Гнедой слишком мал ростом. Несомненно, он угодит копытом в бочонок и рухнет наземь. Натягивать поводья или поворачивать было слишком поздно. У Пьетро перехватило дух. Он вспомнил, с каким грохотом падали друг на друга кони падуанцев под Виченцей. Гнедой напряг круп. В следующую секунду Пьетро ощутил, что летит. Летит вместе с конем. Юноша зажмурился — и услышал хруст дерева под задним копытом. Несомненно, гнедой наступил на бочонок. Пьетро приготовился к грязи, булыжникам и хрусту собственных костей.
Очнулся он от толчка. Передние копыта разбрызгали грязь. За хлюпаньем последовал мерный стук копыт, и более ничего. Пьетро услышал радостные крики толпы, прежде чем понял: гнедой тоже прыгнул. Юноша открыл глаза, похлопал коня по шее.
— Молодчина, Анус! Славный мальчик!
Он даже почти не отстал от Марцилио. Тот оглянулся, не веря своим глазам, и помахал с издевательской улыбкой.
Пьетро хотелось как-нибудь поощрить гнедого, однако скачки еще не закончились. Пока в качестве благодарности юноша решил не пользоваться шпорами. Он только плотнее сжал ногами круп коня. Благородное животное отреагировало немедленно: нагнув голову, весь в мыле, гнедой пустился нагонять остальных, успевших уже добраться до церкви Сан Зено.
Церковь стояла на возвышении; уже почти приблизившись к ней, Пьетро охнул — на двери не было флажка! Другие всадники тоже шарили глазами, возмущались, сквернословили. Нигде не наблюдалось ничего малинового. Может, флажок сорвал ветер?
Пьетро подозрительно взглянул на Марцилио. Однако падуанец выглядел не менее растерянным, чем остальные.
— Ты что-нибудь видишь? — крикнул Марьотто.
— Нет! — отвечал Пьетро, вертя головой.
В прошлый раз они доехали как раз до переднего крыльца церкви. Их привели туда несколько флажков, каждый из которых обозначал поворот на пьяцца. Но если не здесь, тогда, значит…
— Вон он!
Флажок трепыхался на противоположном углу, указывая налево, в узкую кривую улочку.
Пьетро вспомнил ухмылку Скалигера. Так вот о каких сюрпризах он говорил! Второй круг скачек ни в чем не совпадал с первым. Слуги Кангранде прятались в толпе, выжидая, пока проедут всадники, и меняли флажки.
Значит, Скалигер приготовил не один, а два маршрута.
Все семеро, осознав это, смешались. Наконец юноша в пурпуре и серебре, один из тех, кого сегодня посвятили в рыцари, пришпорил коня. Остальные последовали за ним, разбившись на три пары — узкая улочка позволяла одновременно проехать лишь двоим.
— Отлично! — воскликнул Мари.
— Вот люблю Кангранде! — подхватил Антонио.
— Пошевеливайся! — Пьетро в высшей степени доброжелательно пихнул Антонио локтем под ребра.
— Сам пошевеливайся! — Кулак Антонио недвусмысленно двинулся к плечу Пьетро, но Пьетро увернулся и ускакал, нарушив второй ряд. Позади него сцепились Антонио и Марьотто. За ними, пятым из семи, в белоснежном фарсетто, ехал неотразимый падуанец.
Следующий флажок Пьетро увидел издалека. Вместо поворота на улицу Святого Бернардино, по которой они скакали в первый раз, флажок указывал поворот налево, к Порта Палио. Пьетро сомневался, что они отъедут достаточно далеко, прежде чем повернуть направо. Иначе они повторят путь всадников, которых ввел в заблуждение Марцилио, и окажутся в самом конце Корсо Мастино, у рыночной площади перед палаццо Скалигеров.
В первый раз Пьетро пришло в голову, что он может победить. Если крутой поворот направо будет сразу за этим поворотом налево, имеет смысл держаться правой стороны. Конечно, тогда он потеряет при повороте влево, но если усидит в седле, то первым минует правый поворот. А поворот должен быть именно правый, в этом Пьетро не сомневался. Возможно, ему даже удастся задержать остальных, вынудить их остановиться и вернуться на несколько локтей назад. Если все так и получится, Пьетро уже никто не догонит.
Он потихоньку понукал гнедого, чтобы тот забирал вправо. Зрители бежали следом, боясь пропустить последний рывок, готовые приветствовать всякого, кто статен, смазлив и ловко сидит в седле. Пьетро надеялся, что подходит под эти характеристики, однако уверен не был. Гнедой, перепрыгивая бочонки, забрызгал грязью его бриджи, табарро он сам сбросил, да еще и в стременах ему, в отличие от остальных всадников, не подняться.
Позади Марцилио гаркнул:
— Слышишь, какой грохот?
Пьетро не стал уточнять, что именно должен услышать, — он был слишком взволнован и только упрашивал гнедого не подвести.
Пьетро, по крайней мере, предупредили. Едва добравшись до перекрестка, он увидел, что зрители смотрят отнюдь не на них, а в противоположном направлении, на восток. Один из зрителей отчаянно махал руками, чтобы остановить всадников. Его оттащили, и как раз вовремя — иначе он бы погиб под копытами.
Грохот, о котором говорил Марцилио! Пьетро наконец сообразил, что это такое. Всадники, одураченные падуанцем, поняли свою ошибку, бросились по Корсо Мастино и добрались до Порта Палио. К несчастью, они оказались на перекрестке одновременно с лидирующей семеркой.
Свежеиспеченный рыцарь, ехавший впереди, приготовился пересечь улицу. Пьетро крикнул «Берегись!», но было поздно. В тот момент, когда рыцарь выскочил на середину улицы, путь ему преградила чужая лошадь. Его собственный конь завалился на бок. Из бархатных ноздрей шумно вырывались клубы пара, последнего в этой жизни.
У парня оставались шансы на спасение, однако несколько всадников налетели и принялись колотить его куда ни попадя. К бойне присоединились еще пятеро. Рыцарь оказался примят собственным конем. На тирском пурпуре проступили багровые пятна.
Кони рвались в узкую улочку, Пьетро старался удержаться в седле. Услышав нарастающий шум между четырех- и пятиэтажным домами, открывающими улицу, Пьетро судорожно натянул поводья. Шум постепенно разлагался на составляющие, одновременно усиливаясь: ломались кости, хрустели суставы, мягкие глухие удары приходились в лица и животы. Промозглый воздух странно преобразовывал эхо, гонял его от одной сырой стены к другой, пускал вниз по булыжникам, дробил и вновь сливал в один сложносочиненный звук. Ржали лошади, стонали люди. Сорок с лишним всадников рухнули как подкошенные, на всем скаку остановленные живым барьером.
Гнедой тоже мчался к общей куче, не в силах остановиться. Его ждала воронка переломанных копыт, бабок, крупов.
Пьетро ехал всего лишь на расстоянии корпуса от юного рыцаря, нашедшего столь бесславный конец, и все время держался правой стороны улицы. Увидев, что произошло с рыцарем, Пьетро отчаянно стал поворачивать налево. Когда толпа увлекла его прямо по улице, не дав повернуть, Пьетро направил коня к основной массе всадников. Он отчаянно толкался, чтобы не оказаться вмятым в стену. Кони, слышавшие предсмертные хрипы себе подобных, испуганно ржали. Оставшиеся всадники из последних сил не давали коням встать на дыбы.
Один из атакующих рыцарей выпрыгнул из седла и упал позади гнедого. Пьетро протянул ему руку. Парень оказался тот самый, из туннеля.
— Спасибо, — буркнул он, опираясь на плечо Пьетро и оглядываясь назад, на бойню.
— Ты цел? — прокричал Пьетро.
— Боже правый! — невпопад — из-за шума — отвечал парень.
Стоны, топот копыт, хруст и грохот слышались со всех сторон. Пьетро почувствовал запах крови и постарался задержать вдох. Одно дело — ощутить металлический привкус крови в сражении. Совсем другое — вдохнуть его в святой день, находясь в окружении друзей. Однако гнедой, ведомый инстинктом самосохранения, уже увлекал Пьетро подальше от места бойни. Через секунду он выбрался из общей свалки. Спасенный парень висел на седле сзади.
Пьетро запрокинул голову. Над головой было широкое небо, в висках пульсировала кровь.
«Я жив. Боже всемогущий, я жив».
Но что же со скачками? Они продолжаются или считаются законченными? Пьетро оглянулся. Лошади успокаивались. Уцелевшие всадники пытались выбраться из горы человеческих и лошадиных трупов. Взгляд Пьетро упал на Марцилио, который тщился протащить своего коня через эту преграду. Мерзавец! Устроил такую бойню и еще пытается выйти победителем! Не бывать же этому.
Пьетро попытался развернуть коня, однако он находился слишком далеко от Марцилио. Юноша заметил Мари и Антонио как раз за спиной Каррары и коротко помолился об их победе. «Посмотрим, как ты придешь первым, сукин ты сын!» — пробормотал Пьетро в спину белому фарсетто.
Гнедой дернул головой.
— Тише, малыш. — Пьетро ласково потрепал холку гнедого. — Для нас с тобой скачки закончились.
Пьетро не видел, как Марцилио проскакал мимо Антонио и Мари, застрявших в узкой улочке.
— С дороги, олухи! — крикнул он.
— Ублюдок, — проворчал Марьотто. — Столько народу погибло, а он еще о победе думает.
— Мы ведь заставим его изменить ход мыслей, верно? — улыбнулся Антонио, раскидывая свои огромные ручищи.
Мари понял друга с полунамека и улыбнулся в ответ. Вместе они отъехали от горы трупов и пустили коней по улице.
Пробираясь по залитым кровью булыжникам, Антонио заметил своего брата. Луиджи простирал руки из толпы и звал Антонио. Тот только плечами пожал. Разница в возрасте у братьев была всего три года, однако они никогда не ладили. Возможно, из-за амбиций младшего. По всем правилам Антонио должен был изучать Закон Божий или право, подобно Пьетро, который провел отрочество за книгами. Антонио же вел себя как наследник — скакал на коне, учился владеть оружием и проявлял большой интерес к семейному бизнесу — как легальному, так и не очень. В итоге он стал любимцем отца. Они радостно обменивались непристойностями и вместе пили, к вящему неудовольствию доктора старого Капеселатро. Антонио умел за себя постоять и не раз уже выкручивался из сложных ситуаций. Посвящение в рыцари значило для него несравнимо больше, чем для Марьотто или Пьетро. Антонио и жениться на родственнице да Каррары согласился не просто так — он ни за что не желал принять как должное свое положение второго сына в семье.