-Да кто её насиловал-то?! – возмутился Дмитро. – Сказали ж мои молодцы: пошутковали только, да отпустили! Всего-то и делов – чуть-чуть пошалили! А ты, сотник, сразу в ор ударился... Тьфу... Даже обидно, право же! Как будто мои хлопцы – не русские, а татары какие-нибудь...
Татар в его ватаге и впрямь было немного. Всё больше мордва да черемисы, башкиры да немного русских. Зато среди ратников Кирилла Шулепова татар была чуть ли не треть. Касимовских да иных, приблудных. Умелые воины, неложно преданные лично сыну боярскому, почти все они были среди лучших воинов его сотни. И, разумеется, выступили вместе с ним в поход. Сейчас обидные слова атамана долетели до ушей нескольких из них, и до Кирилла донёсся визг добываемых из ножен клинков. Вот чего они не прощали, так это – обиды. Впрочем, не только они, но и их русские побратимы. Казаки внезапно оказались в кольце обнажённых клинков и сами не замедлили схватиться за оружие. Совершенно неожиданно и, по сути, не по делу, отряд оказался расколот надвое.
-Стоять! – рёв сотника был слышен и вдалеке. – Убрать оружие! Ну, кому я сказал?! Убрать! Что вы тут, взбеленились все? Так я вам дам возможность прийти в себя! Павло, Дмитро – разворачивайте своих. Идём через село!
Особого воодушевления слова боярского сына не вызвали. Конечно, все они сотрясали воздух, грозясь спалить село, обратить его в пепел, а его жителей – в прах. Так ведь они полагались на мудрость и осторожность своего сотника! Теперь же настроение что стрелецкого полусотника, что казачьего атамана – а у последнего оно и так было не шибко хорошим, упало ниже низкого.
-Слушай, Кирилл! – промямлил Дмитро, глядя куда-то в сторону. – Может, не стоит оно того? Вот погляди, сейчас стрельцы перерубят одно из трёх деревьев! Считай, мы уже почти справились!
-Так… - протянул сотник, недобро улыбаясь. – Струсили! Струсили, други?
-Вот ещё! – немедленно возмутился стрелец. – Да я их… одной левой!
Брякнул…тут же и пожалел, но было слишком поздно. Мрачно усмехнувшись, сотник повторил:
-Поднимайте людей! Атакуем село!
Через полчаса он уже не так был уверен, что это – единственный вариант. Село, да ещё в утренней дымке тумана, выглядело огромным… и безлюдным. Меж тем, Солнце уже высоко поднялось над лесом, и его красные лучи пронзали туман, позволяя получше разглядеть село. Да, улицы были пустынны. А ведь так не должно было быть! Ранним утром, с первыми лучами Солнца, все женщины покидают постели, чтобы подоить скотину, да задать ей же корму, да начать готовить завтрак мужьям. И пусть попробует баба поспать хотя бы до вторых петухов! Позору не оберётся…
Сейчас же улицы были пустынны, и даже собак слышно не было.
-Не нравится мне всё это! – пробормотал Дмитро, из-под ладони пристально вглядываясь в околицу. – Где все?
Тут как раз петухи – главные сельские вестники утра – в перекличку заголосили второй раз. И снова – тишина.
-Вперёд! – хмуро приказал Кирилл. – Дмитро, ты – от реки пойдёшь, стрельцы – через огороды… Я же попробую по дороге! В случае чего, драпать будет легче!
Оба – и Павло, и Дмитро, тихонько гоготнули. Скорее из вежливости. Понятно было, что сотник шутит. По всему же видно – отступать он не намерен! Никак не намерен…
Спустя четверть часа, три отряда московских ратников почти что одновременно – казаки раньше остальных, стрельцы - чуть запоздав, ворвались в село. И – ничего. Ни выстрела, ни вскрика. Тишина. Пустые, мёртвые дворы. Тёмные окна окраинных домов.
-Не нравится мне это! – по своей давешней привычке заныл Шагин, накладывая на тетиву своего могучего лука остро заточенную стрелу. – Ох, не нравится!
-Прокоп! – рявкнул Кирилл. – Возьми пяток человек, проверь дома!
Прокоп, немолодой, жилистый и очень умелый ратник из военных холопов, служил ещё отцу Кирилла… до того мига, когда того сразила острая сабля крымчака. Потом стал служить сыну… ничуть не хуже. Получив приказ, он, напряжённый и суровый, только коротко кивнул и спрыгнул с коня. Ещё четверо ратников, все как на подбор – жилистые и немолодые, спешились следом за ним. В руках – сабли, пистоли… Двери высадили быстро и сразу же рванулись внутрь…
Ожидание показалось Кириллу долгим, как никогда. Впрочем, он получил ответ.
-Пусто! – доложил, высовываясь в окно, Прокоп. – Но зола в печке ещё тёплая! И каша… вкусная!
Зола тёплая – значит, печь топили недавно. Значит, уходили ещё позже. Почти перед самым появлением его отряда. А может, именно это появление и стало причиной ухода. Кирилл застонал сквозь плотно стиснутые зубы, боясь встретиться взглядом со своим людьми. Выходило так, что его сотню обнаружили прежде, чем она успела подойти к селу на расстояние удара. Если бы селяне и те, кто поддержал их прошлый раз, возжелали подраться, они легко могли выкосить половину сотни ещё до рукопашной. Ещё до того, как их заметили бы! Просто за счёт внезапности…
Меж тем, следом за Прокопом, те же вести принёс и гонец от казаков. Выходило так, что всё село – от реки до поля, внезапно опустело. Так, в конце концов, не бывает!
-Ну и ладно! – внезапно махнув рукой, решил Кирилл. – Мы не ратиться сюда пришли! К мосту! Будем переправляться на другой берег. Только, Павло… пусть уж твои стрельцы прикроют нас с этого берега! Не хочу неожиданностей…
А неожиданность уже поджидала его. На мосту… вернее, на том месте, где мост ещё вчера был. Он и сейчас был – сваи и перекладины. Досок, настила мостового, по которому, собственно и можно было перейти на другой берег, не было. Видимо, это от них на берегу валялась горка щепы, достаточно большая, чтобы окончательно испортить Кириллу настроение.
Те слова, которые посыпались из него, вызвали оторопь даже у Дмитро Оленя – известного матерщинника. Всё же не зря человек обретался на границе с Диким Полем! Научился кой чему…
-Ладно! – выдохнув воздух вместе с очередной порцией ругани, сказал Кирилл. – Оставим это. Ищите брёвна! Будем строить мост…
Легко сказать – строить мост! Да даже если он и построен почти и осталось всего лишь настелить настил. А что для этого нужно хотя бы несколько плотницких топоров, да пилы... гвозди бы не помешали!
-Всю ночь они, что ли, здесь трудились! – пробурчал недовольный Павло Громыхало, после того как его бердыш чуть-чуть не улетел в воду. – Ты погляди, даже гвозди повыдёргивали! Только сваи рубить не стали!
-Жалко, понятное дело! – усмехнулся Дмитро, утирая пот со лба. – Слышь, сотник... А ведь, пожалуй, инструмент в селе найтись должен! Неужто они все топоры с собой унесли?!
Несколько долгих мгновений Кирилл ошалело, даже изумлённо смотрел на него. Потом со стоном приложился кулаком к своему лбу:
-Господи!!! Шагин, Прокоп – ищите! Все дома сверните, но найдите! Топоры надо, пилы... Гвозди, если найдёте...
Оба поспешно высвободились от той работы, что на них была возложена – с тем облегчением, которое чаще всего испытывают воины, заканчивая дела мирные.
-Берите людей сколько нужно. Быстро!
Спустя всего несколько минут, два небольших отрядика выступили в сторону близкого села. Пока ещё пустынного...
9.
Шагину исполнилось семнадцать лет, он был молодым и полным сил нукером, когда отец Кирилла, Егор Шулепов взял его в бою в полон. Взял легко, словно и не было ему в ту пору втрое больше лет, чем Шагину. До сих пор, а минуло уже тридцать лет, Шагин со стыдом вспоминал звон вылетавшей из ослабевшей руки сабли и то, как он зажмуривал глаза, чтобы не видеть падающую на его голову саблю... Клинок был остановлен в пяди от защищённого шлемом лба Шагина и вместо смертельного для него удара, русский воин вдруг заговорил с ним... Слова канули в лету, но Шагин остался жив, прожил пять лет холопом, а потом медленно, но верно стал подниматься вверх. К моменту смерти хозяина – а тот прожил до восьмидесяти и успел двадцать три года назад, на исходе жизни, зачать сына, Шагин был его любимым военным слугой, участвовал в десяти походах и даже получил дозволение завести семью. Теперь он сам был немолод, убелён сединами и полон знаний. Увы, молодой господин, три года назад попавший под опеку Шагина, ставшего ему отца вместо, решительно не желал перенимать немалую часть этого опыта... Хорошо ещё, сейчас он всё же положился на своего слугу, отправив его... пусть и не по слишком важному делу! Найти топоры... Да они в каждом доме есть!
-Искать! – коротко приказал Шагин, и сразу двое из четырёх его людей, цепными псами бросились вперёд. Сабли их сверкали в рассветных лучах и грозили смертью любому, кто окажется на пути... Только двор был пуст, и даже в будке не было её всегдашнего обитателя. Ржавая цепь, да расстёгнутый ошейник могли только показать мощь пса, что здесь обретался. Впрочем, как и стекло, а не бычий пузырь в окнах этого дома, резное крылечко и тяжёлая дверь, запертая на засов, указывали на то, что хозяин здешний был достаточно богат. Уж у него топор точно найдётся!
Дверь, стоит ещё раз повторить, была заперта и не поддалась даже тогда, когда сразу трое не самых слабых ратников врезались в неё с короткого, но мощного разгону.
-Хороша дверка! – потирая зашибленное даже через бронь плечо, досадливо поморщился один из воинов. – Крепко стоит... Не вышибить, Шагин!
Шагин не ответил, из-под смолянистых, чёрных бровей пристально оглядывая двор. Ломать что-то лишнее не хотелось... Хозяин дома ведь не виноват, что его господину, сын боярскому Кириллу, взбрело в голову срочно переправиться и именно в селе!
-Попробуйте через окно! – сухо посоветовал он.
Мгновением спустя, звон вышибленного стекла и радостные вопли ратников лучше слов сообщили ему, что вход открыт. Юркий и худенький Никита, сын Митрохи Косаря, нырнул в окошко и спустя малое время, оттуда донёсся очередной вопль. Так Никита отметил найденные топоры...
Топоров было всего два, но и это уже – кое-что. Когда же к этим двум добавилось ещё с полдюжины, Шагин решил – хватит! В восемь топоров они настил настелят ещё до захода солнца!
Он оказался прав. Благо, среди стрельцов и казаков, равно как и среди ратников Кирилла, немало оказалось умелых плотников. А на настил, не мудрствуя особо, начали разбирать сараюшку, притулившуюся на берегу. И вот ведь странности – почти сразу обнаружился живой человек. Местный поп[10], совсем не похожий на толстомясых московских священников, поджарый и рослый, чёрный как цыган, чуть ли не бегом примчался из села.
-Что делаете, ироды?! Антихристы!
-Эй, отче! – рявкнул Дмитро, ещё с монастырских времён потерявших способность трепетать перед священниками. – Ты того, потише! Чего блажишь-то?
-Сарай мой! – проревел отче, наверное, потрясавший воображение прихожан своим гласом. – Только весной поставил! Не трожьте, ироды! Дерева вам вокруг мало?!
-Мало! – огрызнулся кто-то из плотников, легонько, плечиком, вознамерившись подвинуть вставшего у него на пути попа.