— С тех самых пор, как твой отец, упокой, Господи, его душу, сыграл в ящик, ты только и делал, что пил, с девками путался да песни пел! — вступил в разговор третий голос.
— Не так уж много он и пел, — уточнил жених. — В основном пил да путался.
— Не забудь, он еще держит сотню соколов!
— Если я не женюсь в ближайшее время, я разорюсь, — констатировал Бонавентура.
— В таком случае поищи себе невесту за стенами Вероны, — посоветовал жених.
— Вне стен Вероны жизни нет нигде![13]
— Не давай умереть надежде, иначе сам умрешь холостяком! — Жених уже опьянел, глаза его масляно поблескивали. — Как знать, может, мы выиграем войну с Падуей. Ты, Бонавентура, сможешь тогда похитить единственную дочь какого-нибудь богатого падуанца.
Бонавентура снова занялся своей шнуровкой.
— Единственная дочь богатого падуанца… Стоит подумать.
— Думай-думай. У женщин в Падуе самые большие… — Не договорив, жених вздохнул. — Ох, я же теперь женатый человек. Ах, Констанца!..
И остроты пошли по второму кругу.
На плечо Марьотто опустилась тяжелая рука.
— Сынок, не уделишь ли ты мне одну минуту своего драгоценного времени?
Синьор Монтекки говорил вкрадчивым тоном, слишком хорошо известным юному Алагьери.
Пьетро решил присоединиться к отцу, послушать его умные речи — просто в целях безопасности — и подошел поближе.
Аббат горячился. Тема папства была забыта: объектом праведного аббатова гнева стал сам Данте.
— Небо может быть только одно! С этим даже языческий еретик Аристотель соглашается. Почитайте девятую главу, в которой он говорит об устройстве небес.
— Благодарю вас. — Тонкие губы поэта сложились в зловещую улыбку, слишком хорошо знакомую Пьетро. Алагьери не выносил глупцов. — Именно это я и имел в виду. Только объясните мне, почему вы употребляете слово «небо» то в единственном, то во множественном числе. Где ваша логика?
Аббат, внешне похожий на Скалигера, прошипел:
— Вы цепляетесь к словам, как какой-нибудь иезуит. Небо, небеса… не все ли равно? Сути дела это не меняет.
— Святой отец, вы меня удивляете, — встрял колокольчатый карлик. — Вы делаете такие заявления, когда повсюду уши!
— Что вы имеете в виду?
Карлик ловко встал на голову.
— Чтение греческих книг — ересь и карается смертью. Не иначе, у святого отца имеются влиятельные друзья.
Аббат покраснел и зашипел, как кипящий котелок.
— Я составлю вам компанию на костре, святой отец, — я ведь тоже читал труды Аристотеля. Хуже того, я читал «Уничтожение». Насколько я помню, Аристотель, как и наш друг, не понаслышке знакомый с кругами ада, употреблял множественное число. Правда, в отличие от мессэра Данте, который настаивает на числе девять, грек применительно к небесам оказался экономнее. В его трудах фигурирует число три.
— Не искушай меня, шут, — кипятился аббат. — Мессэр Данте иезуитствовал на родстве слов «небо» и «небеса», в то время как Аристотель утверждает, что небо всего одно, ибо за его пределами ничего не может существовать.
Кангранде подался вперед, сверкнув великолепной улыбкой:
— Синьоры, я, к стыду своему, не читал трудов Аристотеля. Следует ли из его концепции, что мы сейчас на небесах? Похоже, нам не так уж многого остается желать.
В зале раздались слабые смешки; зато все они были искренние. Скалигер, нагнувшись, потрепал собаку по холке. Глаза его сузились.
— Однако, синьоры, мне нравится идея объединить три в одно. Возможно, в своей теории Аристотель предвосхитил Святую Троицу? Не следует ли считать Аристотеля пророком?
Аббат насупился.
— Синьор Алигьери, без сомнения, с вами согласится. Он уже и так причислил к лику святых языческого писаку Вергилия. Он покрыл лаврами немало языческих поэтов и философов, в то время как слуги Господа нашего прозябают в безвестности. Но, мессэр Алигьери, вы кое-кого забыли! В вашей «Комедии» почему-то не упоминается греческий философ Зенон!
Данте поджал узкие губы.
— Если Зенон не упоминается, это еще не значит, что он не подразумевается. Душ слишком много, не могу же я назвать всех поименно. Если вас интересует конкретная историческая личность, в следующее мое сошествие я наведу соответствующие справки.
По толпе прошел ропот. Один лишь Пьетро знал, чего стоило отцу сохранять самообладание. Гениальный поэт не любил толпы и даже боялся ее. С годами он научился скрывать свой страх под маской презрения.
Аббат воздел правую руку и, потрясая указательным пальцем, изрек:
— Вы, мессэр Данте, язычник! Вы только притворяетесь христианином.
— Что, несомненно, лучше, нежели ослу притворяться агнцем Божьим.
Услышав смешок, Данте повернул свою орлиную голову. Взгляд его остановился на Пьетро.
«О нет», — подумал юноша.
Было поздно — Данте пальцем поманил сына к себе.
— Синьоры, это мой старший сын. Пьетро, напомни нашему покровителю, какие три вида небес описывает Аристотель.
Пьетро готов был спрятаться в занавеси, как маленький.
«Вот она, расплата за опоздание. А заодно и за шляпу. Сначала аббату досталось за то, что назвал Вергилия писакой, а теперь моя очередь».
Среди гостей он заметил ухмыляющегося Джакопо.
«Смейся, смейся, болван».
Пьетро изо всех сил старался вспомнить уроки отца.
— Первое небо Аристотеля более всего приближается к нашим представлениям о рае. Это место, где пребывают души праведников.