с отпущением грехов на 32 755 лет!..
Как известно, грех ходит за человеком, словно его тень. Следовательно, человек будет искать отпущения грехов всю свою жизнь. Таким образом, Томас Грешем напал на неиссякаемый золотой источник…
… — Скажите, святой отец, — говорил сейчас Грешем, — вам не кажется, что англичане с каждым годом становятся все чище, совершеннее и, я бы даже сказал, святее? У меня даже возникло подозрение, будто очень скоро у всех англичан за спиной отрастут крылья и они, не дай бог, вознесутся на небеса! Вы можете себе представить, Уокер, какая дьявольская давка там начнется? А с чем останетесь вы, святой отец? Вернетесь в свою милую обитель и продолжите свои душещипательные проповеди славным обитателям этого дивного замка?
— Вы, разумеется, шутите, сэр Томас?
— Ничуть не бывало! В течение последних трех лет вы даете все меньше и меньше доходов. Любопытно было бы узнать, чем еще, кроме всеобщего превращения англичан в самую святую нацию на свете, вы можете объяснить это обстоятельство?
— Англичане, как вам, сэр Томас, прекрасно известно, никогда не были нацией религиозных фанатиков, поэтому они грешат, значительно реже
оглядываясь на уготованные им мучения на том свете, чем большинство других европейцев…
— Ну что ж, — задумчиво проговорил Грешем, — это весьма интересная, свежая и смелая мысль. Похоже, с ней можно было бы и согласиться. Но тогда почему бы нам не заняться спасением заблудших и грешных душ на континенте?
— Я хотел предложить вам это, но вы, как всегда, опередили меня, сэр Томас…
— И у вас есть тщательно продуманный план действий, не правда ли, Уокер?
— Такого плана у меня нет, — пожал плечами Уокер, — но мой опыт работы в Англии стоит совсем немало. Разве все эти пятнадцать лет я работал скверно?
— Вы работали превосходно, Джон, но вы работали в Англии. На континенте вы бы уже давно предстали перед Всевышним в виде своего собственного пепла!
— Что же нужно делать на континенте, чтобы столь сильно не огорчать Всевышнего?
— О, немало, черт подери, совсем немало… Прежде всего, я полагаю, необходимо открыть хотя бы по одному монастырю в каждой из стран Европы для легализации продажи индульгенций. Естественно, какая-то часть доходов уйдет этим жирным гусям в Рим, но львиная доля их все-таки должна переплыть проливы и попасть в мою кассу. Для этого нам необходимо будет купить или состряпать десятка полтора-два епископов и пару-тройку архиепископов по всей Европе. Я не думаю, чтобы это стоило слишком уж дорого…
— О да, сэр Томас, этот товар сейчас в Европе в не слишком большой моде. В гораздо большей цене сейчас на континенте работа палача. А вам не кажется, сэр Томас, что над всеми нашими монахами, епископами и архиепископами должен стоять один-единственный кардинал, наш кардинал, ваш кардинал?
— Гм… Хм… Черт вас возьми, Уокер… Весьма занятная мысль… О собственном кардинале я как-то еще не думал… И, похоже, напрасно…
— Тем более что такой человек у вас уже есть и он готов заплатить
за красную кардинальскую мантию из собственного кармана…
— Ха-ха-ха! — смеялся Грешем, тряся за плечи своего необыкновенного помощника. — Божественно! Бывший незадачливый рыботорговец и нынешний преуспевающий подпольный торговец индульгенциями кардинал Джон Уокер! Потрясающая метаморфоза! Впрочем… — Грешем перестал смеяться и надолго ушел в свои мысли, утонув в кресле у камина. Потом, знаком руки усадив Уокера в кресло напротив своего, сказал:
— Идея насчет вашего кардинальства вовсе не так глупа, как кажется
с первого взгляда, но над ней необходимо еще как следует поработать.
Я займусь этим, Джон, но пока советую вам не чувствовать себя уже сейчас его преосвященством кардиналом Уокером. Но за идею благодарю вас. Быть может, мы вернемся к ней значительно быстрее, чем вы себе это представляете. А пока, принимая во внимание важность нашего нового предприятия в Европе и трудности претворения его в жизнь, вы отправитесь на континент вместе с сэром Одричем. Он знает об этом и завтра ждет вас у себя в Сити для серьезного разговора.
— Следовательно, вы полагаете, сэр Томас, что я смогу справиться
с грешниками всей Европы?
— По-моему, Джон, вы родились для этого святого дела. Мы уже говорили о том, что в каждой стране у вас должны быть помощники. И если вы будете держать их на достаточно коротком поводке, они не смогут перегрызть вам глотку. Но у меня начинает складываться такое ощущение, Уокер, будто вы боитесь браться за это святое дело.
— Боюсь, — откровенно признался тот, — но возьмусь, если доверите мне его, дорогой сэр Томас!
— Доверю, разумеется, но будьте крайне осторожны: Европа — это еще не Англия!
— И очень жаль! В нашей благословенной Англии работать было одно удовольствие…
— Итак, готовьтесь к новому делу, Уокер, жизнь не должна топтаться
на одном месте. И еще кое-что. Я давно хотел вам заметить, святой отец, достойнейший из претендентов на кардинальскую мантию, что вы стали слишком уж часто обходить стороной мою кассу, предпочтя ей свой достаточно глубокий и широкий карман. Во всяком случае, ваше нынешнее состояние, за которым я, естественно, весьма внимательно слежу в ваших же интересах, наводит меня на подобные мысли.
— О, сэр Томас, я постараюсь развеять ваше недоверие!
— И чрезвычайно умно поступите. А пока я все-таки настоятельно советую вам держать свои руки подальше от моих карманов. Я полагаю, это было бы угодно Господу Богу нашему, не правда ли, святой отец?
— Безусловно, сэр. Я сегодня же куплю у самого себя индульгенцию за сто фунтов стерлингов и эти деньги лично сдам мистеру Кау.
Он церемонно откланялся и, благословив Грешема, закрыл за собою дверь.
У вошедшего Роберта Кау Грешем спросил:
— Надеюсь, вы успели распорядиться относительно поисков капитана Чанслера и его помощника Смита?
— Да, сэр. Я уверен, мы вскоре найдем их живыми или мертвыми.
— Живыми, Роберт, только живыми! Капитан Чанслер необходим мне… впрочем, не только мне одному, но, я убежден в этом, и всей нашей бого-спасаемой Англии. И только живым, разумеется, только живым! — Грешем глубоко и озабоченно вздохнул, беспокойно заерзал в кресле, а потом не-ожиданно резко приказал: — А теперь я бы хотел видеть Ходсона!
— Но, сэр Томас, ваше время сегодня…
— Знаю. Ходсона!
— Да, сэр.
…Лет пятнадцать тому назад в контору Грешема в Сити явился довольно высокий, худощавый, с правильными и весьма привлекательными чертами лица, к тому же вполне прилично одетый человек и представился:
— Джеймс Ходсон, эсквайр66.
— Прошу вас, сэр, — любезно пригласил Грешем своего посетителя. — Мне весьма жаль, право, но я не припомню, где и при каких обстоятельствах мы могли бы встречаться с вами прежде. Буду вам весьма обязан, если вы освежите мою память.
— Мы с вами видимся впервые, сэр, — весьма решительно, но совершенно спокойно заявил Ходсон, — но это обстоятельство отнюдь не помешает мне обратиться к вам с просьбой одолжить мне… или ссудить меня, как вам будет угодно… суммой в сто фунтов стерлингов.
— Вот как?! — удивился Грешем. — И вы всерьез полагаете, что всем проходящим по этой улице людям здесь раздаются столь щедрые подарки?
— Но я вовсе не выклянчиваю у вас подарка и, тем паче постоянно
не прошу у вас милостыни. Я лишь прошу вас одолжить мне сто фунтов. Своей службой вам я обязуюсь через два года вернуть в вашу кассу не менее тысячи фунтов наличными деньгами. Таким образом, вы вкладываете свои деньги в абсолютно надежное и весьма прибыльное дело!
Грешем добродушно засмеялся. У подлинных хозяев Сити бывает множество просителей, ибо власть и деньги всегда притягивали к себе бедность и отчаяние. Порою деньги выпрашивались на осуществление самых нелепых, самых невероятных, самых фантастических проектов под любые проценты. При этом обе стороны были абсолютно уверены в абсурдности ожидания возврата ссуды, буде она все-таки выдана, но тем не менее подобные переговоры зачастую велись отнюдь не бесполезно: одна сторона получала реальные деньги,