— А где Элиса, — неожиданно спросил старик, — я хотел бы на неё посмотреть.
— Она у директора клиники, доктора Петера Вебера…
— Петер… — старик усмехнулся, — тот немец тоже собирался назвать своего сына Петер. Я помню он говорил, что хочет сына…
Последних слов Захар уже не слышал, сжимая в руке медальон он нёсся в замок Кёлеров. Они чуть не столкнулись на крыльце, директор вышел провести Элису.
— Захар познакомься, это доктор Вебер!
— Очень приятно, — выдохнул Захар, пожимая сухую, крепкую ладонь.
— Es ist mein alter freund der russische historiker, herr Zahar Pandir, — Элиса представила Захара.
— Эля, я должен тебе что-то сказать.
— В эту минуту?
— Да, поверь это очень важно!
— Gut, говори…
— Спроси у доктора есть ли у него другая фамилия?
Элиса смутилась, но перевела вопрос. Ответ Захар не дослушал, он и так всё понял… После войны, мать настояла, чтобы Петер взял фамилию её семьи.
Она не без оснований полагала, что служба отца на Восточном фронте, может дать основания новым властям, для преследования сына. Сама же она вскоре вышла замуж и тоже сменила фамилию.
Петер пригласил их в свой кабинет, но Элиса отказалась и они решили посидеть в саду. Вокруг беседки цвёл шиповник. Над густыми кустами, отталкивая друг дружку от сочных бутонов, трудились беспокойные пчёлы. В центре беседки на раскладном столике накрытым светлой скатертью, стояла хрустальная пепельница, три стакана из тонкого стекла и бутылка минеральной воды. Захар не отрываясь смотрел на нервно поднимающиеся со дна бутылки, бесконечные пузырьки газа.
— Последнее письмо от отца мы получили в самом конце 44-го, за несколько дней до рождества, — Элиса переводила тихий, мягкий голос Петера, — бабушка к тому времени уже умерла, а дед после этого письма слёг и уже больше не поднялся. Он никогда не одобрял политику нацистов, хотя и был патриотом Германии. Бабушка рассказывала, что ему не раз предлагали вступить в партию, но он всегда категорически отказывался. Дед был геологом, почётным членом Европейского Геологического Общества в Праге, много путешествовал, одно время жил где-то на Востоке. Когда отца, ведущего радиоинженера компании «Телефункен» демобилизовали на Восточный фронт, дед понял, что война проиграна. С того времени он перестал слушать Геббельсовскую пропаганду о возрождении нации и новом, всесильном оружии. Он умер от воспаления лёгких, не дожив до конца войны, мы похоронили его на нашем фамильном участке церковного кладбища…
Петер сделал маленький глоток воды и и замолчал. Захар вдруг подумал о своих родных, сердце привычно похолодело. В эту минуту, Элиса накрыла его руку своей ладонью, от неожиданности Захар вздрогнул, холод медленно отступал.
— После войны, дом отобрали и мы с мамой переехали в Берлин. Вскоре она вышла замуж, — после паузы продолжил рассказ Петер, — её муж был кардиохирургом, очень высоким специалистом, таких в Рейхе, да и во всём мире, было наперечёт. Не смотря на то, что у него был чин подполковника Вермахта, на фронте он никогда не был, служил не далеко от Берлина в Хеннигсдорфе, где заведовал военным госпиталем. В медицинских кругах Генрих Фон Диль, до сих пор пользуется завидным авторитетом, при том, что давно уже не практикует. Именно он привил мне любовь к медицине, занимался со мной, когда я учился в университете, помогал деньгами не смотря на то, что к тому времени уже развёлся с моей матерью. Генрих довольно часто ездил в Советский Союз, оперировал там кого-то из партийных боссов. В одной из таких поездок, пользуясь своими связями он разузнал, что мой отец умер в Лебедянском лагере НКВД для военнопленных № 35, это где-то в Липецкой области…
Перевод давался Элисе не легко, она часто переспрашивала, путалась в названиях, долго подбирала нужное слово.
— Я плохо помню своего отца, в основном из рассказов бабушки, она не чаяла в нём души и не пережила, когда его забрали на фронт. У меня нет ни одной его фотографии, хотя мама рассказывала, что в доме Веберов был целый сундук набитый семейными документами и альбомами…
В этот момент Петера позвали из клиники, он извинился и ушёл. Вернулся он вместе с миловидной женщиной.
— Знакомьтесь пожалуйста, это моя жена Катрин, она немного знает русский язык.
Женщина перекинулась несколькими фразами с Элисой, протянула руку Захару и продолжила рассказ.
— Когда освободилась вакансия в этой клинике, Петер не раздумывая подал прошение о переводе, хотя в то время занимался научной работой на кафедре психологии Берлинского университета. Одна из причин, может быть даже самая главная причина — этот дом всегда притягивал его. Мы иногда просто приезжали сюда, чтобы провести здесь Wochenende…
— Выходные, — помогла ей Элиса.
— Danke, именно так, выходные дни, — Катрин улыбнулась, — и ещё конечно Петер надеялся найти здесь семейный архив Веберов. Разумеется мы были счастливы, когда Министерство Здравоохранения утвердило перевод Петера в клинику. Здесь был непочатый край работы связанный не только с больными детьми, но хозяйственной и организаторской. Больше года заняло переоборудование здания, поиски нужной аппаратуры, подбор медицинского персонала. Нам много помог доктор Диль, кстати только недавно нам стало известно, что к этому переводу в Лейпциг, «приложил руку» именно он. Мы очень ценим его дружбу, он и сейчас изредка нас навещает…
— А архив? Вы нашли его? — не удержалась Элиса.
— К сожалению нет…
В беседке повисла пауза. Тишину прервал Захар:
— Петер, а эту фотографию вы помните? — с этими словами он вытащил из кармана рубашки круглую фотографию и положил его на край стола.
Петер мельком, как бы ища поддержки, взглянул на жену, затем осторожно взял в руки карточку и поднёс её к глазам.
— Мне несомненно знаком этот снимок. Больше того, он уже много лет висит на стене в моём офисе. Мама тогда специально заказала фотографу уменьшенную копию чтобы поместить её в стандартный армейский конверт, — Петер вдруг заволновался, — а откуда она у вас? И почему она круглая? Вы знали моего отца?
— Однажды ваш отец спас мне жизнь, — голос Захара едва заметно дрогнул, — а фотография круглая, потому что он носил её вот здесь…
На ладони Захара лежал медальон Кёлера.
Петер бережно взял его в руки, потом аккуратно открыл крышку, поместил в неё фотографию и вопросительно посмотрел на Захара:
— Так?
— Приблизительно, — и добавил мгновенно осипшим голосом, — Эрик Кёлер просил передать это вам…
Дальше Элиса стала пересказывать Веберам историю и обстоятельства короткого знакомства Захара с майором Кёлером. Слушая рассказ, Петер не отрываясь смотрел на Элису и нервно теребил пальцами подбородок. Катрин тем временем взяла из руки мужа медальон и стала рассматривать его со всех сторон. Никто не обратил внимание на то, как Захар поднялся и медленно двинул к скамейке под грушевым деревом. Узкая кривая тропинка была заботливо усыпанная белыми круглыми камешками. Возле фонтана он остановился, вытащил сигареты и тут же спрятал обратно. Затем он поднял с дорожки три белых камешка, присел на скамейку, закинул ногу на ногу и замер. Глядя на него со стороны, могло показаться, что он кого-то очень сосредоточенно слушает.
Захар вздрогнул от неожиданности, когда услышал голос Петера.
— Мне кажется вы знали моего отца лучше чем я, хотя были знакомы всего один день, — рядом с Петером, придерживая его за локоть, стояла Катрин.
— Может быть вы и правы. Настоящий характер человека, как правило проявляется в острых ситуациях, к примеру во время стихийных бедствий или военных действий. В таких случаях обычно нет времени на раздумья, что правильнее или что выгоднее. Именно поэтому любой шаг в критической ситуации, продиктован практически только совестью…
— Я вас понимаю…
— Ведь если бы ваш отец тогда не спас меня, он мог бы выжить… Но я не думаю, он тогда размышлял об этом…. Тогда он спасал человеческую жизнь…
— Danke ihnen… Nehmen sie bitte — он протягивал Захару медальон.
— Мой муж хотел бы, чтобы эта вещь по-прежнему оставалась у вас, — продолжала переводить Катрин.
— Я не могу это взять…
— Aber warum? Но почему?
— Дело в том, что кроме так сказать сентиментальной ценности, этот медальон также имеет материальную цену. Поверьте я знаю о чём говорю, ваши внуки если захотят, продадут его в три раза дороже сегодняшней стоимости.
Захар подождал пока Катрин перевела всё Петеру.