— Говорят, ты знаешь три языка.
— Все так. Я говорю на маджиклете, Высшем наречии, и немного понимаю язык Пустошей.
— Твой первый гувернер — сэр Кристобаль, лучший выпускник сэра Персиваля.
— Он? Нет, скорее наставник. Проводил экзамены для меня каждый год.
— Ты обладаешь абсолютным музыкальным слухом и лабаешь на пяти музыкальных инструментах.
— Лабают в грязных тавернах, — сложил я руки на груди, — а я играю. Слух у меня обычный, играю только на пианино. Отцу посоветовали нанять учителя, чтоб воспитать во мне концентрацию.
Адам нахмурился и произнес:
— Что ж, из того, что я услышал, можно сделать вывод, что ты одаренный, умный, сосредоточенный и сдержанный молодой человек.
— Так и есть.
— Тем не менее, на брифинге ты вел себя как высокомерная дрянь, — холодно закончил Горн, — потому я и оставил тебя, чтоб донести лично с глазу на глаз одну мысль.
— Готов ее выслушать, — произнес я сквозь зубы.
В висках застучало сильнее, так, словно кто-то попеременно вбивал гвозди.
— Я не буду делать тебе никаких поблажек, — встал из-за стола капитан. — Будешь работать в два раза тяжелее и больше, чем твои сокомандники. Если твой отец вздумает до меня докопаться — переживу. Мне будет хорошо и в гвардии, и в автомастерской на «зачуханской» Земле, или как вы любите поносить моих собратьев.
— Думаешь, отец просто не даст твоей карьере ход? — ухмыльнулся я. — Поверь, король Эйл Нилионский умеет доставлять неприятности и похуже.
Адам улыбнулся и промурлыкал:
— Так ты любишь состроить из себя львенка и порычать. Я тоже люблю. Посмотрим, кто из нас кого перерычит. Свободен!
Я повернулся к нему спиной и направился к столу за своим пакетом.
— Я знаю, кто ты, принц Алан, — вдруг задумчиво произнес Капитан, — увидел тебя насквозь прямо сейчас.
— И кто же? — спросил я небрежным тоном через плечо.
— Расскажу в конце первого года. Топай отсюда.
Мне и правда откроют глаза на свою истинную натуру. Но это будешь не ты. И победа в нашем состязании дастся одному из нас горькой ценой.
***
— Спасибо, что пришел, — я горячо поприветствовал сквайра, стоило тому только зайти в мою комнату, — возникла срочная проблема, только ты можешь помочь.
Меня поселили в одноместной комнате с отдельной ванной, обставленной невероятно просто, можно сказать, почти не обставленной: железная койка с матрасом и голой подушкой, письменный стол, стул, комод и шкаф. Стены были абсолютно голые, выкрашенные в белый цвет. Свет ламп на потолке ослеплял холодным сиянием, будто желая ослепить. Но что было самым ужасным — звенящая пустота. Полное отсутствие звуков.
Мои покои во дворце были убежищем, маленьким царством, где я мог спрятаться от огорчений и бед. Там скрипели половицы, шуршали на ветру шторы, свет от канделябров был мягко-золотистым и приглушенным. Там пахло моими любимыми книгами, духами и травяным настоем, которым меня поили перед сном. В тайнике в ящике письменного стола лежали леденцы и графические романы, которые отец ненавидел, но я читал их запоем и доставал через прислугу за пару лишних монет в жаловании. Простыни и одеяла с подушками были мягкими, в них можно было утонуть и забыться во сне, если дела были совсем плохи. Еще был новейший проигрыватель, который я включал, пока работал над заданиями для учителей, и слушал концерты для королевского оркестра.
В этой же комнате спрятаться было невозможно. Здесь можно было только обитать, находиться. Но не жить.
Через два часа после моего заселения, которые я провел, сидя на стуле, уставившись в стену, по пневмопочте доставили три пакета: постельное белье, пижама и туалетные принадлежности. От всех пакетов несло дезинфицирующим средством, от которого в носоглотке тут же запершило. Казалось им пахло на всю комнату.
Я решил отложить решение проблемы на вечер и ушел на обед, совмещенный с ужином. Еда была, на удивление, сносной. Свен, которого поселили напротив меня, с увлечением рассказывал сокомандникам, как намеревается стать «лучшим целителем» во всем Измерении. Изредка он оглядывался на меня, ожидая, что я прикажу ему замолчать. Но я сидел как в мороке, запихивая в себя тушеное мясо и овощи. Все вокруг казалось нереальным: огромный зал с большими столами и скамейками, шум и гвалт на всех языках сразу, яркий слепящий свет, много посторонних, порой неприятных запахов. К концу ужина стук в висках переносить было невозможно. Я вскочил и убежал к себе в комнату, жмурясь от боли и с трудом разбирая дорогу, а оказавшись в комнате, тут же заперся на все замки.
Пришло время ложиться спать. Я вскрыл пакеты и с трудом подавил подступавший стон отвращения. Зубная щетка и паста с гелем пахли, словно горькая микстура от кашля. Пижама и белье были жесткими и пахли так, словно их постирали мылом из смолы и забыли прополоскать. Но хуже всего ситуация обстояла с постельным бельем! Его нужно было заправлять самому! За меня это всегда делала прислуга!
Промаявшись полчаса с наволочкой, я решил отставить гордость куда подальше и вызвал сквайра. Свен пришел уже одетый в пижаму, на удивление спокойный и веселый. Заметив мое весьма удрученное выражение лица, он тут же понял, что случилось.
— Не знаете, как делать? — спросил сквайр, склонив голову набок.
Я лишь кратко кивнул и устало бухнулся на стул.
— Ну, самое время научиться! — бодро заявил Свен, взяв в руки наволочку и подушки. — Сейчас Ленни вам все покажет! Итак, смотрите: сначала нужно вывернуть наволочку наизнанку. Это древний секрет, что открыла мне бабушка! Запоминайте, мой принц!
Он показывал и рассказывал все весело и шутливо, словно уличный артист. Понемногу я начал успокаиваться, даже против воли решился поинтересоваться:
— Сколько тебе лет?
— Будет двадцать в осеннюю пору клена, — ответил Свен, беря в руки пододеяльник и одеяло, — так, а вот и наши враги! Ох, с ними порой никакого сладу! Но не надо отчаиваться!
Когда он полностью застелил постель, стук в висках окончательно затих. Я не хотел себе в этом признаваться, но мне было приятно находиться со Свеном в одной комнате. Он был железно спокоен, словно мысленно убеждая всех: «Нет такой беды, с какой бы я не справился!».
А семнадцатилетнему мальчику, впервые оказавшемуся вне дома, всегда нужен такой человек рядом.
Потому, когда я понял, что нам пора расходиться, то стук заново принялся грохотать в ушах.
— Что вы обычно делаете перед сном? — вдруг, как будто невзначай, спросил Свен.
— Пью травяной настой, — пробормотал я. — Что-нибудь читаю…
— Вот эту книгу? — Свен взял с тумбочки книгу. — «Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола»?
— У землян интересное представление о наших Просвещенцах, — небрежно ответил я, стараясь скрыть желание отобрать у него свою самую любимую книгу, которую вез обернутой в четыре слоя бумаги.
— А настой где же раздобыть… — пробормотал под нос Свен. — Ждите пять минут, сейчас вернусь!
Он выбежал из комнаты, оставив дверь распахнутой. Мне стало легче дышать. То ли запахи потеряли свою резкость, то ли дело было совсем не в них…
В горле созрел большой ком, а в груди появилась странная тяжесть. Я сделал пару глубоких вдохов, но ничего не помогло.
— Во! — прибежал сквайр с чашкой в руках. — И не спрашивай, где добыл все это роскошество! Пришлось подключить свое обаяние, связи и легкий шантаж.
Я молча схватил кружку и сделал пару жадных глотков, еще пока не готовый оценить его «жертвы». Настой был слабо заварен, сахара Свен тоже не пожалел, но у меня даже в мыслях не было придираться к вкусу.
Мне было хорошо, как дома.