— Старик Джон, — тихо сказал старший Грешем. — Это ты, Джим? Есть дело. Так… Привет, старина! Запри-ка дверь покрепче. Свет не нужен… Или ты уже в темноте не найдешь дорогу к покоям принцессы Марии? Тогда пусть этот кошелек будет служить тебе факелом.
— Угу… Пошли…
— Ну, с Богом, мой мальчик!
И Джим с Томасом растворились в кромешной тьме…
Глава I
ну-ка, детинушки, колышками дворянчика, колышками его подхватывайте да к солнышку поближе и подсуньте! Ай-ай-ай, животик-то вовсе распороли… Кишочки, что веревочки, по рученькам вашим белым поползли… Ах-ах-ах, отмолю, отмолю невинное смертоубийство ваше. Ах-ах-ах, а вот и отлетела душа его вон за ту тученьку… Аминь… Хорош был человек, да после смерти и часу не жил…
— И куды же его теперича таковского-то, а, воевода?
— Предайте землице сырой… Да подалее от пути-дороги-то сей… В кустики его, в кустики… Эх, господи, никто не знает наперед, где погост его грядет… Ибо промеж жизни да смерти и блоха-то не проскочит… Ну что — перевели дух после работы праведной?
— Не вдруг уж… Покуда на колья его взяли, семерых наших в лоскутья порубил да скольких еще изувечил — не осмотрелись… Сущий чертяка… мать его…
— Да, да… Ан, слава богу, был таков… Мертвый не расшалится теперича… Ах, бабоньки, сколь голосисты вы, право! Любили вы покойничка, любили… Воздаст вам Господь за любовь вашу… Вы у него теперича на особом счету, бабоньки любвеобильные, поможет он вам, поможет, сердечным, поможет голубушкам… Только по покойнику убиваться, что гвоздями умываться да навозом утираться… Так-то вот, неразумные… Вот ужо в нашем городу-становище разутешим мы вас, бабоньки, по-своему, по-мужицкому! То-то веселье сладится, то-то желанья сбудутся! Ах, как падки до вашей сестры мои братья-соколики! Ах, как оголодали они без ласки вашей медовой, без телес ваших сдобных! То-то праздник нам всем выпадет! Гей, ребята, бочку вина заморского по такому делу жалую! Веселись, хрещеные, добыча знатная нам вышла!
— Ирод проклятый!
— Антихрист! Сгинь, нечистая сила!
— Спаси-и-и-и… Господи-и-и-и…
— Ах, ах, ах… Пошто тревожите Господа Бога нашего всуе? Меня, благодетеля вашего отныне и до скончания веку вашего, браните столь несуразными словесами, богохульствуете… ай-ай-ай… Придется наказать вас, бабоньки, чтоб мужнюю волю за Господнюю почитали. Эй, Лукашка! Где ты есть, голубчик?
— Тута я, воевода… Вот он я…
— Всех слуг дворянских приголубили?
— До единого… как велел, воевода…
— Нашенских много ли полегло?
— Немало… Ан не сочли покуда…
— Сочти да похорони. Молебен отслужим. Христиане, чай. Вот и со-
шлась прибаутка сия — не помрешь, так и не похоронят… Этих, дворян-
ских-то, землице заодно предай. А вот бабонек голосистых сих…
— Отдай, воевода, товариществу нашему, не скупись…
— И то верно — давненько на постненьком обретаемся…
— Вот и отдай нам баб, воевода!
— Не доводи до греха, воевода, — сами свое взыщем!
— Рассудим так, разлюбезные дети мои. Дворянку пышную берите тотчас же, на закуску как бы. Здорова — выдюжит всех вас туточки, а коли мало ей покажется, на становище ребятушки наши добавят от души. Дочь дворянскую укрепления сил моих телесных да духовных ради жалуете вы мне по доброте своей несказанной. Так ли, родимые?
— Так… пусть так… чего уж тут…
— Тут не перетакаешь…
— Ладно, чего уж… хотя оно… целенькое-то… скуса вовсе иного…
— Ан совладаешь ли один с эдакой молодицей-то, а, воевода? Может, подпереть с бочку-то? Так я…
— Господь подопрет… Он всем опора…
— А девку дворовую? Ее-то кому жалуешь?
— Товариществу нашему, что в городке-становище нас дожидается… Туда же и дворянку потом доставите. Да только живой, ночной потехи ради! А ужо поутру и доченьку ее единоутробную всему нашему товариществу-братству отдам-пожалую. Ладно ли эдак-то, ребятушки?
— Ладно, воевода!
— Что голова на тебе, что язык в тебе, что хвост позади, что… спереди — все с единого черта-дьявола!
— Гуляем, ребята, во славу воеводы нашего!
— Эй, погодите, а сопляка-то куда?
— Это которого же?
— А вон… звереныш… едва палец напрочь не отгрыз… Дворянский, поди ж ты, сынок…
— И то сказать: от яблони — яблоко, от ели — шишка. Где взяли?
— А заодно с тятькой своим от нас отбивался. Мал да зол непомерно! Тишке вон в шею зубами впился, что твой кобель цепной, до сих пор вот храпит предсмертно… Может, порешить волчонка да и подкинуть воронью на потеху?
— Погодим казнить глупого отрока. Свезем его вместе с бабами на становище — глядишь, и на него охотники объявятся…
— А обоз когда потрошить станем?
— Да как время к тому подоспеет, так пора и настанет…
— Ну да…
— Оно… вроде бы… эдак-то…
— Не уплыл бы без толку вроде вон той тученьки…
— Ты гляди, атаман-воевода, должок за тобою знатный завелся…