— Потом, господин Блейз! Все — потом. Сейчас не до вас. Не мешайте.
И ушел. Солдаты подняли и унесли тела убитых. Площадь перед храмом опустела. Остался лишь я и невозмутимо наблюдающий за мной латыш.
— Ну и как вам все это? — спросил я.
Красный командир пожал плечами:
— Мое дело — выполнять приказ.
— А сами что-то решаете?
— Я решил: выполнять приказы.
— Тоже позиция,— вздохнул я.— Только понять не могу: почему именно в латышах проснулась такая стойкая тяга к большевизму?
— Они обещали нам свободу,— четко ответил он.— Моя страна оч-чень маленьк-кая... Все хотят завоевать. Никто не хочет дать свободу. Это — редкий шанс... Мы все эт-то понимаем...
— Вот оно что... Тоже «жертвенность»... Я нахожусь в этой стране всего несколько дней, и знаете, что я думаю?..
— Знаю,— неожиданно усмехнулся этот «робот».— Я нахожусь здесь дольше вас.
— Понятно,— вздохнул я.— И теперь вы будете ходить за мной по пятам все время?
— У меня приказ.
— Вот интересно: а если комиссар отдаст вам приказ и меня расстрелять?
— Не отдаст.
— Почему?
— У него тоже приказ. Мы приехали сюда за вами.
— А если все же отдаст? Он промолчал.
— И это тоже понятно,— усмехнулся я.— Куда мы теперь?
— Ваше дело.
— Я собираюсь пойти к себе.
— Мои вещи уже в вашей комнат-те. Солдаты постелили мне на полу. Не обращайте на меня внимание.
— Легко сказать... Ладно, пойдемте...
В комнате он снял шинель и, сев на табурет возле двери, замер, словно окаменевший сфинкс.
— Вы — член большевистской партии или просто наемник? — осведомился я, твердо намеренный выдать из этого невольного соседства максимум информации.
— Я член латышской социал-демократической рабочей партии.
— Это было обязательное условие? Чуть помедлив, он кивнул.
— Вы же профессиональный военный. Скорее всего — младший командный состав... Значит — социально чуждый им элемент.
— Мы им нужны.
— Сейчас. А через десять лет? Двадцать? Что будете делать, когда все это закончится?
— Хотелось бы вернуться домой... Но это — вряд ли.
— Тогда я совсем ничего не понимаю. Вы готовы убивать по приказу, жечь, разрушать... У вас странное понятие о жертвенности, господин Плаудис. Уверены, что Советы — на века? Вы уж простите мои расспросы, но это не праздное любопытство. Как вы понимаете, я составляю отчет для своего руководства в Лондоне. Мы хотим понимать: с кем имеем дело.
— Надеетесь вернуться?
— Да уж постараюсь,— заверил я.
— Тогда никого ни о чем не расспрашивайте.
— Почему же? Здесь все много и охотно говорят. Особенно большевики. Это и называется «пропаганда». Но если уж даже крестьяне и те не все им верят, то вы-то... В чем дело? Ведь вы понимаете, что их обещания — невыполнимы.
— Латвия — очень маленькая страна,— повторил он.— Зеленые долины... Много зеленых долин в очень
маленькой стране. Мы очень древняя страна. И нас все время кто-то завоевывал. Сотни и сотни лет мы были вассалами немецких рыцарей... Мы не ораторы. Нас веками отучали говорить. Мы умеем петь. Вся Латвия — это зеленые равнины, реки и много-много печальной музыки. Все, что у нас есть, это маленькая страна, музыка и надежда... Мы очень любим все это.
— У вас же нет гарантий, что вас не обманут...
— Мы поклялись выполнять приказы,— сказал он.— Они обещали свободу. Мы будем держать слово.
— Матис, а вы сами верите в Бога? Ответом было молчание.
— Хорошо. Тогда вот что... Я не зря напомнил вам о том, что вы прибыли сюда именно за мной. И приказ этот исходил не от Звездина, а от тех, кто сидит куда выше, чем он. Завтра, скорее всего, у нас с ним состоится очень неприятный разговор. Продолжать так бесчинствовать здесь я ему просто не дам. Само мое участие во всем этом безумии может очень осложнить еще даже не начавшиеся переговоры. Приказ приказом, идеология — идеологией, но я не думаю, что ваше начальство будет радо узнать, что именно он мне здесь демонстрировал. Классовая борьба — это понятно, но, полагаю, руководству Советов все же хотелось бы сохранить хотя бы видимое приличие в глазах мировой общественности. Так что в ваших же интересах помочь мне завтра убедить господина Звездина отпустить арестованных и заняться выполнением своего прямого приказа: сопровождением меня в Петроград. Мне в любом случае придется написать подробный отчет о происходившем. И не я, а именно ваш комиссар дискредитирует власть Советов в глазах международного сообщества. И я все это постараюсь доходчиво истолковать господи
ну Звездину. И я хочу, чтоб вы помнили о том, кто я, и о данном вам приказе по моей охране. Вот такой суровый выбор.
— Нет выбора,— пожал он плечами.— Я всегда выполняю приказы. Комиссар тоже. Я это знаю, и он это знает. Вы выполняете свой приказ. Наши цели не противоречат друг другу и должны быть достигнуты. Он это тоже знает.
— Вот и хорошо,— сказал я.— А теперь можете отдыхать. Я буду работать и выходить из комнаты не собираюсь. Насмотрелся уже... А вот вам надо набраться сил перед обратной дорогой.