— Так кто твоя невеста? Небось какая-нибудь пожилая вдова?
Антонио не ответил, только смерил Пьетро мрачным взглядом.
— Она из Падуи, — продолжал веселиться Марьотто.
— Не может быть!
— Мало того, — Марьотто прямо-таки сиял, — она родственница да Каррары!
Пьетро стало не до смеха.
— Что ты сказал?
— Да-да, она — племянница этого ублюдка, — простонал Антонио. — Отец ходил к Капитану, и они решили, что лучше всего скрепить мир с Падуей браком. А поскольку у Кангранде нет родственников подходящего возраста, в подарок семейке Каррары приготовили меня.
— Это… это выгодный брак, — произнес Пьетро.
Он мало что знал о семье Антонио; ясно было одно — при их общественном положении заключить такой союз без помощи Кангранде не представлялось возможным. Капитан явно осыпает милостями семейство Капеселатро.
«Сколько же у них денег?»
Антонио сразу ощетинился.
— Не думай, что она слишком хороша для меня, — проворчал он, словно мысли Пьетро прочитал. — Не утруждай свои благородные мозги.
— Я ничего такого не сказал, — нахмурился Пьетро.
— Конечно, не сказал. Никто ничего такого не говорит. У тебя же все на лице написано. И у тебя тоже, Мари! — Он занес кулак, но в последний момент передумал. — Всем интересно, почему мы уехали из Капуи и как нажили капитал. А как другие наживают? Нами брезгуют, потому что мы богачи только в первом поколении. Мы деньги в рост даем. А как твои предки разбогатели, а, Марьотто? Не конокрадством ли? Что молчишь?
Со стороны Антонио это были жестокие и грубые слова; хуже того, это были слова правдивые. Монтекки, богатые и уважаемые землевладельцы, действительно разбогатели благодаря одному члену семьи, знаменитому конокраду. Даже девиз семьи, «Montibus in claris simper vivida fides», имел прямое отношение к этому роду занятий. Примерный перевод был — «Вера крепнет в горах». Выражение пошло от разбойников, молившихся, чтобы их не поймали с крадеными лошадьми.
Вокруг уже толпились молодые люди в пурпуре и серебре. Одни пытались шутить, чтобы скрыть волнение, другие нетерпеливо озирались.
— Забирай, — произнес Марьотто ровным голосом.
Но Антонио крепко обиделся.
— И не подумаю.
Марьотто уже собирался стукнуть Антонио по голове, но Пьетро направил коня прямо на них, держа костыль наперевес.
— Как вам не стыдно! Разве так полагается вести себя рыцарям?
Вид у Марьотто был кровожадный.
— Рыцарям полагается защищать свою честь!
— Тогда подумай о бесчестье, которое ждет твою семью, если тебя сегодня не посвятят в рыцари. Антонио, если тебе непременно нужно на кого-нибудь злиться, злись на меня. Извинись перед Марьотто, и закроем эту тему.
Остальные молодые люди уже собрались в туннеле, что вел на Арену.
— Прости меня, Мари, — мрачно произнес Антонио.
Марьотто выдержал паузу.
— Надо было дать тому типу насадить тебя на копье.
— Зря я тогда стащил тебя с лошади.
— Ты рухнул.
— Хорошо. Я рухнул.
— Во время Палио я тебя прикончу.
— Смотри сам раньше не кончись.
Марьотто поднял серебряный кинжал.
— Не забывай, у меня клинок с твоим именем.
— А у меня — с твоим, — парировал Капеселатро.
И перепалка пошла по второму кругу.
— Эй, вы двое, — снова вмешался Пьетро, — мое имя тоже вытравлено на клинке, но это еще ничего не значит.
— Да не волнуйся ты так, Пьетро, — сказал Мари.
Они ехали в хвосте колонны будущих рыцарей.
— Вот-вот, — подхватил Антонио. — А то еще поседеешь до времени.
Если и поседею, то по крайней мере не от попреков жены.
— В точку! — воскликнул Марьотто.
Антонио рассмеялся. В туннеле было темно и довольно тепло.
— Зато я не угодил в монахи. Пьетро, ты видел того бедолагу, что прислуживал епископу с аббатом?
Пьетро вспомнил молодого монаха со свеженькой тонзурой.
— Видел. И как его только угораздило?
— Может, он юношей предпочитает, — предположил Антонио. Ни Марьотто, ни Пьетро не решились бы высказать такое вслух. — Я же, хвала Господу, избежал монастыря. А с женой уж как-нибудь справлюсь.