— Какое-никакое, а мы сумели помочь вам и вашим людям. И теперь, из-за того, что вы тут появились, нам с père придется искать новый дом.
Каль счел упрек уместным и промолчал. Они отдыхали на берегу ручья, из которого сейчас пили кони — те, которые были им похищены из конюшни местного помещика. Кэт не хотела участвовать в таком деле, как воровство, но совсем устраниться не могла и стояла на страже снаружи. Пока все это происходило, Гильом сильно нервничал, не зная, как девушка поведет себя, если их схватят. Задушит ли разъяренного конюха белыми, длинными, красивыми пальцами? Или врежет ему в пах изящной ногой?
«Вряд ли, — думал он. — В лучшем случае предостережет меня криком».
Все, однако, прошло гладко, и сейчас Каль не спускал глаз с украденных коней, поскольку они не знали их с Кэт и потому были непредсказуемы. Дождавшись, пока кони хорошенько напились, он привязал их к дереву и решил сам освежиться.
Он набрал в пригоршню чистой, быстро бегущей воды, но не успел поднести ее ко рту, как Кэт остановила его, взяв за руку.
— Только умойтесь. Прежде чем пить, воду надо процедить сквозь ткань.
Он разжал пальцы, и вода пролилась на землю.
— Чушь какая-то.
— Вовсе не чушь. Напротив, очень мудро.
— Любопытная мудрость, — заметил он. — И явно нездешняя.
— В воде живут крошечные животные. Так père говорит. И еще он говорит, что люди часто страдают животом из-за того, что неосторожны с водой, которую пьют.
Гильом вперил в нее недоверчивый взгляд.
— Он что, видит этих животных или только воображает их?
— Он знает, что они там есть.
— Как он может это знать?
— Père изучает все, что видит. И не только то, что видит, но и то, что может вообразить, глубоко размышляя над увиденным. Он очень ученый человек, как он сам вам сказал. Он служил Папе, учился у лучших профессоров и заботился о здоровье… ну, многих важных особ.
Едва не проговорившись, она отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство. Ее слова разожгли любопытство Гильома, но он постарался скрыть это. Снова повернувшись к нему, Кэт показала ему квадрат искусно вытканного шелка.
— Каждый из нас носит с собой такой платок, чтобы очищать воду, которую пьем. Если удается, мы даже кипятим воду.
— Господи, с какой стати? От этого вся жизненная сила из нее уходит.
— Как, по-вашему, есть на свете животное, все равно, большое или маленькое, способное пережить кипячение? — с улыбкой спросила она.
— Хм… Нет.
Теперь его одолевали вопросы. Это были очень смелые утверждения — что в воде живут какие-то маленькие животные, что ее отец служил Папе. Похоже, он человек очень необычный. Однако Гильом решил отложить свои расспросы до того времени, когда девушка проникнется к нему большим доверием. Он задумался над тем, как ускорить этот процесс.
«Прояви интерес, — мелькнула мысль. — Ни одна дама перед этим не устоит и примется молоть языком».
Собственное хитроумие порадовало его.
— И что, это излечивает от болезни живота?
— Не знаю, — с гордостью заявила она, — потому что я никогда животом не страдала.
Гильом недоверчиво вскинул брови. Он знал, что практически ни одному человеку не удалось избежать поноса, в особенности во время войны, когда реки и ручьи покраснели от крови.
— И вы всю воду всегда процеживаете через эту… тряпку?
— Да. — Она вручила ему платок. — Посмотрите, как плотно он соткан. Père говорит, такие вещи делают на другом конце земли, в месте под названием Ниппон.[10] Там эта ткань так же часто встречается, как у нас самая грубая шерсть. Он очень дорогой, и я поклялась, что не потеряю его. Пряди ткани задерживают всех грязных животных. Саму ткань я кипячу так часто, как удается.
— Удивительно. — Гильому не приходилось изображать интерес — услышанное и впрямь заинтриговало его. Он вернул Кэт тончайший кусок ткани. — Никогда не видел такого чуда.
— Père знает много такого, чего не знает никто.
— Он, кажется, человек необычный.
Кэт вздохнула и вытерла слезинку.
— Больше, чем вы можете себе представить. Он самый замечательный врач на свете. — Она с вызовом поглядела в глаза французу, понимая, что ему будет трудно поверить в ее слова. — Когда мне было семь лет от роду, он вылечил меня от чумы. А потом заболел сам, но тоже вылечился.
Немыслимо! Каль смотрел на нее во все глаза.
— Вы перенесли чуму и остались живы?
Она положила ткань на колени, медленно скинула шаль и обнажила белую шею, с обесцвеченными участками кожи в некоторых местах, окруженными крошечными шрамами — безошибочными знаками, которыми бубонная чума метит свои жертвы.
У Алехандро на груди тоже был шрам, Каль вспомнил, что видел его, когда врач мылся.
— Но… как?
— Он давал мне ужасно невкусное лекарство и ухаживал за мной, и через две недели я выздоровела.
В это было трудно, почти невозможно поверить. Однако… у Кэт действительно были шрамы. Он неуверенно протянул руку к ее шее, не зная, позволит ли она прикоснуться к себе, но она не отодвинулась. Кончиками пальцев он нащупал затвердение под одним из шрамов.
— Простите мою вольность. — Он отдернул руку. — Просто очень трудно поверить. Никогда не слышал о человеке, который выжил, заболев бубонной чумой. Хотя есть такие, кто почему-то не заболел.
— Это редкость, знаю. Père говорит, выживают те, кому Бог пожелает сохранить жизнь. У некоторых людей внутри есть вроде как защита против чумы. Их тела сражаются с ней, почти как если бы бились на мечах. Он не понимает почему.
— Нельзя же понимать все.
— Не стоит недооценивать его. Я сильно болела и ни за что не выжила бы, если бы не он. — Кэт задумчиво отвела взгляд. — Я мало что помню, только что père все время был рядом… — Она помолчала. — Думаю, меня вылечило лекарство, о котором он от кого-то узнал.
Убежденность в ее голосе заставляла поверить в невероятную историю, которую она рассказала. И хотя Каль понимал, что Кэт очень огорчена разлукой со своим предполагаемым отцом, он не считал, что от этого она не в себе.
— Многие женщины по присущей им слабости характера легко впадают в заблуждения, — заметил он, — но вы вроде бы этим не страдаете. Мне кажется, вы верите, что все так и было.
Она взглянула на него с вызовом.
— Какая мне выгода обманывать вас?