Утро. Почти на самом пороге прокуратуры города Краснодара задумчиво стоит немолодая женщина. Она переминается с ноги на ногу, явно не решаясь зайти. Это заметил идущий на службу советник юстиции Звягин. Звание советник юстиции — это примерно как подполковник, но в прокуратуре свои чины и звания.
Звягин не поленился подойти и спросить у женщины, что её так беспокоит. Оказалось, что дело вполне серьёзное…
Через несколько минут женщина уже сидела у него в кабинете и говорила, говорила…
Помощник прокурора всё тщательно заносил в протокол. А заместитель прокурора Краснодарского края советник юстиции Звягин иногда задавал заявительнице наводящие вопросы, возвращая её повествование ко вчерашним событиям. Из-за терзавших её эмоций, она то сбивалась на армянский язык, то начинала вытирать платочком заслезившиеся глаза.
— Большой такой… С усами, килограмм сто весом… а она девочка худенькая, тринадцать лет… Он на ней шорты порвал… Такие красные с этими… как ихтам… Лямки через плечо… Лямку оторвал… штанишки стащил вниз… Майку задрал вверх… За грудь девочку уже трогал… Как она кричал!
У заместителя прокурора было две дочери… Младшей было девять лет. И у неё тоже были шорты с лямками. Он на одно только мгновение представил себе, что это с его Танюшки, какой-то усатый азербайджанец срывает шорты…
Его аж, передёрнуло…
— Так вы говорите, что его брат…
— Я не знаю брат или родственник… Но похож очень. Тоже такой с усами азербайджанец. В милиции большой начальник. Капитан. Он мне сказал: «Уезжай!» А я сама эту девочку первой увидела… Стала на ней штанишки поправлять, а лямка оторвана… А милицанер её потом ночью допрашивал. И папу её… Вай, его так жалко. Его не было там рядом с дочкой… Отошёл куда-то. А тут этот злодей… Папа пришёл, когда уже всё произошло. Он такой белый был. Хотел этого негодяя порвать. Милицанеры не дали… А девочка плакал… говорила, что тот гад её трогал… Азирбайджанец этот… потными руками… за грудь…
— И что Вам сказал этот капитан?
— Чтобы я ничего никому не говорила.
— Он Вам угрожал.
— Да! Уезжай говорит, а то тебя посажу…
— А кто при этом был ещё?
— Следователь и эта женщин, который девочку ночью допрашивал. Того злодей увезли. А девочку и меня ночью допрашивал… И папу её…
— Вот прочитайте, пожалуйста! И подпишите внизу: С моих слов записано верно, мною прочитано… Не надо сразу подписывать. Сначала прочитайте.
— Я плохо читаю по-русски… Но я тебе верю. Я вижу, что ты хороший человек. Накажи этих азирбаджанцев! Они многим людям плохо сделал. Но их все боятся. И я боюсь. Но ты их накажешь. Я тебе верю…
Она поставила закорючку внизу заполненного протокола, и ушла, утирая слёзы платочком.
Заместитель прокурора советник юстиции сидел в своём кресле и думал с чего начать… Давно уже ходили разговоры о слишком наглом капитане, который за деньги решал вопросы своих земляков. Только поймать его было трудно.
Земляки боялись его больше, чем всех остальных правоохранительных органов. Но вот теперь хоть есть с чего начинать.
Надо найти эту девочку с её отцом. И хотя изнасилования не произошло, но попытка совершения преступления налицо.
Он стал диктовать помощнику перечень необходимых мероприятий:
— Первое: Изъять список проживающих в гостинице «Кавказ» со вчерашнего дня. Второе: Допросить сотрудников гостиницы…
Список был довольно длинный, но ближе к обеду перед ним уже лежало довольно много листов бумаги, включая сводку об обнаружении в гостинице на запасной лестнице трупа того самого капитана…
Прибывшая на место следственно оперативная группа не обнаружила никаких наружных признаков насильственной смерти. Просто упал с лестницы и свернул себе шею. Вот так просто взял и упал.
Советник юстиции Звягин давно еже не верил в сказки. Но со слов администратора гостиницы установлено что, как только капитан вошёл в лифт, чтобы подняться наверх…
А зачем он туда пошёл?
Буквально через пару секунд из соседнего лифта вышел отец той девочки. Спокойно сдал ключ и ушёл с вещами. Больше он в гостиницу не входил. Получается, пока один ехал вверх, другой спускался вниз. Встретиться они никак не могли…
Следовательно, они разминулись, и сегодня в гостинице даже не пересекались. Ну не девочка же свернула шею капитану милиции?…
Так… А где была девочка?
Ждала папу на улице?
Или осталась наверху?
Если так, то… Она вот с капитаном как раз могла и встретиться. Капитан был не в форме, а в гражданской одежде.
После ночного происшествия с большим усатым мужчиной, она снова там же сталкивается с большим усатым мужчиной, и к тому же очень похожим на ночного злодея.
Что она могла сделать?
Да только одно: Испугаться и попытаться убежать…
Куда?
Лифт перегораживает капитан, значит…
Значит она бежит на лестницу… А капитан бежит следом за ней.
А зачем он за ней бежит?
Явно ведь не конфеткой её угостить…
Она выбегает на лестницу и бежит вниз по ступенькам. Он следом. Спотыкается и падает. Девочка убегает.
Такая картина со всех сторон кажется очень вероятной. Возьмём за основную версию. Там ещё патологоанатом может что-то сказать. Но пока другой версии нет…
А злодеем насильником заняться надо всерьёз. Посадить его для начала в ИВС, если он ещё не там, потом в СИЗО. Пусть там с ним местные опера поработают. С такой статьёй он долго молчать не будет. А для полноты дела надо, чтобы он всё рассказал про капитана и его родственников. Тем более, что капитана этого больше нет в живых, так что бояться больше некого. Да и прикрывать этих азербайджанцев больше некому. Так что есть все предпосылки для того, чтобы это дело было раскрыто в кратчайшие сроки.
Ладно. Этим и займемся для начала. Думаю, что коллеги бывшего капитана, будут рады вылить на мертвеца потоки грязи, чтобы обелить себя. А значит, материал получится серьёзный.
Он вспомнил напутственную речь этой немолодой армянки… И вслух проговорил, ни к кому не обращаясь:
— Накажем! Обязательно накажем!..
Когда к следователю заявились из прокуратуры, с требованием изъять все собранные материалы о попытке изнасилования несовершеннолетней девочки в гостинице «Кавказ», он понял, что влип по самые помидоры…
Не раздумывая долго, он тут же выдал все бумаги и под протокол рассказал с подробностями, как капитан «заставлял» его замять дело своего родственника.
Сгоряча испуганный следователь наговорил много лишнего, не только про уже погибшего капитана, но и про других сослуживцев и коллег…
И про себя любимого тоже проболтался… Слегка… Так что уже через пару часов, после второго допроса в прокуратуре, его поместили в отдельную камеру ИВС. Вот тогда-то он и понял, что попал так глубоко, что вылезти из этой ямы практически невозможно.
Вечером он снова напросился на допрос и на десятке листов подробно рассказал про всю подноготную работы своего отделения. Он сдал всех, не взирая на чины и звания… Своя рубашка ближе к телу…
Он умолял… Он просил лишь, не наказывать его сильно. Ведь он не виноват. Его заставили…
До самого Майкопа мы так и не доехали. Тормознули на заправке около Белореченска. Уютный такой городок. Всё рядом. На заправке один словоохотливый водитель грузовика подсказал нам, что ехать до Майкопа совсем не обязательно, так как можно сразу отсюда свернуть на Апшеронск. Он правда посетовал, что дорога не ахти… Посоветовал беречь колёса и подвеску… Я у него уточнил, есть ли поблизости что-то вроде станции техобслуживания. Но он обломал все мои надежды. Никаких станций техобслуживания частных автомобилей тут нет и в помине…
Сказал правда, что на его автобазе делают всё и для всех. За деньги, конечно… Ну кто бы сомневался… Рассказав нам, как добраться и кого там спросить, он уехал по своему маршруту. А я решил посетить автобазу. Мало ли чего полезного можно прикупить у простых автомехаников на обычной автобазе…
Мы заправились до полного бака, перекусили в городе, да и поехали неспешно в сторону Апшеронска. Автобаза должна быть по пути, чуть не доезжая до самого города.
Дорога стала намного хуже, чем была до этого. Хотя и до этого дорога была, как бы сказать…
Да, точно. Была такая шутка в Стране Советов. На вопрос, какие у вас дороги, наш человек ответил: Как в Японии. Тояма, токанава.
Вот и сейчас почти везде: то яма, то канава. Еду не спеша, канавы, кочки объезжаю. Берегу подвеску. Слушаю, как щебёнка из под колёс рикошетом бьёт по днищу… Забавные звуки..
Дорога, несмотря на её разбитость, радовала пейзажами. Иногда проезжали через станицы. Пшехская, Кубанская, Ерик. Машин было не просто мало, а почти вообще никак. Зато несколько раз попадались люди на лошадях и осликах.
Следующим населённым пунктом после Ерика, было село с очень оптимистическим названием: «Вперёд».
— Вот видишь, Натан! — указал я ему на табличку с названием. — Значит, правильно едем.
Шутка мне удалась. Ехать нам стало веселее. И уже через полчаса неспешной езды по ямам и колдобинам, мы подъехали к нужной нам автобазе. Ну а я пошёл «на разведку».
Кстати, нужного человека удалось найти довольно быстро. За вполне разумные деньги, он произвёл быстрое обслуживание нашего всепроходимца. Подкачал колёса, долил масла. Даже с собой дал в запас пол-литра в бутылке из-под водки. Ну и присоветовал кое-что полезное.
Дорогу, которая нам ещё предстояла, он знал хорошо. Подсказал, где не стоит ехать быстро. И дал адресок, на той стороне перевала, куда и к кому обратиться, если с машиной по пути возникнут проблемы. За что получил от меня ещё и дополнительную премию. Не отказался. Не стал изображать из себя невинного барашка. Принял деньги достойно. Пожал мне руку на прощанье, отчего потом я с трудом эту руку оттёр.
Расставшись с гостеприимной автобазой, мы сходу проскочили Апшеронск. Время нас поджимало. Хотелось до темноты добраться куда-нибудь в нормальное место… Но не срослось. В горах темнеет рано, в предгорьях тоже.
Не доехав до Хадыженска, я свернул в сторону реки, и найдя уютную полянку, мы устроили ночлег. Поужинали, чем бог послал, да и стали устраиваться спать. В «горбатом» это было проблематично. Но мы справились. Усталость прожитого дня этому очень сильно поспособствовала.
Несмотря на тёплую погоду, я проснулся слегка озябшим и даже продрогшим. Вокруг было белым-бело. Белёсый туман лежал возле реки, как сметана, хоть ложкой его ешь… Но совсем чуть-чуть утреннего солнышка быстро разогнало эту муть. Мы по очереди сбегали до ближайших кустов, а потом и к реке спускались, чтобы умыться. А потом, прогрев машину, погнали нашего Росинанта до ближайшего места, где можно было бы позавтракать.
Завтрак — самый важный приём пищи в течение дня. Можно обойтись без обеда, и даже без ужина. Но завтрак — это святое.
В Хадыженске я почти сразу нашёл кафе, но оно ещё было закрыто. И вообще было закрыто всё.
Лишь звякали колокольчиками мычащие коровы, которых гнал на пастбище в горы чернявый молодой пастушок. Коровы были худющие, кожа да кости. И они словно орда монгольских завоевателей двигались нестройными рядами прямо на нас.
Я притормозил, и пятнистые «чудовища» стали «обтекать» со всех сторон нашу машинку. Вблизи они выглядели ещё более худыми, чем издали.
Как бы своими торчащими рёбрами наш «Кадиллак» не поцарапали… Родился экспромтом небольшой стиш:
На выезде из города нам всё же удалось перехватить кое-чего из еды. Купили пару лепёшек и молока. Хватит. До обеда с голоду не помрём.
Увидев заправку, несмотря на недоумение Натана, я снова залил до полного. Хотя отдав талончик на десять литров, дай бог заправил литров семь, ну может восемь, не больше.
— Лучше полный бак, чем одного литра не хватит в нужный момент.
Он не стал со мной спорить. Знает уже, что спорить со мною бесполезно от слова совсем… Зато добился того, чтобы самому сесть за руль. Я согласился. Посмотрим, как это у него пойдёт. Если что, я его по дороге сменю. Думаю, что ещё километров тридцать-сорок трасса будет такой же, а уж потом пойдёт перевал. Там и разберёмся у кого опыта больше.
Минут через полчаса, я понял, что у Натана неплохо получается объезжать канавы и кочки. Он сидит выше и ямы видит лучше и дальше. А недостаток опыта он компенсирует небольшой скоростью движения. Так что в нашем случае это даже лучше, чем моя самоуверенность в своём мастерстве водителя.
Я даже немного расслабился и откинулся на сиденье, чтобы слегка вздремнуть, когда он довольно резко затормозил…
— Эй! Не дрова везёшь! — буркнул я, открыв глаза, чтобы посмотреть из-за чего такое резкое торможение…
А дорога, которая и до этого была чисто номинальной, кончилась… Вот так просто… Взяла и кончилась…
Путь нам преграждали несколько кривых жердин положенных так, чтобы издали было видно. Что-то типа противотанковых ежей, только деревянные и корявые. Видимо из местного материала, нарубленного в ближайших зарослях местного «бамбука»… Хотя, если бы это был бамбук, то жердины, как минимум, были бы прямые.
Я вышел, чтобы глянуть, что это за фигня творится, но пройдя за ограждение метров тридцать, увидел причину этого шухера.
Кто-то «украл» мост. Причём половина моста осталась, а другую, как корова языком слизнула.
Сразу вспомнились те, худющие коровы, что нам повстречались… Да, с голодухи они могли и мост сожрать…
Но скорее всего это оползень с горы по весне слизал. Значит, надо было раньше сворачивать.
Наверняка местные уже сообразили, какой никакой объезд этого мостокрушения. Ну не будут же они ждать, пока им новый мост построят. Этого можно и до морковкиного заговенья ждать и не дождаться. А ехать надо уже сейчас. Дела есть важные и неотложные. И у тех, кто живёт по эту сторону моста и у тех, кто живёт на той стороне…
А значит, надо искать объезд. Ведь где-то уже наверняка протоптали новую дорогу… Надо только отъехать чуть назад и поискать её.
Я подвинул своего «Шумахера», и сам сел за руль.
Через полкилометра нашлась стрелка на столбике, которую просмотрел неопытный водитель. Его не смутило даже то, что большинство следов от машин сворачивали именно на невзрачную грунтовку. Но он предпочёл ехать по прямой. Бывший асфальт ему больше по нраву.
Почему бывший?
Потому что он был когда-то настоящим асфальтом, но теперь это не асфальт, а сплошные трещины и ямки. Но всё-таки это асфальт… Хотя и бывший…
Кстати, по грунтовке, когда дождя нет, ехать мягче и приятнее, чем по бывшему асфальтовому покрытию. А вот дождя совсем не хочется. Ни на грунтовке ни на бывшем асфальте. Из грунтовки дождик легко сделает непроходимое болото. А на бывшем асфальте можно во время дождя въехать в лужу, а попасть в глубокую яму, скрытую под этой лужей. Ни того, ни другого нам сейчас на фиг не надо.
Мы удалялись от основной трассы, чтобы объехать снесённый силами природы мост, чтобы снова упереться в преграду. На этот раз для разнообразия, это была водная преграда. Правда, следы проехавших машин указывали, что эту речку можно преодолеть вброд. Но я всё ещё сомневался.
Следы эти скорее всего от грузовых машин и от УАЗиков всех мастей, а они не только имеют более высокую посадку, но заодно ещё и делают глубокую колею.
Хорошо ещё, когда колея эта видна. Но под водой не видно, что там и как там.
Пришлось мне заставлять пройтись по броду босыми ножками старого больного человека. Потому что, когда он услышал, что и как надо делать, то он сразу же превратился именно в старого и больного человека, которого злая девочка заставляет лезть босыми ногами в горную речку.
Вот так вот, с шутками да с прибаутками, но мне всё-таки удалось организовать переправу через горную реку. Натан быстро шёл впереди по дну, а я не спеша ехал следом за ним.
Только выбравшись на другой берег, я выдохнул спокойно. Это только со стороны кажется, что не страшно. Страшно ещё как. Заглохни наш железный друг на середине реки… И что нам потом делать? Бамбук курить? Нет тут бамбука. Бамбук растёт на той стороне горы, а мы туда ещё не добрались.
Кстати, выйдя на другом берегу из машины, я всё-таки закурил ментоловую сигарету и наслаждался вкусным дымом.
Не ругайте меня, это всего лишь вторая сигарета в моей (новой) жизни…
— Зачем ты куришь, — спросил меня поддельный «папа».
— Нервы… — коротко ответил я.
— Это вредно! — апеллировал он.
— Я знаю. — соглашался я.
— Дай мне тоже! — неожиданно попросил музыкант.
— Тебе же нельзя… Ты же духовик… Это…
— Вредно? — иронически переспросил он меня.
— Да.
— Я знаю…
Мы молча курили на берегу реки.
Музыкант… Мастер игры на всевозможных духовых инструментах. На трубе, на саксофоне и ещё много на чём блестящем…
И маленькая девочка тринадцати лет…
С сигаретой в руке…
Что-то знакомое.
Я уже где-то это видел…
Хорошо ещё, что мне не приходится постоянно таскать с собой этот дурацкий цветок в горшке…
После преодоления водной преграды, дорога пошла получше. Больших камней уже не попадалось. Кочки и ямки были вполне терпимые. В общем, не хуже и не лучше, чем на других дорогах Советского союзе этого времени.
Я рулил не спеша, хотя конечно боялся, что от этой неспешности может перегреться двигатель. Но, честно говоря, по такой дороге даже ехать со скоростью быстрее двадцати-тридцати километров в час это уже опасно. И даже для такого матёрого водителя как я, с почти полувековым опытом вождения на нескольких континентах. Ну да… И по Европе пришлось покататься, и по Азии. И по Кубе рассекал, и по Африке скакал…
Но вот именно здесь и сейчас… Я совсем не Шумахер. В эти времена, да на этой машине, я лучше буду поосторожнее себя вести. Ведь в любом месте можно нарваться на неожиданную пакость. В будущем проблемы решались проще. Достал мобильник. Позвонил другу. Друг приехал и помог. На крайний случай, можно было вызвать эвакуатор. На всех столбах висели картонки с номером телефона услуги эвакуатора. А сейчас как? Типа: «Ау!»
А нам ещё надо добраться туда и вернуться обратно, как тому Хоббиту у Толкина. Хотя я и не Бильбо Бэггинс.
Лично мне никогда не нравился Толкин. И пусть забросают меня толкинисты всех мастей, но читать мне его было трудно. Может перевод был плохой, а может написано так нечитабельно. Даже когда фильм вышел, который снят по трилогии «Властелин колец»… Честно… Смотрел, смотрел… Снято красиво, но само повествование такое же как и в книге — тягомотное. Я даже заснул на том самом моменте, когда очень большие деревья стали очень, очень, очень медленно шагать…
Но на этой горной дороге из Майкопа в Туапсе точно не заснёшь. И деревья пока ещё дорогу не перебегают…
Вскоре мы смогли выехать на основную трассу, и поехали чуть быстрее. Конечно, относительно быстрее. Не как на гоночной трассе, а как на горной дороге.
А потом пришлось снова ехать чуть медленнее. Участок такой попался, что и пешком можно ногу сломать, а на машине вообще без колёс остаться…
Я так понял, что так и дальше будет.
Опять на рифму потянуло. Вот, что значит, когда скучно ехать. По бокам, конечно, открываются красивые горные пейзажи, но мне не до этого. Некогда мне красивые горные виды разглядывать…
Я сейчас, как на флоте — вперёдсмотрящий. Мне только вперёд и надо смотреть, иначе хрен знает, куда улететь можно с этой дороги. Резких и крутых поворотов хватает. И, поверьте мне, они не всегда обозначены стрелками да знаками.
Когда я уже проехал табличку с информацией, что начинается Шаумянский перевал, то увидев, знак опасного поворота понял, что до этого были, так себе загогулины. И правильно, что их даже не отмечали дорожными знаками «Опасный поворот» Недостойны они такого гордого звания. Вот ещё. На каждый изгиб знак ставить… Много тут таких…
А вот теперь, на перевале, пойдут такие кривулины, что нужен глаз да глаз, чтобы не оказаться там внизу у реки… Это уже можно и знаками отметить.
Я даже один раз остановился, выбрав место пошире, да поспокойнее. С кустиками так сказать. Что поделать — зов природы. Так вот там, подойдя поближе к совершенно не огороженному ничем обрыву, я глянул вниз. Чуть голова не закружилась, хотя страхом высоты никогда не страдал.
И кстати, там внизу валялись какие-то железяки. То ли чей-то драндулет, то ли эти самые бывшие заграждения.
Я слышал раньше информацию, что на этом перевале не кладут асфальт потому что, бесполезно. Его сносит вниз, оползнями, дождями и прочими факторами. Клади, не клади, толку не будет. И в двадцать первом веке по этой трассе, то был асфальт, то нет его, то щебёнка с галькой, то грунтовка с песком и глиной…
И пылища… Пыль с большой буквы «Пыль». Про это можно легенды слагать. Пыль тут столбом стоит и стеной висит. Иногда даже видимость напрочь пропадает. Особенно, когда какой-нибудь джигит на грузовике меня бодро обгоняет.
Хоть вставай после этого и жди, когда пыль осядет. Но можешь дождаться и второго джигита на трёхколёсном мотоцикле. Так и случилось, когда в меня чуть не влетел местный пыльный мотоцикл с коляской. Еле-еле разминулись с ним.
Я всё понимаю. Они тут каждый день летают, каждую кочку в лицо знают.
Но почему-то, на каждом повороте, периодически, даже местные джигиты улетают вниз. Хоть присылай сюда Чебурашку с пионерами…
— Гена! Я знаю такое место. Там столько металлолома.
Ладно уж. Чего это я всё о плохом, да о плохом. В дороге нельзя всуе поминать аварии и всякие плохие случаи. Думать надо исключительно о хорошем, добром и светлом. Но как-то в такой кромешной пыли не думается почему-то ни о светлом, ни о добром.
Да… От этой мелкой пыли здесь не спрятаться, не скрыться. Придётся, видимо, после спуска на более менее ровное место, запланировать банные процедуры. И машинку отмыть как следует, да и самим помыться.
Уже кажется, что пыль везде. В волосах, на коже под одеждой, и в глазах заодно…
А источник пыли таится у нас под колёсами. Гравий, щебёнка, горные породы, перетираемые колёсами проезжающих машин…
Боюсь, что если остановиться и выйти из машины, то ноги погрузятся сантиметров на пять-десять в тёплую мелкую белую пыль. Не утонуть бы в ней…
Интересно, а что будет если вот прямо сейчас дождь пойдёт? Неужели всё это превратится в адское месиво?
Тьфу-тьфу! Нам такого и даром не надо. Уж лучше пусть дорога будет сухая и пыльная.
Глянул мельком в сторону. Пейзаж просто космический. Придорожные деревья в пыли, как картинка с другой планеты.
Снова нас обогнал какой-то грузовик. Снова я крадусь через пыль на «мягких лапах»… Осторожно, стараясь не прозевать следующий поворот.
Везде торчат знаки с ограничением скорости до сорока километров в час. Но я думаю, что это они сильно погорячились… Думаю, что ограничение в тридцать километров в час, было бы в самый раз. И иногда и даже двадцать. Так что за превышение скорости меня вряд ли тут оштрафуют. Да и некому здесь меня штрафовать. Что-то я ни одного гаишника пока возле дороги не заметил. Может это из-за пыли мне их не видно. А они, как верные стражи дорожной безопасности, стоят там, на обочине, в пыли по колено, чтобы помочь бедным автопутешественникам не сбиться с пути… Ага… Счас… Как же… Будут они стоять и прятаться в пыли… Они найдёт ровное место сразу после перевала с хорошим асфальтов, и повесив там знак «Сорок км», будут штрафовать пыльных автомобилистов. Любой, вырвавшийся на ровное место после горной и пыльной дороги, прижмёт газу… Вот тут его и встретят доблестные дорожные граби… Гаишники…
Блин. Чуть в ямку не въехал. Пришлось влево вильнуть. Как раз меня в этот момент обгоняли в очередной раз. Только теперь это была не грузовая машина, а легковушка. Какой-то из Москвичей. В пыли не разобрать, какой модели. Мне разгневанно погудели, но мы разошлись, не задев друг друга. А не фиг гонять и обгонять на поворотах. Не видишь что ли: Я еду! Ямки объезжаю. Никого не трогаю и меня не надо.
Что-то я подустал слегонца. А дорога уже стала круче подниматься в гору… Приходится выжимать последние мощща из верного конька-горбунька…
Вот и встречный грузовик попался. А пыли от него ни чуть не меньше, чем и от попутного.
Такое ощущение, что я уже так долго тащусь по этому перевалу, а ему и середины ещё нет… Да и вообще, складывается уже впечатление, что этой дороге нет конца и края. Краёв я порой точно не вижу… Силуэты кустов в белёсой пыли…
Хотя на самом деле время — вещь субъективная. Мои ощущения и мнение моих часов сильно разнятся. Просто дорога такая шибко утомляет. Да и температура у нас стала подниматься. Нет, не у меня с моим попутчиком, а у нашего верного Боливара. Который клятвенно пообещал выдержать нас двоих и довести куда надо…
Вон стрелочка температурная уже соточку стала лизать. Надо бы найти место и передохнуть. И мне передохнуть, и машинке остыть…
Но впереди нас ждёт снова новый поворот, а за ним долгий подъём. Тащимся помаленьку. Движок попёрдывает басовито, прям как большой.
Возникла идиотская мысль: А не было ли у Макаревича «Запорожца»? И не ездил ли он на нём именно по этой горной дороге? А то уж больно слова у песни подходящие получились:
Прямо всё в ёлочку получается, и слова сходятся. И повороты за поворотами. И мотор ревёт, как бычок на выпасе. И пропасти рядом присутствуют. Вон они там, в пыли прячутся… И не разберёшь, что тебя поджидает за следующим поворотом…
Интересно, как там ребята наши? Они вроде бы именно сегодня должны были в поезд садиться, чтобы к нам ехать. А мы всё никак через горы не переберёмся. Не опоздать бы нам к прибытию поезда. Сразу вспомнился знаменитый кадр одного из самых первых кинофильмов: Прибытие поезда на какой-то там вокзал…
А нам надо их встретить в Большом Сочи, на главном железнодорожном вокзале…
Блин… Подъёмы утомляют больше чем повороты. Повороты уже не так раздражают. Привык уже, наверное. На пыльном лобовом стекле остаются грязные следы с разводами от щёток стеклоочистителя. И это тоже не прибавляет видимости. Так никакой воды не напасёшься, пока доедешь. А из жидкостей в запасе у меня с собой лишь тёплый лимонад, бензин, да пол-литра масла… Хотя есть ещё где-то и виски, и джин…
Но это уже будет пижонство: поливать лобовое стекло «Запорожца» дорогим импортным алкоголем. Хотя в девяностые я не стеснялся порой зимой заливать палёную водку вместо незамерзайки. Цена палёного алкоголя, ненамного отличалась, от цены технической жидкости. Наверное, и по вкусу тоже, потому что по запаху не отличалось совсем.
Помнится как-то подъехал я к ночному ларьку и прикупил сразу три поллитровки той самой палёнки. Помню, что ещё какой-то пьяница пытался разжалобить меня, выпрашивая денег на водку… Я на такое не ведусь. Нет денег? Укради, найди, роди… А побираться с протянутой рукой… Не комильфо это для благородного дона.
Но когда я стал палёную водку тупо выливать в бачок стеклоочистителя, глаза у попрошайки стали такие красноречивые, что мне пришлось ему всё-таки отдать опустошённую уже на две трети последнюю бутылку. Потому что в глазах этого пьяницы читалось, что он сейчас либо умрёт без алкоголя, либо убьёт меня за этот алкоголь…
Ладно. Найдём мы где-нибудь воду. Горные реки ещё никто не отменял. Попадётся ещё по пути чего-нибудь с водой…
И, как мне кажется, что мы почти уже добрались до верхней точки перевала. Наверху всегда есть такие места, где можно остановиться, оглядеться и ноги размять слегка. Вот и здесь есть такое место, чтобы передохнуть и машинку остудить. Даже памятник какой-то стоит. С удовольствием съезжаю прямо к памятнику. Паркуемся, выходим…
Недавно этот памятник поставили. Здесь были сильные и кровавые бои на этом перевале с сорок второго по сорок третий год. Много полегло тут наших солдат. Да и фашистов тоже немало. Но до захватчиков мне никакого дела нет, пусть о них их потомки думают и переживают. А наших мне жалко. У каждого солдата могли ещё родиться дети, у детей свои дети, внуки этих погибших солдат… А потом и правнуки… Сколько миллионов погибло, а ещё больше не смогло родиться в нашей стране…
Так почему же я должен переживать о тех, кто убивал наших на той войне?
Наверное именно здесь полегли те самые знаменитые дивизии «Эдельвейс» и «Мёртвая голова», про которых песня была. Песня была про наших, но немцев там тоже упоминали.
Жаль тогда не всех фашистов добили. Уж больно мы люди добрые по своей натуре. Зря, наверное всех прощаем. Это пусть в церквях всем прощение раздают. А на войне, как на войне. Чем больше ты врагов убьёшь, тем быстрее война закончится.
А война не кончается… Никак не кончается…
А те, кто у власти, всё прощают и амнистируют пленных врагов и предателей… В будущем это сильно всем аукнется.
Ну да ладно. Чего это я разошёлся? Размялись, отдохнули… Тёплого лимонаду хлебнули… Пора бы и дальше ехать. Впереди ещё долгая дорога…
Я бы не сказал, что вниз с горы ехать по щебёнке и гравию удобнее, чем подниматься в гору. Если при подъёме надрывается в первую очередь двигатель, то при спуске тормоза и колёса принимают всё на себя. А тормозить по гравию и щебёнке, это как по льду, ну то есть непредсказуемо.
Вот тут удастся затормозить, а тут уж как получится. Но мой богатый опыт снижения скорости переходом на пониженную передачу, выручает помаленьку.
Правда при этом снова страдает двигатель, да и сцеплению достаётся, а доставать новое сцепление по нынешним временам проблематично. К тому же менять на «Запорожце» диск сцепление — это та ещё головная боль. Я это помню ещё из прошлой жизни. Там в инструкции по ремонту данной модели всё подробно было расписано. При замене диска сцепления: Пункт первый: Снять силовой агрегат…
То есть, чтобы просто заменить какую-то детальку надо сначала отсоединить от двигателя все тросики, шланги, рычажки, отсоединить полуоси, отвинтить двигатель, вынуть его из машины, а уже потом располовинить движок и заменить диск сцепления. Потом всё в обратном порядке собрать и установив двигатель обратно, отрегулировать его…
Это если я ещё чего-то не забыл. Проще продать эту машину и купить новую такую же.
Снова появился плохой асфальт… Населённый пункт под названием — Шаумян. Его мы проехали без остановки, и слава богу, без пыли… Но за ним асфальт снова кончился…
То ли машин стало больше, то ли обгонять нас с горы стали чаще. Вспоминается поговорка: «Хрен с горы — большая скорость.»
Снова пыль. Снова я крадусь на ощупь. Хорошо ещё, что передо мной впереди пылит грязный грузовик. Он мне, конечно же, добавляет пыли на лобовое стекло, но зато и его силуэт в пыльном тумане хорошо просматривается тёмным пятном. Его-то водителю сверху виднее куда сворачивать и где тормозить. Ну а я просто ориентируюсь по его стоп-сигналам и тоже заранее притормаживаю. Думаю, что его мне пока не стоит обгонять. Вот спуск закончится, тогда и посмотрим, у кого скорость больше…
У него, конечно же. Наш «Запорожец» это одна из самых низкоскоростных машин, среди участников дорожного движения. Не считая асфальтоукатывающего катка. Тот вне конкуренции самый тихоходный тихоход.
О! Ямка. В пыли я её не заметил, но тряхнуло знатно. Снова что ли бывший асфальт начался? Пытаюсь прочувствовать, не изменилось что-то после такого громкого наезда на ямку… Вроде в сторону не ведёт. Значит с колесом всё в порядке.
Встречный грузовик прошёл слишком близко. Впритирочку прям разъехались… Лихач, наверное, местный. Они тут все как один — джигиты. А джигиты что на коне, что на машине — должны быть быстрее всех… Не хочется никого обижать… Где-то здесь должны уже быть видна гора со смешным названием — Индюк. Тоже важная и гордая птица…
Жаль, но сквозь дорожную пыль и гор самих почти не видно. Да и не смотрю я сейчас по сторонам. Не до того. А какая уж из слабо видимых мне гор зовётся Индюком мне неизвестно. Наверное, самая высокая… Всё как в песне:
Снова впереди небольшая смотровая площадка. Тормозить и останавливаться я не стал. И так уже давно пора бы закончить этот бесконечный перевал…
Какой-то населённый пункт впереди… Название — Горный. Смешно. А до этого что было? Подгорный?
Качусь неспешно дальше. И снова, снова спуск. Еду себе еду, подтормаживая…
Крутой поворот направо. Меня резко, прямо на повороте, обгоняет какой-то лихач на двадцать первой волге. Начальство, наверное, местное. Ну, ну… Начальство тоже иногда в аварии попадает. И в прошлом, и в будущем такое бывало… От этого никто не застрахован.
Снова длинный спуск, в конце которого крутой поворот налево… Снова пылит дорога.
Когда же уже этот Индюк появится? Вроде бы после посёлка с таким названием дорога станет и попрямее, и получше… Подтормаживаю перед крутым левым поворотом…
Сильный удар в зад нашего пепелаца…
Я жму на тормоза, вцепляясь в руль, изо всех сил пытаясь выровнять машину…
Ну, или хотя бы удержать её…
Сила удара и вес того «индюка», что нас протаранил больше, чем вес нашего железа со всем содержимым…
Меня несёт, в сторону встречки…
Из-за поворота появляется морда грузовика…
Выкручиваю руль…
Нас разворачивает боком, но напор задней машины не ослабевает…
Обочины нет…
Я чувствую, что машина накреняется…
Уже нечем управлять…
Просто упираюсь руками и ногами как можно сильнее…
А потом началось…
Верх…Низ…
Скрежет железа…
Верх, низ…
Разбитые стёкла…
Верх… Низ…
Они всё время меняются местами. И так уже несколько раз.
Натан, видимо не догадался упереться, хотя я кажется, кричал ему: «Держись!».
И вот теперь он уже пару раз чуть не раздавил меня. В те моменты, когда моя сторона касается земли, он наваливается на меня… А потом его с такой же силой уносит в другую сторону…
Кусты…
Ветки деревьев…
Удар…
И мы снова стоим на колёсах. Только где-то очень-очень глубоко…
Это не пропасть, но всё же.
Хорошо ещё, что этот участок сильно зарос всякой зелёной растительностью. Она-то нас и тормозила… Слегка, конечно.
Лобового стекла нет, как и боковых… Крыша сложена «домиком». Мы с Натаном сидим, прижавшись друг к другу…
Мне глаза заливает кровью. Лоб рассечён. Стеклом, наверное…
Смотрю на своего спутника. Кажется, он глазом на что-то налетел. Снова бровь рассечена? Ага. Та же самая, что ему Вадим зашивал, а я потом залечивал… Да нет, кажется… Тогда почему у него лицо в крови. Или это на нём моя кровь?
Блин. Что за хрень? Неужели я от чего ушёл, к тому же и вернулся?
Горы…
Дорога…
Машина…
Обрыв…
Бензином пока вроде не попахивает…
Хотя вона как мы кувыркались. Лучше бы нам побыстрее выбраться из этих останков нашего корабля… *ля…
Начинаю шевелиться. Руки-ноги гудят от ушибов. Левая рука? Пошевелил… Нормально… Правая? Тоже моя… Пальцы ног, колени? Всё чувствую. И даже ничего не болит… Почти… Потому что гудит всё тело сразу, и отдельная какая-то боль не может проявить себя индивидуально.
Тогда тоже ничего не болело. Всё. От шеи и ниже… Но слава богу, сейчас всё немного не так…
— Натан! Ты как?
- *лять!
— Не ругайся при ребёнке! Руки ноги целы?
— В башке гудит всё…
— Я сейчас вылезу. А потом и тебе помогу выбраться…
Двери заклинило насмерть, но у меня получилось выбраться через лобовое стекло. Правда по мелким осколкам закалённого стекла выбираться то ещё удовольствие. Все руки в мелких царапинах, ссадинах и ранках… Выбравшись и встав на твёрдую землю, я даже попрыгал слегка, проверяя свои повреждения. Странно, но кроме рассечённого лба, и порезанных мелкими осколками ладоней, ничего серьёзного. Синяки и ссадины не в счёт.
Я обернулся и посмотрел на машину… Слов нет, сплошной мат. Багажник вместе с привязанным к нему чемоданом унесло куда-то к *беням… А на машину, аж страшно смотреть…
Да, блин, кажется, что наш железный малыш отъездился. Удар был в зад. А там у нас мотор. Ему наверняка пришёл звиздец. А потом мы с горы раз несколько кувыркнулись.
Всё именно так и получилось, как я раньше говорил: «Хрен с горы — большая скорость!». Знал ведь, что нельзя в дороге поминать про аварии и прочие неприятности… Ну да ладно… Хватит философствовать. Надо уже Натана начинать вынимать. А то не дай бог, как у меня там…
Но, вроде бы бензином не пахнет. Хотя хрен его знает, как это всегда бывает. Не пахнет, не пахнет. А потом как бабахнет…
Крепкая машина «ЗАЗ-965». Была… Теперь уже это можно сказать окончательно… Была.
Больше у нас машины нет, потому что восстановить этот комок металлолома, смог бы только тот негр из будущего, который по телевизору хвастался, как из гнилого железа он собирал лимузины, напичканные всякой музыкой.
Пока я помогал выбраться Натану, к нам уже начали спускаться какие-то люди.
Люди, как на подбор, все дородные такие, крупные. По крайней мере, по сравнению со мной. Волосы у них в основном чёрнявые и носы такие характерные. У меня друг был в той прошлой будущей жизни, армянин по национальности. Вот у него такой же нос был.
Похоже, что это тоже все армяне… Ну ещё бы. И перевал тут имени Шаумяна. И посёлок с таким же названием…
Так… С азербайджанцами в Краснодаре я уже сталкивался на узкой дорожке… А здесь чего будет?
Неужели это их машина нас столкнула в кювет? А теперь они что, решили нас добить, чтобы мы не мучились?
А чего они так одеты? Все в костюмах, да в белых рубашках… Нет, вон парень молодой без костюма. Но то же в белой рубашке.
Меня о чём-то спросили. Надо бы ответить…
— Не понимаю!
Ко мне сразу обратились по-русски:
— Мальчик! У вас все живы?
Ну, да. В джинсовом комбинезоне, с короткой стрижкой и лицом в крови… Наверное ябольше сейчас похож на мальчика.
— Я не мальчик, а девочка. Меня зовут Маша. Мария. А это мой папа. Анатолий Борисович…
— Вай! Маша-джан! Прости! С тобой всё в порядке?
И что мне ему ответить?
«Нет, *ля. Ни *уя не в порядке. Мы на*бнулись вниз с горы на машине. А сам я весь такой *ля красивый, потому что мне нравится в кустах валяться с окровавленной мордой. И вон у спутника моего поломанного тоже надо бы что-то спросить. А то у него как раз с мозгами сотрясение случилось и поговорить ему п**дец как охота. Ну а машину мы же каждый день испытываем на прочность сталкивая в пропасть с горной дороги… И вообще, машине нашей теперь похоже звиздец пришёл полный…»
И что из этого мне ему сказать?
— Цавт танем. Что я говорю. Прости! Я весь взволнован. Этот (незнакомое слово), машину ваш толкнул. Я его (незнакомое слово)…
Я попытался прервать его речь, но это было практически невозможно. Он говорил на русском, вставляя армянские слова, и совсем переходил на армянский, обращаясь к своим. Но наконец-то он выдохся, и я обратился к нему, стараясь говорить как можно более вежливо:
— Помогите нам с папой выбраться отсюда!
— Да, да, Маша-джан!
Я снова залез в салон нашего погибшего «Запорожца» и умудрился достать с заднего сиденья дорожную сумку. Там были все наши деньги, основная их часть, а под ними лежал мой любимый наган с уже навёрнутым глушителем.
Выбираясь обратно, я прихватил из-под водительского сиденья свои стилеты.
Мне показалось, что мои манипуляции по убиранию ножей в сумку заметил тот самый мужчина, который со мной общался.
Но он ничего не сказал, и сделал вид, что ничего не заметил.
— Где-то оторвался багажник с нашим чемоданом.
— Да. Мы видели его. Он выше лежит.
— В чемодане наша одежда.
— Не волнуйся Маша-джан! Всё ваши вещи соберут. И привезут. Нитка не пропадёт.
— Спасибо!
— Вай, не за что.
Мы тем временем по кустам да малозаметным тропкам поднимались наверх. Оказалось, что не так уж и глубоко мы упали. Просто кувыркнулись несколько раз, поэтому падение казалось таким бесконечным, как полёт в пропасть…
— Простите, я не знаю как к Вам обращаться.
— Зови меня просто… дядя Саркис.
— Саркис-джан. Я теперь не знаю что делать? Мы ехали в Сочи. Там мы должны были встретить наших друзей на вокзале. Они завтра должны приехать… Но теперь…
— Маша-джан! Не переживай! Всё потом. Сейчас вам надо к врачу, а после я решу все проблемы. Главное чтобы вы были здоровы. Это самое главное…
Тем временем мы вышли на дорогу, и я реально офигел. Стояло штук двадцать машин. Или даже больше…
Москвичи, Волги… Причём среди двадцать первых заметно выделялись две чёрные ГАЗ-24.
Была даже чёрная Чайка ГАЗ-13. А ещё рядом стояли два автобуса. Все машины были украшены зелёными и красными лентами. Вокруг было множество народа. Все так празднично одетые. Многие в национальной одежде…
Куда же мы опять вляпались?
Куда? Куда?
Туда…
Что может быть ярче цыганского табора?
Только армянская свадьба.
Нам с Натаном выделили двадцать первую Волгу и куда-то повезли. Сказали, что к врачу. А колонна свадебного кортежа двинулась дальше. С нами отправили молодого человека. Парень был сильно расстроен. Даже больше. Он чуть не плакал. И это было совсем не забавно. У него было лицо человека, который в один момент потерял всё.
Натана почти сразу же укачало. Машину остановили, и ушибленный в голову музыкант, стал блевать, орошая придорожные кусты остатками переработанного завтрака. Диагноз был налицо. Сотрясение мозга. Симптомы самые те. И глаза у него такие в глядящие одновременно и внутрь себя и в разные стороны… И вот теперь ещё головокружение с тошнотой.
— Надо скорее к врачу. У него сотрясение мозга.
Парень пришёл в себя и пробормотал:
— Да, да…
— А с тобой-то что? — я не скрывал своего раздражения. — Ты вроде с горы в железной машине не кувыркался, а выглядишь, как с нами вместе был.
— Вай! Ты не понимаешь. Я всех подвёл. Я вас чуть не убил. Это была бы не свадьба. Какая свадьба на крови?
— Так это ты в нас врезался?
— Нет… Я в той машине был. Кино снимал про свадьбу. Я всё время водителя подгонял. Давай быстрей, быстрей! А он вот взял и в вас врезался.
— Ну, у него-то своя небось голова на плечах. Он мог бы и не ехать так быстро. Ты-то тут причём?
— И он тоже виноват. Но я… Я камеру разбил. Кино не будет про свадьбу. Как я потом в глаза товарищу Саркисову буду смотреть. Он скажет, что я бесполезный…
— А Саркисов — это дядя Саркис?
— Да. Саркисов Саркис Арменович, второй секретарь горкома. Он кавор на свадьбе.
О, как. Это мы удачно зашли. Выходит, что меня сам второй секретарь горкома под ручку из канавы вытаскивал.
А парень этот как бы так сказать, «потерял лицо». И теперь ему все будут вспоминать ещё долго, как он на свадьбе перед всеми родственниками и солидными людьми облажался…
— Поясни мне: Кавор — это кто?
— Понимаешь, на нашей свадьбе кавор — это главный человек. Как по-русски — отец…
— Ясно. У нас тоже на свадьбах бывает очень важный человек. Говорят или свадебный генерал, или посаженный отец.
Натан закончил свои процедуры, и мы снова поехали дальше. А я продолжил свой допрос:
— Тебя как зовут?
— Тигран.
— А меня Маша.
— Я знаю…
— А ты камеру совсем разбил?
— Да. Вдребезги. Я камеру выронил, когда врезались, а по ней следующая машина проехала.
— И много уже наснимать успел?
— Только зарядил новую катушку.
— А плёнки целы?
— Да. Плёнки целы. И запасные тоже есть. Вот в сумке. Но камера…
— Ну, так найди другую камеру. В чём проблема?
— Ты не понимаешь. Где я прямо сейчас камеру найду? Таких камер как у меня вообще только две в Туапсе. Только у меня и вторая в студии.
— В какой студии?
— Студия местная. Там работает такой мужик. Русский. Сергей Трофимыч. Он фронтовик. На войне снимал. Сейчас вот тут работает. Снимает хронику, мероприятия всякие. Меня тоже он учил… Он профессионал, а я — студент ещё. Мне дядя подарил камеру на день рождения.
— Дядя Саркис?
— Нет. Другой дядя. Дядя Арман.
Хорошо у вас, у армян, столько разных полезных дядей…
— Стоп. Сколько стоит новая камера?
— Много.
— Я не знаю такой суммы — много. Я спросила сколько?
— Четыреста рублей.
— А он продаст тебе камеру?
— Нет. Он хочет другую купить, но она дорогая.
Тем временем мы приехали куда-то и разговор прервался. Оказывается, мы приехали на дом к фельдшеру. Женщина. Тоже армянка. Просила называть её тётя Ася. Хотя по-армянски её имя — Астхик. Сразу сказала положить Натана на кушетку. Посветила ему в глаза и подтвердила мой диагноз. Сказала, что ему нужен покой. Сделал ему какой-то укол.
Я пытался докричаться до Инги, но она не ответила мне. Я долго кричал. А в ответ тишина…
Сначала я умылся, а потом тётя Ася обработала мою рану на лбу перекисью и залепила пластырем. Ладно, с раной потом разберёмся. Я попросил Тиграна принести наш чемодан. А когда он принёс слегка сплющенный чемодан, то пояснил, что мне надо переодеться, и остался в комнате наедине с Натаном. Решил попробовать подлечить его сам без Инги. Поднёс руки к его голове и в духе Алана Чумака стал давать установку на выздоровление. Не знаю, что получилось, но зелёные искорки с кончиков моих пальцев срывались и исчезали в голове Натана. А потом я сказал ему: «Спи!» И он послушно уснул.
Я переоделся. Надел синее платье. Другого нет. Красные туфли… взял свою маленькую красную сумочку, положил туда штук десять стольников и начатую пачку десяток.
По привычке спрятал под деньгами свой стилет. Сумку с нашим общаком и револьвером, подложил под голову спящего.
Выйдя из комнаты, я посмотрелся в зеркало.
Да-а… Не комильфо. В верхней части лба наискось был прилеплен пластырь. И лоб был такой, слегка припухший.
— Астхик-джан! А у вас нет ничего, чтобы прикрыть это? — я указал на лоб. — Может платок какой есть? Лучше если красный…
Улыбнувшись, тётя Ася вышла из комнаты. Минут через пять я пристраивал на голове на удивление подходящий мне по цвету платок. Там на красном поле, по краям были синие и голубые цветы…
Изобразив что-то типа банданы, я снова стал любоваться собой в зеркале. Получилось немного по-цыгански, но зато в цвет. Синее платье, с пояском. Красные туфли и красная сумочка. А на голове красный с синими цветами платок. Нормально.
Я вышел в коридор, поблагодарил тётушку, а потом скомандовал Тиграну:
— Поехали!
— Куда? — он смотрел на меня удивлённо.
Я тяжело вздохнул и сказал этому молодому пареньку, который стоял с видом человека, собирающегося прыгнуть с Бруклинского моста:
— Камеру тебе покупать поехали. И давай шустрее, а то скоро свадьба закончится.
Գլուխ չորրորդ.
Հայկական հարսանիք.
Дело не стоило выеденного яйца.
Сергея Трофимовича мы нашли на местной студии. Я вкратце рассказал ему всю историю, со всеми подробностями.
Он проникся. Посочувствовал.
А потом мы стали торговаться. Впрочем, торговаться долго не пришлось, так как дядечка мне честно сказал, что ему не хватает на новую камеру ровно шестьсот сорок рублей.
Я сделал вид, что задумался. А потом расстроенным голосом спросил его:
— Сергей Трофимович! Пожалуйста! Продайте мне эту камеру за семьсот рублей! У меня больше нет.
— Э…
Он сначала хотел что-то возразить, потом посмотрел на меня. Взгляд у него был немного недоуменный, зато у меня хитрый-хитрый. И мы дружно рассмеялись.
Тигран всё это время стоял и непонимающим взглядом смотрел куда-то сквозь нас. И чуть выше. Такое ощущение, что он что-то считает про себя… Видимо, он не понял сути наших торгов.
Я отсчитал ветерану семь сотенных купюр, а киномеханик уже отгружал студенту кинокамеру, запасные плёнки и прочие аксессуары. Их набралось целый кофр, который он также вручил нам.
Оказалось, что у новой кинокамеры, которую он купит, будет другой размер плёнки и будут нужны совсем другие принадлежности, а от старой камеры ему ничего не подойдёт. Только путаться будет.
Тигран смотрел на всё это кино-фото-барахло, и был доволен как мартовский кот, объевшийся сметаны. Было похоже, что он сегодня получил в наследство целую киностудию. Уж не знаю какую именно. Может «XX-ый век Фокс», может «Юнивёрсал», а может даже целый «Арменфильм».
— Ну а теперь отвези меня к папе, а сам езжай на свадьбу.
— А ты разве не поедешь на свадьбу?
— Тигран-джан! А что, кто-то меня туда приглашал?
— Саркис Арменович, сказал, чтобы я вас потом привёз на свадьбу.
— Но ты же видел, что папа получил сотрясение мозга и отдыхает у тёти Аси. Плохо ему сейчас и он спит. А тётю Асю почему не пригласили на свадьбу?
— Она позже должна приехать. Мужа ждёт с работы.
— Ясно.
— Ты должна поехать!
— Без подарка?
— Ты — подарок! Самый лучший…
— Это как это? Что это значит?
— Если бы с вами случилось несчастье, и вы… — он вздохнул, подбирая слова.
— Погибли?
— Да… Тогда бы это был плохой знак. Счастья бы молодым не было. Нельзя на смерти, на чужой крови начинать новую семью.
— Ты поэтому так переживал? Не только из-за камеры?
— Камера — это было моё горе, мой грех. А смерть была бы общим горем.
— Ладно, проехали. Как хоть молодых зовут?
— Сурен и Анжела.
— Красивое имя у невесты.
— …
— Тигран! А как мне надо вести себя на свадьбе? Что нужно делать и чего делать нельзя? Я же не знаю ваших традиций.
Я заметил, что водитель через зеркало заднего вида кинул на меня уважительный взгляд, и как бы соглашаясь со своими внутренними мыслями, молча кивнул.
Кстати, я совсем забыл упомянуть нашего безмолвного водителя. Дядька лет тридцати за всю дорогу не проронил ни одного слова.
Тигран, обращаясь к водителю, называл его Гагик. Но он просто говорил: «Поехали туда! Поехали сюда!» А Гагик молча вёл машину куда скажут. Я этого не понимаю, но меня это и не касается.
Тигран вкратце мне рассказал про обычаи…
Я так понял, что в обязанности девочки на свадьбе входит отвечать на вопросы, самой ни к кому с вопросами не лезть.
В общем, сиди Маша, жуй шашлык, и не отсвечивай!
Мы ехали в ресторан, где уже должна была начинаться свадьба. Вроде бы успеваем. Небольшой запас, несмотря на все происшествия всё же был. После дороги через горный перевал, всем гостям надо слегка привести себя в порядок. Свадьба была организована в духе армянских традиций. Шёл уже третий день.
В первый день жених с родственниками привезли невесте свадебное платье, ну и всякие там традиционные разговоры-переговоры между старшими. Второй день всё происходило в доме невесты. А третий день, сегодня, самый главный. Я так до конца и не разобрался во всех тонкостях процесса. Ну да мне вроде бы это и не надо.
Я лишь хочу сегодня переговорить с Саркисом Арменовичем. Думаю, что он поможет мне решить нашу транспортную проблему. Тем более, должна же армянская диаспора загладить хоть как-то свою вину перед маленькой девочкой.
Доехали мы быстро, так как от дома тёти Аси было ближе, чем от той канавы, из которой меня сегодня достали.
Пока ехали, я пытался диагностировать своё тело на предмет всяких царапин и ссадин. Рану на голове сегодня залечивать не буду. Нельзя… Я же пострадавшая. Всё должно быть натурально. А на теле не видно. Пусть думают, что под платьем я весь в синяках.
Без Инги трудно с этим всем разбираться, но я стараюсь. Мысленно пускаю тёплые волны по телу. И если где чего начинает зудеть и чесаться, задерживаюсь там и усиливаю подачу энергии. Вроде как что-то получается. Я понял лишь одно, что стал чувствовать себя более усталым. Но нигде вроде бы уже совсем ничего не болит.
Только под платком чешется… Лишь бы не зажило до конца вечера. А то скажут, что я симулянтка…
Тигран по приезду к ресторану, почти сразу же меня бросил. Ему надо было приготовиться снимать встречу жениха с невестой, и других гостей.
Ну и ладно. Я забежал в ресторанный туалет. Всё-таки давно в дороге. Природа не терпит…
Когда я вышел, то уже что-то начало меняться. Засуетились люди, приготовились девушки в национальных нарядах.
Я отошёл в сторону, чтобы не мешаться под ногами. Пристроился на подоконнике большого окна в фойе.
Сижу себе… Никого не трогаю…
И тут ко мне подошёл лощёный дядечка лет двадцати пяти и что-то спросил на армянском.
— Я не понимаю. — ответил я.
— Ты что тут делаешь?
— Я жду Саркиса Арменовича.
— О, он сегодня будет очень занят. Он главный человек на этой свадьбе. Вряд ли у него найдётся для тебя хоть одна свободная минутка. Давай! Уходи!
— Хорошо. Тогда я пойду. Только скажите, как Вас зовут?
— Зачем тебе?
Блин. Мне надоело. Я к нему вежливо, а он мне тыкает.
— Когда дядя Саркис меня спросит, почему я ушла и не дождалась его, я скажу ему, что ты меня прогнал. Как тебя зовут?
— Как ты разговариваешь со старшим? Пошла вон, сохи глух!
— Как ты сказал? Сохи глух[1]? Я запомню. Это твоё имя?
— Да, ты! — он замахнулся, чтобы наотмашь залепить мне пощёчину.
Ага… Щас…
Тычок в солнечное сплетение, и дядя оседает, задыхаясь, на пол. А я ему выдыхаю в лицо полушёпотом:
— Ты сначала разберись, кого ты выгоняешь, химар мард[2], а потом уже руки распускай.
Оставив его восстанавливать дыхание, я вышел на улицу. Ну не устраивать же мне эпическую битву девочки с идиотом, прямо перед самым приездом жениха и невесты. Отошёл в сторону, почти к самому углу ресторана.
Стою. Никого не трогаю. Закурил бы сейчас. Да мои сигареты в машине остались… А блок в чемодане. Не догадался с собой взять. Ну и наверное правильно сделал. Местные люди не поймут, почему маленькая девочка курит… Ругаться будут…
А у входа в ресторан повеселело. Подъезжали машины. Выходили нарядные гости. Играла музыка. Девушки в национальных костюмах танцевали перед входом.
Видимо из-за этого шума я и не расслышал подошедших ко мне сзади врагов. Меня так могли бы и вырубить напрочь. Старею… Совсем расслабился…
Но злобные злодеи же не умеют подкрадываться молча. А трусам и подлецам надо ещё при этом себя накрутить, обозвав и оскорбив свою жертву.
— Попалась, сучка!
Я инстинктивно ушёл в сторону, и лишь увидел, как почти рядом с моим плечом мелькнула палка.
Ну не хрена себе заявочка. Это же черенок то ли от лопаты, то ли от швабры. Таким не только плечо сломать, таким и убить можно, если бить умеючи…
Но второго шанса ударить я ему не дал. Хотя в платье это было делать не так красиво, как в спортивном костюме или в кимоно, но всё же широкая юбка позволила мне нанести этому хлыщу удар ногой в лицо. Прямо в нос… Это его притормозило. Выпустив палку, он упал на колени, а ладонями схватился за разбитую физиономию.
О… Да он не один пришёл. За его спиной маячили ещё двое. Одеты как официанты. Чёрные брюки и белая рубашка с бабочкой. И кажется мне, что ребята настроены решительно.
После первого удара, я понял, что в туфлях на каблуках прыгать и бить ногами не слишком удобно. Я скинул туфли, а заодно и бросил на землю сумочку.
На меня, уже нёсся один из официантов. Но я в прыжке, умудрился влепить ему встречный удар пяткой в челюсть. Голова его дёрнулась, и он лицом вниз, плашмя упал на травку.
Третий сделал вид, что дёргается на меня, но его глаза выдавали полное нежелание вступать со мной в драку. Я сделал шаг вперёд и выполнил ложный замах в его сторону. Он просто развернулся и побежал куда-то за угол ресторана.
Оказывается, там за углом был боковой вход видимо ведущий прямо на кухню. Ну, сейчас он ещё повара с поварятами на помощь позовёт.
Может пора уже добить этих двоих, и свалить куда подальше?
Не успел…
Позади меня раздался грозный мужской голос:
— Что здесь происходит?
Я повернулся и увидел сначала высокого крепкого милиционера в форме сержанта, а в нескольких шагах позади него товарища Саркисова с взволнованным лицом.
Ответить на вопрос милиционера я не успел, так как Саркис Арменович подойдя, участливо спросил меня:
— Маша-джан! Что случилось?
— Да, в общем-то, ничего, товарищ Саркисов. Просто я прочувствовала на себе настоящее армянское гостеприимство. Сначала нам разбили вдребезги машину, и папа сейчас лежит с сотрясением мозга. Потом в ресторане, в который как мне сказал Тигран, Вы меня пригласили, меня сначала оскорбили, потом выгнали, а затем захотели избить сразу трое смелых армянских мужчин. Это, наверное, так по-армянски дорогих гостей встречают. Если на этом всё, то я пошла к папе… Если у Вас ещё есть какие-то традиции армянского гостеприимства, то…
Откуда-то снизу раздался писк?
— Она мне нос сломала, сука.
— Только после того, как ты меня палкой ударил. — ответила я валяющемуся на земле хлыщу.
— Маша! Что ты такое говоришь? Кто тебя оскорбил?
— Не меня, а всех русских людей в моём лице. Или «сохи глух» — это просто ничего не значащее слово?
При моих словах, сержант, явно славянского вида, напрягся.
— Маша-джан! Произошла ошибка. Ты — мой гость.
— Если бы я не увернулась пару минут назад, то вашему гостю уже проломили бы череп, вон той палкой. Зачем было такое сложное изобретать? Добили бы нас с папой там, в канаве, возле нашей разбитой машины. И поехали бы себе дальше свадьбу свою праздновать…
Я уже надел туфли, подобрал сумочку, и пошёл, не оглядываясь в сторону от ресторана…
Далеко мне уйти не дали. Меня догнал и вежливо взял за руку давешний милиционер.
— Подождите, пожалуйста! Вас, кажется, Машей зовут?
— Да. Что? Теперь мне обвинение предъявят за избиение группы лиц? Не получится. Мне только тринадцать лет и уголовной ответственности я не подлежу. А так, как я только что после аварии и имею травму головы, — я стянул с головы платок, обнажив заклеенную рану. — то могла бы и убить этих храбрых мужчин в состоянии аффекта. Смелые армяне не испугались втроём напасть на маленькую девочку…
— Успокойся, Маша! Ты и так много лишнего наговорила очень уважаемому человеку.
— Ах, простите меня! Я же не знала, что только русских можно унижать и оскорблять на территории РСФСР.
— Девочка! Выслушай меня! Я вижу, что ты на взводе. Успокойся! Я тебе не враг.
— Ну, тогда отпускай мою руку и я пойду.
— Саркис Арменович попросил тебя остановить. Он готов извиниться перед тобой. Но не будет же он с тобой в догонялки бегать.
Приглядевшись, я понял, что парню всего-то лет двадцать с небольшим. Просто высокий рост, широкие плечи, форма и усы в придачу, добавляют ему взрослой солидности.
— Тебя как звать-то, сержант?
— Семён… — он вполне лояльно отнёсся к моему переходу с ним на «ты».
— Сеня, значит… Тебе самому-то как здесь, не противно?
— Да местный я. Из казаков. Давно с ними живём. Привыкли уже.
— А я не привыкла, чтобы любой халдей в меня палкой тыкал и сукой называл. И привыкать не хочу.
— Лихо ты им наваляла. Я видел. Где так научилась?
— Учителя хорошие были. Сеня! Ты мне скажи: Чего Саркисову от меня надо?
— Зря ты на него. Сам-то он дядька не плохой. Фронтовик, боевой офицер. Это сейчас он в горкоме. А до этого у нас служил.
— А ушёл чего? Служил бы дальше…
— Отслужил он уже все свои сроки. Позвали на партийную работу. Я когда после армии в милицию пришёл устраиваться, он ещё у нас начальником был. Его до сих пор наши уважают.
— Выходит, я погорячилась, и наговорила ему лишнего.
— Выходит, что так.
— Знаешь, как не хочется снова туда возвращаться. Там сейчас пить-гулять начнут. А мне-то там, что делать?
— Он просил тебя вернуть. Пожалуйста! Поговори с ним! Только нормально, без нервов. Вот как со мной.
— Хороший ты парень, Сеня! А ты тут дежуришь, что ли сегодня?
— Ну да… — он усмехнулся. — Чтобы порядок был…
— Ладно. Пойдём раз надо. Только будь со мной рядом. А то я тут почти никого не знаю. Вдруг снова непонятки возникнут.
В фойе ресторана я подошёл к большому зеркалу и снова повязал платок. А про себя подумал: «Серия вторая. Те же и там же.»
Семён маячил неподалёку. Из зала, где гуляла свадьба, доносились весёлые голоса и музыка. Идти туда мне совсем не хотелось.
Когда минут через десять из зала появился Саркисов, то я первым начал разговор:
— Саркис Арменович! Извините меня! Я сгоряча наговорила Вам много лишнего. Не смогла обуздать свои эмоции.
— Я на тебя не сержусь, Маша… И я сам готов извиниться перед тобой, за того идиота, который не умеет себя вести в приличном обществе. Этого Алика вообще здесь быть не должно. Он ни с какой стороны не родственник. Ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. Он просто сын директора этого ресторана. Тупой, жадный и глупый. А сегодня я узнал, что он ещё и не мужчина. На девочку руку поднял. Один не справился, ещё двоих позвал. Подонок! Ты прости меня! Я виноват.
— Вы ни в чём не виноваты, Саркис-айрик.
— Откуда ты знаешь армянские слова? Я же знаю, что ты не говоришь по-армянски. Но слова говоришь правильные и к месту.
— У меня друг был Ашот. Там в Москве. А потом он с семьёй уехал на Дальний Восток. Отец его военный.
Я не стал упоминать, что это было в моей другой жизни.
— Пойдём, Машенька! Ты сегодня мой гость. А я на этой свадьбе почти самый главный.
— Тигран сказал, что кавор на свадьбе самый-самый главный.
— Спасибо тебе за Тиграна! Он мне рассказал, что ты его спасла от позора.
— Не стоит благодарности. Люди должны помогать друг другу.
— Об этом мы тоже после поговорим. Я тоже хочу тебе помочь. Потому что перед тобой сразу две семьи виноваты. Вы ехали на море, а попали…
— В канаву… Но вы же помогли мне оттуда выбраться, дядя Саркис… — я улыбаюсь.
— Пойдём, ахчи[3]! Там больше нет того болвана, и тебя никто не обидит. Рядом со мной есть свободное место. Побуду твоим переводчиком, потому что там многие говорят только на армянском.
Я послушно иду следом. А что мне ещё остаётся делать? Этот человек мне точно не враг. Зря я ему наговорила всего…
Сидим. Едим.
Чувствую себя немного чужим на этом армянском празднике жизни. Почти ничего не понимаю. Лишь чувствую, что людям весело и хорошо. Я уже попробовал долму и хоровац. Хоровац — это такой шашлык, но большими кусками. Запивал всё каким-то лёгким вином. Отпивал небольшие глоточки. Не хватало мне тут ещё и наклюкаться.
По инерции продолжаю клевать закуски. Сыр, бастурму… Вообще всё очень сытное и всего много. Понятно, почему за столом особо худеньких нет. Я уже объелся. Надо бы сделать перерыв.
Разглядываю присутствующих. Жених худой высокий парень, а невеста пониже ростом, очаровательная «пышечка» с чёрными выразительными глазами.
Ресторанные музыканты периодически что-то играют. Но репертуар либо национальный, либо советский, этого периода…
И тут в мою хмельную голову приходит свежая идиотская мысль.
— Дядя Саркис! А можно мне пообщаться с музыкантами, когда у них будет перерыв.
— Да. Скоро будут гости дарить подарки, а музыканты в это время отдыхают. А что ты хочешь?
— Попробую подарить песню для молодых.
— Ты умеешь петь?
— Немного. Вообще-то у меня папа музыкант. Он играет на саксофоне, на трубе… вообще на всём, куда надо дуть. Духовые инструменты…
— Понятно. Конечно. Я сейчас скажу им, чтобы они с тобой пообщались. Думаю, что это хорошая идея. А какую песню ты хочешь исполнить?
— Ну, у меня много разных песен. Про свадьбу, про родителей… просто про любовь и женскую красоту. Это уже от музыкантов зависит. Смогут ли они быстро мои песни разучить и подыграть мне.
— Это хорошие ребята. Я их знаю. Они играют в ресторане. А в ресторане всегда разные песни заказывают. Так что у них богатый опыт. Думаю, что они справятся.
Музыканты были вполне вменяемые ребята. В составе ресторанного ансамбля были следующие инструменты: Две электрогитары. Бас и соло. Синтезатор «Ионика» производства ГДР. Ударные, полный набор, включая что-то национальное… Аккордеон и саксофон.
Солистов было двое. Парень и девушка. Хорошие сильные голоса. Так часто бывает, что в ресторанах работают талантливые музыканты. И им для всесоюзной, а может даже и для всемирной известности не хватает лишь денежного и опытного продюсера, который их раскрутит.
Руководитель ансамбля Михаил меня внимательно выслушал, но поначалу отнёсся скептически. Пришлось ему напеть несколько моих набросков… Я просто вспомнил несколько подходящих песенок из будущего. Слегка изменил текст там, где забыл слова.
— А кто будет петь?
— Наверное, что первое исполнение придётся доверить мне, так как я лучше знаю, где и когда поднять вверх, или сделать паузу. Одну из песен могу спеть в дуэте с вашим солистом. Ну, или если ребята смогут справиться без меня, то я не против.
— Мало времени для заучивания. Запиши тексты на бумажке, а лучше продиктуй, или даже напой, чтобы уловить мотив.
Ну а я продолжаю:
— Там есть песня чисто мужская. Постараюсь подробно объяснить как её спеть… А есть одна песня простая, но зажигательная. Очень ритмичная. Как лезгинка. Там слов не много. После первого прогона сможете без меня уже петь. Там главное импровизация лезгинки перед последним припевом.
— А эти песни залитованы?
— Михаил! Мой отец профессиональный музыкант. У него есть все ноты и тексты. Документы уже поданы. Так что через некоторое время будет получен положительный ответ. Но первое исполнение навсегда останется за вами.
Конечно полчаса — это мало, для полноценной репетиции. Но нельзя не отдать честь профессионализму этих ребят. Схватывали малейшие мои интонации на лету.
Почему-то посетила мысль, что у Инги вполне неплохой голос. Ещё не до конца оформленный, но это даже миленько получается. Думаю, что с добавлением бэк-вокала Ларисы, получится супер. Мы с ней уже пошушукались отдельно от парней. Приятная девушка.
Оттягивать дальше, смысля уже нет. Как нет и дороги назад. Я для храбрости решил глотнуть ещё вина…
Подошёл к своему месту. Наполнил бокал…
— Ты уже готова спеть? — спросил меня Саркисов.
— Да, Саркис-джан! Готова.
— Я перед твоим выступлением, скажу пару слов гостям. Не все ведь знают историю нашего знакомства.
— А это надо?
— Обязательно надо, Маша-джан!
Саркис Арменович вышел на сцену, где музыканты уже готовили свои инструменты. Он взял микрофон, пару раз стукнул по нему пальцем, проверяя звук, а потом начал… Первые несколько фраз он произнёс по-армянски. А после перешёл на русский:
— Друзья! Сегодня самый главный день в жизни Сурена и Анжелы. И этот светлый и праздничный день, чуть не был омрачён большим горем. Многие из вас видели это. По дороге сюда, мы чуть не пролили кровь невинных людей. Один из водителей свадебного кортежа, столкнул в пропасть машину, в которой ехали на море вот эта девочка со своим отцом. — он указал на меня.
В зале ресторана воцарилось молчание. А Саркис продолжал:
— Но судьбе было угодно спасти этих людей. Потому что нельзя начинать совместную жизни, пролив чужую кровь. Бог нас всех уберёг. Эта девочка и её отец остались живы.
В зале захлопали, но Саркис жестом призвал их к тишине.
— И эта девочка не затаила обиды на нас. И сейчас она хочет подарить Сурену и Анжеле, а также всем нашим дорогим гостям свои песни.
Все зааплодировали, а Саркисов уступил мне своё место у микрофона.
Микрофон висел слишком высоко для меня. Я просто отсоединил его и взяв в руку сказал пару слов для начала:
— Сурен и Анжела! От всей души, я хочу вас поздравить с бракосочетанием и пожелать вам счастья, любви и крепкого здоровья вам и вашим будущим детям!
В зале снова захлопали.
— Я вижу на ваших руках обручальные кольца. Покажите их!
Молодые подняли руки. Гости снова бьют в ладоши. А я продолжаю:
— Обручальное кольцо — это не просто украшение из драгоценного жёлтого металла. Это — символ! Символ новой семьи. И эта моя песня про ваши кольца…
Музыканты начинают проигрыш, а в нужный момент я начинаю петь:
Ко мне на этом месте присоединяются солисты ансамбля, которые в данный момент у меня на бэк-вокале:
И дальше продолжаем все вместе:
Я замечаю, что некоторые уже начинают подпевать. А что? Слова-то простые, и повторов много. Легко запомнить. Музыканты, думаю, что уже и без меня справятся. Но второй куплет снова начинаю я:
Снова припев поём втроём, а про обручальное кольцо уже подпевает почти весь зал.
Есть такое выражение, поймать кураж. Так вот. Я его поймал. Поётся легко. Голосом могу владеть свободно. Мне хорошо… Заканчиваю петь третий куплет. И уже все гости поют про кольцо. А потом громко хлопают мне и музыкантам…
Кланяюсь, приложив руку с микрофоном к груди. Но надо бы и продолжать.
Как говорится:
— Спасибо за ваши аплодисменты! Мне очень приятно, что моя песня вам понравилась. А следующую песню я хотела бы спеть для тех, кто дал нам жизнь. Для родителей. Ведь сколько бы нам не было лет, для них мы всегда останемся детьми.
Легкий проигрыш на клавишах. И я вновь пою сворованную из будущего песню:
На припеве меня снова поддерживают профессиональные певцы:
Видно, что мои слова пришлись по душе более пожилым гостям.
Второй куплет поём вместе с Ларисой. Я тоже почувствовал, что мне надо сделать перерыв и слегка промочить горло.
Припев снова становится хоровым. Видно, что эти люди любят и умеют петь. Когда песня нравится, то подпевать хочется сразу.
Третий, завершающий куплет пою один. Стараюсь спеть как можно душевней, чтобы до слёз и мурашек. Кажется. Что мне это удаётся:
Кто-то из женщин в зале, уже промокнул глаза платочком. Мне подпевают все.
Хлопают громко и долго. Я поворачиваюсь и аплодирую музыкантам. А в микрофон говорю с извинениями в голосе:
— Извините! Мне надо немного отдохнуть. Я же не профессиональная певица. Но у меня для вас есть ещё несколько песен. Сейчас их исполнят эти замечательные музыканты, а я продолжу чуть позже.
Мне снова хлопают. Тамада предлагает всем наполнить бокалы. Немного застолья, а потом со сцены доносятся знакомые мне слова лирической песни. Первый куплет солирует Лариса, а на бэке у неё Андрей:
В зале стоит тишина. Песня красивая. А ребята умудрились сразу создать атмосферу своими голосами. Второй куплет поёт уже Андрей. Теперь на бэк-вокале уже Лариса.
И уже вдвоём они поют третий куплет:
Последние аккорды. В зале тишина. Не звякает посуда. Полная и абсолютная звенящая тишина… И вдруг:
— Браво! — не знаю, кто это крикнул, но после этого просто взрыв аплодисментов.
Ну а я в это время попросил Саркиса Арменовича, налить мне немного коньяка. Он посмотрел на меня немного укоризненно, но я пояснил, что это надо для голосовых связок.
Он налил мне в рюмку совсем немного. Я выпил одним глотком. Горло приятно обожгло.
В это время тамада начал длинный тост, гости занялись едой и выпивкой.
— Это твои песни? — в голосе Саркисова не было недоверия, там сквозило лишь удивление.
— А вы их где-то уже раньше слышали?
— Нет. Если бы эти песни кто-то где-то уже спел, то их бы уже давно везде пели бы. Потому что песни правильные. Про родителей… Я чуть не плакал… Мой отец погиб здесь на перевале. И мама уже умерла, через год после войны.
— А моя мама погибла полтора года назад. Бандиты убили…
Он налил себе полную рюмку коньяка и немного плеснул мне:
— За родителей. И дай бог здоровья тебе и твоему папе!
Мы выпили. А он продолжал:
— Эти песни должны услышать люди. У тебя есть на них авторские права?
— Мне тринадцать лет. Какие права у ребёнка?
— А твой отец?
— Не успели ещё оформить. Я только год назад начала песни сочинять.
— У тебя много песен?
— Хватает… — усмехаюсь я про себя.
А тем временем музыканты снова запели. Теперь уже солировал Андрей.
Песенка была, конечно, немного банальная, но слова припева понравились всем. Андрей смог поймать правильную интонацию и сейчас выдавал, знаменитое в будущем:
Танцевали пары. В основном молодые. Молодых было много в зале.
Совсем юные и чуть постарше девчонки щеголяли смешными высокими причёсками. Сейчас это модно.
Парней было заметно меньше.
Ну, да… Кажется именно в это время звучала песенка, что на десять девчонок по статистике девять ребят.
Значит, мне пора добавить девочкам песню.
Я вернулся на сцену, и взяв микрофон, обратился именно к ним, к молоденьким девчонкам:
— И снова здравствуйте! Следующую песню я хочу спеть для всех молодых девушек. Посмотрите на невесту! Как она счастлива! Но если в зале есть девушки, которые ещё не нашли своего избранника, не расстраивайтесь и не завидуйте! У вас ещё всё впереди…
Я беру электрогитару, вешаю её ремень себе на шею. Микрофон уже сделали для меня пониже.
Начинаю петь без музыки. Лишь слегка себе подыгрываю на гитаре. Вместо медиатора я взял двадцатикопеечную монетку. Музыканты ждут, чтобы вступить на припеве.
Прости меня, Юля Савичева! У тебя действительно хорошая получилась песня. Но этот мир немного отличается от моего, может и песни здесь будут другие.
Я пою. И мне всё больше нравится это делать.
Может и правда сделать карьеру в шоубизнесе…
Но это всё потом. А пока, я всего лишь пою на армянской свадьбе для девчонок:
Я бью по струнам, меня поддерживают музыканты ансамбля. На припеве я стараюсь выдать побольше драйва. И у меня получается:
Второй куплет звучит уже поживее:
А на припеве снова зажигаем… И уже до конца песни поём с должной долей оптимизма. И Лариса мне снова помогает. Но при этом не старается перетянуть на себя. Голос то у неё посильнее моего, но сейчас она номер два:
Припев мы повторяем несколько раз. Напоследок я пою его один. Уже более тихо. И завершаю совсем тихим повторением последней строчки:
Что тут произошло? Девчонки захлопали, завизжали.
Очень было похоже на кадры с концертов Битлз. Да и причёски у девушек были почти такие же. Кстати, и время почти то же самое…
Меня не отпускают, требуют на бис… Но я непреклонен. Кладу руку на горло, намекая, что больше спеть не смогу.
— Спасибо! Но сейчас ансамбль для вас исполнит мою новую песню. Я написала её сегодня. Когда я впервые увидела Анжелу, когда взглянула в её прекрасные чёрные глаза, я очень пожалела, что я не парень. И эта песня для неё.
Делаю паузу…
— А ещё эта песня для всех девушек с прекрасными чёрными глазами.
Зазвучала задорная лезгинка. Я уступил микрофон Андрею, а сам незаметно удалился со сцены.
После небольшого ритмичного проигрыша, началась песня.
Я не помнил все слова из этой песни. Так что пришлось постараться и заменить какие-то строки своими словами. Но вроде бы получилось неплохо:
А уж простой припев с задорной музыкой никого в этом зале не оставляет равнодушным. Хочется, как в фильме у Гайдая пьяным голосом громко выкрикнуть: «Танцуют все!»
И снова:
Больше куплетов я вообще не знал. Пришлось второй куплет написать целиком самостоятельно. Третий я решил не делать. Вместо него будет большой проигрыш в ритмах лезгинки.
Зажигательный припев казалось, что уже подпевают все:
Припев можно было петь без остановки. Этим песня и хороша. Она самая что ни на есть танцевальная. Думаю, что и в этом мире у неё большое ресторанное будущее.
Между припевами ударник выдавал такое, что просто хотелось броситься в пляс вместе со всеми. Танцевали молодые парни, танцевали мужчины с солидными авторитетными животами, все танцевали от души с огоньком. Но вот закончился проигрыш и напоследок зазвучал бесконечный припев:
И снова. И снова…
Наконец песня закончилась. Все изрядно выдохлись, но глаза горели радостью. Музыкантам хлопали. Кричали: Браво! Бис!
Но сил уже ни у кого не было. Тамада позвал всех за стол, чтобы выпить за…
Да, блин. За меня! За девочку Машу, которая написала и подарила всем такую чудесную песню!
Я даже покраснел. Как меня хвалили. Какие слова говорили. А мне было стыдно за стыренные из будущего песни. Щёки мои горели…
Саркис хотел налить мне коньяка, но я прикрыл рюмку ладонью и взял бокал с вином.
Вот так вот. Попал, совсем случайно, на абсолютно чужую свадьбу, а теперь все пьют за меня. Парадокс.
Свадебный банкет двигался к своему завершению.
Я уже заметил, некоторых гостей, которые прощаясь, покидали зал. Ну а сам давно уже ощущал усталость. И моральную и физическую. Это заметил и Саркисов.
— Маша-джан! Кажется, что ты уже хочешь уйти. Устала?
— Да, Саркис Арменович. День был насыщенный. Можно даже сказать, что тяжёлый.
— Но ты хорошо держалась.
— Старалась…
— Тигран тебя проводит. Ему уже здесь нечего снимать. А с утра я вас с отцом жду у себя. Водителя за вами я пришлю. Ты его видела. Это Гагик.
— Это такой молчаливый дяденька? Он за всю дорогу слова не сказал.
— Он раньше был очень весёлым человеком. Но потом у него в семье произошло горе. Ждали ребёнка. Но на последнем месяце беременности, его жена попала под машину. Водитель грузовика был не виноват. Чисто женская невнимательность. И я, и он тогда работали в милиции. Это дело мы как под микроскопом расследовали. Водитель был абсолютно невиновен. Все свидетели настаивали на том, что она сама просто шагнула вперёд под машину. Никого рядом с ней не было. Водитель был трезв. Скорость не превышал. Но времени для торможения у него просто не оставалось. Она шагнула из-за куста. Шофёр её увидел только в момент удара. И с тех пор как её похоронили, Гагик молчит. Просто молчит. Всё слышит, всё понимает. Даже улыбается иногда. Но молчит. Из-за этого его из милиции уволили по инвалидности. Врачи говорят, что это может пройти. Но, вот уже пять лет не проходит.
— Ясно. Только папа же сейчас в доме у тёти Астхик…
— Это хорошая женщина. Гостям у нас рады. Ты зря тогда сказала про нас плохо…
— Но…
— Но ты была права. Один паршивый человек кинул тень на всех нас. Это позор. Он для меня больше не существует. Такой подлец. Трус. Шакал.
— Да, ладно. Такое бывает. Но хороших людей гораздо больше, чем плохих…
— Мы с тобой завтра поговорим. Я думаю, что смогу загладить свою вину перед твоей семьёй.
— До свиданья, дядя Саркис!
— До завтра, Маша-джан.
Около ресторана стояла знакомая уже мне Волга. Рядом с Гагиком стоял милиционер Сеня и они «разговаривали». Говорил-то, конечно, Семён, а молчаливый водитель лишь кивал в ответ соглашаясь, а иногда не соглашаясь с собеседником.
Увидев меня, оба улыбнулись. Сеня произнёс длинную речь, про то, как ему понравились мои песни, какая я молодец, умница и красавица. Он бы ещё долго пел мне дифирамбы. Но его прервал Гагик. Распахнув переднюю пассажирскую дверь, он сделал приглашающий жест.
— А Тигран где? — спросил я.
— Знаешь, он пошёл Сусанну провожать до дома. Сказал, что Гагик маршрут и без него знает.
— Ну, пока, Сеня! — попрощалась я с разговорчивым сержантом, садясь в машину к молчаливому водителю.
Ехали недолго. Тут всё близко. Я не затевал разговоров, зная, что ответа не получу. Гагика это совсем не смущало. Мы просто ехали.
Водитель остановился напротив дома тётушки Астхик, и выйдя из машины открыл мою дверь.
— Спасибо, Гагик-джан!
Он в ответ просто кивнул, слегка улыбнувшись. А я пошагал через дорогу в сторону приоткрытой калитки…
Вот что за чувство такое — интуиция?
Даже уже не интуиция, а чуйка…
И она мне сейчас просто кричит обо опасности…
Я физически ощущаю, что мне в спину кто-то целится.
Нет, не просто смотрит, а именно — целится.
Не боясь даже смешно выглядеть со стороны, в глазах молчаливого Гагика, я резко упал на землю.
В тот же момент раздался оглушительный выстрел.
Я увидел, как в мою сторону метнулся, не успевший сесть за руль Гагик. В момент, когда меня накрыло тело молчаливого водителя, раздался новый выстрел.
Из кустов появилось одетое в тёмную одежду тело с пистолетом в вытянутой руке.
Снова выстрел и снова не в меня.
Гагик был намного меня крупнее. И он уже принял на себя две пули предназначавшиеся лично мне. Но при этом он на меня так навалился, что лишил возможности двигаться. А это плохо… Очень плохо.
Почему больше не стреляют? Я выглянул и заметил, что у стрелка какие-то проблемы с оружием…
Это мой шанс, и потерять его нельзя.
Я напрягся и сдвинул Гагика в сторону, а сам вскочил и бросился прямо на неизвестного киллера. Убегать от человека с огнестрельным оружием просто глупо. Умрёшь усталым.
Стрелок справился с перекосившимся патроном, и снова стал поднимать пистолет. Всё решают доли секунды. А так, как расстояние между нами уже было не больше трёх метров, то я прямо на бегу прыгнул и вцепился в злодея с остервенением дикой кошки. Мы упали на землю, и пистолет со стуком вылетел из руки убийцы. А я бил его кулаками в лицо, замотанное тёмной тряпкой.
Бил, снова бил и не мог остановиться.
Тело подо мной уже не шевелилось, когда я наконец, прекратил наносить удары, и тупо сидел на поверженном противнике тяжело дыша.
Только сейчас я услышал крики людей и шум подъезжающей машины. Меня осветили яркие фары, и сразу несколько голосов стали кричать, чтобы я поднял руки и не дёргался…
— Вон там лежит его пистолет. — махнул я в сторону валяющегося в полутора метрах от меня ТТ. — Не трогайте! На нём его отпечатки… И ещё где-то должен быть перекошенный патрон. Его заклинило…
В глазах у меня замелькали цветные круги, и я потерялся во времени и пространстве. Всё-таки день был слишком насыщенный событиями.
Помню быстро надвигающуюся на меня поверхность неровного асфальта, и всё.
Тьма.
Опять тьма…
Да сколько ж можно-то…
В голове — туман. Вместо звуков какое-то гудение. Или жужжание… Будто бы три тысячи комаров одновременно и в унисон зудят, зудят. И всё это лишь внутри моей головы.
Видимость — ноль. Я не могу открыть глаза. И даже нет света, который обычно проникает даже сквозь закрытые веки.
Сквозь монотонный зуд в голове вдруг нарастающим набатом начинают появляться новые звуки. Как будто ударяют в большой колокол. Но бьют не металлом о металл. А чем-то мягким…
Смешно. Я вдруг представил себе большую кувалду, обёрнутую толстым слоем войлока.
Бум!
Бам!..
— Саш!..
Бу-ум!..
— Са-а-аш!
Что? Где? Кто? Саша?
Я — Саша? Но я вроде бы сегодня — Маша? Или Инга?
— Саш! Да очнись уже! Я здесь.
— Инга?
— Нет, блин… Тётя Мотя. Кто же ещё?
— А где я?
— Лежишь на кровати и не подаёшь признаков жизни. Притворяешься трупом. Хотя… Трупы не дышат и трупы не слышат…
— Инга! Скажи толком. Что со мной?
— А я откуда знаю? Тебя одного оставлять надолго нельзя… Сколько злодеев ты сегодня замочил? А вчера?
— Вчера… Одного вроде бы… А сегодня? Тоже, кажется…
— Сегодняшний выжил. Правда, морду ты ему слегка расплющил.
— Инга! Ты где была? Тебя не было несколько дней.
— Всего? А мне казалось больше…
— Ты не ответила.
— Да, так… Разве всего упомнишь? Просто, когда Малыш проснулся…
— Там же должно пройти не меньше чем лет двадцать-тридцать…
— Саш! Что ты знаешь о времени? Ты думаешь, оно такое… линейное.
— Ну… Ты говорила, что там проходит несколько месяцев, а здесь может пройти пара часов…
— Не каждый раз. Иногда здесь час, а том — год, или наоборот. Это — время. Оно не прямое, не спиральное, а, как клубок ниток. Причём клубок не намотанный аккуратной бабушкой, а запутанный шаловливым котёнком. По системе путай-путай. Понятно?
— Ни хрена не понятно.
— Вот и мне тоже. Мы с Малышом там год уже развлекаемся. Пока откапывались из бункера.
— Что? Вас там что, засыпало?
— После взрыва сдвинулись какие-то слои, и оказалось, что некоторые отсеки стали недоступны. Ну, вот мы с двумя ножами, кое-как и выбирались. Это как в книге про Робинзона. Вот он остров. Вот он я. Больше нету ни *уя… Ничего, в общем…
— Инга! Не матерись! Ты же девочка…
— Да, я знаю. Мне уже об этом говорили…
— Ну и как там Малыш?
— А что ему будет? Живёт в лесу. Дружит с волками.
— Как Маугли?
— А… Ну да, ты рассказывал мне эту сказку. Так вот это ни хрена не сказка… Рара говорила…
— Кто?
— Рара — это рысь… Почти… Ну, она похожа на рысь. Такая очень большая кошка.
— Говорящая кошка?
— Саш! Ты тупой? Или тебе по голове сильно ударили?
— Инга! Не хами!
— Ты всё забыл, чему нас бабушка учила?
— Это она тебя учила, а меня там вроде бы не было тогда…
— А-а… Ну да… Я это как-то упустила. Просто мы всё время вместе… А теперь не всё время. Давай тогда сначала ты мне расскажешь, что тут у тебя было, а потом я.
— А почему я первый?
— У тебя тут времени меньше прошло.
— И с какого момента тебя со мной не было?
— Дай подумать… Я Витьку залечила… Вылечила… Потом… Всё. Больше ничего не помню.
— Ясно. Примерно дней пять прошло. А там сколько?
— Не знаю… но Малышу уже… Почти девять лет.
— То есть больше года. Никак не привыкну к этим временным парадоксам. Ладно. Слушай! Расскажу, как тебя, то есть меня… чуть не изнасиловали.
— Чего? Опять?
— Да, нет… Короче…
Мой рассказ был без особых подробностей, но всё равно времени потребовалось прилично, чтобы изложить его своей соседке по общей голове.
— Машинку жалко. — резюмировала Инга. — А я видела, что было после того, как ты потерял сознание, сидя на этом Альберте.
— На каком Альберте?
— Который стрелял. Я так поняла, это тот самый сын директора ресторана.
— А-а… Тогда всё ясно. А Гагик? С ним что?
— Это, который водитель? Жив. В больницу повезли пули вынимать.
— Он нам жизнь спас.
— А ещё ранили мужа хозяйки дома, где ты сейчас лежишь.
— Его-то как?
— Вышел встречать, когда машина подъехала. Я так поняла, что когда ты упал, первая пуля в него попала. В плечо. Не смертельно.
— А почему я потерял сознание?
— Переутомление организма. Ты держался на внутреннем запасе. Энергия кончилась, и всё… Помнишь как Вадиму волосы отращивали и нас потом вырубило.
— Но я же ничего не колдовал.
— А это не обязательно. Внутренний энергетический ресурс не только на это расходуется. Ты до самого позднего вечера был бодрым. Энергия автоматически изнутри расходовалась на поддержание баланса. А потом всплеск и выплеск энергии. Это когда ты дрался с этим… А когда всё закончилось, организм решил, что опасности больше нет… и уснул.
— Как всё сложно…
— Да ладно…
— Вот ты сейчас спишь. А организм восстанавливается. Ну и я ещё добавляю. Когда тебя тут выключило, у меня там сработала как бы сказать…
— Сигнализация?
— Что-то типа того. И я сразу сюда переместилась.
— А как же Малыш?
— Справится. Ему Рара поможет, если что.
— А теперь давай поподробнее! Про Малыша, про Рару и про волков…
Рассказ Инги о своих похождениях на заповедной планете длился не слишком долго. Она в основном кидала мне картинки, а описание самих приключений было скупым и информативным.
Но из её рассказа я понял лишь одно. Там, на той планете уже прошло больше тридцати лет. Но Малыш в медицинской капсуле оставался прежним.
Когда сработал таймер и капсула открылась, то он оказался один на один со всем окружающим миром. И именно из-за этого он и позвал Ингу. Вместе они стали пытаться выбраться из нижнего медицинского отсека. После взрыва что-то пошло не так. Видимо подземные слои горных пород были не слишком устойчивы и сдвинулись. Заклинило вход в другие отсеки, зато появилась трещина в стене коридора ведущего наверх.
При помощи двух оставшихся дроидов удалось расширить трещину и расчистить проход. На это ушло пару недель. Хорошо ещё, что в медотсеке был запас продуктовых сублиматов.
Из оружия, лишь пару ножей, меч, да всякие железки, которые можно было отломать в доступных помещениях. Ещё был лук, на котором Малыш обучался стрелять. И стрелы к нему… Всё более серьёзное, типа плазмомётов хранилось в оружейном отсеке. Там в оружейке было много чего интересного, только проникнуть туда не смогли даже дроиды.
А из одежды остался лишь комбинезон, что был на Малыше. Раньше он использовался как домашнее одеяние на корабле. Удобный, прочный комбинезон, но, к сожалению один. За время нахождения на поверхности, то есть за год, прочный комбинезон уже напоминал рванину бомжей среднестатистического города в стиле киберпанк.
Дроиды не могли отходить от базы дальше установленного для них периметра. Но в этом периметре не было ни еды, ни воды, ни растительности. Пришлось уходить подальше в лес, вооружившись всем, что есть. Ну вот так они и сделали.
А на второй день они встретили Рару. Но об этом мне Инга рассказала более подробно.
— Трудно описывать приключения сразу двух личностей, поэтому я буду от себя говорить, чтобы не сбиваться. — оповестила меня Инга и начала свой рассказ.
Лес был не такой как на земле. Сквозь деревья земли достигал солнечный свет. Я не знаю, как называется эта звезда, вокруг которой вращается эта заповедная планета. Дед говорил, что у неё есть лишь номер и всё. Но, чтобы было попроще, пусть будет Солнце и Земля. Кстати, Луна здесь тоже есть. Одна, но побольше, чем та, что возле нашей Земли. Или просто поближе. Но видно её ночью хорошо, даже очень.
В поисках дичи мы шли по лесу. Но видимо сегодняшний день для охоты годился мало. В маленьком заплечном ранце ещё оставалось два дневных рациона питания, так что голод ещё не грозил, но уже был близок.
Где-то наверху свиристели мелкие птицы. Крупных было не видно. Так что мы не могли даже воспользоваться даром внушения, и подчинить себе птицу, чтобы через её глаза разведать местность сверху.
На одной из полянок нос к носу мы столкнулись с большой пятнистой кошкой. Явный хищник. Клыки торчали из пасти. Кошка не нападала… Пока не нападала…
Малыш испугался, но я попыталась взглядом подчинить себе зверя…
Напрасно старалась.
Добилась только того, что в моей голове прозвучали слова:
— У тебя ничего не получится, котёнок!
Я реально прифигела от такого. Но машинально, переспросила:
— Почему?
— Потому что ты ещё котёнок.
Опасности я не чувствовала, хотя Малыш всё ещё боялся. А я почему-то совсем расслабилась и решила поболтать:
— Здрасьте, тётя кошка!
Хищник как-то хмыкнул на это моё обращение. Похоже я его развеселила. Но агрессии я совсем-совсем не чувствовала.
— Меня зовут Рара. А как мне называть тебя, котёнок?
— Малыш… — причём это он произнёс вслух.
— А как зовут второго котёнка, который говорит со мной молча?
— Инга. — ответила уже я, но мысленно.
— Это всё сложно для меня и я хочу разобраться. Но звать вас всех вместе я буду просто — котёнок.
Мы не возражали. Котёнок, так котёнок. Какая разница?
— На кого ты хотел охотиться, котёнок?
— А на кого здесь можно охотиться? Нет же никого.
— Пойдём со мной, котёнок! Я покажу тебе…
Ну и потопали мы вслед за большой кошкой. Хотя скорее она была больше похожа на рысь, но я могу ошибаться. Шли довольно долго. Холмы, поросшие лесом. Низины, заросшие более мелким кустарником.
Перешли через ручей. Рара посоветовала из него не пить. Вода в ручье действительно была мутновата. Я бы и сама не стала такую воду пить. Но видимо эта большая кошка считала нас с Малышом реально неразумным маленьким котёнком. Ну да ладно. Мы и есть котята в этом незнакомом лесу неизвестного нам нового мира.
Наконец мы вышли в долину большой реки. Наш берег был более высоким, даже скальные выступы присутствовали. А ещё здесь был ручей, подпитывающий реку своей водой. Из него нам пить разрешили. Вода в ручье была холодной и очень вкусной. Хотелось выпить весь ручей сразу, но я сдержалась. Часть холма, обращённая к лесу, была покрыта растительностью, травой и кустами… А обращённая в сторону реки была каменистой, и почти по центру темнело отверстие пещеры.
Видимо это и был дом Рары.
Рассказ Инги был прерван тем, что нас просто… разбудили.
В окно светило солнце. Возле кровати, на которой я валялся в грязном синем платье, стояла целая толпа народа. Натан, тётя Астхик, Саркис Арменович. И ещё несколько человек. Но будил меня именно Натан.
— Маша! Просыпайся!
— Я не сплю, пап. Не надо меня так трясти…
Я потянулся, а потом сделал вид, что только что заметил всех присутствующих.
— А что вы тут делаете? — спросил сразу всех, с поддельным удивлением в голосе.
— Слава богу, ты в порядке… — сказал Саркисов.
Астхих сказала что-то по-армянски, но смысл примерно тот же.
Сделав вид, что я только что вспомнил, что-то важное, я озабоченно спросил:
— Дядя Саркис, а что с Гагиком? Он жив?
— Да, Маша-джан! Жив. Он в больнице. Ночью ему сделали операцию. Врачи говорят, что всё будет хорошо.
— Он мне жизнь вчера спас. Две мои пули на себя принял.
— Это ты всё следователю расскажешь. Тот злодей (незнакомое слово на армянском), этот (снова какое-то армянское ругательство) опозорил нас всех…
— Дядя Саркис, а я его вчера разве не убила?
— Выжил. Но красавцем ему больше не быть. Ты из его лица отбивную котлету сделала, девочка. Все кости ему сломала. Челюсть, нос… Зубы его по всей улице валяются до сих пор. Если бы не ты, он бы вас добил бы. У него ещё четыре патрона оставалось…
— Да. У него пистолет заклинило, и пока он с ним возился, я на него…
— Вазген мне всё это рассказал. Он всё видел.
— А кто это?
— Вазген? Это муж Астхик. Ты в его доме сейчас. Его тоже ранило, но не сильно. В плечо попал. Он вышел встречать тебя, когда услышал, что машина подъехала. А потом ты упала, а в него пуля прилетела. Он видел, как Гагик тебя своим телом накрыл. А этот гад снова стрелял. Но ты потом как прыгнешь на этого Альберта. Вазген сказал, как дикая кошка. И стала его бить.
— И где сейчас этот Альберт?
— Тоже в больнице лежит, под капельницей. А потом в тюрьму пойдёт. Никто ему не поможет. Вот его отец пришёл к тебе.
Саркисов указал на толстого армянина в шляпе. Тот выступил вперёд, снял шляпу и оказался почти совсем лысым. Прядь волос с правой стороны через всю лысину была зачёсана на левую сторону. Это придавало толстячку ещё более комический вид, но глядя на его грустные глаза, мне было не смешно… Прижав руку со шляпой к груди, он склонил голову и произнёс:
— Прости меня, девочка, что плохо я воспитал своего сына! Я всё думал, что вырастет, поумнеет, но… Теперь уже не поумнеет. Пусть в тюрьму пойдёт. Может там ума наберётся. Мне стыдно за него. Он опозорил всю нашу семью.
Ну и что я ему могу ответить. Видно было, что говорит он искренне. И ему действительно больно от того, что всё так произошло.
Я взял его за руку и сказал:
— Не бросайте его! Помогите ему там в тюрьме. Может он сможет всё-таки исправиться…
Несчастный отец даже смутился.
— Ты очень добрая девочка. А ведь он хотел тебя убить…
— Бог не допустил этого. И ваш сын не успел стать убийцей. Поговорите с ним! Ему это сейчас может помочь. Если все от него сейчас отвернутся, то он навсегда останется на тёмной стороне. Но надо верить, что у любого человека есть шанс отринуть зло, и снова перейти на сторону добра.
Что-то меня опять куда-то не туда занесло. Опять эта околорелигиозная псевдофилософия… Но видимо эта пафосная речь из уст тринадцатилетней девочки, так на всех подействовала, что наградой мне стало повисшее в воздухе молчание. А потом тётя Астхик сложила ладони, и как будто выдохнула короткую фразу на армянском…
— Что вы сказали? Я не понимаю…
— Она сказала, что ты — ангел! — ответил мне Саркис Арменович. — И я с ней полностью согласен. Но сейчас тебе надо собираться. Вас с папой отвезут в дом отдыха. Ваши остальные вещи уже там.
— Саркис Арменович. Мне сегодня надо встретить наших друзей. Они приедут на вокзал в Сочи…
— Не переживай. Мы всё решим. А сейчас собирайся. Пора ехать.
Вся толпа вышла из комнаты.
А чего там собираться. Я переоделся по-походному. Футболка, полукомбинезон, кроссовки. Вместо платка, пластырь на моём лбу прикрывала бейсболка.
Когда я вышел на крыльцо, Саркис аж руками всплеснул.
— Вай! Как на мальчика похож. Эх, мне бы такого сына. Умный, добрый. Песни хорошие поёт. И за себя постоять может. Молодец, Маша-джан!
Это я люблю.
Хвалите меня, хвалите!
Мы ехали в машине Гагика, но за рулём был незнакомый молодой парень. Товарищ Саркисов ехал на чёрной ГАЗ-24 впереди нас. Правил дорожного движения мы не соблюдали от слова совсем, но все уступали нам дорогу. Полчаса и мы въезжаем на закрытую территорию дома отдыха «Сосновый» в посёлке с таким же названием.
Ведомственную принадлежность этого не то дома отдыха, не то санатория, я сразу определил. Наша, милицейская. Это же сразу заметно. Что я никогда раньше не был в таких вот ведомственных санаториях? Бывал. И даже здесь, на Черноморском побережье. Только не в этой, а в той жизни, конечно. В Сочи такой санаторий тоже есть. «Салют» называется. Он покруче этого будет. Но видимо влияние товарища Саркисяна так далеко от Туапсе не распространяется.
Нам был выделен просторный двухместный номер. В номере уже были всякие сумки и свёртки. Наверное, это всё из нашей машины выгребли помощники второго секретаря… О… Они даже канистру запасную привезли и весь инструмент. Молодцы. Что сказать…
— Спасибо большое, Саркис Арменович! А сколько надо заплатить за номер? Мы планировали до конца месяца на море отдыхать…
— Какой платить? Маша! Ты же, когда Тиграну помогала с камерой разобраться, ты не спрашивала у него про деньги. Ты просто решила вопрос и всё. Я это уважаю в людях. Ты меня не обижай! За этот номер вам платить ничего не надо. Живите, сколько хотите.
— А наши друзья? Для них я могу оплатить номер на троих? Деньги у нас есть…
— Маша-джан… — укоризненно начал Саркисов, — Деньги? Что это? Я в тебе увидел человека! Человека с большой буквы! Человека с большой душой! Что ты всё про деньги? Пойдём со мной!
Натан себя не слишком хорошо чувствовал, его снова укачало в машине. Видимо последствия сотрясения мозга ещё не прошли. Ладно. С этим потом разберёмся.
Я оставил своего «папу» разбирать вещи, а сам отправился за дядей Саркисом. Мы спустились вниз. В холле нас ждал какой-то человек в форме лейтенанта милиции. Он отдал нам честь и что-то передал второму секретарю горкома из рук в руки. На улице чуть в стороне от входа, стояла машина светло-серого цвета.
Похоже на «Москвич-407», но только издали. Вблизи я сразу опознал в автомобиле «Москвич-403Э». Переходная модель в экспортном исполнении, с боковыми зеркалами и дополнительными молдингами.
Внутри тоже было много отличий от обычной 407-й модели, но их снаружи не видать.
— Вот на этой машине поедете встречать своих друзей. А как приедете обратно, им тоже выделят номер. Там заплатишь в кассу, сколько скажут. Копейки… Ты девочка умный, разберёшься.
— Саркис Арменович, Но их трое будет. Если мы поедем с водителем, то нас уже двое получится. Для них троих с вещами места будет мало…
— Какой водитель? Это теперь ваша машина!
— …???
— И не спорь! Мы вашу машину разбили, чуть вас не убили. Вот теперь вам эта машина! Пользуйтесь!
— Спасибо, Саркис Арменович! Но это как-то…
— Не надо со мной спорить, Маша. Я потом с тобой ещё поговорить хочу. Но не на бегу, а так обстоятельно… В спокойной обстановке. Найдёшь для меня время?
— Конечно, дядя Саркис. Обязательно найду. Только…
— Что только? Что ещё? — чуть-чуть недовольства проскочило в его интонации…
— Проблема есть одна.
— Какая проблема?
— У папы сильное сотрясение мозга. Он не сможет вести машину…
— Да… Я об этом как-то не подумал…
— Саркис Арменович! Разрешите мне ездить за рулём. Я лучше папы это умею делать. Полдороги от Москвы и даже больше машину вела именно я.
— А справишься?
— Я буду очень стараться. Только мне бы бумагу какую-нибудь для ГАИ, чтобы меня не арестовали вместе с машиной.
Он задумался… Но решение принял быстро. Подозвал лейтенанта:
— Николай! Подойди!
Лейтенант довольно бодро приблизился к начальнику и стал внимательно слушать, ловя каждое слово. Да. заметно было, что бывшего начальника здесь уважают. Причём видно, что нет в сотруднике подобострастия, как бывает у мелких клерков перед большим начальством. Лишь только уважение. Правда, молодой милиционер, слегка пытался протестовать, но Саркисов добавил ещё пару слов и офицер снова отдал честь.
— Вот Маша-джан. Поедешь с Николаем в местное ГАИ. Заодно по дороге он проверит, как ты умеешь водить машину. Примет, так сказать, экзамен у тебя. Ну а там видно будет. Удачи тебе в дороге!
— Спасибо!
— Вот ещё что. — он достал из кармана визитную карточку и что-то написал на обратной стороне. — это мой рабочий и домашний телефоны. Если по дороге возникнут проблемы с милицией, покажешь. Но старайся не показывать.
— Я постараюсь.
Сам понимаю, что лишний раз козырять таким документом не стоит. На обратной стороне был его домашний телефон и приписка. «Прошу оказать содействие.» И подпись: Саркисов.
Мне вручили ключи и документы. Я посмотрел. Техпаспорт уже был оформлен на имя Левина Анатолия Борисовича. Быстро тут ребята работают. Везде бы так.
Я сел за руль. Лейтенант справа, на пассажирское сиденье. Я подстроил под себя сиденье и зеркала. Чтобы настроить боковые зеркала на передних крыльях, мне пришлось пару раз выйти из машины. Наконец, все предварительные «танцы с бубнами» были закончены, и я повернул ключ в замке зажигания.
Мотор завёлся сразу. Звук работающего двигателя был довольно ровный. Я не думаю, что нам бы подсунули непроверенную машину. Бак был заполнен под завязку.
Я плавно выжал сцепления и так же плавно тронулся на первой передаче. По территории санатория я двигался очень аккуратно. Так же аккуратно выехал на дорогу. А потом, влившись в совсем небольшой поток машин, спокойно погнал в направлении на Сочи. Я не превышал скорость, но и не тупил, как «чайник». Ехал себе в своей обычной манере, и ехал. Через открытое окно, моё лицо обдувал приятный тёплый ветерок.
— Может, познакомимся? — решил я завязать разговор с лейтенантом. — Меня Машей зовут.
— Николай. — сухо представился он, следя за дорогой.
— А можно называть тебя просто Коля и на «ты»? — решил слегка оживить разговор я.
Сейчас проверим тебя, лейтенант, на вменяемость…
— Да, можно, Маш! — сказал Коля и улыбнулся. — Можно и на «ты». Товарищ полковник за плохих людей не будет ходатайствовать.
— А я и не знала, что он полковник. Мне сказали, что он очень уважаемый человек и второй секретарь горкома партии.
— Это верно… Но секретарь он лишь года три или четыре. А уважаемым человеком он был и раньше, когда был у нас в милиции начальником. Хороший человек. Боевой офицер. У него, что орденов, что ранений полна грудь.
— Ясно. Я не знала… Но я всего второй день, как приехала…
— Ага. И про тебя уже легенды по городу ходят…
— Какие ещё легенды, Коля? Ты о чём?
— А кто вчера вооружённого преступника голыми руками обезвредил? При этом ещё будучи в платье и на каблуках…
— Так получилось… — не сдержал улыбки я.
— А до этого у ресторана троих мужиков вырубила. Причём тоже, голыми руками, несмотря на то, что у одного из них была дубинка в руках…
— Ну, во-первых: не дубинка, а черенок от швабры… А во-вторых: не голыми руками, а голыми ногами.
— Это как это?
— Ну, ты сам сказал, что на каблуках неудобно. Вот я туфли и скинула, а потом уже пяткой в лоб ему и звизданула. Мне пришлось высоко подпрыгивать. Так бы я не достала… Он ведь был повыше меня ростом.
Коля ржал, как тот сивый мерин.
При въезде в Туапсе, он стал мне подсказывать, куда свернуть, куда повернуть. Я послушно рулил, успевая поворачивать. Думаю, что экзамен по вождению я сдал на «отлично».
— Кстати, — вдруг спросил меня Коля. — А документы у тебя с собой есть какие-нибудь?
«Ну, вот началось…» — подумал я про себя…
Его вопрос слегка ввёл меня в ступор, но мои ответы его вообще привели в тупик.
— Ну… Свидетельство о рождении у папы там осталось. С собой только документы на машину и всё.
— Свидетельство? А сколько тебе полных лет?
— Коля! У девушек и женщин неприлично спрашивать про возраст. Но тебе я по очень большому секрету могу сказать правду. Мне уже тринадцать с половиной.
— Не может быть… — Коля был ошарашен. — Но товарищ полковник сказал, чтобы я помог тебе сделать водительское удостоверение.
— Николай! — перешёл я на более официальный тон. — Раз начальник сказал, то надо сделать.
— Но как?
— Есть два варианта. Один временный. Сделать мне справку для сотрудников ГАИ, что права утеряны, но ездить можно. Жаль, но этот вариант будет работать только в Туапсинском районе Краснодарского края. А уже ближе к Сочи могут начать задавать ненужные вопросы.
— А другой вариант?
— Учитывая, что документов у меня нет… Можно сделать права, указав в них чуть завышенный возраст. Вот на сколько лет я выгляжу?
Он посмотрел на меня, потом сказал:
— Сними кепку!
Я послушно стянул с головы бейсболку.
— Лет на пятнадцать-шестнадцать. — констатировал он. — Бывают же девушки небольшого роста.
— То есть на восемнадцать лет я никак не потяну?
— Не знаю, даже.
И тут я увидел то, что могло бы мне помочь. Я тормознул машину и кинув Коле короткое: «Я щас вернусь», скрылся за дверями под вывеской «Парикмахерская».
В зале было душно и пусто. Но из задней комнатушки на звук открываемой двери вышла молодая женщина. На меня она посмотрела без интереса:
— Чего тебе?
— Здравствуйте! — вежливо сказал я. — Вы не могли бы мне помочь? Мне очень надо!
— Чем тебе помочь, тебе и стричь-то нечего.
— Вот в этом всё и дело. Вы не могли бы меня сделать повзрослее, а то мне моих шестнадцати лет никто не даёт. Все говорят, что я маленькая девочка.
— А ты девочка? — парикмахерша посмотрела на меня внимательней. — Действительно. Не мальчик. Даже я ошиблась…
— Вы можете меня накрасить? Я заплачу, сколько скажете. А то мне надо прибавить года два к возрасту.
— Ладно… Садись в кресло! Я попробую. Это даже интересно.
Она снова ушла в свою подсобку и вернулась с косметичкой и чем-то ещё. Наверное, свою косметику принесла.
Сама она была накрашена стильно, но скромно. Чувствуется вкус и опыт. Так что доверюсь ей.
Минут через десять на меня из зеркала смотрел уже не я. Причёска получилась уже как бы «а ля-Гарсон». Тушь на ресницах и тени… Красиво очерченные губы. Всё было в тему и без перебора.
— Вы просто волшебница! — похвалил я работу мастера. — Чем я могу Вас отблагодарить? Сколько с меня?
Она задумалась… А потом махнула рукой:
— А, сколько дашь… Мне самой понравилось это превращение гадкого утёнка в красавицу.
— Вы мне льстите! Пятёрки хватит?
— Да более чем.
— Огромное спасибо!
— Заходи ещё!
— Обязательно!
Когда я вышел на улицу, то Николай, который стоял возле машины и курил, чуть не выронил изо рта сигарету.
— Ну, что? Теперь сойдёт?
— О, как… — Похоже, что теперь Коля окончательно завис…
— Коля! Надо ехать. А то я на вокзал опоздаю. Мне ведь ещё друзей из Москвы встречать.
— Поехали. Теперь я думаю, что вопросов будет меньше… Но как это?
— А это, Коля, наши женские хитрости. Иногда такое бывает, что после свадьбы, когда утром жена смоет с лица невесту, то новоявленный муж может её и не узнать…
Смеётся Коля над моими шутками очень заразительно. Хороший парень. Прямой и честный. Такие обычно не обманывают и не предают. Зато таких вот парней чаще всего обманывают и предают другие.
А через пять минут мы уже заходили в местное отделение Госавтоинспекции.
Волокиты никакой не было. Лейтенант о чем-то пошептался с местным летёхой. Меня отвели в дальнюю комнату и сфотографировали на старый фотоаппарат. Я попросил, чтобы по возможности замазали пластырь на лбу. Эксперт-криминалист, а это не был просто фотограф, мне просто кивнул и ушёл проявлять пластинку.
Я ждал в коридоре. А после, заскучав, вышел на улицу. Там я нашёл Николая, который снова с кем-то болтал.
— Ну, что? — спросил у меня он.
— Фотки проявляют.
— Это надолго?
— Да, нет. Обещали быстро.
Почти сразу же на улицу вышел криминалист и передал мне ещё тёплые фотографии.
Мне моё изображение очень понравилось. Я там такой красивой девушкой на них получилась… или получился… Я уже запутался совсем… Ну и ладно…
— Извините! А можно мне и пластинку у Вас попросить. Так красиво получилось. Я потом себе в ателье большую фотографию закажу.
Он кивнул и позвал за собой. Мы снова вернулись в его кабинет. Он мне вручил фотопластинку, завёрнутую в бумагу, а я вручил ему пять рублей и сказал:
— Большое спасибо!
Пятёрку он принял, как должное. Да и ладно. Все так делают. А я вот подумал, что правильно сделал, что забрал фотопластинку. Ибо не фиг разбрасывать свои изображения где попало…
Права мне выдали ещё минут через пятнадцать. На имя Левиной Марии Анатольевны. Год рождения был указан 1952-й, а число настоящее — семнадцатое января.
Лейтенанта Колю, я подбросил туда, куда он показал. Мы с ним тепло распрощались. Ну а я по указателям, двинулся в направлении Сочи. Мне ещё ехать больше сотни километров. Надо уже и поторопиться.
Дорога была унылой и однообразной. Слева — горы, справа — море. Правда, всяких серпантинов хватало. Но для меня это не было проблемой. Я не гнал, просто ехал как все. А ещё я всё больше привыкал к этой машине… Всё-таки разница чувствуется… И педали не такие, как на украинском автопроме. Да и с сиденьем не всё пока у меня сложилось. Сидеть получается выше, но и до педалей тянуться дальше… Почти вплотную сиденье подвинул. Стало неудобно с рулём обращаться… И как я перед лейтенантом Колей выделывался, демонстрируя ему, как могу легко управлять машиной…
Вернул сиденье, отодвинув подальше. Приноровился и поехал снова, стараясь поменьше обращать внимание на все неудобства. А через минут полчаса и вовсе забыл про них… Как-то само собой всё вошло в привычную норму…
Сразу вспомнилось, как первый раз сел за руль шишиги. Сначала я проклинал того, кто поместил ручку переключения передач справа и сзади водителя. Я чуть было поначалу руку не вывернул в плече, пока приноровился… А потом просто привык, и даже не замечал этого неудобства, восхищаясь всепроходимостью этого отечественного внедорожника.
Через пару часов я уже въезжал в Большой Сочи.
Железнодорожный вокзал я нашёл быстро. А чего его искать, он остался там же, где я его и оставил в прошлой жизни. На том же самом месте.
Вот только теперь я мог машину оставить гораздо ближе ко входу. Платных парковок и всяких запретных знаков ещё не навтыкали жадные чиновники на всех углах. Но всё же наглеть я не стал. У самого входа стояло разноцветное стадо таксистов всех мастей. И официальных и частных. Это в Сочи, как здрасьте. Поймать приезжего у трапа самолёта или у выхода из вокзала и ободрать его, как липку, это же святое дело. Поэтому я припарковал машинку чуть поодаль, чтобы не мешать работать местным бомбилам. По Московским меркам двадцать первого века, так я почти что совсем рядом со входом припарковался… Всего-то метров тридцать-сорок… Во времена. всё для человека…
Времени до прибытия самого нескорого поезда из Москвы ещё оставалось прилично, и я решил прогуляться. Но пройдя совсем немного, стал замечать на себе посторонние взгляды. Глянув в своё отражение в витрине ближайшего магазина, я понял, что сильно выделяюсь.
Во-первых, я был одет излишне вызывающе для этого времени. Кроссовки, джинсовый комбинезон и красная бейсболка слишком сильно бросались в глаза. А во-вторых: На мальчика я уже был совсем не похож. Ну, если только на мальчика, сильно украшенного косметикой. Ведь из меня всё-таки мастер делал девушку, а что получилось. Это в будущем, мальчуковая одежда на девочках стала привычной. Да и женская одежда на некоторых накрашенных «мальчиках», уже не вызывала такое уж сильное отторжение широких слоёв общественности. Надо мне как-то маскироваться. Либо смыть с себя косметику, либо переодеться.
Я уже хотел было искать какой-нибудь фонтанчик, чтобы умыться, но наткнулся на сочинский ЦУМ и передумал. Это то, что нужно. Большой магазин, в котором я смогу найти всё, что мне надо. Ну, или хотя бы постараюсь найти. Тем более, что время у меня ещё для этого есть предостаточно.
Зайдя в магазин, я всё же немного поумерил свой пыл. Всё-таки это Советский союз, а не загнивающий Запад… Всё немного блёкло как-то. Блёкло, уныло и однообразно.
Обувь такая, что врагу не пожелаешь. Одежда… Без слёз не взглянешь…
Моё внимание привлёк ювелирный отдел. Я пробежался глазами по витринам, но взгляд сразу остановился на золотом кулончике, в виде сидящей кошечки. Понравилось. Попросил посмотреть. Продавщица нахмурилась. А милиционер, маячивший недалеко от входа напрягся. Но кулон мне всё-таки показали, хотя и строго следили за всеми моими движениями.
— Миленько! — проснулся в моей голове голос Инги.
— Хочешь, возьмём? — спросил я девочку.
— Ага. И цепочку.
Цепочку я выбирал долго. Мне нравились потолще, а Инге потоньше. Сошлись на середине. Вместе с кулоном смотрелось очень даже стильно. Я пошёл оплачивать товар в кассу.
Но прямо рядом с кассой я увидел на витрине золотые часы «Чайка» на браслете. А вот их возьму обязательно, несмотря на завышенную цену. Моя трофейная «Ракета» с женским гардеробом смотреться не будет, это уж точно.
Когда я стал доставать из кармана купюры, милиционер смотрел на меня так, будто бы я их только что украл из кассы. Хотелось сказать ему: «Эй! Расслабься! Это — моё.»
Приобретя то, что выбрал, я отказался от всяких коробочек, и оторвав ценники сразу надел на себя цепочку с кулоном. И тут же у зеркала, стал подгонять браслет часов под свою руку.
В этот момент любопытство у милиционера превысило все допустимые нормы, и он решительно направился в мою сторону.
Ну, вот… Подумал я. Сейчас будут ненужные вопросы…
Но сотрудника опередила вторая продавщица. Она подошла поближе, и заглянув мне под козырёк бейсболки, спросила с лёгким акцентом:
— Тебя же, Машей зовут?
— Да… — удивлённо отвечаю я.
— Это же ты пела у Анжелы на свадьбе?
— Да.
— Машенька! Я так рада, что ты к нам зашла. У тебя такие хорошие песни!
Вот так работает слава. Стали уже узнавать на улице. Зато вон милиционер сразу расслабился.
— Спасибо!
— А ты в Сочи будешь жить?
— Нет. Дядя Саркис нас устроил в «Сосновом» в доме отдыха МВД.
— Машенька. А у моей племянницы Аревик через две недели тоже свадьба. Ты ещё здесь будешь?
— Да. Мы с папой планировали до конца месяца на море оставаться. А это правда, что имя Аревик означает — Солнышко?
— Да, Маша-джан! Ты по-армянски говоришь?
— Только несколько слов знаю.
— Скажи, а ты смогла бы спеть на свадьбе у Аревик? Ей так понравились все твои песни. Мы были на свадьбе у Анжелы, только сидели далеко от тебя. А свадьба будет там же в том же ресторане.
— Я бы спела, но вчера моё платье и туфли пришли в полную негодность.
— Вай! А что случилось?
— Поздно вечером у дома дяди Вазгена, в меня стрелял Альберт, сын директора ресторана.
Милиционер, активно «гревший уши», наш разговор хорошо слышал. Но тут он даже вмешался.
— Так это тебя вчера Гагик своим телом закрыл.
— Да. Две пули в него попали. А ещё одна ранила дядю Вазгена.
— Но говорят, ты потом сама чуть убийцу не убила.
— Это я сгоряча. Сейчас вот страшно. А вчера было не страшно…
— Вай! Девочка! Что творится?… — запричитала женщина. — Этот Алик всем девушкам проходу не давал. Но его никто не любит. Он жадный и глупый.
— Сейчас он тоже в больнице. Я ему… — тут я замялся, подбирая слова, но меня выручил милиционер.
— Морду она ему набила, да так, что зубов не осталось.
— Ну и чёрт с ним! — гневно воскликнула продавщица. — А ты хотела платье найти?
— Ну да… Посмотрела, а тут ничего такого нет, интересного. Всё унылое какое-то. И обувь тоже…
— Э… Не проблема! Я вижу, что у тебя есть деньги. Пойдём со мной! А меня кстати тоже Машей можешь называть, а полное имя Мариам.
И мы пошли. Шли недолго. Почти сразу зашли в подсобные помещения, там один склад, другой… Теперь я понял, как выглядели в Советском Союзе «закрома Родины». В подсобке ЦУМа было столько всего интересного, что аж глаза разбегались. Здесь, в отличие от витрин предназначенных для обычных покупателей, было на что посмотреть и из чего выбирать.
Сотрудницы, услышавшие рассказ про меня, про мои песни, а также про вчерашние приключения, закружились вокруг меня и стали играть в «дочки-матери». Приносили мне всякую одежду и заставляли мерить. Я доверил Инге играть с ними, а сам всего лишь некоторые вещи «браковал».
В результате я стал одет, как с картинки модного журнала этих времён. Одно из платьев я выбрал сразу. Светло-коричневое в белый горошек. Лет через двадцать почти точно такое же сделается знаменитым на весь мир вместе с Джулией Робертс в фильме «Красотка». Я бы и другие платья бы одобрил, красивой одежды было много. Но… Моя фигура и отсутствие вторичных половых признаков на груди, не давало мне широко разгуляться.
Одна из продавщиц даже решила польстить мне и сравнила мою фигуру с фигурой популярной на Западе модели Твигги. Меня это не порадовало. Конечно хочется вечно быть худым и молодым, но не таким же вульгарным, как эта манекенщица.
— Инга! Тебе платье нравится?
— Да.
— Слушай, а как проходит наше лечение. Ты уже проверяла, будет грудь расти или нет?
— Пока не знаю, но как будет побольше времени, я снова попробую. Надо расслабиться, чтобы ничего постороннего не отвлекало.
— Ладно…
Помимо платья из красотки, я ещё выбрал белое с яркими цветами, примерно такой же модели. Нашлась и вполне приличная шляпка из тонкой соломки. По крайней мере, не такая дурацкая как у Джулии в фильме. Босоножки на каблуке светлые, кремового оттенка дополнили мой наряд. Сумочка в тон на длинном ремешке пришлась кстати. Туда я переложил все деньги и документы с ключами от машины. Карманов в новом платье не было предусмотрено…
Всю мою бывшую одёжку, включая кроссовки, а также и второе платье, замотали в упаковочную бумагу и перевязали шпагатом. В таком виде я и покинул доброжелательно отнёсшийся ко мне магазин. Вот уже и пошли первые бонусы от славы начинающей певицы.
Свертки я закинул в багажник, а сам пошёл в сторону здания вокзала. Осталось совсем чуть-чуть времени до прибытия нужного мне поезда, а надо ещё найти, на какую платформу он приходит.
Странно, но поезд, тащившийся от Москвы до Сочи больше полутора суток, умудрился ещё и опаздывать. Я стоял на платформе, как маяк на берегу. Все снова обращали на меня внимание. Но на этот раз без осуждения моего внешнего вида. Мужики оглядывались, а женщины, мысленно примеряли мой наряд на себя.
Всякому ожиданию, в конце концов, приходит конец. Вон уже и локомотив показался вдалеке. Длинная змея поезда медленно приближалась. Я знал номер нужного вагона и слегка прошёлся по перрону. Но как водится, промахнулся и прошёл лишнего. Пришлось возвращаться. Зато мне удалось незаметно подойти с другой стороны к уже вышедшим из вагона друзьям. Они всматривались вперёд, пытаясь углядеть встречающих. Я догнал их, и подкравшись поближе, поприветствовал:
— Здорово, бандиты!
Это надо было видеть. Вадим был удивлён, Сергей ошарашен, а Виктор просто выпалил не думая:
— О*уительно!
— С тебя штраф за матерные выражения. — улыбаясь оповестил я друга.
Я реально был рад всех их видеть. Вроде бы недавно расстались, а сколько всего уже произошло.
— А Натан где? — спросил меня Вадик.
— Дома остался. В машине места мало.
— Ты что, одна за рулём рассекаешь?
— А что такого?
— Ну, гаишники придумают, что бы такого…
— Разберёмся… Пошли уже, путешественники.
Я шёл впереди, показывая дорогу. Следом за мной шли Вадим и Виктор. А Сергей всё время, то отставал, то догонял, потому что отвлекался то направо, то налево, разглядывая вокзал, пальмы и… всё остальное. Выйдя на парковку, парни стали озираться в поисках знакомой машины. А я зашагал в направление нашего нового приобретения и открыв двери ключом, произнёс:
— Прошу!
Опять немая сцена и куча невысказанных вопросов.
— Это что? — наконец прозвучал вопрос Серого. — А где «Запор»?
— Да… Махнул не глядя. Эта вроде бы побольше будет. Поехали уже, а то я обед пропустила, есть хочу, аж в глазах рябит.
Всю дорогу, мальчишки делились со мною впечатлениями от поездки на поезде. Я про наши с Натаном злоключения пока ничего не рассказал, но доктор, сидящий со мною рядом, уже явно приметил и пластырь на моём рассечённом лбу, и сбитые костяшки на руках, но пока помалкивал. Хотя на руки я уже направлял довольно сильное лечение, но следы вчерашней драки были ещё заметны.
Сергей восхищался всем вокруг. Пальмы, море, горы, серпантин, наша новая машина. Его переполняли эмоции через край. Не представляю, как он выдержал в унылом поезде столько времени в ожидании чуда. И вот теперь, когда чудо всё-таки с ним произошло, то он уже не сдерживаясь, выпускал чувства на волю.
Виктор молча восхищался мной. Он сверлил меня взглядом, буквально расплавляя на мне одежду.
Да… Я уже ощущал на себе раздевающие и липкие взгляды. Но это взгляд был другим. Так смотрят на ангела, на богиню. На что-то такое, чего нельзя коснуться, но нельзя не восхищаться.
Как бы умерить этот юношеский пыл, да направить его энергию в нужное русло? Надо бы над этим подумать, а то до добра такое не доведёт.
Вадим был молчалив и задумчив всю дорогу.
Мальчишки рвались поскорее окунуться в море, но я пояснил, что ехать ещё долго и надо добраться поскорее, чтобы не пропустить ужин. Есть уже хотелось до зубовного скрежета, аж живот сводило. Перехватывать что-то по дороге я не хотел.
В доме отдыха меня не захотели сразу пускать на территорию. Пожилой мужчина, явно из бывших сотрудников НКВД, никак не мог поверить, что мальчик, который выезжал с утра и девушка, вернувшаяся под вечер — это одно и тоже лицо. Вызвал по телефону администратора. Ты быстро во всём разобралась, пообещав уволить «старого филина» по причине плохого зрения и излишней бдительности.
Вадиму с ребятами по-быстрому выделили номер на троих. А потом мы, забрав с собой Натана, все вместе пошли на ужин. А что? Неплохое меню в столовой этого санатория. Простое, сытное…
После ужина начали разбирать вещи в нашем номере. И вот тут уже Вадим не выдержал:
— Ребята! Мне кажется, что вы что-то от нас скрываете?
Братья Волковы посмотрели на него с недоумением. Ну что серьёзного могло произойти за три четыре дня по дороге из Москвы на юг?
Сотрясение мозга у Натана уже давно прошло с моей и божьей помощью, и он прекрасно справился с рассказом о нашем путешествии. Многое он сам не видел, а выдумывать ничего не стал. Поэтому рассказ сократился до простой констатации фактов.
Приехали в Краснодар, сходили в ресторан. После этого к Инге докопался какой-то усатый абориген. Подрались. Аборигена посадили за попытку изнасилования несовершеннолетней. А его родственник капитан милиции упал с лестницы и сломал себе шею.
Поехали через горы. В нашу машину врезался автомобиль из свадебного кортежа. Мы улетели в пропасть. Машина разбита в хлам. Нас из пропасти достали, а Ингу пригласили на армянскую свадьбу. Там она подралась, сначала с одним, а потом ещё с тремя мужчинами. Всех побила.
Вечером того же дня в Ингу стреляли из пистолета. Одна пуля попала в плечо хозяина дома, где мы ночевали. Две пули в водителя, который привёз Ингу домой. В Ингу не попали ни разу. Зато потом Инга обезоружила того бандита, избила его до полусмерти и он теперь лежит в больнице в отделении реанимации.
Натан задумался:
— Вроде ничего не пропустил?
— Ты пропустил очень важный момент. Пока мы на юге — меня зовут Машей. По легенде и по документам — я дочка Натана Борисовича. Кто оговорится и назовёт меня иначе, получит от меня тумаков. Всем ясно?
— Это будет нелегко. — выдал глубокомысленно доктор.
— Лично вы, доктор, можете называть меня по-прежнему — принцессой.
— Принцесса! — посмаковал на языке красивое слово Вадим.
— Принцесса! — выдохнул Виктор.
— Принцесса! — выкрикнул довольный Сергей.
— Только не так громко. А теперь, я предлагаю всем сходить на пляж и окунуться в море.
— Ура! — заорал довольный младший.
— Вопрос только один. Кто из вас умеет плавать, поднимите руки?
Вадим и Натан подняли руки сразу. Чуть погодя неуверенно поднял вверх ладонь Виктор. Сергей насуплено молчал.
— Серёжа! — язвительно обратился я к потенциальному утопленнику. — Ты собираешься утонуть прямо на наших глазах или отойдёшь подальше, чтобы не мешать нам отдыхать.
— Я… Я буду учиться. Я научусь.
— Хорошо, что у тебя остались на голове длинные волосы.
— Почему это?
— Именно за волосы удобнее всего спасать утопающего.
Сергей совсем потух.
— Короче. Слушай сюда! Около воды — от меня не на шаг. Я пока не научу тебя держаться на воде, не спущу с тебя глаз. Я постараюсь сделать из тебя Ихтиандра.
— Что? И жабры вырастут?
— Нет, жабры делать не буду. Остановимся на ластах и перепонках между пальцами на руках.
Сергей стал внимательно изучать свои ладони, но брат громко шепнул ему так, что все услышали:
— Она шутит. Просто научит тебя плавать.
— Я никогда не шучу. А ты Вить хорошо плаваешь?
— На воде держусь.
— Тоже никуда далеко не отплаваешь от меня, пока я не приму у тебя экзамен по плаванию.
Вода под вечер была тёплая-тёплая… Взрослые сразу рванули наперегонки куда-то вдаль. Ну, прям, как дети.
Зато дети плескались возле берега. Оказалось, что Виктор плавает вполне себе ничего. Видимо учился плавать в реке, в пресной воде, а солёность Чёрного моря добавила ему плавучести. Хоть он и плавал без всякого стиля, обыкновенными сажёнками, но за него я беспокоиться перестал. А у Сергея не получалось проплыть далеко даже по-собачьи. Он бултыхался на мелководье, то и дело бестолково, отплёвываясь солёной водой.
А тем временем стало темнеть. Вечерело у моря красиво. Небо становилось сперва розовым, а спустя совсем немного времени сочилось уже багровыми красками… Я смотрел на небо, а сам думал, что вот уже прошёл целый день и ничего плохого не случилось…
Даже странно как-то это всё и непривычно…
Да. Почти совсем ничего не случилось. Ну, если не считать, что у меня начались месячные. Неожиданно, правда? Я подмылся. Нашёл прокладки. Да…
— Инга! Ты в курсе, что происходит?
— Наверное, мы вылечились. Все органы восстановились. Организм наш справился. И сейчас происходит то, что и должно. Обычные функции здорового женского организма.
— Блин. А я-то думал, чего это весь день в груди какое-то чувство непонятное. Давит и давит… Я предположил, что это последствия вчерашней драки. А оно вон как… Ну, хоть не больно. Я слышал, что у некоторых боль такая, что они на стену лезут. Ну, что же? Поздравляю! Ты стала девушкой.
— Ты тоже… — смеётся моя напарница.
— Не смейся! Разве это не означает, что мне пора уходить?
— Куда?
— Не знаю. Может к Малышу подселиться… Уж с ним-то у нас не возникнет в будущем противоречий в половых предпочтениях.
— А как же я?
— Инга! Ты вырастешь. Станешь полноценной женщиной. Выйдешь замуж. Дети появятся. Но при этом в тебе всегда будет жить старый ворчун.
— Ты не ворчун.
— Хорошо. Не ворчун. Но я тоже не железный. И быть в тебе, когда ты будешь заниматься с кем-то сексом, мне будет очень некомфортно. Я буду ощущать себя…
— Педиком?
— Ну, примерно так. Я к этому не готов, и никогда готов не буду. Другое воспитание.
— Понятно…
— Послушай, девочка моя… Ты уже определилась, под каким именем будешь жить дальше?
— А в чём вопрос?
— Вот смотри. Инга Котти — исчезла. Объявляться снова — это значит получить проблемы. Где была? Почему сбежала? Тебя снова ещё на несколько лет закроют в интернате. Тебе хочется такой жизни?
— М-м… Мне не хотелось бы…
— Ладно. Пойдём дальше…Машей Левиной ты ещё сможешь побыть какое-то время. Пока мы здесь на курорте — всё в порядке. Но там, в Москве возникнет вопрос: Настоящая Маша погибла полтора года назад. Это зафиксировано документально. Имеется свидетельство о смерти. Есть могила на кладбище, где похоронен её труп. Если ты будешь настаивать на том, что Маша это ты, то проведут эксгумацию, сравнят кровь, ДНК… Хотя анализ на ДНК ещё пока не делают…
— А что такое экс-гу-мация?
— Это когда выкапывают захороненное уже тело для проведения анализов.
— Бр-р…
— Вот. Всё будет против тебя. А заодно ещё и Натана могут обвинить бог знает в чём. Так что этот вариант тоже под очень большим вопросом.
— Ты намекаешь, что мне надо становиться Сашей Котовой и ехать к тёте Наташе в Армавир?
— Да. Легализоваться там под именем Александры, это самый простой и надёжный вариант. Если в течение нескольких лет ты не встретишь никого из интерната, то тебя никто и не сможет опознать, как Ингу. А лет через пять никто и не вспомнит, что и как. К тому же в Армавире, если всё правильно повернуть, ты уже этой осенью получишь паспорт. А с паспортом — ты полноценный человек. И можно много чего интересного замутить.
— Стать певицей?
— Чтобы тебя половина Туапсе опознало, как Машу Левину?
— Блинство… А мне так понравилось с тобой петь на эстраде. Все хлопают, восхищаются. А ты ещё много песен сможешь… вспомнить?
— Много. Только это натуральное воровство и плагиат.
— Да ладно тебе. Ты же говорил, что это не совсем твой мир. Может здесь и не будет в будущем этих песен, если мы их не споём?
— Может и так. Но как быть с уже возникшей славой в отдельно взятом городе Краснодарского края? Хотя почему только одного города? В Сочи тебя уже тоже знают. Пойдём петь на свадьбу к Солнышку?
— К Солнышку?
— Невесту зовут Аревик. В переводе с армянского — Солнышко.
— Красиво. Пойдём, конечно. А что будем петь? Тоже самое?
— Можно ещё чего вспомнить. Но «Обручальное кольцо» и «Родительский дом» надо спеть обязательно…. Хотя эти песни музыканты уже и без меня смогут спеть не хуже, а даже лучше. А мы придумаем ещё что-нибудь интересное.
— Что будем завтра делать? На пляж мы точно дня три ещё не пойдём.
— Надо обязательно съездить в больницу к Гагику. Он нам жизнь спас. Две наших пули ему достались. Причём он сделал это осмысленно и добровольно. Я хочу его отблагодарить.
— Подлечим его?
— Да. Он последние несколько лет не может говорить, после гибели жены и ещё не родившегося ребёнка. Да и раны его надо бы подбодрить, чтобы заживали поскорее и без осложнений.
— Ладно… Давай спать?
— А когда ты мне продолжишь своё повествование про похождения Малыша на другой планете.
— Са-аш! Давай не сегодня.
— Ладно. Спи!..
Утром стало реально хуже. Но скрипя зубами, я старался не показывать никому своих ощущений. Умываясь, я смыл с себя косметику. Помолодел. Отлепив пластырь со лба, я понял, что ранки от рассечения больше нет. Но когда все собрались после завтрака на пляж, я отказался. Сказал просто, что есть дела, которые нельзя отменить. Помощь мне не нужна. Справлюсь сама.
— А вы парни идите без меня. Купайтесь, загорайте… Только малыша не утопите.
— Я не малыш…
— Ты у нас младший, так что не обижайся…
Отправив мужскую часть команды отдыхать, я позвонил Саркисову. По служебному телефону мне ответили, что он будет позже. Зато по другому, домашнему номеру, я умудрился его застать. Хотя он и сказал, что уже собирался выходить.
— Саркис Арменович! Я хотела бы навестить в больнице Гагика. Это возможно?
— Да, конечно. Я сам хотел к нему заехать. Запиши адрес больницы! Я тебя там буду ждать через час. Не заблудишься?
— У людей спрошу, если что…
— Буду ждать тебя у входа.
— Ему надо что-нибудь? Фрукты…
— У него всё есть. Увидеть тебя для него будет лучший подарок.
Оделся я по-походному. Любимый комбинезон, кроссовки и бейсболка. Так удобнее в дороге.
А дорога до Туапсе была одна. Так что доехал я довольно быстро. Прохожие подсказали ближний путь до больницы. Я даже умудрился приехать раньше Саркисова.
В ожидании его приезда, выкурил ментоловую сигарету. Курил в машине, чтобы никто не видел. Вряд ли здесь люди положительно отнесутся к курящей девочке. Вредная, конечно, привычка, но помогает слегка поставить мозги на место.
Чёрная «Волга», не стала останавливаться на улице и сразу въехала внутрь, на территорию больницы. Я зашёл пешком и встретил выбирающегося из машины второго секретаря горкома.
— Доброе утро, Саркис Арменович!
— О, ты уже здесь? Здравствуй, Маша-джан! Пойдём, проведаем героя!
Мы вошли внутрь. Нас никто не встречал. Но видно было, что дорогу показывать никому не надо. Мой провожатый шёл уверенно, видимо знал уже куда идти. На лифте поднялись на третий этаж. Никаких бахил и масок никто с нас не требовал, но при входе в хирургическое отделение, медсестра вручила нам два белых халата.
Палата была двухместная. На одной кровати лежал бледный, как сама смерть Гагик. А на другой… Знакомое лицо…
— Здравствуй, Вазген! — прояснил моё непонимание Саркисов.
А потом, повернувшись к моему защитнику, продолжил:
— И тебе Гагик-джан, здоровья желаю!
— Здравствуйте! — я решил поздороваться со всеми сразу.
Гагик мне слегка улыбнулся. Хотя было видно, что это ему даётся с трудом, а может и с болью.
— Здравствуй, Маша! — сказал Вазген.
Он явно чувствовал себя не так плохо, как мой позавчерашний водитель. Я подошёл к раненому и присел на край его кровати.
— Гагик-джан! Спасибо тебе большое! Ты мне жизнь спас. Я перед тобой в неоплатном долгу.
Я взял его за руку, которая лежала поверх тонкого одеяла, двумя руками. Рука была холодной.
— Инга! Что надо сделать, чтобы добавить ему немного жизненных сил?
— Попробуем просто через руку влить ему немного нашей энергии. Ты говори ему что-нибудь.
— Что говорить?
— Просто поговори с ним, о чём угодно.
Я задумался… И уже чувствуя, как мои руки начинают немного согреваться, просто заговорил:
— Гагик! Ты мне жизнь спас. Ты поступил как настоящий мужчина. Ты — герой! Ведь эти пули предназначались мне, а ты их принял на себя. Что я могу для тебя сделать, Гагик-джан? Я очень хочу, чтобы тебе стало полегче, и чтобы ты поскорее выздоровел. Если бы я могла, то отдала бы тебе свою кровь. Но сколько крови в таком маленьком теле, как у меня? Стакана два, не больше. Да и врачи не разрешат. А мне для тебя было бы не жалко. Я очень хочу, чтобы ты снова стал здоровым. Болеть плохо. Я сама это знаю, тоже однажды долго лежала в больнице. Но я выздоровела и ты выздоровеешь.
Мне показалось? Нет. Мне не показалось… Его щёки слегка порозовели. Он улыбнулся. Хорошо так улыбнулся.
— Гагик-джан. Тебе лучше всего побольше спать. Я слышала, что во сне почти все болезни отступают. И люди после этого быстрее выздоравливают. Спи!
Я встал с кровати, и нагнувшись, поцеловал его в лоб. Не знаю, почему я это сделал. Просто почувствовал такой порыв… Взял и поцеловал.
Гагик глубоко вздохнул, а потом сиплым голосом произнёс:
— Спасибо тебе, Машенька!
После этого он повернулся на бок и заснул…
Вазген и Саркис смотрели на меня во-от такими большими глазами. Полковник первым пришёл в себя:
— Что ты с ним сделала, Маша?
— Ничего… Просто поговорила с ним…
— Поговорила? Да он пять лет ни слова никому не сказал…
А ведь и правда… Он же мне сказал «спасибо»…
— Ты — ангел! Ты просто ангел!
Саркисов смотрел на меня как на чудо чудное, а у Вазгена на глазах заблестели слёзы…
— Саркис Арменович! Гагику надо поспать, а когда он проснётся, то снова будет здоров, правда? Пойдёмте! Выздоравливайте, дядя Вазген!
И я взял и вышел из палаты. Меня немного трясло. Хотя я чувствовал, что мы с Ингой потратили совсем немного жизненной энергии, но очень хотелось пить.
— Это потому, что ты добавила ему своей крови.
— Как это, Инга? Я же его только лишь за руку держал…
— Но ты сказал, что хочешь поделиться кровью. Вот…
— Даже так? А что и так можно было? Ну ладно. Буду знать на будущее.
Саркисов вышел из палаты и внимательно посмотрел на меня.
— Ты и в самом деле ангел, Маша! Ему сразу стало лучше. Как только ты с ним поговорила.
— Да, что Вы, Саркис Арменович… Просто он обрадовался, что со мной всё в порядке. Он же хотел спасти меня. И теперь увидел, что ему это удалось. Вот ему и стало лучше.
— Почему-то я тебе сейчас не верю, но это уже твоё дело. Не хочешь, не говори. Я для себя уже сделал выводы…
Стараясь увести разговор от скользкой темы, я решил сменить тему:
— А можно увидеть этого… Альберта?
— Зачем тебе?
— Я хочу с ним поговорить.
— Но зачем разговаривать с этим негодяем?
— Он запутался. Сейчас он на тёмной стороне. И это плохо. Я попробую его убедить вернуться к свету. Вдруг у меня получится.
Я вздохнул:
— Только очень пить хочется. Здесь есть, где можно купить сок или лимонад? Хочется чего-нибудь сладенького.
— Пойдём! Я спрошу у медсестры.
У дежурной медсестры нашлась бутылка яблочного сока. Сок был тёплый и сладко-приторный. Но я практически за пару глотков опустошил всю бутылку. Жажда немного утихла.
— Пойдём по лестнице. Твой убийца лежит этажом выше.
— Несостоявшийся убийца.
— Ему просто не повезло. Он хотел тебя убить. А значит он — убийца. Если бы у него патрон не заклинил, то он бы точно убил. И тебя, и Гагика.
— Значит, Бог не дал ему стать убийцей.
— Выходит что так… Вот мы и пришли.
У дверей палаты на стуле сидел милиционер и читал газету. Когда мы приблизились, он встал и отдал честь полковнику в отставке.
— Дядя Саркис! Можно я поговорю с Альбертом… один на один?
— Вообще-то это не положено. — начал было протестовать милиционер, но Саркисов оборвал его речь жестом:
— Пусть она поговорит с ним. Это её он хотел убить. И это она его обезвредила.
Сержант кивнул и молча открыл дверь.
Я вошёл в палату. Обставлено здесь всё было по-спартански. Кроватей было две. На одной лежал пристёгнутый наручниками Альберт. Вторая кровать пустая. Выглядел злодей не лучшим образом. Лицо было всё скрыто под бинтами, пластырями… Лишь один глаз выглядывал из-под этого «памперса». Глаз смотрел прямо на меня в упор со злостью и ненавистью.
— Барев[4], Альберт! Как дела? Ладно, не отвечай. Знаю, что хреново. Я к тебе поговорить зашла. Мне просто надо понять кое-что… Какого хрена ты вообще решил меня выгнать из ресторана? Ты плохо относишься к русским? Так я не русская. У меня половина цыганской, половина еврейской крови. Или ты вообще ненавидишь всех кто не армянин? Но это глупо, Алик. Мне тут сказали, что тебя девушки не любят. Может ты из-за этого ко мне докопался?
Я сделал небольшую паузу, пытаясь поймать хоть какой-то ответ в его глазах… То есть в глазу. Но кроме злобы там ничего не было. Но я пристально упёрся взглядом в этот злой глаз.
— Мне кажется что ты, Альберт, просто заблудился. Тебя обуяли грехи. Гордыня, злоба, жадность. Ты потерял своего бога. Думаю, что тебе надо вернуться к нему. Найти в своей душе хоть одно светлое пятно. Там и прячется твой бог…
Я нёс всякую чушь, но пытался всё время давить, давить его взглядом. Зелёные сполохи в его глазу отражались с заметной методичностью. Но злость всё никак не покидала радужку его глаза. Вот ведь гад какой упёртый. Такими бывают фанатики, готовые слепо умирать за свою веру. Неужели и этот такой.
— Ты веришь в бога, Альберт?
Что-то изменилось во взгляде. Похоже, я нащупал его уязвимое место.
— Ты должен вернуться к богу! Тебе снова надо перейти на светлую сторону. Всю свою жизнь — ты был злым. Но это был не ты. Злоба тобой руководила. Злость — опасный советчик. Но знай: Зло никогда не останется безнаказанным. Ты веришь, что каждому воздастся по делам его? И ты должен в корне пересмотреть свою жизнь. Тебе сначала будет трудно.
Я выдохнул, сделал паузу и снова продолжил:
— Ты слишком долго бродил во тьме. Но теперь у тебя появился шанс. В тюрьме у тебя будет много времени на то, чтобы подумать. Вернись к богу! Прими его. И свет вознаградит тебя. С этого дня, что бы ни случилось, ты будешь творить добро. Так надо, чтобы искупить то зло, которое ты принёс на эту землю. Ты меня понял?
Он слабо кивнул мне в ответ. Его глаз уже не излучал зло. В его взгляде лучился свет.
— С этого дня ты быстро пойдёшь на поправку. У тебя всё заживёт. А сейчас тебе надо поспать… Спи!
Глаз закрылся. А я понял, что мне здесь больше делать нечего, и вышел из палаты.
— Что ты ему сказала, Маша-джан?
— Я посоветовала ему вернуться к Богу.
— А он что?
— Он заснул. Пойдём дядя Саркис. Ты хотел поговорить со мной…
Здание Туапсинского Горкома КПСС было солидное такое, с колоннами. Жаль, что в будущем его снесут.
Вон уже неподалёку от него развернулось большое строительство. Любили у нас строить с размахом в Советском Союзе. Вот и здесь размахнулись построить громадный дом-книжку. Но не учли всякие местные нюансы. Подземные воды и прочую хрень. После постройки многоэтажного дома, фундамент под горкомом треснул и здание снесли. Но всё это будет потом. А сейчас здание с колоннами стоит на своём месте, своим солидным видом доказывая незыблемость коммунистической идеологии на территории одной шестой части мира.
Вот такая вот ирония. Не будет в будущем этого здания горкома, как не будет в будущем и главенства КПСС на просторах СССР, которого тоже в свою очередь в будущем больше не будет.
Хотя… Это всё относительно. Вдруг в этом мире что-то пойдёт не так? Останется Союз. Сохранится идеология. И всё пойдёт другим путём, как дедушка Ленин говорил в молодости. Лично я не планирую прилагать к этому своих усилий. Но кто знает, как всё обернётся.
Кабинет второго секретаря находился на третьем этаже. Всё было пафосно и солидно. Ковровые дорожки на лестницах и в коридорах. Люди в строгих костюмах. Я среди них смотрелся истинным оборванцем. Парижским беспризорником по имени Гаврош, случайно зашедшим в ресторан «Максим».
Мне было по фигу. Я шагал вслед за Саркисовым с видом наследного принца, путешествующим инкогнито.
В кабинете было в меру прохладно. Большой стол с креслом во главе его. Присутствовали шкафы с книгами классиков марксизма. Сейф в углу поражал своей монументальностью.
— Присаживайся где тебе будет удобно! — предложил хозяин кабинета. — Воды? Или может быть чаю или кофе?
— Если можно, то желательно лимонаду.
Горячего пить не хотелось, а к минеральной воде у меня было не слишком доброе отношение. Я больше предпочитаю сладкий лимонад или сок.
Женщина в строгой юбке и белой блузке принесла на подносе открытую бутылку лимонада и стакан. Боссу был подан кофе в маленькой чашечке.
Решив взять инициативу в свои руки, начинаю разговор первым:
— О чём Вы хотели поговорить со мной, Саркис Арменович?
— О тебе, Маша-джан. О тебе…
— И чем Вас смогла заинтересовать моя персона?
На этот раз мой собеседник уже не был добрым дядей Саркисом. Мне в глаза смотрел полковник милиции в отставке:
— Ты не та, за кого ты себя выдаёшь.
— Я сделала что-то плохое?
— Если бы ты сделала что-то плохое, то я бы с тобой так не разговаривал. Наоборот… То, что ты сделала. Не поддаётся разумным объяснениям. Ты ведёшь себя не так, как ведут себя девочки в твоём возрасте. Ты легко расправляешься со взрослыми мужчинами. С одним. С тремя сразу. Голыми руками обезоруживаешь вооружённого преступника.
— Мне просто повезло.
— Маша! Давай говорить серьёзно!
— Давайте…
— Кто ты на самом деле? Зачем ты здесь?
— Ну… Мы с папой приехали отдыхать…
Саркисов хлопнул ладонью по столу.
— Не ври мне! Я знаю, что ты хороший человек, и ты не сделала ничего плохого. Но не смей мне врать! Маша Левина погибла полтора года назад, вместе с мамой, во время разбойного нападения на квартиру. Я уже послал запрос в Москву и получил ответ. Не забывай, кем я работал до этого.
— Я это помню…
Мысли крутились в голове со страшной скоростью. Куда до ним той белке, бегающей по кругу в колесе.
Меня раскусили — это факт. Но не раскрыли. И это тоже факт. Образ дочери Натана уже отыгран. Это не обсуждается. Настаивать на том, что это ошибка, глупо. Полковник милиции и второй секретарь горкома КПСС — это большая сила в этом времени.
Да… Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что можно навсегда потерять основную. Представиться своим настоящем именем? Снова стать Ингой? Не знаю…
Александра Котова и её тётя Наташа — это мой запасной вариант. Его нельзя раскрывать ни в коем случае.
Представляться пришельцем из будущего — вообще не вариант. Психушка и подвалы КГБ — это самое малое, что тогда мне грозит.
Что же делать? Что же делать… Первая заповедь поведения в критической ситуации — без паники. Так… Успокоиться и подумать!
Я не паникую. Я спокоен. Но что же мне делать в сложившейся ситуации? Опять понадеяться на наш знаменитый русский «авось»? Да… Пожалуй, это выход. Авось — это наше всё…
— Вы правы, Саркис Арменович. Я не Маша. Маша была моей подругой. И она погибла…
— Так кто же ты на самом деле?
— А зачем Вам это знать? Кто-то мудрый в древности сказал, что во многих знаниях — многие печали.
— Я слышал это выражение. Это из библии. Книга Экклезиаста. Эти слова приписывают царю Соломону. И снова вопрос: Откуда ты это знаешь? Ты не первый раз цитируешь библию. Ты много знаешь. А твои поступки и их последствия необъяснимы. Ты одним прикосновением почти вылечила раненого Гагика. У тебя ещё вчера на лбу была рана после аварии. Сейчас её нет. От неё даже нет и следа. Я не знаю, что ты сделала с Альбертом. Он хоть жив ещё? Я не удивлюсь, если он умрёт после твоего посещения.
— Он жив. И надеюсь, что долго ещё проживёт.
В этот момент наш разговор прервал пронзительный телефонный звонок. Подняв трубку, хозяин кабинета произнёс:
— Саркисов, слушаю…
Телефонный разговор длился несколько минут. И при этом Саркисов не произнёс ни одного слова. Он молча выслушал своего невидимого собеседника, лишь в конце разговора, произнёс:
— Пусть зайдёт ко мне… — он посмотрел на часы, — Через час.
Положив трубку, он посмотрел на меня с ещё большим интересом.
— И что ты сделал с Альбертом?
— Ничего. Просто поговорила с ним. Отвечать он не мог. Я же ему челюсть сломала. Он просто слушал меня…
— Мне позвонил следователь. Он разрешил отцу навестить раненого сына. Альберт не мог говорить. Но после твоего посещения написал целое письмо отцу.
— Какое письмо?
— Покаянное… Просил у отца прощения за все свои грехи. Написал, что раскаивается в содеянном. Пообещал исправиться и всю свою оставшуюся жизнь посвятить только добрым делам.
— Ну… Это нормально. Многие преступники каются после того, что натворят, чтобы им смягчили наказание и снизили срок.
— Он не просит о смягчении, и не просит снизить срок. Он просит строго наказать его за всё. Он лишь попросил пустить к нему священника.
Ну, что я могу на это сказать? Моё внушение подействовало на злого мальчика. Станет ли он добрым на всю жизнь? Я не знаю. Но если хоть что-то сможет поменять в своей жизни, и то радость его родителям. Их мне жалко в этой ситуации больше всего.
А мне снова приходится лгать. Ну что же… Ложь без меры, всегда убедительней безмерной правды.
— Мне нечего ответить Вам, Саркис Арменович. Я просто поговорила с ним. Если мои слова помогут ему вернуться на светлую сторону — это хорошо. Но при чём здесь я? Это его путь. Человек сам решает, что и когда ему делать…
— Почему ты не хочешь со мной честно поговорить? Что ты скрываешь?
— Насколько могу, я с Вами честна.
— Но ты даже имени своего не хочешь мне сообщить?
— А что Вам даст моё имя? Маша, Саша, Наташа… Какая в этом есть разница для того, над чьими решениями мы не властны?
— Ты говоришь про Бога?
— Про какого бога?
— А их много?
— Я не знаю. Имена богам придумывают люди. Боги существуют, пока люди в них верят. Саркис Арменович! Вы пригласили меня, чтобы поговорить со мной о религии?
— Нет. Я хочу разобраться во всём. Я понять хочу. Я хочу знать, кто ты?
— Зачем?
— Это надо мне. Лично мне. Я впервые с этим столкнулся. Я видел всё своими глазами. Но не могу поверить даже своим глазам. Я узнал, что ты не Маша Левина. Маша уже умерла. Я искал о тебе хоть какую-то информацию. Но тебя нет.
— Трудно найти в тёмной комнате чёрную кошку, особенно, если её там нет!
— Конфуций?
— Приписывается ему. Но кто знает, кто первый это сказал?
Я пытаюсь взглядом, хоть как то склонить этого матёрого волка на свою сторону. Но он слишком силён. Мои ментальные атаки, пока не приносят никакого эффекта. Подчинять его я не пытаюсь. Уже почувствовал, что это практически бесполезно. Но найти хотя бы щёлочку в его защите, и внушить ему мысль не копаться больше в моей биографии… Хоти бы это у меня должно получиться. Но пока почему-то не получается.
— Ну, так что? Я сегодня услышу какой-нибудь ответ?
— А какой ответ Вас бы устроил?
— Честный.
— Хорошо. Я постараюсь. Но сразу предупреждаю, что всей правды Вы не узнаете никогда. Потому что и я сама не знаю всей правды.
Пауза… Какая это нужная вещь в разговоре — пауза. Сделав паузу, можно обдумать ответ, можно заставить собеседника задуматься, а можно и просто сделать паузу, чтобы придать значимости своим последующим словам.
— Я умерла. Меня не было на этом свете несколько долгих мучительных минут. Там, где я была, они мне показались вечностью. Там, за гранью, я смогла прожить долгую жизнь. Другую жизнь. Там всё было иначе, чем здесь. Но потом меня снова почему-то вернули. И поначалу я даже не знала, кто я такая. Никакой памяти, кроме той, что я узнала там…
Саркисов слушал меня внимательно. А я продолжал нести пургу, пытаясь запудрить ему мозги. Мне это вряд ли удастся. Но мне этого и не надо. Мне надо, чтобы он хотя бы на мгновение мне поверил. А для этого, я сам должен был поверить в ту чушь, которую продолжаю вещать.
— А потом я случайно встретила Анатолия Борисовича — отца Маши. Он узнал меня. Ну, то есть опознал во мне подругу своей дочери. И моя память стала волнами возвращаться.
Второй секретарь меня не перебивал. Я уже видел, что в его взгляде стало меньше полковника милиции, а больше просто заинтересованного моим рассказом человека. Немного усилил ментальный посыл в его сторону, а сам продолжаю.
— Оказалось, что девочка в чьём теле я теперь существую, подверглась насилию. И её почти убили. Сбросили с крыши девятиэтажного дома. Она чудом спаслась, упав на дерево. Но потеряла память обо всём произошедшем.
В глазах моего собеседника сверкнул зеленоватый отблеск…
— Натан Борисович находился в глубокой депрессии после гибели жены и дочери. Мне удалось его немного встряхнуть. Он поселил меня в своей квартире. А потом мы с ним и с его друзьями, решили поехать на море. Отдохнуть. И вот мы здесь…
Зелёные огоньки в глазах Саркисова, уже погасли. Но погас и цепкий милицейский взгляд. Я всё-таки пробил его защиту…
— Саркис Арменович. Я не сделала ничего плохого. Поэтому Вам не надо больше искать следы моего прошлого. Вы же знаете, кто я?
— Да… — его голос немного задрожал, но тут же снова обрёл уверенность, — Ты — ангел!
— Наверное. Я сама этого до конца не знаю. Я хотела бы снова вернуться туда, где мне было хорошо. Но меня здесь на земле что-то держит. Вероятно, я ещё не сделала того, для чего меня сюда послали. Вы же поможете мне?
— Конечно…
— Называйте меня по-прежнему — Машей.
— Да, Маша.
— А где у Вас запросы, которые касались меня?
— Вот здесь, — он открыл сейф и достал из него тонкую папку.
Открыв папку, я обнаружил всего несколько бумажек. Копии запросов и ответы на них.
— Я заберу эти бумаги? Они же больше Вам не нужны?
— Забирай…
— Саркис Арменович! Ответьте мне на пару вопросов: Кто я?
— Ты — Маша. Хорошая девочка. Ты помогаешь людям. У тебя замечательные песни.
— Вы не будете больше интересоваться моей личностью.
— Зачем? Ты не делаешь ничего плохого.
— Это хорошо. Я сейчас поеду обратно в санаторий. А Вы больше не будете меня искать.
— Не буду.
— До свидания, товарищ Саркисов!
— До свидания, Маша-джан! Тебя проводить?
— Нет. Спасибо! Я сама дойду.
Фу-ух! Выдыхаю выходя из кабинета, спускаюсь по пафосной лестнице. Подхожу к машине. Сажусь за руль, завожу… Руки трясутся… Я закуриваю… Сижу курю… Никуда не еду…
Неужели получилось? Полковник милиции — это вам не гопник какой-то. Он таких как я, на раз раскалывал. Интересно, с чего он вздумал копать на меня информацию? Вспомнился его взгляд, когда я выбирался из разбитой машины. Да. Точно. Он заметил, как я убирал стилеты в сумку с деньгами. А потом? А потом его люди доставали наши вещи из машины. Наверняка просмотрели. Что там могло быть? Наган с патронами был у меня в сумке. Деньги тоже были со мной. Бли-ин… Документы на имя Инги Котти и Александры Котовой. Они были в моём рюкзаке. Что там было ещё? Чёрт… Там же были и все документы и бумажки, которые я выгреб у двух несостоявшихся грабителей у московской «Берёзки». Решил потом их изучить.
Болван. Так затупить. Сунул и забыл. Чёрт…
Интересно… Мне удалось ему внушить, чтобы он оставил меня в покое? Или снова срываться с места и менять дислокацию? Хотя, как тут от него скроешься? Даже машина и та от него нам досталась. Бросить машину и уйти пешком? Не вариант. На Черноморском побережье от него не скрыться.
Бросить Натана и Вадима и уехать одной? Если в Саркисове вновь проснётся мент, то ребят затаскают по кабинетам. Да и братьям Волковым тоже придётся не сладко.
Стоп! А почему я рассматриваю только самый плохой вариант? А не понадеяться ли мне снова на авось? Вернусь сейчас в санаторий. Пообедаю. А там видно будет, что делать дальше… Что я теряю? Да, ничего, в общем-то. Так и сделаю. Время покажет…
На обеде я вёл себя как обычно. Сергей хвастался, что уже немного научился плавать, а Виктор его хвалил.
Вадим с Натаном тоже были довольные. Все немного обгорели. Дорвались бледнокожие северные люди до жаркого южного солнышка. Посоветовал им намазаться вечером кефиром или сметаной, а в последующем быть поосторожнее с процессом поглощения ультрафиолета.
После обеда все немного отдохнули. А после снова отправились на пляж.
Я надел на себя красный купальник и сидел на деревянном лежаке. Голову мне прикрывала красная бейсболка. Мой внешний вид опять привлекал внимание. Но мне было всё равно.
В воду я решил пока не лезть. Пусть пройдёт пару дней, а там посмотрим.
Солнце во второй половине дня светит не так ярко, как в полдень. Обгореть я не боялся, хотя и пытался почаще переворачивать свою тушку, чтобы она равномерно поджаривалась со всех сторон.
Хотя со стороны было заметно, что по сравнению с уже давно отдыхающими, я ещё «свежее мясо» на этом пляже.
Мои мужчины в основном плескались в море. Ещё не накупались. Виктор пытался учить брата плавать, а Вадим ему советовал как это делать. Натан уплыл вдаль. Кажется, это именно ему кричал спасатель с вышки, чтобы он не заплывал за буйки.
Красный купальник и рыжие короткие волосы. Красная бейсболка и солнечные очки в красной оправе. Я выглядел стильно, солидно и дорого. Вокруг талии у меня был завязан красный платок в стиле парео. Без юбки в моём положении пока нельзя. Тампонов нет, а прокладка видна из-под купальника.
Чем же заняться пару дней, пока пляж мне противопоказан? А не исполнить ли мне одного из тех, кого я наметил на уничтожение? Кто у нас тут ближе всех? Чикатило? Нет. Пожалуй, Сливко будет поближе. К тому же сейчас начало июня и он ещё не успел уйти в поход или ещё куда уехать. Ещё не все экзамены сдали восьмиклассники, а их него в клубе полно.
Невинномысск… Примерно километров триста пятьдесят отсюда. Это если по плохой дороге ехать, через Майкоп напрямую.
А если ехать через Джубгу и Горячий Ключ, то будет уже больше четырёхсот.
А по времени? Напрямую всё же ближе и быстрее будет. Трассу я уже один раз прошёл на «Запорожце». Думаю, что на «Москвиче» будет ещё сподручнее. Часов за пять доеду. Запастись едой, водой…
Если стартовать завтра после завтрака, то к вечеру уже буду там. А если поднажму, то и часам к трём смогу добраться. А если без завтрака, совсем рано стартовать? Получится ещё лучше.
Решено. Так и сделаю. Надо только с вечера всё собрать, чтобы с утра время не терять.
Я перевернулся на спину, и щурясь на яркое солнце, продолжал мысленно собираться.
Отсюда выезжаю, одетый как девочка. Здесь уже к этому привыкли. По дороге превращаюсь в мальчика. Полного бака мне хватит почти до конца. Заправляюсь перед въездом в город. Быстро делаю свои дела и обратно.
Адрес клуба мне известен из будущего. Надеюсь, что всё у меня получится. Лишь бы никого в клубе не было кроме его руководителя. Или как его называли в интернете «Заслуженного мучителя РСФСР».
Да… Надо бы по дороге кеды прикупить, а то следить своими кроссовками неохота. И перчатки резиновые не помешают. По дороге у нас будут Майкоп и Армавир. Город Армавир будет вроде бы покрупнее.
Ладно. Это детали. Денег с собой надо взять с запасом. Сколько там осталось талонов на бензин? Надо бы тоже пополнить запас.
Машина в порядке. Сегодня пока ездил в Туапсе, прочувствовал, что всё работает как часы.
Да… Часы не забыть бы поменять. Для девочки ещё нормально будет в мужских часах ходить, но парень в золотых женских часах моментально привлечёт внимание.
Дьявол таится в мелочах.
После ужина я молча собрал все нужные вещи в сумку, на дно которой спрятался мой любимый наган. Стилеты брошу под сиденье. Первым делом с утра купить воды с собой. А что из еды прихватить? Печенье какое-нибудь. Ладно. Будет день и будет пища. Спать ложусь пораньше, чтобы с утра встать не поздно.
Предупредив всех своих, что меня не будет пару дней и чтобы не волновались, уезжаю ещё до завтрака. Решил ехать в комбинезоне. В дороге всё-таки удобнее, чем платье. Ладно. Там на месте разберёмся.
До Туапсе долетел за полчаса. Нормально. Пока график выдерживаю.
Выехал на дорогу к перевалу. Машин мало. А встречных вообще почти нет. Первое время поглядывал в зеркало заднего вида. Вдруг полковник решил за мной наружку пустить?
Паранойя. Кажется эта фобия спасла немало разведчиков. Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говорится…
Нет. Вроде бы никто за мной не плетётся. Ну и хорошо. Хорошие новости с утра только поднимают настроение.
Перевал проскочил на удивление быстро. Всё-таки одному ехать куда сподручнее, чем в компании. Никто не отвлекает. Можно ехать и думать. Ну, вот я еду и думаю. Просчитываю разные варианты развития событий и ищу в них огрехи. Если нахожу, то снова думаю, как избежать провала и выйти сухим из воды.
Ещё полудня не было, а я уже подъезжал к Майкопу. Даже сам не заметил. Быстро сегодня у меня всё получается. Но это же хорошо? Или нет?
Главное не расслабляться. Когда всё идёт слишком гладко, наступает эйфория. Плохое чувство. Мешает холодному разуму следить за развитием событий, и быстро принимать в нужный момент правильные решения.
Решил пробежаться по магазинам в Майкопе. Прикинул по времени, что в Армавире я могу попасть в обеденный перерыв. В советские времена в магазинах всегда был обеденный перерыв. Либо с 13–00 до 14–00, либо с 14–00 до 15–00. А по моим подсчётам именно в это время я и смогу добраться до Армавира. Нарываться на закрытые двери… Не хочу.
Даже специально искать не пришлось. Я просто въехал в центральную часть города и припарковав машину, прошёлся вдоль одной из главных улиц. Город был построен по квадратной схеме. Его как будто чертили от руки, но в тетрадке в клеточку. Я когда план города увидел, именно так и подумал. Корче я сразу попал на рынок. Тут я и нашёл сразу всё, что нужно. Кеды, штаны и куртку на мальчика.
Дурацкую кепку прикупил для нужного образа. В жизни бы такую не надел, но тут оно в самый раз… В аптеке пару пар резиновых перчаток.
Пирожков себе в дорогу и местного лимонада пару бутылок.
Не задерживаясь, стартую дальше. Через полтора часа заправляюсь до полного бака в Армавире. А ещё через час уже вижу впереди Невинномысск.
Переоделся в лесу, не доезжая до города. И вот теперь двигаюсь в сторону центра. Машину оставил подальше от дворца культуры Химиков, где и располагался клуб «Чергид». Дальше пешком. Ножи заняли свои места под рукавами куртки. Наган с пристёгнутым глушителем, уместился в тряпочной хозяйственной сумке. Там же лежит кусок верёвки, с уже готовой петлёй. На всякий случай.
В здание ДК Химиков я вошёл просто и безо всяких изысков. Похоже, что никому до меня не было никакого дела. Вывеску «Чергида» было видно издали. Этот клуб в городе пользовался популярностью.
Лишь бы никого больше в клубе не было!
Лишь бы никого постороннего в клубе не было!
Всё это я твердил как мантру. Но видимо переборщил. В клубе вообще никого не было. И сам клуб был закрыт.
В дверях правда торчала бумажка, на которой неровным почерком крупно было написано:
«Скоро буду».
Ждать, да догонять… Хуже нет. Но что делать? придётся подождать.
Стою. Жду. Изучаю наглядную агитацию. Её много в этом времени. Плакаты типографские и самодельные. Даже увлёкся слегка…
— Вы не меня ждёте? — раздался уверенный мужской голос.
Я чуть не вздрогнул от неожиданности. Но собрался и взял себя в руки. Оборачиваюсь и вижу улыбающееся, но такое знакомое по информации из будущего, лицо руководителя клуба «Чергид». Невысокого роста, приятный на вид человек лет тридцати. Да. Это именно он.
— Здравствуйте, Анатолий Емельянович! А можно мне записаться к Вам в клуб?
— Ну, проходи, поговорим.
Он открыл дверь ключом, и пропустив меня внутрь, притворил за собой дверь. По-хозяйски пройдя к столу, он сгрузил бумажный пакет прямо на разложенные бумаги, а сам сел на стул и обратился ко мне:
— Присаживайся!
Я занял стул почти напротив стола. Сняв кепку, я мял её в руке, не зная куда её деть… в другой руке у меня был пакет с наганом. Расстояние между нами не больше метра. Между нами — только стол.
— Значит, хочешь к нам в клуб вступить? — он внимательно смотрел на меня.
Ну а я, в свою очередь в упор смотрел прямо ему в глаза.
— Но знаешь, к нам в основном записываются мальчики. Девочек очень мало. В основном те, у кого братья к нам ходят. Ты уже ходила в походы?
Быстро он меня раскусил. Богатый у него опыт общения с детьми. Мне обязательно надо вывести его из равновесия и ошарашить.
— А вы только мальчиков вешаете? Или девочек тоже иногда?
Взгляд уверенного в себе человека на мгновение стал испуганным. Всего лишь на мгновение… Но мне этого хватило.
Я заранее направил на него свой, усиленный энергией взгляд. При этом я подпустил столько энергии в ментальный посыл своего взгляда, что ей можно было бы вылечить и Гагика, и Вазгена, и Натана вместе взятых…
Отблеск зелёного огня яркой вспышкой осветил глаза садиста, а потом погас. Вместе с ним погасли и глаза маньяка. Похоже, мне удалось его подчинить… Или нет?
— Где ты хранишь фотографии и плёнки?
— Там… — голос безжизненный, и вялый жест руки в сторону дверцы с молниями.
— Закрой входную дверь и открой щитовую!
Пока он с вялостью киношного зомби выполняет мои команды, я уже достал резиновые перчатки и надел их на руки. Наган достал и положил рядом с собой.
Дверь закрыта, а щитовая наоборот открыта.
— Достань все свои тайные фотографии и плёнки! Будем смотреть вместе…
Послушное тело выполняет всё, что ему говорят. А я осматриваю помещение, пока не нахожу нужного мне предмета. Вот он. Толстый крюк торчит из стены почти под потолком. На этом крюке висит экран. Видимо кино тут смотрят, которое в походах снимают. А может и сам Сливко тут свои ролики крутит, когда один остаётся. Крюк вроде бы крепкий на вид. Но не знаю, выдержит ли взрослого дядьку? Кстати, что-то он там долго…
Нет… Вот уже идёт. Несёт чего-то в руках.
И вот вскоре на столе уже лежит большой пакет с фотографиями. Я лишь мельком глянул… Какая мерзость…
Но для следователя вполне достаточно. После этого, думаю, что вопросов по поводу виновности Толика ни у кого не возникнет.
— А сейчас мы с тобой сыграем в сценку: «Смерть пионера.»
Зомби с потухшим взглядом смотрит на меня и ждёт моих указаний.
— Привяжи эту верёвку на тот крюк!
Кидаю ему заранее приготовленную мною верёвку.
— Это плохая верёвка. Слабая. У меня есть лучше.
Ну, надо же… Говорящая зомби. Ещё и советы даёт. Снова подпитываю взгляд энергией.
— У тебя есть верёвка получше?
— Да… — кивает в ответ.
— Неси!
Послушно приносит верёвку. И правда получше. Альпинистская. Надёжная.
— Привязывай! И петлю сделай!
С готовностью выполняет. Его руки ловко сворачивают петлю. Видно, что опыт богатый у этого монстра. И привязал. И подёргал, проверяя надёжность крюка. Надеюсь, он не думает, что это он меня сейчас подвешивать будет.
— Ты пока встань на стул! Надень петлю на шею! Подгони под себя! А я за кинокамерой схожу…
Ловко надев петлю себе на шею, Сливко затянул её. Но при этом успел мне сказать:
— Кинокамера там, в щитовой…
— Ага… — ответил я и выбил стул у него из-под ног.
Пытаясь освободиться, он схватился руками за шею. Но ослабить петлю ему не удалось… Ещё бы. Петлю вязал ему не абы кто, а профессионал своего дела. Он сам. Опыт подвешивания людей у него видимо приличный. Хотя к этому времени он убил всего одного мальчишку, но подвешивал уже многих.
Тело сучило ногами. Глаза вылезали из орбит. Кажется, что в последний момент он очнулся от моего внушения и пытался спасти свою никчёмную жизнь. А может это просто был инстинкт самосохранения. Наконец тело затихло, высунув язык. На штанах появилось тёмное мокрое пятно.
Подождав ещё немного, я прикинул, не наследил ли я где здесь… Вроде бы нет. Ничего не трогал. Осталось только уйти никем не замеченным…
Собрав всё своё в сумку, взяв связку ключей, не снимая с рук резиновых перчаток, я открыл замок и распахнул дверь…
Прямо за дверью, нос к носу, я столкнулся с мальчишкой, примерно моего возраста. Он смотрел на меня непонимающим взглядом.
— Заходи! — скомандовал я и стрельнул на него зелёным светом…
— Смотри! — показал я на висевшего Сливко. — Видишь?
— Толик повесился? — спросил он меня.
— Да. Играл в «смерть пионера» и увлёкся. Он тебя уже вешал?
— Да. Только не здесь… В лесу…
— А почему ты никому не рассказал?
— Это наша тайна.
— Теперь это уже не тайна. Пойдём! Проводишь меня!
Он послушно шёл вместе со мной до выхода из Дворца Культуры. У самого выхода я снова посмотрел ему в глаза:
— Ты меня никогда не видел. Ясно?
— Да…
— А сейчас ты вернёшься в клуб и будешь там ждать ровно полчаса. А потом позовёшь людей. Скажешь им, что нашёл Толика повешенным. Понял?
— Да.
— А про меня ты никогда больше не вспомнишь. Уяснил?
— Да.
— Иди!
Он послушно пошёл в сторону клуба. А я стал не спеша, но уверенно удаляться в сторону от ДК Химик.
Поплутав немного, путая следы, я добрался до своей машины, и не раздумывая, покинул этот город. В ближайшем лесочке снова переоделся. Кепку дурацкую подальше в кусты закинул. А штаны и куртку на ветку дерева повесил. Может, кто найдёт, может, кому и пригодится. Кеды себе оставил. Они ещё новые, не растоптанные. По крови я не топтался. А следов от кед такого размера в туристическом клубе и без моих предостаточно было. Самая популярная обувь у туристов по нынешним временам.
Дорога обратно вышла более продолжительной. Сказывалась усталость после трудного дня. Да и энергии я на этого гада потратил больше чем надо. Сейчас бы поесть чего посытнее, да поспать часов мырнадцать…
В Майкопе снова залился до полного бака. Хотел поесть чего, но искать было лень. Снова купил пирожков да лимонаду.
Вот так и ехал. Уныло, не спеша, стараясь от дороги не особо не отвлекаться.
Вот так и добрался, уже по тёмному, до ворот санатория. Ворота, по причине полуночного времени, были напрочь закрыты.
Стучаться в запертые ворота, да скандал устраивать не стал. Сил уже не было. Припарковался рядом, да и заснул сразу.
Рано утром в приоткрытое стекло моей машины постучался охранник. Ну, или сторож. Я не знаю, какую должность тут занимает этот привратник. Кстати, тот самый, который пытался не пускать меня в прошлый раз.
— А Вы почему не заезжаете, девушка?
— Да вернулась вчера очень поздно. Ворота были закрыты. Не хотела никого будить.
— Ну, это Вы зря, барышня… — ворчал он, открывая ворота. — Надо было постучать. Я бы открыл.
— Спасибо Вам! В следующий раз так и сделаю. Но лучше постараюсь больше так поздно не возвращаться.
— Это правильно. — ворчал старик. — Ночью надо спать…
Спать я буду сейчас, подумалось мне… Хотя… Вроде бы даже и выспался. Только тело всё ломит от неудобной позы. Всё же спать сидя в машине не так приятно, как лёжа в постели…
С такими мыслями я и поднялся к себе в номер. Стучу в дверь. Хоть здесь-то меня пустят или как…
Открыл мне сонный Натан и очень удивился.
— Ты же вроде говорила, что на пару дней уедешь.
— Быстрее получилось…
Я прошёл в номер, и скинув в себя одежду пошёл умываться. Смыв с себя пыль перевала, и слегка взбодрившись от холодной воды, я почувствовал зверский голод. Скорей бы завтрак.
— Я сегодня никуда не пойду. Устала сильно. Посплю до обеда. Но на завтрак схожу обязательно. Есть хочу.
— Пойдём тогда ребят разбудим. А через полчаса и на завтрак уже можно…
Спал я после завтрака без задних ног, пока меня не разбудили, позвав на обед, шумные братья.
А что. Я ничего. Даже выспался. Можно и пообедать. Забежав в туалет, перед обедом, понял, что можно уже и на пляж сходить искупаться.
Так и сделали. После обеда все пошли на пляж и плескались там почти до самого ужина. Я нырял за ракушками и плавал наперегонки с Натаном. Больше мне из нашей команды конкуренцию никто не мог составить. Сергей пытался мне доказать, что уже умеет плавать, но у него не получалось проплыть дальше, чем на три метра. Посоветовал ему увеличить дистанцию. А пока дальше пары метров от берега, лучше не отплывать.
После ужина мне передали записку, что звонил Саркисов и просил завтра заехать к нему на работу к полудню.
Спать совсем не хотелось. Видимо выспался перед обедом. Лежал и думал, чего ещё надо от меня Саркисяну? Неужели внушение не до конца повлияло на матёрого полковника.
— Инга! А ты как думаешь?
— Я не знаю. Но что-то мне говорит, что всё будет нормально.
— Не хочешь продолжить свой рассказ, про встречу с Рарой?
— А на чём мы остановились?
— Вы пришли в её логово.
— Это не логово. Это был её дом.
— Рара сказала, что я могу жить в её пещере. Но если мне будет неудобно, то могу каждый раз возвращаться в свою железную нору. Я спросила, почему на неё не действует моя магия внушения. Она рассмеялась. Кошки тоже умеют смеяться. Но толком она не смогла мне ничего объяснить. Просто сказала снова, что я ещё котёнок. А потом она позвала волков.
— Кого? — переспросил я Ингу.
— Волков. Это я их так называла. Они действительно волки, но не такие, каких я видела у нас на картинках. Гораздо больше и они были серебристыми.
— Серыми?
— Нет. Их шкура была именно серебристой. С металлическим оттенком. Но цвет шкуры всё время менялся. Как бы переливаясь. При этом блеск менялся в зависимости от того, на каком фоне волк находился. В кустах они были серебристо-зелёными, а на фоне камней — серебристо-серо-коричнево-чёрные. Короче такие пятнистые.
— Понятно. В будущем военные разрабатывали такой камуфляж, типа «хамелеон». А в фантастических книгах такое уже давно писатели придумали.
— Рара стала знакомить меня с волками, но я никак не могла отличить одного от другого. Все они для меня были одним цветом. Меня снова обозвали глупым котёнком. Но я не обижалась. Мы с Малышом действительно, всего лишь глупые котята в том мире.
— А на волках у тебя получалось магичить?
— Рара сказала, что этого делать не надо. Она сказала, что врагов в лесу практически нет. А для еды достаточно мелких животных. Грызунов например.
— Крыс что ли?
— Да, нет, Саш. Каких крыс. Зайцы, белки…
— Белка тоже крыса.
— Там не такие белки. Они размером с наших кроликов.
— Боюсь спросить тогда какие там зайцы. Размером со свиней?
— Почти. Как большие собаки.
— И кого ты уже успела попробовать на вкус?
— И зайцев и белок, и ёжиков.
— Ёжик тоже крыса. Тебе охотиться волки помогали?
— Нет. Рара им просто сказала, чтобы они ни в коем случае не смели обижать её нового котёнка.
— Она там главная?
— Наверное. Не знаю. Но она ими командовала.
— А охотился кто?
— Я. То есть мы с Малышом. Мы гипнотизировали белок или зайцев. И заставляли их идти с нами.
— Куда?
— Обратно к нашему бункеру. Рара запретила разводить огонь у её дома. Не любит она дыма. Сказала или сырое мясо ешь, или ходи голодным. Пришлось отводить дичь сразу к бункеру.
— И там, у бункера, ты убивала белок и кроликов?
— Зачем? Дроиды били их током и разделывали. Я только потом готовила мясо на плите.
— В медблоке была плита?
— Нет. Пока мы бродили по лесу, дроиды разблокировали кухню.
— Лучше бы оружейку.
— Там слишком сильно заклинило. А дверь толстая и из такого метала, что плазменные резаки её не берут. Но врагов же у нас там нет на планете.
— А чужие, эти как их… Тхэтты.
— Тех, которые были, дед уничтожил вместе с их кораблём. А когда прилетят другие, никто не знает. Может через год, а может и через сто лет.
— А чему тебя Рара учила?
— Тому, чему не доучила бабушка. Разбираться с растениями и животными. Кроме разумных животных, конечно. Для них нужна более сильная магия. Рара сказала, что большая старая кошка попросила её позаботиться обо мне. Так она про бабушку сказала. Оказывается, они задолго до прилёта тхэттов, уже договорились насчёт опеки над Малышом, если что-то случится.
— Хорошая была бабушка. И дед тоже герой. Жаль, что они погибли.
— Может ещё и переродятся где. У них это вроде тоже практикуется. Они только удивлялись, как ты смог это сделать. Дело в том, что в твоё время до технологии переселения души ещё не додумались. Вроде бы ещё лет пятьсот никто не додумается. Так что ты — уникум.
— Инга! Я вот о чём давно хотел спросить… Почему мы с тобой можем исцелять раны и заставлять людей выполнять наши приказы? И почему другие люди на Земле этого делать не могут?
— Может быть, и могут… Откуда я знаю? Земля большая.
— Но ты не ответила.
— Я так думаю, что это началось после того, как мы стали контактировать с Малышом. Ведь до этого ничего такого не было. Никакого магического дара и никакого магического источника.
Инга сделал паузу, а потом продолжила:
— Ты разве не чувствуешь, что у нас здесь, — она показала рукой куда-то в район солнечного сплетения. — находится источник магической энергии?
— Я что-то такое чувствовал, когда воздействовал на Саркисова и на Сливко. Правда ты меня поддерживала. Не знаю, получилось бы у меня без тебя?
— Думаю, что получилось бы. Ведь мы с тобой — одно целое!
— Как в сказке про Маугли: Мы с тобой одной крови!
— Я помню. Там мальчик с волками жил.
— А как ты с волками там контактировала.
— Да почти никак. Я просто просила их пригнать дичь, и они мне пригоняли зайцев, а дальше я сама. Ну, или Малыш там сам… мы с ним там тоже ведь одно целое. Он сказал, что снова хочет с тобой заниматься боевыми приёмами.
— А здесь кто будет? Если мы вдвоём туда уйдём, то здесь тело будет валяться в коме или как?
— Если мы не очень на долго, то…
— Ты же помнишь, что здесь час проходит, а там может месяц или больше.
— Всё относительно… Можно попытаться вернуться туда в тот же момент, когда я оттуда ушла, и сюда снова попасть опять же сразу. Мне кажется такое тоже вполне возможно. Вот только знаний маловато. Слишком рано нас бабушка покинула.
— А твоя Рара не знает этих тонкостей?
— Вряд ли. У неё только ментальное воздействие очень сильное, а другого она ничего не может. Мы ей показывали кое-что из того, чему мы с малышом научились… Она такого не умеет.
— Что, например?
— Ну, вот смотри… Хотя нет… Не здесь. Пойдём на балкон выйдем. Всё равно ведь не спим.
Осторожно, чтобы не разбудить Натана, выбираюсь на балкон.
От моря веет свежестью. Но совсем не холодно. Просто свежо, не более.
— Смотри!
Я чувствую, что Инга управляет телом, но не сопротивляюсь. Она вытягивает правую руку вперёд, открытой ладонью, обращённой к небу. Я чувствую напряжение в середине груди, а на ладони начинает собираться ярко красный шарик пламени, размером с горошину. Давление в груди нарастает, а шарик начинает увеличиваться в размерах.
— Стоп! — говорю я.
Шарик в одно мгновение пропадает, разлетаясь мелкими искорками в разные стороны с лёгким звуком. Что-то типа «Пых».
— Не надо здесь, вдруг увидит кто…
— Я не подумала…
— А ты можешь регулировать силу огня?
— Малыш может, а я ещё не пробовала без него. Это первый раз.
— Ты поосторожнее с экспериментами. Вдруг сил не рассчитаешь и сожжёшь тут половину санатория.
— Да. Ты прав. Надо потренироваться.
— А потом с этим файерболом, ты что собиралась делать?
— Файербол?
— Огненный шарик, создаваемый магией. Так его называют в фантастических книгах. Боевые маги его потом швыряют в своих врагов при помощи магии ветра.
— А-а… Понятно. Ну, примерно так Малыш и стрелял. Только он левша. И стрелял он тоже с левой руки. У нас с ним из-за этого проблемы возникали при управлении телом.
— Левша, значит… Это и хорошо, и плохо.
— Чем плохо? Мне будет трудно его обучать… Я-то не левша. Но обычному противнику с левшой тяжелее драться… Неудобно.
— А ещё я водой могу…
— Магия воды?
— Да.
— Покажи!
Инга снова протянула руку вперёд, выставив вперёд указательный палец. Эдакий «перст указующий»…
А потом я просто охренел. Появившаяся прямо из пальца тонкая струя вода, словно лазерный луч стала перерезать металлическое ограждение балкона.
— Стой!
Снова прозвучал «пых», и струйка, водяной пылью растаяла в воздухе. Я потрогал небольшой надрез на металле. Он даже не нагрелся. Видимо вода его при резке, даже остужала слегка.
— Инга! А на фига я тогда тут развлекаюсь, с ножами и пистолетами, кулаками машу? Ты вон «бац» из пальца, и нет злодея. Или огненным шаром ему в лоб.
— Са-аш! Ну, ты чего? Я испугалась. Растерялась. Я же девочка!
— Ты мне это прекращай! Видел я этих девочек. Ты не такая. Ты настоящий боец. Не то, что эти раскрашенные куклы.
— Ты лучше сам научись. И будешь сам стрелять из пальца, чем захочешь. А я буду лучше лечить. Мне так спокойнее. Я правда немного теряюсь в сложной обстановке. А ты быстро соображаешь и быстро действуешь. Я иногда «ах» не успеваю сказать, а двое-трое уже на земле валяются.
— Ясно всё с тобой. Синдром натуральной блондинки.
— Это что значит?
— Ну, вот смотри такой пример: Едем мы за рулём. И вдруг на дорогу выбегает…
— Олень! — напомнила мне мою историю, Инга.
— Хорошо. Пусть будет олень. Так вот. Я в такой ситуации, крепче сжимаю руль, пытаясь избежать столкновения…
— Падаешь в пропасть, сгораешь и переносишься сюда.
— Я не про это.
— А про что?
— А про то, что такая вот блондинка как ты, в этот момент закрывает ладонями глаза и громко визжит. — я тихонько сымитировал: — А-а-а-а!
— Я не такая. — обиженно насупилась на меня моя вторая «Я».
— Я знаю. Поэтому не надо прикидываться блондинкой передо мной. Ладно? Это вон перед Виктором ты можешь, хоть принцессу изображать, хоть Мальвину. Он всё схавает.
— Это почему ещё?
— Влюбился в тебя мальчик. Глазами поедает. Готов за тебя в огонь и в воду.
— Он хороший. Только матерится часто.
— У него такой словарный запас. Пусть читает побольше, тогда и разговаривать станет почище. Подсунь ему какую-нибудь книжку. Пусть читает на пляже, пока загорает.
— Сам подсунь! Пошли лучше спать. А то прохладно тут немного становится.
— А давай всё-таки ненадолго слетаем туда, к Малышу. Успеем же мы вернуться до утра?
— Давай попробуем.
Забравшись под одеяло, я приготовился снова перенестись на другую планету…
Напрасно я тешил себя надеждами на межзвёздное путешествие. Я просто уснул почти сразу. А проснувшись утром, обнаружил, что Инги нет. И сколько я её не звал, так и не дождался от неё ответа.
А дальше пошла рутина… Отдых на море во всей его красе.
После завтрака сходили на пляж. Я там не очень долго развлекался. Мне надо было к Саркисову съездить. Узнать бы, зачем он меня снова вызывает. И хотя я немного переживал из-за этого вызова, но старался себя сильно не накручивать. Что будет, то и будет.
Оказалось всё так банально и просто. К нему, как к самому уважаемому человеку обратилась та женщина из магазина. Мария, или как там её зовут по-армянски? Мариам. Обратилась к нему, чтобы он устроил моё присутствие на свадьбе у Аревик. И он меня об этом просто попросил.
Пообещал отблагодарить. Я сказал, что денег не надо, а нужен лишь сценический костюм, что-то типа вечернего платья. В котором и на свадьбу придти не стыдно, и на сцене петь удобно.
На это моё заявление, Саркисов сразу же мне пообещал устроить посещение Сочинской «Берёзки».
Я сразу включил дурочку, типа сертификатов нет. Но он меня успокоил. Сказал, что со мной поедет его человек и расплатится за всё, что я куплю. Что это всё мелочи, и чтобы я не стеснялся.
Вот ведь. Хороший честный советский человек. Но деньгами ворочает и сертификатами разбрасывается. Парадокс.
Договорился с ним по поводу общения с музыкантами. Мне же надо пару новых песен приготовить для Аревик. Есть кое-какие задумки у меня на эту тему.
Кстати, уточнил у него по поводу авторских прав на песни. Я точно не знаю этой технологии. Оказалось, что его эта тема тоже никогда не интересовала.
Посоветовал мне с Михаилом на эту тему поговорить. Это с тем самым руководителем ансамбля.
Решил я тогда совсем обнаглеть.
— Саркис Арменович! Я как же я буду авторские оформлять, когда у меня ещё паспорта нет. Не таскать же мне везде папу с собой.
— Сколько тебе сейчас лет, Маша?
— Теперь уже и не знаю.
— Как это?
— Когда Вы сказали лейтенанту по имени Николай, помочь мне сделать водительское удостоверение, то он так устроил, что мне там написали, что уже восемнадцать. Иначе бы ничего не получилось.
— А на самом деле сколько? Пятнадцать? Шестнадцать?
— Вы забыли, Саркис Арменович? Я же Вам тогда говорила. Мне тринадцать с половиной.
— Не может быть… Ты выглядишь старше. А когда с тобой говорю то ощущение, что общаюсь со взрослым человеком.
— А я и есть взрослая. Только маленькая ростом…
— И что ты хочешь, чтобы я и паспорт тебе подделал. Ты понимаешь, о чём меня просишь?
— Так мне же не для баловства, а для дела. — я говорю это, а сам подпускаю немного зелёной ментальной магии.
— Тоже верно. Я прямо не знаю, как быть. Ведь паспорт выдают по месту прописки. А ты из Москвы. Хотя есть вариант один.
Я весь во внимании. Слушаю его, и понять не могу. Как может старый полковник так запросто рассуждать, как сделать посторонней совсем девчонке поддельный паспорт.
— В этом году, в марте, здесь недалеко, в Дедеркое один дом снесло. Оползень был. Остальные дома далеко от реки стоят. А этот был почти рядом. Там женщина старая жила. Муж и сын на той войне погибли. Она всё не хотела никуда переезжать, хотя ей говорили, что опасность есть.
— Она, что погибла во время оползня?
— Нет. Умерла ещё два года назад. Старая была. А дом её стоял. Его и снесло оползнем. Вот если бы ты была её внучатая племянница, то могла быть прописана у неё. Так что теперь можно и паспорт оформить на тот адрес. Только там уже нет никакого дома.
— Так мне же и не надо никакого дома.
— Вот и я о том же. Не люблю я таким заниматься. Но для тебя, Маша… Я это сделаю.
— Почему Вы так ко мне добры, Саркис Арменович?
— Ты знаешь, что сейчас с Гагиком?
— Нет. — обеспокоился я, — А что с ним?
— Два дня назад лежал, почти умирал. А сегодня выписываться хочет. Раны зажили. И это… Говорит, что если не выпишут, то сам сбежит.
— Он же не говорил.
— Теперь говорит, ещё как. Ругается с врачами. Что ты с ним сделала, Маша? Как тебе это удалось?
— Просто я чувствовала, что очень обязана этому смелому человеку. Обязана своей жизнью. И мне так захотелось помочь ему.
— И как тебе это удаётся? Ладно. Завтра принеси свои фотографии.
— У меня они и сейчас с собой. На права когда фотографировалась.
— На паспорт надо другого размера.
— Так у меня есть фотопластинка с негативом. Я тогда сегодня и сделаю.
— Вот завтра и приходи. С фотографиями. Помогу тебе. А пока можешь с музыкантами пообщаться. Скажу тебе честно… Это они с тобой очень хотят пообщаться. Особенно Михаил. Я ему сказал, чтобы без твоего разрешения твои песни он нигде не исполнял. А он говорит, что народ очень просит. Особенно «Чёрные глаза». Мне тоже понравилась эта песенка. Очень зажигательная. Ладно. Иди уже. Помнишь, где ресторан находится? Там музыкантов и найдёшь. Они там репетируют в это время.
— До свидания, Саркис Арменович! И спасибо Вам большое!
— За что?
— За доброту и заботу…
Покинув кабинет второго секретаря. Я реально выдохнул. Весь долгий разговор я всё ждал, что он наконец-то вспомнит, что я не тот за кого себя выдаю. А он наоборот. Очень лояльно ко мне отнёсся. Даже моя провокация с получением паспорта, и то прошла как по маслу. Хотя это именно была провокация. Я же не знал, что у них тут так можно сделать. Надеялся, что он мне откажет. А оно вона как получилось.
Ладно. Пусть будет ещё в придачу к правам и паспорт с пропиской, в этом, как он сказал… Дедеркой. Забавное название.
По дороге в ресторан я нашёл фотоателье и сдал свою пластинку, чтобы мне к завтрашнему дню сделали фото. Заказал на паспорт и в придачу ещё и побольше размером. Уж больно симпатично у меня там косметика наложена. Надо будет перед свадьбой снова заехать к той милой женщине.
Музыканты меня встретили, как звезду мирового масштаба. Наверное, так в Москве в девяностых принимали Майкла Джексона. Хотя нет. Его на танке катали в Кантемировской дивизии, а меня только в ресторане накормить попытались. Я не отказался. Люля-кебаб с гарниром и зеленью. Яблочный сок и вкусные пирожные.
Но покушать не дал директор ресторана. Кто-то ему уже стуканул, что Маша приехала. Быстро тут у них это.
Прибежал и сразу стал прощенья просить за сына своего, а потом сразу без перехода стал благодарить, за то, что мозги дураку вправила. Оказалось, что у мальчика теперь крыша поехала в сторону религии. Решил стать то ли монахом, то ли послушником. Я так и не понял. Оказалось, что он чуть ли не на коленях просил отца своего, чтобы простил ему грехи за все годы его жизни. У него даже челюсть уже зажила.
А в тюрьму его сажать не будут. Гагик уже выздоровел, у Вазгена царапина. Я вообще не пострадал. Сказали, что дадут условно за хулиганство. Пистолет? Какой пистолет. Кто его видел? Если будет хорошо себя вести, то и судимость потом снимут. А он хочет в церковь пойти и у бога прощенья просить. Кто же убогого в тюрьму посадит? Как у них тут всё просто. Я даже сам удивляюсь.
Так что папаша его рассыпался в благодарностях и обещал кормить бесплатно, пока у него на кухне продукты не кончатся. Надо будет с ребятами сюда как-нибудь под вечер заехать, да погулять с размахом, в стиле купца первой гильдии в царские времена.
А моё общение с Михаилом быстро перешло на коммерческие темы. Он пообещал содействовать регистрации моих песен. За каждую песню предложил мне по тысяче рублей, при условии, что его там впишут соавтором музыки. Думаю, что он эти деньги быстро отобьёт. Я согласился. Мне терять нечего. Песни-то не совсем мои. Я лишь тексты чуть добавляю, да музыку вспоминаю. Но за «Чёрные глаза» я сразу ему сказал, что тысячи мало. Сошлись на трёх.
Спросил у меня по поводу новых песен. Я ему сразу сказал, что песен у меня, как у дурака махорки. Ну не так конечно. Но примерно смысл был такой. Сразу предупредил, что две песни я уже подготовил персонально на свадьбу Аревик. Он уже был в курсе, что меня попросили там выступить. Тут как в деревне. Всё про всех всё знают.
А ещё три песни я ему впарил сразу. «Музыканта» и «Ночную птицу» Никольского из «Воскресения», и «Половинку» Петкуна из «Танцев минус».
Он мне сразу отсчитал десять тысяч, а за две песни, обещал отдать после свадьбы. Вот откуда у простого советского человека такие деньги на кармане?
Мы откатали «новые песни», прогнали «старые», и расстались под вечер добрыми друзьями.
Возвращался я уже по тёмной дороге. И хотя я опоздал на ужин, но есть не хотелось. В ресторане меня накормили от пуза.
Моя мужская компания потребовала отчёта. Где я шлялся целый день. Пришлось рассказывать. Узнав о том, что я пишу песни и уже продаю их за бешенные деньги, все удивились. Виктор вообще смотрел на меня, как блаженный на икону.
Попросили спеть. Отказался. Вот завтра вечером в ресторан свожу их, пусть музыканты им и поют. А сегодня я чего-то устал.
Лёг спать и почти сразу провалился в сон. Даже, кажется, снилось что-то хорошее.
Но недолго…
До тех пор, пока в моё сознание не ворвалась Инга с криком:
— Саша! Ты нам срочно нужен! Там такое!
Что такое там творится. Я спросить не успел, так как что-то меня утащило в чёрную бездну, а потом выбросило на освещённую светом местного солнца полянку, далеко-далеко на другой планете.
Конец третьей части четвёртой книги.
Сохи глух (арм.) — (букв.) луковая голова (оскорбительное армянское выражение по отношению к русским).
Химар мард (арм.) — болван.
Ахчи (арм.) — девочка.
Барев (арм.) — Привет.