой хваткой вцепились в него и попытались вытащить его из воды. Северцов был грузен и обессилен борьбой за жизнь, намокшая одежда весила очень много. Все усилия Стрижевского и кучера извлечь ученого из воды ни к чему не приводили, Северцов вновь соскальзывал в воду. Собрав всё же остаток сил, они кое–как втащили Николая Алексеевича на лед. Северцов был бледен, и Стрижевский с ужасом подумал, что ученый сильно переохладился. Надо было двигаться, чтобы согреться.
– Василий Михайлович, где мой портфель с бумагами? – едва различимым шепотом спросил обессиленный Северцов Стрижевского.
– Ради бога, Николай Алексеевич, – отчаянно закричал Стрижевский, – вас спасать надо, а не бумаги!
Северцов теперь сидел на льду. Вода на его одежде уже замерзла длинными сосульками.
– Как у Григория Силыча, все сгорело. Все труды погибли, – пробормотал Северцов непослушными губами.
– Вставайте, Николай Алексеевич, – пытался поднять его Стрижевский. Кучера он отослал в ближайшее селение за помощью. – Двигаться надо. Вы не должны погибнуть. Это же глупо. Вы прошли через столько опасностей, столько раз могли погибнуть. Неужели здесь, дома, вас ждет нелепая смерть? Вы обязаны жить!
Им удалось пройти шагов сто. Силы покинули Стрижевского, и он выпустил Северцова. Тот лег на лед и больше уже не встал. Стрижевский умолял его идти, но Николай Алексеевич твердил только: «Погибать так погибать». Вскоре он мог только шептать, и Стрижевский, наклонившись, услышал: «Василий Михайлович, позаботься, пожалуйста, о Софьюшке и Алексее. Не забудь и Сашеньку. Мне его оставил брат, умирая».
Когда через полтора часа пришла помощь, они нашли замерзший труп Северцова и обессиленного Стрижевского рядом с ним.
Возвращаясь назад в Петровское, Василий Михайлович с ужасом думал, как будет говорить Софье Александровне о гибели ее мужа, знаменитого путешественника и исследователя Азии Николая Алексеевича Северцова, и комок стоял у него в горле. Он думал о том, что сделает все возможное, чтобы свет увидел его работы. А что же было там, в погибшем портфеле? Теперь на этот вопрос никто никогда не даст ответа.
– Мама, посмотри какая замечательная кукла, – восторженно закричала Кристинка, одной рукой теребя за рукав Вику, а другой указывая на стоящую в витрине магазина куклу. Игрушка действительно привлекала внимание прохожих. Возле витрины стояла еще одна мамаша с девочкой около шести лет от роду, которая настойчиво требовала от матери «купить ей сестренку». Вика подошла ближе к витринному стеклу. Кукла была довольно большой, почти одного роста с пятилетней Кристинкой. Обычная одежда малыша – легкая курточка и джинсы – придавала кукле сходство с заблудившимся ребенком. Казалось, маленькая девочка по ошибке забралась в витрину магазина и ее закрыли там на ночь. Но больше всего поразило Вику даже не лицо и волосы куклы, которые были натурального цвета и фактуры, что усиливало ощущение от нее как от настоящего ребенка, а глаза – большие и выразительные. Часто просматривая глянцевые журналы, Вика иногда встречала такие глаза у фотомоделей. Обычно красавицы, демонстрирующие наряды и аксессуары, как бы ни были они милы и привлекательны, особого интереса у Вики не вызывали. Они были обязательным приложением к коллекциям модных одежд. Их взгляд был пустой и плоский. Но изредка Вика не могла отвести глаз от портрета безвестной фотомодели. Лицо затмевало наряд. В глазах светился ум. Взгляд бездонных глаз вызывал тревожные и волнующие чувства. Вика могла подолгу разглядывать портрет, удивляясь, что простое созерцание чужого лица не надоедает, а, напротив доставляет эстетическое наслаждение.
Сейчас, стоя у витрины, Вика поняла, что именно взгляд куклы привлек ее внимание. В нем светился ум. Глаза молили о помощи. Пухлые щеки и слегка увеличенная голова кукольной девочки будили в душе инстинктивные чувства матери. С полных полуоткрытых губ куклы, казалось, вот–вот сорвется тихий шепот: «Забери меня отсюда, мама». На глаза непроизвольно навернулись слезы. Вика мотнула головой, отгоняя наваждение.
Кристинка продолжала настойчиво трясти ее руку:
– Мама, я хочу, чтобы ты ее купила.
– Кристи, у нас полный дом игрушек, – попыталась возразить Вика, – скоро маме с папой места дома не будет. У тебя же много кукол.
– А такой куклы нет! – отрезала дочка. – Если ты не купишь, я скажу папе. Он мне обязательно купит!
– Кристи, – умоляюще проговорила Вика, – такая кукла стоит, видимо, безумных денег. Ты же знаешь, я работаю всего полдня, у папы тоже есть проблемы на работе. Мы не можем тратить деньги только на твои игрушки, нам еще и жить надо, кушать. Ты же большая девочка, должна понимать это.
– Извините меня, пожалуйста, фру, – Вика вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, как к ним подошел служащий магазина. Сколько времени он стоял рядом и что он слышал из ее разговора с дочерью, Вика не знала, и это ее рассердило.
– Извините меня еще раз, что я вмешиваюсь в ваш разговор с этой милой фрекен, – мягко продолжал мужчина, средних лет, с безукоризненным пробором прилизанных волос, одетый в какой–то синий фирменный сюртук с пришпиленным на груди бейджем. – Я хотел бы, если конечно вы не возражаете, немного рассказать вам о нашем новом товаре.
Вика прищурилась, пытаясь прочитать имя мужчины, написанное на бейдже (очки она отдала в ремонт), но мужчина, заметив ее взгляд, тут же представился:
– Ульф Ларсен, менеджер отдела маркетинга торговой сети «Волшебный мир». Это наш первый магазин в Стокгольме, хотя во многих странах нас хорошо знают.
Вике хотелось ответить менеджеру резко, в ней еще кипело раздражение от неожиданного вмешательства, но Кристина уже решительно дернула служащего за рукав сюртука:
– Ульф, расскажи мне о ней, – и указала на стоящую за стеклом куклу.
– Это наша гордость, фру, – с готовностью начал Ларсен, обращаясь к Вике и обворожительно улыбаясь Кристинке, – совершенно новая модель. Замечательный подарок юным фрекен. Ее можно кормить и поить, как настоящего ребенка. Она так же требует ухода, то есть кукле надо менять подгузники, приучать к горшку и туалету. С ней надо гулять и играть. В игрушку вмонтировано компьютерное устройство, в которое заложена самообучающая программа – это позволяет кукле совершенствовать свое поведение. Она спит и бодрствует столько, сколько должен спать и бодрствовать нормальный ребенок. Куклу можно учить говорить, ходить, она может проявлять определенные желания. Будущие мамы, как эта маленькая фрекен, – Ларсен опять улыбнулся Кристине, – могут получить бесценную практику ухода за ребенком. Во–первых, они сами могут многому научиться, – теперь он снова обращался к Вике, –«молодая мама» сама будет преподавать уроки гигиены «своей дочке»: чистить зубы, пользоваться туалетом. Вы же знаете, у нас в Швеции это большая проблема, дети до тринадцати лет ходят в подгузниках. К тому же, родители могут наконец–то вздохнуть свободно, у них появится время для личной жизни. Ребенок сам будет читать книги, играть в игры и гулять со своей новой подружкой, ведь кукла довольно быстро догонит в развитии свою «мамашу» и из беспомощного младенца превратится в верного друга.
– А это не опасно? – спросила все еще раздраженная Вика, хотя то, что говорил Ларсен о кукле, поразило ее. – Уже столько написано о том, как роботы начинают вредить людям.
– Ну что вы, это же просто кукла, – мягко проговорил менеджер, – ее очень просто отключить. На ее спине обычный тумблер, в любой момент вы можете обесточить игрушку и положить ее на полку. И, кстати, вы можете взять ее в рассрочку, наша фирма, в целях продвижения нового товара, дает большие скидки и, кроме того, оформляет беспроцентный кредит на покупку. Не упускайте момент, фру, сэкономив деньги, вы доставите радость себе и своему ребенку, подарив ему нового друга. И ваше собственное время тоже не мало стоит.
– А чье производство? Надеюсь, не Китай? – спросила Вика, скорее для того, чтобы протянуть время, нужное ей для принятия решения. Кристина, красная от нетерпения, продолжала теребить Вику за руку.
– Что вы, что вы, – затараторил Ларсен, – хотя весь мир сейчас завален китайскими игрушками, да и мы, сознаюсь, предлагаем товар из Китая, но он тщательно проверяется на качество нашими специалистами. Более того, на производстве постоянно находится представитель фирмы и следит, чтобы не нарушался технологический процесс. Так что, приобретая в нашей сети китайские игрушки, вы можете быть на сто процентов уверены – они безопасны, надежны и качественны. Это я вам говорю не только как менеджер «Волшебного мира», но и как отец. Мои дети играют игрушками, выпущенными в Китае. Для меня вопрос цены тоже немаловажен. Эта же кукла выпущена в Японии, что говорит само за себя. Она имеет международный сертификат качества и прошла все необходимые испытания. Плюс вы можете воспользоваться рекламной кампанией по продвижению нового товара и приобрести куклу со значительной скидкой и в рассрочку.
Кристина умоляюще смотрела на Вику. Женщина знала: если она сейчас откажет дочке в покупке, та устроит ей целый спектакль – с криками, слезами и паданием на пол.
– Хорошо, – сказала Вика Кристине, – но я должна посоветоваться с папой. Кукла стоит очень дорого.