-Государь... – прошептал пан Роман, дрожащей рукой убирая меч в ножны. – Проклятая страна! Проклятый народ! Казнить его!
Его перст указывал на стрельца и тот побледнел, ещё плотнее прислонился к стене, готовясь задорого отдать свою жизнь... Ему не пришлось.
-Стой, господин! – это у старосты прорезался, наконец, голос. – Стой! Не смей трогать его!
-Ты?! Ты мне будешь указывать, смерд?
-Я! – подтвердил тот. – Я – государев человек, да мы все – государевы! Плох или хорош был прежний царь, он мёртв ныне. Его не вернёшь, и не нужно мстя за него, проливать ещё больше крови. В чём повинен стрелец?!
-Пшёл вон! – заорал пан Анджей, в свою очередь, хватаясь за огромный, больше чем в половину его роста кончар. – Заколю лично!
-Меня – да! – подтвердил староста. – Его тоже... Всех нас рубить будешь? Посмотри в окно, сударь!
Пан Анджей осторожно выглянул в окно и мрачно, зло и безнадежно выругался... Майдан, или как он там у московитов называется, был заполонен селянами. Мужики, бабы, глуздыри-несмышлёныши вперемешку стояли против дома своего старосты. В толпе – особенно в первых рядах видны были поднятые до поры кверху острия рогатин, кое-где заметны были лучники, в двух или трёх местах на мужиках надеты были доспехи... По всему выходило, что прорываться будет нелегко. Тем более, единственное действительное преимущество шляхты – молодецкий удар с разгона, здесь не случится хотя бы потому, что неоткуда взяться разгону. Толпу смердов и жидкую цепочку казаков и шляхтичей разделяло не больше десяти шагов. Если они хотя бы шевельнутся не так, их разорвут раньше, чем половину успеет схватиться за сабли!
-Мы уходим! – напряжённо глядя в глаза старосте, медленно сказал пан Роман. – Прямо сейчас... подавись ты своим гостеприимством!
-Вы можете уходить! – кивнул староста. – Мы не хотим кровопролития!
Проклятые московиты... у них даже смерды – сплошь воины, знающие с какой стороны за меч браться!
Собирались быстро – только пан Анджей успел на ходу перехватить что-то... да разве половинку гуся с подливой можно назвать достойным пана Анджея обедом?! Тьфу! Одним словом, беда на беде!
Выезжали с трудом. Смерды расступались медленно, взгляды исподлобья жалили так же остро, как и стрелы. Всего-то полчаса назад мечтавшие о бабах и медовухе казаки теперь боялись не так взглянуть, ехали, отчаянно сжимая рукояти сабель и пистолетов. Однако, их выпустили без проблем.
Уже за селом пан Роман приказал пустить коней полным скоком. Следовало поспешить...
3
-Пароль!
-Шуя… Отзыв говори, борода!
-Новгород… Сам ты – борода!
Такая перепалка имела место ранним утром двадцатого мая у ворот Кремля. Рослый стрелец из новгородцев, поставленных у главных, Спасских ворот Кремля благодаря своей несомненной верности нынешнему правителю, князю Василию Васильевичу Шуйскому, выпятил вперёд свою окладистую, во всю грудь бороду и никак не желал уступать. Кирилл Шулепов, надворный сотник князя Михаила Скопина[4], ощутил, как гнев постепенно захлёстывает душу. Терпение его и так-то было далеко не безгранично. А с некоторых пор он стал и вовсе забывать, что люди бывают добрыми и ласковыми… В Москве после восстания, закончившегося гибелью Самозванца, не только погода, но и люди, кажется, сошли с ума!
-С дороги! – рявкнул Кирилл, сердито бросая ладонь на рукоять сабли. – Я всё что должен, сказал. Ещё немного и…
Стрелец, ухмыльнувшись в бороду, тем не менее махнул своим товарищам и те неспешно расступились, оттащив в сторону преграждающую дорогу рогатку. Кирилл – а за ним трое его холопов – раздражённые и даже злые въехали внутрь Кремля…
Здесь всё не слишком сильно изменилось за последние два дня. Разве что выбитые в Большом Дворце дорогие заморские стёкла вставили, да охраны – в основном шуйцев и нижегородцев, было втрое больше обычного.
-Опасается князь! – ухмыльнулся Кирилл, не оборачиваясь.
-А что же! – возразил ему доверенный слуга, татарин по имени Шагин, ухмыляясь ещё шире. – Есть повод, чай!
Повод, разумеется, был. Князь Василий Шуйский, сбросивший царя-самозванца в первую руку для того, чтобы самому взойти на престол, оказался в сложной ситуации… Народ, московляне и главное – знать, его не хотели и не любили. Сам Кирилл, хоть и служил племяннику князя и, в меру своих сил, способствовал возвышению Шуйских, старейшину этого рода не любил и даже презирал. Ну не за что, совершенно не за что было любить князя Василия Васильевича Шуйского! На взгляд надворного сотника, правда, пристрастный, уважения и восхищения вообще заслуживал только один человек – молодой князь Михаил. Ну, он всё же был сначала Скопин, а уже потом Шуйский…
Ещё трижды их останавливали дозоры стрельцов и детей боярских. Москвичей среди них было совсем немного. Не доверял князь Василий московским ратникам, не доверял! Помнил, наверное, что «стремянные» очень долго сомневались, прежде чем отдали в руки его людей царя... Правда, отдали! Поверили царице Марфе, прилюдно сказавшей «он – не мой!».
Князь Василий торопился. Уже сейчас он поселился в Борисовом дворце, самом новом, почти полностью каменном здании, которое до того момента избрал своей резиденцией и царь Дмитрий. Стало быть, сам поставил себя как царя... А охрана, столь многочисленная, что ей мог позавидовать и Самозванец, сплошь щеголяла в дорогих, новых кафтанах... Казну князь Василий прибрал к рукам в числе первых.
Юный отрок подхватил повод гнедого аргамака сотника, ещё двое занялись конями слуг. Правда, те не собирались внутрь... да их и не пустили бы. Кириллу, хоть он и каждый день бывал в Кремле, пришлось трижды останавливаться и долго препираться, прежде чем он оказался в малой горнице, упрятанной на самом верху дворце. Здесь его ждало трое: князь Михайла Скопин-Шуйский, да два его дяди: Иван и Василий. Все трое вящих заговорщиков, сумевших сбросить с московского стола самозванца, незаконно узурпировавшего стол.
-Господин!.. – смиренно склонил давно не стриженую главу, коротко приветствовал Кирилл князя Михайлу. Двоим другим тоже досталось по поклону... Князь Василий недовольно поджал губы, так и не дождавшись от дерзкого сотника соответствующего своему пониманию титулования. Впрочем, пока он был лишь провозглашён царём, но не венчан на царство. Как говорится, две разные вещи. Так что он, Кирилл Шулепов, подождёт с величанием маленького человечка с морщинистым лицом... Нет, всё же, хоть и Самозванец тот Дмитрий, а царь из него был куда более внушительный! И черты лица благородные, и речь, и повадки... А этот прямой потомок Рюрика и Святого Александра... М-да. Не зря говорят, что природа отдыхает на потомках великих людей. Хотя князь Михайла – тоже потомок! Среди воинов поговаривают, будто именно его, а не брата Ивана назовёт князь Василий своим наследником. Ибо сам – бездетен!
-Вот он, герой! – провозгласил, фальшиво улыбаясь, Иван Шуйский, удивительно похожий внешне на старшего брата. – Садись, садись, сотник! Пей вино, ешь фрукты. Ты таких, поди, не видал!
Отчего же! – помолчав, возразил Кирилл. – Прошлым летом – довелось!
-Ну... когда это было! – возразил, слегка растерявшись, князь Иван. – Ты, говорят, самого Вишневецкого остановить умудрился?
Почему юный, восемнадцатилетний украинский вельможа удостоился титулования «сам», сотнику было непонятно. Константин Вишневецкий и впрямь – с отрядом верных конфидентов – попытался прорваться к Кремлю. На улицах резали поляков и литвинов, где-то горели дома слуг Дмитрия... Он бы и прорвался, если бы Кирилл предусмотрительно не прихватил с собой гаковницу. Ничего особенного с её помощью сотворить не успели, выстрелили только раз... Убили под Вишневецким лошадь. Шляхта смешалась, по ним добавили из пищалей и взяли в сабли... Константин Вишневецкий – вместе с ещё несколькими десятками особо важных ляхов, томился теперь в порубе. Ему повезло... Не меньше тысячи ляхов попроще заплатили за свой гонор по полной мере – жизнями.
-Так вот, сотник! – оборвал повисшее было молчание князь Иван, предварительно оглянувшись на брата. – Наш дорогой сыновец, князь Михайла, говорил, что лучше тебя нет, если дело опасное и трудное. Лучше, если вовсе невыполнимое. Тогда ты, мол, в полной красе себя показываешь! Ну, вот и посмотрим... Три или четыре дня назад город покинул отряд литвинов, ляхов да украинцев. Не слишком большой отряд, должен признать. Возглавляет его некий Роман Смородинский, шляхтич и доверенное лицо князя Вишневецкого, нами ныне пленённого. Ничего особо ценного он не увозит. Денег немного – жалованье своё, да ранее награбленное. И – ларец. Вот ларец, сотник, ценен! В нём – какие-то бумаги, отсылаемые Самозванцем в Польшу! Можешь представить, ЧТО может там оказаться?!
Отчего же нет... Сотник Кирилл не зря долгие месяцы обретался при дворе Шуйских. Все воины здесь знали, что Самозванец торгует русской землёй, что Смоленск, Новгород с Псковом и Северские земли отходят Польше... Ну, пусть сандомирскому воеводе, который даже не лях, а то ли чех, то ли вообще немец рождением! Более того, самозванец сносился с католиками, грозясь переменить Руси веру с истинной и чистой, православной, в ложную, католическую! Более того! Уже составлялись списки детей боярских, которых Самозванец вознамерился услать за границу! Учиться в ихних еретических «академусах» и «университетах». Как будто в наших, православных монастырях они получат худшее образование... Ну, вообще-то там ещё много было обвинений. Так что суть бумаг в том ларце Кирилл себе представлял совсем неплохо. Такие бумаги ни в коем случае не должны были покинуть русской земли!
Видимо, мысли Кирилла в полной мере отразились на его лице. Князь Иван усмехнулся и мягко, спокойно сказал:
-Этот ларец надо вернуть! Обязательно вернуть! Для этого мы не пожалеем ни воинов, ни золота... Сотни тебе хватит, чтобы в погоню пуститься?
-Сотни... – задумался Кирилл, ни капли не стесняясь выказывать сомнения.
-Можешь сам её набрать! – вмешался в разговор князь Михайла, ласково глядя на любимца. – Из детей боярских, стрельцов, казаков... Выступишь завтра на рассвете... Время поджимает, Кирилл!
-Как велишь, господин! – покорно ответил тот, улыбаясь в усы. – На рассвете, так на рассвете!..
1.
Пан Роман Смородинский слыл среди своих людей лучшим кончаром Волыни. Так же, как его друг и ближайший соратник пан Анджей Медведковский – лучшим питухом, притом не только Волыни, но и Львовшины. Один всегда готов в драку и потому дерётся редко, дураков нет связываться с безумным рубакой, второй... второй всегда готов за стол. В огромное, необъятное пузо, скорее обмотанное, чем перетянутое кушаком с золочёными кистями, влезает немыслимое количество всяческой еды, притом запивалось всё это немыслимым количеством вина. Лучше – мальвазии, но можно – токая. Пунши, глинтвейны и гданьская водка тоже шли в ход и нос пана Анджея, огромный, мясистый, пылал ярко-красным цветом, словно мак в пору цвета. Правду сказать, пан Анджей уступал пану Роману разве что статью. Храбростью – никоим образом! К сожалению, его рост и комплекция, вкупе с чисто польским гонором нередко приводили к неприятностям... Ездил он на огромном першероне, на котором усидит не каждый богатырь. В седле бедного пана раскачивало так, как, наверное, не раскачивало бы на корабле в самый дикий шторм. Ко всему, бедняга ещё и близорук... слегка. Когда пан Анджей хватался за пистолеты, коих у него за кушаком сразу четыре, страшно становилось не только врагам, но и друзьям. Притом стрелял он сразу из пары... А впрочем, не стоит о нём только плохо. Иногда и у пана Анджея случались моменты величайшей славы, когда о нём взахлёб говорили во всех корчмах и трактирах Львовщины и даже на Волынщине слыхали! Ну, например, недавно. Года три назад они с одним знакомым шляхтичем довольно сильно выпили в любимой корчме пана Анджея. Время было позднее. Смеркалось. Пан Анджей, если говорить честно, почти не держался на ногах – его мотало с одного конца двора до другого и немало народу высыпало во двор, чтобы посмотреть, как он будет садиться в седло.
Внезапно, дорогу пану Анджею пересекла тень, и кто-то остановился перед ним. Пан Анджей видел только смутный силуэт, все попытки сфокусировать на нём взгляд ничего не дали. Тогда он резко взмахнул рукой и громогласно объявил:
-По средам не подаю, а сегодня денег нет!
Бедняга-ксендз, пожелавший всего лишь помочь пану Медведковскому, указать ему, что кунтуш волочится по земле и пачкается в грязи и блевотине, в ужасе отпрянул... Что самое удивительное, в седло пан Анджей забрался довольно легко. Можно сказать, с первой попытки. После он месяц расхлёбывал последствия той пьянки. Мало того, что на голове долго болел поставленный жёниной сковородкой рог, так ещё и священник каждую службу читал длинную и вдохновенную проповедь о вреде пьянства и пользе трезвости. Притом – почти не спуская разгневанного взора с пана Анджея...
С паном Романом – и он об этом яро сожалел, до недавнего времени не происходило никаких необычных приключений. Первая авантюра, на которую он решился, заключалась в том, что он присоединился к претенденту на московский престол. Вторая – похищение Татьяны – случилась во многом под влиянием подвигов пана Анджея... Впрочем, сам пан Анджей, женившийся по безумной любви, внешне об этом не сожалевший, не забывая подчеркнуть своё участие в акции, искренне сожалел о том, что его друг потерял свободу. Правда, православный человек, Роман не мог жениться на венчанной жене... Ну, да что-нибудь придумает!
Сейчас они ехали бок о бок во главе колонны и негромко разговаривали, обсуждая последние новости из Москвы.
-Проклятый город! – пробурчал пан Роман, которому до недавнего времени в Москве даже нравилось. – Давно надо было набрать побольше наших, да навести там порядок... железной рукой, на слёзы внимания не обращая!
-Ну, пан Роман! – с явно прозвучавшим укором, протянул пан Анджей. – Как ты можешь... Ведь они единоверцы твои! Так, если подумать, можно сказать, что ты считаешь православных способными на предательство!