155861.fb2 Обитель - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 9

Обитель - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 9

— Вы так забавно представляете рай,— невольно улыбнулся я.— Если б было так, то... я бы, наверное, со­гласился...

— Ну разве я похож на дурака, Джеймс, чтоб меч­тать о худшем? — спросил он.— Я не первый год изучаю религию, думаю о ней, потому и знаю. А большинство судит, не сделав даже попытки понять.

— Как же пресловутые «муки адовы»?

— Мне кажется, что ад — это просто место, где нет любви. Знаете, для большинства философов «ад — это другие». А для христианина ад — это одиночество. Там, где начинается «я» — заканчивается дорога в Царство Божие. Церковь — это «сообщество в Любви».

— Как же это соотносится с монахами, которые по определению «одиночки»?

— Так это же и есть то самое «единение индивиду­альностей», «многообразность в единении», которое противостоит обезличиванию с помощью «нового миро­вого порядка» и всяческого рода «толерантностей». Воп­рос: в чем объединяться? И вот тут я не хочу объеди­няться с недостойным обществом. Истина по своей природе «интолерантна», Джеймс. Она не терпит «не

истину». Терпимость к подлости или греху означает по­пустительство или покровительство им. Размытости по­нятий могут желать только мошенники, преследующие свои цели. Ну как я могу быть «терпим» к абортам, со­домии, ересям? Сегодня терпимость к содомитам, завтра к педофилам — их ведь тоже хватает, и они требуют за­щиты их «интересов». Где та планка, ниже которой не­льзя опускаться? Чем измеряется уровень морали и нравственности в обществе? Золотое правило светской морали: поступай с другими так, как хочешь, чтоб по­ступали с тобой. Но ведь содомиты именно об этом и мечтают... Что вы смеетесь? Нет уж, я лучше буду все мерить иной «точкой отсчета» — Христом. Объединяться с тем сообществом, которое стремится к единению с Ним. К тому же «монах» переводится не только как «один», но и «един». Имеется в виду единение с Богом. Какое уж тут «одиночество»?..

— А общечеловеческие ценности?

— Как вам сказать... Человек — он и в Африке человек. Он там, в овраге, зебру доедает. И у него тоже есть свои ценности. Но для меня он не пример. Для меня важнее христианские ценности. Это вообще несопоставимо: одно от человека, другое — от Бога. А Божественное — куда муд­рее человеческого. Не надо опускать планку.

— Ну, предположим... Хорошо... Тогда так... Допус­тим, что я сейчас, от всего сердца, возжелаю Царство Небесное, со всеми этими приключениями и Любовью.

И? Где?!

— Вы делаете к нему шаг. В эту секунду. Но ведь есть следующая секунда, и что вы возжелаете в нее?

— Почему я не удивлен...

— Потому что вы умны. А христианство — религия умных людей. Дураки в сектах. Вы же понимаете, что

еще живы, а значит, этой дорогой идти ох как тяжело. В одну секунду вы хотите Царство, в другую уже разо­чарованы в его нескором получении, в третью — сомневаетесь, в четвертую готовы немного погрешить, пока «время есть». У всех так, вы не один такой... Поэ­тому люди и уходят в монахи, убегая страстей и искусов. Знаете, какая сила воли нужна и какая вера, чтоб эти сотни тысяч секунд преодолевать? Это с колокольни быстро падать, а подниматься на нее куда сложнее. Что же говорить о небе? А тут еще и страсти... Они тянут

назад, уносят.. «Страсть» — в переводе означает «то, что

тебя влечет», «пассивность». Состояние, когда не ты уп­равляешь ситуацией и собой, а отдаешься на волю тече­ния, уносящего тебя. У того, «благоразумного разбойни­ка», на кресте, уже не было страстей. Были лишь боль, страх и надежда. А вы, как это ни странно звучит, в куда более опасном положении, чем он. Кстати, философ Зе-нон рассматривал страсть как болезнь души, утверждая, что «жертвы страсти обладают умственными недугами и патологическими расстройствами личности».

— Это вы так издеваетесь надо мной?! — вспылил я.

— Помилуйте, голубчик, с чего вы взяли?

— Сначала заставили говорить меня о духовном, даже интимном, раскрывая... личное! А потом практи­чески идиотом назвали!

— Ну что вы, Джеймс! Уж если вспоминать все тот же смысл слова, то «идиот» — это я. «Идиот» в переводе означает почти то же, что и монах,— «один», «индиви­дуальный», «не такой, как все», «отличный от других». Не гневайтесь, голубчик. Мы все рабы страстей. Вы оби­жаетесь не поняв. Нас всех влечет к женщинам, к риску, вкусной еде, развлечениям... Но, как сказал апостол Па­вел, «ты можешь владеть всем, но ничто не должно вла­

деть тобой». Мы должны осознавать это влечение и учить­ся властвовать над ним. Как англичанину, вам должен быть понятен смысл самоконтроля. Да, мы хотим есть. Мы не можем не есть. Но ведь мы можем выбирать, что есть, когда есть и сколько есть. Многим знакома эта про­блема. Но решают ее, как правило, те, для кого это уже — увы! — стало жизненной необходимостью и связа­но со смертельной опасностью. Почечники, диабетики... Они уже способны властвовать над желанием выбирать между жирным свиным окороком и противной овсян­кой.

— Овсянка не противная! — твердо встал я на защи­ту национальных вкусов.

— Беру свои слова обратно,— улыбнулся он.— За­меним ее сухарями. Если мы одолеваем природные, жи­вотные влечения, то уже властвуем над своим телом. Не должно тело управлять нами: в конечном итоге ему бу­дет мешать именно душа. И оно будет искать способ от нее избавиться. Как сказал один мудрец: «Тело — хороший слуга, но плохой господин». То же и с влечением к жен­щинам. Вы ведь любите женщин, Джеймс?

— Как же можно их не любить?

— Вспомните о влюбленных, Джеймс. У них пра­вильные приоритеты. Их тянет не ко всем, а к любимой. «Что ищешь, то и находишь». Кто ищет секс, получает секс, а кто ищет любовь... Ну вот, к примеру... Человек привык воевать. Это не обязательно война на передовой. Может быть, он просто живет в такое время, что кажет­ся, словно весь мир идет на него войной. Он привык драться за каждый кусок хлеба, за каждый глоток воз­духа. Он не может позволить себе иметь обычное чело­веческое счастье, ведь это его «уязвимое место». И он предпочитает кратковременные встречи с теми, кого не

надо защищать, о ком не надо заботиться. Но даже к ним он прилагает военный термин «завоевать». Но если он не сможет победить самого себя, то он проиграет в этой «войне», навсегда оставшись один и воюя, воюя, воюя... Такой вот парадокс: иногда, чтоб прекратить войну, надо просто прекратить войну, а чтоб победить, надо одолеть себя.

— Это и есть философия монахов?

— Этому учит вся христианская религия. Это ведь религия воинов и мудрецов. Величайшие умы мира чер­пали в ней силы и вдохновение.

— Религий на земле много. А если б вы родились в Индии? Были бы кришнаитом? Что тогда?

— Господь мудр и знает: где, что и когда посеять, чтоб оно дало плоды. Кстати, о плодах. В вашем вопро­се звучит сомнение в том, как же узнать какой путь пра­вильный. Просто: древо узнается по плодам. Назовите мне религию, которая дала миру больше ученых, музы­кантов, поэтов и архитекторов, чем христианство. Назо­вите религию, оказавшую большее влияние на челове­чество. Пушкин говорил: «Религия создала искусство и литературу». Леонардо да Винчи изучал именно Ви­зантийскую религию, ради чего даже выучил греческий. Тот, кто прикасается к Библии, находит в ней неисчер­паемый источник для вдохновения. Если уж таким ге­ниям не верить, то кому вообще верить? Как только человек допускает до себя Бога, он становится Его «со-работником». Бог — величайший Художник этого мира. Мы лишь ловим отголоски этой великой арии созида­ния... А если ваш «соработник» — сам Бог, то было бы странно, если б ваше начинание не увенчалось успехом. Поэтому главный, вездесущий закон этого мира: «Начи­най все с постулата: допустим, Бог существует, в таком

случае... » — и ты будешь заранее знать, получится заду­манное или нет. Если твое дело угодно Богу (а это не­трудно понять, по самой сути того, что ты делаешь), то получится. А если дело твое нечисто, то как ни старай­ся, сколько сил ни прикладывай, все равно все рухнет, словно построенное на песке. Хоть дом, хоть семья, хоть идея, хоть сама жизнь... Правильная «точка отсчета», в ней все дело. Если она верна, то вы правильно выстраиваете приоритеты, понимая, что для вас важно, а что — фантики...

— А если после смерти все же окажется, что ничего нет?

— Ну, во-первых, в таком случае это вас тогда вол­новать уже не будет, а во-вторых, вы просто проживете красивую и хорошую жизнь, оставив о себе добрую па­мять. А вот если окажется, что со смертью ничего не кончается, тогда как? Как это по-английски? «Упс!» По нашему: «Ой!» Я бы даже сказал: «Ой-ей-ей!» Но со смертью ничего не заканчивается, Джеймс. Уж в этом-то я даю вам слово. Смерти нет.

— Как же нет, когда я вижу ее каждый день?!

— Что вы видите? Как душа переодевается? Когда женщина носит под сердцем ребенка, верит ли эмбрион в «жизнь после рождения»? Ведь для него там все так разумно и даже идеально устроено... Представьте, какой для него ужас даже в кошмарном сне увидеть это обре­зание пуповины, связующей его с родным домом... А ведь какие-то «негодяи» рано или поздно обрежут эту пупо­вину, вот в чем «беда»... И это — неизбежно... Да еще и ра­доваться этому будут: «Сын родился!»

— Как у вас все это получается? — не удержавшись, улыбнулся я.

— Что «это»?

— Ну... так все это видеть?

— «Для читающих Библию нет вопросов, для не читающих — нет ответов». Ну, и вопрос «чистого взгляда».

— А это что? Еще одна концепция?

— Нет, это уже результат «концепций». Я же говорю вам, Джеймс: христиане — это умные, сильные и веселые люди. Скорее, даже оптимисты, несмотря на все случа­ющееся с ними. Если ты доверил свою жизнь Богу, то все, происходящее с тобой, воспринимаешь уже не как беду, а как тренировку, вразумление или тот замысел, который ты пока понять не можешь, но до тех пор, пока его тебе не объяснят, терпеть надо. Христиане — это те, кто не только верит в Бога, но и верит Богу. И больше, чем самому себе. Поэтому у них все и получается. «Если с нами Бог, то кто против нас»,— говорили древние.

— Тогда почему же от Него отходят не только люди, но и ангелы?

— Свобода,— вздохнул он.— Неправильно понимае­мая свобода и право выбора. Ведь свобода не имеет ни­какого отношения к идее коммунистического «обезли­чивания». Свобода — это право на неравенство. Это ответственность. И это — выбор. Бог знает прошлое, бу­дущее и настоящее, но дает нам священное право выби­рать самим. И все равно знает, что будет. А мы в мил­лионный раз все пытаемся Его обмануть, спрятаться или доказать свою «самостоятельность». Все это так смешно, потому что мы и так имеем это право выбора, а значит, и свободы. У Бога для нас нет «предопределенности», все куда проще. Он просто знает будущее. Выбираем мы, а Он просто уже знает. Вот вы знаете, что Колумб от­крыл Америку? Как прожила свою жизнь королева Ели­завета и какие она принимала решения? Что написал