Я лишь издал краткий смешок, но вдруг притормозил у самой двери и развернулся к нему на каблуках:
— Просто хочу напомнить, что согласно нашему контракту твой наниматель, то есть мой отец, и его волеизявитель, то есть я, имеют право устанавливать для тебя круг нежелательных контактов.
— Прошу прощения, мой принц, но где конкретно это указано? — неожиданно проявил свой норов Ленард.
— Раздел «Прочие права и обязанности», страница пятьдесят шесть, — я наугад назвал страницу, надеясь на его невнимательность. — Неужели ты не дошел?
Уверенность Свена начала испаряться. Я не мог нарадоваться, наблюдая за этим посмешищем:
— Не буду тратить свое время на разъяснение документа, который ты был и так обязан внимательно прочитать. Скажу лишь, что если увижу или узнаю, что ты имел какого-либо рода контакты с этой… девушкой, то твое увольнение будет лишь вопросом того, как быстро я смогу дойти до зала связи, чтобы оповестить об этом отца.
Он молчал, мрачно смотря на меня исподлобья. Мне до боли хотелось пробить стену этой внешней невозмутимости и увидеть, что же на самом деле чувствует Ленард. Ему как будто бы не было дела до моих слов. И это задевало сильнее всего.
Я вышел из комнаты, хлопнув дверью. Хотя бы свою позицию удалось донести более чем внятно.
***
— Капитан Горн весьма тобой недоволен, — сложил руки на столе отец, — Судя по его отчету о последней миссии, ты допустил нарушение субординации.
Нельзя было даже открывать рот, пока правитель самолично не давал право голоса. Но всем своим видом, взглядом и выправкой я подавал ему сигналы о том, что мне есть что сказать.
Но отец молчал.
Мне показалось, что тишина стала моей новой пыткой. Нужно было выдержать и выстоять, не подать и вида смятения. Потому я стоял.
А отец все молчал. Его взгляд скользил по мне, осматривая и оценивая.
Это было хуже всего. Можно было что-то придумать, пока тот говорил, сориентироваться и предугадать его мысли хоть даже по интонации.
Но папа молчал. И я не знал, чего ждать.
— Мне хотелось бы выслушать твою версию произошедшего, мой принц, — вдруг кивнул он мне.
Это было словно удар в подреберье, которого я ждал с содроганием души, но не смог выдержать всей силы. Воздуха в легких стало катастрофически не хватать. Но нельзя было давать себе и секунды промедления, потому я снова впился ногтями в ладонь, сделал вдох настолько глубокий, насколько только мог, и выпалил:
— Все дело в этой ведунье!
Рассказ полился из меня бурным потоком. Я запинался, часто оговаривался и сбивался с четкого поставленного темпа речи. Должен признать, мой рассказ вышел несколько сумбурным, даже несколько эмоциональным, но всю суть произошедшего передать удалось. Под самый конец пот лился градом по моей спине, и даже пробежала капля по виску.
Все то время отец сидел, подперев подбородок сложенными в мостик руками — верный признак глубочайшей заинтересованности. Стоило мне кончить, как он хмыкнул и произнес тихо, словно самому себе:
— Слабаки.
— Мой король?
— Имел в виду твоего капитана, — неожиданно дружелюбно ответил отец. — Не смог провести разъяснительную беседу с ведуньей, представляющей опасность для себя и общества. Надеюсь, ее заперли в школе Ронетт, и не выпустят до дня Заката.
— Разделяю ваши надежды, мой Король! — на одном дыхании выпалил я.
— Однако позволю со своей стороны вынести тебе пару замечаний, — погрозил мне пальцем он, — все же тебе не стоило настолько резко выступать против капитана Горна. Какова главная тактика победы нашего дома?
— «Жди свое».
— Именно! — кивнул папа. — Алан, наш род не смог бы продвинуть Нилион в лидеры, если бы мы высказывались на горячую голову.
— Не мог смотреть на этого ничтожного ведуньелюба! — выплюнул я с презрением окончание фразы.
— Благодетель следит внимательно и знает, что мой дух тоже неспокоен, — заверил меня он, — но верь мне: это посмешище не продлится долго.
— Познанцы бьют себя в грудь кулаками и утверждают, что скоро найдут путь к примирению нас и ведуний, — осторожно уточнил я.
— Их поискам не будет конца, — отрезал отец. — Нужно было лучше подходить к выбору преподавателей и следить за учебным процессом. Теперь же предпринимать что-то слишком поздно.
— Неужели…
— Не могу сказать тебе больше, — развел руками тот, — ни один канал связи не застрахован от шпионов. Что ж, думаю, мы закончили. Какой урок ты извлек из нашей беседы?
— Ждать свое. И сторониться капитана Горна.
— Не думаю, что у тебя это получится во время дисциплинарного взыскания.
Не стану лукавить: в моей душе теплилась слабая надежда, что отец избавит меня от наказания. Но, как и положено мудрому родителю, тот не смягчал удар.
— В таком случае буду нести бремя невзгод на плечах с присущей нашему дому стойкостью и спокойствием, — гордо выпрямился я.
— Иного ответа я от тебя и не ждал, — позволил себе широкую улыбку отец.
***
Весть о моей грядущей опале меньше чем за неделю облетела весь Тинтагель, правда из-за того, что слухи есть слухи, не была понятна причина моего скорого нисхождения вниз по «карьерной» лестнице. Пока я шел на занятия, завтракал в столовой или просто прогуливался в свободные часы, то успел подслушать миллиард слухов, один нелепее другого:
— Он ликвидировал цель миссии вне приказа командира!
— Да что ты несешь?! Отвечаю вам: нажал на маленькую красную кнопочку и все подорвал!
— Тогда почему он не под Трибуналом, умник?!
— Ага, вперед, упеки под Трибунал принца Нилиона!
— Вы оба просто сплетники! Должно быть логичное объяснение!
— Ну и?
— Он двинул своему капитану по морде!
Одним словом — разбор наших предварительных курсовых проектов по специальности стал для меня настоящим спасением, потому что вела его глава отдела разработок Союза Познания — дама Валериана Адамантис, представительного вида суровая женщина, напоминающая грозовую тучу. Она отвечала всем критериям несчастного существа, оказавшегося не на своем месте и пошедшего против предназначения обычной женщины: не понимала юмора, ни к кому не проявляла снисхождения и, что самое главное, была беспощадна в своей критике.