Издали доносился голос Чары Верзилы. Иламан прислушался.
— Вот что, Рустам, — говорил Чары. — Пока Хад-жимелик-обжора не заснул нас в свой карман, оседлай своего серого коня, и не забудь благословить нас. Дед Буркуд будет рад. Ты и сам не заметишь, как попадешь в пустыню Кербела.
Слова Чары, как всегда, были странны и непонятны.
Иламан наморщил лоб. «Дед Буркуд»? Кажется, дедушка ему рассказывал, что так мусульмане именуют повелителя дождя. Но все равно смысл слов Чары Верзилы ускользал от Иламана.
Мальчик вздохнул и посмотрел в сторону ущелья, где жил его дед, затем подошел к ослу и принялся седлать его. В этот-то момент, случайно подняв глаза, Иламан заметил Менджака, который, ведя в поводу коня, спускался к ущелью, где располагался тайник с боеприпасами.
Через правое плечо Менджака была перекинута пятизарядная винтовка без штыка, которая при движении тихо покачивалась из стороны в сторону.
Менджак смотрел на Иламана, ни на мгновение не выпуская его из вида.
Смутное подозрение шевельнулсь в душе Иламана. Он понял, что Менджак появился неспроста, и решил побыстрее скрыться от него.
Пока Менджак здоровался с Чары Верзилой и спрашивал его о здоровье и делах, Иламан повернул и по-мчался в сторону зеленых зарослей арчи. Он побежал не той тропой, по которой пришел, а совсем другой дорогой. Чутьем, которое дается только тому, кто с детства живет в горах, Иламан сумел отыскать почти незаметную тропку и. стал спускаться по ней вниз.
Увидев внизу заросли разросшейся полыни, мальчик облегченно вздохнул: он подумал, что избавился от одной беды. Однако, когда до подножия горы оставалось метров десять, не больше, путь Иламану преградила пропасть.
Попытаться преодолеть неожиданное препятствие можно было только с помощью веревки, другого пути не было.
Пока Иламан стоял и раздумывал, не зная, что делать, сзади него появился торжествующий Менджак.
Иламан, торопясь, ухватился за несколько цепких корней растений, пробившихся сквозь трещины скалы, и повис над пропастью.
Манджак широко расставил ноги, встал на краю обрыва и стал целиться из пятизарядки в голову Илама-на. В этот момент он заметил двух всадников в буденовках, которые повернули в сторону, куда должен был спуститься Иламан. Выстрел мог привлечь их внимание.
Тогда Менджак, оставив винтовку в покое, схватил большой камень и швырнул его в Иламана. Камень чуть задел мальчика, но этого оказалось достаточно для того, чтобы тот разжал руки, крепко державшиеся за корни, и полетел вслед за ним.
Иламан не успел даже крикнуть,
* * *
Иламан пришел в сознание в чистой комнате с низким потолком и большими окнами.
Он лежал на кровати, в мягкой постели. Руки, ноги и голова были туго забинтованы.
На низком табурете около кровати сидела русская женщина в белом халате. Увидев, что мальчик пришел в сознание, она поднесла к его рту молоко в чайной ложечке.
Иламан, не успевший понять что к чему, встрево-женно посмотрел на медсестру, затем сделал попытку вскочить с кровати, чтобы выбежать в дверь. Однако сил у него не хватило, поэтому он отвернулся и закрыл глаза.
Медсестра встала, открыла дверь палаты и спросила громко у кого-то в коридоре:
— Семен Андреевич еще не закончил операцию?
— Закончил, сейчас приду, — ответил сам разыскиваемый.
Хотя Иламан не понимал русского языка, он догадался, что русская женщина кого-то позвала. Он подумал: «Казалось, что избавился от одной беды, а теперь напоролся на другую. Они хотят собраться вместе и что-то сделать со мной».
Медсестра возвратилась в палату, вслед за ней вошли еще двое.
Лежа все так же неподвижно, Иламан крепко закрыл глаза.
— Неужели мальчик снова заснул? — обратился Семен Андреевич к рядом стоящим. Затем раздался голос другого мужчины:
— Иламан, Иламан, это я — Байхан. Ну-ка, открой глаза, я же вижу, что ты не спишь. И Союн-ага тоже хочет поговорить с тобой.
Иламан, сразу открыл глаза, повернулся к ним. Семен Андреевич погладил его по голове, а Байхан крепко сжал ему горячие пальцы.
Из глаз Иламана градом хлынули слезы.
После того, как у Иламана зажили раны, полученные при падении с горы, ему дали новую одежду. Брюки и пиджак были отлично пошиты. И от одежды исходил приятный запах, такой же, какой исходил от Семена Андреевича, когда они скакали вдвоем на одном коне.
Семен Андреевич, увидев Иламана в новой одежде, подмигнул емуи сказал:
— Теперь ты стал настоящим ленинградцем. Командир отряда Киселев вызвал к себе в кабинет
Иламана и Байхана и выразил им благодарность за чрезвычайно ценную информацию о басмачах. Потом он сказал:
— Басмачам теперь недолго осталось существовать на нашей земле. Но уничтожить их — это еще не все. Впереди у нас много дел, друзья!
Избавиться от классового врага — это еще не все. У нас есть еще один, не менее лютый враг. Это — неграмотность, невежество, которые подобны черной занавеси перед глазами. Человек силен разумом, головой. А невежество всегда залог глупости".
И еще сказал Киселев:
— Хорошую, новую жизнь нельзя построить одними только руками. Рукам должна помогать голова. Единственное оружие против невежества — это знание. Вы и другие должны теперь учиться и учиться.
А после что мы должны делать? — Иламан и сам не заметил, как у него вырвался этот вопрос. Киселев улыбнулся.
— Сначала, сынок, выучись. После сам найдешь ответ на свой вопрос.
— Когда же начать учиться?
— Завтра.
— Завтра? — Иламану показалось, что он ослышался.
— Да, завтра ты должен приступить к занятиям в школе, которую открыли при отряде, — проговорил решительно Киселев и продолжил: — А вы, Байхан, вечером посещайте школу для взрослых.
— А днем?
— Днем работайте.
— Где же мне работать?
— С работой поможем. Будете работать, где вам понравится, — решил Киселев.