— Процесс распада оболочки защиты, — ответила госпожа Кларисса, — и к концу Йоля мы поприветствуем нашу дорогую принцессу Лиссу.
Красные ниточки
Еще на первом уроке истории Измерения я мельком увидела их на самой последней стереографии, сделанной незадолго до катастрофы: рослый и крепкий, как скала, король с редкими седыми прядками в густых каштановых волосах, с морщинами на живом и обаятельном, но совсем не старом лице; королева чуть ниже ростом, волевая и сосредоточенная, смотревшая снизу вверх; дочь закрыта тенью отца, но если посмотреть пристально, то заметно сходство с матерью в чертах лица, да и темно-рыжие волосы тоже один в один. А кадр поставлен так, что живота почти не видно.
Никакого внешнего сходства.
Если бы я посидела подольше и разузнала побольше, то нашла бы все красные ниточки, ведущие к ним. Но, когда на тебя давят тоска по дому и мечта поскорее убраться из мира, где тебя не ждали и где не любят, то желание узнавать о нем больше пропадает начисто. А если добавить частый жар, ломоту в теле, бессонницу, недоедание и страх лекарей, то на выходе получится истеричная, ничего не соображающая, параноидальная девица. Какие там изыскания и поиски, тут бы просто выжить.
Да, я не все описала вам, невидимые читатели. Вам надо только знать, что предательство Доры подкосило эту тушку окончательно.
Рита Прикер не жертва, забыли?
Давайте не будем о грустном, хорошо? Я ведь выжила.
Итак, в моей новой жизни сначала было не слово, а золотой луч, пронзивший меня насквозь.
***
Весь Йоль я провела в полузабытьи, слыша и чувствуя все происходящее вокруг словно через стекло.
Запах лекарств, холодная подушка, тонкие матрас и одеяло. Боль от уколов на сгибе правого локтя. Голоса.
Меня навещали каждый день. Ленард читал статьи из журналов, и теперь я знаю рецепт завтрака всего из одного овоща, название которого надо произносить, будто тебя тошнит. Элина пела колыбельные на языке, похожем на крик птицы. Алан не приходил. Наверное, счел свой долг благодарности полностью возвращенным.
Девять дней я сидела в огромном зале со стенами из тысяч зеркал. Через них прошлое общалось со мной.
Лучи солнца сквозь прутья колыбельки. Нежные руки, пахнущие чем-то мягким. Поцелуй в лоб. Тихий плач. Слезы, падающие мне на руку.
Моя бесценная. Моя крошка. Моя душа.
Грохот и крики. Крошки серого горького пепла. Золотые огоньки, парящие вокруг меня. Ослепительное белое сияние.
Прощай, любовь моя
Холод. Колючий снег. Темно. Пусто. Хочется плакать.
— Маршалл, кто-то пищит в сугробе!
— Сандра, это ветер. Садись в машину, Карлотта нас убьет!
— А вдруг это котенок? Их часто выбрасывают на дороге!
— Дай хоть посвечу.
— Спасибо. Откуда писк…
— О Боже! Смотри!
— Маршалл, хватай ее! В больницу!
— Что за уроды…
Писк. Иголки колют ручки. Вокруг чужие. Я совсем одна…
Где ты?
— Всевышний не зря послал вам ее.
— Прости, что сказали не сразу, мама.
— Не знали, как ты отреагируешь.
— Дураки. Как я могу быть зла на чудо Господне?
Три пары теплых рук. Радостный смех. Они не ты, но я все равно их люблю.
Прости, что я забуду тебя.
— Карлотта, ей нравится твое ожерелье!
— У девочки есть вкус. Оставлю ей в наследство.
— Мама!
— Не дуйся, Сандра. Вы уже придумали ей имя?
— Ей нравишься ты и твои украшения. Может быть, Перл Карлотта?
— Что за дикость? Она же леди!
— Может, Маргарита?
— Ей нравится!
— Привет, Маргарита Карлотта Прикер. Мы твоя семья.
***
Я подскочила на койке так резко, что окружающий мир смешался в кашу. Из горла вырвался писк:
— Где ты?
— Крошка, я тут! — в воздухе запахло цветочными духами. — Как долго ты спала, Рири!
Элину было не узнать без макияжа, а если быть точнее, то без элегантного макияжа и запаха спиртного. Она широко и искренне улыбалась мне, тараторя без остановки: