— А тушеная баранья ножка с чесноком и перцем обжигает мои дорогие кишки! — смеялся Ричард, тоже наклоняясь над бадьею. — Фу-у-у… За вкусную пищу всегда приходится расплачиваться восстанием желудка — тут уж нужно выбирать: либо — либо…
Но не успели они как следует утолить свою жажду, как дверь небольшого, скосившегося на правый бок дома с замшелой черепичной крышей едва не слетела с петель, потом вылетело и распласталось на земле полуголое женское тело в изодранной рубашке и с кровавым шаром вместо головы. Тело издало душераздирающий вопль и замерло, раскидав руки по сторонам. Тотчас на пороге появился рыжий детина с длинными косматыми волосами, светлой бородой, в залитой кровью нижней рубахе и подштанниках. В одной руке он держал большую скалку для раскатывания теста,
а в другой был зажат окровавленный клок волос несчастной женщины.
— Сука! — заорал детина с порога. — Где твое приданое за первую ночь?49 Сеньор не дал? Значит, не за что было! По дороге к венцу потеряла? Шлюха! Кругом меня обокрала! Убью, тварь!
И он, шатаясь от пьяного угара и садистского возбуждения, шагнул за порог, но споткнулся на ступеньке и грузно, тяжелым мешком, рухнул на землю, продолжая изрыгать проклятия и колотя скалкой по ногам своей бездыханной жертвы.
К невысокому деревянному забору этой небольшой усадьбы со всех сторон сбегались мужчины, женщины и дети. Все собаки деревни залаяли, пытаясь сорваться со своих цепей.
Женщины, вытаращив от ужаса глаза и прикрыв рты руками, громко перешептывались:
— Глядите, этот дикий зверь вырвал у нее волосы!
— Ах, какой ужас…
— Убил, подлец, бедную Люси…
— А все этот проклятый вампир!
— Ох, сколько же несчастных девушек перепортил…
— О Господи, воздай по делам мерзкому нечестивцу!
— Да есть ли у нас мужчины-то, а? Что же вы смотрите? Скрутите же этого бешеного быка да сбросьте его в колодец — пусть поостынет, проклятый убийца!
Тут же отозвались и мужчины:
— В постельных делах да при пожаре истину не найдешь.
— А что вас, толстозадых, в узде держать следует — так это же от Бога так завещано.
— То-то у тебя, пустоштанного, и беззадой-то жены нету!
— Ни чести, ни приданого Жану от жены не досталось. Тут тоже… того…
— Да-а-а… Девственность — это такая штука, что уж если ее потеряешь, то лучше потом не искать…
— Заткнись, Ги! Люси была славная и честная девушка. От рождения
и до самого венца у нас у всех на глазах жила. Не за что ее навозом закидывать.
— Чего хоронишь-то ее? Может, еще и жива… недобитая.
— Добьет… по всему видно…
— А где же эти Лекоки? Чего за дочь не вступаются?
— Всей семьей муку куда-то далеко повезли — все им здешние цены неугодны.
— Ну, тогда прикончит сегодня Жан свою бедолагу… если она еще дышит…
— Да уж почти неделю душу из нее вышибает. Крепкая, видно…
— А баба — что стог сена: сколько его ни бей, все в землю не заколотишь.
— Эй, соседи, а все-таки не накинуть ли на него сеть? Он ведь и трезвый-то как бешеный пес, а уж пьяный…
— Верно, соседи, давайте-ка выловим эту кровожадную акулу!
— А ты, староста, чего за штаны ухватился? Отяжелели уж? Наводи-ка порядок!
— Вампира бы сюда вытащить — пусть поглядит на плоды дел своих!
— На вилы его, проклятого!
— А заодно и его нечестивых хозяек, графинь наших! Вот уж у кого волосы-то повыдергивать следует!
— Да вместе с головами их песьими!
— Давно пора бы нам потолковать с этими нашими ведьмами по душам…
— А говорят, молодая графиня совсем и недурна собою.
— Вот бы ее сейчас Жану и подбросить вместо Люси — пусть приласкает по-своему.
— Я бы, пожалуй, тоже не сплоховал бы… Сроду с графинями не того… даже во сне обходили меня стороною…
— Эй, Жан, побойся Страшного суда! Ведь убьешь Люси — не отмолишься, а уж мы тебя за ноги повесим, будь уверен!
— Убью-ю-ю-ю… шлюху-у-у-у!..
Совершенно обезумевший и озверевший Жан, раскачиваясь и едва держась на ногах, поднялся с земли и, сгорбясь, оскалив крупные белые зубы, уставился на толпу мутными, водянистыми глазами. Вдруг он, едва держась на ногах, завертелся на месте, словно что-то высматривая и не находя нужного ему в эту минуту. Но вот, спотыкаясь и в кровь разбивая босые свои ноги, направился к приземистому сараю. Выхватив оттуда вилы, набычившись, он направился к забору, за которым люди продолжали наперебой судачить, не решаясь, однако, преступить древний и нерушимый закон, согласно которому никто не имеет права без согласия на то хозяев ступить на землю их двора.
Жан, изогнувшись, с вилами наперевес подходил к забору.
Толпа в ужасе отпрянула назад.
— Пора этого дикого зверя сажать на рогатину, капитан, — сквозь зубы процедил Смит.
— Пора, — согласился Чанслер.
Они сбросили на седла своих лошадей плащи и, протаранив толпу, легко перепрыгнули через невысокую щетинистую изгородь.
Жан дико взревел и широко замахнулся вилами на Чарли. Этого мгновения оказалось вполне достаточно, чтобы вся невероятная сила удара огромного кулака английского крестьянина обрушилась на перекошенную пьяной злобой физиономию озверевшего французского простолюдина.