-Господин...- слабый голос принадлежал Никитке, только до сотника это не сразу дошло. – Господин!
-Никита, лежи тихо! – прикрикнул на мальчишку Шагин. – Не дёргайся... Господин, он очнулся!
-Вижу! – хмуро сказал Кирилл, которому как раз в этот миг пришлось отгонять крамольную мысль, что было бы куда лучше, если бы Никита умер. Остальные, возможно, выдержали бы даже быструю езду... Не он. Не Никита.
-Господин... – прошептал Никита, и голос его был полон вины. – Прости меня, господин! Я не хотел... Я думал, что сумею! Прости меня, господин!
Это он виноват – понял Кирилл. Он, господин мальчишки, утвердивший его в мысли, что семнадцатилетний отрок ничем не уступает взрослым. Так и было... Только у взрослых ратников была та осторожность, которой нет, да и не может быть у юнца. И Прокоп с Шагином, тоже ворвавшиеся первыми, не получили и царапины, а Никита – залп в упор.
-Господин! – снова повторил Никита, сердито и неожиданно сильно оттолкнув ладонь Шагина от своих губ. – Господин, я буду обузой, оставь меня!
-Прекрати! – сердито фыркнул Кирилл. – Где тебя оставить? Был бы здесь город, не сомневайся – оставил бы не задумываясь! Но мы – посреди чистого поля, этот постоялый двор я через полчаса самое большее запалю с четырёх концов... Посреди дороги прикажешь тебя оставить? И тех троих – тоже?
-Господин! – чуть ли не со слезами сказал Никитка. – Оставь меня... Я всё равно не вынесу дороги!
Вот тут он был прав. Мрачная правда заключалась в том, что если растрясти рану – а на телеге это обязательно произойдёт, то пошедшую кровь будет очень трудно, почти невозможно остановить. Скорее всего, всё закончится очень плохо. Однако...
-Ты поедешь с нами, Никита! – строго, бросив быстрый, предупреждающий взгляд на сотника, сказал Шагин. – И посмей только мне умереть! Ух, как я тогда тебя выдеру... Ты не забыл ещё, что я отвечаю за тебя перед отцом и матерью?
Никита бледно улыбнулся. Больше он не спорил. И не издал ни звука, когда его положили на телегу и когда она как можно плавнее – а всё равно резко, тронулась с места.
12.
Кони шли медленно, люди слишком быстро замолчали. Устали – дорога, узкая, колдобистая, извилистая, болотистая... много разных слов можно про неё сказать... дорога довела! Куда веселее других был разве что пан Анджей – ему снова легко дышалось, его не донимал больше чесночный аромат, а если взор и падал на женское лицо, то это было очаровательное лицо Татьяны или очень красивое – Зарины. На взгляд пана Анджея, который разделяли тайно или явно большинство казаков и ляхов, татарская служанка была куда красивее своей русской госпожи, и даже чересчур высокие скулы не портили её, а наоборот – добавляли очарования. Чёрные же, блестящие смоляные волосы и тёмные глаза, обрамлённые длинными бархатистыми ресницами, заставляли чаще биться сердца абсолютного большинства членов отряда. Не только сердца Яцека и Марека. Другое дело, сама Зарина, замкнутая и мрачная последнее время, вряд ли хотя бы замечала этот восторг, это неложное восхищение собой, а если и замечала, то – игнорировала совершенно. Вот и сейчас – с холодным лицом она ехала чуть позади своей госпожи, взгляд её скользил где угодно, но только не по лицам находивших любые способы, чтобы только оказаться подле неё оруженосцев. Пан Анджей обернулся, чтобы в очередной раз подмигнуть Яцеку, за которого в открытую «болел» в этом поединке, но улыбка замёрзла у него на губах, а глаза медленно потеряли весёлый прищур. Рука сама собой упала на эфес кончара... И всё это вкупе сделало своё дело – встревожило весь отряд.
-Что случилось, пан Анджей? – тревожно спросил пан Роман, оборачиваясь.
-Дым! – хрипло прокаркал пан Анджей. – Там – дым, пан Роман! Угадай, что горит!
Угадать было проще, чем не угадать. За все те вёрсты, что они оставили позади с момента выезда с постоялого двора, им не встретилось ничего: ни дома, ни башни, ни острога, ни скирды сена. Лес и лес. Кругом сплошной лес! Значит, гореть может либо лес, либо... либо постоялый двор. Люди Ворона вернулись и мстят!
-Мы возвращаемся! – быстро сказал пан Анджей. – Немедленно! Эй, стоять!
Отряд остановился. Весь.
-Мы едем дальше! – спокойно возразил пан Роман. – У нас нет времени и нет возможности... и мы всё равно опоздали! Раз шинок горит, там уже нет живых. Или их «наказали»! Мы едем дальше!
Ляхи, которых осталось меньше десятка, остались стоять. Казаки, их было ещё около полутора дюжин, вновь поехали.
-Стойте! – теперь уже заорал пан Анджей. – Стойте! Там же – люди! Они нас принимали, мы с ними хлеб переламывали... Ты что, пан Роман?
-Мы не может возвращаться! – устало сказал пан Роман. – За нами – погоня, ты же знаешь. Возможно, это она вернулась и запалила постоялый двор. Возможно – нет. Возможно, это Ворон со своими людьми обнаружился! Всё возможно... я бы не хотел узнавать, что более возможно, а что – нет. К тому же, нам что московитский сотник, что разбойничий атаман – один чёрт. Мы не сможем сейчас сопротивляться им! Нас слишком мало, многие – ранены... Мы – уходим и даже больше – прибавим ход!
-Мы возвращаемся и защитим слабых! – упрямо нахмурив брови, возразил перечитавших героических античных эпосов лях. – Или отомстим за них, если будет поздно...
-... И положим ещё людей! – подхватил пан Роман. – Нет! ТЫ, пан Анджей, можешь ехать. Если хочешь, конечно! Мои казаки поедут дальше.
-Я – возвращаюсь! – решительно сказал пан Анджей. – И, если среди твоих казаков нет трусов, то ты один останешься на дороге!
-Ты называешь меня трусом, пан Анджей? – тихим, опасно тихим голосом, ибо в нём явственно слышалось бешенство, спросил пан Роман. – Ты уверен в своих словах?
Вот тут струсил сам пан Анджей. Как бы он ни был упрям, как бы ни застилал сейчас глаза гнев, пана Романа во гневе побаивались и более сильные шляхтичи, настоящие рыцари и палатины. Вон, какой длинный и острый кончар на поясе висит! И взгляд – прицельный...
-Да брось ты, Ромек! – быстро сказал он. – Вовсе я не сказал, что ты трус. Разве кто-то услышал такое?! Нет, ты не трус... но ты почему-то испугался! И кого – вшивых разбойников! Да каждый воин в нашем отряде стоит десятка, дюжины даже таких «вояк»! Мы стопчем их и не заметим!
-ТЫ – езжай и топчи! – равнодушно разрешил пан Роман. – МЫ – поедем дальше! Это моё последнее слово, пан Анджей Медведковский!
-Уверен ли ты, пан Роман Смородинский? – холодно спросил пан Анджей.
-Уверен!
-Ну, что ж... – пан Анджей обвёл взглядом своих и со щемой душевной убедился, что никто не горит желанием возвращаться. – Что ж, пан Роман! Пусть же тогда этот подлый, трусливый поступок останется на твоей совести! На твоей и тех трусов, что убоялись поступить как настоящие мужчины и шляхтичи!
Пан Роман отнёсся к этим упрёкам на удивление равнодушно. Развернул коня да поехал дальше. И даже не обернулся, когда кто-то пристроил коня рядом... пока не почуял аромат трав. Татьяна!
-Ты тоже думаешь, что я должен был вернуться? – тихо, напряжённо спросил он. – Татьяна!
-Нет! – так же тихо, но совершенно спокойно и даже с сочувствием в голосе возразила она. – Ты – вождь, голова по-нашему. Тебе надо думать не только о благородстве и красоте поступков, но и о жизнях доверенных тебе людей. И о том, чтобы выполнить обещание, данное твоему государю... пусть даже он мёртв уже!
-Да, обещание! – тяжело вздохнув, сказал пан Роман. – Этот клятый сундук! Господи, как бы я хотел узнать, ЧТО в нём!
-Узнаешь, когда довезёшь! – подумав, сказала Татьяна.
Они некоторое время ехали молча. Пели птицы над головами, шуршал листвой лес... Настроение только было поганым. Пану Роману сейчас можно что угодно было говорить про разумность его поступков... Благородным, честным был лишь один из них – тот, который вёл к смерти.
-Расскажи мне о Смородиновке! – внезапно попросила Татьяна. –Там красивые места?
-Там? – пан Роман мечтательно улыбнулся. – Самые красивые на всём белом свете! Рядом с моим домом – сама Смородиновка, вокруг – поля бескрайние, речка – тоже Смородиновка. На берегу – холмы. Говорят, там старые русы – витязи прежней Украйны похоронены. Не знаю, я в детстве копался – ничего не нашёл!
-Ты копался в могиле? – ахнула девушка.
-Так она же не наша, не христианская! – пожал плечами пан Роман. – И потом, там уже давно ничего не осталось... Впрочем, я думаю, и не могила это вовсе! Вон, Марек утверждает, что там не люди, а великаны похоронены... Начитался, поросёнок, старинных книг! У меня ведь, хоть и меньше их, но тоже хватает!
-Ты сам читал их? – восхитилась Татьяна.
-Ну... – промямлил донельзя смущённый пан Роман. – Я умею читать... да... Только меня почему-то сразу в сон тянет! Вот как открою книгу, посмотрю на буквицы, так сразу глаза слипаться начинают! Прямо даже странно!
Татьяна обладала достаточным умом, чтобы скрыть улыбку, появившуюся у неё на губах. Не стоило обижать славного шляхтича, своего возлюбленного из-за такой мелочи. Ну, ничего! Вот приедет, она возьмёт хозяйство в свои руки... А заодно, и образование. Понятно, что ляхи и литвины не так образованы, как московиты. Но ведь если приложить руку, можно и это исправить! А уж она постарается...
Пан Роман – на своё счастье или несчастье, не подозревал о подобном. Он просто ехал и улыбался. Настроение его, неизвестно почему, вдруг резко пошло в гору...
1.
Косуля, три исхудавших после долгой русской зимы и не успевших ещё нагулять жир зайца, три же куропатки, тоже не слишком жирных – много это или мало на три десятка проголодавшихся, усталых мужиков? Наверное, не слишком много. Но всяко лучше, чем ничего. Меж тем, запасы отряда истощились изрядно, за день, что прошли от постоялого двора, истратили последнее и кулеш сегодня утром был жидок и пресен. Мяса же в нём было совсем немного – и то, размазанного по волоконцу, чтобы всем хватило. Подумав, пан Роман отправил отроков – Яцека да Марека на охоту, сам же встал на долгий привал.
Охота удалась. Может, отряду и мало всего этого для насыщения, но достаточно, чтобы заморить голод. Небось, раз уж Солнце сошло с небосвода и уступило место Месяцу, уже и костры жгут, и ждут их. Может, уже и ищут! Задержались они, если по правде говорить. С полудня охотятся! Хорошо, что не зима вокруг, а жаркое и ласковое лето. Что не приходится брести по сугробам, проваливаясь в снег по колено. Что рядом бредут верные кони, на которые и приторочена добыча. Наконец, хорошо, что леса здесь пусть и добрые, настоящие, но шибко уступающие подмосковным. Вот там – дремучие чащи! А здесь...