Сколько ни искали Крепость Королей, так и не нашли… Можно было бы уже допустить, что таковой попросту не существует. Но не сомневался Сварог: существует и смертельную угрозу являет собой исключительно для Талара. Просыпаются чудовища в янтаре. На планету вечного лета опускается белоснежная тайна.
Ровными алыми буквами в пол-локтя проступает знак Гремилькара, старый, прежний, забытый…
Вьюга бродит, как слепая,
Сводит улицы с ума,
Все на свете засыпая:
Что поделаешь — зима…
Вот и ушло тепло на юг,
Много ль нам его досталось?
Было тепло и вдруг
Стало бело вокруг.
Что же теперь, мой друг, осталось?
Это было второе межпланетное путешествие Сварога — после Нериады. Как и первое, оно оказалось столь же скучным, как поездка на пригородной электричке. Пожалуй, даже еще скучнее: по крайней мере, когда трясешься в электричке, за окнами присутствуют пейзажи и ландшафты, всегда может попасться что-то новое. А когда летишь что на Нериаду, что на Сильвану, как сейчас, вокруг только чернота космоса, усыпанная множеством звезд. И совершенно не чувствуется, в отличие от электрички, движения, полета, кажется, будто висишь посреди усеянного сверкающими точками мрака — не самое приятное ощущение, если подумать.
Что остается? Не так уж много: курить, слушать музыку и лениво размышлять о том о сем…
Поверхностно анализируя, какое-то странное отношение у него было к космическим полетам. Первое время, когда он только-только попал сюда, не имел ни перед кем никаких обязанностей и нигде не служил, размышлял в точности так, как на его месте любой советский человек из тех, кто в детстве страстно мечтал полететь в космос, но, повзрослев, понял, что не имеет ни малейшего шанса попасть в отряд космонавтов — как мальчишка, в детстве и юности одолевший массу фантастики (да и в зрелые годы при возможности уделявший ей время). При первой возможности следовало взять межпланетный брагант, слетать на Сильвану, на Селену, облететь Семел и Тарганальт (как именовался здесь Сатурн, обладавший в точности такими же кольцами). Благо не существовало никаких запретов на такие путешествия.
Он пару раз собирался, да так и не собрался. А потом обрушился (точнее, его обрушили) с ялом в Хелльстад, закрутились известные события, и как-то так получилось, что мысли о полетах в космос отодвинулись куда-то на задний план. А там и пропали вовсе — он согласился на предложение Гаудина отправиться в Равену, совсем скоро после возвращения с земли началась Дорога Королей и все сопутствующее, о космосе как-то уже не думалось вообще. Полет на Нериаду — чистейшей воды служебная командировка. Полет нынешний, правда, — совершенно другое дело, но это ничего не меняет…
О чем еще можно было думать — с некоторой ленцой? Ну, поскольку он летел именно что на Сильвану, можно не в первый раз подумать о странной, до сих пор не разгаданной загадке — непонятном и необъяснимом отчуждении, с незапамятных пор и до недавних времен существовавшем меж двумя планетами.
Никогда не было запрета земным жителям одной планеты посещать другую — к какому бы сословию они ни принадлежали. Наоборот. Достаточно было подать прошение в канцелярию наместника — и согласно идущей с незапамятных времен традиции путешественнику, будь он хоть крестьянином (конечно, в счет не шли беглые преступники и беглые крепостные) быстро предоставили бы межпланетный транспорт. Будь путешественник один, как перст. Не просто традиция, а изданный тысячелетия назад императорский указ «О путешествиях меж Сильваной и Таларом».
Вот только за тысячи лет ни одна живая душа из благонадежных этим дозволением не воспользовалась. Вот именно, никто из благонадежных. В первое время попытались было десятка два человек на Таларе и столько же на Сильване — вот только все они оказались как раз неблагонадежными: те самые беглые преступники и беглые крепостные да черные маги и черные ведьмы. Естественно, всех их повязали и распределили по принадлежности — кого отправили за решетку, кого вернули сеньору, кто угодил в дружеские объятия учреждений вроде Багряной палаты или монашеских братств Единого.
А вот благонадежных не было ни одного, хоть ты тресни. Даже коронованные особы двух планет не наносили друг другу визиты — хотя на своих планетах частенько навещали собратьев по тронам. Ограничивались посланиями и подарками по особо торжественным случаям вроде коронации, рождения наследника, круглого юбилея восседания на престоле и тому подобного.
Мало того: в точности так же — ну, почти так — вели себя и лары обеих планет. С планеты на планету часто летали лишь по деловым командировкам — а вот частные визиты наносили крайне редко — в основном на «официальные» имперские празднества (но это, собственно, были уже не частные визиты, а одна из обязанностей). Ну, разве что сильванские лары часто охотились на Таларе, а таларские — на Сильване (главным образом на тех зверей, что на родной планете не водились). Ну, таларские лары любили отдыхать на пляжах Ракамерати (а вот сильванские отдыхом на Таларе не интересовались совершенно).
И никто не знал, отчего так происходит. Сварог поговорил с полудюжиной людей и за облаками, и на земле — в том числе с Канцлером и Анрахом. Самое интересное, все до одного на расспросы отреагировали одинаково: сначала не на шутку удивлялись, в разных вариантах произнося одну и ту же фразу: «Тьфу ты, черт, мы об этом как-то никогда и не задумывались!» На дальнейшие вопросы опять-таки все до одного с явной растерянностью пожимали плечами: ну так уж вышло… исторически сложилось… сразу и не скажешь, почему… никто не знает… Один маршал Гарайла давненько уж стремился на Сильвану — но исключительно для того, чтобы пройтись со своей кавалерией по тамошним равнинам. Однако такое как раз прямо запрещалось тем самым древним императорским указом, так что мечте маршала суждено было остаться несбыточной.
А пятьдесят с лишним лет назад все столь же необъяснимо изменилось, словно повернули некий выключатель. К имперскому наместнику в Гиперборее явился с прошением реверен Гонзак — и очень быстро прилетел на Талар, где и пробыл ни много ни мало одиннадцать лет — до того, как пропасть без вести. Собственно говоря, на Сильване земные жители получили подробные сведения о земной жизни Талара как раз из его оставшейся незавершенной книги «Трижды семь писем». До этого имели хождение лишь смутные слухи, большей частью совершенно фантастические. Примерно в то же время на Сильвану отправился профессор географии Ремиденума Гильтонем Судоч, путешествовал по ней четыре года, написал объемистую (и вполне завершенную) книгу «Записки путешественника по Сильване, сделанные в меру своего ума и умения».
И что-то сдвинулось с мертвой точки. Меж двумя планетами стали летать книжники и ученые, а также особо любознательные (и любопытные) дворяне — правда, число тех и других не превышало примерно сотни в год, что на Таларе, что на Сильване. Порой у «соседей» пережидали опасные для себя времена имевшие к тому веские причины персонажи вроде знаменитого капитана Бугаса и ему подобных — те, кому на родной планете стало жарковато, но в «гончие списки» они все же не попали, а потому их выпускали во временную эмиграцию невозбранно. За эти полсотни с лишним лет в поисках лучшей доли с Талара на Сильвану (и наоборот) переселились тысячи по три мастеровых, вольных крестьян и просто незапятнанных с точки зрения закона искателей приключений. Этим все и ограничилось. Некоторое оживление имело место, но это никак нельзя было назвать потоком межпланетных странников. А коронованные особы от прежних традиций не отступили ни разу.
Единственное исключение — всевозможные купцы. Вот они-то как раз буквально сновали меж двумя планетами в превеликом множестве, перевозя разнообразные товары, иногда в немалом количестве, а то и целые табуны и отары (на Сильване очень ценились, особенно у дворянства, ратагайские кони, а на Таларе — сильванские тонкорунные овцы). Оборотистые торговцы возили на одну планету то, чего не произрастало или не имелось в недрах земли на другой: с Сильваны на Талар — горную березу, лазурит. На Таларе китов не было, а на Сильване они водились во множестве — так что оттуда шли еще китовый ус, амбра и сама китятина, считавшаяся на Таларе дорогим деликатесом. Точно так же с Талара везли то, чего не было на Сильване: некоторые разновидности мрамора, пещерный жемчуг, рубины (своих на Сильване имелось очень мало) и всевозможные полудрагоценные камни с острова Дике. Торговля шла бойко, купцы рвались с планеты на планету, отпихивая друг друга локтями (так что венценосцы на обеих планетах, усмотрев новый и обильный источник дохода, очень быстро ввели лицензии и стали взимать пошлины). Меж Таларом и Сильваной три раза в неделю курсировали особые виманы, изготовленные в виде обычных земных кораблей — но размером примерно с «Титаник», так что на нескольких палубах размещались не только товары, но и те самые табуны и отары.
Такая вот ситуация. Никто не мог доискаться, почему тысячелетиями держалось явное отчуждение и почему оно вдруг, если можно так выразиться, сломалось. Произошло, и все тут…
И так уж вышло, что свой первый в жизни полет на Сильвану Сварог совершал отнюдь не в виде служебной командировки. Сугубо частный визит. Чтобы выяснить, как обстоят дела у Вердианы, достаточно было бы пойти на узел связи, что в девятом столе, что в восьмом департаменте (или просто связаться с санаторием, как деликатно именовалась та клиника, из своего манора). Однако он, чуть поразмыслив, решил слетать сам.
Причин тут было несколько. Он все же внял советам доктора Латрока и решил понемногу избавляться от «синдрома штурвала», пока тот и в самом деле не перерос в нечто серьезное. А случай подворачивался удобный: ни на земле, ни за облаками не происходило ровным счетом ничего, требовавшего бы вмешательства или личного присутствия короля, начальника девятого стола, директора восьмого департамента. Одни текущие дела, с которыми превосходно справлялись и без Сварога.
И еще кое-что немаловажное. По сути, он на какое-то время лишился привычного круга общения — того, что состоял из заоблачных жителей. Все из-за Нериады. Там вот уже три дня пребывала Яна (и собиралась пробыть и дольше), туда улетели и Канцлер, и профессор Марлок — осмотреться своими глазами, изучать, исследовать. Вообще туда нахлынуло сотни две ларов из самых разнообразных контор и учреждений — от Магистериума с Технионом до всех, какие только имелись, спецслужб и Канцелярии земных дел. Все трудились, как пчелки, всем было чем заняться: ученые, от психологов с психиатрами до ботаников с зоологами, накинулись на новый объект исследований, как обжора на пирог с перепелками. Спецслужбисты, люди более приземленные и рациональные, вывели на орбиты штук тридцать орбиталов-наблюдателей и старательно искали, не обнаружится ли, если можно так выразиться, филиал Радианта, от которого следует ждать одних неприятностей. Один такой отыскали очень быстро — небольшую пещеру неподалеку от того самого завода, где изготовляли всевозможные каменные поделки для отправки на Талар. Небольшая пещера, уардов десять на десять. На полу — те же скелеты с теми же каменными ожерельями на костях шей, а по стенам — те же подмигивавшие разноцветными огоньками камни.
Колебаний не было. Была поначалу мысль пустить туда ученых, но по недолгом размышлении решили не рисковать. И Яна, и Канцлер, и Марлок, и Сварог, чье мнение запросили по спецсвязи. А посему из хмурого зимнего неба камнем свалился серебристый треугольник — гвардейский корвет — и шарахнул по пещере «Синим громом», оружием гораздо слабее «Белого шквала», но пещере хватило и этого, на ее месте остался неглубокий кратер с оплавленными стенками…
Личного присутствия Сварога не требовалось и там — а самому ему Нериада была совершенно неинтересна. Он даже испытывал к ней некоторое отвращение — наедине с собой можно признаться, из-за того разговора в тихом переулке с одним из посланцев Великого Мастера. Не покидало даже ощущение, будто он в чем-то серьезно виноват — хотя Латрок уверял, что эту чепуху следует выкинуть из головы, потому что все на свете имеет свою цену и те грешные души, что достанутся Великому Мастеру — не более чем неизбежная плата за все доброе, что сотворят ставшие настоящими людьми.
Прекрасно обойдутся без него и на Той Стороне, где начинает раскручиваться пара-тройка весьма интересных операций. Его юные сподвижники отсутствовали все до одного: большинство улетело на Нериаду, а Родрик с Шамоном ушли на Ту Сторону.
В общем, вокруг Сварога образовалась некоторая пустота — и он решил на пару дней слетать на Сильвану. Он видел снимки — санаторий, он же клиника, располагался в живописнейшем месте, на морском берегу с великолепным пляжем — а Сварог не помнил, когда и купался последний раз, хотя любил всегда и откровенно маялся из-за этого в Монголии, где заниматься этим было совершенно негде. Доктор Латрок с большим энтузиазмом встретил его решение и посоветовал, раз уж выпал случай, остаться там самое малое на неделю, а лучше бы и подольше. Санаторий — заведение комфортабельное, из отдыхающих (деликатно выражаясь) — только Вердиана, так что Сварог будет чуть ли не в полном одиночестве. Можно купаться, загорать, осмотреть достопримечательности Сильваны, коих имеется немало — и, невинно глядя, добавил доктор, пройти курс легких процедур, от которых выйдет только польза. Сварог сказал, что ничего не обещает твердо, но подумает — и нисколько при этом не кривил душой. Быть может, доктор был прав — а требующих его присутствия дел все равно нет. Теплое море, пляж, сильванские достопримечательности… Охотой он никогда не увлекался так уж завзято, а вот порыбачить порой любил — а на Сильване, он слышал, есть немало мест, где рыбалка просто великолепная. Пожалуй, стоит последовать совету доктора — а там и Яну можно к себе позвать, когда наиграется Нериадой…
Показавшаяся прямо по курсу яркая точка, чем-то неуловимо отличавшаяся от звезд, очень быстро перестала вообще на них походить: превратилась в круглое пятнышко, в круглый диск, в бело-голубой круг. Сильвана, увитая туманно-белыми слоями облаков, словно стремительно неслась навстречу.
Глянув на вспыхнувшую надпись — рапорт о приближении к цели, — Сварог не шевельнулся, предоставив все автопилоту. На полной скорости брагант пробил облака в верхних слоях атмосферы, в какие-то секунды — и те, что повисли гораздо ниже, быстрее любого метеорита оказавшись над самой землей, бескрайним темно-зеленым ковром. Будь это на покинутой Сварогом Земле, при данной скорости спуска его вмяло бы в мягкое кресло дикими перегрузками — но с брагантом, естественно, обстояло совершенно иначе, не было даже тех ощущений, что возникают при спуске в скоростном лифте. Словно он сидел в кресле перед телевизором.
Брагант повис на высоте в двести уардов, как автопилоту и было заранее приказано. Тут были причины, не имевшие никакого отношения к желаниям Сварога, — но он и сам хотел осмотреться, как-никак, это была Земля, пусть и другая. Ворохнулись какие-то чувства, которые он не мог описать и определить.
Санаторий возвели в живописнейшем месте. Справа до горизонта простиралась необозримая чащоба, сосны и кедры. На неширокой полосе желтоватой песчаной земли расположились четыре больших здания в несколько этажей и аккуратная шеренга гораздо более маленьких — их должна быть ровно дюжина. Все выстроены в сильванском стиле — но старинном, от которого здешние архитекторы и зодчие отказались лет триста назад. Слева от них — невысокий обрыв, а далее — золотистый песчаный пляж, с трех сторон замкнутый обрывом, полукольцом охвативший небольшую бухточку, с узким проливчиком, ведущим в лазурное море, слева раскинувшееся опять-таки до самого горизонта, безмятежно спокойное. Две красивых башенки по сторонам пролива, небольшой домик, причал с двухмачтовым парусником — паруса свернуты. Можно рассмотреть алый прямоугольник, на котором раскинулась человеческая фигурка — ага, Вердиана, конечно. Красный круг рядом — наверняка большой зонтик. Справа, в чащобе, синяя лента узенькой речки с перекинутым через нее вычурным горбатым мостиком, и за ним, еще дальше вправо — несколько красивых павильончиков. Судя по их расположению, к санаторию прирезана лесная чаща шириной не менее лиги — ну да, в просмотренном им описании санатория упоминается как раз о лиге. Разумеется, как ни приглядывайся, не определишь, где пролегла высокая ограда силового поля, надежно защищавшая санаторий от любого незваного гостя. Не виден и пояс хитрых датчиков, пропускавших на территорию и выпускавших беспрепятственно мирных животных, вроде белок и ежей (вовсе не замечавших благодаря сему наличия незримой, но непреодолимой ограды), равно как и живность покрупнее, но неопасную — тех же оленей. Это медведи, кабаны и волки (и, понятно, любой посторонний гомо сапиенс) с размаху впечатывались кто лицом, кто мордой в невидимую стену.
Сварог ждал, но результатов все не было. Зеркал заднего вида на браганте не имелось, в них попросту нет нужды при наличии должной аппаратуры, да и вообще воздушные трассы ничуть не похожи на улицу с оживленным движением — а уж тем более космические. Так что Сварог попросту оглянулся — что было совершенно ни к чему, конечно, что бы он увидел? Брагант охраны висел в кильватере в пятидесяти уардах от него, и не было никаких внешних признаков работы хитромудрой аппаратуры.
Сварог досадливо поморщился. Однако ничего не поделаешь — дисциплина превыше всего. Когда он, как и полагалось имперским чиновникам его ранга и повыше, сообщил Канцлеру о предстоящем своем визите на Сильвану, тот, практически не промедлив ни секунды, дал строжайшую, деликатно выражаясь, инструкцию: лететь вооруженным и в сопровождении охраны, брагант которой снабжен аппаратурой, способной выявить на земле как оружие, так и наличие недобрых в отношении визитера намерений.
Подобные «инструкции» Канцлера полагалось выполнять безоговорочно, так что Сварог подчинился, не прекословя. И не задал ни единого вопроса — если Канцлер не дал пояснений, значит, и на прямые вопросы не ответит, случалось такое порой. И охрана, и оружие на поясе категорически противоречили обычной практике и являли собой несомненное проявление каких-то чрезвычайных мер — но поди догадайся каких. Каких именно и в честь чего введенных, догадаться с ходу решительно невозможно. Значит, Канцлер вновь знает что-то такое, о чем не считает нужным сообщать другим, пусть даже и главе двух императорских спецслужб Сварогу. И неизвестно, что там у него за хитрая аппаратура, способная засечь с воздуха как оружие, так и, что интереснее, «наличие недобрых намерений», что может означать одно: эта аппаратура способна как-то проникать в человеческий мозг, в том числе и в сознание ларов. Один из тех козырей, что Канцлер придерживает исключительно для себя. После его укрытого в стене прибора, безошибочно определяющего, когда благородный дар говорит чистую правду, когда лжет, а когда умалчивает о чем-то, Сварог ничему более не удивлялся — попросту принял к сведению, что помянутых козырей в рукаве Канцлера еще немало — ну, на сей счет давно были подозрения. Канцлер на то и Канцлер, сам Сварог порой именно так и поступал…
Нужно признать, в подобных поступках Канцлера был свой резон. Вздумай кто-то из ларов распространить неприязнь к Сварогу настолько, чтобы пристукнуть его без затей острым железом в спину, удобнее этого уединенного местечка и не подберешь. Что-то такое Канцлер знает, но никого об этом в известность не ставит, быть может, до поры до времени, быть может, навсегда. Если вспомнить хотя бы…
Ну, наконец! Вспыхнула синяя лампочка, мигнула несколько раз и засветилась уже зеленым. Не было внизу никого, кто питал бы касаемо Сварога злодейские замыслы, и уж тем более тех, кто готов был попотчевать чем-нибудь острым в спину. Автопилот отключаем, посадка в ручном режиме отработана давным-давно…
Посадочная площадка — приличных размеров прямоугольник, вымощенный плитками здешнего мрамора, темно-синими в белых разводах, аккуратно разделенный на квадраты черным же камнем. Не менее тридцати «клеток» — столько вроде бы и ни к чему, но кто их знает, может, здесь проводят и какие-нибудь медицинские конференции, Сварог не стал себя грузить полной информацией о заведении, совершенно ни к чему. На площадке стояли всего-навсего шесть брагантов — в том числе один межпланетный. Согласно некоему инстинкту, не вразбивку, а выстроившись в уголке в короткую шеренгу. Повинуясь тому же инстинкту, Сварог посадил брагант так, что он стал крайним в шеренге. А парой мгновений позже рядом опустился второй, и оттуда проворно метнулись четверо охранников, привычно, не спеша и не копаясь, образовали уардах в десяти вокруг Сварога классическое «кольцо». Сейчас в этом не было никакой необходимости — но у телохранителей свои рефлексы, не позволяющие им даже в безопасном месте тащиться за охраняемым лицом кучкой, словно цыплята или гусята за мамашей.
У края площадки, прямо в траве, стоял человек в светло-голубом. Ну да, Сварог предупреждал — визит насквозь частный, никаких торжественных встреч. Молодой, да что там, молоденький парень в светло-голубом халате, где «пьяная змея», старый символ медиков, дополнена эмблемой восьмого департамента. По армейским меркам — этакий новоиспеченный кадет-лейтенант, придающий себе чертовски бравый вид, но не успевший износить и первой пары казенных сапог. Судя по тому, как он поклонился Сварогу, не антланец, а лар. Есть некоторая разница меж тем, как кланяется лару лар и отдает поклон антланец, пусть и прослуживший много лет, — и эту разницу знают даже дети.
— Лорд Сварог, — произнес молодой человек без тени вопросительных ноток. — Меня предупредили, что ваш визит совершенно неофициальный и никакие служебные титулования не нужны. Ординатор, Лорд Илкес, граф Торино… — последовала короткая, чуть смущенная пауза. — Стажер. Рад вас приветствовать на Сильване.
Сварог кивнул и спросил:
— У вас ведь найдется место, чтобы устроить моих людей?
— Разумеется, — молодой человек с любопытством покосился на ближайшего охранника.
Должно быть, он прекрасно знал, что в обычное время такая охрана вовсе необязательна, но, хотя и сгорал от любопытства, никаких вопросов не задал. Все медики, ученые, эксперты и прочие спецы, не имевшие отношения к разведке и контрразведке, тем не менее проходили краткий «курс молодого бойца», посвященный специфике службы. И в первую очередь их учили не задавать лишних вопросов начальству, если этого не требует ситуация.
Юнец так откровенно пылал любопытством, что Сварог над ним сжалился. Слегка пожал плечами:
— Ситуация… Очередной циркуляр Канцлера, «особое положение», вот и предписано…
— Понятно, — сказал юноша тем тоном, каким говорят люди, когда им решительно ничего непонятно.
— А как вы сами считаете, отчего введено не чрезвычайное, но все же особое положение? — спросил он.
Был шанс услышать нечто толковое, пусть и крохотный.
Юноша немного подумал, потом вскинул на Сварога азартный взгляд:
— Если только не произошло чего-то, о чем мне знать не полагается… Вероятнее всего, все из-за Нериады, что-то не доведено еще до конца…
Неплохо, одобрительно подумал Сварог. У него самого эта версия стояла на первом месте. Никак нельзя исключать, что связи разумных камней в Империи не ограничились Орком и принцем. Могли быть и другие. Как ни старались, среди ларов еще оставались потаенные адепты «Черной благодати» и просто недовольные, те, кому категорически не по вкусу реформы и перемены последних лет, введенные Яной и осуществленные дюжиной сановников, в первую очередь Канцлером и Сварогом. Большинство, как это было всегда и везде, так и ограничится недовольным ворчаньем за чаркой — но есть люди порешительнее, способные устроить серьезный заговор. С начала реформ раскрыты три таких группы, так и не успевшие запустить заговоры на полную катушку, но всерьез намеревавшиеся это сделать. Одна из них всего-навсего собиралась подбить изрядное число ларов на мирный горлопанский протест, потребовав бы созвать Большую Ассамблею, этакое вече — на что имели право по одной из статей Эдикта о вольностях, нужно было только собрать нужное число голосов. Две других были настроены гораздо более жестко, там речь шла об убийстве Канцлера со Сварогом и еще нескольких человек. Одна из двух серьезно поговаривала даже о свержении Яны или по крайней мере подписании ею указа, делавшего бы ее куклой на троне. Во всех трех случаях среди заговорщиков оказались и лица высокопоставленные — если снова прибегнуть к армейским меркам, полковники с генералами. Следовало проявить пессимизм и считать, что есть и другие, до поры не разоблаченные…
— Пойдемте, лорд Сварог? — юноша коснулся браслета на левом запястье. — Ваших людей сейчас устроят. Наша гостиница, — он указал на одно из больших зданий, — практически пустует, да и отдыхающая только одна… — у него форменным образом сорвалось с языка: — Но какая…
На миг у него на лице мелькнуло примечательное выражение — смесь вдохновленности и грусти. Сварог фыркнул про себя. Ну конечно, молодая красавица юношу не оставила равнодушным — но какие бы то ни было внеслужебные отношения врачей с пациентами категорически запрещены у медиков, тем более в восьмом департаменте. Правда, не запрещено встречаться с пациенткой после прохождения ею курса лечений — так что сей вьюнош, не исключено, через короткое время в Латеране объявится, на что имеет полное право… Может быть, так и надо? Молодая красавица одинока, от страха перед мужчинами ее, надо полагать, излечили полностью, так что речь идет о своего рода психотерапии, дело полезное.
Из боковой двери проворно выскочил и чуть ли не рысцой припустил в их сторону человек в зеленом халате с эмблемой восьмого департамента, но без «пьяной змеи» — ага, служитель, явно антланец, все в порядке, ребята на улице не останутся…
Сварог пошел за ординатором, как и полагается в таких случаях, державшимся на шаг впереди. И сразу понял: создатели лечебного заведения приложили все силы и таланты, чтобы оно нисколечко не походило на лечебное заведение. Ничто не говорило, что здесь, вульгарно выражаясь, вправляют вывихнутые мозги. Пронизанный лучами клонящегося к закату солнца обширный вестибюль, столь же светлые широкие коридоры окрашены в уютные, приятные глазу цвета, повсюду великолепные мозаики и фрески самого мирного содержания: корабли под раздутыми парусами в спокойном лазоревом море, радуга над лесом, пасущиеся красивые лошади, пейзажи и ландшафты. И повсюду цветы, живые — на аккуратных клумбах разной формы, окруженных каменными бордюрчиками, растут даже цветущие большие кусты и невысокие деревца, сплошь местные. Невольно умиротворяет, расслабляешься душой. Положительно, провести здесь недельку можно без малейшего внутреннего протеста…
На втором этаже юноша распахнул перед ним резную дверь, сам, конечно, остался снаружи. Из-за стола встал человек уже другого полета — этакий медицинский полковник, по меньшей мере ровесник Сварога, если не старше, с располагающим к себе лицом опытного психиатра — дружелюбным, исполненным наивного простодушия.
— Рад вас приветствовать, лорд Сварог, — сказал он. — Доктор Латрок, директор санатория… Ох, простите. Меня, конечно же, предупредили, что ваш визит абсолютно частный, но я впервые в жизни с таким сталкиваюсь — когда приходится представляться вышестоящему визитеру не на служебный манер…
— Пустяки, — сказал Сварог, усаживаясь. — Не будем доводить неофициальность до абсурда. — Он усмехнулся. — К тому же… Доктор Латрок вас ведь наверняка предупредил, что мне отведена и роль пациента.
— Отдыхающего, — мягко поправил доктор. — У нас нет пациентов, только отдыхающие.
— Что пнем по сове… — сказал Сварог. — Как это должно выглядеть?
— Я кое-что проработал… Курс легкой терапии, включающий и экскурсии по примечательным местам. Вы бывали прежде на Сильване? Нет? Вот видите. Здесь есть на что посмотреть, я сам родом с Талара, но до сих пор в свободное время отправляюсь к здешним достопримечательностям и красивым местам, их здесь множество. Латрок говорил, вы планируете пробыть здесь неделю? Если есть возможность, я увеличил бы срок до двух. Вы сами понимаете, он должен был рассказать мне о ваших проблемах… легких проблемах. Вы несколько лет не отдыхали по-настоящему, а для человека на вашем месте это непозволительно и чревато…
— Попробую выкроить две, — сказал Сварог, твердо решив пока что увести беседу от формата «врач-пациент». — Мы это обговорим позже. А сейчас расскажите, как обстоят дела у герцогини.
— Смело можно сказать — прекрасно, — доктор произнес это уже совершенно другим тоном. — Вот только… Поговорим о медицинских делах или других проблемах?
— Ого! — сказал Сварог. — Что же, есть и другие проблемы, не медицинские?
— Оказалось, есть.
— Они могут подождать или требуют незамедлительных решений?
— Пожалуй, могут и подождать.
— Тогда давайте сначала о медицине.
— Ну что же… Дела обстоят прекрасно, и я ничуть не преувеличиваю. В основе своей психика у девушки здоровая, крепкая… видимо еще и оттого, что она выросла в деревне. Я не впервые сталкиваюсь с жителями земли. У сельских жителей психика изначально крепче — это горожане подвержены иным чисто городским стрессам, от которых никто не скроется… Могу вас заверить: мы убрали всю грязь, что оказалась в ее сознании. Собственно, с сегодняшнего утра все процедуры прекращены за ненадобностью. Правда, она сама говорит, что с удовольствием осталась бы еще на несколько дней — путешествия, экскурсии… Ей здесь очень нравится, на Сильване. Если она здесь останется, это не противоречит каким-то вашим планам?
— Нисколько, — сказал Сварог. — Планы у меня простые — вылечить ее полностью. А ваших планов, если она еще поживет здесь, это не нарушает?
— Никаких. Планы у нас всегда одни и те же — отпустить отдыхающего полностью излеченным и радующимся жизни. К тому же санаторий практически пуст…
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Пусть остается и улетит отсюда не раньше, чем сама захочет… Значит, она совершенно здорова?
— Да. Вот только есть одна, небольшая даже не проблема — я бы выразился, загвоздка… Позвольте говорить откровенно?
— Ну, разумеется.
— Загвоздка… — повторил доктор. — Видите ли, это обнаружилось вчера вечером, при последнем исследовании перед прекращением курса. Я буду предельно откровенным, как положено медику. Большое место в ее сознании отведено именно вам. Никак не благодарность — восторг, некое обожание и, скажем прямо, ярко выраженное желание вам отдаться — опять-таки не из благодарности. Вы для нее — что-то вроде рыцаря Рюгена. Именно так и обстоит.
Сварог досадливо поморщился — этого только не хватало. Что называется — плюс на минус. Рыцарь Рюген, надо же. Старинный герой таларского фольклора, один из главных, наподобие Шугуты-Семь-Мечей или мудреца Шаалы — а также и нескольких более поздних романов, как приключенческих детских, так и философских. Странствующий рыцарь, в отличие от Дон Кихота смотревший на жизнь более реалистично, никогда не принимавший стадо овец за скопище чудищ, а крестьянку — за прекрасную герцогиню. Странствовал по свету, рубил в капусту вполне реальных монстров и нечисть, восстанавливал справедливость, насколько удавалось. Символ благородства и чести, как его еще называют, Рыцарь Серебряного Седла — потому что седло и сбруя у него были посеребрены, щедро украшены серебряными бляхами и подвесками, что помогало в борьбе с нечистью. Некоторые книжники считают, что речь идет о жившем в незапамятные времена реальном человеке — то же самое пишут о Шугуте и Шаале. Удостоился, надо же…
Доктор продолжал:
— Разумеется, я от вас ничего не вправе требовать. В конце концов, это не обязательно, не является каким-то непременным условием курса лечения. Но если бы вы… ну, вы понимаете. Это было бы отличным завершением курса психотерапии. Вот это мы лечить не возьмемся — поскольку оно не имеет ничего общего с какой-либо патологией. Вполне естественные для молодой женщины чувства. Никто и никогда не брался это лечить, и вряд ли когда-нибудь возьмется… — он едва заметно улыбнулся. — Лорд Сварог, мы взрослые люди, мужчины. Она ведь вам нравится?
— Нравится, — сказал Сварог, глядя в сторону. — По-моему, она нравится любому нормальному мужику…
— Безусловно. Скажу честно, и мне. А бедняга Илкес по юношеской пылкости совершенно потерял голову — хотя врачебную этику соблюдает свято. Позвольте быть предельно откровенным, лорд Сварог? Девушка очаровательна, а вы, насколько мне известно, никогда не вели монашеского образа жизни. К тому же, что немаловажно, речь идет не об обычной интрижке с очередной доступной придворной красоткой, а о психотерапии, пусть не необходимой, но крайне полезной в данных условиях…
— Убедили, — сказал Сварог. Ему было чуточку неловко, и он постарался перевести разговор на другие рельсы. — Коли уж медицина требует… Кстати, у вас есть еще что-то чисто медицинского плана?
— Да нет, пожалуй, это все. Хотите перейти к другому? К тому, что касается уже не медицины, а спецслужб?
— Безусловно, — сказал Сварог.
Доктор опустил руку на один из пультов, чуть выступавших над столом, — их имелось целых четыре, прямоугольных и полумесяцем. Пояснил:
— Лечение мы, как не раз прежде, начали с обширного ментального сканирования. Проще говоря, изучали ее воспоминания за определенный срок — все воспоминания, все пережитое, казалось бы, прочно забытое, остается в глубинах мозга. Ничто не пропадает, не тает. У нас есть техника, позволяющая это делать — и при необходимости просматривать воспоминания за месяцы и годы в ускоренном режиме, останавливаясь на том, что заслуживает особого внимания. Там не было ничего, требовавшего бы вмешательства не медиков, а других управлений восьмого департамента, тех, что заняты наблюдением за земными обитателями и сыском. Кроме одного эпизода… Смотрите сами.
Он коснулся клавиши, и вспыхнул экран. Обширная комната, судя по обстановке, принадлежащая таларскому дворянину из весьма даже небедных и титулованных — под эти определения супруг Вердианы полностью попадает. Ярко освещена карбамильскими лампами. На фоне стены, обтянутой роскошными малиновыми в золотых узорах обоями стоят две обнаженных девушки, улыбки у обеих широкие, искренние — но, без малейших натяжек, блудливые дальше некуда.
Девушки?!
Их можно было прекрасно разглядеть во всех подробностях. Самые обыкновенные обнаженные девушки, хорошо сложенные и смазливые, каких на Таларе сотни тысяч.
Вот только там, где у женщин «роза» или «жемчужная раковина», как пишут поэты, у этих — натуральнейшие мужские причиндалы немаленьких размеров, в полной боевой готовности. Сварог в жизни такого не видел — и на картинках в старинных ученых книгах тоже.
Не женщины и не мужчины. Создания…
Создания, улыбаясь, двинулись на зрителя — то есть танцующей походкой подошли вплотную к Вердиане. Что-то на пару секунд заслонило экран — ага, это с нее бесцеремонно снимают платье, опрокидывают на постель, грубо ласкают, смазливое личико, искаженное похотливой улыбочкой, во весь экран…
Доктор вернул изображение назад, к тому месту, где обе непонятных девицы стоят на фоне обоев, остановил.
— Вот так, — сказал он. — Такой вот эпизод воспоминаний.
Сварог осторожно произнес:
— Я, конечно, совершеннейший дилетант в медицине. И знаю, что в глубине души врачи крайне неодобрительно относятся к рискнувшим высказать свою точку зрения дилетантам. И все же… Я когда-то читал, что иные «воспоминания» на самом деле ложные, как-то занесены извне, но осели в мозгу именно как воспоминания…
Он не стал уточнять, что читал это на Земле — к чему лишние детали? Главное, статья была достаточно серьезная, написанная психиатром, именно с этой точки зрения разносившим в пух и прах иных «встречавшихся с инопланетянами».
— Я понимаю, — серьезно сказал доктор. — Ну, что же, явление и в самом деле психиатрии давно известное. Индуцированная ложная память — ИЛП, как же. Однако есть одно немаловажное обстоятельство… Это явление принадлежит далекому прошлому, когда гипнозом занимались только люди. Сейчас эта функция в значительной степени отведена машинам. Конечно, не во всех случаях, порой гипнозом занимаются и люди — но с герцогиней никто не проводил долгих сеансов, которые могли бы вызвать ИЛП. Она действительно все это видела. Это происходило с ней.
— А почему не предположить, что кто-то гипнотизировал ее на земле? — спросил Сварог. — Для обитателей земли занятия гипнозом строжайше запрещены… ну, это еще не значит, что никто гипнозом не занимается. Мы их вылавливаем со всем усердием, но всех до одного пока что не извели…
— Мы подумали о том же самом, — кивнул доктор. — Мы, конечно, чистой воды медики, но из-за специфики службы кое-о-чем осведомлены. Будь это всего-навсего обычный гипноз, примененный на земле земным жителем, он все равно требовал бы фиксации, локализации, разработки. Думаю, в этом вы разбираетесь лучше меня.
Но давно уже есть методы, позволяющие безошибочно отличить последствия гипнотического воздействия от реальных воспоминаний. Я не буду вдаваться в детали, вы, простите, попросту не поймете, но могу сказать со всей определенностью: это не гипноз. Она их видела. Посмотрите еще раз. Это не гермафродиты, здесь что-то другое. Эти… создания и в самом деле обитают в замке герцога… по крайней мере, обитали еще в прошлом году. Дальнейшее уже в вашей компетенции. Здесь специалист — вы. Я знаю, что реагировать следует немедленно…
— Безусловно, — неспешно с расстановкой произнес Сварог. — Это не разноцветные тревоги, как мне представляется, — но автоматически срабатывают некоторые параграфы некоторых циркуляров… Судя по тому, что вы не доложили мне сразу, пытались сначала искать самостоятельно? Я не в претензии, вы имеете на это право…
— Пытался, — кивнул доктор. — В Библиотеке ничего нет. Когда я перешел к нашим архивам, ничего не обнаружил ни в Хранилище, ни в Горнице. Ну, а заходить в Камору мне не позволяет положение…
Сварог прекрасно знал, о чем идет речь. Библиотека — это открытый любому лару, начиная с десятилетнего возраста, этакий, по выражению кого-то из земных фантастов, Глобальный Информаторий: сведения по всем областям знаний, беллетристика, в том числе земная, открытые для всеобщего допуска летописи и хроники, как земные, так и написанные в Империи. Хранилище — архив восьмого департамента, как дела прошлых лет, так и актуальные. Доступен любому штатному сотруднику департамента. В Горницу могут попасть только те, кто руководит каким-то подразделением, — главы управлений, отделов, лабораторий, спецобъектов вроде санатория. И наконец, Камора доступна лишь высшему начальству — около двадцати человек, включая, естественно, Сварога. Что же, это нечто, прежде не дававшее о себе знать? Или строжайше засекреченное? На ум в первую очередь приходят забавы Ледяного Доктора — создания совершенно в его стиле, подобных монстров, сочетавших в себе, казалось бы, несовместимое, не существующее в природе, он в свое время немало наплодил.
— Я этим сейчас же займусь, — сказал он. — Где мне можно будет встать на постой?
— В любом домике, — сказал доктор. — Номер семь занимает герцогиня, остальные одиннадцать свободны. Вам нужно лишь в прихожей повернуть рукоятку на левой стене — она там одна такая, перепутать не с чем. Автоматически включатся все системы. А о чисто медицинских аспектах вашего визита мы можем поговорить и завтра с утра, сейчас уже поздний вечер, нет необходимости спешить…
— Отлично, — сказал Сварог. — Если у вас все, я бы откланялся…
Неторопливо спустившись по широкой лестнице, с обеих сторон украшенной красивыми цветочными горшками — и на стенах, и на перилах, — он ненадолго задержался у высокого, под самый потолок, зеркала. Обозрел себя, хмыкнул. Фланеры с центрального проспекта Саваджо, тамошнего стиляжьего Бродвея (причем пешеходного, что давало массу возможностей людей посмотреть и себя показать), за версту признали бы в нем своего. Легкий светлый костюм, синяя футболка с белым изображением какого-то старинного дворца, легкие летние туфли с замысловатым узором, образованным дырочками. Разве что он, в отличие от тамошних пижонов, не носил ни перстней, ни золотой цепочки с самоцветом на левом лацкане, ни драгоценных камней на пряжках туфель. И торч в открытой кобуре слева на поясе под пиджаком.
Сам он не приложил ни малейших усилий, чтобы нарядиться именно так, — спасибо Канилле. Благодаря платьям с Той Стороны как-то незаметно став законодательницей женских мод Империи, она, не будучи феминисткой, и мужчин не забывала — однако ни малейших успехов не добилась. За исключением полудюжины оригиналов, любивших все экстравагантное, мужчины не проявили никакого интереса к одежде с Той Стороны. А вот Сварог — наоборот. Очень уж тамошние мужские костюмы походили на те, что носили на оставленной им Земле. Различия в сущих мелочах: не тот крой, не тот фасон, иные очертания лацканов… Пустяки, в общем.
Вышел, спустился по широким низким ступенькам и не спеша пошел к домикам. В полном одиночестве, понятно, как сам и хотел. Юный стажер с помощью довольно неуклюжих маневров (которые явно полагал хитрой дипломатией) откровенно набивался в спутники. Конечно же, усмотрел великолепный повод якобы невзначай встретиться с Вердианой, чего в одиночку сделать не мог согласно той самой врачебной этике: курс лечения закончен, частные беседы врача с пациентами не предусмотрены. Ну, а о возложенной на Сварога миссии знал только доктор Латрок.
Заблудиться в крохотном поселочке, представлявшем собой одну-единственную улочку длиной не более полулиги, не мог бы и малый ребенок. Поэтому Сварог отделался от кандидата в провожатые вежливо, но твердо, сказав, что должен поработать с карманной спецсвязью — хотя он здесь частным образом, остается при исполнении, и разговор секретный. И ничуть не обманывал. Стажер принял это с грустной покорностью судьбе.
Очень быстро он оказался напротив первого домика. Отсюда видно, что они, вся дюжина, возведены каждый в своем стиле, выглядят красивыми и чертовски уютными, хотя совсем маленькие — пара окон по фасаду. Зато стрельчатые окна в красивых витражах, водосточные трубы заканчиваются разверстыми пастями разнообразных чудовищ, высокие и крутые черепичные крыши украшены каминными трубами (он не спрашивал, но камины наверняка действующие — живой огонь на расстроенные нервы действует умиротворяюще, даже ратагайские лекари, в большинстве своем не обремененные грамотой, это знают и порой велят больным долго смотреть в пламя костра).
Сел на вычурную скамейку справа от крылечка, достал «портсигар», зажег экран, световую клавиатуру и принялся сосредоточено работать.
Естественно, прежде всего он навестил Камору. Ввел в поисковую систему: «Женщины, обладающие половыми органами мужчин при полном отсутствии женских» — как ни изощрял мозги, другой формулировки не смог придумать.
Не было и в Каморе никакой информации на данную тему. Возможно, все дело в формулировке — но другая так и не пришла на ум. Чуть поразмыслив, он вызвал Элкона, имевшего в Камору доступ, продиктовал ему свою формулировку и поручил попытаться найти другую и, если получится, провести поиск уже с ее помощью. Просить помощи у Канцлера или профессора Марлока было, пожалуй что, рановато — он пока что не исчерпал всех своих возможностей.
Как точно подметил лет сто назад один известный тогда юморист, ближе всех к населению располагается полиция. А посему Сварог отправил Интагару обширное сообщение со снимками загадочных созданий — которые он простоты ради поименовал для себя «мужебабами». На Таларе магией занимались другие ведомства, и в их число тайная полиция не попадала — но Интагар многое знал о тех вещах, что не входили в его компетенцию. Да вдобавок Сварог ему велел передать сообщение (и картинки) лицам безусловно гораздо более компетентным: мэтру Алкесу, Грельфи и мэтру Анраху. И это было все, что он мог сделать — и как глава двух спецслужб, и земной король королей. На Таларе сейчас солнце едва перевалило за полдень (полдень в смысле полдень, а не юг), все на местах, трудятся, аки пчелки. О результатах (либо отсутствии таковых) он распорядился сообщить ему не раньше завтрашнего здешнего утра, да раньше вряд ли и справятся, придется рыться в архивах (а мэтру Анраху в старинных фолиантах), а спешить все равно некуда, не тот случай — даже если мужебабы, подобно нериадским камням, в прямом смысле с неба упали, это произошло как минимум год назад, и до сих пор они ничем и никак себя не проявляли, никакого вреда внешнему миру от них не было. А чтобы разобраться с клятым герцогом, предстояло организовать серьезную операцию, созвать штаб, посоветоваться, многое обговорить с чинами имперскими и земными.
Из-за угла выскочила крупная рыжая белка, совершенно безбоязненно подбежала к Сварогу и просительно стала на задние ланки — зверюшка явно прикормленная и людей не боявшаяся. Сварог поднял руку ладонью вверх — и на ладони у него оказался очищенный грецкий орех. Протянул его белке. Та проворно сцапала передними лапками добычу и, подпрыгивая на задних, удалилась за дом.
Спрятав компьютер во внутренний карман пиджака, он поднялся и неторопливо пошел к изящной балюстраде цвета старого тусклого золота, на всем протяжении ограждавшей обрыв высотой уардов в десять. Слева располагались подъемники — четыре тонких, прямых, как лазерный луч, канатика, на которых каким-то чудом (точнее, ухищрениями научно-технического прогресса) держались прозрачные шары, способные вместить пару-тройку человек. Три у кромки обрыва, четвертый внизу, на золотистом песке.
Опершись локтями на нагретые солнцем перила, он смотрел вниз. Солнечный диск на безоблачном небосклоне уже коснулся горизонта, все тени стали длиннющими — от зонтика Вердианы, от двух башенок по сторонам проливчика, от домика на том берегу бухты, от корабля. Вердиана в золотистом купальнике-бикини и темных очках лежала неподвижно, разбросав руки — может быть, задремала. Не удивительно посреди такого уюта, благолепия и тишины.
Пройдя к крайнему шару (при его приближении прозрачная выгнутая дверца моментально отошла в сторону), Сварог вошел внутрь. Разобраться с управлением было легко, даже не понадобилось применять должные магические умения: всего-то две клавиши на диске цвета слоновой кости, вделанном в прозрачную стенку, на одной стрелка указывает вверх, на другой вниз. Ясно даже ежу.
Шар заскользил вниз и быстро достиг земли — вернее, крупного золотистого песка. Уже через несколько шагов песок этот стал набиваться в туфли, и Сварог, недолго думая, их снял, а следом и носки, босиком пошел по теплому, но вовсе не раскаленному песку, и это было приятно. На миг его словно бы пронизала лютая нечеловеческая усталость, захотелось рухнуть навзничь в теплый песок, разбросать руки, закрыть глаза и долго ни о чем не думать.
Справившись с этим наваждением, он зашагал дальше. Видел уже, что Вердиана устроилась с максимальным комфортом: рядом с покрывалом белая сумка-холодильник, небольшой серебристый диск, здешний плеер, негромко играет что-то определенно знакомое. Ну да, напоминающая томный блюз мелодия — «Осенние листья», сочиненная за облаками музыка.
Чтобы не напугать ее ненароком, Сварог громко засвистел любимый таларским военным людом Коройтенский марш:
Вердиана не спала — она тут же приподнялась на локте, повернулась к нему без малейшей тревоги — чего или кого тут бояться? — проворно сняла темные очки. Очаровательное личико озарилось непритворной радостью:
— Ваше величество?!
— Я тебя умоляю, без титулов, — сказал Сварог, присел на корточки и поставил туфли на песок. — Я сейчас никакой не король. Лорд Сварог, и все тут. Был здесь по имперским канцелярским делам, а на обратном пути решил завернуть к тебе, посмотреть, как ты… Не помешал беззаботному отдыху?
— Ну что вы, лорд Сварог! Я так рада вас видеть…
В первый миг, когда она только заметила Сварога, машинально потянулась к белому кружевному халатику, но тут же убрала руку, придала себе вид полнейшей непринужденности. Ага, не без затаенного хвастовства демонстрировала, что вполне освоилась с нравами Империи. Земные купальные костюмы чертовски пуританские: панталоны из легкой ткани до колен, глухая блуза с длинными рукавами (мужские точно такие же — для дворян и солидных горожан, крестьяне без затей купаются голышом — ну, правда, парни на значительном отдалении от девок, хотя парни частенько пытаются подплыть к девкам под водой, опрокинуть в воду или ущипнуть за ногу. Веселый парадокс, кстати, — женские платья обнажают ноги гораздо больше, чем купальные костюмы, ну да так уж сложилось).
При ближайшем рассмотрении купальник из золотистого кружева оказался почти что символическим. Имперские столь же скупы — но именно этот фасон Канилла среди прочих свистнула на Той Стороне вместе со всей коллекцией, припасенной модельерами для будущего лета, — о чем модельеры никогда не узнают.
Какое-то время Сварог откровенно ее разглядывал — на что земной король в отношении своих очаровательных подданных женского пола имеет полное право, пусть он в данный момент юридически и не король. При чем тут скучная юриспруденция? Точеная загорелая фигурка, копна золотых волос, прелестное личико, серо-голубые глазищи. Любой юный стажер потеряет голову, да и иные более зрелые…
Вердиана опустила пушистые ресницы в наигранном смущении, но тут же подняла глаза, ответила откровенным взглядом, недвусмысленно гласившим: он может делать с ней все, что угодно, прямо здесь. Сварог отвел взгляд — без всякого смущения, но с некоторой неловкостью оттого, что все было высказано без слов столь откровенно. Ну какого черта они в меня порой втрескиваются по уши — не без душевного смятения подумал он. Сначала Томи, теперь она… Нашли сокровище. Нисколечко не льстит его персональному мужскому самолюбию — как-то перестали задевать такие вещи…
Лицемерием и враньем было бы притворяться перед самим собой, будто возложенная на него медицинская миссия вызывает внутреннее сопротивление. Ни следа подобного, господа мои…
— Ну как ты здесь? — спросил он.
— Все замечательно. Врачи говорят, что я теперь совершенно здорова. Я и сама чувствую себя другой… Все ушло, как дурной сон…
— Не скучно?
— Ну что вы! — воскликнула она. — Ничуточки! Я плавала по морю на этом вот кораблике, летала в разные интересные места…
Она никогда не была болтушкой, но сейчас, захлебываясь от впечатлений, прямо-таки тараторила: горы и исполинские водопады, невиданные на Таларе секвойи, коралловые острова, царские дворцы и беломраморные города, живописные замки, моржовые лежбища там, где снега и льды, сотни клыкастых зверей… Большой Каньон Колорадо, известный здесь как Великий Овраг, охота на кабанов с пикой, старинный город, где вместо улиц каналы (Венеция тоже существовала и здесь, только название носила другое), куропатки на вертеле над костром где-то на опушке дикого леса… Что ж, доктор Латрок постарался на славу.
— Мы даже были в двух городах на земле, одетые местными жителями. В одном холодно, там ходят в мехах — но много красивых зданий, в другом — жарко, женщины прикрывают лица тканью, правда, воздушной и прозрачной… а какие там ткани! На Таларе таких нет и у знатных, их почему-то с Сильваны не привозят купцы. Вы представляете, лорд Сварог — кусок ткани в половину этого покрывала можно пропустить через мое кольцо с мизинца, и она не мнется, остается такой же красивой, узорчатой…
Что это за город, где люди ходят в мехах и много красивых зданий, Сварог с ходу определить не мог — таких тут немало. А вот закрывающие лица женщины и великолепные ткани — это, конечно же, Ахмадийское царство. Тамошний властелин, человек весьма небедный, далеко не всегда гонится за презренной выгодой, из неких соображений престижа запретил под страхом смертной казни вывозить из своего царства иные ткани — чтобы их носили лишь его подданные. Ни у кого нет, а у него есть. На ларов этот запрет, естественно, не распространяется — и туда частенько летают благородные дамы, одевшись, и точно, под местных жительниц, прикрыв лица прозрачной тканью. Но на Таларе таких тканей и в самом деле не видывали.
Черт, вот этого Сварог не предусмотрел. Нужно было распорядиться, чтобы ей выдали достаточно денег на всякие сувениры — ларам ничего не стоит изготовить монеты любого земного государства, в точности соответствующие оригиналам по металлу, весу и прочему. Главное — вбрасывать их не мешками, чтобы не подорвать земную экономику…
— Я часа два ходила по лавкам, — прямо-таки завороженно продолжала Вердиана. — Ткани, украшения… Мне сказали, что я могу покупать все, что захочется, не ограничивая себя в деньгах…
Понятно, весело подумал Сварог. Женщины есть женщины. Без труда можно представить, во что выльется двухчасовой поход по лавкам, особенно когда женщина не ограничивает себя в расходах. Наглядный пример перед глазами: ее императорское величество Яна-Алевтина, на его памяти несколько раз летавшая в столицу Ахмадийского царства и тоже не менее двух часов обходившая лавки Большого Базара. Пожалуй, когда Вердиана будет отсюда улетать, понадобится не просто брагант, а вимана, чтобы все покупки уместились. Молодчина Латрок и это предусмотрел — ну, тут не нужно быть опытным мозгоправом, достаточно знать женскую натуру…
— Как вы думаете, лорд Сварог, если я попрошу, чтобы меня оставили здесь еще на несколько дней, мне разрешат? Здесь еще столько красивых мест, я видела по телевизору…
— Ничего сложного, — сказал Сварог. — Можешь здесь жить, пока не надоест. Доктор мне говорил, что у тебя есть такое желание, и я согласился. Понимаешь, я, видишь ли, главный начальник над здешними медиками, так что никаких хлопот…
— Вот не знала, что вы еще и медик…
— Никакой я не медик, — сказал Сварог. — Просто в том департаменте, которым я заведую, есть и медики… В общем, ни малейших хлопот ты никому не доставишь.
— Спасибо. Я еще не видела действующих вулканов, а они тут есть, не то, что на Таларе… И еще многое… А долго мне здесь можно оставаться?
— Я же сказал: пока не надоест, — усмехнулся Сварог. — Я тебе больше скажу: я и сам намерен тут задержаться на недельку.
— Вот здорово! — вырвалось у нее. — Быть может, мы могли бы вместе…
— Полететь к вулканам? — понятливо подхватил Сварог. — С удовольствием. Как-то так сложилось, что я никогда не видел вулканов. А моржей видел только в зверинце. А дел нет никаких. Устал что-то чертовски, врачи твердят, что следует отдохнуть и развеяться…
— Это прекрасно! — опять прямо-таки вырвалось у нее.
— Что я дьявольски устал? — усмехнулся Сварог.
— Ну что вы! Конечно, нет! То, что вы остаетесь здесь, без всяких дел, и я вас буду видеть каждый день…
Да уж, плюс на минус, подумал Сварог без всякого раздражения. Попытался определить, где они сейчас находятся — соответственно географии покинутой им Земли. Карты Сильваны он помнил плохо, но примерно определить мог: где-то южнее знакомой ему Южной Италии. Здесь Средиземное море гораздо меньше, нет Гибралтарского пролива, нет Сицилии, Сардинии и Корсики, на их месте суша…
— А вот серьга… — сказал он с искренним любопытством. — Здесь что, такая мода?
В правом ухе у нее висела тяжелая, затейливая серьга из тусклого золота, с крупным рубином и четырьмя бриллиантами поменьше. На Таларе одну серьгу носят только мужчины, исключительно дворяне и моряки в буквальном смысле слова — те, кто ходит в море. Речники на это не имеют права. Если уж въедливой точности ради… Серьги с драгоценными камнями — привилегия одного дворянства, и если серьга моряка сверкает самоцветами — это, несомненно, пират. Каковые многими писаными законами пренебрегают.
— Нет, женщины здесь носят две серьги, как и у нас. Просто… Здесь неподалеку есть остров, и там очень живописная полуразрушенная древняя крепость. Там я серьгу и нашла, в переходах. Красивая, правда? В Латеране обязательно закажу ювелиру вторую. Старинная работа, мне объяснили…
Не стоило посвящать ее в некоторые тонкости, которые Сварог как раз знал. В рамках той же психотерапии живописную полуразрушенную крепость построили три года назад по распоряжению доктора Латрока — а к подобным находкам очень грамотно подводит сопровождающий. Будь на ее месте мужчина, отыскал бы в переходах какой-нибудь старинный кинжал, благодаря мастерству древних оружейников, знавших хитрые сплавы, за столетия не тронутый ржавчиной, усыпанный самоцветами…
— Обязательно закажи, тебе идет, — сказал Сварог. — Может быть, еще и диадему с перстнями, получится вовсе уж красиво.
— Вы полагаете? Я обязательно подумаю. Меня обещали еще свозить в развалины на другом континенте, где попадаются старинные красивые фигурки из янтаря. Отец любит янтарь, у него небольшая коллекция… — она печально покривила губы. — На серьезную не хватало денег.
Бьюсь об заклад, и янтарные фигурки вышли из той же мастерской, подумал Сварог. Интересно, из каких мелочей складывается грамотная психотерапия. Как бы самому не подсунули в рамках экскурсии что-нибудь этакое. Да нет, не станут устраиваться начальству такие розыгрыши…
Узкий белый браслет на ее тонком запястье мелодично засвиристел, пару раз мигнула синяя лампочка.
Сварог глянул вопросительно — на устройство связи это никак не походило.
— Это напоминание, — пояснила Вердиана. — Через квадранс — ужин. Здесь нет какого-то строгого режима, но врачи говорят: для пользы организма пищу следует принимать регулярно, в одно и то же время.
— Ну да, мои лейб-медики мне давно уже плешь проели совершенно такими же наставлениями, — проворчал Сварог. — Со всевозможными высокоучеными терминами, половина из которых — пережиток древних веков, устаревший напрочь… Ну что же, пошли? Будешь все это забирать? — он кивнул на ее пожитки.
— Мне сказали — нет необходимости. Все равно здесь никого нет, кроме меня… и теперь вот вас. — Она гибко встала, накинула белый кружевной халатик, застегнув его лишь на половину пуговиц. — И словно бы решилась: — Лорд Сварог… Вы не отужинаете со мной? Коли уж вы сейчас не король, а имперский начальник, и строгий этикет, в общем, не действует. Вам же скучно будет сидеть одному в домике, к видео вы привыкли больше чем я…
— С удовольствием, — сказал Сварог.
Что ж, все складывалось само собой. И в самом деле, было бы скучно и глупо пялиться на экран — а какие еще развлечения оставались в этом тихом уголке?
— Ты так и ходишь босиком? — спросил он, когда они неторопливо направились к пузырям лифтов.
— Конечно, — безмятежно ответила Вердиана. — Здесь просто не обо что поранить ногу. — Она чуть смущенно улыбнулась. — Последний раз я бегала босиком в отцовском замке… захудалые дворяне частенько так и поступают…
— Послушай, — сказал Сварог. — Ничего, что я буду тебя звать сокращенным именем?
— Конечно, это привилегия королей и друзей.
Судя по очередному откровенному взгляду, ей хотелось, чтобы Сварог совмещал то и другое в одном лице.
— Можно, я буду звать тебя Диана?
— Это довольно необычно… Обычно меня зовут Верди.
Что поделать, не мог же он объяснять: для него «Верди» была в первую очередь мужская фамилия, знаменитая в том мире, о котором здесь ничегошеньки не знали.
— Тебе не нравится? — спросил Сварог.
— Ну что вы! Чуточку необычно, вот и все. А вообще — красиво. Нам вот сюда, я выбрала седьмой домик, как-никак счастливое число.
Домик и внутри был, как игрушечка — небольшая гостиная, она же столовая, со старинной мебелью и камином — единственной привязкой к современности оказался большой экран, но обрамленный узорчатой рамой с золочеными углами, как старинная картина. Справа виднелась крохотная кухонька без двери, где с трудом мог повернуться один-единственный человек. Ничего удивительного: готовить в старомодном смысле этого слова там не приходилось, достаточно доставать кушанья из замаскированного под старинную кирпичную печь кухонного автомата.
— Располагайтесь, как вам будет удобно, — Вердиана показала на низкий диван. — Я сейчас…
И ушла в единственную дверь в глубине гостиной — спальня, надо полагать. Вопреки обыкновению женщин уделять переодеванию больше времени, чем отнимает запряжка конно-артиллерийского полка, она появилась быстро, в вишневом платье наподобие халатика, опять таки не грешившем пуританской длиной, тщательно причесанная. Встретила его взгляд — истины ради, отнюдь не равнодушный — не опуская глаз. Девочка шла к своей цели, как атакующий торпедный катер.
— Какую-нибудь музыку? — спросила она, остановившись у стены, у серебристой пластинки с клавишами.
— Что-нибудь спокойное, мелодичное, — сказал Сварог. — На твой вкус, в общем.
Она поиграла пальцами по клавишам и кнопкам, оглянувшись на Сварога прямо-таки с детской горделивостью: ага, показывала, что и эту технику освоила. Ну что же, неплохо: камера плыла невысоко над зелеными перелесками, перемежавшимися цветущими лугами, узкими серебристыми реками, спокойная негромкая музыка напоминала клавесин.
— Ничего, если я выберу блюда по своему вкусу? — спросила она.
— Конечно, Диана, — сказал Сварог. — В конце концов, ты здесь хозяйка, а я в гостях…
Когда она ушла на кухню, проверил «портсигар». Камень не светился, сигналов о сообщениях не поступало. Ну что ж, задачу он своим людям задал нелегкую, дай бог справиться к завтрашнему дню. Если что-то и есть, оно запрятано глубоко…
Вернулась Вердиана, ловко управляя плывшими перед ней в воздухе двумя большими антигравитационными подносами, к каким Сварог давно привык у себя в маноре и на имперских пирах. Ага, она и это освоила, судя по блестящим глазам, вновь старается произвести впечатление. Искусство, в общем, нехитрое, семи пядей во лбу не требует.
Она коснулась чеканной завитушки справа — и тарелки с блюдами проплыли по воздуху, приземляясь перед Сварогом невероятно плавно.
Присмотревшись к яствам — перед Вердианой стояли в точности такие же, — он стал испытывать некоторые подозрения, уверился в них, когда меж тарелками встали его любимые напитки: келимас «Старый дуб», «Драконья кровь», «Слезы русалки». Сверкающей двойной вереницей проплыли позолоченные — а то и золотые, судя по тяжести — столовые приборы, занимая отведенные им места.
Ну да, совпадением не объяснишь: раковый суп, вальдшнепы на вертеле по-ратагайски, жареные поросячьи хвостики в розовом соусе. Все то же самое — перед Вердианой.
— Это ты нарочно? — весело спросил Сварог, когда девушка уселась напротив него.
— Конечно, — она на миг опустила ресницы. — Я ведь была на последнем Королевском обеде, и графиня Дегро была так любезна, что отвела мне место прямо напротив вас. Я знаю: на таких обедах королю подают его любимые блюда… Или следовало выбрать какие-нибудь местные деликатесы?
— Ну что ты, — сказал Сварог. — Ты молодец, отлично придумала. — Суп исходил приятным парком, да и все остальное выглядело выше всяких похвал, хотя и было приготовлено не человеческими руками. — Ну, что же, приличный ужин положено начинать с чарочки келимаса перед горячим супом? Твое здоровье! Точнее, за твое выздоровление!
Если отвлечься от всех сопутствующих сложностей, вечер удался на славу — прибыла и вторая перемена блюд, опять-таки выбранная Вердианой в полном соответствии со вкусами Сварога. Вино и келимас понемногу брали свое, прибавляя веселья и раскованности. Вот только Сварог еще до того, как опрокинули первую чарку, проверил дом на предмет микрофонов и камер — кто знает, как далеко простираются границы современной психотерапии. И ничего подобного не обнаружил, после чего раскрепостился окончательно. Без заминок тянулся обычный застольный разговор, непринужденный и несерьезный — Вердиана рассказывала о своем деревенском житье-бытье, об оборотне, которого крестьяне видели в лесах, о всяких смешных случаях из жизни их деревеньки. У Сварога, так уж сложилось, как-то мало в жизни было веселого — но он знал немалое количество гланских и каталаунских легенд и смешные случаев, изрядное количество анекдотов из тех, что вполне можно рассказывать при благородных девицах. Одним словом, вечеринка удалась — вот только взгляды Вердианы становились все более откровенными. Она не захмелела, ничуть, но явно раскрепостилась и пару раз даже довольно искусными намеками наводила разговор на иные отношения меж мужчиной и женщиной.
В конце концов настал момент, когда они танцевали медленный танец происхождением с Той Стороны — возле камина с ненастоящим огнем, веявшим настоящим теплом, у огромной шкуры черного пещерного медведя. Все угрызения совести у Сварога, если и были таковые, улетучились напрочь. Тем более что Вердиана прижалась гораздо теснее, чем позволял танец, опустила голову ему на грудь, и это уже было совершенно недвусмысленно, как и его ладони пониже тонкой талии, не наглые, но решительные.
Верхний свет давно уже не горел, гостиную освещал только камин, не требовавший новой порции дров.
— Диана… — сказал Сварог, касаясь губами пушистых волос.
Она поняла голову, уставилась ему в глаза:
— Да, и сто раз да. Неужели вы не поняли? Мне и думать не хочется, что вы не поняли… Вы же умный, вы все понимаете… Вы мне нужны больше всего на свете. Только не подумайте, что тут есть какая-то благодарность, ничего подобного, честное слово, я просто не могу без вас, вы мой первый настоящий мужчина, нельзя же считать все, что было… — Вердиана вдруг отстранилась, подняла голову, уставилась ему в лицо огромными сухими глазами. — Или вы теперь думаете, что после всего этого я стала… грязная? Если так, скажите правду.
— Ну, что ты, — сказал Сварог, осторожно притягивая ее к себе. — Вся грязь в гаком далеком прошлом, что ее словно и не было вовсе. И больше никогда не будет.
— Значит, вы не отвергаете меня? — прошептала она, уткнувшись лицом ему в плечо.
— И думать так не смей, — сказал Сварог, ища ее губы в пушистой кипени волос. — Ты чудо, Диана…
Она тихонько вздохнула:
— Я так мечтала о вас с некоторых пор… Когда пришла в здравый рассудок… Я не прошу… отношений, у вас ведь есть женщина, которая для вас значит больше меня, я не собираюсь вам надоедать, не требую отношений… но сегодня вы мне нужны. Сегодня я — ваша, ведь правда?
— Правда, — сказал Сварог.
Они как-то незаметно оказались на медвежьей шкуре, в лениво колышущихся отблесках пламени, заливавшего загадочным сиянием разбросанную одежду и обнаженные тела, и это было прекрасно. Гораздо позже, когда они уже лежали в приятном утомлении на широкой постели, Вердиана, примостив голову у него на груди, не открывая глаз, прошептала:
— Впервые чувствую себя настоящей женщиной. Раньше словно бы ничего не было…
— Поздравляю, — шепнул ей на ушко Сварог, ни о чем не сожалея.
…Как не раз прежде случалось, он медленно вынырнул из сна с ощущением: что-то произошло. Не «случилось» — в таких случаях он форменным образом подхватывался. Что-то произошло, что-то изменилось.
Окружающий мир выглядел обычным и спокойным, За роскошными шторами — синий бархат и по потолочной лепнине — на смену серому приходила предрассветная синева. Окно спальни выходило на лес, и уже заливалась какая-то птаха из ранних.
Покосился налево. Вердиана спала на спине, не озаботившись прикрыться роскошным покрывалом местной работы. Чему-то улыбалась во сне мечтательно и нежно — и Сварог вновь не ощутил ни малейших угрызений совести.
Не особенно и раздумывая, протянул руку, запустил ладонь во внутренний карман легкого пиджака, висевшего на спинке стула, поставленного вплотную к постели. Сразу почувствовав кончиками пальцев знакомую вибрацию (приглушенную, правда, по ночному времени), извлек прибор. Ну да, синий сапфир на крышке размеренно мигал, но камни по углам не горели — следовательно, никакой спешки и уж тем более тревоги, пришло сообщение, и только.
Осторожно, чтобы не разбудить сладко спавшую девушку, выбрался из постели, извлек из воздуха пушистый халат и, натягивая его на ходу, прошел в гостиную. Света было достаточно, и лампу зажигать не стоило. Зажег экран.
Интагар докладывал прилежно и обстоятельно. Сам он никогда в жизни ни о чем подобном не слышал — как и двое его доверенных помощников, порой отслеживавших иные проявления черной магии — никогда не знаешь, где она пересечется с чисто полицейскими делами, а потому следует держать руку на пульсе. Мэтр Анрах тоже ничем не смог помочь — хотя пообещал, что старательно зароется в свои книжные скопища. Сварогу не раз приходило в голову: неплохо было бы научить Анраха пользоваться компьютером — и перевести в электронный вид все его богатейшее собрание. Увы, увы… Второе проделать было довольно просто — всего-то на неделю работы даже не компьютерным гениям вроде Элкона, а просто нескольким специалистам со сканерами. Вот только Анрах оказался из тех, кто органически не способен компьютер освоить — после нескольких попыток Сварог оставил эту безнадежную затею. Так что мэтр работал по старинке: напрягал свои золотые мозги, листал фолианты, полагаясь на интуицию. Вполне возможно, ответ таился где-то в глубине его библиотеки, но в этом случае оставалось полагаться лишь на удачу.
Отца Алкеса Интагар не нашел — тот пребывал где-то в отлучке, наверняка по какому-то серьезному делу, но найти его в таких случаях невозможно. Зато Грельфи порадовала: прислала сообщение. Компьютер она тоже не освоила, бормоча, что ей этакие научные хитрости ну совершенно ни к чему, писаных архивов у нее кот наплакал, все необходимое держит в памяти, ничуть не ослабевшей, несмотря на почтенные годы. А вот видеосвязью пользоваться научилась давно, еще до появления здесь Сварога, посчитав, что дело это нужное и нехитрое. Поэтому пришедшее от нее сообщение было коротким: «Свяжись со мной, светлый король, не заморачиваясь ночной порой. У миня и бисонница, и дела».
Действительно, едва Сварог набрал код, Грельфи уже через пару секунд возникла на экране — полностью одетая, сидела за массивным столом в своем кабинете, в том самом небольшом домике посреди большого запущенного сада. В здание побольше она перебираться отказалась давно и наотрез, твердя, что ей и этого хватает, агенты к ней идут не так уж чтобы вереницей, а бумаг у нее, как уже говорилось, мало, и служат у нее только люди с хорошей памятью, привыкшие держать все в голове.
— Не соскучишься с тобой, светлый король, — сказала она с постоянно ей присущей легкой сварливостью, с которой все знавшие ее давно свыклись. — Ну, так оно и жить веселее. Выслеживаешь паршивого ямурлакского вампира из недобитых, да старую стерву, вздумавшую наслать падеж на конюшню гвардейской казармы. Ничего интересного, на пятачок пучок, сколько их таких было… а тут ты подсовываешь интересное дельце, про которое и думать забыли. Я сама ни разу в жизни не сталкивалась, а история примечательная…
— Есть что-то? — жадно спросил Сварог.
— Ого-го! Еще немножко — и полный отчет можно давать. У отца Алекса в Багряной палате с полдюжины канцеляристов в архивах роются, чтоб составить для тебя полную картину, он там всех работать заставил, несмотря на ночь — полночь… ну да им не привыкать полуночничать, как и мне. Серьезное дело выходит…
— А в двух словах? — спросил Сварог.
— Пора бы тебе усвоить: сплошь и рядом в двух словах можно описать только, как кошки рожают, — отрезала старуха. — Нужно тебе прилететь самому, — она глянула куда-то через плечо Сварога, морщинистая беззубая физиономия расплылась в понимающей улыбке. — Можешь не срываться с места, как ошпаренный, несколько часов у тебя всяко есть, не горит. Как раз утречком и прилетай, все готово будет в лучшем виде…
Она залихватски подмигнула, и экран погас. Сварог обернулся. За спиной у него стояла Вердиана в том самом халатике из белоснежного кружева.
— Я не помешала? — спросила озабоченно. — Проснулась — а вас нет. В первый миг подумала даже, что мне все приснилось, но там, на стуле, ваша одежда и кобура с этой штукой…
— Ну что ты, — сказал Сварог. — Мы, собственно, закончили… Дел было — всего ничего. Садись.
Она присела на широкий темно-красный диван — умиротворенная, даже веселая, без тени вчерашней печали в глазах. Осторожно спросила:
— А это кто? Если мне можно знать…
— Милейшая старушка, — сказал Сварог. — Раньше была ведьмой, но давно исправилась и руководит целым департаментом по отлову черной нечисти. Надо вас как-нибудь познакомить. Между нами говоря, у старушки в последнее время появился большой пунктик. Жизнь у нее была, в молодости особенно, тяжелая и опасная, пару раз чуть на костре не сожгли, и не сказать, чтобы безвинно. Вот ей теперь и хочется в компенсацию за все прошлые лишения на приемах в знатных домах побывать. Ну, не так, чтобы стать завсегдатаем, но время от времени. Будешь ее принимать?
— Как любого из ваших друзей! — воскликнула Вердиана. — Со всем радушием!
— Не пожалеешь, — усмехнулся Сварог. — Бабка многое повидала, рассказчица хорошая, а уж по части анекдотов драгунского вахмистра за пояс заткнет… Что ты так рано подхватилась? Спать еще и спать…
— Сама не знаю. Толкнулось что-то. Я как-то уже начала чувствовать, когда вас нет рядом… У вас и здесь дела?
Сварог пожал плечами:
— А когда их не было у королей и чиновников — особенно когда оба поста оказываются причудливо перемешаны… — он погасил экран и отложил «портсигар» в сторону. — Ничего, это было недолго… Ну что, жизнь прекрасна и удивительна?
Вердиана прильнула к нему, прижалась щекой к его плечу. Лицо у нее было такое счастливое, что Сварог даже позавидовал чуточку. Сказала тихонечко:
— Я вам так благодарна…
— Диана, давай внесем кое-какую ясность, — сказал Сварог. — Если я от тебя еще хоть раз услышу какие-то благодарности, честное слово, рассержусь. И относиться к тебе буду совершенно иначе, мне это, правда, неприятно. Нет ровным счетом никаких причин для благодарности, понимаешь? Я просто-напросто не оставил тебя в беде, вот и все. Что мне практически ничего и не стоило. Не пришлось рубить чудовищ, бороться с нечистью, с затаившимися опасными врагами, совершать какие-то подвиги — крайне неприятное занятие, кстати, для того, кому приходилось с этим сталкиваться… И не более того. Ты же умница, должна понимать…
— Я понимаю, — заверила она серьезно. — Больше не буду, ни разу не услышите, — и робко улыбнулась, чуть приподняв голову, глядя ему в глаза. — Вот только… По-моему, то, что мне хочется с вами быть, не имеет ничего общего с благодарностью, правда? Это совсем другое.
— Пожалуй, — сказал Сварог.
— Это не будет такой уж большой наглостью, если я попрошу вас сопровождать меня в прогулках? Вы ведь тоже приехали сюда отдыхать…
— В другое время я бы с удовольствием согласился, — сказал Сварог. — Полюбоваться здешними красотами, да еще с тобой… Вот только, видишь ли… Я через несколько часов улетаю на Талар. Не получилось отдыха в который раз…
На ее лице появилась прямо-таки детская обида и разочарование:
— И ничего нельзя изменить?
— Увы… — сказал Сварог. — Срочное дело, где без меня обойтись не могут никак. С королями и высокими государственными чиновниками такое случается чаще, чем хотелось бы. И ничего тут не поделаешь — ремесло такое… — у него словно бы вырвалось стоном. — Думаешь, мне не хотелось бы не спеша лететь над великолепными пейзажами, держа тебя за руку? Но придется сидеть с верными людьми и старательно ломать голову над сложностями и опасными тайнами…
— Это опасно? — тихо спросила Вердиана.
Сварог почувствовал злую усмешку на губах.
— Для меня — нисколечко, — сказал он. — А вот для других — очень может быть, даже наверняка, уж я постараюсь… — он откинулся на мягкую спинку дивана, прикрыл глаза. — Знаешь, что главное в этой жизни, Диана? Восстанавливать справедливость не задним числом, а в самую пору, как это получилось с тобой — мы успели вовремя. А бывает и по-другому: и справедливость восстановлена, и злодеи сучат ножками в петле, но иных уже не вернешь и иного уже не исправишь, хоть подожги все до горизонта…
Он чувствовал себя вымотанным, пустым. В который уж раз проклял и свое ремесло, и прочие жизненные сложности, никак не дававшие жить спокойно. Хотя и знал: никогда и ни за что не променял бы все это на бесхитростную, незатейливую жизнь какого-нибудь лавочника из провинции, вроде Оллана из Гаури (которого он, заехав туда месяц спустя во всем королевском блеске, собирался было вознаградить по-царски — но Оллан решительно отказался от ливня благ и взял, как он выразился, лишь столько, «чтобы зажить чуток получше»).
Теплые пальцы Вердианы погладили ему виски.
— Только не подумайте, что я вас жалею, — прошептала она на ухо. — Вы слишком сильный человек, чтобы вас жалеть. Не нуждаетесь в жалости. Я бы просто хотела хоть как-то облегчить вам жизнь, если это в моих силах. Вы улетаете прямо сейчас?
— Нет, — сказал Сварог. — Через несколько часов.
— Вот и прекрасно…
Нежные губы прижались к его губам. Обняв девушку и отвечая на поцелуи, он подумал не без грусти: милая, глупая, ты искренне веришь, что облегчаешь мне жизнь, а на самом деле лишь добавляешь сложностей — мне же еще Яне в глаза смотреть… Но никак нельзя тебе об этом говорить, коли уж так все причудливо переплелось…
Отец Алкес сидел на своем обычном месте, справа от стола Грельфи, машинально складывая бумаги в аккуратную стопу. Получалось это у него плохо — иные, порыжевшие от старости, покоробились, завились трубочками по углам, но он не обращал внимания. Кажется, главе Багряной палаты просто хотелось занять чем-нибудь руки.
Грельфи привычно очищала коротким кинжалом сургуч с горлышка «Кабаньей крови» высшего качества, бормоча свое обычное присловье:
— Ты так не смотри, светлый король, не за казенные деньги куплено, за свои. Жалованье ты по доброте своей душевной мне положил достаточное, так что могу позволить, и никакого вреда для дела не будет от малого стаканчика, только мозги прояснит.
— Золотые слова, — сказал Сварог без улыбки. — А потому налейте и мне… Отец Алкес?
— Пожалуй, — отозвался монах, перестав, наконец, возиться с непослушными бумагами.
Приятный аромат выдержанной «Кабаньей крови» распространился по комнате. Двое мужчин слегка пригубили, старуха Грельфи воробьиными глотками себя не ограничила.
— Ну что тебе сказать, светлый король… — протянула она, отставив наполовину пустой стакан. — Вот уж не думала, что вживую придется столкнуться с этими тварями. Давненько не появлялись, я уж думала, в свое время начисто извели всех рукодельников, или, верней говоря, рукоблудов. Последний раз про них моя бабка слышала в молодости, а уж с той поры годков пронеслось…
— Совершенно верно, — кивнул отец Алкес. — Последний раз таковой мастер попадал в Багряную палату около девяноста лет назад, — он положил руку на бумаги. — Здесь полные протоколы расследований и допросов… а также составленный по всем правилам и утвержденный королем приговор о сожжении на Монфоконе. Их всегда сжигали, ваше величество, эти забавы числились среди самых богомерзких.
— В чем там дело? — спросил Сварог.
Ответила Грельфи:
— Это, светлый король, где-то даже и не черная магия, а наука, — по своему обыкновению она произнесла последнее словечко с некоторым насмешливым пренебрежением. — Только и черной магии там хватает. Этакая помесь науки с магией. Случались такие вещи. Наука — она, по большому счету, дура безмозглая. И равнодушная, что ли. Ее с одинаковым успехом можно пришпандорить и к злому делу, и к доброму… Короче говоря, такие создания были известны с незапамятных времен. Мужчина с женскими причиндалами зовется «белинь», женщина с мужскими — «белина».
— А зачем они нужны? — спросил Сварог с некоторым недоумением.
— Как это — зачем? — словно бы даже изумилась Грельфи. — Исключительно для особо пресыщенных развратников, которые на этом свете перепробовали все, что только возможно. Ни для чего другого они и не годятся, в жизни не слышала о каком-то другом их предназначении. Судя по той сценке, что ты мне показал, у герцога в замке — классические белины. Человек с грязной фантазией два десятка способов придумает, как их использовать. Там в бумагах отца Алкеса много чего про них прописано, а я, уж прости великодушно, подробно эту мерзость описывать не буду. Все это противу природы человеческой…
— И откуда они берутся? — спросил Сварог.
— А это уж отец Алкес на ученый манер лучше расскажет, — сказала Грельфи. — Я о них только слышала то и се, да и то из десятых уст, с приукрашиваниями и преувеличениями, а у отца все в бумагах записано, в Багряной палате с них подробные допросы снимали, когда меня еще и на свете не было, да и отца тоже…
Сварог повернулся к монаху, тот положил руку на верхний лист, но к глазам не поднес — видимо, хорошо изучил.
— Пришлось изучить подробнейшим образом, ваше величество, — сказал отец Алкес, словно угадав невысказанный вопрос Сварога. — Никогда не думал этим заниматься, казалось, с ними давно покончено, но бумаги сохранились — у нас почти ничего не списывается в архив. Иногда то, что считалось давным-давно исчезнувшим, появляется вновь… Я постараюсь дать полное и в чем-то, к стыду науки, наукообразное объяснение. Люди, занимавшиеся этим, с позволения сказать, ремеслом издавна именовались Черными Алхимиками. Или Черными Швецами. Потому что, в отличие от других алхимиков, не искали философский камень, эликсир бессмертия и прочие манившие алхимиков тинктуры, зелья и снадобья. Занимались исключительно тем, что сами они называли «шитьем». И в самом деле, шили всевозможных живых существ, не обязательно тех, которых вы нам показали. Самые диковинные и омерзительные комбинации из разнообразных живых существ, не только людей… впрочем, эти комбинации порой состояли из разных частей человека и неразумных живых существ. По сравнению с некоторыми белини и белины — безобидные цветочки… Использовавшиеся уже не для утонченного разврата, а всевозможных злых дел, в первую очередь членовредительства и убийств. Представьте себе очаровательную девушку, в некотором месте снабженную натурально гадючьей пастью со змеиными зубами и ядовитыми железами. В которой невозможно непосвященному заподозрить убийцу — и потому некий владетельный граф, чьей смерти с нетерпением дожидаются неразборчивые в средствах наследники, приглашает ее в свою спальню, ни о чем не подозревая. Я говорю о реальном случае. Или, например, безобиднейший кролик, подаренный на день рождения ребенку — старшему в роду обладателю титула и майората при наличии родственника, жаждущего заполучить и то, и другое. Да мало ли было таких «сочетаний»… Иногда изначально предназначенных для убийства. Иногда — всего лишь для изощренного разврата, как белини, белины и немало других разновидностей — порой представлявших собой омерзительную помесь животного и человека. Иногда, гораздо реже, их мастерили исключительно для развлечения знатных особ — мяукающие зайцы, черепахи, способные вылезать из панциря, и тому подобные, безобидные, по сути, монстры. Вот только, что бы ни мастерил Черный Швец, свои главные способности он получал от нечистой силы. И…
— Минуту, — поднял ладонь Сварог. — Мне нужно кое-что обдумать…
Ассоциации не нужно было долго искать — они подворачивались сами собой. Практически тем же самым занимался Ледяной Доктор — отвратительные гибриды людей и животных, а то и растений. Не похоже на простое совпадение. Вот только аппаратура, которую он для этого использовал, как раз и находилась в том здании, что сгорело дотла — потому что к соответствующим службам она не попала. Да, очень похоже…
— Продолжайте, отец, — сказал Сварог. — Как они этого добивались? Только заклинания или что-то еще?
— Заклинаниям меньше всего отводилось места, хотя и они присутствовали. Черные Швецы использовали самые настоящие лаборатории — со множеством устройств и приспособлений, утвари, большого количества всевозможных химикатов и металлов, подопытных животных и подопытных людей. Все это занимало очень много места, — отец Алкес вымученно улыбнулся: — С одной стороны, это порой помогало в разоблачении. Обычный черный колдун довольно легко может сбежать, прихватив мешок с книгами или магическими принадлежностями. Черный Швец свою немаленькую лабораторию на плечах не унесет, понадобилось бы изрядное количество повозок, целый обоз. С другой стороны, есть места, где можно долго скрывать от посторонних глаз самую большую и сложную лабораторию Черного Швеца… например, в огромном и богатом замке этого герцога, где достаточно и места в подвалах, и верных слуг, приученных держать язык за зубами, и золота, чтобы улаживать какие-то… шероховатости. А потому с давних пор к услугам Черных Алхимиков прибегали люди, не стесненные в средствах, обладавшие нешуточной властью. И денег требуется немало, и необходимо достаточно большое здание, где можно обеспечить должную секретность. В особенности если замаскировать это… заведение под обычную алхимическую лабораторию, блажь родовитого скучающего аристократа. Вы же знаете, есть разновидности алхимии, не связанные с черной магией, ими дозволяется заниматься практически каждому — при условии получения свидетельства о благонадежности от Багряной палаты. Мы, конечно, стараемся контролировать такие занятия, но все объять не в состоянии. В наших архивах зафиксировано два случая, когда Черных Алхимиков держали у себя два короля в разных государствах — в этих случаях было еще труднее работать, как вы понимаете.
— И для чего короли их использовали? — криво усмехнулся Сварог.
— Для всех трех разновидностей — убийство, разврат, безобидные забавы… В одном случае короля удалось отстранить от власти, признаться, не вполне этичным способом — использовав честолюбивого наследника, по его мнению, засидевшегося в наследных принцах, и его сообщников, достаточно серьезных заговорщиков. Но так уж сложились обстоятельства, что поступить иначе было просто нельзя. В другой раз все вскрылось после внезапной, но совершенно естественной смерти короля — Черный Швец и его подручные не успели сбежать, лабораторию обнаружили в подвалах, начальник тайной полиции проявил расторопность и действовал очень грамотно… Однако кое-кто из тамошних созданий — понятно, те, что обладали человеческим разумом, — успел ускользнуть, и я не уверен, что тогда переловили всех. Впрочем, сами по себе они были не так уж опасны, смертны, как обычные люди… Да и порой при разных обстоятельствах невольно выдавали себя. Все это есть в бумагах, ваше величество. Вы — человек крепкой душевной закалки, но на ночь лучше не читать. Да, Черные Алхимики — не все, но некоторые — умели еще изготовлять разные премерзкие зелья, уже чисто для убийства. Человек, например, начинал неудержимо стареть, юноша в считанные месяцы превращался в дряхлого старца и умирал от старческих немощей. Или начиналось неудержимое кровотечение — сквозь стенки кровеносных сосудов, через поры кожи. Смерть в этих случаях вообще случалась через считанные дни. Да много чего еще… И еще одно, очень важное обстоятельство. Так и не выяснено, каким образом, но иные Черные Швецы каким-то образом ухитрялись ускорять ход времени. Это звучит невероятно, но есть примеры с неопровержимыми доказательствами. Скажем, один Черный Швец вырастил для своего покровителя-магната классическую белину за полгода — из конкретной деревенской девочки, ее потом опознали родители. За полгода. Были и другие случаи, позволяющие утверждать совершенно точно: некоторые из Черных Швецов умели ускорять время…
Черт знает что, в сердцах подумал Сварог. Ускорение времени, невероятные гибриды людей и животных, белини и белины… Где был Гаудин с его восьмым департаментом? Где были другие имперские спецслужбы? Огромные лаборатории, основанные на какой-то неведомой науке, смешанной с черной магией… И ведь мы ничего не узнали бы, не окажись Вердиана тверда характером и не бросься она бежать из замка в неизвестность… А о чем мы еще не знаем?
— Великолепно, — сказал он, кривя губы. — Всего в нескольких конных переходах от моей столицы, в полу-сутках езды — такой вот гадюшник. Хотя… Вовсе не обязательно ведь, что этих тварей делают у него в поместье, верно? Мог он их у кого-то купить?
— Безусловно, и такое возможно, — сказал отец Алкес. — Многие именно что покупали. Но рынок, где торговали такими вот… всегда был самым тайным из всех черных рынков, какие только есть. Вы сами понимаете, обстоятельства… В общем, это мало что меняет. Покупателя такого всегда немедленно брали под самое пристальное наблюдение. А Черных Алхимиков преследовали особо безжалостно и целеустремленно. Опять-таки из-за обстоятельств. Обычный черный маг, даже сильный, все же приносил гораздо меньше вреда. А эти были, как выражается кое-кто из наших молодых, заточены на убийство. Даже Белые Лисы — я, кстати, считаю, что иные из них уцелели до сих пор, — гораздо менее опасны. В конце концов, у них всего-навсего — орудия убийства, выглядящие безобидными дамскими безделушками. Создания Черных Алхимиков гораздо более трудноуличимы и опасны…
Он чуточку замялся. Старуха Грельфи тут же подхватила, уставив на Сварога костлявый палец:
— Отец у нас, хоть и руководит Багряной палатой, все же — служитель божий, и ему неловко толковать об иных мирских вещах. Ну, а мне можно напрямки. Вот скажи, светлый король, много ли мужчин, приведя в спальню красотку, предварительно раздевают ее догола и обследуют чуть ли не с лупой? По легендам, были особенно боявшиеся покушений короли, так у них имелись особые люди, которые каждую новую бабу изучали так, что она и бусинку не могла спрятать, не говоря уж о заколках и тому подобных штучках Белых Лис. Но это было так давно, что сказками стало. Нынче времена просвещенные… Ну кто станет?
— Да мало кто, думаю, — сказал Сварог.
Он вспомнил, как в свое время специально раздел Литту при свете и осмотрел, якобы любуясь, как мог тщательно. Но там было совсем другое — он опасался именно что какой-нибудь смертоносной, но безобидной на вид безделушки из арсенала Белых Лис. Действительно, жутковато. Красотка утром уходит как ни в чем не бывало, а короля находят уже захолодевшего, погибшего несомненно от укуса ядовитой змеи — и никак не связывают это с очередной постельной игрушкой его величества. В лучшем случае долго ищут по всему дворцу змею — мало ли какие чудеса случаются, могла и заползти, или подбросил кто-то…
— Конечно, нужно немедленно взять под наблюдение, — сказал он. — У вас уже есть какие-то соображения, отец Алкес?
Интагара он не позвал по очень простой причине. Вернее, по двум. Во-первых, у него все равно не было агентуры в поместье герцога, а во-вторых, сыщики отца Алкеса не просто подготовлены столь же хорошо — учитывая специфику службы, владеют кое-какими навыками по обнаружению черной нечисти и противодействию таковой. Им и карты в руки.
— Разумеется, ваше величество, — кивнул отец Алкес. — У меня было достаточно времени до вашего возвращения. И должен вас огорчить: у меня пока что нет ни соображений, ни тем более плана действий. Все из-за специфики места действия: обширное сельское поместье, окруженное герцогскими владениями. Не те места, где может даже короткое время отираться кто-то посторонний. Правда, не так уж и далеко пролегает Большой Тракт, но это ничего не меняет, почти невозможно придумать убедительную причину, по которой путник съехал бы с тракта и повернул в герцогские владения. Купцы приезжают редко, и в замок их никогда не пропускают, управляющие с ними всегда встречаются в одной из деревень на границе герцогских земель. Странствующих монахов без церемоний гонят прочь, — он грустно покривил губы. — Что само по себе никаких подозрений не вызывает: увы, так поступают многие спесивые магнаты, не имеющие никакого отношения к черной магии, зато бравирующие безбожием… В гости к нему ездит считанное количество дворян — главным образом соседи, такие же анахореты, только добровольные. Люди светские подобных герцогу опальных вельмож объезжают десятой дорогой. В городе работать было бы значительно легче: во дворец знатного человека, подобного герцогу, часто съезжаются многочисленные гости, и среди них не так уж трудно найти человека, который согласится помогать. Да и ввести в такой дом своего человека под видом слуги довольно легко: из городских дворцов знати слуги частенько бегут, по самым разным причинам: проворовался, проштрафился, спутался со смазливой служанкой, и оба отправились искать лучшей доли. Крепостных порой манит волюшка-воля. Слуги, служанки, секретари в богатые дома требуются почти всегда. И явившихся искать места не подвергают столь уж скрупулезнейшей проверке. Здесь же — почти невозможно работать. К чему я веду? Вы, ваше величество, располагаете не в пример большими возможностями — уже не в качестве короля. То, на что моим людям потребуется много времени и немало усилий, вы в состоянии проделать гораздо быстрее и легче, — и он послал Сварогу выразительный взгляд. — К тому же Черные Алхимики — первостепенный предмет интереса некоторых имперских учреждений. Правда, о них и там подзабыли уже, но, насколько мне известно, циркуляры и предписания на их счет не отменены, как не имеющие срока давности…
Он был совершенно прав. Возможностей у Сварога несравненно больше. Причем речь идет не о имперских. Наблюдательные системы Велордерана гораздо совершеннее тех, которыми располагают имперские спецслужбы. Всего-то — полететь в Хелльстад, поставить задачу Золотым Обезьянам и праздно сидеть у экранов с чашечкой кофе под локтем. Какая-то пара часов — и немаленький замок герцога будет при полнейшем неведении его обитателей осмотрен изнутри от флюгеров до подвалов. А все, что там найдется необычного, — моментально зафиксировано и заснято. Ничьей санкции на это не требуется — Сварог в Хелльстаде занимался многим, не испрашивая ничьих санкций. А если там все же лаборатория, которую следует брать силами имперских служб, санкцию Сварог получит в два счета…
— Вы совершенно правы, отец Алкес, — сказал Сварог. — Я это проделаю легко и быстро. Утруждаться нисколечко не придется…
И чуточку удивился: на лице монаха вместо ожидаемого облегчений явственно отразилось что-то вроде сожаления.
— И вы, конечно же, заберете все дело к себе? — спросил отец Алкес все так же чуть сожалеючи. — Как подпадающее под категорию «имперских преступлений»?
— Вам бы тоже хотелось участвовать? — догадался Сварог.
— Признаться, да, — не без смущения ответил отец Алкес. — Я, конечно, понимаю, что сколько-нибудь существенного вклада внести не в состоянии… Однако все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо… Я всю жизнь только слышал о Черных Алхимиках, последнего схватили еще до моего рождения… по крайней мере, так считают на земле… Даже если там нет лаборатории, только эти создания и их покупатель, невероятно хотелось бы принять участие…
— Примете, — твердо сказал Сварог. — Мое слово. — В конце концов, дело происходит на земле, возможно, в будущем это знание Багряной палате пригодится… — Я ведь обязан думать и о земных интересах, как земной король… — он открыто улыбнулся. — И вообще, кто знает, вдруг да и понадобится ваше содействие?
…Так и случилось: часа через полтора он с чашкой кофе у локтя сидел перед экраном, а у соседнего манипулировал клавишами и кнопками Золотой Обезьян под номером восемь. Сварог распорядился начать наблюдение с высоты не менее лиги — хотел воочию взглянуть, что собой представляют владения опального герцога.
Действительно, случайному путнику сюда пробраться невероятно трудно, практически невозможно: замок окружен даже не парком, настоящей лесной чащобой югеров в двадцать, вокруг разбросаны деревеньки, поля, дорог много, сущая паутина, но все они, сразу видно, так сказать, местного значения — либо соединяют деревни друг с другом, либо ведут от них в герцогский замок (наверняка подвозят съестное и вообще все необходимое, такие поместья ведут сущее натуральное хозяйство, из города доставляют лишь отсутствующие в сельской местности деликатесы и хорошие вина).
«Глаз» опускался неспешно, словно идущий на посадку воздушный шар. С внешним миром поместье, вообще весь этот район, соединяет одна-единственная дорога, упирающаяся в Большой Тракт. Вердиана, надо полагать, скакала вон там… и вон там… а потом вырвалась за пределы герцогских владений…
Что ж, предки герцога пошлой бедностью не страдали, замок они давным-давно выстроили на широкую ногу: огромное главное здание из красноватого камня, с серой черепичной крышей, похожее сверху на затейливую буквицу какого-то из старинных алфавитов, вокруг чуть ли не целый городок строений поменьше, но тоже выглядевших отнюдь не убого — надо полагать, стандартный набор имения знатного магната: дома для слуг, кладовые, поварни, конюшни, каретные сараи и прочие атрибуты сытой богатой жизни. Парк вокруг дворца с мощеными дорожками и фонтанами как-то незаметно переходит в дикий лес. Сварог сердито сжал губы: вон тот кусочек леса, окруженный высокой каменной стеной, наверняка тот самый поганый Диснейленд, в котором чертов извращенец, напялив медвежью шкуру, гонялся ночью за девушками. Ну, развлекаться скоту осталось недолго. Даже если он всего лишь покупатель, дело, как объяснил отец Алкес, согласно действующим до сих пор старинным законам кончится Треугольной площадью. А своим правом на королевское помилование Сварог в жизни не воспользуется. Так что Вердиана без малейших усилий станет молодой богатой вдовой. И не в богатстве дело — к нему она, в общем, равнодушна. Просто этой ночью она призналась Сварогу: пусть она выздоровела, пусть все отлично, но все равно у нее порой зябкие мурашки пробегают по спине, когда она вспоминает, что этот скот живехонек-здоровехонек и как ни в чем не бывало пребывает в роскоши и покое, предаваясь прежним удовольствиям… И еще она всерьез опасалась, что герцог рано или поздно устроит на нее покушение.
Вот это (в чем со Сварогом всецело соглашались медики) не имело никакого отношения к психическим расстройствам вроде мании преследования. Угроза была вполне реальной — герцог пылал к сбежавшей юной супруге лютой ненавистью. И потерял слишком много: его отлучили от двора (где его предки блистали лет четыреста), отправили в ссылку, практически пожизненную (учитывая, сколько лет жизни осталось герцогу и сколько — Сварогу). Он лишился лучшего поместья «Медвежьей берлоги», родового дворца, каждый год должен выплачивать Вердиане кругленькую сумму. Одним словом, сразу и не скажешь, какой ущерб весомее — материальный или моральный, говоря казенными оборотами…
Разумеется, Сварог принял все возможные меры. Вердиану охраняли не хуже, чем коронованных особ. Положа руку на сердце, у этих предпринятых Сварогом мер, кроме благородной подоплеки — спасти жизнь немало претерпевшей молодой девушке, — была и, как в жизни частенько случается, и чистой воды прагматичная. Если герцога удалось бы уличить в подготовке покушения на жизнь супруги, никаких усилий не пришлось прилагать бы, чтобы отправить его на Треугольную площадь, к мастерам печальных церемоний и позолоченному мечу.
До сих пор тревожных звоночков не было: мерзавец и подонок далеко не всегда бывает глупцом. Герцог умен и коварен. Должен прекрасно понимать, что слежку за ним установят плотнейшую. Вряд ли откажется от мести, но спешить не будет, постарается сработать ювелирнейше — в конце концов Сварог и Интагар люди, а не всеведущие боги…
Позавчера люди Интагара принесли в клювиках интересные новости. В Латерану приехал некий маркиз из герцогских дворян — им-то, в отличие от герцога, никто не запрещал покидать поместья. Вердиана, когда Сварог вчера показал ей фото со своего компьютера, моментально этого субъекта узнала — один из полудюжины особо доверенных людей герцога, занимавшихся всевозможными грязными делами. Так что события, похоже, двинулись с мертвой точки.
А впрочем, подумал Сварог, это уже и не имеет особого значения. Уличенный в связях с Черными Алхимиками герцог, как любой другой на его месте, прямо-таки автоматически получит билет в один конец — то бишь на Треугольную площадь. Главное — раздобыть улики, а уж потом…
— Дальнейшие приказания, командир? — вырвал его из задумчивости бесстрастный голос сидевшего одесную Золотого Обезьяна. (После некоторых раздумий Сварог и им, не мудрствуя лукаво, велел обращаться к нему именно так.)
Спохватившись, он уставился на экран. «Глаз» словно бы висел на высоте первого этажа в точке, откуда просматривался весь длинный фасад замка с помпезным главным входом, островерхими башенками по углам и слегка траченными столетиями каменными фигурами мифологических чудовищ, шеренгой восседавших у подножия крыши от угла до угла.
Совершенно все равно, откуда проникать внутрь дворца — хоть через главный вход, хоть через любую каминную трубу. Но все равно следовало определить какую-то конкретную точку, когда имеешь дело не с людьми, а с роботами. Робот попросту не поймет команды «Да где угодно», ему необходима предельная точность формулировок…
Правда, долго голову Сварог не ломал: он просто-напросто указал на одну из стеклянных витражных аркообразных дверей, выходивших на опоясавшую второй этаж галерею — с черепичной крышей и вычурными каменными перилами. Какая разница?
Замок, галерея, ало-золотисто-синий витраж поплыли навстречу…
Полное впечатление, что раздалось пронзительное «Бан-н-н-н-н-г!».
Ерунда, конечно. Ничего подобного. Просто-напросто экран сплошь заволокло нечто вроде грязновато-серой паутины, образовавшей довольно правильный узор с черными точками в местах пересечения нитей.
— Непреодолимая преграда, командир, — столь же бесстрастно, как о любом другом событии, доложил Золотой Обезьян.
Удивления не было — скорее раздражение. Не размениваясь на эмоции, Сварог отдал новую команду. И еще одну. И еще. Потом на пару минут задумался, составляя в уме уже не короткий приказ, а обширную программу действий — с учетом личности подчиненного и образа мыслей его электронных мозгов.
Программа получилась толковая, Золотой Обезьян не попросил никаких уточнений. Вот только она, осуществляясь на продолжении квадранса, показала свою полную несостоятельность. Иными словами, хелльстадским средствам наблюдения проникнуть внутрь замка оказалось невозможно — ни через окна, ни через двери, ни через стену, подвальные окошки, трубы, крышу. Всякий раз непреодолимой преградой вставала эта самая паутина. Как когда-то в Горроте. Правда, там рисунок «преграды» был другой — как и той «преграды», что не позволяла орбиталам даров следить за Хелльстадом. Но суть та же — непреодолимая, несмотря на все возможные манипуляции, стена. Разве что выглядит иначе, незнакомо.
Вот такие дела. Означает ли это, что герцог был как-то связан с Брашеро? Особенно если вспомнить странную схожесть иных имевшихся в его замке тварей с творениями Ледяного Доктора? Или случилось элементарное совпадение, и здесь что-то другое? Скажем, именно такую защиту умеют ставить Черные Алхимики? Нет, бессмысленно ломать голову, не имея должной информации…
Дальнейшие изыскания заняли более часа, но иначе было просто нельзя, к загадке следовало подойти со всей скрупулезностью, как ученые к экспериментам…
Результаты и выводы: в любое из многочисленных строений, расположенных вне дворца на территории поместья, можно было проникать совершенно свободно, видеть и слышать все происходящее внутри — от болтовни попивавших пиво свободных от несения службы лакеев до оживленного лирического общения молодого конюха со смазливой служанкой на ворохе соломы в углу денника; от деловитой суеты на поварне до маявшегося лютой скукой привратника у ворот. Недоступным оставался только сам дворец. А посему прямо-таки напрашивался логический вывод, отнюдь не притянутый за уши: в замке есть нечто, что герцог не хочет показывать постороннему глазу. Никто не вешает хитрый надежный замок на пустую кладовую…
Поразмыслив как следует, Сварог пришел к выводу, что эта нежданно-негаданно объявившаяся чертова «паутина» не усложняет, а облегчает ему задачу. Поскольку при ее обнаружении у него отныне полностью развязаны руки как в качестве начальника восьмого департамента, так и директора девятого стола. Есть законнейшие основания — более того, настоятельная необходимость — хоть сегодня же захватить замок силами всех подчиненных ему спецназов, повязать поголовно всех, кого там найдут, допрашивать их уже не на земле, а за облаками. Разумеется, после совещания с Канцлером, которому, как и Яне, следует немедленно доложить столь любопытные новости. Что до земли… Кажется, вполне разумным будет еще до доклада наверх поручить Интагару аккуратненько изъять этого маркиза так, чтобы его исчезновение осталось незамеченным и никому неизвестным. И немедленно вдумчиво порасспросить его о том, что, собственно, происходит в замке, и о некоторых созданиях, там обитающих — а также о персонах, кои там могут обитать. Один из доверенных мастеров по грязным делам, не первый год состоящий при герцоге, что-то да может знать. По крайней мере, о загадочных «девицах» он знает точно: перед отлетом из санатория Сварог, как ни противно было, просмотрел подробно кое-какие записи воспоминаний Вердианы — и в ходе одной из грязных игр маркиз обнаружился вместе с означенными «девицами»… Еще до выброски десанта на замок будет свидетель…
Велев Золотому Обезьяну прекратить наблюдение, от которого больше не было никакого толку — из ситуации выжали все, что возможно, — Сварог достал «портсигар», вызвал Интагара и поставил задачу. Интагар, как и следовало ожидать, попросил полчаса на обдумывание, планирование и точные расчеты предстоящего концерта, после чего обещал исполнить все в точности. Сварог, конечно же, эти полчаса ему предоставил — серьезные операции с бухты-барахты не проводятся…
Сделав себе еще кофе и закурив очередную сигарету, он задумчиво вертел «портсигар» на колене, прикидывая, с кем связаться в первую очередь — с Яной или с Канцлером. По всему выходило, что — с Канцлером, поскольку…
Лежавший на колене «портсигар» тихонько засвиристел, завибрировал, размерено замигал «самоцвет» на крышке. Сварог моментально проделал нехитрые манипуляции, отвечая на вызов.
На экране появился маркиз Оклер, стоявший где-то на морском берегу — за спиной у него уходила к горизонту лазурная морская гладь, поблескивавшая искорками солнечных зайчиков, — где бы он ни был, погода там стояла прекрасная, ясный солнечный день.
— Лорд Сварог, я со своими людьми сейчас на полуострове Тайри, на его «внешней» стороне… — сказал он и замолчал.
Лицо у него не выражало ни тревоги, ни тем более страха — но некоторое тягостное раздумье определенно присутствовало. Сварог давненько уж знал: «внешней» стороной полуострова Тайри именуется та, что обращена к открытому морю. «Внутренней», соответственно, — та, что совместно с континентом образует залив Скаури, где расположен Фиарнолл.
— Что-то случилось? — спросил Сварог.
— Да, вот именно, — сказал маркиз. — Конечно, следовало бы в первую очередь доложить Канцлеру, но он все еще на Нериаде, вы гораздо ближе… В конце концов, случай из тех, о которых следует незамедлительно ставить в известность все спецслужбы Империи. Я подумал и решил на свой страх и риск, что никаких Тревог объявлять пока не следует, не та ситуация…
— Что случилось? — повторил Сварог жестче.
— Если вы не заняты чем-то сверхважным, вам, по-моему, следует немедленно прилететь, — сказал Оклер. — Сейчас я дам картинку…
Он исчез с экрана, изображение дернулось, смазалось на миг — маркиз повернул свой передатчик. Сварог смотрел на то, что там появилось, лишь несколько секунд. Ни одного вопроса он не задал — все и так ясно, коли уж Оклер, исправный служака, назубок знающий все уставы, регламенты и параграфы, поступил именно так, то именно этого ситуация и требовала. Как требовала и немедленного прибытия туда Сварога.
— Мне до вас примерно квадранс полета на максимальной, маркиз, — сказал он, другой рукой гася в массивной пепельнице из резного оникса едва начатую сигарету. — Я в Хелльстаде. Когда взлечу, сообщу вам, дадите пеленг. А вы тем временем свяжитесь с Канцлером. В общем-то вы правы: никаких поводов для тревог…
Резко отодвинул кресло, встал и направился к выходу, пряча в карман «портсигар». Действительно: не видно пока что поводов для тревог. Всего-навсего очередная загадка, возможно, долгого времени на разгадку и не требующая…
За время полета он тщательным образом изучил все материалы по полуострову Тайри. В этом не было ровным счетом никакой надобности — но не хотелось четверть часа просидеть бездельником, пока виману-самолет ведет автопилот. Да и земному королю полезно знать как можно больше о своих землях — мало ли как, когда и где пригодится. Заниматься этим систематически не хватало времени, а перелеты, особенно долгие, идеально подходили…
Он узнал, что полуостров Тайри природой во многом обделен. Большая часть земель — сухая и каменистая, непригодная ни для пашен, ни для пастбищ. Меньшая часть — песчаные земли, как нельзя лучше подходящие для картошки (по этой причине дворянство иронически именует братьев по классу, сохранивших там имения с крепостными, «картофельными господами»).
По вышеупомянутым причинам те самые каменистые земли почти что и не заселены. Жизнь кипит только на морском берегу — там множество рыбацких деревень, ремесло это позволяет и сытно жить, и даже порой неплохо заработать. Примерно две трети рыбаков — фригольдеры, а остальные — переведенные на оброк крестьяне немногочисленных дворян, тех, у кого не нашлось достаточно денег, чтобы перебраться в более комфортные места (о чем, впрочем, они и не жалеют особенно — оброк идет приличный). Хватает и шаланд-баркасов прибрежного плаванья, но немало и двух категорий «рыбаков открытого моря», уходящих в океан кто на сто, кто на пятьсот морли. А некий маркиз, получивший после смерти тетки в Сноле немаленькое наследство, не уехал отсюда, а построил немаленькую «плавучую мастерскую», большую флотилию, бороздящую океан. Посмеиваются и над ним, прозвав «рыбьим маркизом», но маркиз, человек оборотистый, и в ус не дует, уверяя, что зарабатывает гораздо больше, чем если бы взялся хозяйничать в доставшихся в наследство теткиных имениях. И нисколечко не лукавит: «плавучие мастерские», Сварог и до того знал, ловят (и частью на борту же солят, вялят и коптят) рыбу самых дорогих, деликатесных пород — а ее косяки держатся обычно далеко в открытом море.
(И еще одна пикантная деталь, о которой не знало спесивое дворянство, но знал вездесущий Интагар — у маркиза давненько уж состояла в любовницах красавица-русалка из ближайшего подводного города. На докладе об этом марьяже Сварог наложил резолюцию «Оставить без внимания» — поскольку никакого нарушения законов не усматривалось, а под шпионаж никак не подходило — подводные жители за сухопутными не шпионят, разве что собирают по мелочам информацию, главным образом в портовых кабаках, чтобы знать, что делается на земле и чем там живут.)
Так, прилетели… Сварог остановил самолет в воздухе, уардах в тридцати над деревней, чтобы немного осмотреться сначала.
Деревня большая, не из бедных — как сообщил компьютер, здесь в основном «сотняги», есть даже с полдюжины «пятисоток». Длиннющий деревянный причал пуст — ну конечно, все в море. Только справа сиротливо приютился двухмачтовый кораблик, судя по оснастке, из «сотняг». Должно быть, чинится — на палубе деловито суетятся десятка два рыбаков, кажется, реи меняют.
Почти посередине в причале зияет здоровенный пролом — ага, именно там эта тварь и вылезла из моря, от причала к деревне тянется четкий глубокий след, словно бы оставленный гигантской танковой гусеницей — очень похожий отпечаток. Несколько ближайших к морю домов разрушены — тварь двигалась по прямой. Но уардах в трехстах от моря ее остановили…
Слева, рядом с причалом, лежат на спокойной воде «Ящеры» Морской бригады — шестерка одноместных боевых и транспортник, раза в три их побольше. Жители сгрудились тесной толпой уардах в полусотне за деревней — причем не похоже, чтобы их специально туда отогнали, не видно ни оцепления, ни караульных. Видимо, насмерть перепуганные люди (главным образом женщины, дети и старики — мужчины почти все в море) ждут, когда Высокие Господа Небес изволят внести какую-нибудь ясность.
А теперь — главное. Оно… Среди развалин двух домов и их надворных построек замерла неподвижная туша — нечто овальное, на первый взгляд, длиной уардов в десять и шириной в три. Сплошь покрыто то ли панцирем, то ли чешуей из шестиугольных плиток, как и короткий толстый хвост. Цветом гораздо темнее вареного рака, скорее бурое, чем красное. Ага, по бокам передней части — где виднеется нечто напоминающее голову — два толстых щупальца с пучками более тонких и коротких на конце. Вокруг — несколько человек в синей с серебром форме Морской бригады, все при деле, все нацелились на чудо-юдо морское какими-то аппаратами, а один упер в бок блестящий шест с чем-то овальным на другом конце.
Сварог не был знатоком морской фауны — так, знал с дюжину самых распространенных, живущих главным образом у поверхности животных, как хищников, так и безобидных. Но был твердо уверен, что с этой непонятной тварью связана некая странность — иначе зачем здесь боевые машины и эксперты Морской бригады?
Решив, что увидел достаточно, повел самолет к восходной окраине деревни, где, глядя в небо, стоял прекрасно знакомый ему человек. Опустился уардах в трех от него, откинул лесенку и слетел на землю на морской манер — почти не касаясь подошвами ступенек, держа руки на перилах.
Оклер подошел и отдал честь. На его лице Сварог не увидел ни растерянности, ни тревоги — так что не похоже, будто случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Вот такие у нас дела, лорд Сварог, — сказал маркиз опять-таки спокойно. — Объявилась вдруг тварюга… Орбиталы-наблюдатели сообщили нам практически сразу, и я отправился с группой. Пятый параграф… вы ведь его знаете?
Сварог кивнул:
— Конечно, по должности положено. Точнее, по двум должностям.
Да, такие вещи и начальнику восьмого департамента, и директору девятого стола полагалось держать в памяти. Существует длиннющая официальная бумага с сухим названием «Устав о поведении в случае обнаружения необычных явлений». Пятый параграф как раз и касается необычных явлений и необычных существ морского происхождения.
Со здешним океаном обстоит совершенно иначе, чем с морями-океанами покинутой Сварогом Земли. В отличие от земного, таларский в свое время, уже после Вьюги, в течение примерно полусотни лет был изучен вдоль и поперек, проведена своего рода инвентаризация всей морской флоры и фауны, вплоть до самых глубоководных (причины Сварогу как-то объяснил Канцлер — нужно было выявить и истребить то, что было не творением природы, а делом рук черных магов, некогда баловавшихся созданием разных морских чудищ, наперечет предназначенных не для добрых дел). «Продукцию» магов в конце концов выловили и истребили практически поголовно, а тех, кто появлением обязан был природе (она, как известно, и не добрая, и не злокозненная, вообще не существует в виде физического либо юридического лица) описали, классифицировали и занесли в обширные каталоги — от громадного гривастого крокодила до крохотного слепого рачка, обитающего на морском дне, на приличных глубинах.
Так вот, если в прибрежных селениях или городах объявлялись прекрасно известные науке морские твари, имперские службы не вмешивались, как бы твари ни буянили — считалось, это чисто земные дела, с которыми земные обитатели обязаны справляться своими средствами — не дети маленькие, обойдутся, Империя не обязана их опекать…
Всякое случалось. Пусть и редко, но порой гривастые крокодилы, морские змеи и пятнистые саламандры (хищники с земного крокодила размером) нападали и на рыбацкие лодки, и даже на небольшие корабли — главным образом оттого, что одряхлели или не могли гоняться за обычной добычей с прежней сноровкой из-за какого-нибудь калечества (как когда-то обстояло с индийскими тиграми, становившимися людоедами примерно в силу тех же причин). А особо наглые выползали на берег поживиться пасущейся скотиной, а то и человечинкой.
Зло было давнее и привычное, а потому на земле в таких случаях в общем, головы не теряли и в панику не приходили. Незваных гостей довольно быстро истребляли — именно в расчете на такие случаи жителям городов и деревень, расположенных не далее десяти лиг от моря, была давным-давно пожалованная королями привилегия держать дома холодное оружие любого вида (за использование «не по назначению» полагалась петля). Правда, иногда случалось и вмешиваться регулярным войскам, и даже с артиллерией — как было лет двадцать назад, когда по одному из необъяснимых капризов природы крабы-бокоходы размножились прямо-таки неимоверно — и хлынули на землю ордами в несколько сотен, причем в трех местах. Твари были серьезные: величиной с крупного волкодава, проворные, способные вмиг отстричь человеку руки-ноги, а то и перекусить пополам. И в обычных условиях, чтобы их добывать, от рыбаков требовалась нешуточная смелость — краб-бокоход человека нисколечко не боялся и никогда не ждал покорно, когда его проткнут острогой, защищался со всем усердием (и все равно их добывали во множестве — вкусное было мясо, считалось господским деликатесом, и платили на него приличные деньги). Ну, а уж когда на суше оказывалась орава экземпляров в триста, а то и пятьсот, голодных и лишенных всякого страха перед человеком — тут уж без армейцев с мушкетами и пушками было не обойтись…
Так вот, пятый параграф… Он как раз и касался напрямую необычайных, неизвестных прежде морских созданий. Вот в этом случае имперские службы реагировали прямо-таки молниеносно — ну, не любили в Империи неизвестного и непонятного… Так произошло и на сей раз — обнаружив, что очередной морской гость ни в каких каталогах не значится, орбиталы моментально посылали сигнал тревоги Серебряной бригаде — а после создания Морской бригады уже ей. Так что «бурого» ухлопали уже минут через двадцать после его неожиданного появления из моря.
— Мразь редкостная, — сказал Оклер, морщась. — Несомненный хищник — местные нам рассказали о сожранных…
— Жертв много? — спросил Сварог, вспомнив, что он еще и земной король.
— Вроде бы человек пять, — сказал Оклер. — Точно мы пока не установили — там главным образом женщины, детишки, старики, истерики, плач, не получается толковых разговоров… Пойдемте, посмотрим?
— Пойдемте, — сказал Сварог. — Нет, подождите-ка, маркиз…
Отделившись от толпы, к ним поспешал не особенно и сгорбленный старик — опираясь на толстую палку, но довольно проворно. Очень уж целеустремленно к ним спешил, так что следовало задержаться и узнать, в чем дело, — иногда от стариков бывает нешуточная польза: много повидали, много знают…
Так… Одет скромненько, но опрятно, довольно живописен — расчесанная седая шевелюра, столь же ухоженная бородища, на шее ремешок с какими-то фигурками, ракушками, кусочками янтаря, веточками розового и синего коралла, засушенными крабиками. На худых запястьях — браслеты в том же стиле, на лбу — ремешок с большим отшлифованным сердоликом.
Ага, вот ты у нас кто… Классический гриот — деревенский колдун с морской спецификой. Не так уж редко попадаются откровенные шарлатаны — причем многие как сыр в масле катаются благодаря умению устраивать мастерские фокусы (что и в местах, расположенных далеко от моря, — не редкость). Однако, по достоверным данным, есть и кое-что знающие, кое-чем владеющие. Знания и умения не особенно серьезные, но все-таки… И в имперских спецслужбах, и в земной тайной полиции о них есть очень интересные материалы — какое, к черту, шарлатанство…
Так что Сварог терпеливо ждал. Добравшись до них, старец — глаза умные, пронзительные, по-молодому ярко-серые — склонился перед Сварогом, протянув свободную руку к земле. Он явно намеревался отдать земной поклон, но был уже не в состоянии выполнять такие упражнения.
— Не утруждайте себя, почерс,[14K1] — сказал Сварог королевским тоном.
Старик с трудом выпрямился и, глядя вполне осмысленно, молодо, сказал звучным баритоном:
— Приветствую вас в наших убогих местах, светлый король…
Сварог пока что не делал никаких выводов. Это вовсе не обязательно настоящий гриот, опознавший Сварога посредством тех самых умений. В конце концов, и в таком захолустье попадаются портреты или бюсты Сварога Барга — скажем, в провинциарии, где старик мог бывать. Есть еще и портреты Сварога, которыми торгуют на ярмарках. Лубки для простого народа, но сходство порой передают довольно точно, хотя встречаются и фантазийные (Сварог даже шутки ради коллекционировал одно время, собрал с полсотни, целую стену украсил в Латеранском дворце, а потом наскучило, перестал).
— Это чудище из янтаря, ваше величество, — сказал живописный старик. — Значит, как всегда, нужно ждать Большой Беды. Они всегда были предвестниками Большой Беды. Так что будьте наготове, светлый король…
Его глаза вовсе не горели никаким таким фанатическим огнем, как у иных полубезумных пророков, о которых Сварог читал, его голос звучал ровно и спокойно, словно старик говорил о самых что ни на есть бытовых вещах: виды на очередной улов, починка сетей… И это, вот закавыка, как-то располагало к нему и никак не позволяло зачислять во что-то вроде сельского юродивого (которых Сварог, в отличие от пророков, несколько раз лицезрел своими глазами).
— О чем вы, почерс? — спокойно спросил Сварог.
— У меня не получится так подробно и учено, как у этого молодого человека, — сказал старик, указав на Оклера. — Он сможет гораздо лучше. Главное, я вас предупредил, ваше величество… Разрешите уж удалиться? Посидеть тянет, ноги совсем плохие…
Сварог кивнул. Старик поклонился и пошел к столпившимся поодаль односельчанам, упираясь палкой в каменистую землю не со столь уж и старческой дряхлостью.
— Интересно… — задумчиво сказал Оклер. — Пожалуй что, не шарлатан, а настоящий гриот. У меня есть агентура кое в каких портах — по должности положено. А главное внимание — Стагару. Так что давно убедился: вокруг морского колдовства, как водится, кружит немало небылиц, но оно есть. Узнать в вас короля он мог… ну, скажем, видевши ваш портрет. А вот того, что я подробнее и лучше него могу рассказать о чудовищах из янтаря, обычный человек знать никак не мог. Да, это несомненный гриот, надо будет взять на заметку, у меня на них картотека, как и на многое другое, связанное с морем…
— И что же это за чудовища из янтаря такие? — спокойно спросил Сварог.
— Рассказывать придется довольно долго… Может, сначала вы взглянете на эту тварь вблизи, пока ее не увезли наверх ученые? Или она вам неинтересна?
— Вовсе даже наоборот, — сквозь зубы сказал Сварог. — Не могу я пренебречь тварью, которая нагрянула на мои земли и напала на моих подданных… Что-то у вас вид, полное впечатление, стал чуточку виноватым. Верно?
— Простите уж, мой король… — сказал Оклер. — Я ведь, вашими милостями, еще и земной дворянин, так что… Это эгоизм, конечно, так думать, но я чуточку рад, что оно выползло здесь, а не на нашем Сегуре.
— Да ладно, — сказал Сварог. — По-человечески понятно, я бы тоже радовался, выползи оно, скажем, в Лоране — и даже не чуточку… Пойдемте?
Они зашагали по широкой улице меж добротных домов, как две капли воды похожих на домовладения зажиточных крестьян — да, небедная деревня… Правда, со своей спецификой: нет ни хлевов, ни огородов. Из живности только собаки да домашняя птица — создания, которые могут прожить и на этих бесплодных землях, потому что человек прокормит.
Когда они оказались уардах в двадцати от исполинской бурой туши, на Сварога нахлынула сильная, густая волна — если рассудить не вонь, но крайне неприятный запах — оттого, что он казался настолько чужим, не похожим ни на что знакомое, вообще словно бы не принадлежащий этому миру. Сварог невольно поморщился.
— Ох, простите, я не подумал… — сказал Оклер, двумя пальцами достал из нагрудного кармана черный решетчатый диск размером с серебряный сестерций, протянул Сварогу. — Положите в карман. Это, упрощенно объясняя, респиратор.
Сварог опустил диск в карман — и моментально перестал ощущать какие бы то ни было запахи, любые. Он заметил, что людей в синем вокруг чудища осталось наполовину меньше, да и оставшиеся, такое впечатление, уже работают без прежнего прилежания, словно работа подходит к концу.
Обошел тварь кругом, переступая через поломанные балки, черепицу и тому подобные следы разрушения. Повернулся к неотступно сопровождавшему его маркизу:
— Что-то я не вижу на нем никаких следов… Инфразвуком били?
— Ну да, — кивнул Оклер. — Чтобы биологи не ныли потом, что им привезли ошметки. Оказалось, и на него инфразвук отлично действует. Правда, времени это отняло чуточку больше, чем следовало бы. То ли у него, как порой с животными случается, сердец более одного, то ли панцирь какое-то время защищал…
Оглядевшись, Сварог подобрал с земли обломок бруса длиной примерно в уард и без малейшей брезгливости — и не такое приходилось проделывать — сильно постучал по шестигранным пластинам, оказавшимся при ближайшем рассмотрении размером с тарелку. Ну да, судя по глухому костяному стуку, это действительно была не чешуя, а панцирь, наподобие черепашьего, только гораздо толще.
Подошел к тому, что с некоторой натяжкой можно было назвать головой. Собственно, головы как таковой не имелось — просто впереди часть туши словно бы срезана, широкая пасть ощерилась двумя рядами изогнутых желтых клыков, а выше — буркалы (нисколько не заслуживавшие звания глаз), с кулак величиной, мутно-серые, потухшие, числом четыре. Сварог невольно чуточку передернулся.
— Мерзость какая, — сказал он с чувством. — Пойдемте? Расскажете, что имел в виду старик. Вон там даже присесть можно…
Они присели на серый, нагретый солнцем камень неподалеку от крайнего дома — сразу видно, чертовски старый, вросший в землю, выщербленный, но все же сразу позволявший судить, что это дело человеческих рук. Некогда камень, близкий формой к обычному брусу, был довольно тщательно отесан. И более всего походил на единственное, что осталось от стоявшей здесь во времена почти былинные древней крепости — видывал Сварог нечто подобное.
Он закурил и вопросительно глянул на Оклера.
— Подобные твари не впервые появляются, всякий раз разные, — сказал маркиз. — У них есть длинное научное название — ученых ведь хлебом не корми, только дай приспособить к чему угодно длинное научное название, без этого им и жизнь не мила… Есть там и слова «неизвестной природы» — потому что за восемьсот лет так и не доискались, откуда они берутся, в то время как им совершенно не положено быть… Ну, а земные книжники и люди вроде этого гриота их еще в старые времена прозвали «чудищами из янтаря». Вам доводилось видеть куски янтаря с замурованной в них разной живностью вовсе уж древних времен… собственно, из тех периодов, которые книжники именуют «до начала времен»?
— Конечно, — сказал Сварог. — И не только здесь. Там, откуда я… пришел, тоже хватало такого янтаря.
Подробностями семейной жизни он делиться не стал, хотя они были совершенно приличными. Пару месяцев назад Яна всерьез увлеклась коллекционированием янтаря с древней живностью. Сама она ни о чем таком не просила, но чего не сделаешь для очаровательной супруги, крайне терпимо относившейся вдобавок к иным его выходкам. Пришлось поставить задачу Интагару, и в сжатые сроки появился целый отдел тайной полиции, прочесывавший антикварные лавки и надзиравший за янтарными месторождениями.
— Научно обоснованной версии до сих пор нет, — сказал Оклер. — Самая правдоподобная, как говорит профессор Марлок, — они неким загадочным образом попадают к нам с Соседних Страниц. Нечто вроде того случая, когда открылись некие врата, и к нам ворвались очаровательные пиратки из некоего Коргала… ну, вы эту историю знаете лучше меня, вы ведь были даже не очевидцем — участником… В общем, у нас нет научно подтвержденных версий. Книжники очень быстро выдвинули свою: все эти твари — здешние. Они много, много лет спали в некоем янтаре, подобно всем этим ящеркам-бабочкам, которыми торгуют антиквары. А потом отчего-то проснулись… — он ухмыльнулся. — А вот дальше… Как частенько случается и с земными учеными, и с нашими, объяснений предлагается десятка два, самых разных, и автор каждого уверен, что только он прав, но никто ничего не в состоянии доказать… Ни мы, ни они. Правда, у нас есть одно-единственное небольшое преимущество: мы точно знаем, что это невероятно древние твари, считавшиеся вымершими. Правда, это ничему не помогает и ничего не объясняет…
— Так, — сказал Сварог. — Давайте-ка с самого начала и по порядку. Чувствую, история длинная…
— Да, это тянется больше восьмисот лет… Собственно говоря, началось гораздо раньше, но когда именно, мы не знаем. Почему-то подробно описывать эти случаи и сохранять туши стали только восемьсот лет назад — но в одном из первых отчетов мельком упоминается, что «такое случается далеко не впервые». Самая старая известная нам книга, в которой впервые упоминаются чудовища из янтаря, написана более трех тысяч лет назад, это установлено точно. Никто не знает, почему всерьез за изучение тварей взялись только восемьсот лет назад — ну, мы с вами не юные кадеты, прекрасно знаем, что бюрократическую логику даже самых серьезных контор порой постороннему понять невозможно… В общем, так получилось. Сегодняшняя тварь — девятая по счету. Трех палеонтологи идентифицировать так и не смогли… впрочем, это можно объяснить и тем, что в их распоряжении сейчас — бренные окаменевшие останки далеко не всех разновидностей древней фауны. Зато остальных шестерых они определили влет — как и этого красавца, практически в минуту, — он кивнул в сторону деревни. — Разумеется, есть длиннющее научное название. А если без него — древний морской хищник, обитавший на небольших глубинах и вымерший не позднее полумиллиона лет назад, еще во времена, когда наши предки бегали по Сильване в шкурах и с каменными топорами, а здесь обитали Изначальные…
Сварог вспомнил Землю — точнее, одну из любимых книжек своего детства. Ученый мир считал, что рыба целакант вымерла миллионы лет назад — а потом оказалось, что вымирать она и не думала, все это время обитала не на таких уж больших глубинах, в таких количествах, что местные афроамериканцы прозаически торговали ею на базаре, как какой-нибудь селедкой, а колючую шкуру пользовали вместо наждачной бумаги. Были и другие подобные примеры…
— Послушайте, — сказал он. — А не могло ли все же оказаться так, что считавшиеся вымершими древние животные все же сохранились где-то в укромных уголках? В моем мире был не один случай…
Оклер прищурился:
— А насколько в вашем мире был изучен океан?
— Честно говоря, поверхностнейшим образом, — вздохнул Сварог.
— Вот видите. У нас все обстоит совершенно иначе. Вы ведь в силу обеих ваших должностей должны знать, что в свое время океан был форменным образом прочесан?
(Сварог кивнул.) Ну вот… Буквально прочесан самым тщательнейшим образом. Ни одно не то что крупное животное вроде этого, а и совсем мелкие тварюшки не могли не остаться незамеченными. Я говорил со специалистами. Они заверяют, что науке неизвестны не то что бессмертные, но и чрезвычайно долго живущие представители фауны. Отсюда вытекает: чтобы сохраниться столько лет, нужно воспроизводство особей, а это требует их изрядного количества. Они клянутся честью и научной репутацией: сохраниться где-то в потаенном уголке эти твари никак не могли — потому что в нашем мире нет таких потаенных уголков. И потом… Как я уже говорил, твари всякий раз разные. И в один потаенный уголок наука категорически не верит, а уж в девять… Наука порой заблуждается, но, по-моему, сейчас не тот случай — я давно освоился в должности, груду материалов переворошил… Они приходят откуда-то из других миров… или, если поверить на слово книжникам, долго спали в некоем янтаре, а потом неизвестно почему проснулись…
— Ну ладно, — сказал Сварог. — Не будем углубляться в дебри, где точных доказательств нет, а есть лишь гипотезы, версии и предположения… Давайте о конкретике: как, почему… Тьфу! — он улыбнулся чуть смущенно. — Конечно же, «почему» никто не знает. Думаю, значительно лучше обстоит с «как»?
— Да, вот именно. Итак… Как я уже говорил, девять «явлений». Причем сегодняшнее буквально выламывается из существующей статистики… да, вот так. Кое-какие статистические данные имеются. Твари всегда появлялись раз в столетие. Не в тот же самый день, не в тот же самый месяц, но непременно — раз в столетие. Частота появлений хаотична — это может быть начало века, середина, конец, другие периоды. Но до сегодняшнего дня присутствовала железная закономерность — раз в столетие. Естественно, эту закономерность только выявили, а объяснить не могут. Да, человеческие жертвы случались не всегда: в четырех случаях их удавалось обнаружить еще в море, довольно далеко от берега. Троих прикончили, четвертого по настоятельным просьбам ученых взяли живьем, силовыми полями. И никакой ясности это не внесло: очередное морское животное, считавшееся вымершим чуть ли не миллион лет назад. Прожило в аквариуме лет двадцать, потом сдохло, скорее всего, от старости… А сегодняшний случай… Понимаете, если можно так выразиться, лимит для нашего столетия уже выбран. Предпоследняя тварь объявлялась несколько лет назад, в первое десятилетие нашего века. Впервые за восемьсот лет — второе…
— А что старикан имел в виду под Большими Бедами?
— И это — сложный вопрос… — протянул Оклер. — Книжники старых времен, как ни грызлись по другим деталям, сходились в одном: появление «чудовища из янтаря» непременно предвещает какую-то большую беду. Не то чтобы непосредственно сразу — но Большая Беда обязательно грянет…
Сварог с любопытством спросил:
— И что, никто не пытался это проверить научными методами? Той же статистикой? Сопоставлением событий?
Оклер усмехнулся словно бы с некоторой печалью:
— То-то и оно, что пытались. Уже на моей памяти, когда я еще служил в Серебряной бригаде, лет сорок назад. Один молодой эксперт загорелся и в нерабочее время занимался этим месяца полтора. Именно что сопоставлял даты и события. В семи случаях из восьми и в самом деле после появления твари случалось что-то, заслуживавшее именования Большой Беды. Извержение вулкана, считавшегося, как и все таларские, беспробудно спящим тысячи лет. Погибли два городка и дюжина деревень, число жертв составило более двадцати тысяч — лава, каменный дождь, облака удушливых газов… Знаменитый Великий Пожар в Андилатене. Человеческих жертв было, в общем, немного, но большой, красивый и богатый город выгорел начисто, за триста лет так и не вернулся к прежнему состоянию. На Таларе он считался третьим по красоте после Латераны и Сегулы. Погибла картинная галерея, которую снольдерские короли — те из них, кто всерьез интересовало искусством, — собирали лет четыреста, вторая по величине и количеству древних книг и рукописей, порой уникальных, библиотека. Да много чего еще… Наконец, Гаримфельская война — она считается самой долгой и кровопролитной войной столетия. Ну, и еще пять случаев, подходящих под ту же категорию. Я не буду рассказывать подробно — проще сбросить вам все материалы… на что вы безусловно имеете право по службе. Никакой закономерности на сей раз нет — временной интервал после появления очередной твари и до очередной Большой Беды колебался от нескольких дней до нескольких недель и нескольких месяцев…
Сварог невесело усмехнулся:
— Судя вашему тону и выражению лица… Что-то мне вещует: начальство и научные круги гипотезу не приняли?
— Угадали, — столь же невесело ответил маркиз. — Ученые заявили, что восемь случаев — слишком мало для выведения закономерности. Лучше бы двадцать восемь, и совсем хорошо — сто двадцать восемь. Говорили, что за эти восемьсот лет произошло десятка три событий, подходящих под категорию Большой Беды, но никак не связанных с появлением тварей — и в этом был свой резон… Напомнили, что — уже гораздо позже, касательно последнего случая — это появление твари не вызвало ничего, отдаленно напоминавшего бы Большую Беду. Парню сломали карьеру в научном отделе Серебряной бригады. Мы и тогда были хорошо знакомы, и сейчас поддерживаем дружеские отношения. Он сейчас работает в Технионе у профессора Марлока — но, по мнению некоторых, далеко не на той должности, какой заслуживает. Можете с ним встретиться, если хотите.
— Посмотрим… — сказал Сварог. И сразу же вспомнил Каниллу, те причины, по которым ее выставили из Лицея. — Ваш друг был слишком горяч, а? Слишком рьяно отстаивал свою гипотезу? Так, что сановитым ученым мужам это категорически не понравилось?
— Значит, вы что-то знали? — удивленно вытаращился на него Оклер.
— От вас первого слышу, — сказал Сварог, и криво усмехнулся. — Просто немного знаком с поведением в подобных ситуациях сановитых ученых мужей — и здесь, и за облаками. Стандартно себя ведут сановитые ученые мужи. У меня в Трех Королевствах сидит за колючей проволокой один такой корифей науки — не стал размениваться на интриги, подослал к «молодому и горячему» наемных убийц. Я вам как-нибудь потом расскажу, если вам будет интересно. А сейчас… Что там в одном случае из восьми, когда никакой Большой Беды так и не случилось?
— Это предпоследний, — сказал Оклер. — В шестом году, за два неполных года до вашего появления здесь. Ровным счетом ничего Большого не произошло. — Он широко улыбнулся: — Нельзя же считать Большой Бедой ваше появление здесь? По-моему, как раз наоборот. Наконец вы появились через два года после твари. Интервал меж тварью и Большой Бедой никогда не затягивался так надолго. Самый длинный — семь с лишним месяцев. Так что скептики, увы, в чем-то и правы: ничего не произошло…
— Не произошло… — медленно повторил Сварог.
Некая заноза засела у него в подсознании. Шестой год текущего столетия определенно с чем-то ассоциируется. Если, подобно тому парню, сопоставить даты…
— Маркиз, — сказал он, чувствуя, как внезапно пересохло в горле. Когда именно появилась та, предпоследняя тварь?
— Числа я, простите, точно не помню. Но месяц могу назвать со всей уверенностью: фион. Кажется, конец фиона… впрочем, можно сделать запрос, если вам нужно точное число.
— Не стоит, — сказал Сварог.
По спине у него прошел легкий холодок. Конец фиона пять тысяч пятьсот четвертого года. Это на земле ничего не произошло. А вот за облаками… Через несколько недель, в Квинтилии, на Сильване с Яной едва не произошло нечто, безусловно положившее бы начало тому, что заслуживает названия Большой Беды — с непредсказуемыми последствиями и для нее самой, и для всей Империи. Вот только знают об этом считанные люди — имеются в виду те, кто остался на свободе в прежнем своем состоянии. Десятка три знающих из тех, кто попроще, свободы никогда уже не увидят. Значит, вот так. Девять из девяти, а не восемь из девяти…
— Лорд Сварог… — с некоторой тревогой произнес Оклер. — Что такое? У вас вдруг лицо стало… не знаю, как и назвать.
— Да так, глупости, — сказал Сварог насколько мог естественнее, моментально придав лицу выражение полного спокойствия. — Просто мелькнула одна шалая догадка… Точнее даже, тень догадки, которую еще нужно обдумать, чтобы не выглядеть потом дураком. Что ж, интересная тема. Правда, нет причин заниматься ею всерьез и немедленно. Пока что никакой особенной угрозы для Талара — и уж тем более для Империи. Я кое с кем поговорю, чтобы мне подобрали все старые книги, где говорится о тварях и Больших Бедах…
— Нет никакой необходимости, лорд Сварог, — живо ответил Оклер. — Граф Себедер — тот самый мой добрый знакомый, что связал тварей с Большими Бедами, — в свое время собрал абсолютно все книги, о которых вы говорите. И перевел в электронный вид. Архиву Серебряной бригады они оказались не нужны ввиду известного финала этой истории, но все материалы, я точно знаю, Себедер держит в своей библиотеке. Не думаю, чтобы пришлось его особенно уговаривать сбросить вам копии. Это гораздо проще. Хотите, я сразу же с ним свяжусь, когда покончу со всем этим, — он мотнул подбородком в сторону деревни.
— Вы бы мне сделали большое одолжение, — сказал Сварог.
Оклер махнул рукой:
— Я всего лишь смогу вас хоть чуточку отблагодарить за все, что вы для меня сделали… Ага! — радостно воскликнул он, уставясь в небо. — Летят ученые мужи, видите виманы? Значит, все кончится самое большее через полчаса, и я тут же свяжусь с Себедером. В успехе уверен заранее — у меня до сих пор остается впечатление, что он и сейчас охотно бы к этой теме вернулся, а уж когда он узнает, что этим заинтересовались вы… Наверное, лучше будет отослать все на ваш компьютер в девятом столе?
Он ничего не стал добавлять, но, судя по тонкой улыбке, вполне разделял чуточку ироническое отношение к восьмому департаменту, в последнее время возникшее среди некоторых серьезных людей.
— Еще лучше будет отправить все на мой компьютер в Латеранском дворце, — сказал Сварог. — Я сейчас лечу туда, там и останусь до завтра — дела накопились…
— Как скажете! — с энтузиазмом выпалил Оклер.
…Когда самолет взлетел на автопилоте и взял курс на Латерану, Сварог откинулся на мягкую спинку кресла и, как частенько в минуты тягостных раздумий, включил Тарину Тареми.
Кто-то мог не верить, но ему и в самом деле успокаивал нервы этот голос с легкой неповторимой хрипотцой…
Нельзя сказать, что он отнесся к появлению непонятного чудища совершенно равнодушно — но и особой тревоги не испытывал. Не видел поводов. Все зависит от того, откуда смотреть на события — с поверхности земли, с холма, с высокой горной вершины…
И как король королей, и как глава двух имперских спецслужб, он не усматривал во всей этой тянувшейся во семьсот лет истории глобальной угрозы, всепланетного катаклизма вроде Шторма или Вьюги (кстати, нужно наконец посмотреть сохранившиеся материалы по Вьюге, вдруг да отыщется нечто полезное). Даже если допустить, что правы были старинные книжники — и пользовавшийся их трудами граф Себедер — и всякое появление Чудища-из-янтаря непременно влечет за собой Большую Беду — все дело в масштабах, если можно так выразиться. Большая Беда, да, безусловно — но никак не глобальная катастрофа. И потом, ничего нового. Извержения вулканов и прежде случались, и в паре случаев — как моментально подсказал ему получивший соответствующий запрос компьютер — жертв и разрушений было даже больше, чем в том, что последовало за появлением чудовища, вымершего до начала времен. Гаримфельская война была самой долгой и кровопролитной исключительно для своего столетия — но не для пяти последних тысячелетий. Великий Пожар в Андилатене — опять-таки не уникален, случались и побольше, лет пятьсот назад из-за лесных пожаров практически полностью выгорела целая провинция — восемь городов, десятка четыре деревень, верфи и мельницы, пороховые склады и лабазы купцов, речные корабли. Исполинский марен, когда-то буквально сровнявший с землей немаленький портовый город Арчелат (около сорока тысяч погибших, убытки оценивались в миллионы ауреев золотом) тоже был не единственным. Так обстояло и со всеми прочими трагедиями. Уникальным был разве что случай с Яной.
Одним словом, нет причин бить в колокола и поднимать на ноги многочисленные рати гвардейцев и сыскарей. Еще и потому, что невозможно предсказать, когда и где грянет очередная Большая Беда, что она такое будет…
Есть гораздо более серьезные причины пусть не для тревоги, но для самого скрупулезного расследования с участием немалого количества как таларских, так и имперских сил, самых серьезных контор. Замок герцога Латери. Загадочное гнездо всего-то в сотне лиг от Латераны. Явственно обозначившийся след Черных Алхимиков, о которых успели подзабыть и считали вымершими или, подобно множеству черных таларских колдунов, сбежавшими в неизвестные другие миры. Нечисть отнюдь не мелкая, занимает одно из первых мест в «черных списках» как Багряной Палаты, так и имперских спецслужб. К тому же — замок недоступен для хелльстадских систем наблюдения (и для имперских тоже, Сварог из педантичности проверил). Вот на что в первую очередь следует бросить все силы…
Сейчас мэтр Анрах — как случалось уже прежде — крайне напоминал печального старого филина, уставшего от всего на свете, в том числе и от себя самого. Понурясь, уперев взгляд в заваленный фолиантами в потертых кожаных переплетах стол, он угрюмо молчал. За спиной у него высились полки, набитые такими же фолиантами — библиотека Вентордерана, где мэтр порой засиживался сутками, да вдобавок работал в имперских книгохранилищах. Сварог старался компьютеризовать свою команду, насколько возможно. Вслед за Интагаром компьютер получил и мэтр Анрах, как ни противился, Томи недели за две обучила его простым операциям — работать в электронных библиотеках и поддерживать связь со Сварогом. А Сварог снабдил кодами допусков в иные не самые засекреченные, но недоступные рядовому пользователю архивы. Пока что особой выгоды это не принесло, но нужно же заглядывать вперед и делать заделы на будущее…
Наконец мэтр поднял усталые покрасневшие глаза и сказал с некоторой виноватостью:
— Увы, ваше величество… В том, что я до нынешнего времени перелопатил, ни единым словечком не упоминается о необычном янтаре…
— Не переживайте так, мэтр, — мягко сказал Сварог. — Вам попросту не в чем себя винить. Что поделать, если ни единого упоминания нет… И вот что… Вам лучше бы лечь и выспаться. Вы работаете на износ, с первого взгляда видно.
— Я привык, — упрямо сказал мэтр Анрах.
— И все же ваши годы… — еще мягче сказал любивший старика Сварог. — Я моложе и крепче вас, но и за мной, скажу по секрету, уже давненько ходят по пятам врачи, твердя о переутомлении, работе на износ, точнее, о ее вреде, о необходимости отдохнуть… — он подпустил в голос немного королевского металла. — Мэтр, вы же бывший гвардейский кавалерист, привычку к дисциплине сохранили до сих пор, Король вам приказывает идти и выспаться. Иначе… Простите великодушно, но, честное слово, если вы не подчинитесь приказу, если мне об этом доложат из Вентордерана, я пошлю слуг, чтобы насильно увели вас из библиотеки и дали надежного снотворного. С этими золотыми болванами спорить бесполезно, вы сами давно убедились. Я вам приказываю, мэтр!
Сработало. Старик подтянулся, распрямив плечи, прямо-таки отчеканил:
— Будет исполнено, ваше величество!
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Рад, что и на сей раз я в вас не разочаровался. Впрочем, я никогда в вас не разочаровывался, уверен, так будет и впредь… До свиданья.
Он отключил канал Анраха, но остался на связи с Вентордераном. Вызвал Мяуса и кратенько его проинструктировал. Как многие старики, мэтр Анрах педантичен и стоек в бытовых привычках. Перед сном он всегда выпивает стаканчик сока синей малины, на который в свое время Сварог его форменным образом подсадил, да и сам подсел — врачи утверждают, что это вкусное питье обладает и некоторыми целебными способностями. Прежде чем мэтр доберется до спальни, в стаканчик трудами Мяуса уже будет подлита некая жидкость без вкуса и запаха — эликсир, гарантирующий Анраху часов двенадцать здорового крепкого сна — при полном отсутствии вредных последствий. Очередное полезное творение имперских фармацевтов, ага. Мэтру необходим отдых, на него смотреть жалко…
Отключив экран, Сварог посмотрел на Интагара с немым вопросом в орлином королевском взоре. Верный бульдог сидел так, что экрана видеть не мог, но разговор слышал прекрасно — и потому немой вопрос истолковал совершенно правильно. С тем же сокрушенным видом, что у Анраха, развел руками:
— Я задействовал всех, кого мог, государь, вплоть до морской разведки и таможенников. Никто в жизни не слышал о необычном янтаре… возможно, оттого, что никто никогда не озадачивался поисками какого-то необычного янтаря. Да и обычным никогда не занималась тайная полиция. Не ее головная боль. Незаконными добытчиками занимается сыскная, а контрабандистами, кроме таможенников, еще и контрразведка — контрабандные тропки частенько используют иностранные шпионы. Когда-то и тайная полиция эти тропки держала под присмотром — их пользовали еще и окопавшиеся за границей мятежники-заговорщики. Но это было давно, — он усмехнулся, что его бульдожью физиономию не сделало краше, наоборот. — Давненько уж сбежавшие за границу всевозможные бунтовщики крайне измельчали, резко уменьшились в количестве, и денег у них мало. А контрабандисты проведут своими тропками хоть черта с рогами — но за хорошую плату. Без денег на их тропинках делать нечего. Ох, простите, я, кажется, отвлекся — у меня, откровенно признаюсь, домашние сложности, голова не тем забита…
— Ничего страшного, — сказал Сварог. — Все равно главное вы уже сказали. Ну что ж… остается повторить то, что я только что ответил мэтру: не стоит себя виноватить. Вы не виноваты, что необходимой нам информации нет. Существуй она где-то в доступности, такие люди, как Анрах и вы, оба таланты на свой манер, что-то да отыскали бы… — он откинулся в кресле, закурил. — Да, а что там насчет герцога Латери?
Интагар вновь развел руками:
— Ввести в его замок моего человека попросту нереально. Видите ли, все дело в сложившихся традициях. И те, кто что-то замышляет, подобно герцогу, и люди, совершенно ни в чем не замешанные, поступают одинаково: замковую прислугу набирают исключительно из жителей подвластных им поместий. Это весьма практично. Городской вольный слуга сплошь и рядом — птица перелетная. Может обокрасть хозяина и сбежать, что не так уж редко случается. Другое дело — человек свой. Он как бы врос корнями в землю. Его предки многими поколениями обитали в этих местах, у него семья, куча родственников. Да и спрос со своего строже, в особенности если он не фригольдер, а крепостной. Конечно, и свои порой… откалывают всякие фокусы, но неизмеримо реже, чем городские слуги. Я не отклоняюсь от темы, государь, я просто хочу подробно объяснить вам систему, сложившуюся традицию, которая нам связывает руки…
— Я все понял, — кивнул Сварог. — И что же, совсем ничего нельзя сделать?
— Ну почему же? — Интагар словно обрел полную уверенность в себе. — На такой случай давным-давно разработаны соответствующие методы. Особенно эффективные, когда речь идет о персонах вроде нашего герцога — богачах, магнатах, окруженных толпой дворян-приживальщиков, имеющих обширные знакомства среди благородных соседей, близких и дальних, часто задающих балы, на которые съезжается множество гостей — которые к тому же часто ездят в гости и поодиночке. Метод несложный, но всегда давал хорошую отдачу. Все это многочисленное окружение клиента тщательно изучается, как показал многолетний опыт, всегда найдется слабое звено. Тот или та, кто согласится нам стучать прилежно, как гвардейский барабан поутру, бьющий побудку. Способов добиться этого немало — деньги, шантаж, обещание карьеры, хорошего места, еще всякое… Впрочем, такие детали вам наверняка не нужны, государь?
— По-моему, совершенно не нужны, — сказал Сварог. — Вникать еще и в них — получится сущий «синдром штурвала»…
— Простите, что?
— Пустяки, — Сварог небрежно махнул рукой и, чтобы не пускаться в совершенно ненужные объяснения, добавил: — Есть одна подзабытая старая поговорка… Сколько времени занимает такое вот… мероприятие?
— Несколько недель… а то и пару месяцев. Тут нужно работать филигранно, если хочешь иметь надежного, качественного «барабана». Тщательнейшим образом его изучить, чтобы не стал двурушником, не выложил все тому, за кем его подряжают следить.
— Ну, в таком случае… — сказал Сварог. — И не начинайте никакой разработки. Не тот случай. Я с этим делом собираюсь покончить как можно быстрее.
— Штурм вашими силами?
— Ценю я ваши золотые мозги, Интагар… — усмехнулся Сварог.
— Ну, не так уж трудно было догадаться, — скромно потупился Интагар. — Вариантов мало. Если не внедрение агента, то штурм…
Сварог кивнул. Сегодня с утра штабисты Серебряной бригады и офицеры обоих подчиненных ему спецназов засели за планирование штурма, каковой намечалось произвести в самом скором времени. Дело привычное для всех — разве что операция получится даже более масштабной, чем вторжение в Гартвейн. Для вящей надежности, чтобы в замке не успели уничтожить нечто уличающее, спецназ должен был ворваться в каждую дверь, в каждое окно, не озабочиваясь запорами на дверях и наличием в окнах стекол.
— А впрочем, и у вас будет свой участок работы, Интагар, — сказал Сварог. — Брать герцога будете именно вы. У вас много опытных людей, уж к этому не стоит привлекать кого-то… со стороны.
— Вы уже наметили какой-то план, ваше величество, или этим заняться мне?
— Наметил, — сказал Сварог. — В ближайшие дни я лишу его титула камергера, снова объявлю опалу и велю немедленно удалиться в свое поместье. По дороге ваши ребятки его и возьмут. Это, по-моему, эффективнее, чем врываться к нему в дом?
— Безусловно, государь. В особенности если это проделать уже за городом, на некотором отдалении от застав. Примеров хватает. Покинув город, человек расслабляется, ему кажется, что самое скверное позади, его охрана — а у герцога она есть — тоже чуточку утрачивает бдительность… Дело знакомое.
— Вот и отлично, — сказал Сварог. — А что там с этим герцогским маркизом… как, бишь, его?
— Маркиз Гибер. Имена у них там, в провинции… Наблюдение за ним неустанное. Из шести слуг, которых он нанял, когда снял дом, четверо — мои люди. И повар тоже.
— А повар-то зачем? — с любопытством спросил Сварог. — Он-то что может подсматривать и подслушивать со своей кухни?
— Все просто, государь. И здесь примеров хватает. Иногда, чтобы кого-нибудь арестовать, нет смысла врываться в дом целой оравой. Все зависит от обстоятельств. Иногда проще подлить в питье доброго снотворного или подсыпать его в еду. Здесь как раз тот случай. Маркиз, как выяснилось, обожает грог по-пачальски и перед сном выхлебывает приличных размеров чару. Которую ему всегда приносит повар, большой умелец такой грог делать. Порошки и эликсиры без вкуса и запаха есть…
— Совсем хорошо, — сказал Сварог. — Снабдите повара… — он жестко усмехнулся, — особыми ингредиентами, делающими грог особенно оригинальным на фоне традиционной рецептуры. Брать его, я думаю, лучше всего в ночь, предшествующую тому дню, когда герцог получит приказ покинуть столицу. А если перед отъездом герцог пошлет к нему людей… Придумаете что-нибудь на этой случай?
— Легко, — так же жестко усмехнулся Интагар. — Маркиз обожает шляться по дорогим борделям и дорогим девкам-надомницам, часто там и ночует. Мои лакеи так и объяснят… а двух посторонних мы для надежности в ту же ночь подберем. Что-то еще, ваше величество?
— Да нет, пожалуй, — сказал Сварог, подумав. — Наступил тот блаженный момент, когда не предвидится никаких срочных дел, и в дверь никто не ломится с тревожными вестями. Благодать… Так что теперь самое время поговорить о делах неслужебных. Вы тут мельком упомянули, что у вас домашние сложности. Что там? Если нужно, всегда помогу, вы же знаете…
— Да нет, помощь не нужна, государь, — досадливо поморщился Интатар. — Не тот случай. Вчера ко мне заявился один гвардейский лейтенант при полном параде, по всем правилам попросил руки младшей дочери. Велеретта, когда я с ней об этом заговорил, согласилась так, словно этого ждала…
— В чем же здесь домашние сложности? — спросил Сварог с искренним недоумением. — Или за ним что-то такое неприглядное числится? Вы ведь, конечно же, моментально его проверили…
— Разумеется. Вполне приличный молодой человек, как и жених старшей. Родители не бедные, репутация хорошая, гулеванит, конечно, по-гвардейски, с вином и картами — но в меру, головы не теряет. И с девками не путается.
— Ну, тогда я решительно не понимаю, в чем тут сложности…
Интагар печально сказал:
— То же самое, что и в прошлый раз. Очень уж быстро Велеретта согласилась, очень уж обрадовалась, хотя и пыталась это скрыть. Полное впечатление, что знала заранее. Значит, и здесь что-то должно было предшествовать — а я снова упустил, недосмотрел, хотя принял кое-какие меры…
Знаю, подумал Сварог не без веселости. Давно засекли мои парни твоих плотно обложивших Велеретту шпиков. Вот только и вам, любезный Интагар, в «Медвежью берлогу» щупальцы ни за что было не запустить…
Он не сомневался, что Интагар испытывает искренние, нешуточные моральные терзания: великий мастер тайного сыска просмотрел что-то серьезное, казавшееся его собственных дочерей. В самом деле, жестоко уязвленная профессиональная честь должна рыдать горючими слезами…
— Бросьте вы терзаться, Интагар, — сказал он уверенно. — В конце концов, все кончилось превосходно: обе дочери помолвлены со вполне приличными молодыми гвардейцами, завидными женихами…
— Так-то оно так… А если бы дела пошли не так благополучно? А я не досмотрел…
— Но ведь не случилось ничего скверного? — сказал Сварог. — Да и не могло случиться, я уверен. Открою секрет: по данным уже моей полиции, ваших дочерей, когда они попали ко двору, словно окружала невидимая броня. Никто из вертопрахов, из-за которых с молодыми девушками порой случаются… скверные истории, не решался к ним приблизиться. Зная вашу репутацию добряка и гуманиста… Даже наш славный герцог Лемар опасался за ними ухаживать…
— Вот кого бы я в первую очередь, чуть что… — проворчал Интагар. — Хотя… Должен признать, вы в чем-то оказались правы, государь. С тех пор, как у него начались… отношения с маркизой Томи, он начисто забросил прежние потаскунские привычки. К моему несказанному удивлению.
— Ну, всякое в жизни случается, — сказал Сварог. — Поблудил с величайшим размахом, но потом встретил девушку, которой не тянет изменять… Не он первый, не он последний. Бывает.
И подумал с некоторым стыдом: черт, Лемар, получается, оказался в чем-то лучше меня. Я-то собирался хранить Яне верность, но случилась «Лазурная бухта». И не надо себя самого убаюкивать сказочками, будто все там происшедшее было поперек души, потому что это получится брехня…
— Оно, конечно, так… — проворчал Интагар. — Вот только других своих старых привычек он не оставил…
— Что, очередная афера?
Интагар мрачно кивнул:
— Как всегда, искусно задуманная и блестяще проведенная. Драгоценности на сорок тысяч ауреев золотом. Очередное уголовное дело завели…
— Ну, вы ведь сможете его уморить? — спросил Сварог несколько приказным тоном. — У вас всегда получалось.
— Смогу, разумеется, — сказал Интагар мрачно. — Но как он мне надоел, кто бы знал… Он вам еще долго будет нужен, государь?
И посмотрел со столь горячей надеждой, словно ожидал услышать обратное.
— Увы, увы… — сказал Сварог. — Долго. Черт его знает, насколько долго, может быть, навсегда, если не потеряет остроту ума… В общем вы уж там сами поработайте, как прежде, я не собираюсь вникать в детали. Что до вас самого… Разрешаю в этом месяце сэкономить пятьсот золотых — у вас две свадьбы на носу, и не стоит делать их скромными. Насчет приданого я сам что-нибудь придумаю. Никак не годится, чтобы они выглядели бесприданницами, взятыми в небедные дворянские семьи. Я к ним расположен, они хорошие девушки… наверняка благодаря вашему воспитанию (и приложил некоторые усилия, чтобы не рассмеяться, вспомнив обеих девчонок, лихо отплясывавших в Ассамблее Боярышника в платьях, способных довести Интагара до инфаркта). Среди выморочных имений, в последние месяцы отошедших к короне, есть, насколько я помню, парочка подходящих, не больших и не маленьких. Я уточню у главы департамента коронных имуществ… — он решительно поднял ладонь. — Не благодарите, запрещаю. Заслужили… Кстати, оба поместья дают право на баронские титулы, так что замуж ваши дочери выйдут баронессами. Тьфу ты, я же сказал! Не надо делать такое лицо! И так знаю, что вы благодарите от всего сердца, жизнь за меня отдадите и все такое прочее… Заслужили, повторяю. А если хотите сделать мне приятное; принесите из секретера бутылку келимаса и все, что там полагается. Оба можем чуточку расслабиться, благо с тревожными вестями никто не лезет…
Интагар с большим воодушевлением прямо-таки кинулся к высокому резному секретеру в углу кабинета. Мелодично мяукнул компьютер. Протягивая руку к клавише, Сварог подумал с неудовольствием: неужели накаркал? И стряслось что-то, резко нарушающее благостный покой и общение с бутылкой «Старого дуба»?
Определенно те же самые мысли пришли в голову Интагару, так и застывшему посреди кабинета с подносом в руках. Прочитав сообщение, Сварог шумно, облегченно вздохнул:
— Расслабьтесь, Интагар, все в порядке… Это один из моих дежурных в «Медвежьей берлоге». Только что прилетел самолет баронессы… впрочем, с «баронессой Вольмер» покончено. Самолет королевы Хелльстада. Барута уже отправил своих орлов-соколов, так что примерно через квадранс она будет во дворце, — усмехнулся. — Что нам нисколечко не помешает разделаться с этой славной бутылочкой: в ближайшие пару часов королеве ни до чего и ни до кого не будет дела… Наливайте.
Он не сомневался, что не ошибся в предположениях: где-где, а в Джетараме, поблизости от коего одно из самых крупных на Таларе месторождений янтаря, немало антикварных лавок, торгующих янтарем с «вкраплениями». Яна, теша коллекционерскую страсть, провела там весь вчерашний день — в сопровождении не только телохранителей, но и дюжины людей Сварога из оперативников девятого стола, прочесывавших антикварные лавки и «черные базарчики» в поисках того, что Яну интересовало. Джетарам — город большой, и слишком долго ей пришлось бы в одиночку объезжать все грибные и рыбные места…
Они успели осушить по две добрых чарки, когда в кабинет проскользнул заранее предупрежденный статс-секретарь и негромко доложил:
— Королева подъехала к воротам…
— Давайте посмотрим? — весело сказал Сварог, вставая.
Интагар проворно поднялся следом. Два высоких стрельчатых окна Синего кабинета как раз и выходили на главные ворота дворца, на ведущую аллею, обсаженную вековыми липами, помнивших не одного короля и не одно историческое событие (вроде убийства на этой самой аллее лет пятьдесят назад гвардейскими драгунами тогдашнего первого министр — слишком много о себе возомнившего, слишком много рычагов управления государством пытавшегося зацапать. Королю такое головокружение от успехов очень не понравилось, а гвардейцы поняли туманный намек его величества совершенно правильно, вот и случился досадный инцидент. К сожалению — или к счастью? — флора писать мемуары решительно неспособна…).
В широкие, настежь распахнутые ворота крупной рысью въехала пятерка всадников — Яна в не особенно богатом мужском дорожном костюме и четверо ратагайцев. Дворцовые стражники — как обычно, в пышных парадных мундирах — вытянулись, устремив в небо вычурные сверкающие лезвия гуф, — а непринужденно прохаживавшиеся здесь с видом праздных гуляк-дворян тихари военную стойку «смирно» принимать не стали, но подтянулись и дружно поклонились.
— Видели? — фыркнул Сварог. — Тут не двумя часами пахнет. Пожадуй, мы и со второй бутылочкой пообщаемся…
К седлу одного из ратагайцев был приторочен внушительных размеров мешок, вмещавший несколько ведер чего бы то ни было, от картошки до янтаря. Не оставалось сомнений, что поездка была крайне успешной.
Все идущие или едущие к воротам — ими могли пользоваться исключительно благородные дворяне — отвешивали поклоны, кое-кто даже снимал шляпы.
Сварог ухмыльнулся. Прошла уже пара дней с тех пор, как дворец облетела ошеломляющая новость — все узнали о том, что мнимая баронесса Вольмер на самом деле не «смазливая провинциалочка», а королева Хелльстада, то есть законная супруга короля Сварога Барга. Очень быстро новость выпорхнула из дворца и лесным пожаром пронеслась по Латеране — в первую очередь благодаря трудам не дворцовых сплетников, а людей Интагара, из тех, что прекрасно умели как мастерски распускать, так и мастерски гасить любые слухи. «Легализовать» Яну Сварог решил не из пустой прихоти — был у него план, только-только начавший осуществляться — крайне полный для определенной ситуации план…
Разумеется, он никому не собирался открывать, что это — Императрица Четырех Миров. Люди Интагара старательно поддерживали давно уже запущенный другой слух — что король Сварог по очередной прихоти велел подыскать ему девушку, крайне похожую на императрицу.
Никаких осложнений ждать не следовало, а вот юмористический момент уже обозначился. Не далее как вчера к Сварогу неожиданно попросился на прием один из придворных ловеласов, капитан Черных Лучников, рухнул на колени и принялся истово каяться: он имел неосторожность написать баронессе крайне неосмотрительное письмо, но умоляет его простить: он представления не имел, кто она на самом деле такая, считал очередной мимолетной фавориткой, к которой, ходили слухи, король уже начал охладевать. Умолял не губить его молодую жизнь и карьеру — а уж он отслужит, жизни не щадя…
Сварог это письмо читал — Яна, смеясь, тут же принесла ему сей эпистоляр. В самом деде, достаточно вольный — не столь уж и сильно замаскированное, изложенное галантными фразами приглашение в постель — но Сварог, нисколечко не чувствуя в себе кипения ревности, не рассердился ничуть. В принципе, не за что было: еще одному мужику понравилась Яна — а кому она не нравилась? В конце концов, бравый капитан упирал исключительно на свои пылкие чувства и пылавшую в его сердце всепоглощающую страсть, денег, как тогда Везунчик, не предлагал. Так что следовало отнестись ко всему философски, что Сварог и сделал — не без труда успокоил пришедшего в панический ужас капитана, поднял с колен, дал королевское слово, что ни малейших репрессий не последует и милостиво выпроводил за дверь, покрутив годовой: хорошенькая же у него создалась репутация, если бравый вояка всерьез опасался плахи…
Всадники скрылись из виду — подъехали к парадному крыльцу.
— Пойдемте к столу, Интагар, — сказал Сварог. — Времени у нас — хоть поварешкой хлебай, чует моя душа. Такой мешок — это надолго…
А посему король королей и его правая рука, министр тайной полиции, безмятежно расслабились душой и телом. Благо никаких серьезных опасностей на горизонте не появлялось, а все государственные дела, имевшиеся на текущий момент, были второстепенными и не заслуживавшими личного вмешательства монарха. Неизвестно еще, когда удастся выкроить время для полноценного отдыха, на котором мягко, но методично настаивал доктор Латрок, но в остальном Сварог твердо решил избегать «синдрома штурвала». Все второстепенное уходило через статс-секретаря в его Канцелярию, давненько уж укомплектованную толковыми людьми (сплошь и рядом, подобно герцогу Брейсингему в свое время, молодыми и чертовски перспективными чиновниками, застрявшими на низших ступеньках из-за худородства или отсутствия должных связей) — на таких в свое время велением Сварога и под руководством Интагара устроили форменную облаву по всем подвластным Сварогу землям. Результаты оказались неплохи. Канцелярия больше года работала, как часовой механизм. Правда, самому Сварогу предстояло в сжатые сроки разобраться с герцогом Латери и его хозяйством — тут уж никому не передоверишь…
Правда, и сейчас не удавалось полностью отрешиться от дел. Где-то на середине бутылки они практически одновременно пришли к безусловно светлой идее. Вполне возможно, «необычный» янтарь до сих пор не обнаружили просто-напросто потому, что никогда не искали всерьез, ни имперские спецслужбы, ни таларские, ни ученые книжники. Парочка последних некогда предпринимала поиски (очень уж настойчиво традиция на протяжении тысячелетий связывала янтарь и чудовищ из моря, которым вроде бы не полагалось существовать) — но поиски оказались вялыми, да и серьезных возможностей у книжников не было.
Зато у Сварога их имелось, пожалуй что, в изобилии. А потому после короткого обсуждения было решено: тем сыщикам, что занимаются янтарем, в ближайшее время будут даны подробные инструкции: высматривать любой «неправильный», необычный янтарь, хоть чем-то да непохожий на уже известный с давних пор. И усилить их людьми из тайной полиции. Труды и расходы невелики, а итог мог получиться и дельным: ну очень уж настойчиво со старинных времен связывают вовсе уж старинных морских чудищ и янтарь. Как показывает опыт, порой подобные вещи оказываются чистой воды баснословием или случайным совпадением, но временами всплывает что-то крайне интересное. Сварог убедился на собственном опыте…
Очень уж надолго маленький банкет не затянулся, и часа через полтора они разошлись, трудами Сварога отрезвленные должным образом. Интагар отправился принимать свежие донесения сыщиков, потаенно обложивших поместье герцога, как лайки медведя, и старательно пытавшихся хоть что-то выведать. Сварог пошел в свои покои.
И обнаружил, что гостиная изрядно преобразилась: стол, за которым для делового совещания или, чего уж там, легонького возлияния могла разместиться дюжина человек, отодвинут к стене, как и кресла. Освободившееся место занимали аж четыре стола, каких прежде тут не имелось: низкие, нисколько не подходившие на роль дворцовой мебели: аккуратные, из хорошо струганного дерева, но простые, как две копейки. Ну конечно, Яне ничего не стоило во мгновенье ока извлечь из воздуха и более сложные, более габаритные предметы…
Столы были прямо-таки завалены янтарем, кусками разных размеров — и уже старательно отшлифованными, раздобытыми, несомненно, у антикваров, и совершенно необработанными, мутными, почти что и не похожими на привычного вида янтарь. Яна восседала за крайним слева столом. Подняла на Сварога затуманенные глаза, улыбнулась, кивнула и вновь принялась перебирать добычу, словно бы отрешенная от всего на свете.
Присев в уголке, Сварог разглядывал ее, похмыкивая про себя.
Справа у ее локтя стояла здоровенная серебряная кастрюля, по виду происходившая из дворцовой поварни, наполненная чистой водой. Сварог уже достаточно поднаторел во всем, что касается янтаря, — иное просто и невозможно, когда твоя женщина — лютый коллекционер. И знал, в чем тут секрет.
Гомо сапиенс — изрядный искусник, мастер на все руки. С незапамятных времен подделывает все, что способно принести выгоду.
Как только возник спрос и появились коллекционеры, готовые выложить за редкий экземпляр немалые денежки, начали подделывать и янтарь с интересными «вкраплениями». Благо технология несложная: берется самое натуральное янтарное крошево, плавится, получившейся массой в разного вида формах заливается что-нибудь вполне себе современное — многие жучки-паучки и прочая мелкая фауна ничуть не отличаются от ископаемых, миллионы лет благополучно прожили, ничуть не изменившись. Янтарь застывает, шлифуется — после чего становится как две капли воды похож на древний. Именно из-за этого в те же незапамятные времена появилась традиция: нижнюю часть куска оставляют неотшлифованной, чтобы видно было — янтарь натуральный, дикий камень.
Поддельщики, конечно, очень быстро стали имитировать и дикость природного камня. Сугубый знаток чуть ли не с первого взгляда отличит подделку от творения природы — но, помимо знатоков, хватает и невеж с полным кошельком, исполненных самомнения и без всякого на то основания полагающих себя знатоками. Наконец, немало и любителей сувениров, ничуть не озабоченных поверкой подлинности — лишь бы было красиво.
Однако давным-давно открыто безошибочное средство выявлять подделки, никогда не дававшее осечек. Достаточно круто посолить воду, самой обычной солью, сыпануть на такую вот кастрюлю поварешки три-четыре — а то и обойтись мелкой посудой и меньшим количеством соли. Результат получается мгновенный: натуральный кусок янтаря всегда идет на дно, тонет, как утюг, плавленый всегда всплывает. Исключений не бывает. Серьезные коллекционеры и постоянные клиенты известны, им никогда не впаривают подделку — но попадаются и заезжие, которых жуликоватый антиквар видит впервые в жизни и представления не имеет, кто именно перед ним — знаток или простак. А потому не один антиквар получил по зубам, когда его товар тут же, в лавке, проверяли с помощью соленой воды. Мордобой прохвосты принимали безропотно, возмущаться не полагалось: давным-давно в карных кодексах есть и статья о подделке антиквариата. Наказание, конечно, далеко не столь суровое, какое полагается фальшивомонетчикам, но достаточно неприятное. Конечно, всякий, попавшийся на торговле такими вот «антиками», начинает причитать, что сам он, не будучи знатоком, представления не имел, чем именно торгует — а эти вот убедительные на вид редкости продал оптом какой-то незнакомец, сволочь такая — рыжий, косой, зуб со свистом… Вот только моментально следует встречный вопрос: а что же ты, мошенник, не проверил товар соленой водой? Ах, поленился… Кончается все солидным денежным штрафом, а то и отобранием патента на антикварную торговлю…
Все это время, что Сварог наблюдал за Яной, она только как раз бросила в кастрюлю янтарь размером с кулак, отшлифованный по всем правилам, а значит, купленный в лавке. Со своего места Сварог видел, что янтарь моментально пошел ко дну. Удовлетворенно кивнув, Яна его извлекла, обтерла чистой холстинкой, отложила в сторону и принялась за следующие.
Судя по некоторым наблюдениям, дело близилось к концу. Лениво развалившись в кресле, Сварог от нечего делать смотрел, как Яна управляется с добычей — надо сказать, довольно умело и ловко, пару месяцев уже, как ее настиг тот вид легонького психического расстройства, что именуется коллекционированием — да и консультанты имелись хорошие. Иронизировать над ней не стоило даже мысленно — во-первых, увлечение совершенно безобидное, во-вторых, и сам Сварог подобным переболел менее месяца назад. А до того с полгода старательно собирал помянутые лубки со своим изображением, рассылал агентов по ярмаркам и книжным лавкам, самолично указывал лакеям, как лучше развесить новые приобретения. Потом, когда надоело, какое-то время ломал голову — куда все это девать? Изничтожать вещи, имеющие некоторое отношение к искусству, пусть и весьма отдаленное, было бы вандализмом. Он поначалу намеревался отправить все в дальние подвалы Королевского архива, где пылилась груда бесполезного хлама, доставшаяся еще от нескольких предшественников. Но тут поблизости очутилась Канилла и попросила отдать коллекцию ей, что Сварог и сделал с превеликим облегчением. Теперь эти лубки, числом сотни в полторы, служили сомнительным украшением одного из залов «Медвежьей берлоги», где заседала Академия Боярышника.
Яна упоенно трудилась. Создалось даже впечатление, что она пустила в ход заклинание, невидимой стеной отгородившее ее от любых окружающих звуков — есть такие, довольно несложные, из разряда «бытовухи». Проверить это от нечего делать было крайне просто. Сварог сходил в угол за виолоном, поудобнее устроился в кресле и врезал парочку аккордов, довольно громко одарив мир собственным пением.
На сей раз он пел по-русски — но в том-то и пикантность, что вот уже несколько месяцев прошло с тех пор, как русский стал не загадочной диковиной, а вошел в употребление — правда, среди крайне узкого круга лиц…
Начало положила Яна. Она несколько раз объявлялась в воспоминаниях Сварога, как это было в том эпизоде с танцплощадкой. Потом и вовсе пожелала знать родной язык Сварога. Что для нее ни малейшего труда не составило — оказалось, владея Древним Ветром, это очень просто устроить. Сварог, конечно, не просил пояснений — даже существуй подробные, он ничегошеньки бы не понял. Удовольствовался главным. На сей раз Древний Ветер работал примерно так, как те заклинания-«хваталки», с помощью которых у человека крали то или иное его умение — точнее, копировали, переносили на другого, а владелец умения, остававшегося при нем, и не подозревал, что обокраден. Брашеро именно это и пустил в ход, подделывая не что-нибудь — горротскую королевскую чету…
Так что Сварогу всего-навсего пришлось посидеть в кресле минут пять, причем вовсе не было надобности замирать истуканом. Все это время он чувствовал, как его виски легонько щекочет словно бы невидимая заячья лапка — и все, не более того. А когда все кончилось, Яна, как ни в чем не бывало, заговорила с ним по-русски.
Имелась только одна забавная деталюшка. Древний Ветер не умел сортировать полученные с его помощью знания или умения, зерна от плевел не отделял. Так что Яна получила весь словарный запас, имевшийся в памяти Сварога — в том числе и те словечки, что безусловно не красят великий и могучий язык, каковой, по мнению знаменитого поэта, выучил бы и негр преклонных годов. И порой, не подозревая, что творит, изрекала тираду, какой постыдился бы запойный советский сантехник или армеец.
Далее забава стала распространяться. Очень быстро Канилла, услышав, как Сварог с Яной непринужденно болтают на незнакомом языке — что для Талара было вещью невозможной, учитывая старые правила, следившие за неизменностью здешнего языка, имевшие скорее силу законов — никак не могла остаться в стороне, пренебречь столь увлекательной забавой. И с помощью Яны получила то же знание русского — а следом и все остальные молодые сподвижники Сварога из девятого стола.
Позже Сварог признавался самому себе, что недооценил отчего-то серьезность ситуации, не придал ей должного значения, оставив в качестве развлечения. Но через пару недель случайным свидетелем разговора по-русски оказался Канцлер, великий прагматик по натуре. И дело приняло гораздо более серьезный оборот…
Канцлер, разумеется, в жизни не слышал о русских дворянах старых времен, использовавших французский для того, чтобы их не понимали слуги. Однако, как он тут же рассказал Сварогу, в старых книгах имелись смутные упоминания о подобном — когда до Шторма еще существовали разные языки, иные из них как раз и использовались для того, чтобы благородных господ не поняла чернь. И это было отнюдь не забавы ради: мало ли что в жизни случается, те самые дворяне порой по-французски беседовали отнюдь не о последней вечеринке с шампанским и доступных актрисочках. Иногда речь шла и о том, как бы устроить очередному императору апоплексический удар табакеркой…
В общем, Канцлер подошел к делу насквозь практически — и Сварог не на шутку был смущен тем, что не сам до этого додумался. Знание русского получили десятка полтора особо доверенных людей Канцлера — в том числе, естественно, Марлок, первым после самого Канцлера. А там и Сварог (порядка ради поставив Канцлера в известность) дал то же умение примерно дюжине уже своих особо доверенных лиц, начиная с Интагара — кончено, не он дал, а Яна, но идея была его.
Теперь Канцлер со Сварогом могли обсуждать со своими ближайшими сотрудниками самые что ни на есть секретнейшие дела, не опасаясь, что кто-то подслушает — с помощью техники ларов ли, с помощью прижатого к замочной скважине уха, разницы, в принципе, никакой. Кто и подслушает, не поймет ни словечка. Интагар был прямо-таки в щенячьем восторге. Поскольку скрыть это от обычных ларов не удалось бы, Канцлер запустил слух, что это старинный хелльстадский язык, оттуда и занесенный Сварогом — но владеть им, согласно вышеупомянутым правилам, имеют право считанные люди, для обсуждения самых серьезных и секретных дел. Общественное мнение этот слух заглотнуло, как похмельный извозчик глотает кружку пива. Практически сразу же случился забавный курьез: прослышав о новинке, к Канцлеру явился принц Диамер-Сонирил и прямо-таки потребовал наделить таким умением и его — не без резона заявив, что уж кто-кто, а он в силу служебных обязанностей безусловно входит в число тех самых избранных персон. Ну, что тут поделаешь? Пришлось наделить…
Сварог старательно терзал виолон:
Хитрушка в том, что эта песня Яне отчего-то категорически не понравилась, когда Сварог ей разъяснил, кто такие камикадзе — и с тех пор Сварог ее при ней не пел (а вот Гарайле песня, наоборот, пришлась крайне по душе. «Вот это по-нашему, — говорил он. — Это по-солдатски»).
В другое время и при других обстоятельствах Яна непременно выразила бы легонькое неудовольствие. Однако на сей раз полностью игнорировала Свароговы вокальные упражнения — пожалуй, и в самом деле, отсекавшие все звуки внешнего мира. Тест удался. Нет, ошибка, тут же сообразил он, — когда его дурная патетика взлетела до высшей точки, Яна мельком глянула на него, сделала недовольную гримаску, но тут же вновь занялась янтарем. Нет, никакого заклинания, просто беззаветно предалась безобидной страсти…
Поскольку делать было совершенно нечего, Сварог продолжал играть, но на сей раз пел то, что Яне нравилось:
Ага! На сей раз она вновь подняла голову — и уже, полное впечатление, с удовольствием слушала. Помаленьку выходит из нирваны, перебрала, похоже, все до единого недавние приобретения.
И точно, конец нирване. Яна встала, потянулась — в точности как притомившийся косарь. Вульгарный жест и для императрицы, и для дворянок, что земных, что небесных — но посторонних не было, а Сварог на подобные нарушения этикета плевал с высокой колокольни. На Яне по-прежнему был мужской дорожный наряд, правда, камзол сняла — и белая кружевная рубашка обозначила высокую грудь так, что у Сварога поневоле возникли крайне игривые мысли, но приходилось их прогнать — до вечера оставалось еще изрядно времени.
Он спросил с искренним любопытством:
— Яночка, а такие вот поездки отвечают благородным принципам коллекционирования? Ведь это все равно что ягоду собирать там, где ведро можно наполнить за квадранс…
— Вполне отвечают, — заверила Яна. — Именно так себя и ведут серьезные коллекционеры со средствами — с мешком под мышкой прочесывают лавки и промыслы… — она загадочно улыбнулась. — И черные рынки…
— Вот именно, черные рынки… — проворчал Сварог. — Тебе удовольствие, а мне, как королю, лишние хлопоты…
— Ты о чем?
Сварог усмехнулся:
— С тех пор, как ты увлеклась янтарем — и черных рынков не обходила, — пришлось принять кое-какие меры. Чтобы тебе было легче, сыскная полиция через Интагара получила приказ оставить в покое черные рынки и нелегальные промыслы. Ну, разве что там примерно втрое прибавляется тихарей, когда там появляешься ты.
— Как интересно… — сказала Яна. — А я их никогда не видела.
— Не высмотрела, — с ухмылкой поправил Сварог. — У меня хорошая полиция, ее так просто не высмотришь… Ладно, в конце концов это черный рынок янтаря, а не курительной дури или чего-то столь же неприглядного… Перетерпит сыскная. Значит, ты себя ведешь, как истинному коллекционеру и положено…
— Вот именно, — сказала Яна, присела на широкий мягкий подлокотник его кресла, покачивая в ладони одно из приобретений. — К тому же… Я уже давно прошла тот этап, когда начинающие сгребают все подряд. Покупаю с большим разбором, а менее интересное… Ну, тебе ведь наверняка докладывают твои тихари?
— Естественно, — сказал Сварог. — Два раза в неделю приезжаешь в Янтарную Ассамблею, меняешься там вовсю, репутацию у коллекционеров кое-какую приобрела…
— А как же, я такая… — она прищурилась. — Ты, наверное, запамятовал просто. Когда ты собирал лубки, действовал точно так же — твои люди прочесывали ярмарки чуть ли не с мешками на плече, гребли под метелку…
— Да, было дело… — чуть смутился он. — Разве что у меня все прошло, как насморк, а ты, похоже, надолго в этом увязла… Ладно, в конце концов это не Ночные Кавалькады и не пляски в «Лотере-Грации» — вполне благопристойное увлечение.
— Ой, да сколько было тех Кавалькад… А в «Грации» — один-единственный раз, и его хватило. Главное — я тебе верна, как каталаунский пес охотнику.
— Да я тебя ни в чем и не упрекаю, — сказал Сварог. — попросту констатирую, что увлечение благопристойное даже для императрицы. — Он покосился на кусок янтаря в ее руке. — Что, раритет какой-нибудь? Такое впечатление, ты его из рук выпускать не хочешь…
— Ага, — сказала Яна. — Сам посмотри, какая прелесть. На Ассамблее мне будут завидовать многие матерые собиратели — многим эта редкость так и не попалась…
Сварог присмотрелся. Из лавки, несомненно: янтарь тщательно отшлифован — нижняя часть, конечно, оставлена необработанной. И в янтаре — черепашка длиною поменьше его мизинца, с растопыренными лапками и вытянутой шеей. Словно бы спокойно спит — он ни разу не видел, чтобы угодившие миллионы лет назад в вязкую смолу, будущий янтарь, пребывали в конвульсивных позах отчаянной борьбы за жизнь. Видимо, в конце концов они, истощив все силы, прекращали биться…
Яна сказала с ноткой хвастовства:
— Я это чудо буквально выхватила из-под носа у весьма матерого, точно, собирателя. Будь я мужчиной, обязательно кончилось бы дуэлью, но даме он, естественно, уступил…
Сварог еще раз присмотрелся. Конечно, рисунок панциря красивый и очертания составляющих его плиток — или как там они называются — какие-то необычные. Но во всем — черепашка как черепашка.
— Объясни профану, в чем тут редкость, — сказал он. — Черепаха, конечно, морская, раз оказалась в янтаре — ага, вон и перепонки меж пальцами рассмотреть можно… И это, конечно, детеныш — даже я знаю, что в смолу попадали либо маленькие создания, либо крохотные детеныши. Редкость в том, что это — черепаха?
— Ну, насчет маленьких не всегда и верно, — сказала Яна тоном сугубого знатока. — В одной коллекции есть морской рак размером с локоть, рассказывали и о вымерших рыбах примерно такой же величины, и о других созданиях. Вот только такой крупняк попадается очень редко, за ним гоняются, как гончие за зайцем. Редкость в том, что это одна из пород, не доживших до нашего времени, вымерших миллионы лет назад. Те морские черепахи, что дожили до нашего времени, у серьезных собирателей не особо ценятся, их много, а такие вот…
— Понятно, — сказал Сварог, не сводя глаз с крохотной черепашки.
Яна фыркнула:
— Ага, засмотрелся? Чего доброго, сам увлечешься… Янтарь того стоит…
— Пожалуй… — рассеянно отозвался Сварог.
Мыслями он был далек от каких бы то ни было увлечений. Просто появилась идея, имеющая отношение исключительно к делу.
— Яна, послушай… — сказал он почти спокойно, чувствуя, как не раз уже было в других случаях, охотничий азарт. — Тебе или кому-нибудь еще попадался янтарь с такими вот детенышами — но вымерших крупных морских хищников? Морская черепаха, хотя и рыбкой при случае не прочь закусить, все же не хищник стопроцентный, ты понимаешь, что я имею в виду? Не всеядных животных, а именно хищников…
— Я поняла, — сказала Яна. — Сейчас подумаю…
И старательно задумалась с крайне серьезным видом знатока. Сварог терпеливо ждал. По недостатку точной информации решительно невозможно сейчас сказать, толковая это идея или не имеет ничего общего с реальностью. Если допустить, что в янтарь — не зря же традиция настойчиво связывает именно с ним стародавних чудищ? — попадали и детеныши тварей наподобие тех, что объявилась сегодня. И этот янтарь какой-то особый… или есть колдуны, которые умеют как-то… вообще-то получается сплошное отвлеченное умствование — ну да за неимением лучшего…
— Что-то не припомню, — сказала наконец Яна. — Мне самой такое не попадалось, и я, кажется, не слышала… А зачем тебе?
— Да так, очередная рутина… — сказал Сварог.
Разумеется, никто не собирался держать от нее в тайне случившееся. Донесение к ней вскоре поступит — но без малейших пометок о срочности или внеочередности. Загадочное, но далеко не впервые случавшееся явление. Так что пусть пока спокойно поиграет со своими камешками…
— Большая была черепаха? — спросил он без особого интереса.
— Довольно-таки. Самые крупные были величиной с крестьянский домишко.
Нет, не подходит это созданьице на роль Чудища-из-янтаря. Ни в одном случае из девяти черепах не наличествовало — исключительно стопроцентные хищники…
— О чем ты чуть хмуро задумался?
— О делах насквозь практических, — сказал Сварог. — Если и дальше пойдет такими темпами, твоя коллекция уже не уместится в комнате в Аметистовой башенке. Придется, пожалуй что, целый зал в Велордеране тебе выделить. Ничего, там столько места… Я так полагаю, шлифовщиками ты сама займешься?
— Ну конечно, — сказала Яна. — Как настоящему коллекционеру и положено. Там свои нюансы… — и вдруг… — и громко, удивленно вскрикнула: — Ой, Стас!
В этом мире только она одна звала его Стасом — в минуты особенно пылкой страсти либо в крайнем удивлении.
— Что такое? — он рывком поднял голову.
— Похоже, гроза собирается, и немалая. Видишь, как потемнело?
Действительно, в комнате потемнело так, словно солнце заслонила черная туча. Сварог покривил губы: положительно, синоптикам (путь они и злятся, услышав такие высказывания) нельзя особенно верить в любом мире, в любые времена. Даже имперским с их глобальной системой орбитальных метеостанций, оборудованных по последнему слову техники. Хватает ошибок в прогнозах и у них. А ведь на сегодня предсказали сущее благорастворение атмосферы, безветрие и ясный солнечный день, да и завтрашний должен быть таким. Но ведь и в самом деле собирается серьезная гроза, вон как потемнело, едва ли не сумерки… Ливень будет роскошный, с молниями на полнеба — а значит, придется сегодня сидеть во дворце, если не развиднеется, и еженедельный танцевальный вечер придется отменить — такое уже однажды случалось. Конечно, придворные в любую погоду будут рваться во дворец, однако…
Кусок янтаря с бесценным раритетом со стуком покатился по полу — Яна вскрикнула громче, уже с несомненным испугом, вытянула руку в сторону одного из высоких стрельчатых окон. Оно было задернуто не плотной вечерней портьерой, а дневной, из довольно-таки ажурного кружева, так что прекрасно можно было разглядеть, что происходит снаружи.
Сварог не сразу понял, что именно он за окном видит — а когда сообразил, наконец, в два прыжка очутился у подоконника, рванул портьеру в сторону, так, что она затрещала, и, судя по звукам над головой, наполовину оборвалась.
Он замер у окна, цепенея от несказанного удивления. Яна прижалась к его плечу одном из извечных женских движений, подсознательно ища защиты.
За окном шел снег. Натуральнейший снегопад. Насколько хватало взгляда, на дворцовый парк, на крыши, на мощеные дорожки неспешно, совершенно отвесно — ни ветерка! — бесшумно, густо опускались большие, можно отсюда рассмотреть, красивые снежные хлопья, они не таяли, и весь мир за окном на глазах становился белоснежным. Красивейшее зрелище — но ему не полагалось быть, никак не полагалось…
— Что это такое… — ошеломленно прошептала Яна.
— Снегопад, — машинально ответил Сварог, почему-то понизив голос.
— Я знаю, что такое снегопад… Но этого не может быть, этого никогда не случалось после Вьюги… — она поежилась. Точнее говоря, ее форменным образом передернуло. — Мне кажется, или в самом деле стало очень холодно?
— Не кажется, — сказал Сварог. — Мне тоже холодно…
Имелись заклинания и на сей счет — вдруг его занесет на Сильвану или опять придется лететь на Нериаду тамошней зимой? Сварог вмиг извлек из воздуха подбитый беличьим мехом теплый плащ — неизвестную на Таларе одежду, — укутал Яну, опустил капюшон.
И бросился к соседнему окну.
На Таларе термометры совершенно не в обиходе — потому что колебания температуры редки и, в общем, ничтожны — два-три градуса ниже или выше обычной точки отсчета. Однако Сварог из очередной безобидной прихоти повесил за окном самый настоящий доштормовой термометр, купленный мэтром Анрахом на черном антикварном рынке и подаренный Сварогу на день рождения. Правильный был термометр, полностью соответствовавший доштормовому климату, регулярной смене четырех времен года, от жаркого знойного лета до морозной зимы: имеется ноль, шкала рассчитана (Сварог ее давно научился переводить на здешние мерки по отношению к привычному с детства Цельсию) на сорок градусов что выше, что ниже нуля — до Шторма случалось и особенно знойное лето, и крайне морозная зима. Законы Империи безбожно нарушили и Анрах (как покупатель запрещенного к использованию доштормового устройства), так и Сварог (это устройство нахально повесивший у себя на окне). Канцлеру об этом, конечно же, донесли (Сварог наперечет знал всех, кто был приставлен восьмым департаментом следить за его персоной, их донесения все до одного поступали и к нему в силу той самой бюрократической шизофрении), но Канцлер, как и следовало ожидать, наложил резолюцию: «Оставить без внимания» — и так же поступил принц Диамер-Сонирил. Наверняка оба при этом (как порой Сварог в других ситуациях) были исполнены этакой философской грусти. Но так уж сложилось, что поделаешь. На фоне «Рагнарока», на котором Сварог буднично плавал по морям и рекам, компьютера у Интагара и кое-чего еще термометр выглядел безобиднейшей детской шалостью — в применении именно к Сварогу, никогда не делавшему из имперских и земных законов культа…
А вот сейчас термометр пригодился… Тонюсенький алый столбик опустился до минус двух — по таларским меркам, сибирская стужа. Сварогу было холодно, как на Земле в мороз — он давно уже здесь жил, отвык от холодов…
Подошла Яна, тоже посмотрела на градусник, растерянно обронила:
— Да что же это такое…
— Помолчи минутку, пожалуйста, — сказал он, стараясь выглядеть как можно более спокойным и говорить самым обычным голосом. — Сам ничего не понимаю пока…
Он вынул часы, засек положение секундной стрелки. Зажженная сигарета словно бы сама собой возникла меж пальцами — он чисто машинально произнес нужное заклинание из разряда мелких бытовых. Жадно затянулся, роняя пепел на широкий подоконник из бежевого с синими прожилками яргурейского мрамора. Не сводил глаз с вычурной секундной стрелки, казалось, ползущей по циферблату самую чуточку быстрее неторопливой черепахи. Яна притихла, зябко кутаясь в плащ.
Вот так. Первые наблюдения за феноменом. Алый столбик за три минуты так и не опустился ниже минус двух — но снегопад не прекращался, снег падал все так же обильно, безостановочно, густо… красиво, крыши — а значит, и земля — уже были на добрый локоть покрыты белоснежным, пушистым… и не похоже, что он в ближайшее время прекратится.
В голове царил совершеннейший сумбур, в котором все же промелькивали холодные деловые мысли. Сварог подумал: даже если температура не опустится ниже, хорошего мало — если она надолго. Люди напялят на себя все имеющиеся одежки, будут сидеть у кухонных печей и каминов, кто-то, знающий сильванские реалии, догадается согреться чем-то крепким. Однако для жителей Талара такой холод — все равно, что сибирский мороз. Если такая температура продержится достаточно долго, станут замерзать насмерть и при такой погоде, в первую очередь маленький дети, старики, больные, слабые. А что будет с урожаем на полях? С домашними животными? Наконец, с кораблями на реках? Вполне может встать лед — и уж совсем не хочется думать о том, что температура может упасть еще ниже. Что будет с здешним человечеством, три с лишним тысячелетия жившим без холода и снега? И ведь ничего нельзя сделать, у ларов (которых происходящее нисколечко не затронет) попросту нет техники, способной справиться с морозами в масштабе всей планеты. Так, мелочи: устроить дождь на парочке квадратных югеров или, наоборот, разогнать тучи на примерно такой же площади. И не более того. Тут нужна Крепость Королей, в чьем существовании никто из знающих людей не сомневается — но где ее искать? Сколько ни искали, не нашли.
Крепость Королей… Не следует ли допустить…
Он старательно гнал эту мысль — но попробуйте не думать о белой обезьяне, Ходжа Насреддин тогда, в истории с мерзким ростовщиком, великолепно применил знание человеческого мышления. И все же хоть что-то сделать да можно, не откладывая…
Он повернулся к Яне:
— Я сейчас вызову твою охрану… Твой брагант здесь, на «старой голубятне», тебе нужно немедленно улетать…
— А ты? — спросила она, глядя строго и серьезно.
— Остаюсь, — сказал Сварог. — Я король, и здесь мои подданные. Не для красного словца ведь говорится, что король — отец всем, а все — его дети. Пока что ничего особенно жуткого. Это еще не смерть…
— Вот именно, — сказала Яна. — Это еще не смерть. Позволь тебе напомнить, что это и мои подданные тоже… — она подняла ладонь. — Оставим это, дискуссия закончена.
Она нисколечко не побледнела, стояла прямая, как струна, прекрасная, решительная, непреклонная. Сварог, не скрываясь, тоскливо вздохнул. Когда у нее становилось такое лицо, бесполезно было уговаривать или противоречить. С дурным упрямством это не имело ничего общего — просто-напросто, приняв какое-то серьезное решение, она уже ни за что не отступит. И с этим тоже ничего не поделаешь.
В свое время, когда Чертова Мельница подошла к Талару едва ли не вплотную и раньше времени грянула операция «Журавлиный клин», Яну удалось увезти силой — но сейчас это не пройдет, сейчас она расшвыряет Древним Ветром всех, кто попытается ее скрутить, или попросту окутается невидимой, непреодолимой броней…
Никогда в жизни Сварог не чувствовал себя таким беспомощным и никчемным. А проклятый прекрасный снегопад нисколечко не унимался — и Сварог покривился, как от кислого: внизу, возле одного из дворцовых флигелей бессмысленно метались, уже по колено в снегу, не менее дюжины людей, судя по одежде, слуги низшего разряда, не имеющие доступа во дворец. Началось. И паника будет только распространяться. А что сейчас творится во дворце? В Латеране? И какую именно территорию накрыл снегопад? Нужно немедленно связаться в первую очередь…
Его опередили на несколько секунд. Он уже вынимал из кармана неразлучный «портсигар», когда тот форменным образом взорвался — судя по курлыканью сразу нескольких разных тонов, миганию и цвету индикатора, его вызывали несколько человек одновременно.
Он включил экран. Дежурные девятого стола и восьмого департамента, в «Медвежьей берлоге» и штаб-квартирах за облаками… Заместитель Элкона по наблюдательному отделу… Сам Элкон… Канилла Дегро… Герцог Брейсингем, глэрд Баглю — означает ли это, что и Глан со Снольдером накрыло? Канцлер… В первую очередь Канцлер…
Он впервые видел Канцлера таким. На нем лица не было, вся прежняя невозмутимость улетучилась.
— Что у вас? — почти крикнул Канцлер.
— Снег все еще идет, — он посмотрел на термометр. — Но температура так и держится на минус двух…
— Сам знаю! — рявкнул Канцлер. — Вы…
Сварог его бесцеремонно перебил, как никогда не позволял себе прежде:
— Насколько это захватило Талар?
— Это захватило весь Талар, кроме Хелльстада, — чересчур ровным для настоящей невозмутимости тоном ответил Канцлер. — Вся планета закутана облаками, орбиталы наблюдения перешли на инфра… Снег идет повсюду, и везде температура та же, остается неизменной… Где императрица?
— Рядом со мной, — сказал Сварог.
— Немедленно отправьте ее наверх!
— Я пытался, — сказал Сварог. — Она отказалась. Сами понимаете, я бессилен что-либо сделать… да и вы тоже, и кто бы то ни было…
Канцлер изрек семиэтажную конструкцию на русском — как нельзя более отвечавшую ситуации и настроению обоих. Сварог снова посмотрел в окно: людей во дворе прибавилось примерно вдвое, они все так же бессмысленно метались, взрывая снег. Появился дворцовый стражник, судя по всему, не потерявший головы. Даже сюда долетали его крики, призывавшие успокоиться. Но ни малейшего результата они не возымели…
Сварог словно очнулся от беспамятства. Вернулась холодная ясность ума. Кто сказал, что он вообще ничего не сможет сделать? Кое на что король все же способен даже сейчас…
— Канцлер, — вновь бесцеремонно прервал он герцога, попытавшегося что-то сказать. — У вас есть еще какая-то информация по… этому феномену?
— Никакой. Мы знаем только, что снег идет повсюду и температура держится на минус двух…
— Простите, но тогда и говорить нам сейчас не о чем, — сказал Сварог. — Я буду делать все, что могу… Простите, некогда…
И не просто прервал разговор — вырубил «портсигар» напрочь — вряд ли кто-то из тех, кто его сейчас вызывал, мог сообщить что-то полезное. Уж если и Канцлер знает ровно столько, сколько и Сварог…
Он быстро прошел в кабинет — Яна, обеими руками придерживая запахнутый плащ, шла следом, и Сварог ей нисколечко не препятствовал: а зачем? Пусть уж будет на глазах…
В кабинете, справа от стола, на стене красовалась узкая мраморная пластина с семью короткими рукоятями, увенчанными вычурными бронзовыми головками. Сварог опустил вниз четыре из них, повернулся к двери и стал ждать. Ожидание отняло всего несколько секунд — все четверо явно уже были в приемной. Ворвались в распахнутую бледным статс-секретарем дверь, выстроились короткой неровной шеренгой: Интагар, начальник дворцовой стражи, командир гланских гвардейцев и штандарт-адъютант Сварога — лейтенант Черных Лучников, гораздо моложе остальных, совсем юнец (но старательно пытавшийся держаться браво, молодчина).
— Что во дворце? — спросил Сварог.
Начальник стражи, на которого сейчас уставился, ответил почти спокойно:
— Настоящей паники пока что нет, но к тому помаленьку идет. Раздаются крики, что это вновь Вьюга, что всему Талару конец… и прочие идиотства.
— Поднимите всех своих людей, — отрывисто сказал Сварог. — Любые проявления паники пресечь.
В средствах не стесняться. Глэрд, усильте охрану дворца, выставьте всех, кто у вас есть. Марш!
Оба быстро вышли, почти выбежали, громыхая сапогами без всякого соблюдения этикета. Сварог перевел взгляд на Интагара:
— Что в Латеране? Сведения имеете?
— Уже четыре агента доложили, — сказал Интагар каким-то незнакомым голосом. — Практически то же самое, о чем говорил капитан. Паники нет, большинство людей кинулось по домам — но есть и такие, как эти вот, — он кивнул в сторону окна, где стражников объявилось уже трое. — Мечутся по улицам, кричат о Вьюге… и еще кучу всякой ерунды.
— Идите, свяжитесь с протектором, — сказал Сварог. — Моим именем: всю полицию на улицы, в первую очередь конную — конникам будет все же легче, чем пешим… План «Гроза».
Молча кивнув, Интагар вышел. Сварог обернулся к лейтенанту и, несмотря на тяжесть ситуации, не удержался от усмешки, хотя она наверняка получилась бледной: ах, как юнцу было страшно, и как он с этим страхом боролся!
— Скачите в казармы конной гвардии, потом — в пехотные, — сказал Сварог. — Моим именем — план «Гроза». Байза у вас есть, так что нет нужды что-то писать… Марш!
Черные усики лейтенанта казались нарисованными углем на бледном, почти мальчишеском лице. Но держался он хорошо — отдал честь и вышел, грохоча сапогами, а в коридоре, отсюда слышно, припустил бегом. Сварог позволил себе чуть расслабиться, встретив взгляд Яны, растянул губы в подобии улыбки:
— Все, что я могу сделать, как король, Вита… Не допустить паники…
Статс-секретарь навытяжку стоял в дверях. Повернувшись к нему, Сварог распорядился:
— Сообщите во все столицы и провинциарии: план «Гроза».
Тот кивнул и размашистыми шагами вышел из приемной, в которой так и стояли трое ратагайцев, судя по лицам, готовые ко всему на свете и готовые рубить в капусту все живое, что станет угрозой. Повелительным жестом велев им сесть, Сварог поступил, как предписывала старая неписаная традиция: достал бутылку «Старого дуба» и налил себе чарку до краев. Покосившись на Яну, налил и ей — в таких вот ситуациях добрый выдержанный келимас еще никому не повредил…
Хорошо еще, что не пришлось ничего придумывать, импровизировать — план «Гроза», давно составленный и доведенный до сведения всех, кого это казалось, сейчас заработает с точностью часового механизма — с поправкой на глубокий снег, который безусловно затруднит перемещения конных и пеших. «Гроза» рассчитана на крупные беспорядки или попытку военного переворота, но прекрасно подходит и сейчас: войска и полиция окружат все объекты, в первую очередь нуждающиеся в охране, — самые важные министерства, арсенал, речной порт, казначейство — займут мосты, перекроют все дороги из города, часть, разбившись на десятки, станет патрулировать улицы, пресекая любую панику в зародыше без стеснения в средствах. Вот и все, что Сварог мог сделать — но это лучше, чем ничего…
В приемной застучали каблуки — судя по тому, что ратагайцы так и остались сидеть, быстро шел кто-то свой, достойный доверия. И точно — влетела Канилла Дегро: на прекрасном личике ни тени страха, только злость и азарт, в руке так и зажата плетка с резной костяной рукояткой, мокрые роскошные волосы повисли унылыми сосульками, мужской костюм вишневого бархата кажется почти черным — вывозилась в растаявшем сейчас снегу по самый ворот — и кое-где на одежде и сапогах еще белеет снег.
— Черт знает что, командир! — выпалила она. — Эта мерзость сыплет и сыплет, как из ведра, я такое только в кино видела… Коню кое-где было по брюхо, но я пробилась, только бадагар где-то потеряла. Вы что-нибудь понимаете?
— Выражаясь культурно, ни черта, — сказал Сварог. — Никто ничего не понимает, даже Канцлер. Может быть, ты?
— Да откуда… — сказала она с некоторым унынием. — Ничегошеньки, как все… Налейте стопку, а? Меня что-то знобить начинает, чуть ли не по уши в снегу пробиралась по Адмиральской — там ведь что-то вроде ложбинки, и снег еще глубже…
Сварог налил ей до краев, извлек из воздуха теплый плащ, чуть подумав, присовокупил и большое полотенце, протянул Канилле:
— Закутайся и волосы вытри, а то простудишься. Простуда лечится быстро, но все равно, неприятно…
В первую очередь Канилла осушила стопку, лихо, по-гвардейски (разве что чуточку закашлялась), потом уже накинула плащ на плечи и принялась яростно растирать волосы полотенцем. Вскоре она выглядела жуткой растрепой, но кого сейчас, и ее в том числе, это сейчас занимало?
— Черт знает что, командир, — повторила она. — Одно вам скажу: это точно не Вьюга. Я о ней кое-что читала, хотя материалов и осталось мало, все равно, нисколечко не похоже…
Сварог подумал, что и ему пора наконец посмотреть материалы по Вьюге, благо служебное положение позволяет сделать это хоть сейчас. Налил себе до краев, девушкам — до половины.
— Даже не знаю, с чего теперь и начать… — сказал он, поставив на стол пустую чарку. — Может быть…
Канилла радостно вскрикнула, показав на что-то за его спиной. За спиной у него имелось только окно, к каковому Сварог немедленно и повернулся. И тоже не мог сдержать радостного возгласа.
Снегопад прекратился, словно повернули некий выключатель. Низкие тучи на глазах таяли, расползались, открывая там и сям большие пятна безмятежной небесной лазури. Не раздумывая, Сварог бросился в гостиную, к термометру. Алый столбик на глазах поднимался вверх — и очень быстро температура поднялась до прежнего уровня — значит, скоро эта пакость начнет усиленно таять. Но «Грозу» отменять пока что не стоит — пусть боевое дежурство продолжатся до вечера, мало ли как себя поведут перепуганные люди…
Снега успело навалить примерно человеку по грудь — но это не имело никакого значения. Человеку ли по грудь, курице ли по колено, нешуточная загадка повисла на плечах…
— Бог ты мой! — сказал он вслух, а потом грязно выругался от избытка эмоций, толком непонятных ему самому.
В резиденцию Канцлера Сварог летел в совершеннейшем одиночестве. На хвосте давно уже не висел брагант с неусыпно бдящей охраной. «Один в бескрайнем небе», — припомнилось ему. Откуда это? Он вспомнил довольно быстро: так назывались воспоминания знаменитого американского летчика-испытателя довоенных времен, прочитанные Сварогом в юности. Поневоле испытываешь нечто вроде ностальгии — эта книга стала одной из причин, в свое время, высокопарно изъясняясь высоким штилем, позвавшей Сварога в небо. Правда, отчего-то не в летчики, как логично было бы предположить, а именно в десант.
Вот именно, один в бескрайнем небе… Канцлер через несколько дней после полета Сварога на Сильвану снял охрану столь же неожиданно, как поставил. Несколько дней за Сварогом (не только на земле, но и, что интересно, в Империи) топали по пятам хваткие молодцы из спецназа Канцлера — как и за Яной, самим Канцлером, Марлоком, Элконом и Каниллой. Вполне возможно, и за кем-то еще, но в точности Сварог не знал. Причем это была, если можно так выразиться, локальная акция: все учреждения Империи работали в обычном режиме, не объявлялось ни Тревог, ни чрезвычайного положения, ни повышенной готовности по армии и спецслужбам — уж это-то Сварог знал точно — будь все иначе, директора девятого стола и начальника восьмого департамента поставили бы в известность одним из первых…
Никаких объяснений Канцлер не дал — ну что же, в Империи не было людей, за исключением Яны, с которыми Канцлер делился бы абсолютно всеми секретами. Так что не следовало в этом усматривать персональное недоверие к Сварогу. Однако давно и хорошо известно: Канцлер никогда и ничего не делает зря и по пустякам серьезные меры безопасности предпринимать не стал бы. Значит, что-то такое было. Вот только что? Какое-то покушение готовилось то ли на Сварога, то ли на всех взятых под особую охрану людей? Похожее на тот план, что не так давно измыслил почивший Радиант? Некий очередной комплот, задуманный Высокими Господами Небес, раздосадованными, даже разозленными, реформами и серьезными переменами, но пошедших дальше уныло-сердитой болтовни по здешним запечьям? Бесполезно ломать голову: во-первых, сам ни за что не догадаешься, пока Канцлер сам не соизволит поделиться очередной тайной, во-вторых, есть более серьезные вещи, на которых нужно сосредоточиться, въедливой точности ради — числом две. Одна из них — предстоящий штурм замка герцога Латери — выглядит, в общем, вполне рутинной операцией — случались и посложнее. А вот клятый снегопад…
Канцлер не зря созвал совещание лишь через два дня после случившегося. Все это время с полной загрузкой круглосуточно работали все наблюдательные сети и конторы, способные внести хоть какую-то ясность — в том числе и те, что размещались в Велордеране, о чем Сварог за пределами Хелльстада скромно помалкивал, сделав исключение для Яны, обещавшей хранить тайну. (Вот так и живем, с некоторой философской грустью подумал Сварог, — я секречу кое-что от Канцлера, он кое-что секретит от меня, и это не есть вражда — обычное коловращение жизни на грешной земле и, добавим с поправкой на ситуацию, в грешных небесах…)
Вот только ни малейшей ясности этот аврал не принес — ни имперским службам, ни хелльстадскому центру. Как именно все происходило, известно прекрасно, есть подробнейшие записи, сделанные орбиталами: совершенно внезапно сразу в шести точках таларского неба появились спиралеобразные завихрения облаков, ничем не отличавшихся от обычных, — вот только разрастались они необычно быстро, гораздо быстрее, чем это происходит с обычными облаками, так что в течение двадцати двух минут сорока секунд (момент, когда все началось, зафиксирован точно) Талар целиком закрыли эти облака, так что орбиталы переключились на инфра. А потом пошел снег, валивший ровнехонько квадранс, опять-таки по всему Талару, над сушей и над морями.
Дальнейшее Сварог наблюдал своими глазами из Латеранского дворца. Судя по донесениям орбиталов и земных спецслужб, везде происходило одно и то же: когда температура вернулась к прежнему, обычному уровню, снег растаял и сошел за какой-то квадранс (в горах, правда, оставаясь самую чуточку подольше), оставив грязь по щиколотку — полностью высохшую, впрочем, через сутки с небольшим.
Вот и вся информация. Загадочный снегопад не сопровождался какими бы то ни было изменениями магнитного и гравитационного полей, радиационного фона и всего такого прочего. Разве что атмосферное давление резко взлетело вверх — но специалисты говорят, что этого и следовало ожидать при столь глобальном и внезапном изменении погоды. Наблюдательный центр Каниллы в девятом столе опять-таки не зафиксировал никаких изменений излучения «ручейков». Одним словом, ни малейших следов, ни малейшей зацепки…
Хорошо еще, что на земле не возникло грандиозной паники. В больших городах великолепно сработал план «Гроза» (а в городках поменьше большинство облеченных властью людей панике не поддалось и быстренько приняло аналогичные «Грозе» меры — кстати, попозже, когда будет составлен точный отчет, некоторых придается наградить за проявленную инициативу и распорядительность). В деревнях кое-где паника имела место — но в глобальную опять-таки не переросла, вмешалась поднятая по тревоге сельская стража, а также войска — там, где они дислоцировались. Уже на следующий день в нескольких странах выползли на свет божий пророки — казалось, давненько уж, лет двадцать как вымершая окончательно разновидность разумной фауны. Числом одиннадцать. Восемь из них, словно трудились по одному сценарию, вопили, что снегопад — предвестник грядущей в скором времени новой Вьюги, столь же разрушительной, как и первая, и Талару если и не придет полный кирдык, то все города и деревни будут лежать в развалинах, в живых не останется и половины честного народа. Были, правда, и некоторые различия в картинах близкого Апокалипсиса — один пророк пугал, что над землей полетят пыхающие огнем громадные птицы (отчего-то именно птицы, хотя давние фольклорные традиции предписывали скорее драконов), другой вещал, что по земле побегут стаи волков, говорящих человеческим голосом, остальные тоже добавляли каждый свое, свои собственные ужасы. Трое остальных пошли даже дальше — они выдвигали, так сказать, теоретические обоснования скорого катаклизма, как-то: упадок веры в богов, всеобщее падение нравов, вылившееся в блуд, разврат и прочие разные нехорошие излишества, и наконец, многочисленные прегрешения короля Сварога, от тиранских казней до женолюбия.
Развернуться пророки не успели, их повязали очень быстро и допрашивали очень вдумчиво — особенно того, что вещал о прегрешениях Сварога. Как ни старались мастера своего дела, не установили ни какой бы то ни было связи меж пророками, ни того самого единого сценария. Тайная полиция уверяла, что пророки дурковали поодиночке, каждый сам по себе, и о наличии собратьев ни один не знал.
А в общем и целом, как уже говорилось, — тупик…
Брагант пошел на посадку. Сварог без всякого интереса смотрел на прекрасно знакомый ему манор: красивое трехэтажное здание, резиденция Канцлера, два поменьше, двухэтажные, столь же изящные флигеля для тех, кому по разным причинам приходилось оставаться здесь ночевать (или пребывать под арестом в довольно комфортабельных условиях — как совсем недавно произошло с Орком). Еще несколько зданий гораздо более казенного вида, на краю летающего островка — аккуратная шеренга из дюжины замысловатых антенн разнообразной формы, высотой этажа в три. Посадочная площадка, где стоят десятка два разноцветных брагантов и две виманы (гербовые цвета одной смутно знакомы, другой — неизвестны). Ну и, наконец, два ощетинившихся разнообразными стволами драккара — где-то расположился и отряд спецназа, Канцлер давно уже предпринял надлежащие меры безопасности, сразу после исторического визита сюда принца Элвара с оравой каталаунцев, когда оказалось, что резиденция Канцлера, собственно говоря, открыта для любого вторжения извне, что принц блестяще и доказал. Очень уж долго ничего подобного не происходило, в последний раз заговорщики нападали на резиденцию тогдашнего Канцлера примерно две тысячи лет назад, вот Канцлер и расслабился, утратил бдительность и здоровую подозрительность. Тем более, что тогдашние заговорщики не по собственной инициативе действовали — их науськал юный император, ненавидевший Канцлера и намеревавшийся полностью перехватить бразды правления, но Канцлер был человеком умным, могущественным и опасным, обычными методами его не удалось бы снять и императору, вот и пришлось послать молодых гвардейцев — практически все они императора знали с малолетства, были преданы лично ему (ну, и карьерные мотивы имели место быть). Так что вскоре после визита нежданных гостей Канцлер по собственной неосторожности споткнулся и упал на меч — и так восемь раз. Иные события, происходившие в Империи в старые времена, абсолютно ничем не отличались от аналогичных им земных: высокие технологии Империи, неизмеримо превосходившие земные — это одно, а кое-какие патриархальные традиции одинаковы, что за облаками, что на земле…
Сварог направил брагант на свободное место — туда, где стоял человек в лиловом дворянском платье, несомненно, ожидавший его. Опустился рядом с брагантом Яны, улетевшей из Латераны на полчаса раньше, моментально его узнал — он был один такой на всю Империю: ало-голубой, от носа до кормы тянется полоса затейливого золотого орнамента шириной в ладонь.
Захлопнул дверцу. Человек в лиловом подошел к нему — судя по одежде, лар (в одежде ларов и служилых антланцев, имеющих гражданский чин или воинское звание, есть с полдюжины мелких, но весьма существенных отличий, с ходу позволяющих определить, кто именно перед тобой — теперь-то и Сварог их давненько уж знал). Ага, один из тех предупредительных, вежливых молодых людей в цивильном, но с несомненно военной выправкой, что при возникновении в них у Канцлера надобности вырастают словно из-под земли и исчезают, как призраки. Не раз доводилось здесь встречаться, а как же.
Молодой человек поклонился со всем решпектом:
— Лорд Сварог… (разумеется, это звучало утвердительно, без малейшего вопросительного оттенка) Граф Кайл, лорд Кезербир. Все участники совещания на месте, кроме профессора Марлока, но он прилетит в скором времени. До начала совещания еще двадцать минут.
— Знаю, — кивнул Сварог. — Я должен встретиться с Канцлером до того, как совещание начнется?
— Нет, таких указаний мне не поступало, — отчеканил молодой человек. — Располагайте собой, как вам угодно, лорд Сварог.
— Ну, в таком случае я погуляю по парку…
Молодой человек склонил голову, четко повернулся через правое плечо (как и предписывали здешние уставы в отличие от тех, к которым Сварог привык со времен курсантской юности) и бодрым шагом удалился в сторону резиденции. Сварог неторопливо направился в направлении одного из флигелей по мощеной желтовато-белым мрамором дорожке.
Парк был красивым — с фонтаном, горбатым мостиком через ручеек, статуями конных рыцарей и одетых по давно канувшей в небытие моде прекрасных дам. Вот только редким он был, на взгляд Сварога, очень уж далеко стояли друг от друга ухоженные деревья и кусты. Ну, на вкус и цвет товарищей нет — Канцлер как раз не любил чащобы, охотой, в отличие от многих, не интересовался совершенно. Главным его увлечением (если не считать той самой красавицы-блондинки, молодой графини, о которой знало не так уж и много людей, и сплетни, в общем, не ходили) была рыбалка на Сильване. Как правило, Канцлер уходил на парусном корабле в Артадельское море, где и довил золотистого марлана. Красивая рыбина, длиной чуть ли не в уард, чертовски осторожная, со своими сложными привычками — но даже отлично их знающие опытные рыбаки далеко не всегда возвращаются с добычей, так что два-три марлана — уже несомненное достижение. Вердиане, к зависти не одного любителя рыбалки, это удалось — правда, никто не стал никому говорить, что рыбину, уже малость оглушенную парализатором и изловленную за час до того, ей насадили аккуратненько на крючок подводные пловцы доктора Латрока. В рамках той же психотерапии, включавшей в себя (Сварог испытал некоторое смущение при воспоминании о курсе лечения в «Лазурной бухте») самые разнообразные процедуры…
Он подумал мимолетно: интересно, если он все же выберется на пару недель в «Лазурную бухту», устроит ли ему доктор Латрок в рамках психотерапии какую-нибудь инсценировку вроде ненароком найденной в развалинах «старинного» замка серьги или насаженного на крючок марлана? С него станется. У Латрока хватит умения устроить что-нибудь такое, что Сварог примет за чистую монету — благо хитрая аппаратура, позволяющая безошибочно определить, когда благородный лар говорит правду, а когда лжет или просто о чем-то умалчивает, до сих пор — стационарная, приличных размеров, и портативного варианта пока не предвидится, как ни стараются технари Марлока…
Ага. До флигеля оставалось уардов сто, когда на крыльце появилась знакомая фигура, одетая на сей раз совершенно иначе, чем когда-либо раньше. Сварог шагал к зданию столь же неторопливо.
Он не прилагал никаких усилий к тому, чтобы Интагар стал участником сверхсекретного совещания в предельно узкому кругу — Канцлер сам изъявил такое желание. Ну, о мотивах Сварог, как ему казалось, догадался.
Интагара сюда привезли сутки назад, вчера утром — следовало (и Сварог полностью с Канцлером согласился) предварительно обстоятельно рассказать ему о кое-каких тайнах Империи (в которые посвящен далеко не всякий лар) и массе необходимых подробностей. Чем несколько часов и занимались Канилла с Томи — как люди, давно и хорошо Интагару знакомые — даже Интагар с его умом и хладнокровием, впервые оказавшись в Империи, да еще для участия в столь представительном совещании, испытывал нешуточную оторопь и робость…
Потом девушки доложили Сварогу, что с поставленной задачей, очень похоже, хорошо справились — довольно быстро преодолев робость, Интагар сам начал задавать толковые и дельные встречные вопросы.
Ну, а вечером на него, уже по просьбе Сварога, которую Канцлер принял без возражений и сам поговорил с принцем Диамер-Сонирилом, на Интагара пролилась кое-какая имперская милость — здесь прямо-таки ничтожная, а вот на земле весьма даже нешуточная.
Сейчас Интагар щеголял в новеньком мундире Канцелярии земных дел, алом с зеленым, обильно расшитым золотом. Три золотых птицы на красном стоячем воротнике означали всего-навсего чин премо-канцеляриста — если каламбурить, невелика птица. В земной чиновничьей табели о рангах четырнадцать классов, в Империи двенадцать, но сходства хватает — и здесь, как на земле, обладатели трех низших чинов приравнены всего лишь к сержантам, даже не гвардейским, армейским.
Однако здесь есть свои нюансы, понятные лишь тем, кто, подобно Сварогу, хорошо знает имперские и земные реалии. На земле обладатель даже самого низкого имперского гражданского чина неофициально приравнен к генералу — Империя порой кое-кого удостаивает чина или звания даже выше, но случается это довольно редко. Так что на земле Интагару обеспечены как почет, так и лютая зависть многих титулованных господ — ну, перетерпят, корявые…
А пышность мундира — это уже инициатива предшественника Диамер-Сонирила. В Канцелярии земных дел самые роскошные у чиновников Империи мундиры. Даже обладатель самого низшего чина сияет золотым шитьем — а у высших чинов из-под него и мундирной ткани почти не видно, главным образом на спине, но и она в должной степени украшена причудливым шитьем.
Это не блажь и не прихоть, а точный расчет. Роскошь мундиров служит той же цели, что и откровенно вульгарная, аляповатая роскошь, с какой устроена резиденция Диамер-Сонирила. Любой житель земли, не исключая монархов, должен поневоле испытать должное почтение при встрече с самым мелким чиновничком Канцелярии земных дел, выряженным гораздо пышнее, чем самые высшие земные придворные чины, не говоря уж о генералах и маршалах, высокая политика-с, наглядная агитация — хотя последний термин здесь и неизвестен, его аналогов полно и на земле, и в Империи…
Сварог присмотрелся. На лице Интагара он уже не заметил ни робости, ни оторопелости — скорее уж там присутствовала некая мечтательность. Что было, конечно, сильно — до сих пор понятия «Интагар» и «мечтательность» как-то не сочетались…
— Ну, как настроение и самочувствие? — весело спросил Сварог.
Интагар (с чьей бульдожьей физиономии так и не исчезла полностью мечтательность) не сказал, а именно что воскликнул:
— Словами и не опишешь, государь! Империя, такое совещание, наконец, этот мундир… Я рассыпался бы в благодарностях, но прекрасно знаю, что вы этого не любите…
— Терпеть не могу, — кивнул Сварог. — Я вам уже говорил как-то: лучшей благодарностью будет отличная работа. Каковая скоро начнется. Надеюсь, вы уже достаточно собрались с духом, чтобы отбросить все эмоции и работать с присущей вам хваткой? Вы все же не юный кадет, получивший первый офицерский чин…
— Конечно, государь! — отчеканил Интагар, моментально согнав с лица остатки мечтательности и прочих посторонних эмоций, став прежним хладнокровным и цепким бульдогом. — Полностью готов. Признаться, трудновато было обдумать и уместить в голове все, что мне рассказали и показали графиня Дегро и маркиза Томи… но, смею думать, у меня получилось.
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Головоломнейшая задача перед нами стоит, перед всеми, а потому…
Он замолчал, обернулся на стук распахнувшейся двери флигеля. По ступенькам легким шагом спустилась Канилла, в мундире со всеми наградами и знаками отличия, в начищенных сапогах (на сей раз не белоснежных пижонских, а строго уставных черных), при кортике, со строгой косой, уложенной на спине овалом.
Она лихо отдала честь на ронерский манер:
— Командир! Докладываю: готова и собрана. Простуду вылечили еще вчера. Следую в зал совещаний.
Все это было произнесено без тени легкомыслия и улыбки, крайне серьезным уставным тоном.
— Вольно, лейтенант, — сказал Сварог. — Шагом марш.
Она прищелкнула каблуками и направилась в сторону резиденции Канцлера — не отбивая шаг, но и не вольной штатской походочкой. Интагар, глядя ей вслед с несомненным одобрением, сказал:
— Совсем другое впечатление… Совсем другой человек. Солидная, серьезная, будто и не она. Никаких тебе куцых платьишек и дерзких вырезов. Вчера и она, и маркиза Томи были одеты и причесаны точно так же. Вот это я одобряю. — И повторил: — Совсем другой человек…
— Все зависит от места действия, — усмехнулся Сварог. — Здесь она — на крайне важной и ответственной службе, прилагает все усилия, чтобы выглядеть как раз серьезной и солидной, без тени легкомыслия или ветрености. Кстати, она на хорошем счету, за ней числится парочка нешуточных достижений. Видели ее регалии? Их в данном конкретном случае зря не вешали, тем более что один знак отличия мой, а я подхожу с большим разбором.
— Я верю, разумеется. Но тому, кто ее видел исключительно внизу, в крайне легкомысленном облике, верится не сразу. Когда они с маркизой вчера меня посетили, я их сначала даже не узнал…
— Я же говорю: все зависит от места действия, — сказал Сварог. — Там, внизу, она просто-напросто развлекается… хотя порой и занимается серьезными делами. Отсюда и подол выше обычного, но не более чем на два пальца, и вырез поглубже на те же два пальца, и все остальное. В конце концов… Ну чего другого вы ждете от девушки двадцати с лишним лет, да еще красавицы?
Он стоял лицом к посадочной площадке и видел, как опустился знакомый, серый с алым брагант профессора Марлока, как его встретил молодой человек в лиловом, и они вместе без всякой спешки направились к резиденции.
— И еще волосы, — проворчал Интагар. — Распустит до пояса… И ведь ей нравится, когда на нее глазеют…
— Будь мы с вами красивыми девушками, Интагар, нам это тоже нравилось бы, — сказал Сварог. — Что касается волос — это уже излишние придирки. Только замужней дворянке крайне неприлично показаться на людях с волосами, не уложенными в прическу, а незамужним этикет дозволяет ходить простоволосыми… как обе ваших дочки часто и поступают.
— Вот то-то и оно, — мрачно сказал Интагар. — Об этикете мне обе дочурки и напоминали с улыбочками, когда пробовал их мягко наставлять. Давно уже не пытаюсь, бесполезно, отшутятся… и с точки зрения этикета будут совершенно правы, тут уж ничего не возразишь…
Сварог посмотрел на часы. Время в запасе имелось. Давненько уж он собирался коснуться морального облика самого ревнителя строгой морали, да все времени не находилось. А вот сейчас держитесь, господин новоиспеченный премо-канцелярист…
Он сказал не без вкрадчивости, едва ли не ангельским голосом:
— Знаете, Интагар, я тут предпринял исторические изыскания, довольно несложные и не уходящие особенно уж далеко в глубь времен — во времена вашей юности. И вот что узнал: во времена вашей юности и девушки, и юноши Гильдии, к которой вы принадлежали, шли на всякие модные ухищрения в одежде — как и члены других Гильдий, и дворяне, и крестьяне. Сейчас практически то же самое, разве что большинство модных ухищрений изменилось. Молодые люди делали отвороты на голенищах сапог шириной не менее чем в ладонь, вместо темных шейных платков носили разноцветные, яркие, шапки сбивали набекрень, непременно на левое ухо, модно было еще расстегивать пуговицы на кафтане или камзоле через одну. И много еще всякого, лень перечислять. Конечно, домой все возвращались, тщательно приведя себя в порядок — ваши отцы и матери на все это смотрели совершенно с тем же осуждением, с каким вы сейчас смотрите на немного укороченные девичьи платья. Что ничуть не мешало всем вам, оказавшись достаточно далеко от родительского дома, вновь придавать себе самый модный вид… Было ведь дело, Интагар? И вы голенища заворачивали, яркие платки носили, и все прочее?
— Приходилось… — проворчал Интагар не без смущения. — Нужно же было не ударить в грязь лицом перед друзьями. Да и девушки… Молодые мы были, ветер в голове…
— Вот именно, — сказал Сварог. — Ключевая фраза. Молодые мы были, ветер в голове. Я могу сказать о своей юности то же самое.
Интагар, в некоторых случаях проявлявший крайнее упрямство, продолжал безразличным тоном:
— Вы правы, конечно, государь. Но есть еще граф Гаржак и герцог Лемар…
Еще более вкрадчиво, еще более ангельским тоном Сварог спросил:
— А если мы вспомним о тетушке Талажи, хозяйке вполне приличного и процветающего кабачка «Индюшка и грабли» на улице Стекольщиков?
— Докопались-таки… — проворчал Интагар не без смущения, глядя в сторону. — Это, конечно, ваши люди? У других не получилось бы, как ни старались…
— Конечно, мои, — сказал Сварог. — Вы все эти годы мастерски конспирировались — но мои люди, в отличие от, как вы выражаетесь, других, располагают кое-какими техническими средствами… Успокойтесь. Просто не на что пенять. Дело совершенно житейское. Вы вдовец, тетушка Талажи — вдова, все у вас началось, когда вы уже оба овдовели. Обстоятельства скорее уж располагают к вам — все это длится двенадцатый год, едва ли не устоявшийся брак, и на стороне вы оба утех не ищете. Когда переехали в Латерану, приложили немало усилий, чтобы и тетушке Талажи удалось обустроиться здесь, деньгами помогли нешуточными… Похвально, право. Послушайте, Интагар, поговорим попросту, как мужчина с мужчиной. Почему бы вам на ней не жениться? Что мешает?
— Одно-единственное, — с тяжким вздохом сознался Интагар. — Мы с Родой боимся, что дочки мои воспримут это как-то не так, и будут всякие сложности…
— По-моему, вздор и надуманные страхи, — сказал Сварог уверенно. — Они у вас девушки умные, я надеюсь, все поймут правильно. Вы, в конце концов, вдовец и еще не стары, а ваша подруга вовсе не разбивает семью. Я искренне надеюсь, вас не останавливает то, что вы теперь обладатель золотого дворянского пояса, а тетушка Талажи остается в Медной Гильдии, в градских обывателях? Если это так уж принципиально, я поручу моим людям — и в два счета смастерят кучу вполне убедительных «старинных» бумаг, неопровержимо доказывающих, что тетушка Талажи — старого дворянского рода, давным-давно катастрофически обедневшего. Такое в жизни случается и без поддельных дворянских грамот, уж вы-то должны знать.
— Да нет, об этом как о препятствии вообще речи не идет.
— Ну тогда что вам мешает? — спросил Сварог. — Вдобавок ко всему, обе ваших дочки вот-вот упорхнут навсегда из отчего дома, так что самое время ввести в него жену…
— Да я давно уже подумываю. Только никак не могу решиться, уговорить Роду. Это я-то… Смешно, но так оно и обстоит — не решаюсь…
— Возьмите да и решитесь, — сказал Сварог. — Это, конечно, тот случай, когда и король не волен приказывать, если он не дурак и не законченный самодур. Я вам от чистой души советую. Наберитесь решимости…
— Попытаюсь, государь, — с тем же упрямством Интагар добавил. — Только это совсем другое дело. Мы с Родой люди в годах, пожившие, а девчонкам — уж позвольте так их для данного случая именовать — по двадцать с небольшим…
Сварог прищурился:
— Если вернуться к тем самым историческим изысканиям, во времена вашей юности… Насколько я знаю, порой молодые парочки где-нибудь на сеновале, в амбаре, в пригородном лесочке заходили дальше поцелуев и вольностей руками… Случалось ведь, Интагар?
— Случалось…
— Вот видите. Скажу по совести: меня порой чуточку царапает, когда вы попрекаете нынешнюю молодеть за те самые проказы, которых не чурались в молодости. Смотрится, знаете, как-то… И чуточку смешно, и вообще… Давайте договоримся: вы никогда больше не будете разводить ворчанья касаемо морали нынешней молодежи. Это опять-таки не приказ, а просьба…
— Впредь не повторится, государь, — после короткого молчания заверил Интагар. — Слово… слово дворянина.
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — А насчет женитьбы подумайте всерьез и решитесь наконец. Забавно как-то получается: вам не хватает решимости. Узнай кто, долго смеялись бы… Ага, это явно за нами.
К ним быстро шагал молодой человек в лиловом. Подойдя, коротко поклонился с тем же бесстрастным видом:
— Господа, вас просят. Совещание вот-вот начнется…
…Кабинет Канцлера был Сварогу давно знаком, и далеко не впервые здесь собралась «Большая четверка» — Яна, Канцлер, профессор Марлок и он сам. Разве что добавились Канилла и Интагар — но и на прошлых совещаниях всегда присутствовал кто-то, кроме них четверых.
Еще когда начали рассаживаться, он почувствовал что-то вроде тягостного неудовольствия. И очень быстро понял причину — повторилась ситуация с Багряной Звездой…
Лица у всех были озабоченные, чуточку встревоженные — но именно что чуточку. По большому счету, как и в прошлый раз, Крепость Королей — а Сварог уже не сомневался, что она существует, — смертельную угрозу являла собой исключительно для Талара. Если вот прямо сейчас накроет, и температура упадет, скажем, до минус пятидесяти, все живое погибнет, и Талар превратится в мертвый ледяной шар — и только. Остальные три обитаемых планеты это нисколечко не затронет — там не обнаружено ни следа попыток искусственным образом в глобальных масштабах управлять погодой. Получится где-то даже и буднично: повторится операция «Журавлиный клин», все продумано и расписано, остается лишь отдать приказ. И лары преспокойно уйдут на Сильвану. А Талар… Печально чуточку для Империи, но не смертельно…
Все держались, в общем, как обычно. Один Интагар чувствовал себя явно скованно — он свыкся с Яной в облике «баронессы Вольмер», но сейчас это была императрица Четырех Миров. Одетая не столь уж пышно, и драгоценностей немного, однако здесь она была исполнена не особо проявлявшейся внешне, но безусловно присутствовавшей спокойной величавости. Менее всего ее ощущал Сварог — она столько ночей провела в его объятиях, столько времени прожила в его замках в Хелльстаде и Латеране, да и по Талару они попутешествовали немало. Так что для него это была в первую очередь его девушка — а в Хелльстаде еще и законная супруга, обвенчанная с ним по всем правилам. Остальные, конечно, держались иначе — особенно Интагар.
— Прошу внимания, — сказал Канцлер. — Начнем… Начать, я думаю, следует с результатов поисков — как исстари заведено, моментально подыскали название, поименовав поиски «Операцией „Снег“». На мой взгляд, не самое удачное название, но эти названия — такой пустяк… Итак, результаты… Пока что с ними был знаком только я, остальные не торопились, решив подождать до совещания. Так вот… К Инбер Колбта стянули около двухсот орбиталов-наблюдателей — примерно десятая часть того, чем располагают наши спецслужбы. Но больше и не требовалось, иначе орбиталы стали бы мешать друг другу, перекрывать отведенные каждому участки. Одновременно маркиз Оклер выпустил в море меж островами около сотни своих, чисто морских автоматов-наблюдателей — в первую очередь они искали подводные входы в некие помещения. Как это было в случае с базами токеретов и поисками Хозяев Дакаты, о чем должны прекрасно помнить все присутствующие… за исключением господина Интагара, но ему достаточно будет моего заверения, что эти сведения сейчас совершенно не нужны. Не так ли?
— Разумеется, ваша светлость, — склонил голову Интагар.
Канцлер продолжал бесстрастно:
— Орбиталы работали более суток — а наблюдатели Оклера завершили поиски буквально час назад, Оклер для надежности провел поиски дважды. Результат — нулевой. Никаких подземных входов не обнаружено — только те, прежние, в свое время уничтоженные, как и базы токеретов, и жилища Хозяев Дакаты — а что еще было с ними делать? Вы все помните то совещание… И орбиталы ничегошеньки не обнаружили. Все находки представляют интерес исключительно для историков и археологов — старинные корабли на дне, несколько старых кладов и тому подобная дребедень, которая меня абсолютно не интересует, всех остальных, думаю, тоже. Результат, повторяю, нулевой. Что у вас, лорд Сварог?
Сварог легонько развел руками. Он себя чувствовал чуточку виноватым, хотя вины на нем не было ни малейшей.
— У меня обстояло, можно сказать, и еще хуже, — ответил он. — Мои системы способны исключительно на визуальные и слуховые наблюдения, — подметив краем глаза выражение лица Интагара, явно незнакомого с этим термином, он добавил специально для него: — Вульгарно выражаясь, они способны только смотреть и слушать. Моему… предшественнику этого было достаточно, другой наблюдательной аппаратуры у него не было, он так никогда и не озаботился ее созданием, так что изготовить ее мои мастера не в состоянии, разве что скопировать уже имеющуюся — но кому это нужно? Короче говоря, я ушел, когда не прошло и часа. Это было бессмысленно — оставаться там далее. Мои наблюдательные средства дублировали одну из функций орбиталов, и не более того. Конечно, я педантизма ради велел провести поиски по всей территории Инбер Колбта, это отняло сутки с лишним, но результаты опять-таки оказались нулевыми.
— То есть все службы, и имперские, и ваши — в равном положении, — констатировал Канцлер.
— В тупике, я бы уточнил… — сказал Сварог, понурясь.
— Ну что же… — сказал Канцлер. — По-моему, остается одно: все выскажут свои предположенная… то есть те, у кого предположения есть. Поскольку доказательных версий все равно не имеется, предположения нужны любые. Самые фантастические, — он криво усмехнулся: — Самые безумные. Все равно ничего другого не остается. Только громоздить предположения, надеясь, что все же в конце концов замаячит нечто… Ваше величество?
— Полностью согласна, — сказала Яна, слегка нахмурясь. — Действительно, ничего больше не остается, — она бледно улыбнулась. — Должна сразу предупредить: лично у меня никаких предположений нет… даже фантастических и безумных. Совершенно ничего не приходит в голову, простите уж…
— Ну что вы, ваше величество, — сказал Канцлер. — Признаюсь уж откровенно: мне тоже ничего не приходит в голову…
Наступило недолгое напряженное молчание. Яна с несколько отрешенным видом достала свой портсигар с крышкой, усыпанной большими сапфирами цвета ее глаз, сунула в рот сигарету. Краем глаза Сварог заметил на лице Интагара страдальческое выражение, точнее, его тень — старый моралист, несмотря на ситуацию, оставался верен себе: ну не должна девушка двадцати с лишним лет курить, особенно если она императрица…
Это словно послужило неким сигналом: Сварог и Канилла достали свои портсигары, а Канцлер с Марлоком — трубки…
— Ох, простите, дамы и господа, я совершенно забыл… — с ноткой смущения сказал Канцлер. — Прежде такая аппаратура никогда не использовалась, и я совершенно упустил из виду… Лейтенант Дегро… Судя по выражению вашего лица, результат и у вас нулевой?
— Вот именно, — кивнула Канилла. — Излучение всех «ручейков» во время… снегопада не менялось. Оно и сейчас остается прежним. К случившемуся они явно не имеют никакого отношения.
— Я, конечно, скажу жуткую банальность, — произнес Марлок. — Но это как раз тот случай, когда отрицательный результат — тоже результат. По крайней мере, мы можем быть твердо уверены в одном: «ручейки» к случившемуся не имеют никакого отношения. Правда, я не представляю, где это знание можно применить…
— И вряд ли кто-то представляет… — сказал Канцлер. — В таком случае остается одно — те, у кого соображения есть, их выскажут. Начнем с вас, Марлок, я думаю? Как-никак, вы единственный здесь ученый… впрочем, есть еще и лейтенант Дегро, но пойдем уж по старшинству… Итак?
Марлок выпустил клуб дыма и задумчиво проследил, как он тает под потолком.
— Соображение у меня одно-единственное, — сказал он прямо-таки непререкаемым тоном. — Я совершенно уверен, что Крепость Королей существует и работает с неизвестных нам времен до нынешнего дня. Доказательств два. Они косвенные, но, по-моему, весомейшие. Первое. Опять-таки с неизвестных нам с точностью до года и даже десятилетия времен на Таларе сохраняются климатические условия, которые не могут существовать в природе. Могут быть исключительно результатом работы установки по глобальному… вам понятно это слово, Интагар?
— Да, мне объяснили…
— Отлично. Установки по глобальному управлению погодой — в масштабах всего Талара. И это, безусловно, установка, созданная в доштормовые времена, — нет никаких свидетельств, что это дело рук наших предков — конечно, сохранились сведения далеко не обо всем, происходившем до Вьюги, но все же я остаюсь при своем мнении. Будь это делом рук предков-ларов, хоть какие-то воспоминания сохранились бы в «Хронике Семи» (нужно будет изучить наконец материалы по Вьюге, подумал Сварог. Сижу, как болван, представления не имея, о чем, собственно, речь, ничем не отличаясь от Интагара). В том, что установка — безусловно, работающая в автоматическом режиме — существует и действует пять с половиной тысяч лет, лично я не вижу ровным счетом ничего удивительного. Все знают, как долговечны изделия живших до Шторма людей: «Рагнарок» лорда Сварога, всякие устройства и приборы, простые и сложные, в некотором количестве попавшие в руки наших служб до того, наконец, хорошо изученная к нынешнему дню база «Стагар»: все это время она пребывала на морском дне, однако все там — ну, почти все — либо работает — я о компьютерах, пребывающих в спящем режиме, — либо может быть приведено в действие. Кое-что мои люди в действие и привели — правда, практической пользы это не имеет никакой. Почему так обстоит со сделанными до Шторма вещами, никто до сих пор так и не смог объяснить — но сейчас, по-моему, это совершенно несущественно… Второе. Этот загадочный снегопад можно объяснить исключительно неким… изменением в режиме работы Крепости Королей — оставим уж за ней это названное, следуя старинным книжникам, пусть и не представлявшим, что это такое… Явление носило глобальный характер.
Все шесть точек, из которых за двадцать с лишним минут распространились снежные облака, закутавшие весь Талар, нами установлены точно. Их правильность, думается мне, служит лишним доказательством того, что мы имеем дело не с природой, а с творением человеческих рук. Вот, извольте.
Он пробежался кончиками пальцев по световой клавиатуре своего компьютера, серебристого пенальчика размером с портсигар Сварога, служившего тем же целям. Посреди кабинета, так, что видеть могли все присутствующие, возник шар размером с арбуз — точное изображение Талара, цветное и объемное (Интагар, для которого голография была в новинку, сделал удивленное движение, но тут же постарался придать себе невозмутимый вид). Со своего места Сварог видел пушистые, светившиеся бледно-желтым комки, этакие клубочки — четыре из шести, два у полюсов, два на экваторе.
— Такая вот картина, — прокомментировал Марлок. — Четыре криволинейных отрезка, разделяющих точки на экваторе, очаги, совершенно идентичны, до десятых долей джайма. Природа такого не в состоянии обеспечить. Если развивать мысль… Из соображения о том, что Крепость Королей существует и работает прямо-таки автоматически, проистекает два объяснения происшедшего. Только два, других я не нашел, как ни ломал голову. Либо установка все же дала в конце концов некий сбой, либо… Вы просили сумасшедших идей, Канцлер? У меня есть одна. Либо кто-то сумел проникнуть в Крепость Королей и справиться с управлением. Кто, каким образом, зачем, я решительно не представляю — ну, разве что принять версию чисто научного любопытства. Не столь уж безумная версия. Мы, ученые, такой народ… — усмехнулся он чуть смущенно. — Мог найтись кто-то, охваченный неистребимым любопытством… наподобие того случая, когда графиня Дегро несколько непринужденно обошлась с аппаратурой Лицея. Тысяча извинений, графиня, это не упрек и не ирония, я просто привожу как пример…
— Я понимаю, — кивнула Канилла, и бровью не поведя.
— Возможно, я двигаюсь в неверном направлении, и все же… — продолжал профессор, погасив изображение Талара. — Я представил себя на месте этого бесшабашного экспериментатора… Пожалуй, окажись я в состоянии управлять установкой, действовал бы примерно так же. Зрелище было крайне эффектное, а вот ущерб — ничтожным, если считать в масштабах планеты. У вас ведь уже есть какие-то доклады, лорд Сварог?
— Конечно, — кивнул Сварог. — Я поднял на ноги тысячи людей — полиция и сельская стража, спецслужбы, чиновники, наконец, военные… Точнейших данных нет, но уже сейчас можно составить некоторое представление. Погибло около сорока человек — главным образом легко одетые деревенские детишки, оказавшиеся вдали от дома, возможно, насмерть перепугавшиеся, начавшие бессмысленно метаться, — он с горечью покривился: — Самые маленькие детишки. Те, что постарше, сообразили, что следует бежать домой, под крышу… правда, есть погибшие и среди них — снегопад был чертовски густой, тут и взрослый с трудом найдет дорогу, — он посмотрел на Каниллу. — Лейтенант Дегро рассказывала, что она едва не заблудилась в Латеране, которую неплохо знает, что уж говорить о полях и лесах, где в таких условиях ориентиров вообще не найдешь… Дети. И застигнутые в дороге путники. Думаю, число погибших еще не известно полностью, но вряд ли оно будет так уж велико. Ущерб… Опять-таки минимальный. Пара дюжин кораблей угодили на морское прибрежное мелководье или налетели на речной берег, но затонуло, по тем данным, что пока имеются, четыре или пять, погибших около десяти, они включены в общее число. Пара кровельщиков сорвалась с крыш, ну, и тому подобное. Чисто материальный ущерб, если взять всю планету, ничтожен: несколько пожаров, сверзившихся в придорожные рвы карет, разбившиеся в портах ящики и бочки, когда из-за снегопада стало почти невозможно управлять подъемными кранами. И тому подобное. Есть одно-единственное по-настоящему масштабное явление. Цветы. Дикорастущие и те, что были на грядках садоводов и клумбах. Изрядная часть погибла. Точный процент никто не подсчитывал — я думаю, он никому не нужен, как не нужен был мне. Если брать в общем и целом… Вы правы, профессор, в масштабах планеты ущерб ничтожен… Правда, это не означает, что я вслед за вами склоняюсь к версии о человеке. Я просто не в состоянии выбрать какую-то одну из двух версий. Возможно, вы тоже?
Профессор помолчал, сказал задумчиво:
— Не могу сказать по недостатку данных, какая из двух версий правильная. Но твердо уверен, что их только две. И еще… Возможно, мне просто страшно хочется верить, чтобы правильной оказалась версия о человеке…
— Почему? — невозмутимо спросил Канцлер.
— Потому что она сулит гораздо меньше опасностей, — сказал Марлок. — Если это человек, он может в конце концов как-то себя проявить, будут шансы его обнаружить и взять. Тут уже чисто спецслужбистские дела… В том, что я говорю, есть резон, лорд Сварог?
— Безусловно, — кивнул Сварог. — Если это человек, шансы появятся.
— А если это сбой, все может обстоять гораздо страшнее, — сказал Марлок. — Сбой может оказаться любым. Дикая жара или дикие морозы, и не на квадранс — на часы, на дни. Все живое очень быстро погибнет. Мы ведь не сможем вывезти все население Талара, Канцлер?
— Не сможем, — сказал Канцлер с каменным лицом. — Нереальная задача. Что еще?
Марлок чуть растерянно развел руками:
— Собственно, у меня все…
— Лорд Сварог?
— У меня нет никаких соображений, — произнес Сварог, чувствуя, что каждое слово дается ему с трудом. — Ну разве что… Еще раз перелопатить труды земных книжников в поисках зыбкого следа… Перерыть библиотеку Вентордерана, просмотреть все, что имеется в моем тамошнем компьютере — я до сих пор не изучил все закрома… Но я бы не возлагал заранее на это больших надежд. Не знаю, что еще сказать…
— Лейтенант Дегро?
Канилла с унылым, едва ли не горестным видом пожала плечами, понурилась:
— Мне вообще нечего сказать. Что-то такое смутно вертится в голове, но четко сформулировать не могу…
— Следовательно, у нас остается господин Интагар, — Канцлер уперся пытливым взглядом в помянутого. — Вы хорошо разобрались во всем, что вам рассказали лейтенант Дегро и капрал Ролатон?
— Пожалуй, да, ваша светлость, — не без осторожности начал Интагар. — Конечно, далеко не сразу, что-то понадобилось как следует осмыслить и уместить в сознание — а что-то сразу показалось очень понятным. Думаю, разобрался. Конечно, многие чисто научные подробности мне непонятны…
— Как и практически всем здесь присутствующим, — скупо усмехнулся Канцлер. — Даже профессору не все понятно, верно ведь, профессор. Вот видите… Так что не заморачивайтесь научными сложностями, Интагар, они вам не нужны… как и прочим. Не в них дело… Я вас пригласил по другой, весьма существенной причине. Мне необходим сторонний взгляд на происходящее. Умный человек со стороны. Вы прекрасно поработали в горротском деле, выдвинув версию о Страшном Бородаче. Не стану вам чрезмерно льстить и говорить, что это имело решающее значение для победы. Но сыграло очень большую роль, очень… Вот и сейчас я хочу, чтобы вы взглянули на происшедшее со стороны, не с той точки зрения, что другие. У вас было достаточно времени, чтобы многое обдумать, не правда ли? С вашим острым умом… Какие-то соображения у вас появились? Не бойтесь высказывать, как я уже говорил, то, что может показаться фантастическим и даже безумным. Все равно у нас нет ничего реального и разумного, так что сейчас годится абсолютно все… Итак?
— Кое-какие соображения у меня появились, ваша светлость, — сказал Интагар медленно. — Вы правы, времени было достаточно, я размышлял весь вечер и часть ночи… Соображения… В первую очередь на ум приходит одно: возможно, вы ищете как-то не так, где-то не там. Я не могу сказать, как нужно искать правильно, где следует искать. Но вот это соображение прочно засело в голове, как гвоздь в сырой доске: возможно, ищут как-то не так и где-то не там. Я мог бы рассказать одну примечательную историю, но она достаточно длинная… Однако, по-моему, отлично иллюстрирует мои соображения…
— Рассказывайте, — сказал Канцлер. — Чего-чего, а времени у нас достаточно, причем его попросту не на что употребить… — в его голосе явственно прозвучали приказные нотки. — Рассказывайте. Уж вы-то сумеете опустить ненужные подробности…
— Это было лет двадцать пять назад, в Равене, я тогда уже служил в полиции, правда, чин был небольшой, вроде капитанского… Жил тогда искуснейший вор, виртуоз в своем ремесле. Граф Сагадар. Да, самый настоящий граф, старинного рода, но из тех, кого именуют «позор семьи». Когда он, как говорится, пошел по кривой дорожке, семейство от него отреклось — но не было возможности лишить его титула и герба, такое может, по закону, только отец, а отец к тому времени умер. В чем-то он крайне походил на герцога Лемара… ваша светлость, вы, впрочем, не знаете, кто это…
— Представьте себе, знаю, — столь же скупо усмехнулся Канцлер. — Просто невозможно плотно заниматься земными делами и не знать о герцоге Лемаре. Прямо-таки легендарная персона…
— В таком случае вы меня поймете, — с облегчением вздохнул Интагар. — Ничего не нужно объяснять… Сагадар был такой же почти легендарной персоной. Разница только в том, что Лемар занимается аферами, а Сагадар занимался исключительно кражами. Сущий талант, если только можно применить такое определение. Умел перемещаться бесшумно, как призрак, любой самый сложный замок открывал едва ли не гвоздем или дамской шпилькой для волос, кражи свои планировал самым тщательным образом, сообщников если и держал, то на десятых ролях, чтобы не могли дать полиции уличающие показания. Иные полагали даже, что он в обмен на эти таланты продал душу нечистой силе или владел какой-то сильной магией — правда, ни то, ни другое потом не подтвердилось, люди из Багряной Палаты это установили совершенно точно… Одним словом, он лет пять был сущей головной болью сыскной полиции — еще и потому, что по мелочам не работал: дорогая ювелирка, ценный антиквариат, который может унести один человек в мешке, а то и в кармане, крупные самоцветы… В общем, такие вещи. Я не стану описывать все, что он наворотил за пять лет — это как раз будет ненужная подробность. Но наворотил ох как немало, одна коллекция старинных медалей герцога Ковербро чего стоит… Жила тогда вдовствующая герцогиня Нолесан. Одна из богатейших дворянок королевства, титульная вдобавок. Поместья, иные с рудниками, огромное состояние, изрядное число драгоценностей, в основном фамильных. В ее коллекции драгоценностей самой дорогой была одна вещица… Собственно, несколько вещиц… Гарнитур с бриллиантами, купленный еще ее дедом. Диадема, колье, два браслета, три перстня, брошь. Восемьдесят семь крупных бриллиантов, причем черных. Цветные бриллианты в большой цене, стоят гораздо больше обычных, такой же величины, особенно редки черные. Гарнитур в свое время изготовили в ювелирном торговом доме, крупном, старом. Он и сейчас существует… Камни для него ювелиры собирали в течение почти двадцати лет, на Таларе и на Сильване, сначала старший в семье, потом, когда он умер, два его сына, к которым перешло дело. Не помню уж, за сколько его продали деду герцогини, но когда произошла эта история, гарнитур оценивали в три миллиона ауреев золотом. Знаменитый был гарнитур… мечта любого вора. Вот только добраться до него было трудновато: герцогиня большую часть года жила в своем дворце, в «титульном» поместье. Дворец был форменным образом набит драгоценностями и золотом, так что охрана была постоянная и серьезная. Иногда герцогиня приезжала на большие королевские балы, правда, далеко не на все — она к пожилому возрасту стала нелюдимой, все реже покидала поместье. Но всякий раз привозила гарнитур с собой. В ее городской дворец четырежды за семь лет пытались проникнуть лучшие воры — но каждый раз попадались. Последний случай был еще до того, как граф развернулся на полную и приобрел нешуточное мастерство. А потом случился очередной бал, в честь рождения герцогини Арталетты — король Конгер по этому случаю официальных торжеств, конечно же, не устраивал, но праздновал пышно, хоть и под другим предлогом. Правда, многие знали, что к чему, но помалкивали — это же Конгер, его уже тогда звали Ужасным… Я к этому делу был причастен, можно сказать, с самого начала. Мой тогдашний начальник был очень хорошим полицейским. Я у него многому научился, умный был человек, хваткий, отлично играл в шакра-чатурандж и умел просчитывать на несколько шагов вперед. Он рассудил: о приезде герцогини уже многим известно, значит, наверняка знает и граф. Не в его привычках — упустить такой случай… Наша тайная полиция решила помочь сыскной — там были только рады, графом к тому времени занимались и мы — некоторые его связи вели за границу, через контрабандные тропки, а они тогда — как, впрочем, и теперь — были в ведении и тайной полиции. Правда, герцогиня категорически отказалась впустить во дворец наших людей, одетых бы лакеями — очень своенравная была дама, считала, что ее люди справятся и сами, говорила, что они за много лет не допустили ни единой серьезной кражи. Так оно и обстояло, но раньше не было графа Сагадара… Когда стемнело, наши люди по всем правилам установили тайное наблюдение, оцепили дворец. Надежнейшим, казалось, образом — но после полуночи клятый граф во дворец все же ухитрился проникнуть незамеченным. В будуаре герцогини, в одном из комодов, гарнитур и лежал. Один вооруженный слуга сидел в будуаре, второй похаживал в коридоре у двери. У графа была с собой обычная брызгалка, какие умеет делать любой ребенок, — только вместо воды там был настой цветков розовой альтиторы, а он, если подмешать в питье или просто брызнуть в лицо, вызовет мгновенный сон. Поэтому изготовление и хранение настоя до сих пор числится среди уголовных преступлений… В общем, гарнитур граф взял, незамеченным выскользнул из дворца, по нависавшей над оградой ветке дуба выбрался на улицу… но там-то его все же заметил один из сыщиков. Правда, поздно — когда граф был уже достаточно далеко и сворачивал за угол. Кинулись в погоню — увы, пешком. Неподалеку, на постоялом дворе — хозяин был сообщником, но это уже ненужная подробность — граф оставил коня. И умчался галопом. Ну, мы объявили тревогу по всему городу… Довольно быстро установили: граф, нигде не задерживаясь и не останавливаясь, понесся к себе домой. Его след потеряли в нескольких сотнях уардов от дома, но, получив новые донесения, поняли: он только дома может быть. Он ни за что не успел бы надежно спрятать добычу где-то по дороге, у него просто не было времени. Мы доложили министру, он отдал приказ на свой страх и риск… В конце концов, граф ни за что не стал бы приносить официальную жалобу на произвол полиции. У него и до того несколько раз бывали обыски — но они его только забавляли, он шутил над сыщиками, приглашал задержаться подольше, напоминал, чтобы не забыли пошарить в отхожем месте и мусорной корзине… В общем, еще до рассвета туда вломилась едва ли не сотня человек, людей было столько, что они форменным образом толкали друг друга локтями, словно зрители у ярмарочного балагана. Граф встретил нас, как и следовало ожидать, в халате, выглядел крайне раздосадованным — у него в спальне обнаружилась девица, между прочим, дворянка из приличной семьи, тут же заявившая, что граф оставался дома с тех пор, как солнце еще не зашло. Но мы-то знали точно! Начальник поставил на карту все, понимаете? Либо он наконец уличит Сагадара, либо… будь что будет. А потому наши не церемонились: если были основания подозревать тайник, пол вскрывали, обои отдирали, если были основания думать, что в комоде или столе имеется потайной ящик, мебель ломали к чертовой матери. Дом был небольшой, и его за несколько часов форменным образом разгромили — правда, очень педантично и старательно. Граф все это время под присмотром двух наших сидел с девицей в спальне, пил вино, орал излюбленные ворами баллады — а его дворецкий, прохвост старый, ходил за нашими по пятам и тщательно записывал стоимость всего, что они сломали. У нас тоже имелись мастера своего дела, виртуозы… К рассвету мы форменным образом разнесли дом, от конька крыши до подвалов, конюшню, флигелек для слуг, поварню, вообще все… И ничего не нашли. Туда съехались лучшие наши люди. Они клялись всеми богами, в каких кто верил, — гарнитура нигде нет, просмотреть тайник они не могли. Места он занимал не так уж много, но и не так уж мало, — Интагар изобразил руками. — Когда рассвело, взялись за небольшой сад. Чуть ли не с лупами осматривали траву, искали свежевскопанную землю, в кроны деревьев заглядывали — был случай, когда в похожих обстоятельствах вор спрятал ожерелье в птичьем гнезде. И снова — ничего. Гарнитур словно в воздухе растаял…
— Минутку, минутку! — Канцлер словно бы с некоторым азартом выбросил руку. — А тот постоялый двор? Его хозяин?
— Об этом подумали сразу же, ваша светлость, — сказал Интагар. — Постоялый двор тут же был занят нашими людьми, его обыскали примерно так, как дом графа. Ничего не нашли. Хозяин не успел бы ничего никуда вынести… И все-таки гарнитур мы нашли. Правда, по чистой случайности, а могли и не отыскать… У графа на крыльце по обе стороны лестницы, стояли два каменных волка — старой работы, в натуральную величину. Суета стояла нешуточная, люди порой мешали друг другу. Один сыщик нечаянно сильно толкнул другого, а тот устал после бессонной ночи и нешуточных трудов, еле на ногах держался. Он не устоял, со всего маху рухнул на одного из волков — а мужчина был рослый, крупный… Волк возьми да и упади! Да на части расколись! Что оказалось… Граф еще за несколько дней до кражи ночью с помощью того самого дворецкого и еще парочки слуг подменил одного из волков пустотелой гипсовой копией. Очень хорошая была работа, графу она обошлась в полсотни золотых, но игра свеч стоила: копию и при дневном свете нельзя было отличить от второй статуи… Под хвостом у него была оставлена большая дыра, туда граф гарнитур и спрятал, потом они за какие-то минуты утопили каменного волка в колодце, а гипсового поставили на его место. Не упади на него наш человек, так бы и не обнаружилось. Граф легко выиграл бы суд, пришлось бы возместить ему все до грошика, а гарнитур можно было оставить на месте и несколько лет — в конце концов наблюдение бы с Сагадара сняли, фальшивый волк был покрыт стойкой краской, замешанной на каменной пыли, мог долго выдерживать любую непогоду. А добыча стоила того, чтобы продержать ее в тайнике не один год. Чистейшая случайность нам помогла… Понимаете, ваша светлость? Мы искали не там и не так…
— Ну что же… — задумчиво сказал Канцлер. — Любопытная история. Я понял, кажется, куда вы клоните. Искать нужно не там и не так. Остается как следует подумать, какой смысл в эту формулировку вложить… Но идея неплохая…
— Ага! — вдруг прямо-таки ликующе воскликнула Канилла, вскочила. Щеки у нее разрумянились, глаза блестели. — Интагар, я вас обожаю! Пока я вас слушала, сообразила наконец, что за мысль в голове крутилась!
— Прекрасно, что появились какие-то новые идеи, — сухо сказал Канцлер. — Однако, лейтенант, не будете ли столь любезны сесть и излагать свои мысли… менее эмоционально?
Не похоже, чтобы он сердился — просто легонько нахмурился в воспитательных целях. Сварог на его месте держался бы точно так же. Опомнившаяся Канилла торопливо уселась, ее щеки чуть порозовели, уши едва не горели.
— Докладывайте, — сказал Канцлер уже не так сухо.
— Если Крепость Королей и в самом деле существует, если она создана до Шторма (Канилла старалась говорить самым что ни на есть официальным, уставным тоном) — быть может, стоит ее поискать на Той Стороне? Возможности у нас есть. Строительство такого объекта займет не недели и даже не месяцы. Судя по времени, они уже довольно близко к Шторму. В любом случае мы получим какую-то информацию. Представления не имею, чем это поможет нам, но это единственная реальная, конкретная акция, которую мы в состоянии провести…
Думал Канцлер недолго, какой-то квадранс минуты. У Сварога пронеслось в голове: вот черт, у самого в голове крутилось что-то такое смутное, не перелившееся в четкие формулировки. Нужен был толчок, как не раз уже случалось в подобных ситуациях. Интагар вновь на высоте…
— Ну что же, — сказал Канцлер уже далеко не так сухо. — Что-то в этом есть. Вы совершенно правы, лейтенант: ничего другого, конкретного и реального, мы просто не в состоянии сделать, потому что не представляем, что именно делать. В таком случае… Интагар, у вас такой вид, словно вы хотите еще что-то сказать. Я прав?
— Я бы хотел, ваша светлость. Но боюсь выйти за пределы отведенных мне рамок…
— Вздор, вздор! — нетерпеливо сказал Канцлер. — Говорите.
— Мне пришло в голову… Безусловно, господин профессор знаток своего дела, и я не осмелился бы с ним вступать в дискуссию на чисто научные темы. Однако… Господин профессор объясняет мотивы человека — если мы допускаем, что там есть человек, — одной только научной любознательностью. Но человеческой натуре свойственны и другие побуждения…
Он замолчал. Уже понукающе Канцлер сказал:
— Да говорите вы!
— Итак, там есть человек. И, надо полагать, человек весьма и весьма непростой, если он сумел найти Крепость Королей, проникнуть туда и даже привести тамошнюю машинерию в действие. У него могут быть и другие мотивы, кроме научной любознательности. Сплошь и рядом бывает еще и корысть… Что, если это демонстрация своих возможностей? Демонстрация силы? Возможно, последует некий ультиматум. Возможно, он захочет что-то получить — то ли своего рода «вознаграждение кладоискателю», и немаленькое, то ли, если уж взять крайности… Захватить Талар. Вполне возможно, я вторгаюсь в область тех тайн, куда не имею права вторгаться, но я хотел бы задать вопрос…
— Задавайте. Вы и так по уши в государственных тайнах, — Канцлер усмехнулся с давно знакомым Сварогу лукавым прищуром. — А главное — мы с вами люди циничные, как всякие государственные деятели — я попросту не усматриваю в этом мире тех, кому вы могли бы эти тайны выдать. Спрашивайте.
— Ваша светлость, как вы поступите, если ультиматум будет таким: либо вы навсегда покидаете Талар, либо он погибнет, на планету обрушится лютый мороз или лютая жара?
— Ответить просто, — сказал Канцлер спокойно. — Разумеется, мы уйдем. Если вопрос будет стоять именно так. К чему обрекать на бессмысленную смерть миллионы людей? Честно вам признаюсь: потеря Талара… что бы под этим ни понимать, для Империи, в общем, пройдет безболезненно. Не считая морального урона, но его в серьезных делах в расчет не принимают…
Слышал бы это принц Диамер-Сонирил, подумал Сварог. Вот уж для кого потеря Талара — что бы под этим ни понимать — самое скверное, что может случиться в жизни. Если переставить слова в мировом шлягере, то бишь «Интернационале» — кто был всем, станет ничем. Канцелярия земных дел для него — смысл жизни.
Он встрепенулся, услышав свое имя.
— Думаю, и король Сварог поступил бы так же? — с непонятным выражением лица произнес Канцлер.
— Безусловно, — ответил Сварог едва ли не моментально. — Коли уж на одной чаше весов мои короны, а на другой жизнь миллионов людей, к черту короны…
Он действительно так и поступил бы, ушел. И лучше не думать, сколь скучной и беспросветной станет тогда его жизнь, теряющая смысл. Но миллионы жизней — это миллионы жизней…
— Вот видите, — сказал Интагар. — Если Крепость Королей так и не отыщется, этого узурпатора будет просто невозможно взять. Сам он, вполне вероятно, пожелает восседать на престоле — на престолах — во всем блеске, но в Крепости могут остаться его сообщники. А наличие сообщников я бы допускал заранее — сомнительно, что такое дело можно провернуть в одиночку, даже если человек не вполне обычный. Никто не решится что-то против него предпринимать — чересчур уж велик риск… Вот и все…
На сей раз Канцлер раздумывал гораздо дольше.
— Ну что же, — сказал он наконец. — Нельзя исключать и такую возможность. Представления не имею, что это за человек и каким образом ему удалось… Но вы совершенно правы, Интагар: кроме бескорыстной страсти к научному познанию, есть много других, гораздо более корыстных мотивов. Знаете, если вы правы, это нашу задачу чуточку облегчает. Мы можем получить какой-то след. Ультиматумы не падают с чистого неба… Кто-то еще хочет высказаться? Нет? В таком случае я бы закрыл совещание…
Он вопросительно посмотрел на Яну. Она кивнула, и ее лицо оставалось почти спокойным.
— В таком случае — совещание закрыто, — сказал Канцлер. — Господин Интагар, вы свободны… и примите мою благодарность. Остальных прошу задержаться. Да, ваше величество… Думаю, вы не будете против, если я поручу руководство операцией лорду Сварогу? В конце концов, на Той Стороне работают главным образом его сотрудники из девятого стола и восьмого департамента.
Мало мне было головной боли, не без грусти подумал Сварог. Но что поделаешь, придется…
— Ничего не имею против, наоборот, поддерживаю, — сказала Яна и встала. — Что же, я вас покидаю, нет нужды присутствовать и при разработке операции… Интагар, вы можете лететь со мной, я собираюсь в Латерану. Канцлер был настолько любезен, что поместил манор над «Медвежьей берлогой».
— С вашего позволения, ваше величество, я остался бы и подождал лорда Сварога…
— Как хотите. Всего хорошего.
Она коротко поклонилась и вышла всегдашней летящей походкой. А вот Интагар вышел следом совершенно незнакомой походкой — едва ли не плелся, ссутулившись, Сварог впервые видел его таким — ну, ничего удивительного, я чувствовал бы себя столь же пришибленным, но не раздавленным, в тридцать три морских черта! Еще побарахтаемся, рано опускать руки…
Когда почти через час они закончили, Каниллу с Марлоком Канцлер отпустил, а вот Сварога попросил остаться. И, едва за вышедшими захлопнулась дверь, сказал энергично:
— Лорд Сварог, вы не мальчик, чтобы напоминать вам лишний раз, но ситуация такова, что… Все силы на операцию «Крепость». Замок герцога Латери — небезынтересная штука, и не более того. Что бы там ни нашлось еще, о чем мы пока не знаем, уже ясно, что речь идет о зле привычном и практически не опасном. Оно всего-навсего считалось давно исчезнувшим, но это уже детали. Черные Алхимики — это сейчас настолько несерьезно…
— И все же я рискну противоречить, Канцлер, — сказал Сварог решительно. — Подготовка к операции «Крепость», как мы только что рассчитали, отнимет еще почти сутки. Причем я буду абсолютно не нужен, работать будут другие. А у меня уже все готово — штурм замка проработан, люди в готовности, осталось только нажать кнопку. Мы вполне успеваем, даже если начнем не прямо сейчас, а ближе к ночи — чтобы в замке отправились ко сну те, кто мне нужен в первую очередь. Мне совершенно нечем будет заняться эти сутки, мне… и лейтенанту Дегро, ей тоже не найдется дела на стадии подготовки…
Немного подумав, Канцлер поджал губы:
— Ну ладно, ладно… В конце концов вам и в самом деле нечем заняться, пока операция не началась… Еще раз напомню: будьте постоянно на связи со штабом операции. Мало ли что может случиться. Если ситуация изменится, поручите продолжать все кому-то — у вас, надеюсь, есть такие люди — и немедленно вылетайте.
Интагар дожидался Сварога у подножия ведущей в резиденцию лестницы — не похожий на себя, подавленный… но не разбитый!
— Вы так и торчали здесь? — спросил Сварог, неторопливо направляясь к посадочной площадке. — Зря. Сидели бы во флигеле…
— Душа не на месте, государь…
— А у кого она сейчас на месте… — проворчал Сварог. — Не беспокойтесь, уж вас-то с семейством я не брошу. Если что-то и случится, вряд ли это произойдет молниеносно. Наверняка успею увезти всех, кого наметил.
— Благодарю, государь, однако… Что это будет за жизнь, если не станет Талара… Вы и представить себе не можете…
— Могу, — сказал Сварог суховато. — Так уж обернулось, что это и мой Талар. Не вешайте носа, Интагар, побарахтаемся еще…
— Государь… Мне не полагается знать, что такое Та Сторона и о каких акциях идет речь?
Разумеется, он присутствовал, когда вскрыли потайную комнату, где был ведущий на Ту Сторону балкон и наблюдал с балкона Ту Сторону. И прекрасно знал, что и люди Сварога, и сам Сварог, и Яна регулярно туда уходят. Однако во все прочее был не посвящен. Отнюдь не потому, что Сварог собирался держать это от него в тайне — просто-напросто Интагару пока что не находилось применения на Той Стороне — а бесполезными тайнами и знаниями сам Интагар, прагматик до мозга костей, совершенно не интересовался.
— Тут другое, — сказал Сварог. — Просто-напросто там… в месте, о котором идет речь, вашим талантам применения я не вижу. Вы ведь и сами не интересуетесь тем, что считаете бесполезным для практической работы?
— Понимаю. В самом деле… Просто… Просто я хотел бы оказаться хоть чем-то полезен сейчас…
Впервые в жизни он так смотрел на Сварога — как перепуганный малый ребенок смотрит на отца: папа умный, большой и сильный, он-то играючи справится с любыми неприятностями… А если папа и сам не просто растерян, откровенно признаться, чуть испуган? Как бы не обстояло, говорить такое ребенку нельзя — отец должен оставаться непререкаемым авторитетом, олицетворением ума и силы…
— Если вы потребуетесь, я вам непременно скажу, как же иначе, — веско заверил Сварог. — Тьфу ты…
Он вытащил «портсигар» и, прочитав донесение дежурного девятого стола, поморщился:
— Вот уж что сейчас совершенно неинтересно… Очередная мелкая заварушка в Вольных Манорах. Какая-то бойкая девица, предположительно каталаунская дворянка, собрала неизвестно на какие шиши конный отряд, нагрянула в княжество Шалуат, объявила ваганум по всем правилам и довольно быстро взяла столицу. Армии там практически нет, ополчение князь собрать не успел и предпочел сбежать на корабле…
— И никакие законы не нарушены…
— Вот именно, — сказал Сварот. — Ваганум никто не отменял, теоретически рассуждая, кто-нибудь и мне может объявить ваганум в любом из моих королевств — другое дело, что я этакого прыткого субъекта быстренько по стенке размажу. Но с юридической точки зрения — все было бы по закону. Черт ее знает, что ей в Шалуате понадобилось. Один из самых убогих и бледных Вольных Маноров. Единственное достоинство — поскольку он стоит на Ителе, имеет право торговать флагом морским и речным. Не знаю точно, но подозреваю, что это и есть главный источник средств к существованию как самого князя, так и многих его подданных. Ну, от каталаунских девиц можно ожидать чего угодно, в том числе и таких вот выходок. Мышиная возня, особенно теперь, когда у нас нешуточная проблема взгромоздилась на шею… У вас там кто-нибудь есть?
— Два надежных человека, — сказал Интагар. — Дыра жуткая, убожество — но с одной стороны граничит с Ронеро, с другой примыкает к Ителу. И до Равены всего-то два дня конного пути неспешным аллюром. Серьезных торговых путей там нет, есть более удобные, но контрабанда мелким ручейком течет, и шпионы порой проскальзывают. Так что приходится присматривать. Прикажете связаться с ними?
— Не стоит, — поморщился Сварог. — Я же говорю — мышиная возня, особенно сейчас. С князем я незнаком, в глаза не видел, и мне, в общем, глубоко плевать, кто там сидит на тамошнем убогом троне, старый хрен, у которого даже порочных страстишек нет — как и каких бы то ни было достоинств, — или хваткая каталаунская девчонка, — и повторил, пожимая плечами: — Черт его знает, что ей в Шалуате понадобилось. Если смогла собрать достаточно сильный конный отряд, значит, деньги есть.
А с Шалуата много не возьмешь. Разве что княжеский титул прельстил — всякие у людей бывают амбиции и бзики. Абсолютно неинтересно. Все равно будет по всем правилам представляться мне, как Высокому Покровителю Вольных Маноров, вот и посмотрим, что за девица, — он фыркнул: — Хорошо бы была симпатичная: приятнее будет утверждать во владении, я с чисто эстетической точки зрения на это смотрю. Уродинка или неприятная мужеподобная девица на княжеском троне — это все же не то… Ну, Интагар! Не вешайте нос и смотрите соколом, не из таких переделок выходили. Опасности лучше встречать с шутками-прибаутками, так гораздо легче. Смотрите соколом!
— Попытаюсь, государь, — ответил Интагар угрюмо.
Дождь лил, как из ведра, как в романе и рассказе двух классиков фантастики, которых Сварог открыл для себя в детстве и последний раз перечитывал пару месяцев назад. Да, вот так. Древний Ветер, Яна, единственная сейчас, кто им овладел всецело. Человек не забывает ничего, абсолютно ничего. Ему только кажется, что он забыл — но все, что он видел и слышал в жизни, хранится в потаенных уголках памяти. В точности так, как она извлекала из памяти Сварога интересовавшие ее воспоминания вроде того вечера на танцплощадке, помогла и в тот вечер, когда он посетовал вслух, что с удовольствием бы перечитал иные книги покинутого им мира, но это, увы, неосуществимо.
«Это почему?» — засмеялась Яна и немедленно принялась за дело, так что в маноре у Сварога стояло уже десятка два любимых книг — точные их копии, со всеми иллюстрациями.
Яна тоже попробовала читать. Почти все оказались ей неинтересны — она просто-напросто не понимала, о чем идет речь, а объяснять было бы лишком долго. Другое дело — «Три мушкетера» и «Одиссея капитана Влада». Вот тут пояснения потребовались минимальные — очень уж многое имело аналоги в прошлом Талара, а то и в настоящем, взять тех же пиратов Карибского моря.
Он мог позволить себе посторонние мысли, хоть ворох — пока что в замке ничего особенного не происходило, и не было никакой надобности включать инфра, чтобы разглядеть окружающее сквозь мутно-непроницаемый купол воды, залившей силовое поле, служившее десантному браганту вместо крыши. Ровным счетом ничего интересного в окружающем мире — ночь, нескончаемый дождь, брагант, повисший в паре уардов от одного из замковых окон, конечно же, невидимый для окружающих. Высокое аркообразное окно с красивым витражом, искусно сработанным лет двести назад хорошими мастерами. Чуточку жаль витража, от него ничего не останется, когда все скоро начнется — но не тот расклад, чтобы сокрушаться об изделиях старых мастеров, поневоле приходится быть варварами…
Чувства были знакомыми, с ним не раз такое случалось и прежде, в прошлой жизни. Привычное дело — долго и терпеливо ждать, когда грянет. Так что Сварог себя чувствовал, как рыба в воде — те, кто так и не научился терпеливо ждать, словно охотник в засаде, иногда срывали операцию, а то и гибли… Его десантура, еще по Гартвейну помнится, отлично овладела искусством терпеливо ждать — все шестеро застыли, как истуканы, ожидая команды. Сварог самую чуточку размяк душою — очень уж это напоминало прежние времена, когда он точно так же ждал сигнала (а то и сам должен был его подать, как сейчас и обстояло). Разве что форма была другая, и оружие — но суть оставалась той же: десант готов идти на рывок, а сопротивление противника окажется в тысячу раз слабее, нежели в прежние времена. Собственно, никакого противника и нет — всего лишь немаленькая орава приживальщиков и слуг, которых нетрудно будет после лихого броска согнать в кучу, как баранов. И оружия, способного бы причинить нападающим хоть малейший вред, в замке не сыщется — Сварог и его бравы ребятушки надежности ради надели те самые синие комбинезоны с глухими капюшонами, в которых когда-то люди Гаудина ворвались в замок герцогини Мораг: простенькие на вид, но защищают не только от таларских пуль, но и от многих видов лучевого оружия ларов, идеальная броня…
Он не сводил глаз с экрана, хотя там по-прежнему не происходило ничего, достойного внимания. В объективе главным образно оказывались блюда с яствами, кубок с вином, нож-вилка-ложка (вся утварь золотая, ага, герцог лопается от денег). Канилла (конечно, с необходимым дворянству изыском манер) уписывала за обе щеки богатое герцогское угощение, причем отнюдь не играла — для пущего правдоподобия она крошки в рот не брала с утра, так что все выглядело чертовски жизненно: изголодавшаяся за день странница так себя и будет вести.
Временами в объектив попадал и герцог, сидевший напротив, порой лениво поддевавший вычурной и тяжелой золотой вилкой маленький кусочек с одной из стоявших перед ним тарелок — он-то был сыт. И, судя по траекториям его взглядов, он откровенно разглядывал Каниллу, благо полюбоваться было на что: в замке ей дали, насколько можно судить, одно из старых платьев Вердианы, для Каниллы тесноватое и коротковатое — но именно из-за этого добавлявшее ей не просто прелести, что там, эротичности. Что и требовалось сейчас.
Сварог ухмыльнулся. Он был доволен собой. Все разыграно, как по нотам, и пока что, сплюнем через левое плечо (…ну да мы мысленно) проходило в точности по наработанному. С наступлением сумерек на землю, примерно радиусом в пару лиг, где центом круга служил замок, обрушили жуткий нескончаемый ливень с грозой и молниями — подобные мелкие воздействия на погоду в Империи давно изобретены. А через час к воротам замка в поисках приюта подъехала шагом промокшая насквозь молодая дворянка на заморенном коне — он и в самом деле вымотался, для пущего правдоподобия его долго гоняли галопом, изрядно утомив безвинную лошадку.
Когда герцогу доложили о нежданной гостье, он немедленно распорядился ее принять (наверняка еще и оттого, что мордовороты у ворот уточнили: гостья молода и красива). И встретил заплутавшую путницу крайне гостеприимно: горячая ванна, дворянское платье, роскошный ужин, продолжавшийся до сих пор.
Легенда была железная, не способная вызвать подозрений и у навидавшегося жизненных сложностей человека. Молодая дворянка, жившая лиг за триста отсюда, оказалась этакой песчинкой в неумолимых жерновах судьбы: убогое отцовское поместьице банкиры отобрали за долги — такое нельзя проделать только с «титульными» землями, при любых долгах хозяину полагается оставлять некий минимум. А имение погрязшего в долгах дворянина (не носившего никаких титулов) титульным не было. От страшного огорчения неисправный должник неожиданно застрелился, и девушка осталась одна-одинешенька на белом свете, без крыши над головой. Продала свои платья, драгоценности и всякие мелочи (конфискации это не подлежало, согласно законам о «личном имуществе детей должника»). Набралось с сотню золотых. С ними бедолажка и пустилась в долгое странствие, направляясь в Латерану в сопровождении одного-единственного слуги, согласившегося поехать с бывшей хозяйкой (остальные, скоты, попросту разбежались устраивать жизнь). В Латеране у нее имелся довольно дальний родственник, на чью помощь несчастная девушка и рассчитывала. Родственник этот в жизни не общался ни с ее отцом, ни с ней, надежды были зыбкими, но ничего другого попросту не оставалось в ее печальном положении. Ну, а потом всадники попали под жуткий ливень с грозой (кто бы в замке выяснял, что он представляет собой идеальный круг?), потеряли друг друга из виду, девушка сбилась с дороги, ехала наугад, куда глаза глядят — много ли разглядишь в такую непогоду? Конь, должно быть, почуявший жилье, привез ее к воротам замка…
Безупречная легенда, право. Пока что ничто в поведении герцога не показывало, что он что-то заподозрил. Наоборот, сразу видно: проявляет к очаровательной гостье самый живой интерес. И неудивительно: Сварог его с некоторых пор посадил на жесточайшую сексуальную диету. Герцог в этих делах обожает новизну — но совершенно лишен возможностей ее обеспечить. Проникнуть в замок люди Интагара в сжатые сроки никак не могли — зато могли обложить поместье плотным кольцом, что и сделали. Всего у герцога имелось под рукой одиннадцать охотников за юными красотками — и дворяне-приживальщики, и крепостные слуги. Когда они оказались за пределами неких невидимых большому миру рубежей, с ними стали чередой происходить крупные неприятности: так как-то получилось, что семеро угодили за решетку (поскольку все их действия попадали под те или иные статьи Карного кодекса. Обычно на подобные забавы благородных господ юстициарии и полиция смотрели сквозь пальцы, но на сей раз отчего-то проявили нешуточную принципиальность). Четверым пришлось и того хуже: с ними расправились самосудом крестьяне и жители маленьких городков. Такая вот полоса невезения, ага. Впрочем, и не она — в замок был заброшен слушок, что король Сварог вдруг озаботился вопросами нравственности и морали, издал парочку грозных секретных указов — и началась кампания борьбы с такими вот «покупателями». Ну, а в подобных случаях, когда грянет кампания, власти и полиция свирепствуют самым лютым образом, хватая направо и налево всех, кто хоть отдаленно напоминает подлежащий искоренению контингент…
Не похоже, чтобы герцог что-то заподозрил. Он сгоряча отправил с той же неблагородной миссией еще трех человек, проинструктированных на скорую руку, — но и те очень быстро оказались за решеткой. Герцог — точнее, его люди объехали пару-стройку ближайших деревень, пытаясь прельстить золотом бедных отцов и матерей красивых девочек, — но обломилось и там. Согласно старинной традиции на въезде в деревни, на оградах появились этакие венки из репейника и бурой колючки: мягкий ненавязчивый намек на то, что крестьяне готовы взбунтоваться. Все они были крепостными герцога, но времена нынче стоят, можно сказать, прогрессивные, и давненько уж владельцы крепостных душ не вольны силком увозить приглянувшихся красоток, особенно малолетних. Вообще-то в дальней глуши порой такое все же случается — но чересчур рискованно было бы таким баловаться всего-то в ста лигах от Латераны, да еще в разгар кампании, направленной против таких именно забав. И никто не связывал слаженный крестьянский отпор (золото есть золото, и порой находились родители, на него прельстившиеся, — но не в этот раз) с недавними гастролями по тем местам бродячего точильщика, любившего песенку «Любовь, как роза красная…». Гаржак, как обычно, справился отлично, намекнув сельской общественности, что теперь в подобных случаях власти посмотрят сквозь пальцы даже на легонький мятеж, если он пройдет без разрушений и членовредительства.
Одним словом, герцог был блокирован прочно. Ну, а поскольку Канилла — оружие массового поражения, мужики западали бы на нее, находясь и не в столь пиковом положении, как сейчас герцог. Что и наблюдалось в данный момент — судя по взглядам герцога и словесному кружеву, все время подходившему к той грани, за которой фривольность переходит в откровенные намеки, рыбка заглотила жирную муху, не подозревая, что она насажена на крючок с острейшим жалом, с которого не сорваться…
Из драгоценностей у попавшей в жизненные невзгоды девицы остался лишь фермуар, одна из его разновидностей: золотая цепочка, надевавшаяся на голову так, что подвеска с самоцветом оказывалась на лбу. Ага, вот именно. Сварогу не пришлось особенно и напрягать ум, ему попросту пришла в голову фраза из классической фантастики: «Камень был не камень, а объектив телепередатчика, и обруч был не обруч, а рация». Для внешней наблюдательной техники замок оказался недоступен — но такие вот «фермуары» исправно работали, беспрепятственно посылая наружу картинку и звук. Что было для пущей безопасности Каниллы проверено вчера — в замок к герцогу заявился не вызывавший подозрений чиновник-юстициарий, как полагается, развозивший благородным господам последний королевский указ (каковые народу попроще объявляли герольды на перекрестках и площадях). Разница только в том, что у него вместо фермуара имелась чиновничья бляха на груди — опять-таки и не бляха вовсе. Передатчик сработал исправно. Как исправно сработал и у Каниллы.
В общем, рыбка на крючке. Чужая в этих местах девушка, печально бредущая в полную неизвестность, — ни кола, ни двора, ни влиятельных родственников, вообще никакой определенности в жизни. К тому же, девушка оказалась не столь уж глупой, с не такими уж стойкими моральными принципами — она пару раз столь же искусно плетя куртуазные словеса, недвусмысленно дала понять, что она отнюдь не невинный цветочек, прекрасно поняла намеки герцога и, в принципе, готова над ними подумать.
Так что пока складывается по задуманному. В момент штурма замка его владелец, и к бабке не ходи, будет пребывать в обществе очаровательной добычи, так что не успеет ничего предпринять — если у него только есть возможности хоть что-то предпринять в данной ситуации. У Каниллы не побрыкаешься, что она прекрасно продемонстрировала на Нериаде — у нее при себе замаскированные под безобидные женские вещички парализатор и бластер (последний — исключительно ради эффектного зрелища, если понадобится). Ну, и боевой рукопашкой она владеет гораздо лучше остальных юных сподвижников Сварога в девятом столе — по размышлении он решил присвоить им неофициальное именование Бравая Компания — по аналогии с другой, которой уже нет…
Начинается, похоже… Звякнули положенные на блюдо вилка и нож, судя по картинке, Канилла откинулась на спинку кресла, раздался ее мелодичный голос, с нотками игривости:
— Вот и все, больше не могу проглотить ни кусочка… Ваше гостеприимство поразительно, герцог. Надеюсь, я своим внезапным появлением вас не особенно стеснила?
Судя по направлению взгляда, герцог смотрел ей не в лицо, а чуточку пониже.
— Ну что вы, лауретта Телиана. Ваше неожиданное появление не способно стеснить кого бы то ни было, особенно скучающего в глуши старика…
— Ну какой же вы старик, герцог? Право же, вы кокетничаете. По-моему, вы — мужчина в расцвете лет…
— Приятно слышать такое от юной красавицы. Мне верится, что вы искренни, — герцог улыбнулся со всем возможным обаянием. — К тому же произошедшее крайне напоминает сцену из старинных рыцарских романов: страшный ливень, очаровательная девушка, попросившая приюта в незнакомом замке…
— Да, в самом деле, — сказала Канилла, и, судя по тону, одарила хозяина ослепительной улыбкой. — Правда, в иных романах замок оказывался населенным всевозможными упырями и людоедами… но я уверена, что к вашему замку это никак не относится…
— Безусловно, — сказал герцог. — С тех пор, как он стоит, здесь не было ни упырей, ни людоедов… О, вы не смогли сдержать зевок… Конечно же, время позднее, а вы столько перенесли… Позвольте проводить вас в вашу комнату?
— Пожалуй…
Они вышли в коридор, широкий, роскошный, со статуями в нишах, гобеленами и мозаикой. Что же, пока все шло по сценарию. Планировки замка они не знали, но этот недочет Сварог и капитан-планировщик (тот самый, что разрабатывал операцию в Гартвейне) постарались восполнить численностью штурмующих: невидимые обычным глазом большие десантные браганты висели у каждого из сорока с лишним окон замка, другие окружили абсолютно все строения, от людских до конюшен. На операцию Сварог бросил четыреста с лишним человек — но мог бы при нужде выставить и в несколько раз больше. С таким отрядом замок можно занять за считанные минуты, в хорошем темпе тряхнуть перепуганных обитателей. Вполне возможно, вход в те подвалы, что его интересуют, и не оборудован потайной дверью — достаточно либо строжайшего запрета непосвященным туда входить, либо, на крайний случай, мордоворота у двери. Люди Интагара, взявшие замок в кольцо, ни разу не засекли повозок с какими-то необычными грузами — либо их не было вовсе, либо они замаскированы под прозаические бочонки с пивом, мешки с зерном, ящики со всякой всячиной. Быть может, их и нет — обосновавшиеся в замке Черные Алхимики давным-давно запаслись в должном количестве тем, что им необходимо для предосудительных трудов. А они тут есть — точнее говоря, один. Грельфи, с превеликой охотой отправившаяся сюда в качестве крайне потребного эксперта, быстро доложила, то одного-то она чует. И сидела сейчас в одном из брагантов — опять-таки по ее собственной просьбе — старая колдунья сгорала от желания осмотреть лаборатории — что планов Сварога ничуть не нарушало, наоборот. Что же, и один-единственный Черный Алхимик в качестве «языка» обещает многое. Возможно, он с самого начала здесь один — реликт как-никак, о них давненько не слышали и почитали напрочь вымершими…
Сварог поднял к лицу правое запястье с браслетом:
— Внимание, всем полная готовность!
Герцог и Канилла неторопливо шли по коридору, поднялись по широкой лестнице с низкими ступеньками на второй этаж.
— Жуткая гроза… — с чувством сказала Канилла.
— Да, такой давненько не бывало, — согласился герцог. — В последний раз с полгода назад такое буйство стихий случалось… Вот и ваша комната. Желаю приятных сновидений.
— Какие там сновидения… — вздохнула Канилла. — Так громыхает, и эти молнии… Вряд ли я смогу заснуть, мне будет страшно одной, до утра буду трястись от страха. Я всегда боялась грозы, с детства.
В объективе появилось лицо герцога — и, судя по его выражению Канилла ему послала соответствующий взгляд: лукавый, многозначительный, исполненный не столь уж и скрытого намека. Кани — мастерица на такие взгляды, а герцог, можно с уверенностью сказать, из тех, кто такие взгляды прекрасно понимает. Похоже, ждать развития событий — и, соответственно, штурма — осталось недолго…
— Вы зря волнуетесь, Телиана (ага, уже без «лауретты»), — сказал герцог со всей галантностью. — На крыше с дюжину громоотводов, так что молнии опасаться не следует.
— Я понимаю, и все равно боюсь… Спокойной ночи, герцог.
— Приятных сновидений, — повторил герцог, поклонился и удалился по коридору.
Канилла вошла в отведенную ей комнату, притворив за собой дверь — ага, без засова и внутреннего замка, зачем они в богатом дворце, это и не принято… Большая комната, обставлена опять-таки роскошно — огромная Постель под балдахином, старинная мебель (судя по ее изяществу, комната изначально предназначалась для женщины), высокое зеркало в резной раме искусной работы. К нему Канилла и направилась, явно для того, чтобы показаться Сварогу — это было первое зеркало, у которого она оказалась во время визита в замок, так что Сварог представления не имел, как она сейчас выглядит. Даже надевать принесенное служанками платье и причесываться ей пришлось без зеркала. Что довольно странно. В богатом доме зеркала обычно повсюду, даже там, где они, собственно, и не особенно нужны. Меж тем ни в обширном холле замка, ни в коридорах, по которым Канилла до сих пор ходила, ни в помянутой ванной зеркал не было. Что придает игре дополнительный интерес — зеркал обычно не бывает в домах, где обитают или частенько бывают создания, которые их не переносят, поскольку либо вообще не отражаются в них, либо предстают в своем истинном обличье. Только так можно объяснить почти полное отсутствие зеркал, и никак иначе. Безусловно, это касается не самого герцога — Сварог прекрасно помнил, что в Латеранском дворце этот паскудник у зеркал оказывался часто — а сначала его к ним подводили искусными маневрами работавшие на Интагара придворные красотки: Сварог хотел окончательно удостовериться, что имеет дело с самым обычным человеком (в некоторых случаях его умение определять, кто перед ним, давало сбой — иные создания как-то ухитрялись ставить защиту, чем, кстати, невольно и обнаруживали если не свою сущность, то это свое не присущее обычным людям, насквозь предосудительное умение).
Так вот, герцог всякий раз, можно сказать, исправно отражался в зеркалах — и оставался в своем прежнем облике. С этой стороны с ним все чисто. Следовательно, вывод простой: замок часто навещают — или постоянно там живут другие, те, кому зеркала поперек черной души…
Канилла негромко произнесла — конечно же, для Сварога:
— Ну, как они меня нарядили? Вряд ли нарочно, ничего другого, быть может, не нашлось, но все равно вид у меня тот еще…
Сварог, разумеется, ничего не ответил: связь была односторонней, как обычно с такими устройствами и бывает. Однако вмиг признал, что Канилла совершенно права. Платье не по размеру сидит в облипочку, а подол оказался столь коротким, что даже проказница Канилла не появилась бы с таким в обществе. Крайне соблазнительный вид, особенно для отчаянно скучающего по новым впечатлениям завзятого потаскуна. Если смотреть с другой точки зрения, о которой герцог и не подозревает, оружие массового поражения приобрело законченность и изящество форм. Ловушка поставлена. Ну не может он не поцарапаться вскоре в дверь — и будет аккуратно взят. Опасности для Каниллы ни малейшей — в паре уардов у ее окна, как напротив всех прочих, повис брагант, десантники ворвутся моментально, если Сварог даст команду. Даже если — да в таких делах нужно просчитать все возможные варианты, все осложнения — герцог каким-то образом просек суть фермуара и в состоянии работу передатчиков заглушить (кто его знает, на что способен он сам или иные его постояльцы), это ему нисколечко не поможет. Наоборот, при исчезновении сигнала как раз и будет дан сигнал к штурму…
Ага, Сварог явственно расслышал — правда, не царапанье, а деликатный стук в дверь. И уж тем более не могла не услышать его Канилла. Она прямо-таки порывисто рванулась к двери. Сварог прекрасно знал это состояние: человека во время томительного, долгого ожидания переполняет нетерпение, и оно так или иначе вырывается наружу, когда начинается…
Сварог ожидал увидеть герцога, но его за дверью не оказалось. В коридоре стояли три девушки, этакие три грации — красивые, стройные, златовласка, русая и темноволосая, с пышными волосами до плеч (такую прическу обычно носили пажессы и служившие на военной службе женщины), стройные, красивые ноги высоко открыты нарядными платьями с вырезанными длинными зубцами подолами. Одним словом, мечта мужика. Вот только под платьями у них крылось кое-что, способное жестоко разочаровать — и не на шутку ошеломить — любого мужика. Потому что этому там совершенно не место.
Он моментально узнал всех трех белин, как их назвала Грельфи. Они самые, как две капли воды похожие на образы из воспоминаний Вердианы.
Послышался голос Каниллы, в котором явственно сквозило легкое изумление:
— Простите?
Изумление, конечно же, наигранное: Канилла видела те записи и должна была их моментально опознать, как и Сварог. Златовласка обаятельнейше улыбнулась:
— Добрый вечер, Телиана. Я — Барджи, а это — Малета и Аштори. Мы слышали, ты боишься грозы? Вот и решили составить тебе компанию. Если ты все же собралась спать, мы уйдем…
— Ну что вы! — живо воскликнула Канилла. — Я все равно глаз не сомкну, пока гроза, не кончится. Одной жутковато… Проходите!
Они вошли, закрыв за собой дверь. Герцог так и не появился — но, без сомнения, объявится в скором времени. Случая не было, что бы он отдавал очередную игрушку своим компаньонам (или компаньонкам, как их лучше назвать? Да черт с ними, с точными терминами) по грязным забавам, а сам где-то отсиживался.
Между прочим, вычурных стульев в комнате ровно пять — чистое совпадение, или нет? Один остается пустым…
Две белины уселись, сверкая дружелюбными улыбками, а Барджи, как человек, бывавший здесь не впервые, уверенно направилась к высокому резному серванту и стала извлекать оттуда бутылки и блюда с закусками. Улыбнулась Канилле:
— Не удивляйся, наш хозяин — человек предусмотрительный… и гостеприимный. За твое здоровье?
Золотистое вино полилось в стаканы. Ну вот, ожидание вновь затягивается, уже ясно…
Когда с первым стаканом было покончено, завязалась безмятежная девичья болтовня, безобидная и легковесная: Каниллу расспрашивали, кто она и откуда, что собирается делать дальше, она, в свою очередь — как им здесь живется, «как оно вообще». В какой-то момент Сварог отметил: беседа приобретает крайне игривый характер, сворачивает на четко намеченную тремя грациями тропу: о мужчинах, о взрослой любви, об отношении к ней, о накопившемся опыте. Одним словом, полное соответствие с классическим анекдотом (да и с жизнью, когда за бутылочкой соберутся пощебетать вполне приличные девочки из лучших семей): гимназистки до утра проболтали о своем, о девичьем — а утром в шкафу нашли умершего от стыда поручика Ржевского. Трудами трех граций беседа протекала исключительно в этом ключе — и Канилла старательно ее поддерживала, мастерски ваяя образ раскованной, излишне не обремененной моралью ветреной девицы, отнюдь не недотроги, обожавшей всевозможные приключения определенного рода. И вряд ли вызвала бы подозрения: подобных девиц хватает и в провинциальной глуши, разве что в провинции они вынуждены сплошь и рядом конспирироваться гораздо тщательнее, чем их сестры по разуму из больших городов…
Время шло, стаканы вновь опустели, а герцог все не появлялся. Нельзя исключать, что он сейчас пялится из соседней комнаты в потайной глазок — от таких типов можно ожидать всего, да и Вердиана о чем-то подобном мельком упоминала под гипнозом, но это было деталью третьестепенной, и ей не придали значения, не стали развивать тему…
Разговор принял вовсе уж пикантный характер — как опять-таки в подобных ситуациях бывает и в жизни. Так, похоже, события сдвинулись с мертвой точки: Барджи встала со стула, подошла к Канилле, нагнулась и поцеловала ее в щеку. Канилла легонько отшатнулась — как произошло бы и в реальной жизни без спектаклей. Барджи рассмеялась:
— Ну что ты шарахаешься, глупенькая? Ага, поняла. Это тебя не привлекает, да? Предпочитаешь мужские игрушки?
— Ну да, — сказала Канилла ничуть не сердито, скорее игриво. — А что в этом плохого или необычного?
Отступив на пару шагов, Барджи спросила вкрадчиво:
— Интересно, тебя привлекают мужчины как таковые или исключительно то, что у них есть между ног?
Канилла ответила с нотками блудливости:
— Ну, если откровенно… Я всегда считала мужчину лишь приложением к тому, что у них есть между ног. По-твоему, я неправа?
— Ну что ты, Телиана. Ты совершенно права… и мне очень приятно такое от тебя слышать…
Отступив на середину комнаты, она улыбнулась Канилле и одним рывком сняла платье — под которым, как и следовало ожидать, обнаружился…
В голосе Каниллы — как любой на ее месте — прозвучало нешуточное ошеломление:
— Что… что это такое?
— Игра природы, милая, — улыбнулась ей Барджи. — Природа и не такие фокусы откалывала… Ну, в чем загвоздка? Ты же сама говорила, что тебя не это интересует в мужчинах?..
— Да нет, вполне… — Канилла играла изумление. — Но я в жизни не ожидала, что такое возможно…
Барджи улыбалась ей прямо-таки задушевно:
— Милая, ты оказалась в замке, где возможно многое из того, что обычные люди и встретить не ожидали… Мы не в сказке, но замок стоит иной сказки. И если у тебя есть голова на плечах, будешь жить, словно сказочная принцесса, а это гораздо лучше, чем странствовать бесприютной бродяжкой с тонким кошельком — эта дорожка тебя непременно приведет не куда-нибудь, а в обычный бордель. Подумай…
Легок на помине, явился не запылился, а мы ждали, ждали, все жданки съели… Канилла обернулась на легонький скрип двери. Вошел герцог, опустился на свободный стул и с выражением на лице, от которого хотелось блевать, распорядился:
— Продолжай, Барджи, лапочка. Что-то мне подсказывает, что наша гостья не собирается очень уж бурно протестовать…
Барджи подошла вплотную, стала наступать — словно бы играючи, но непреклонно. Канилла помаленьку отступала, пока не натолкнулась на постель. Ловко опрокинув ее на темно-алое шелковое покрывало, Барджи склонилась над ней, промурлыкала:
— Сама снимешь платьице, или тебе нравится, когда тебя раздевают? Только скажи, все будет, как ты хочешь. Какой ты молодец, что не барахтаешься… Прикинула кое-что, а? Будешь умницей, хозяин тебя золотом осыплет…
— Она правду говорит, милая Телиана, — отозвался герцог чуть задыхаясь. — Тебя здесь будут любить и ублажать, жизнь настанет сказочная…
— Ну, что же ты? — спросила Барджи. — Как тебе больше нравится? Какая же ты лапочка…
Неизвестно, что творится в мозгах этакого вот создания, но в голосе звучала неподдельная похоть. Она положила Канилле руку на бедро, сминая коротенький подол. У герцога, казалось, глаза сейчас выскочат, по коленям покатятся, на пол упадут. По глубокому убеждению Сварога, пора было кончать игру. К тому же выводу явно пришла и Канилла: она произнесла, совершенно другим тоном:
— Не люблю я монстров, каковы бы ни были на вид…
Картинка вмиг перекосилась, заплясала, все замелькало. Сварог успел все же разглядеть, как Барджи, нелепо взмахнув руками, форменным образом отлетает от постели. Косо метнулось широкое, ничуть не слепившее глаз сиреневое пламя. Послышался звонкий, почти спокойный голос Каниллы:
— Стоять смирнехонько! Сожгу, твари, и пуговиц не останется!
Сварог подождал еще немного. Нет, все в порядке — и герцог, и его, с позволения сказать, девицы с перекошенными нешуточным страхом лицами шарахнулись в угол. Конечно, впервые в жизни видели действие бластера, тем более в помещении…
Ну вот и все. Подняв к лицу левую руку с широким серебристым браслетом, Сварог распорядился:
— Внимание, атака!
Опустил руки на клавиши пояса-антиграва, очередной технической новинки. Тренировка была короткой — воздушным асом он безусловно не стал, но маневр предстоял незатейливый, всего-то до окна пролететь несколько уардов…
Бедный витраж, ало-сине-золотистый, произведение искусства стекольных дел мастеров ушедшей эпохи… Варварски разнеся его своей персоной, Сварог в туче разноцветных осколков ворвался в слабо освещенный коридор. Он был в своей стихии, пусть декорации иные, но суть прежняя — жестокий и молниеносный удар десанта по стационарному объекту. Что в плюс — не следует ожидать вооруженного отпора, вообще сопротивления, кайф для того, кто понимает…
Расставив ноги, прочно утвердился на полу. Он рассчитал все правильно, оказался в нужном месте: коридор содержится в чистоте и порядке, но лишен и намека на роскошь. Людская, она самая. И в дворцах знати, и в королевских дворцах, и даже в Келл Инире далеко не все слуги обитают за пределами здания, в каких-нибудь флигелях. Некоторое количество — в самом дворце, потому что понадобиться могут в любую минуту. Не держать же специального слугу для вызова слуг…
Справа, в нескольких уардах от него, оторопело прижался к стене высокий малый в лакейской ливрее. Сделал движение, словно собрался пуститься наутек. Сварог рявкнул:
— Стоять, баран!
Без труда поднял свою пушку одной правой, направив дуло в сводчатый потолок, нажал на спуск. Громыхнуло на совесть, на пару мгновений перед дулом вспыхнул неярким пламенем алый шар размером с арбуз. Это была чистейшей воды бутафория, всего-навсего пугач (настоящее серьезное оружие висело на поясе) — но именно такой сейчас и требовался: ошеломить, полностью подавить волю…
Сработало, конечно — лакей вжался в стену, не помышляя уже о бегстве. А в следующий миг его скрутила одна из фигур в отливающем металлическим блеском синем комбинезоне с глухим капюшоном — множество их ворвалось в коридор, по примеру Сварога круша витражи. Без малейшей заминки, вмиг сориентировавшись, они кинулись к невысоким дощатым дверям, аккуратно выкрашенным в коричневый немаркий цвет — конечно же, людская. Справа послышался отчаянный женский визг и тут же оборвался. Пинками распахивая двери, люди Сварога моментально заняли все комнаты.
Сварогу не было ни малейшей надобности лично брать пахана, предпочтительнее как раз лакеи. Уж они-то знают, где вход в подвалы, не хуже хозяина. И если который-то из подвалов запретный, тоже знают. Лучшим языком будет дворецкий — уж он-то обязан знать во дворце каждый уголок-закоулок, от подвала до чердака.
Наружным наблюдением давно установлено: подвалов здесь два. И входы в них устроены, как обычно с подвалами и бывает: отлогий широкий пандус, по которому удобно скатывать бочки, широкая лестница, по которой таскают то, что не покатишь, внизу двустворчатые двери на манер ворот. Обычно такой вход даже в приличных размеров дворце только один. Запасы провизии хранят во дворе, в кладовых и на ледниках — как и большинство предметов домашнего обихода. А вот винный подвал по древней традиции всегда устраивают в главном здании…
Вынести ворота и ворваться внутрь через, можно и так сказать, главный вход было легче легкого. Однако Сварог прекрасно помнил, чем все кончилось в подводной гавани токеретов в Фиарнолле. Черт их знает, могли устроить нехитрую систему самоуничтожения — без всяких запретных знаний, в соответствии с техническим уровнем Талара — скажем, заложенный в тайники изрядный запас пороха. Рванет кто-нибудь рычаг, сработают запальные шнуры — и приходи, кума, любоваться… Обрушившийся потолок никому из атакующих не причинит вреда, тут одни лары — но машинерию уничтожит начисто. Как показывает знакомство с историей вопроса, у Черных Алхимиков, в отличие от других колдовских разновидностей, всевозможной «научной аппаратуры» много, в том числе и весьма габаритной. То и се иногда попадало в руки и таларской Багряной Палаты, и спецслужб Империи. Но ни разу не удавалось взять целехонькую, нетронутую «лабораторию». Еще и оттого, что в нескольких случаях алхимики успевали все уничтожить при помощи пороховых зарядов или заранее заложенных бочек с горючей жидкостью. А общем, лучше заходить огородами, то есть из дворца — не может не оказаться входов…
Следом за штурмующими ворвалось немалое количество людей в таких же комбинезонах — оперативники Сварога, тут же взявшиеся за работу, один из них встряхивал того лакея, как терьер крысу, и что-то орал в ухо, неразличимое за топотом и гомоном. Сварог и так знал, о чем речь. На повестке дня стоял один-единственный вопрос: где входы в подвал?
Ага! Из четвертой справа двери высунулся десантник и, мигом высмотрев Сварога, поманил его рукой (чтобы опознать командира без труда, комбинезон Сварога, один среди многих, был украшен золотистой полосой от плеч к кистям рук и на манер лампас — ну, и у остальных на груди эмблемы подразделений и номера).
Почти бегом Сварог направился в ту сторону. Под капюшоном раздавались краткие доклады командиров групп, состоявшие из одного-единственного кодового слова. Означали они, что замок занят и никакого отпора не последовало.
В небольшой комнатке сидел на разобранной постели рослый пожилой персонаж с роскошными седыми бакенбардами. Он форменным образом трясся от страха, уставясь на стоявшего в углу в грозной позе и с пугачом наперевес десантника. Если присмотреться, представить эту физиономию спокойной — получится классический дворецкий; в мирное время осанистый и невозмутимый.
Чтобы удостовериться окончательно, Сварог подошел к постели и рявкнул:
— Дворецкий?
Тот торопливо закивал, уставясь с немым ужасом — как любой на его месте: судя по ночной рубашке и ночному колпаку с кисточкой, мирно почивал, был грубо разбужен загадочной фигурой…
Чтобы внести ясность, Сварог добавил:
— Тайная полиция Империи. Это понятно? (Снова торопливые кивки, а вот страха на сытой щекастой физиономии даже прибавилось. Не трясись, как овечий хвост! — прикрикнул Сварог. — Мы не персонально за тобой — за твоим хозяином, а твое дело здесь телячье. Если живенько развяжешь язык — для тебя все обойдется. Если и дальше будешь молчать, как жопа в гостях, — за решеткой сгною. Ты понял меня или ударить тебя?
— П-понял… ваша милость… Ни в чем не грешен, ни сном, ни духом…
— Я только что сказал — персонально ты нам не нужен, — терпеливо продолжил Сварог. — Входов в подвалы — два?
— Д-да, ваша милость…
— Винный и запретный? — наугад выпалил Сварог.
И попал, как и рассчитывал: дворецкий закивал:
— Точно так, ваша милость, в запретный никому нельзя, и мне тоже… Иначе на кусочки порежут… Велено считать, что там сокровищница господина герцога, хотя никакая там не сокровищница…
— А что? — спросил Сварог едва ли не ласково.
— Там этот… из Сословия Совы который… Там у него что-то… Я не знаю, никого не спрашивал… За такие расспросы язык отрежут… Зачем мне этот подвал…
— Но где вход, ведь знаешь?
— К-кончено… все знают…
— Веди, — нетерпеливо бросил Сварог. — Ну, я кому сказал! Встать!!
— Господин герцог…
— Тебе сейчас меня надо бояться, а не герцога, — сказал Сварог. — Не беспокойся, герцог за решеткой сгниет, причем не здесь, а там, — он показал большим пальцем на потолок. — Ну, соображай быстрее. Судя по твоим почтенным годам, богат житейской мудростью…
Похоже, так оно и обстояло — где вы видели дворецкого пожилых лет, не отягощенного житейской мудростью? Вставши с постели на подгибавшихся ногах, дворецкий оглядел свой скудный наряд:
— Но как же вот так…
— Не на большой бал идем, — сказал Сварог. — Надень вон шлепанцы, и сойдет. Да, а где комната «этого, из Сословия Совы которого»? (Чутье подсказывало, что он и есть здешний «завлаб».) Ведь не можешь не знать?
— Знаю, конечно… Только его сейчас нет, он в подвал ушел на всю ночь… они там все пятеро… я точно знаю, он, как сто раз было, велел еду с вином принести и у входа оставить… Мы так всегда делаем, они сами забирают…
— Отлично, — сказал Сварог. — Ну, пошли живенько!
Схватил дворецкого за рукав рубашки из тонкого полотна и подтолкнул к двери. Тот засеменил впереди, то и дело пугливо оглядываясь, шарахаясь от заполонивших коридор синих фигур. Вообще-то вход отыскали бы и без него, он, судя по всему, не замаскирован — но с проводником надежнее и быстрее, не нужно ломать голову, которой дверью можно пренебречь, а в которую следует вломиться со всеми предосторожностями…
В замке царила деловитая суета: кого-то — в распахнутую дверь видно — прилежно допрашивали, других (большей частью в ночных рубахах, но попадались и в ливреях, видимо, дежурная ночная смена) выталкивали в коридор и сгоняли в кучки. Душа радовалась этому хорошо налаженному хаосу — тем более что ни о каких попытках отпора так и не доложили. Сварог скупыми жестами приказал шестерым следовать за ним, оставив пугачи и вынув парализаторы. Потом на ходу коснулся твердого кругляшка на горле, включив микрофон, распорядился:
— Допросы прекратить. Найдите подходящее помещение и сгоняйте их всех туда, потом рассортируем и поговорим… Кани, что у тебя?
Звонкий голосок Каниллы показался ему невеселым:
— Ребята вломились, с этим все нормально, только этот скот успел покончить с собой. Никто не успел ничего предпринять… Не ожидали… Врач здесь, но он говорит, что ничего уже не сделаешь. Он моментально, как только брызнули стекла…
— Потом, — сказал Сварог. — Я сам приду посмотрю. Спускайся на первый этаж, если хочешь, мы как раз идем в нору…
Печально, подумал он. А быть может, и не особенно. В конце концов, вряд ли герцог вникал в работу загадочной «лаборатории» — не барское это дело, большие господа в таких случаях — о сколько бы серьезном заговоре ни шла речь — в мелочи не вникают, интересуясь лишь результатом. Так что потеря невелика. Вердиана отныне вдова — что ее нисколечко не огорчит…
Дворецкий вел их, уже самую чуточку оклемавшись. Свернул налево, потом направо — но коридор оставался прежним, лишенным всякой роскоши: ну да, комнатки для прислуги и прочие подсобки, куда владельцы таких хором никогда не заглядывают.
Коридор упирался в выложенное камнем квадратное углубление.
Вниз вели пять широких ступенек. Дверь темного дерева, скрепленная поперечными фигурными железными полосами — обычная дверь в подвал, ничуть не выглядевшая зловещим входом в хранилище мрачных тайн, толстые даже на вид доски, полукруглый верх и ручка, толстое кольцо из надраенной бронзы. Замочной скважины не видно — зато справа от двери — несомненный шнур звонка с медным же колечком. По сторонам углубления уже стояли двое часовых — ага, вход обнаружили быстро, но без приказа, разумеется, лихо ломиться внутрь не стали.
Из бокового коридора показалась Канилла — конечно, все в том же несерьезном платьице, выглядевшем странновато на фоне синих комбинезонов. Разумеется, никто ей не препятствовал. Только дворецкий покосился на нее вовсе уж затравленно, готовый рехнуться от непонятных сложностей жизни. Среди встретивших часом раньше Каниллу слуг его не было — иначе Сварог сразу узнал бы его в лицо.
— Ну вот, угадала, — сказала она (лицо что-то невеселое, видимо, до сих пор переживает, что герцога не удалось взять живьем). — Мне доложили про оба входа, я решила сначала к этому пойти, он как бы и потаеннее…
Сварог приложил палец к капюшону так, словно прикладывал его к губам — и Канилла понятливо замолчала, встала на месте, указанном ей Сварогом. Склонившись к уху дворецкого, он спросил тихонько:
— Есть там засов изнутри?
Дворецкий поднял на него заполошные глаза:
— П-понятия не имею, ваша милость… Никто туда не входил, настрого запрещено… Только они пятеро… Подносы мы ставим вот тут, дергаем звонок и уходим быстренько… Никто не запрещал смотреть, как они еду забирают, но все равно, коли такое дело, лучше уж лишний раз возле не отираться, кто его знает…
Сварог задумчиво разглядывал дверь. Вряд ли там есть какие-то хитрые датчики — откуда тут возьмутся высокие технологии, все, надо полагать, чисто земное. Может быть, засова и нет — страх перед герцогом надежнее любого засова. Ну, а если все-таки заперто изнутри, дверь легко убрать совершенно бесшумно, в три секунды — как люди Гаудина поступили тогда с дверью в тронный зал герцогини Мораг…
Выразительный жест — и один из его людей снял с пояса то самое устройство для моментального изничтожения двери, выглядевшее совершенно безобидно и несерьезно: этакий бублик из сероватого металла с двумя полукруглыми решетчатыми выступами сбоку. Еще несколько не менее выразительных жестов — и остальные (в том числе Канилла), получив ясный и конкретный приказ, вынули парализаторы.
Сварог прозаически, ничуть не на цыпочках, но стараясь и не шуметь, спустился по ступенькам, взял кольцо, постаравшись им не стукнуть о доски, и потянул легонько на себя.
Дверь тут же поддалась без малейшего скрипа — петли были хорошо смазаны. Чуть поколебавшись, он распахнул ее настежь. За ней обнаружилась еще одна лестница, поуже, в пять ступенек, упиравшаяся внизу в другую дверь — и доски определенно потоньше, и железные полосы гораздо уже, без выкрутасов. Такое же кольцо вместо ручки, замочной скважины не видно и тут. Нет смысла гадать, устроили этот вход ради «лаборатории» или он был здесь изначально — какая, в сущности, разница?
И эта дверь поддалась так же легко. Короткий коридор, аркообразный проем, за ним довольно ярко освещенное обширное помещение, отсюда видны какие-то высоченные прозрачные сосуды, в которых клубится что-то разноцветное, то ли кипящая жидкость, то ли тяжелые струи газа. Сварог решительно двинулся вперед, держась правой стены, следом цепочкой шли остальные.
Рискованно прятаться за стеной и обстоятельно разглядывать подвал — могут заметить первыми и всполошиться. Остается одно: влететь бомбой, вмиг оценить обстановку и действовать без малейшего промедления. Такое не раз случалось и здесь, и в прошлой жизни, дело знакомое…
Он так и поступил, влетел бомбою. Обширное помещение битком набито неизвестной ученой премудростью, которую некогда разглядывать вдумчиво. Стекло, кое-где металл, карбамильские лампы под сводчатым потолком. И в разных точках — трое человек, они только-только заметили незваного гостя, поворачиваются в его сторону, и не похоже, что реакция у них молниеносная, обычные люди…
Он выстрелил трижды, привычно переводя ствол с цели на цель. Пораженные все до единой мишени еще опускались на каменный пол, подгибаясь в коленках, нелепо мотая руками, а он уже рванул в хорошем темпе к такому же проему в противоположной стене, за которым увидел примерно ту же картину. Следом не шумно, но с явственно слышимым стуком подошв неслись остальные, звонко цокали каблучки Каниллы.
Из проема выстрелил в попавшегося на глаза человека, стоявшего уардах в пяти от него. Оглянулся вправо-влево: ага, вот и второй. Похоже, это и есть загадочный «научный руководитель»: плащ и берет Сословия Совы, пожилой, из-под берета длинные пряди седых волос, длинная морщинистая физиономия… и поднимает руку к лицу, словно бы в удивлении… а!..
Сварог опоздал на какой-то миг. Он нажал на спуск, сверкнула беззвучная сиреневая вспышка, он знал, что не промахнулся — но понял, что опоздал: Черный Алхимик уже падал…
В три прыжка Сварог оказался возле него. Черный лежал навзничь, уставясь в сводчатый потолок стекленеющими глазами, лицо совершенно неподвижное, застывшее, преспокойное, на глазах наливается восковой бледностью, указательный палец зажат синеющими губами, и на нем виднеется кольцо…
Он обернулся к одному из своих:
— Врача сюда, живо!
Тот опрометью кинулся прочь. Стояла напряженная тишина. Нигде не видно ни двери, ни проема — значит, помещений только два…
— Вот так же и герцог! — возбужденно воскликнула Канилла. — Едва только брызнули стекла, он поднял ко рту указательный палец, укусил камень в перстне и тут же повалился. Я не успела схватить парализатор, и наши люди не успели… Потом оказалось, в перстне был не самоцвет, а полусфера из тонкого стекла, наполненная чем-то синим, так что издали походило на кабошон. Доктор говорит…
— Кани, помолчи, — устало сказал Сварог. — Что уж теперь…
Она дисциплинированно умолкла. Только тихонько обронила, крутя головой:
— Впечатляет…
Что ж, она была права. Окружающее и в самом деле откровенно впечатляло. Обычные колдуны, черные и белые, здешнему хозяйству и в подметки не годились с их хрустальными шарами, всевозможными гадальными приспособлениями и прочим необходимым инвентарем. Зато сводчатый подвал…
Как и соседнее помещение, это было не менее двадцати уардов в длину и шириной не менее чем в десять. Осталось несколько узких проходов, а все остальное форменным образом забито непонятной машинерией: колбы от совсем маленьких до огромных, в половину человеческого роста, стоявшие над жаровнями в железных обручах на четырех ножках (стекло, надо полагать, огнеупорное, его на Таларе изготовляют с давних пор не только для научных целей, но и для самых что ни на есть бытовых — огнеупорные чайники, кастрюли и прочая кухонная утварь, правда, весьма недешевая и простому люду оттого недоступная). Целые батареи стеклянных и глиняных сосудов, порой самой причудливой формы, и одиноко стоявших над жаровнями и просто на подставках, и соединенных в некие агрегаты стеклянными трубками, прямыми и змеевиками. Ряды бутылей с разноцветными жидкостями, ряды накрытых крышками керамических сосудов). И тому подобные емкости, агрегаты и приспособления, на которые смотришь как баран на новые ворота. Ничего не скажешь, солидно поставленное предприятие, настоящая фабрика…
Он двинулся в проход, остановился перед вовсе уж габаритным сооружением (подобного в соседнем помещении не было). Огромный сосуд из зеленоватого стекла, судя по закраинам горловины, очень толстого, чуть ли не в два пальца. В горловину свободно может пролезть человек немалого роста и крепкого телосложения — а в сосуде, он разместился бы просторно. Сосуд установлен под углом градусов чуть ли не в восемьдесят, и к нему ведут, тянутся десятка полтора трубок и змеевиков от разнообразных сосудов, сейчас пустых, под некоторыми жаровни, некоторые оплетены медной проволокой, концы которой скрываются в черных коробах, напоминающих аккумуляторы (электричество здесь давно открыто, но на практике применяется весьма ограниченно). Судя по тому, как качественно и неподъемно все это смонтировано, загадочная установка (а как ее назвать иначе?) с того самого момента, как ее оборудовали, так и стоит на одном месте. Ну конечно, все закреплено намертво. А что касается догадок и рабочих версий…
Отец Алкес говорил недавно, что Черные Алхимики, они же Черные Швецы, владели непонятно откуда взявшимся умением ускорять ход времени. Чтобы изготовить из малого ребенка белину, уходило всего полгода. Ничем другим это не объяснить, кроме ускорения химических (и, быть может, каких-то других) реакций, то есть, как ни верти, ускорением времени в одном отдельно взятом сосуде. Отсюда всего один шаг до следующего вывода: судя по размерам, сосуд вполне может оказаться «инкубатором», и этих тварюшек создавали прямо здесь. Если прикинуть, каким будет уровень жидкости, не вытекавшей бы из горлышка… Человека покроет с головой. Да горловина явно закрывалась герметически: окружена бронзовым кольцом с резьбой, а вон там лежит стеклянная крышка, подходящая по размеру, прилаженная к бронзовой муфте — наверняка тоже с резьбой. Экспертам нескольких имперских контор будет с чем поработать. Конечно, нужно им придать людей Багряной Палаты — у отца Алкеса почти нет того, что можно назвать научной аппаратурой, зато у него богатые архивы, оставшиеся от предшественников, каким архив восьмого департамента (Сварог тщательно проверил) и в подметки не годится…
Появилась очередная фигура без всякого оружия, но с несколькими сумками и футлярами на поясе и на ремне через плечо — врач, конечно. На ходу что-то расстегивая, он направился к лежащему навзничь покойнику. Сварог в ту сторону не смотрел — наверняка и сейчас медицина опоздала: иные сильные яды в какие-то мгновения непоправимо разрушают мозг и организм, так что все ухищрения имперских медиков бесполезны…
Вообще любопытная загадка: почему и герцог, и этот алхимический хмырь поспешили покончить с собой? Так проворно, словно заранее готовы были к подобному обороту событий? Боялись пыток? Смертной казни? Настолько, что, не колеблясь, отведали отравы? Или… Коли уж строить версии, можно допустить и такую: существует некто, кого они боялись пуще Сварога, пыток и казни, пуще самой смерти. О личности этого самого некто можно лишь строить гипотезы, но вот в какой цвет он окрашен, двух мнений быть не может. С некоторых пор Великому Мастеру начисто отрезан путь в этот мир, но здешней его челяди еще немало…
Врач возился с непонятными устройствами. Сварог обошел оба помещения, приглядываясь к погруженным в здоровый искусственный сон пленникам. Поспешных выводов делать не стоит, особенно всего-навсего присматриваясь к лицам спящих, но кое-какие предварительные выводы сделать можно. Трое — один молодой, двое средних лет — больше всего похожи на простых подмастерьев: одеты просто, правда, не в крестьянское, а на манер небогатых градских обывателей; на всех — длинные, от горла до середины голени фартуки из грубой холстины, прожженные словно бы искрами, покрытые разноцветными пятнами, кое-где разъевшими холстину насквозь. Классическая прозаическая спецодежда наподобие фартука кузнеца или передника кухарки. Да и лица какие-то… простоватые. Что же, это тот вид магии, когда необходимы прозаические подмастерья и спецодежда. Да и вообще в магических практиках, какого бы цвета они ни были, маловато романтики и эффектных зрелищ, многое сплошь и рядом выглядит так же буднично, как работа за кузнечным горном или печение пирогов — хотя результаты порой впечатляют…
А вот четвертый выглядит совершенно иначе: лицо с тонкими чертами, красивая проседь, на шее на серебряной цепочке круглые очки в серебряной же массивной оправе (но стекло разбилось, когда он падал), да и одет побогаче, словно член Сословия — хотя, в отличие от главного, нет никаких отличительных знаков Сословия или Гильдии. Вполне может оказаться и небогатым дворянином вроде здешних приживальщиков. Одно не подлежит сомнению: судя по целехонькой добротной одежде, ему явно не приходилось стоять у жаровни или возиться с разноцветной химией.
Значит, с ним и предстоит особенно задушевный разговор. Допросы всех остальных можно возложить на подчиненных. Нужно торопиться. Сварог не знал точно, сколько времени в его распоряжении, но, не исключено, меньше, чем поначалу представлялось. Канцлер, отпуская его после совещания, так и сказал: сутки для изготовления потребной аппаратуры он, как часто бывает, назначил с запасом. Люди Марлока, почти сразу же взявшиеся за работу, той ночью не сомкнут глаз (как не удастся это сделать и Сварогу, уже ясно) — вкалывать будут, как проклятые, так что могут управиться и гораздо раньше, к рассвету. В любом случае раньше утра не начнут. Их бурная и вольная деятельность на Той Стороне имеет одно-единственное чисто техническое ограничение: чтобы не попасться на глаза какому-нибудь случайному человеку (люди по самым разным поводам забредают порой в самые неожиданные места), с балкона следует спускаться только в светлое для Талара время суток, когда на Той Стороне стоит темнота. Лары, предположим, легко становятся невидимыми, но там бывают и другие, и антланцы, и Гаржак с Анрахом. Сейчас со Сварогом как раз пойдет Гаржак, по другим делам. В Саваджо Гаржак освоился быстро, те дела «плаща и кинжала», коими граф с некоторых пор занимался, отличались, в общем, от его работы лишь антуражем, а суть оставалась неизменной. Как с начала времен, когда люди чуть ли не в одно время с луком и стрелами, глиняной посудой и украшениями придумали секретные службы…
В общем, времени мало. Пессимизма ради будем прикидывать, что только до рассвета. Так что ни промедления, ни отдыха, оперативников он сюда вызвал столько, что едва ли не у каждого пленника будет персональный допросчик. Ну, а этим субъектом предстоит заняться лично…
…Отца Алкеса Сварог во все случившееся посвящать пока что не стал — исключительно оттого, что каждая минута сейчас на вес золота. Да и нет такой срочности, чтобы будить старика посреди ночи. Как и Грельфи, отправленную спать, — у них у обоих будет еще достаточно времени, чтобы изучить содержимое подвала.
Сам он через час с лишним сидел в одном из флигелей «Медвежьей берлоги», в «хозяйстве Интагара», скудно обставленной комнатке (правда, его распоряжение исполнили быстро, заменив дряхлые стулья на новенькие). Внимательно читал не столь уж обширную сводку, уже в хорошем темпе составленную его людьми. Чуть ли не все показания практически повторяли друг друга, так что справились быстро. Конечно, сняли вершки — но сейчас другого и не нужно.
Авторы сводки начали со слуг, лакеев и прислужниц. Каковые повторяли одно: два с лишним года назад герцог неожиданно распорядился быстренько очистить малый винный подвал, где хранились настойки на разнообразных ягодах и травах — в основном редких, дорогих, произраставших только на Сильване. Потом два дня прямо-таки вереницами ехали грузовые повозки и незнакомые люди таскали в подвал тщательно сколоченные ящики, а потом увозили их пустыми. Расспрашивать их было настрого запрещено управителем, но невольные свидетели, не столь уж многочисленные, единодушно сделали для себя вывод: с ящиками обращались так бережно, словно там было стекло.
Потом всем и каждому было объявлено: в малый подвал не то что носа не совать, вообще не отираться поблизости (исключениями стали лишь те слуги, что порой приносили еду прямо к лестнице — когда в подвале, надо полагать, случались сверхурочные работы). Тем, кто нарушил бы запрет, граф обещал массу неприятнейших кар, вплоть до мучительной смерти — все угрозы он, провинциальный сатрапчик, мог без труда привести в исполнение, не будучи оштрафованным и на грош, не говоря о более суровых наказаниях. Несмотря на послабления последних десятилетий, случившиеся еще до Сварога, такие вот провинциальные магнаты до сих пор могли тишком и с оглядочкой осложнить жизнь своим крепостным слугам, а то и вовсе лишить оной. Так что никто и не пытался любопытствовать.
Вскоре объявились «эти пятеро», да так и остались в замке. Тех троих, что Сварог сразу определил для себя как подмастерьев, поселили в отведенном слугам коридоре — в отдельных комнатках, словно особо близких к хозяину слуг. Общаться с ними было запрещено настрого. На тамошней общественной лестнице они стояли все же на ступенечку повыше слуг: слуги убирали им комнаты, мыли полы, приносили еду. Вина эта троица не чуралась, а частенько и тесно общалась со смазливыми служанками помоложе (каковым было велено в таких случаях не ломаться — не убудет их, дурех…).
«Господа ученые», как их велено было именовать, поселились в том крыле второго этажа, что было отведено для дворян-приживальщиков. И пользовались теми же привилегиями, что и приживальщики, — персональные лакеи, персональные служанки, обязанные исполнять все постельные желания ученых господ по первому мановению пальца — а желания таковые возникали часто. Вот эти-то двое не жили затворниками, как их подмастерья, порой участвовали в небольших дворянских пирушках, где отнюдь не выглядели бирюками — могли и поддержать застольную беседу, и рассказать пикантные притчи, заменявшие на Таларе анекдоты (из двоих мастером в этом жанре был тот, что достался Сварогу живьем, хотя и главный был не монахом). Другое дело, что приживальщикам под страхом тех же неминуемых кар настрого было запрещено спрашивать о том, кто они такие и чем занимаются при герцоге. Дважды за эти годы изрядно выпившие дворяне из жгучего любопытства строжайший запрет все же нарушили — и их уже мертвыми показали остальным в качестве наглядных пособий, после чего любопытство совершенно сошло на нет.
А в общем, показания приживальщиков мало чем отличались от данных слугами. Поначалу они еще болтали меж собой, пытаясь догадаться, чем загадочная пятерка в подвале занимается и что там вообще происходит. Однако вскоре хозяин велел подобные разговоры прекратить начисто, пообещав нарушителям запрета опять-таки много скверного. Они и прекратили, прекрасно зная, что иные из их братии (в неустановленном числе) служат герцогу наушниками…
Истинной сущности белин не знали ни слуги, ни дворяне, все их полагали привычными для замка персонажами, очередными герцогскими наложницами, объявившимися в один прекрасный день, как не раз объявлялись другие, от крестьянок до неизвестно откуда уманенных молодых дворянок из захудалых. Отличие только в том, что те задерживались в замке самое большее на пару-тройку месяцев, а белины обитали уже года полтора. Ни у кого, кроме герцога, не было случая лицезреть их в обнаженном виде: дворяне всегда обходили стороной герцогских наложниц, зная, какому наказанию в случае чего подвергнутся, а ванну они всегда принимали, отослав служанок. Так что никто ничего не подозревал — ну кто бы мог такое заподозрить, когда белин давненько не видывали своими глазами и ученые книжники, и люди из Багряной палаты, и сыскари Империи?
Кто на самом деле белины, прекрасно знали только три человека во дворце, герцогские пажи — потому что вместе с ними не раз участвовали в грязных забавах хозяина. По большому счету эта троица обласканных хозяином наглых юнцов (впрочем, наглость с них люди Сварога быстренько сбили) не принесла никакой пользы: подвал для них оставался такой же тайной, как и для остальных (и в эту тайну они, как и остальные, не пытались проникнуть), они могли дать подробнейшие показания толщиной с «Войну и мир» — но исключительно насчет развлечений герцога, Сварога совершенно не интересовавших (как наверняка не заинтересуют они и отца Алкеса).
Практически то же самое касалось и управителя, прослужившего в сей должности десяток лет. Показания он мог дать обширнейшие — но исключительно о том, как все эти годы руководил молодчиками, за пределами герцогских владений раздобывавшими девушек и малолетних девочек. В остальном от него никакого толку — он представления не имел, кто такие белины, он почти не общался с «учеными мужами» (разве что несколько раз пил с ними винцо и по их просьбе (по воле герцога такие просьбы были приказом) исправно поставлял им конкретных девок, присмотренных тем или другим на прогулке).
О том, что происходит в подвале, он знал не больше всех остальных — разве что иногда самолично встречал грузовые повозки и следил за разгрузкой. Сам он никаких предположений не строил и никогда не пытался проникнуть в тайну — заявил не без резона, что пустым любопытством не страдает, а совать нос в тайны герцога слишком уж опасно и для здоровья, и для самой жизни. Ему и без тайн жилось неплохо.
Во всем этом не было ни капли вранья, каковое моментально обнаружили бы проводившие допросы, все до одного лары…
Как и следовало ожидать, показания троицы подмастерьев оказались гораздо интереснее…
Все трое и в самом деле оказались чем-то вроде подмастерьев в этом интересном и предосудительном ремесле. Все трое — горожане. Один — если пользоваться более привычными Сварогу терминами — довольно долго служил лаборантом при кафедре химии Латеранского университета. Второй принадлежал к Золотой гильдии — цех стеклодувов (и довольно долго держал свою мастерскую в здешнем провинциарии). Третий, самый молодой — из ближайшего не особенно большого города. Железная гильдия, цех заводских мастеровых. Несмотря на молодость, лет пять работал на тамошнем ружейном заводике и понаторел в работе с металлом. Одним словом, как раз три специальности, необходимые для работы в таком вот, извините за выражение, научном заведении. Другие как-то и не нужны, прочими мелочами занимались либо все трое поочередно, либо кто-то один, в зависимости от того, о чем шла речь, о стекле, металле или химикатах.
Короткие истории всех троих оказались скроенными на одну колодку: всякий раз появлялся неприметный, даже в чем-то скучный субъект, по описаниям, один и тот же (среди обитателей замка не обнаружен). И предлагал поработать в поместье герцога — как он уточнял, герцог из тех магнатов, что ради развлечения занимаются помимо более традиционных для благородного увлечений (охота, вино, девки, азартные игры), еще и всевозможными науками, конечно, из чистой блажи. Жалованье предлагал такое, что ни один из троих не колебался и минуты… Предложение это у них не вызвало них малейших подозрений: многие знали, что таких титулованных скучающих богатеев имеется немало (что занятно, порой, пусть и редко, иные из них открытий не совершали, но добивались интересных с точки зрения серьезной науки результатов, еще и оттого, что, в отличие от многих ученых, в средствах были нисколечко не стеснены, наоборот, могли на свое хобби швырять золото пригоршнями).
Управитель встретил их, можно сказать, радушно (хотя, как и подобает персоне его положения в общении с мастеровщиной, смотрел свысока). Поселили там, где они и обитали до вчерашнего вечера, сразу обеспечил бытовые удобства: еда в комнату, сговорчивые служанки. На другой день появились мэтр Балард (тот, что цинично самоубился) и мэтр Инсари (тот, которого взяли живьем). Бегло расспросили, попросили показать свое умение и остались довольны.
С неделю работой их особенно не утруждали: говоря языком имперской науки, заканчивали монтаж установки, доводили до ума. Стеклодув немного паял, трубки и змеевики, Слесарь доводил до кондиции все железное, бронзовое и медное, Лаборанта мэтр Инсари учил работать с мерками — стеклянными и металлическими ковшиками, сосудами и прочими емкостями. Дело было знакомое, и он легко усваивал здешнюю специфику, не особенно и отличавшуюся от того, чем он занимался в университете.
Потом работа пошла всерьез — самая безобидная работа, на взгляд Лаборанта (остальные двое, никогда в подобных ученых заведениях не работавшие, попросту не могли определить своего отношения к тому, что наблюдали). Лаборант согласно ценным указаниям мэтра Инсари (мэтр Балард, подобно армейскому генералу, был птицей высокого полета и в рутинные мелочи не вникал) засыпал в колбы и реторты тщательно отмеренные порошки, наливал жидкости, что-то подогревал на жаровнях (часто строго по точным часам), что-то выпаривал, производил прочие манипуляции — в точности как в университете, в точности, как там, представления не имея, для чего это нужно и зачем. Он только быстро обнаружил существенное различие: в университете почти всегда готовый продукт после его изучения приходилось таскать в сливную яму, а здесь полученное всегда сливалось и ссыпалось в стеклянные и бронзовые емкости, иногда все до капельки-крупинки, иногда строго отмеренное количество. Но над этим безусловно не следовало ломать голову — благо по прошествии месяца управитель выдал им обещанное жалованье, до грошика, так что к чему было заморачиваться?
Лаборант первым подметил некую странность: герцог, которого вербовщик отрекомендовал как рьяного любителя ученых занятий, за месяц в подвале так и не появился. Что было несколько странно — но опять-таки, когда карман оттягивают такие деньжищи, подобными пустяками как-то не заморачиваешься.
Потом все изменилось — самым пугающим образом. Лаборант под чутким руководством мэтра Инсари залил и засыпал в дюжину соединенных с «инкубатором» сосудов все необходимое (для чего и неинтересно), подключил источники электричества и еще какие-то жгуты в оплетке, вроде бы металлические, идущие от непонятных ящиков. (Лаборант клялся и божился, что это, по его мнению, вовсе не источники электричества, каких он навидался в университете, — что-то другое.) Одни жидкости и порошки ничем не пахли, другие жутко смердели. Одни можно было черпать пригоршней, другие следовало лить и сыпать со всеми предосторожностями — с голыми руками не лезть, надевать перчатки из толстой кожи с рукавами по локоть. Это опять-таки как две капли воды походило на те порошки и жидкости, с которыми он имел дело в университете — там тоже хватало ученых зелий, способных обжечь или разъесть кожу.
Вот только то, что потом началось, уже нисколечко не напоминало университет, вообще ни в какие ворота не лезло, так что волосы норовили встать дыбом…
В подвал в сопровождении обоих мэтров спустился герцог — причем оба мэтра несли корзины с младенцами числом три. На вид — самые обычные: живехонькие младенцы, мирно посапывавшие в двух корзинках (именно в таких, лубяных с подстилочкой, крестьяне и горожане победнее таких крох и носят).
А потом мэтр Балард так хладнокровно, словно чай заваривал или чистил зубы, одного за другим бултыхнул младенцев в сосудище в неописуемого цвета жидкость…
Двое, Лаборант и Стеклодув, буквально оцепенели, застыли статуями не в силах ни шелохнуться, ни пошевелить языком. Слесарь оказался человеком другого склада — он сломя голову кинулся из подвала, но тут же вернулся, белый как полотно, постукивая зубами. Потом он рассказал, что у подвальной двери его встретили двое молодчиков, судя по одежде, егеря, с крайне недружелюбными физиономиями: встретишь такого в лесу, все грибы-ягоды отдашь, не дожидаясь, когда откроет рот. И, поглаживая рукоятки скрамасаксов, посоветовали возвращаться назад и не пороть горячку — чтобы им не возиться потом лишний раз, жмурика закапывая.
Встав перед трясущейся от страха троицей, герцог произнес краткую, но выразительную речь. (Лаборант говорил: вот чего у него не отнять, так это умения выражаться кратко, без пустого многословия, но крайне убедительно…) Сказал герцог примерно следующее: начинается важнейший научный опыт, которым его инициатор обессмертит свое имя и удостоен будет всех мыслимых ученых наград и титулов. Что это за опыт, они по своей сиволапости все равно не поймут, и пытаться нечего, а потому он и объяснять не будет. Как подсобные труженики у мэтров они его вполне устраивают, а потому, хотят не хотят, придется и далее трудиться со всем прилежанием. Ну, а если попытаются сбежать, далеко уйти не дадут, и когда поймают, сами поймут, что лучше бы им и на свет не родиться. А вот если станут работать по совести, получат потом в награду месячное жалованье.
И повторил для тугодумов: здесь ничего не имеет общего ни с колдовством, ни с черной магией — вот Лаборант, если ему такая уж нужда, может проверить (он увидел у Лаборанта в вырезе рабочей рубахи крест Единого). Герцог ничего не имеет против, наоборот, просит удостовериться, чтобы работалось лучше и спокойнее. Даже приказывает, пожалуй.
Ну, коли приказ… Лаборант, выпростав крест на ремешке, добросовестно обошел оба подвала, постукивая зубами и читая все молитвы, какие знал от родителей, прикладывал крест к самым непонятным штуковинам. Безрезультатно. Герцог не соврал.
После чего герцог внес кое-какие разъяснения. Эти научные работы, недоступные их пониманию, ведутся по приказу короля Сварога — как с целью победить соседей, так и для собственного удовольствия. И показал короткий указ с Малой королевской печатью. Грамоте Лаборант выучился давно, в университете без этого нельзя. Стеклодув и Слесарь из-за своих занятий грамоту тоже разумели, пусть и плохо. Они клялись, что грамота им показалась доподлинной (а о секретных знаках на королевских указах они слыхом не слыхивали и определять их не умели). Герцог закончил с улыбочкой: хочешь не хочешь, ребята, а придется. При успехе озолотите и себя, и семьи, вышедши, домики построим, семьи выпишем… Ну, а сбежите, искать вас буду даже не я, а люди короля Сварога, голубиной кротостью никогда не отличавшиеся…
Безвыходное было положение. С одном стороны — приятная тяжесть золота в карманах, и с другой — масса нехороших вещей в случае поимки. И, главное, грозный король Сварог, с коим, как всему Талару известно, шутки плохи. Лаборант слышал краем уха о секретных мастерских и тайных работах — да и оба других некоторое представление имели. Как не впервые в их положении, их повязали в первую очередь не золотом, а тайной. Одно утешало взъерошенные души: только в старых сказках мастеров с тайных работ всех скопом уничтожали после того, как становились не нужны. А обещания, что говорить, смотрелись заманчиво…
В общем, они остались, тем более что герцог излишней доверчивостью не страдал, за ними постоянно наблюдали, и убежать, скоро стало ясно, ни за то бы не дали. Пришлось стиснуть зубы и работать на неведомую высокую науку.
К тому же одно успокаивало. Никакой некромантии, принесения малых детей в жертву и тому подобных ужасов. Примерно через квадранс вода в сосуде стала абсолютно прозрачной, и все видели: младенцы и не думают тонуть, они плавали с закрытыми глазами и выглядели совершенно живыми, мирно спали, пошевеливали ручками-ножками, порой открывали бессмысленные глазки, ненадолго оглядывали окружающее, потом опять засыпали. Что ж, это успокаивало…
И началась, можно сказать, обычная работа. Лаборант под тщательным присмотром мэтров добавлял порошки и зелья, что-то сливал, когда нужно было. В одном из флигелей герцога обнаружилась отличная стеклодувная мастерская, и Стеклодув занимался там привычным дедом, потом подсоединял трубки и змеевики, паял, убирал одни сосуды, ставил другие. Оба мэтра тоже не сидели сложа руки, они главным образом подключали или убирали электричество — или подключали к впаянным в бутыль загадочным медным и бронзовым трубкам жгуты, ведущие от не похожих на аккумуляторы коробов.
Изменения обнаружились через пару недель. Трое детей в сосуде росли — но гораздо быстрее, чем обычные дети, уж Лаборант-то со Стеклодувом, как люди женатые и детные, в отличие от Слесаря, это быстро определили. Так быстро обычные дети не растут. Мэтры, поначалу дерганые, раздражительные, иногда прямо-таки рявкавшие в ответ на самые безобидные вопросы, а то и пинка отпускавшие, с некоторых пор стали словно бы довольными, умиротворенными. Судя по всему, работа шла отлично, без малейших осложнений. Теперь они проводили у сосуда гораздо больше времени, чем раньше, постоянно записывали что-то (две трети, как украдкой подглядел Лаборант, состояли из расчетов, цифр и загадочных символов — иные он видел в университете). Часто в подвале стал появляться и герцог — всегда в отличном расположении духа.
И все же в детях было что-то пугающее. Они спали, спали и спали, безмятежно плавая по сосуду. Глаза открывали очень редко, и, похоже было, что за пределами сосуда их ничто не интересует. Пару раз лишь поглядывали, уже не бессмысленно, но совершенно равнодушно.
Потом стало еще жутковатее. Когда через четыре месяца (спокойных, без сюрпризов) дети, судя по их виду, пришли в подростковый возраст. По фигурам, по налившимся грудкам и всему прочему это были несомненные девочки — вот только на положенном месте у них красовался мужской причиндал, а женского не имелось вовсе. Для троицы это было уж чересчур — но разгоравшуюся было панику в зародыше пресек мэтр Балард, разъяснив, что в этом и заключаются иные эксперименты высокой науки, сути которых они попросту не поймут. А потому жалованья им надбавят на четверть и после завершения работы устроят жизнь в одной из королевских лабораторий.
То ли они вверили, то ли страстно хотели верить… Работали по-прежнему: правда, теперь три четверти работы взяли на себя мэтры. Порошков и жидкостей в сосуд отправляли гораздо меньше — и гораздо больше подключали электричество и вовсе уж загадочные устройства, привозившиеся в закрытых ящиках.
Те трое, в сосудах, теперь уже молоденькие девушки на вид, вдруг ожили. Они плавали в сосуде, насколько удавалось в тесном пространстве, оказывались у стенок изнутри, разглядывали мастеров, а иногда делали откровенно непристойные жесты. Они по-прежнему чувствовали себя в воде (или что там это было) совершенно непринужденно, захлебываться и умирать не собирались — ужаса, в общем, не наводили, но пугали изрядно самим своим существованием. Мэтры веселели на глазах, судя по некоторым обмолвкам, работа шла к концу, и успешно — а вот у троицы подмастерьев настроение падало. Завершение работы могло оказаться и завершением жизни — страшные сказки могли оказаться и правы…
Однажды все кончилось. Подмастерьям велели этим утром из комнаты не выходить и в подвал не спускаться. Еду, правда, принесли как обычно. Самый подозрительный из них, Стеклодув, ни крошки не съел и к графину с питьем не притронулся — мало ли что туда могли подсыпать или подмешать…
Обошлось. К обеду их вновь позвали в подвал. Бутыль была пуста — жидкость скачали в сливную яму. Герцог (сразу видно, довольный) выдал им по мешочку с обещанным внеочередным месячным жалованьем, скупо выразил свое благоволение, еще скупее — благодарность короля Сварога, а потом объявил, что научные опыты будут продолжаться — на тех же условиях что благодарности, что попытки сбежать.
(Между прочим, одну из этих загадочных девиц, которые в чем-то и не девицы, Стеклодув видел в парке, когда она там безмятежно прогуливалась. (К тому времени им немного облегчили режим, разрешили прогулки, но только на строго отведенном кусочке парка и под присмотром трех неразговорчивых лакеев.) Разгуливала как ни в чем не бывало, одетая отнюдь не бедно.)
Вскоре работа вновь началась — на полную катушку. Чуть ли не три четверти непонятной машинерии разобрали, аккуратно упаковали в ящики, и их увезли молчаливые возницы. Бутыль оставалась — но ее теперь окружали вовсе уж непонятными огромными колбами и коробами, ничуть не похожими на те, что здесь стояли прежде. Теперь работы у Стеклодува прибавилось чуть не вдесятеро: какую-то утварь привозили неизвестно откуда, но изрядную часть он делал в той самой мастерской по схемам и указаниям мэтра. Нашлось немало работы и по части слесаря — а Лаборант с ног сбился, принимая грузы — с иными следовало обращаться совершенно иначе, не как с прежними. Пару особенно замысловатых штуковин Стеклодув, честно признался, изготовить не может — не по его мастерству. Мэтры, в общем, его за это особенно не ругали — но по обрывкам их разговоров меж собой Стеклодув понял: какие-то вещи придется заказывать, и далеко отсюда, а это потребует времени, тайны и денег. «Ну, что поделать, если этот болван — не лучший на Таларе, кого, в конце концов, можно нанять?!» Подслушивать дальше было бы слишком опасно, и Стеклодув тихонечко убрался на цыпочках, сделал для себя вывод: вполне возможно свалилась какая-то сверхурочная работа, чему мэтры, как любой на их месте, недовольны.
Перестройка лаборатории заняла едва ли не год, и она стала почти непохожей на себя прежнюю. И начало работ оказалось совершенно другим: часть подвала с сосудом отгородили от пола до потолка портьерой из плотного сукна, куда не смогла бы заглянуть и мышь. Им, уже освоившимся в подвале, легко было догадаться, что вместе сосудом за портьеру попал совсем небольшой кусочек подвала — и по стенам уходит с дюжину толстых труб, которые Стеклодув проводил, а Слесарь старательно прикрепил к стенам.
На сей раз оба мэтра откровенно нервничали — как и часто появлявшийся там герцог. Неугомонный Стеклодув ухитрился расслышать его реплику мэтрам: «Если сорвется, отвечать будут не они, а вы, их дело десятое…» И откровенно этой реплике порадовался.
Засыпав и залив, что велели — пошла работа, — он ждал новых распоряжений, оказавшихся довольно неожиданными. Портьеру плотно задернули, возле нее прохаживался хмурый тип со скрамасаксом, а они трое получили строжайший приказ: за портьеру носа не совать, иначе получат кинжал в спину, а если выживут, испытают на себе немало скверного. Ну, и было обещано по окончании работ дополнительное жалованье.
Еще с полгода работа продолжалась почти как в прошлый раз — разве что теперь за портьеру ходили только оба мэтра. Причем они тоже на сей раз щеголяли в обожженных и запачканных фартуках — несомненно, выполняли ту часть работы, что прежде лежала на подмастерьях. Ну, а те делали свою. В отличие от прошлого раза, из-за портьеры порой наплывали незнакомые запахи: не обязательно противные, что-то потрескивало, словно бы электрические разряды, тянуло то грозовой свежестью, то едким дымком — но мэтры не поднимали по этому поводу переполоха, значит, так и было задумано.
Герцог появлялся в подвале чаще, чем обычно, и выходил определенно довольным. Троица и не пыталась заглянуть туда хоть одним глазком — сменявшиеся на дежурстве егеря выглядели людьми, которые сначала воткнут скрамасакс в брюхо, а уж потом станут задавать вопросы. Они и не собирались гадать, кто там на сей раз в банке, — все равно не догадались бы.
Зато они (всякий в одиночку) не раз ломали голову над обстоятельствами появления очередного младенца. Никаких сомнений, речь шла именно о младенце: когда почти все было готово, вместе с герцогом и мэтрами в подвале появилась женщина. Лица ее троица не видела, она оказалась закутанной в плащ до пят с низко опущенным капюшоном, но по движениям можно было заключить, что незнакомка довольно молода. В руке она несла точно такую же корзинку — но плотно закрытую холстинкой (Стеклодуву, стоявшему ближе всех, послышалось младенческое похныкиванье, но он не мог утверждать, что ему не почудилось). Зато в другом наблюдении он не сомневался: судя по паре реплик, герцог держался с вечерней гостьей, право слово, как с равной, да и ее осанка — что и в плаще не скроешь — мало походила на то, как держалась бы обычная белошвейка или прачка.
Что интересно, она появлялась в подвале по два-три раза в месяц, всегда в сопровождении герцога, проводила там от квадранса до получаса. Чем дольше, чем больше герцог веселел — в последний месяц, божилась троица, он выглядел как сержант, получивший похвалу от лейтенанта. Мэтры тоже веселели от месяца к месяцу, пару раз даже снисходили до шуток с подмастерьями, чего себе прежде не позволяли.
А подмастерья работали — уже привычно. И, поскольку человек яростно верит в лучшее, в то, что все плохое случается с кем-то другим, надеялись покинуть дворец в добром здравии, с увесистыми мешочками золота, на каковые и обустраивать новую жизнь. В последние месяцы им стали даже выдавать вино — правда, скромную порцию. Они это связали с тем, что та часть работ, которой они занимались, сократилась резко, и они чуть не часами бесцельно болтали в подвале, и даже с попустительства мэтров играли в кости. Вот мэтры целыми днями пропадали за портьерой (куда за последний месяц еще три раза привозили ящики, мешки и бутыли).
Дураку ясно — работа подходила к концу. Что для них троих могло повлечь самые разные перспективы — от насквозь приятных в виде золота, до самых печальных — не тянуло уточнять, каких именно. За своих товарищей по несчастью Стеклодув ручаться не мог — не было таких разговоров, а бумаги и стилосов им предусмотрительно не давали, зная, что все трое умеют писать и могут задумать что-то, не подмеченное возможными слухачами. Однако сам он не первую ночь перебирал варианты удачного побега — но ничего толкового в голову так и не пришло, будь на его месте кто-то вроде Вольного Топора или тюремного сидельца с большим опытом, кто знает, могло и выгореть — но не у простого ремесленника, никогда в жизни не державшего в руках оружия и бегать из-под стражи не приученного.
Все кончилось неожиданно. Когда они в назначенное время явились в подвал, обнаружили, что портьера отдернута, в сосуде нет ничего, кроме прозрачной жидкости, все жаровни погашены, разноцветные жидкости не струятся по трубам и змеевикам. Работа кончена. Случилось прежде раньше небывалое: мэтры (и герцог с ними!) сидели за простым столиком, на котором помещалась пара кувшинов вина и достойная герцога закуска. Герцог простер свое благорасположение до того, что налил подмастерьям по немаленькому стакану отличного вина, выложил на стол мешочки с обещанным вознаграждением и объявил: их работой он полностью удовлетворен, а потому намерен держать на службе и дальше. На жительство их поселят уже в одном из флигелей для слуг, семьи, как и обещано, выпишут.
Одним словом, жизнь удалась. Или — не удалась, подумал Сварог, знавший многое и о тайнах, и о том, каким образом их блюдут. Нельзя исключать, что герцог решил «позаботиться» и о подмастерьях, и об их близкой родне, наверняка о судьбе родственников, которым отправляли редкие письма, деньги. Собрать всех в поместье — и… при обилии химии в подвалах герцога там может оказаться и надежная отрава. Чересчур уж опасную игру стервец затеял — прикрываться Сварогом, мало того, указом с его печатью, несомненной подделкой. Сварог в жизни никому не выдавал указов на обустройство лабораторий у себя на дому, и уж герцог Латери был последним на свете человеком, которому он такое поручил бы… Интересно, какой была бы при таком раскладе судьба мэтров? Есть люди, которым и пятеро болтунов пустяк…
Вот, собственно, и все. В ту же ночь в замок ворвались люди Сварога. Предстоит еще много допросов и скрупулезное исследование лаборатории, но уже ясно: большего от шушеры не добьешься. Орбиталы-наблюдатели, с некоторых пор повисшие над замком герцога, помочь ничем не могли: карет и повозок заезжало и выезжало немалое количество, проследить за всеми не было возможности. Хорошо еще, что аппаратура досталась в полной сохранности, быть может, удастся определить, что с ее помощью вытворяли — должно что-то со старых времен сохраниться и в архивах восьмого департамента, и у отца Алкеса, да и Боевых Братьев нужно привлечь. С другой же стороны… Может оказаться, что, потратив уйму времени и сил, обнаружат лишь, что там производили сексуальных игрушек непривычного облика и развлекалочки, вроде мяукающих зайцев, шестиногих кур…
Ну что же, по вершкам прошлись в хорошем темпе, теперь следует заняться корешками. Таковой в наличии один-единственный, но, без сомнения, знающий гораздо больше остальных.
Он потряс колокольчиком на столе, и моментально возник Интагар, не выспавшийся, как все, но пылавший азартом. Сварог спросил:
— Ну как там наш мэтр?
— Сидит в пыточной, — усмехнулся Интагар. — Знакомится с приспособлениями, а ему прилежно объясняют, для чего что служит — вдруг сам не поймет…
— Как по-вашему, проникся?
— Проникся, сударь, — уверенно сказал Интагар. — Не похож он на человека, не чувствительного к боли. И пот прошибает, и корежит прямо в интересных местах…
— Отлично, — сказал Сварог. — Давайте его сюда, побеседуем об ученых материях…
Посмотрел на часы — недовольно скривился. До рассвета не так уж близко, но и не далеко. И вновь совершенно неизвестно, сколько у него времени: умельцы Марлока будут рвать жилы. Конечно, и без него все пройдет отлично — все допросы проведут, все архивы поднимут, подвал изучат… и все равно неуютно как-то себя чувствуешь, оставляя позади незавершенное. Или этот клятый «синдром штурвала»? Как бы там ни было, первое, чем нужно заняться — «Крепость Королей»…
Двое агентов ввели человека, одетого и в самом деле как небогатый дворянин, тычком усадили на стул и улетучились. Сварог разглядывал его, пытаясь составить первое впечатление. Лет за пятьдесят, в волосах изрядно проседи, благообразный, даже интеллигентный вид, физиономия, вот чудо, словно бы даже исполнена некой строптивости — ну, такую хворь тут быстро лечат…
— Мне представляться? — спросил Сварог.
— Нет необходимости, — мрачно ответил мэтр.
— Тем лучше, — сказал Сварог. — Значит, знаете и о кое-каких моих способностях отличать правду от вранья… Инсари — это ваше настоящее имя или последняя фамилия?
— Настоящее, — он с некоторой даже гордыней задрал подбородок. — Не вижу причин стыдиться своего честного имени.
— Вы его таковым полагаете? — небрежно спросил Сварог.
У него были все основания так держаться. Интагар, предпринявший поиски со своего верного компьютера, обнаружил только одного Инсари, к которому мог прилагаться титул мэтра.
— Не пойму, чем я мог его запятнать.
— Вот тебе раз… — сказал Сварог. — Вы ведь тот самый Инсари, что был профессором биологии в Ремиденуме? Вот видите… А как же насчет той истории, из-за которой вас уволили из университета и лишили звания члена Сословия Совы? Она вас никоим образом не запятнала?
Инсари выпрямился на шатком стуле:
— Это был смелый научный эксперимент! Дерзкий, конечно, но это не впервые в истории науки…
— Но люди-то умерли, — сказал Сварог. — Двое…
— Это были простой поденщик и убогий мастеровой. Да, не повезло. Но при удаче можно было продвинуться вперед, вылечить не одного и не двух. В науке мертвые порой необходимы.
— А они были с этим согласны? Насколько я знаю, операции вы провели на свой страх и риск, вопреки прямому запрету руководства кафедры.
— Чинуши с окостеневшими мозгами, боявшиеся всего нового! Озабоченные лишь жалованьем и медалями!
Сварог присмотрелся к нему. Чем-то этот тип ему напоминал иных уличных ораторов во время перестройки, в те времена ушедшие, теперь почти былинные — разве что патлы не растрепаны и слюна изо рта не брызжет. Повадки совершенно те же. И образ мыслей тот же, что нередко встречается — в том числе в последний раз не так уж давно, за облаками.
— Понятно, — сказал Сварог. — Существует только одна святыня — ее величество, она же и богиня — Наука. Познание — смысл жизни и высшая ценность. В сравнении с ним ничего не стоили случайные жертвы, в особенности, если они самого подлого звания…
— Вы очень точно все изложили, — сказал мэтр с тенью насмешки. — Именно так и должно обстоять.
Ледяной Доктор и Брашеро, о которых ты никогда в жизни не слышал, тебе аплодировали бы, подумал Сварог. Хорошо еще, что вам таким, имперским и земным, нечасто выпадает случай встретиться… хотя иногда выпадает все же.
— Дерзость мысли, творческий полет фантазии, совершенно не стесненный этикой и моралью… — сказал он. — И великое множество людей, насквозь приземленных, которые этого не одобряют. Ладно. У меня нет времени с вами дискутировать на высокие темы. Поговорим как раз о приземленных. И ходить вокруг да около не будем. Вы мне должны рассказать все, чему были свидетелем в замке герцога. Что-то мне подсказывает, что вы там были на вторых ролях, но тех, кто играл первые партии, у нас все равно нет… Пытошную вам показали во всех деталях?
— Пытки нынче запрещены.
— А в Глане, насколько мне известно, нет, — вкрадчиво сказал Сварог. — Доводилось слышать?
Вот теперь жреца высокого познания проняло, да… И все же он изо всех сил старался хранить гордое самообладание. Судя по лицу, с ним-то не проделали той процедуры, что позволяет не бояться боли, хоть на куски режь. Означает ли это, что все творившееся в замке — чисто земного происхождения? Ни в чем нельзя быть уверенным, Брашеро это умение давал лишь своим ближайшим сподвижникам…
Сварог и здесь хотел сэкономить себе время. А потому по его сигналу в комнату вошли те самые молодые люди — двое, несуетливые, с экономными движениями профессионалов. Сварог смотрел скучающе: процедура была насквозь знакомая: небольшой футляр, пробирка с розовой жидкостью, клиент пытается трепыхаться, но у этих ребят не забалуешь, приходится проглотить все до капельки. Поклонившись Сварогу, оба вышли. Мэтр, закинув голову и зажмурив глаза, прислушивался к своим ощущениям.
— Не надо морщиться, — сказал Сварог. — Сам я, конечно, не пробовал, но меня заверяли, что жидкость безвкусная, как вода. Это не яд, конечно. Это «эликсир правды», и вы теперь не сможете произнести ни словечка лжи. Это гораздо гуманнее пыток, не правда ли? Особенно когда имеешь дело с ученым человеком… Когда что-то спрашивают, солгать никак нельзя. Итак… Предпочитаю начинать сначала. Вас выставили и из Ремиденума, и из Сословия, вы проели сбереженья, продали дом, потом как-то незаметно исчезли с глаз… Куда направились потом?
— В полуночное Ронеро, — сказал Инсари с таким видом, что охотно хлопнул бы себя кулаком по губам, если бы это помогло.
— Подальше от Равены? — понимающе спросил Сварога.
— И это тоже, — ответил Инсари угрюмо. — У меня там жила тетушка, она оставила наследство. С десяток деревень. Что вы так смотрите? Золотой пояс я не сам себе присвоил, я и в самом деле дворянин из младших сыновей, а дворянства меня никто не лишал. Земли были доходные — овцеводство, шерстяные мануфактуры. Добавив деньги от продажи дома в Равене, можно было прожить более-менее достойно. Если бы Багряная палата не замаячила на горизонте…
— А она-то при чем? — с любопытством спросил Сварог. — Ваши… забавы, когда вы погубили двух человек, в ее ведение никак не входили. Я интересовался по другому делу, в прошлом году… Такие вещи рассматривает Карный кодекс. Вот только ваше почтенное Сословие в таких случаях предпочитает не выносить сор из избы, и от провинившихся избавляется тихонечко, вот как от вас. Благо пострадавшие были бедны и не могли рассчитывать на хорошего адвоката… Или вы и там, в глуши, что-то наворотили?
— Как вам сказать… — с тем же угрюмым выражением лица ответил Инсари. — Я купил по случаю очень интересный документ… и пытался сделать гомункулуса, а вот это уже подлежит рассмотрению Багряной палатой…
Сварог с великим трудом подавил протяжный зевок — и из-за позднего времени, и оттого, что услышал про гомункулуса (попытками сотворить коего здесь когда-то увлекались не меньше, чем на Земле в Средневековье…). Вот только поддельных рецептов ходило не меньше, чем фальшивых «карт с кладами». Отец Алкес говорил: за последние полсотни с лишним лет с подлинными рукописями его учреждение не сталкивалось. Правда, за саму попытку гомункулуса изготовить полагался солидный штраф и высылка на Стагар.
— И дальше?
— Собрал все деньги, какие нашлись, драгоценности и бежал в Снольдер, — сказал мэтр. — Здесь как-то спокойнее живется ученому человеку вроде меня…
Ну да, разумеется. Снольдер в некотором смысле был пионером вольнодумства и либерализма. Аналога Багряной палаты здесь не существовало, а делами по колдовству занимался светский суд. К тому же «Кодекс о черной магии и зловредном ведовстве» был урезан примерно на три четверти по сравнению с другими державами. Сварог до сих пор этим не заморачивался: потому что в результате неведомо каких событий повальное бегство колдунов и ведьм неизвестно куда затронуло и Снольдер полной мерой. И надо же, в ста лигах от Латераны…
— Дальше, — сказал Сварог.
— Прижился по эту сторону границы. Удачно вложил деньги в одну речную компанию. Перевозки грузов. Ну, и потихоньку лечил людей травами. Не смотрите так, я не шарлатанствовал — еще студентом прошел курс траволечения, а чтобы им заниматься, врачебный диплом не нужен, спросите знатоков. А примерно через полгода ко мне приехал мэтр Балард. Он откуда-то знал про мою неудачу в Равене, ругал тамошних консерваторов и тамошние законы, не позволяющие ученому удовлетворить страсть к познанию…
— И вы размякли? — усмехнулся Сварог.
— Немного. Всегда приятно слышать похвальные слова.
— Даже когда речь шла об обстоятельствах, подобных вашим?
— Я этим занимался не из каких-то низменных побуждений, а из страсти к благородному познанию! — воскликнул Инсари с фанатичным огоньком в глазах. — Балард… Мы как-то сразу почувствовали друг в друге родственную душу. Взгляды на науку и познание прямо-таки совпадали…
— И он, как я догадываюсь, сделал вам некое предложение?
— Да, вот именно. Он сказал, что знает богатого магната, давно покровительствующего ученым занятиям, в частности, в моей области. Балард как раз устроился к нему на службу, требовался помощник, и он предложил мне…
— Надо полагать, за хорошие деньги?
— Одно другому не мешает, — прямо-таки огрызнулся Инсари. — Великий Родамонт владел тремя поместьями, но это ему не мешало делать эпохальные открытия. Деньги даже помогают в иных случаях, нищий гений немногого добьется, особенно там, где необходима хорошо оборудованная лаборатория, которую за медные гроши не купишь. Или вы не согласны?
— Ну, в принципе, согласен, — сказал Сварог. — И вы приехали к герцогу Латери… Дальше я и сам могу рассказать. Лаборатория там была великолепная, вы сами помогали ее обустраивать, а вот потом, когда в ваш «сосудище» бросали живых младенцев… Вас такие эксперименты не насторожили?
— А почему они должны были меня насторожить? Балард заверил, что с ними ничего не случится, что они останутся живы, а эксперимент, хотя и затянется на полгода, даст поразительные результаты. И он оказался прав! — едва ли не крикнул Инсари с прозрачными и пустыми глазами фанатика. — Я со временем почти понял, что он делает — справедливости ради, далеко не все, на три четверти, примерно, но и этого было достаточно! Это большая честь — оказаться помощником такого ученого! Они…
— Знаю, — сказал Сварог. — Когда их принесли, они были девочками. За эти полгода превратились в юных девушек… вот только с мужскими причиндалами вместо тех, какими их снабдила природа.
— Я же говорю, результат был поразительным! Я еще не во всем разобрался, но Балард вдобавок ко всему смог ускорять время. За это время они выросли! Выросли, понимаете? Почти все время спали, только в последние пару месяцев стали открывать глаза, ненадолго, правда, но они нас видели, смотрели осмысленно. И когда мы их оттуда достали — конечно, заранее отослав подмастерьев, им не полагалось такого знать — обтерли, дали платья, заговорили… Это были вполне полноценные люди, ни следа слабоумия, как Балард и предсказывал. Совершенно нормальные девушки… ну, если не считать того, что их от девушек отличало…
— И герцог забрал их к себе? — понятливо подхватил Сварог. — А для чего, вы не интересовались?
— Ну, у него там вечно какие-то развлечения, — прямо-таки пренебрежительно махнул рукой Инсари. — Девочки, мальчики… Какое мне, в конце концов, дело? Меня как-то не интересуют постельные развлечения человека, без колебаний выделяющего такие деньги на науку.
— Науку? — прищурился Сварог. — А вы нигде не читали и никогда не слышали, что такие создания именуются «белины»? И производят их на свет люди под названием Черные Алхимики?
Вот сейчас мэтру особенно хотелось смолчать, по исказившемуся лицу видно. Но он, конечно же, не смог. Прямо-таки с бесстрастностью робота продолжал:
— Читал когда-то… Слышал кое-что… Но какая великолепная биология! И не она одна, речь там идет как минимум еще о двух науках, к тому же ускорение времени… Сдается мне, этого и в Империи не умеют, не так ли? И еще один важный момент. Мы с Балардом не нарушили никаких снольдерских законов. «Кодекс о черной магии и зловредном ведовстве» карает только тех… именуемых Черными Алхимиками, кто, я дословно помню, «изготовляет противоестественных монстров, предназначенных для причинения человеку смерти или калечений». Балард мне показывал Кодекс. Именно так и написано. Эти… девушки около полутора лет в замке, но я не слышал, чтобы от них кому-то приключилась смерть или хотя бы калеченье. Подумаешь, участвуют в забавах герцога… а я получил прямо-таки бесценные знания, и на этом не должно было кончиться…
На воротах бы вздернул, подумал Сварог. «Какая великолепная биология!» «Какая великолепная физика!» Такие субъекты и в разных мирах одинаковы…
— Потом вы провели еще один эксперимент, — сказал он, старательно отгоняя невольную брезгливость. — И вот он-то интересует меня гораздо больше. Кто принес ребенка?
— Понятия не имею. Какая-то женщина. Плащ до пят, капюшон нахлобучен… У меня создалось впечатление, что она из благородных. По крайней мере, герцог с ней так держался, хотя с простым людом хамоват… Она сама опустила ребенка в сосуд. И потом появлялась два-три раза в месяц, осматривала растущую и уходила…
— Растущую? Это была девочка?
— Да, как и в прошлый раз. Вот только эта за пять месяцев нисколечко не изменилась. Все женское осталось при ней.
— Пять месяцев? — впился в него взглядом Сварог. — Подмастерья показали единодушно, что она провела там шесть…
— Все правильно, шесть, — Инсари словно бы чуть смутился. — Понимаете, через пять месяцев Балард закрыл и сосуд плотным сукном, прикрепил его так, что ничего нельзя было разглядеть внутри. А подмастерьев за занавес не пускали с самого начала. Я делал все необходимое, заливал и засыпал реактивы, в нужный момент на нужное время подключал электричество и эти странные ящики… Балард так и не сказал, что там, обещал полностью посвятить во все позже. И доставали ее из сосуда ночью, я не видел, кто и когда.
Пришел утром — а занавес и сукно с сосуда сняты, сосуд пустехонек. Прошло две недели, а я так ее и не видел во дворце, хотя тех трех встречал часто. Мне не было доступа только в то крыло, где помещаются личные покои герцога, а они жили в другом, для… особо доверенной прислуги… ну, вы понимаете. Со стороны и не узнать, кто они такие — девушки и девушки: походка, фигура, голос, лицо… Но эту, четвертую, я больше никогда не видел. А спрашивать не стоило — Балард меня с самого начала просветил, что любые вопросы могут оказаться чреватыми, вплоть до самого худшего. Ну, ничего удивительного: эти провинциальные магнаты — та еще публика… Лучше не рисковать.
Сварог усмехнулся:
— А вы не боялись, что вас по миновании надобности отправят в те края, где нет ни денег, ни науки?
— В первые месяцы — да, — сказал Инсари. — А потом как-то привык. Ни о чем таком не думал, предстояла еще работа…
— А вот теперь — врете, — сказал Сварог. — Слышали, может, что я могу определять, когда мне врут?
— Ходили слухи… Значит, правда…
— Ну?
— Месяц назад, когда сосуд закрыли и от меня, снова появились такие мысли. Не знаю уж, почему ее от меня закрывали, но подозревать начал, что свидетелей герцог может и не оставить… кроме Баларда, кто его знает, он-то явно был очень доверенным, да и все знания исходили от него. А я у него многому научился, не знаю, как насчет той, четвертой, а эту… белину я сейчас мог бы сделать и сам… хотя нет, я так и не узнал, что было в тех ящиках. Уж безусловно не источники электричества — выглядели иначе, подключались по-другому. Балард обещал, что при следующей работе он абсолютно во все посвятит, но кто его знает, как могло обернуться. Так что я недели две готовился и осматривался — нам с Балардом ведь разрешали гулять по парку, только за ворота не выпускали. Присмотрел конюшню — верхом я ездить умею — прикинул все. Риск, конечно, но если они и в самом деле хотели убить всех четверых, а то и Баларда, кто его знает, герцога, какие у него были планы… Может он получил все, что хотел? Балард ведь был нанятым, вроде меня, он как-то проговорился, что жил в замке всего две недели… С точки зрения закона он ничего дурного не совершил, но неизвестно, как может обернуться, если совсем недалеко — король Сварог, и не просто король… — он покосился на Сварога определено боязливо.
— А о чем еще Балард… проговаривался?
— Если подумать, ни о чем. Представления не имею, кто он такой, откуда. Один раз только крепенько перебрал, вот и слетело с языка. Вообще человек был страшно замкнутый, все разговоры — о еде, вине, извините, о девках… ну, и ученые разговоры насчет того, что в подвале.
— Ну, а о его самоубийстве что думаете?
— Представления не имею, что и думать. Так неожиданно все случилось… Не знаю, гадать не берусь…
— А о самоубийстве герцога?
— Что, он тоже? Ничего не понимаю. В конце концов, по снольдерским законам оба неподсудны… как и я, — добавил он не без намека. Уж герцога-то хороший законник мог без труда выдернуть. Разве что последовало бы старое королевское «закон уснул»…
Могло и последовать, подумал Сварог. Но не обязательно оно. Герцог забавлялся не сам по себе, он был связан с кем-то посторонним — и тот вербовщик, и загадочная женщина, лица которой никто не видел, и не менее загадочная четвертая. Которую прятали даже от этого обормота… Зачем? И кто еще в игре?
— Сколько на вид лет было этой четвертой, когда вы ее видели в последний раз? — спросил он, чувствуя, что деловые вопросы у него иссякают.
— Я так прикидываю, лет двенадцать. Все, что надо, уже круглилось.
— Так… — сказал Сварог, отчаянно пытаясь ухватить хоть какую-то ниточку. — А через месяц она должна была выглядеть на все шестнадцать?
— Может, и чуточку старше. Конечно, если судить по тем трем, — торопливо добавил Инсари. — Гадать не берусь.
Может быть, тут и зацепка? — подумал Сварог. За неимением пока других версий? Иногда шестнадцатилетняя на себя двенадцатилетнюю не всегда и похожа. Может, эти предосторожности для того, чтобы Инсари не смог потом описать ее шестнадцатилетней?
Ну, в конце концов уж двенадцатилетнюю-то он описать сумеет — если забрать его наверх и пустить в ход усовершенствованную аппаратуру? Давшую отличный результат с Вердианой, а еще раньше — с компанией Брашеро? Воспоминания Вердианы интересовали только врачей и кое в чем — его самого. А вот когда взялись за Брашеро и его сообщников, удалось арестовать еще трех яйцеголовых из Магистериума, помимо тех двух…
И еще одно предположение из категории шальных… Быть может, герцог и мэтр Балард покончили с собой, потому что тайна была слишком велика? И есть некто, кого они боялись пуще смерти, больше, чем ареста и всего последующего? Почти при таких же обстоятельствах пошел на самоубийство доктор Молитори… Совпадение или нет?
В общем, образ двенадцатилетней — тоже неплохой улов. Компьютеры и чуточку состарят лицо, и откроют глаза, если Инсари видел ее только с закрытыми…
Он молчал, и Инсари это явно напрягало.
— Да, вот что, — сказал Сварог. — Вам случалось видеть эту, четвертую, с открытыми глазами?
— Конечно, — с некоторой даже радостью ответил Инсари. — Я же рассказывал, они все ненадолго просыпались, иногда подплывали вплотную к стеклу, глаза были осмысленные, вполне…
Есть шансы, подумал Сварог. Только где ж ее искать-то? Представления не имея, где она может быть, и зачем ее вообще впустили в наш мир, где поганых тайн и так хватает?
— Ваше величество… — протянул Инсари прямо-таки умоляюще.
— Догадываюсь, — прервал его Сварог. — Пощады, милости, снисхождений и всего такого прочего… Там посмотрим. Не вижу пока причин карать вас люто, так что ни пугать карами не стоит, ни давать надежду. Там видно будет. Сейчас отправитесь еще на один допрос… да не тряситесь вы, как овечий хвост, это будет совершенно безболезненно. Вот после него у вас появятся смягчающие обстоятельства.
Выглянул в коридор, где на расшатанных стульях смирнехонько сидели бок о бок Интагар с Брагертом — Брагерт, конечно же, не упустил случая затесаться туда, где происходило что-то в стиле «плаща и кинжала». Его Сварог и поманил:
— Отведите его в мой брагант. Я только запрошу замок, прилетели ли эксперты, и приду.
Брагерт ухмыльнулся:
— Ну, ступайте, господин Черный Алхимик…
— Я не…
— Ступайте, ступайте, — подтолкнул его Брагерт. — Всякий говорит, что он — не он. Там разберемся…
Они направились к выходу — Инсари форменным образом плелся: неизвестность всегда страшит — Брагерт легонько придавал ему ускорение кулаком в поясницу. Прежде чем они скрылись из виду, Сварог сделав Интагару знак подождать, вернулся в комнатку и достал «портсигар».
Включить не успел — «самоцвет» на крышке запульсировал белым.
Выслушав рапорт, Сварог присел на край стола, зло выдохнул сквозь зубы:
— Дела…
Эксперты еще не появились, а все остальные покинули подвал, потому что делать там больше было нечего. Оставили на всякий случай двух часовых у входа — чисто по привычке, потому что обитателей замка сцапали всех до одного, и никакой угрозы ждать не приходилось.
Часовые не пострадали — только дверь распахнуло словно бы порывом синего ветра, и оттуда на миг полыхнуло неяркое розовое сияние. Оба держались молодцом — уже через пару мгновений кинулись вниз по ступенькам. И обнаружили там пустой подвал, засыпанный слоем мелкой розовой пыли, достигавшей щиколоток. Все словно бы испарилось в беззвучной вспышке: оборудование, столы и подставки-треножники, аккумуляторы и загадочные ящики…
Дежурный прерывающимся голосом твердил что-то про инструкции, указания и распоряжения.
— Ждите экспертов! — рявкнул Сварог. — Пусть сделают, что могут! Кроме подвала, ничего не пострадало?
— Ничего… Никто…
— Выводите всех пленных, грузите в виманы — и наверх! — распорядился он. — Всем распоряжается лорд Аркейн, мой заместитель! Конец связи.
Он не видел необходимости мчаться туда самому — что бы он там обнаружил, ускользнувшее от пытливого взора экспертов (они вот-вот должны прибыть) и чем руководил бы? Со срочной эвакуацией справятся и без него, будем избегать «синдрома штурвала» насколько возможно…
Дверь бесцеремонно рванули на себя. Брагерт, на себя не похожий, закричал с порога:
— Командир! Там, на посадочной площадке…
Ни о чем не спрашивая, Сварог бросился за ним, прогрохотал по лестнице наверх, бросился к площадке — довольно большой, окруженной символической, по колено, оградкой с несколькими проходами. В четырех местах тусклым гнилушечьи-зеленым светом горели видимые только вблизи линии — это обозначали себя невидимые браганты, что бы кто-нибудь ненароком не налетел и не разбил нос.
И у ближайшего прохода лежал ничком человек. Не стоило и спрашивать, кто это — коли уж они ушли вдвоем, а Брагерт вернулся один, он ни за что бы не бросил подконвойного…
Брагерт грязно выругался сквозь зубы.
— Без лирики, — сказал Сварог. — Что случилось?
— Он шел впереди меня, на два шага, как подконвойному и полагается, когда был возле самого прохода, ударила короткая синяя молния. Излучатель типа «Блик», тут и гадать нечего. Прямо в лицо. И тут же один прямоугольник погас — брагант взлетел. Остался невидимым, конечно. Я не мог стрелять — куда? В кого? У меня не было «нокто», а простым глазом…
Сварог и сам знал, что невидимый брагант не увидит простым глазом и лар. Сцена из гангстерского фильма — вот только и фильмы порой берут сюжеты из жизни… У Сварога больше не было свидетеля, из чьей памяти можно извлечь лицо загадочной «четвертой» — не для того ли и затеяно? Другой мотив пока что в голову не лезет.
Разумеется, это кто-то свой. Разрушение лаборатории еще можно списать на неизвестные до конца возможности Черных Алхимиков, но только свой, лар, мог прилететь сюда на невидимом браганте и пустить в ход «Блик». Значит, есть некто и не только на земле — ну что же, мы выловили не всех, замешанных в те или иные заговоры…
И где теперь его искать? Под облаками нет службы слежения, фиксировавшей бы передвижения ларов, хотя Канцлер недавно говорил, что ее следовало бы создать на всякий случай — но все осталось на стадии разговоров…
Мысли лихорадочно прыгали. Его ведь и не вычислить, по крайней мере, в короткие сроки: в штурме участвовали четыреста с лишним человек, и еще восемьдесят с чем-то о нем знали. Тех, кого заранее можно исключить, наберется с десяток: Канцлер, Марлок, Яна, еще несколько. Поди найди тот ножичек…
А главное — сюда, в «Медвежью берлогу», может вот так прилететь кто угодно. Часовых у посадочной площадки не было с самого начала — четверо всегда дежурят в здании, но они выскочат, лишь получив сигнал тревоги от установленных на ограде датчиков. Другие датчики, следящие за небом, засекут лишь земной самолет — но не летательный аппарат ларов. Человек, установивший здесь систему безопасности, вне всяких подозрений — еще и оттого, что он о штурме не знал. Именно такую систему Сварог и одобрил — кто мог пред положить, что опасность с неба придет от своих?
Что же это за персона такая, четвертая девка, что ради нее приняты такие меры предосторожности? Бессмысленно гадать, но одно сомнению не подлежит: в очередном заговоре, о котором пока что ничего не известно, замешан как минимум один лар. Случалось и прежде, но всякий раз это как серпом…
— Ну вот, извольте, — сказал профессор Марлок с интонациями уважающего свою работу таларского ремесленника. — Что заказывали, то и получите, у нас без обмана, да и цены без запроса…
Он положил на стол бежевый пластмассовый чемоданчик, ловко отщелкнул блестящие замки, поднял крышку. Все трое присмотрелись не без любопытства. В аккуратных гнездах лежали серебристые полусферы размером с яблоко, торцы украшены крохотными сиреневыми линзами и короткими антеннами — точная копия орбиталов-наблюдателей. Собственно говоря, это и были орбиталы, только крохотные. Однако должны были принять нормальные размеры очень быстро.
Конспирация эта предназначалась исключительно для обитателей Латеранского дворца. Как нетрудно догадаться, все габаритные грузы, в надежных ящиках — под видом инвентаря, предназначавшегося для королевских занятий алхимией в комнатах, куда доступ открыт маленькой кучке людей. Первые орбиталы в небольшом числе именно так на балкон и попали. И преспокойно с него стартовали, невидимые, дважды — и простым глазом, и радарами Той Стороны. Однако вскоре стало ясно, что поток грузов возрастает. Что не могло пройти мимо любопытных глазынек дворцовых зевак и лакеев. Очень быстро поползли сплетни и шепотки: не чересчур ли много времени король уделяет алхимии? Иногда такие увлечения перерастают в сущую манию, влекущую в лучшем случае крупные неприятности одному королю, а в худшем — всему королевству. Поминали короля Горомарте, из-за патологической страсти к охоте лишившегося и короны, и самой жизни; трагикомическую историю короля Фрамерия с его огромной коллекцией винных бутылок, короля Дауглара и его богатейшее собрание птичьих клеток, и еще с полдюжины схожих случаев.
А потому в девятом столе родилась светлая идея: все необходимо проносить к балкону в миниатюрном виде. Благо ничего для этого придумывать не пришлось — давным-давно имелись установки, делавшие большое маленьким, и наоборот. Ученые давно уже их забросили из-за полной непригодности к серьезным делам, каковых за долгие десятилетия нашлось только одно: когда Сварога и его спутников уменьшили до размеров токеретов перед рейдом в пещеру.
И вот теперь установки пригодились вновь. Одну из них, вполне умещавшуюся в комнате средних размеров, разобрали на самые мелкие детали, переправили на Ту Сторону и там собрали в гостинице «У баронского замка», в большой каминной. И шепотки понемногу стихли: одно дело — вереница грузчиков, волокущих с дюжину больших ящиков, и совсем другое — человек с фельдъегерской или почтарской сумкой на плече, обычная деталь дворцового пейзажа. Тем же способом в гостиницу переправили небольшой реактор на апейроне, покрывавший три четверти потребности в электричестве. Конечно, за него можно было и дальше платить тамошними «фантиками», но давно известно, что порой самые серьезные разведчики сыпались на мелочах. Вполне мог найтись кто-то въедливый, обративший внимание, что гостиница жрет ненормально большое количество электричества. Прикинули, сколько она потребляла, будучи простой гостиницей, — и ровно столько брали из городских сетей.
Вот и сейчас чемоданчик с орбиталами-крошками можно было положить в обычную фельдъегерскую сумку. Она даже не казалась бы чересчур объемистой.
Канцлер, заложив руки за спину, разглядывал орбиталы. Поднял глаза:
— А почему их восемнадцать? Я прекрасно помню: двенадцать предназначались для Инбер Колбта, пять предполагалось вывести на орбиту как «суточные» спутники, контролирующие эфир планеты. Откуда один лишний? И видом отличается от других: антенны другой формы.
Марлок машинально повернулся к Канилле. Она проворно встала, одернула отглаженный китель:
— Это я добавила, Канцлер. У меня там тоже стоит свой компьютер, порой приходится не с модами проказничать, а вести дела посерьезнее, гораздо.
— И что на сей раз? — спокойно осведомился Канцлер.
Канилла продолжала без тени замешательства или смущения:
— Понимаете ли, мне в голову пришла идея… Может быть, я и ошибаюсь, но проверить, по-моему, стоит. Затраты мизерные: один орбитал, какое-то время работы на компьютере совершенно не в ущерб текущим операциям… Осенило, когда я ехала в замок под тем жутким ливнем…
— Конкретику, пожалуйста, — все так же бесстрастно сказал Канцлер.
— Я так полагаю, это мне пришло в голову после истории с «ручейками» — много лет их не замечали и не фиксировали, а они все это время присутствовали. Я подумала: а что, если некое атмосферное возмущение — наподобие вызванного атмосферщиками ливня с грозой, кроме хорошо знакомых сигналов, сопровождается еще и какими-то проявлениями, которых мы не замечаем, как не замечали «ручейки»? У нас, вы лучше меня знаете, из-за сохраняющего постоянства тысячи лет климата климатологов нет вообще, им просто нечего изучать. Метеорологов — полтора человека, для мелких задач. А вот атмосферщиков — целый отдел, человек десять, с постоянными круглосуточными дежурствами и сетью своих орбиталов. Почему так, я не выясняла, но подозреваю, для того, чтобы моментально отследить резкие, нетипичные, масштабные изменения климата?
— Правильно подозреваете, — сказал Канцлер. — Это долго было всего-навсего старинной традицией, но после… снегопада оказалось крайне полезной в хозяйстве вещью.
— Значит, я правильно угадала… В общем, после начала штурма замка я оказалась совершенно не при деле. Взяла чей-то брагант, без спроса, конечно, но их там было столько, что хватило бы на всех. И полетела прямиком на станцию «Полярное сияние», к дежурному атмосферщику.
— За полночь? — усмехнулся Канцлер.
— Но ведь это было чисто служебное дело, — уверенно ответила Канилла. — Дежурный меня нормально встретил, сразу согласился дать консультацию…
Ну еще бы, ухмыльнулся мысленно Сварог. Отдел атмосферщиков относился как раз к восьмому департаменту, так что обстановку он знал. Народ там молодой, за восемь часов дежурства звереет от скуки, потому что дежурство много лет, до Снегопада, сводилось к простому сидению в аппаратной. И тут появляется ослепительная красотка Канилла Дегро, в том самом платьице, в которое ее нарядили в замке — и, мастерски играя глазами, закинув ногу на ногу, просит помочь в сущем пустяке. Дежурный наверняка соловьем разливался…
Судя по мелькнувшей на лице Канцлера улыбке, его посетили те же самые мысли.
— Одно ведомство просит консультации у другого, — продолжала Канилла. — Обычное дело, рутина. К тому же я не касалась никаких секретов.
— Много интересного узнала, — говорила Канилла. — Детей этому учат, но мельком, бегло, даже полного урока это не отнимает, так что я к своим нынешним зрелым годам ухитрилась все забыть… Любая непогода — снег, дождь, град, гроза с молниями — сопровождается изменением нескольких прежних параметров. Я все записала, потому что иначе могла и забыть… — она достала бумажку из бокового кармана кителя. — Когда идет дождь или снег, падает атмосферное давление. Количество водяного пара в воздухе постоянно меняется и при понижении температуры дает туман. Длина, напряжение и сила тока молнии зависит от так называемой мощности облака… Это не все, но речь идет об обычных параметрах, так что я, с вашего разрешения, не буду подробно перечислять все?
— Безусловно не стоит, — кинул Канцлер, которому явно не улыбалось слушать подробно краткий курс для младших школьников.
— Я искала что-то новое… или хорошо известное, которому раньше не уделяли внимания. И нашла. Дежурный был так любезен, что показал мне все записи, сделанные во время снегопада — они, конечно, засекречены, но допуск у меня есть… Мне пришлось просидеть за компьютером полчаса — я не вполне представляла, что же точно следует искать, — ее лицо светилось торжествующей улыбкой. — Но я все же нашла! Кроме обычного изменения тех или иных параметров на периферии присутствовал… присутствовало… в общем, для простоты я это назвала «всплеском». Усилила его, насколько позволила аппаратура, записала параметры. Атмосферщик сказал, что это явление известно с незапамятных времен, и никто им никогда не занимался. Оно не представляет никакого интереса, этакий пороховой дым при выстреле, или, если брать ученые термины, статистически ничтожно малая величина. Но этот «всплеск» присутствует при всяком рукотворном изменении климата. Исключительно рукотворном!
Как и следовало ожидать, первым отреагировал вечный «адвокат дьявола» профессор Марлок. Прицелившись в Каниллу чубуком трубочки, он спросил со всегдашней язвительной вкрадчивостью:
— И на основании чего вы сделали такой вывод?
— Ну, это было просто, — без малейшей рисовки сказала Канилла. — Я просто-напросто посмотрела соответствующие данные по Нериаде. Вот там «всплески» никогда не фиксировались. О чем бы ни шла речь: от мелкого кратковременного дождика до марена, сносившего порой целые города. «Всплеск» — непременная принадлежность всякого рукотворного вторжения в климат. Вот только наши приборы его фиксируют этакой бледной тенью, далеким отзвуком грома — их на него никогда не ориентировали. С «Полярного сияния» я полетела уже в девятый стол, вызвала — ну, точности ради, подняла с постели — трех наших техников…
— Крепко подозреваю, моим именем? — фыркнул Сварог, припомнив историю, когда эта чертовка подделала его подпись на бумаге, по которой и получила на складе дубликат ключа от его номера.
Канилла потупилась с убитым видом. Кто-то, мало ее знавший или до этого не знавший вовсе, мог и принять это за чистую монету — но уж Сварог-то знал, на какие лицедейства способна очаровательная лисичка…
— Я виновата, командир, — сказала она невероятно покаянным тоном. — Вину признаю полностью, наказание готова понести любое… Но ведь это было исключительно для пользы дела! У вас в замке дел было выше головы, не следовало вас отрывать… Короче говоря, техники часа за три разработали орбитал нового образца, нацеленный только на «всплеск». Для этого не пришлось ничего открывать или изобретать — просто-напросто максимально усовершенствовать существующую аппаратуру… И передала чертежи в Технион, группе, которая лихорадочно мастерила эти семнадцать. Я вовсе не требовала отложить работу и заняться моей, просто сказала, что в последний момент в список добавили восемнадцатый орбитал. Они справились…
— К вашему сведению, лорд Сварог, — сказал Марлок не особенно и сердито. — Как мне доложили, и на этот раз лейтенант Дегро сослалась на ваше прямое указание… Снова самоуправство для пользы дела.
— Лейтенант Дегро себя прекрасно зарекомендовала, — сказал Канцлер. — Но, я уверен, любое самоуправство должно быть хоть как-то наказано…
— Согласен, — сказал Сварог. — Когда настанут… спокойные времена, лейтенант Дегро неделю домашнего ареста безусловно получит. — Он не без легкого садизма ухмыльнулся. — Чтобы на недельку была лишена общения с… некоторыми знакомыми. Это будет достаточно эффективная воспитательная мера (судя по лицу Каниллы, так и должно обстоять). Я только одного не понял: зачем все это понадобилось?
— То есть как? — подняла Канилла брови в ненаигранном на сей раз, очень похоже, изумлении. — Как дополнительное средство для поисков Крепости Королей! Я еще не все сказала… У меня было еще время. Я связалась с атмосферщиками и отправила этот новый орбитал к Инбер Колбта. Результаты… даже не знаю, как и назвать, но уж никак не отрицательные, наоборот. Какое бы сравнение подыскать… «Всплеск» там не просто присутствует постоянно. Он, если подбирать аналогии, предстает в виде своеобразной полусферы, геометрически правильной, диаметром примерно в пол сотни лиг. Там, правда, к «всплеску» примешано еще что-то, гораздо более слабое, нечто вроде «ручейков» при потоке апейрона, но точно установить, что это такое, у нас не было ни времени, ни возможности. Ничего подобного прежде не фиксировалось. Впрочем… Что такое «всплеск», мы тоже пока что не доискались. Но делу это не мешает, я думаю… — она воскликнула чуть ли не ликующе: — Это Крепость Королей! Она работает!
— Никто уже не сомневается, что она есть и работает, — задумчиво сказал Канцлер. — Одна загвоздка: мы так и не можем ее найти. Поиски начались сутки назад и продолжаются до сих пор. В ход пущено все, чем мы располагаем: орбиталы, низколетящие наблюдательные станции, на острова высажены группы со всевозможной аппаратурой. Бесполезно. Возможно, лорд Сварог, ваш Интагар вновь оказался прав: мы ищем не там и не так. Вот только никто не знает, как и где искать правильно… — Он спросил совершенно серьезно: — Лейтенант Дегро, может быть, у вас и на этот счет есть идеи?
— Никаких, — столь же серьезно сказала Канилла. — У меня есть подробнейшие записи наблюдений, их нетрудно размножить и передать во все конторы, имеющие хоть какое-то к этому отношение…
— В том числе и мне, — сказал Сварог, моментально вспомнив о своем компьютерном центре в Вентордеране. Он знал далеко не обо всем, на что способны Золотые Обезьяны — при всех их достоинствах все же не более чем роботы, способные отвечать лишь на прямые вопросы.
— Разумеется, — кивнул Канцлер. — Ну что же… по-моему, ваше величество, пора…
Сидевшая в уголке Яна, за все время совещания не сказавшая ни слова, кивнула. На лице у нее явственно отражалась то ли обида, то ли дурное настроение: Канцлер и Сварог, сомкнув шеренгу (чуть позже подкрепленную и профессором Марлоком) без долгих дискуссий убедили ее, что ей на Той Стороне появляться не стоит. Все равно Древний Ветер, как давно выяснилось, не способен обнаружить что-то техногенное. Да вдобавок оказалось, что там обитает какая-то сила — разумная, хищная, безусловно злонамеренная, целеустремленно охотящаяся за обладателями Древнего Ветра. О ней ничего толком неизвестно, так что рисковать не стоит — тем более что риск абсолютно зряшный. Она с их аргументами согласилась, но обида, сразу видно, не исчезла, хорошо хоть, легонькая — она все же повзрослела и прекрасно понимает, что рисковать из пустого любопытства не стоит…
— Ну что же, — сказал Канцлер, как всегда в таких случаях, бесстрастно. — Начинаем операцию согласно плану. С одним-единственным дополнением: в ней участвует и лейтенант Дегро со своей аппаратурой. Лорд Сварог, не задержитесь ли на минутку?
Когда они остались одни, Канцлер — или Сварогу показалось? — глянул на него с некоторым смущением:
— Лорд Сварог… Я, конечно, не могу вам приказывать, но… Может быть, вы отмените домашний арест для лейтенанта Дегро? Ведь ясно, какую цель вы преследуете. Жестоко все-таки на целую неделю разлучать молодую девушку с любовником, коли уж у них самая пылкая страсть. Она проявила очередное самоуправство, согласен, но как-то так получается, что всякое ее самовольство идет на пользу делу и приносит немалую пользу…
— Неделя — это чересчур жестоко, согласен, — сказал Сварог. — Но уж три дня она у меня отсидит. Кто бы за нее ни просил. Ну да, я солдафон, но за ней накопились и другие самовольства, уже не имеющие отношения к делу и достижениям. Три дня домашнего ареста — от этого еще никто не умирал…
…Сварог встал на землю Той Стороны первым, поправил на плече сумку с орбиталами. Следом по веревочной лестнице проворно, как матрос по вантам, спустилась Канилла. Они постояли, чтобы выкурить по сигаретке — это давно уже стало своеобразным ритуалом, сулящим удачу при очередном посещении Той Стороны. Военный народ подобные легонькие суеверия старательно холит и лелеет не меньше, чем юные красавицы…
Вдали, на горизонте, радужным многоцветьем переливались, плясали, бесновались ночные огни Саваджо. Стояла теплая и покойная тишина, и можно быть уверенным, что в радиусе трехсот метров нет посторонних, если не считать белок и ночных птиц. Окрестности оборудованы тройной цепью сигнализации, мгновенно определившей бы присутствие человека — но пока что фиксировали лишь влюбленные парочки, которые в прилегающий лес тянуло, как магнитом — по какой-то старой здешней традиции считалось, что эти места уберегут от разлук и укрепят чувства, особенно развалины каменного домика в полулиге отсюда на восход (что это был за домик, никто из незваных визитеров выяснять не стал — жаль было тратить время на такие пустяки). Опасных зверей тут не водилось, лихие люди не появлялись года два — Удав наложил строжайший запрет после того, как огреб неприятности, когда его ребятки попытались ограбить и охально изобидеть девушку, оказавшуюся дочкой очень непростого папы, способного сожрать Удава с потрохами и чешуей (да и ее кавалер, преспокойно открывший пальбу, был той еще столичной штучкой, отпрыском опять-таки непростых родителей). Примерно по той же причине здесь не устраивали шумных пирушек ночные гуляки. Так что лесом безраздельно владели влюбленные, что приносило приходящим через балкон двойную выгоду: во-первых, влюбленные поглощены друг другом и не рыщут по лесу с азартом следопытов, во-вторых, в ситуации вроде сегодняшней Сварог с Каниллой и сами могли изобразить влюбленную парочку, зауряднейшую деталь ночного пейзажа. Из особо отчаянных по здешним меркам — согласно той же старинной традиции, ближайшие окрестности замка и гостиницы считались «скверным местом»: то ли тут бродило привидение убитого в незапамятные времена барона, то ли шлялась какая-то нечисть. Так что парочки эти места обходили (еще один плюс для визитеров), только самые отчаянные сюда выбирались. Должно быть, воодушевленные примером бывших хозяев гостиницы, с постояльцами которой никогда ничего скверного не случалось, даже если по пьяной прихоти бродили вокруг зданий. В последнее время число смельчаков увеличилось настолько, что Сварог всерьез подумывал поручить техникам создать голографический образ какого-нибудь особо жуткого потустороннего создания и пугать им храбрецов. Потому что пару раз мелкие недоразумения случались. Ничего серьезного, но однажды Брагерту и его спутнице пришлось чуть ли не час просидеть в примыкающем к балкону кабинете, чертыхаясь про себя и дожидаясь, пока уберется восвояси миловавшаяся под самым балконом парочка из тех самых, отчаянных. Вот только руки все не доходили — не одно, так другое…
— Пошли? — сказал Сварог, когда с сигаретами было покончено.
Они бросили окурки точнехонько под раскидистый куст боярышника (где они тут же исчезли в едва заметной вспышке бледно-оранжевого свечения), свернули за угол и неторопливо направились к гостинице. Впрочем, это была уже не гостиница, и вывеска там висела другая: «Санаторий „Лесная поляна“». Выражаясь вульгарнее, психиатрическая клиника для пациентов с особо тугим кошельком и видных политиков. У представителей этих двух категорий тоже порой едет крыша, и чувствительно — и тогда их прячут подальше от глаз широкой общественности: огласка крайне нежелательна для родственников владельцев заводов-газет-пароходов, а уж для политиков и вовсе смерти подобна, ибо карьера будет сломана напрочь и бесповоротно…
Новость эту в Саваджо распространили потаенно, умело и масштабно, так что никого там не удивляла в сжатые сроки воздвигнутая вокруг санатория ограда — в два с лишним уарда высоты, красивая, кружевная, вот только меж переплетений узоров не могла бы протиснуться и кошка. Всякому ясно, что именно такой забор должен стоять вокруг заведения, где содержат законченных психов. Ну, а о том, что забор изготовлен из неизвестного здесь сверхпрочного сплава, способного выдержать прямое попадание снаряда танковой пушки, никто из местных, естественно, не подозревал.
Предосторожность на случай возможного провала и штурма — в таких делах непременно должен присутствовать разумный пессимизм. Были предусмотрены и кое-какие другие меры — в случае опасности все, кто пребывал бы в санатории (а дежурная смена сидела там круглосуточно), успели бы уничтожить аппаратуру и под прикрытием высокой стены пламени уйти через балкон домой. Марлок и его ближайшие сотрудники до хрипоты дискутировали два дня (в отличие от своих таларских коллег, конечно, не пускавших в ход в качестве научных аргументов скамейки, глобусы и порой даже кафедры) и в конце концов пришли к довольно аргументированному выводу: никакого пугавшего всех хронорклазма произойти не должно. Точно проследить, где именно исчезли загадочные пришельцы, не удастся. Обитатели Той Стороны не интересовались прежде балконом (правда, когда возникла дверь меж мирами, никто, конечно, не брался определить). А к загадочным странностям здешним жителям не привыкать — обнаружилось довольно быстро, что здесь, как и на Земле, существует громадное количество книг и статей о всевозможном «таинственном, загадочном, непознанном». Были здесь и свои инопланетяне на странных аппаратах; и пришельцы из параллельных миров, и путешественники во времени, и прочая увлекательная шизофрения — понятно, без надежных свидетелей и убедительных доказательств — как и на Земле во времена Сварога обстояло…
— Привычно набрав семизначный код на открытом всем взорам замке (кого удивит кодовый замок на воротах психушки?), Сварог распахнул калитку и пропустил Каниллу вперед, как и полагалось галантному кавалеру. Горела лишь пара-тройка окон, никто не встречал их на крыльце — едва они спустились на землю, их моментально засекли и опознали системы наблюдения. Элегантный молодой человек за стойкой (набитой сложной аппаратурой, которую с другой стороны стойки ни за что не увидишь, как и нескольких экранов), сменивший прежнего портье, ограничился тем, что вежливо поклонился — не было смысла вводить здесь военную дисциплину со щелканьем каблуков и вставанием во фрунт. Они разошлись — Канилла отправилась в свою комнату настраивать аппаратуру, а Сварог с сумкой пошел в бывшую каминную, где орбиталам в два счета вернули прежние размеры, и техники на тележках-антигравах принялись их возить в соседнюю комнату, откуда им и предстояло стартовать. Все работали привычно, с устоявшейся уже слаженностью.
Сварог поднялся на второй этаж. Царство Элкона выглядело, как обычно — три мощных компьютера, на каждом экране мелькают разнообразные картинки, схемы, тексты, за которыми, сразу видно, Элкон наблюдает вполглаза, ничем конкретным не поглощенный. Ничего, сейчас начнется конкретика, и остается лишь гадать, что она принесет.
— Порядок, Элкон, — сказал Сварог в ответ на невысказанный вопрос. — Через пару-тройку минут орбиталы окончательно настроят, и они стартуют. Да, Канилла придумала нечто новенькое, но неизвестно еще, что из этого выйдет… У вас, как я понимаю, рутина?
— Конечно, — ответил Элкон. — В преддверии главной операции. Я тут как раз занимаюсь их кораблями Дальнего Прыжка. Слышали о таких?
— Ну как же, — сказал Сварог. — Мой… предшественник на хелльстадском троне как раз на таком и служил. Только я так до сих пор не знаю, что они, собственно, такое. А вы?
— По предварительным данным… Военные корабли, способные в какие-то секунды перемещаться на сотни морских лиг. Я еще две недели назад засек — на базы поступали донесения, несомненно, всякий раз от одного и того же корабля. Интервалы меж ними составляли лишь несколько секунд, а вот меж двумя точками, откуда передачи ведись, — сотни миль. Я как раз собирался заняться этим вплотную, понаблюдать днем — парочку таких я уже засек, — но тут грянул этот чертов снегопад, и все силы брошены на Крепость Королей. Тема интересная — Длинный Прыжок. У нас ничего подобного нет — разве что на уровне гипотез и теорий. Они здесь умеют кое-что, чего не умеем мы…
— Умели… — проворчал Сварог. — Все эти загадочные умения их все же от Шторма не спасли… Ага! — встрепенулся он.
Все три экрана очистились, на них появились уже знакомые символы и цифры, менявшиеся, как при обратном отсчете: 14… 9… 6…
— Порядок, — сказал Сварог. — Поехали…
Дважды невидимые орбиталы вереницей вылетали из высокого окна бывшей каминной и уходили на свои курсы. Когда единица в правом верхнем углу одного из экранов сменилась нулем, Сварог тихонько вздохнул. Скорость орбиталов в несколько раз превышала скорость звука, но была все же не космической. Прежде чем они рассредоточатся по заданным точкам, пройдет не менее сорока минут. Так что… Давно известное: самые тягостные вещи — ждать и догонять. Ждать даже неприятнее — тот, кто гонится, по крайней мере, занят погоней, а вот тому, кто ждет, совершенно нечем заняться, и время ползет, как улитка…
— Рассказали бы какой свежий анекдот, Элкон, — сказал Сварог меланхолично. — Или последние интересные сплетни — вы ведь только что из Равены. Все равно делать нечего…
— Как-то мне не до анекдотов и сплетен…
Сварог присмотрелся к нему внимательнее. Положительно, что-то его молодого сподвижника если и не терзало, то безусловно погружало в серьезные раздумья — такое уж у него было лицо. Что-то, не имевшее отношения к предстоящей операции.
— Ну-ка, рассказывайте, Элкон, что случилось, — требовательно сказал Сварог. — Я же вижу, что у вас камень на душе, успел за эти годы вас узнать…
— Ну что вы, командир, — сказал Элкон с бледной улыбкой. — В общем, камня нет, и ничего не случилось. Я просто… собираюсь жениться. Подал заявку на манор, думаю, дня через два будет готов — ну, вы же знаете правила…
Сварог знал. С незапамятных времен здесь, как в США, не принято совершеннолетним жить с родителями. Однако вошедшие в совершеннолетие манор получают вовсе не автоматически — холостые, незамужние, не состоящие на гражданской или военной службе на пять дет позже своих ровесников. Мера вполне разумная: дать манор не обремененному ответственностью за семью или службу персонажу — все равно что на покинутой Сварогом Земле отдать в постоянное пользование родительскую дачу, куда родители не приезжают никогда, высокая или не особенно у данного персонажа мораль, значения не имеет: слишком много юношеских соблазнов, всегда есть риск в них увязнуть по самые уши…
Ну, у Элкона-то проблем не будет, даже странновато, что он так долго тянул с заявкой. Все остальные из Бравой Команды маноры уже получили именно что автоматически — как-никак гвардейцы, сотрудники девятого стола. Одна Томи, подобно Элкону, пока что не спешит — все свободное время проводит на Таларе в компании Лемара (не похоже, чтобы у них что-то разладилось, и это хорошо).
Что ж, вырос парень, повзрослел. Ничего не осталось от того вихрастого, чуточку смешного мальчишки, что когда-то откровенно краснел, когда Мара у него под носом клала ногу на ногу, не без робости просил показать ему Доран-ан-Тег и Акбара. И это тоже хорошо — когда повзрослевший человек находит свое место в жизни.
— Постойте-ка… — сказал Сварог. — Уж не на маркизе ли Крауди? Учитывая, сколько времени вы проводите на земле, причем в основном в Равене, другого и в голову не приходит…
— На ней, — сказал Элкон то ли с гордостью, то ли с некоторым вызовом. — Позавчера сделал предложение, понятно, не родителям, а ей самой, она немного подумала и согласилась.
Ну что же… Сварог с этой белокурой красавицей общался лишь пару минут на собственной свадьбе, но люди Интагара давным-давно выяснили о ней все, что только можно — парней и девушек из Бравой Компании Сварог до сих пор считал не только подчиненными, но и подопечными. Отзывы вполне благоприятные: в девичестве — простая дворянка из небогатых, замуж вышла в девятнадцать, за капитана военного фрегата, агенты ручаются — исключительно по настоянию родителей, без особенных чувств (капитан был богат, единственный наследник, подобные браки — отнюдь не редкость во всех слоях общества, от крестьян до титулованных). Прожили всего полгода, потом капитан погиб едва ли не со всей командой, когда корабль попал в шторм неподалеку от Бран Луга. Молодая вдова скорбь выражала ровнехонько в рамках светских приличий. Ребенка не было. До того, как у них с Элконом все началось всерьез, имела при дворе Арталетты парочку легких, ни к чему не обязывающих романов — вполне прилично для трех лет вдовства. Верность Элкону хранит. Характер не золотой, но и ничуть не стервозный. Вполне подходит в жены. Однако тут есть свои нюансы, о которых Элкон вряд ли задумывался…
— Ну что же… — сказал Сварог. — Советов я вам давать не буду, советы в такой ситуации бессмысленны и даже чреваты. У меня… на родине была старая притча. Молодой человек пришел к старому мудрому жрецу вроде мага Шаалы и попросил совета: жениться ему или нет? И ответил ему старый мудрый жрец: поступай, как знаешь. И женишься — пожалеешь, и не женишься — пожалеешь. Шутка, конечно, но человек должен решать сам.
— Я и не прошу совета, командир. Просто… Черт, сам не знаю, чего, собственно, хочу — то ли просто вам рассказать, то ли… Не знаю.
Сварог продолжал, особенно тщательно подбирая слова:
— Советов я вам давать не буду. Но хочу поговорить об одном крайне важном обстоятельстве, о котором вы, скорее всего, не думали. Если я скажу что-то для вас неприятное, не обижайтесь, ладно?
— На вас, командир? Ни за что на свете! Я… Вы… Это ведь вы меня, если высокопарно, сделали тем, кто я сейчас есть. Никаких обид, никогда.
— Отрадно слышать, — сказал Сварог. — Поговорим, как мужчина с мужчиной. Это банальность, конечно, но я вам в отцы гожусь — пусть и очень молодые, — и жизненного опыта у меня побольше. Знаете, не так уж редко случается, что земные женщины выходят за ларов из чистейшей воды расчета, без капли чувств. Слишком много они в этом случае получают благ: долголетие, положение в Империи, много чего еще… Порой и такие браки становятся удачными, но порой все кончается очень скверно… и для кого-то одного, и для обоих. Как взрослый мужчина, вы обязаны учитывать и такую возможность. Поэтому семь раз взвесьте, семь раз отмерьте. И еще. Только, повторяю, без обид. Вы, как всякий лар, безошибочно умеете определять, когда житель земли говорит правду, а когда лжет. Боже упаси, не следует задавать прямые вопросы. Если у девушки и в самом деле чувства, она смертельно обидится… и будет права, и неизвестно, удастся ли все склеить. Вы уже не первый год работаете в секретной службе. И прекрасно знаете: есть целые системы вопросов, когда по отдельности каждый выглядит безобидно, а в совокупности они выявляют правду даже вернее, чем вопросы прямые. Быть может, имело бы смысл…
Элкон ответил едва ли не мгновенно, улыбаясь открыто, ничуть не натянуто:
— Ну, о чем-то таком я и раньше слышал, командир… Честное слово, здесь не тот случай. Так уж сложилось… Элина меня более полугода считала студентом Латеранского университета, гланским дворянином. Она никогда не бывала ни в Глане, ни в Латеране, а я в Латеране учился год, так что она ничего и заподозрить не могла — и все ее знакомые тоже. Потом… Потом, когда стало ясно, что все серьезно, я ей рассказал правду. Она форменным образом испугалась, с неделю приказывала слугам меня не принимать, на письма не отвечала, не выезжала туда, где мы могли бы случайно встретиться. Потом все наладилось, но еще пару недель она словно бы дичилась. У меня, конечно, жизненного опыта меньше, чем у вас, но все же и жизнь повидал, и женщины были… Нет там и тени расчета, я твердо уверен, — он смущенно улыбнулся. — Когда я сделал предложение, она заплакала, на шею бросилась, говорила, как она боялась, что Высокий Господин Небес наиграется и в конце концов бросит… Нет там никакого расчета!
— Ну, если так, то просто прекрасно, — сказал Сварог. — Что же, мои поздравления. Свадьбу закатим, всех старых добрых знакомых соберем… Меня-то позовете?
— Шутите, командир?!
— Шучу, конечно. Не сомневаюсь, что позовете… — он посмотрел на часы. — Времени у нас еще — хоть граблями греби… Еще раз поздравляю, и давайте о деле. — Он кивнул на компьютеры. — Когда вы узнали об операции и вашей в ней роли, целый день просидели за пультами, должны были вытащить все, что у них тут есть касательно управления климатом в глобальном масштабе…
— Круглые сутки, даже чуточку больше, — без малейшей рисовки ответил Элкон. — «Синий эликсир» периодически прихлебывал.
— И что же? Уж вы-то должны были что-то накопать…
— Кое-что накопал… В нашей современности… тьфу ты, черт! — смущенно улыбнулся он. — В здешней современности обнаружил полнейшее отсутствие информации об управлении климатом. Ну, вы сами меня учили как-то, что порой отсутствие результата — тоже результат. Это было неправильно — полнейшее отсутствие. Если они всерьез занялись этой проблемой, должны были начать довольно давно. Примеров хватает. К ядерному оружию они всерьез шли одиннадцать лет, к реактивным самолетам — восемнадцать. И так далее. Я решил неторопливо отступать в прошлое. И много интересного там нашел. Было время, не такое уж далекое, когда управление климатом — в том числе и в глобальном масштабе — обсуждали открыто, без тени секретности. Причем речь шла не только о теории, но и о неких установках, которые вроде бы дали неплохие результаты. Научные дискуссии, телепередачи, статьи и в научных журналах, и в научно-популярных, в том числе для юношества, в газетах, серьезных и бульварных. Словом, жизнь била ключом. А вот пять с лишним лет назад все переменилось очень резко, в какую-то пару-тройку месяцев. Не только научные диспуты, но и любые публикации прекращаются, словно по мановению волшебной палочки, сходят на нет…
— Знаю я эти мановения волшебной палочки, — угрюмо сказал Сварог. — В здешних развитых государствах такое организовать нетрудно. Даже в моих королевствах пару раз… Ладно, не будем отвлекаться. Продолжайте.
— Ведущие ученые — самые крупные, самые серьезные — попросту исчезают из общественной жизни, без каких-либо объяснений. Точно так же словно в воздухе тают те лаборатории, что уже существовали, Закрыты, демонтированы… Это позволяет делать определенные выводы, не так ли?
— Конечно, — сказал Сварог. — Какие там шарады… Они должны были вплотную заняться чем-то масштабным…
Он помнил: практически так же обстояло когда-то на Земле, когда несколько стран стали всерьез работать над атомной бомбой. Материалы по этой теме полностью исчезают из открытой печати, ведущие ученые один за другим куда-то пропадают, в США секретность дошла до того, что один из ведущих специалистов на запад страны летал под одним вымышленным именем, а на восток — уже под другим…
— В электронных библиотеках исчезло более половины публикаций прошлых лет, — продолжал Элкон. — Как корова языком слизнула. Их основательно почистили — наверняка и «бумажные» тоже, но в них я покопаться не мог, сами понимаете. Причем во всех четырех странах планеты творилось одно и то же. Самый большой размах это приняло в Пандичитте, она безусловно занимала первое место: больше всего ученых, самые крупные лаборатории. Дорлиорн, где мы сейчас имеем честь пребывать, шел вторым. А вот Альдария и Рикобан отставали, и значительно. Но и там происходило то же самое, что у «больших». Еще через пару месяцев интрига становится еще более интересной. — Он зажег на стене большую карту. — Не знаю, откуда об этом узнали старинные книжники, но они оказались совершенно правы: Инбер Колбта и в самом деле был большой группой островов в дельте реки, протекавшей в Пандичитте. Ее представитель в Конвенции Четырех — нечто вроде Виглафского Ковенанта — сделал официальное заявление. Объявил вот эти шесть островов, расположенных уже практически в море, — Элкон повел тонким синим лучиком световой указки, и на карте загорелся неправильный овал, — и прилегающую акваторию запретной зоной, где человеку находиться смертельно опасно. По его словам, над этим вот островом потерпел катастрофу бомбардировщик с шестью ядерными бомбами на борту. То ли часть бомб, то ли все шесть при падении разрушились. Обширное радиоактивное загрязнение, захватившее и острова, и прилегающие воды. Район был наглухо блокирован военными. Только это была совершеннейшая брехня. Я пошарил в архивах разведок трех остальных стран. Там довольно быстро установили, что это ложь. В том районе не было отмечено хотя бы слабенького повышения радиационного фона. Ни в воздухе, ни в проливах меж островами, ни на островах, ни в море. Кроме того, ни на одном из островов — и в воде тоже — не велось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего поиски осколков бомб и дезактивацию местности.
— А архивы самой Пандичитты? Секретные службы, армия?
— Там на этот счет абсолютно ничего нет. Упоминается только официальная версия, и то как-то вскользь. И ни словечка о поисках бомбы, о дезактивации, о переброске туда соответствующих воинских подразделений. На всех шести островах высадились, правда, десантники и морские пехотинцы, но в мизерном числе — где рота, где и вовсе взвод. Они ничего не искали — просто разбили палатки и несли караульную службу по периметру островов. На одном и в самом деле те же спутники-шпионы обнаружили остатки рухнувшего и сгоревшего стандартного бомбардировщика, но и там — ни поисков осколков, ни дезактивации. Солдаты расхаживали в обычной полевой униформе, никаких защитных костюмов. Крайне походило на то, что это примитивная обманка — вероятнее всего, пустили дистанционно управляемый самолет — но без всяких бомб…
— Хорошо, — сказал Сварог. — Если там и в самом деле начали строить то, что мы называем Крепостью Королей, строительные работы должны были вестись с размахом. Представления не имею, какие должны быть размеры у такого объекта, но, уверен, немаленькие…
— Вот к этому я и подхожу, командир, — прямо-таки перебил его Элкон. — Здесь и начинается самое интересное, самое загадочное. У них там довольно совершенные спутники-шпионы. Нашим орбиталам они, конечно, значительно уступают, но способны рассмотреть и примитивный солдатский нужник-канавку. А уж большую стройку… Но ничего подобного они не засекли. А вскоре началось то, что можно назвать совершеннейшей чертовщиной. На этом вот острове — он показал синим лучиком, — острове Силайт, как он на тамошних картах именуется, — и в самом деле высадились военные строители. В три дня оборудовали взлетно-посадочную полосу из металлических листов, способную принимать и большие самолеты. Работали круглые сутки, почти без отдыха. А потом улетели. Назавтра там прямо-таки вереницами стали приземляться военно-транспортные самолеты. А по морю целыми караванами шли большегрузные суда — глубина у берега такая, что они могли причаливать. За три месяца там побывало не менее двухсот самолетов и примерно восемьдесят судов. Слишком много для какой-то игры, дезинформации, инсценировки. Они должны были доставить, уж простите за вульгарность, чертову уйму грузов. Разгрузки ни один спутник не видел. Вообще-то объяснить это можно просто: самолеты и корабли разгружались, когда спутник-шпион уходил дальше по своей орбите. Но чертовщина в том, что ни один спутник так и не увидел никаких грузов, даже парочки ящиков или бочек. А ведь грузов, если прикинуть грузоподъемность кораблей и самолетов, должны были доставить изрядное количество. Как ни громозди штабеля, они заняли бы добрых три четверти острова. Но не было грузов, — он фыркнул. — Эта загадка настолько бесила операторов спутниковой разведки, что один из них, не штатский в очках, а полковник в очередном рапорте, самой что ни на есть официальной бумаге, охарактеризовал непонятную ситуацию матерно. И ему, похоже, ничего за это не было — а ведь начальство наверняка наложило бы на таком рапорте разносную резолюцию. Должно быть, у начальства тоже нервы были в совершеннейшем раздрызге… В общем, эти загадочные рейсы самолетов и судов продолжались три с лишним месяца. Потом — как отрезало. Караульные подразделения так там и остались, их периодически меняли… впрочем, так до сих пор и продолжается. Но если и прилетали самолеты и приплывали суда — то уже маленькие, вероятнее всего, привозили очередную смену, продукты, еще что-то нужное. Все эти годы продолжается одно и то же: солдат периодически меняют, им регулярно забрасывают то по морю, то по воздуху все необходимое. И все. И только. Блокада давно снята. Как я ни шарил, как ни прочесывал самые секретные базы данных, не нашел никаких упоминаний ни об острове Силайт, ни о секретном объекте, имевшем бы отношение к управлению погодой. Впрочем… Возможно, данные где-то и есть — но в локальных сетях, не связанных с общей компьютерной сетью. Такое практикуется и у нас, вы сами знаете — «локалки» особо секретных проектов, без связи с общей компьютерной сетью. Взять хотя бы «Алмазную стрелу». Многие знают, что проект работает до сих пор, но его компьютеры связи с «внешним миром» не имеют. В этом случае туда ни за что не попадешь, безнадежное дело, и пытаться нечего… — он покрутил головой. — Черт знает что…
— Я бы выразился и крепче, но это ничему не поможет, — сказал Сварог, кривясь. — Это все?
— Нет, — сказал Элкон. — Была еще одна очень интересная история. Чуть больше года назад. В одной из восходных провинций Пандичитты уже несколько лет сидят сепаратисты. Банальная история — кто-то вспомнил, что лет триста назад эта провинция была независимым государством, оброс людьми, понемногу занял всю провинцию. Пандичитта утверждает, что их втихомолку поддерживает Альдария — оружием, деньгами, военными советниками. Но убедительных доказательств так и не смогла предъявить. Альдария возмущенно отпирается. Но эти подробности неинтересны… Вы ведь играете в шакра-чатурандж. Должны помнить, что такое вертил.
— Конечно, — сказал Сварог.
Вертил в шакра-чатурандж полностью соответствовал пату в шахматах.
— Классический вертил, — сказал Элкон. — Ни одна сторона не может сделать хода, качественно изменившего бы ситуацию на доске. Провинция отделена от остальной территории страны горной цепью наподобие гор Оттершо. Есть только два перевала, по которым можно перебросить войска и боевую технику. Повстанцы их хорошо укрепили, поставили там даже пушки и ракетные установки, укрытые в скальных туннелях так, что бомбежкой их не возьмешь. Правда, правительственные войска укрепились на другой стороне. Так что ни те, ни другие не могут перейти в наступление. Выход к морю узкий — полоска суши шириной лиг в пятьдесят, и там есть одно-единственное место, где может пристать корабль больше рыбацкой лодки. Так что и десант не высадишь. Несколько лет такое положение сохранялось. Повстанцы укрепились на перевалах и на морском берегу, их периодически бомбят и наносят ракетные удары, но этим с повстанцами не справишься, особенно если они занимают достаточно обширную территорию. Так вот… Чуть больше года назад на побережье внезапно обрушился марен прямо-таки исполинских размеров. Последний раз в тех местах марен объявлялся лет пятьсот назад. Все укрепления повстанцев он снес, как карточный домик, вообще разрушил все постройки лиг на десять в глубину континента, повстанцы лишились всех оружейных складов в том районе, сколько людей погибло, так в точности и неизвестно. И практически в то же время на перевал и прилегающий к нему район обрушился жуткий ливень, сущий водопад, продолжавшийся часа два. Все выдолбленные повстанцами в скалах туннели и капониры попросту затопило, потоки текли такие, что тонули и те, кто был под открытым небом. Буквально через полчаса после того, как марен схлынул, но никто еще не успел опомниться, к тому самому, единственному подходящему для высадки месту подошли военные корабли, высадили десант с легкой бронетехникой. А едва ливень прекратился и вода почти схлынула, через перевалы рванулись правительственные танки, колонны грузовиков с солдатами. В четырех местах выбросили парашютистов. Никто не успел организовать хотя бы подобие сопротивления, крупные отряды повстанцев рассеяли, кого перебили, кого взяли в плен. Мелкие группы до сих пор прячутся по лесам, но это уже совершенно несерьезно.
— А здесь в чем интрига? — спросил Сварог.
— В том, что одному из лидеров повстанцев удалось как-то в этом хаосе бежать за границу. Альдария приютила, как политического беженца. Вскоре он отправил и в Конвенцию Четырех, и даже в Лигу Четырех Миров пространную жалобу. Обвинял власти Пандичитты в том, что они использовали климатическое оружие. — Элкон хмыкнул, пожал плечами. — Вот только доказательств у него не было никаких. Он упирал на то, что правительственные войска ударили и по перевалам, и с моря так быстро, словно заранее знали, когда схлынет марен и прекратится ливень. Писал еще, что на той стороне перевалов не было и легонького дождика. Все это выглядело довольно неубедительно даже для недоброжелателей Пандичитты, никто не стал рассматривать жалобу в официальном порядке, тот тип еще какое-то время потолкался в городе, навязывал интервью журналистам, но респектабельные издания и телеканалы сторонились. Бульварные, конечно, раздули очередную сенсацию, но их никто, как обычно, не принимал всерьез. В конце концов он куда-то пропал. Такая вот история. Что еще добавить? Объявился некий океанолог, в средненьких научных чинах. Говорил, что марен всегда вызывается землетрясением на морском дне, смещением пластов — но океанографические наблюдательные станции в том районе никакого землетрясения не отметили. Дал несколько интервью, в том числе достаточно серьезному телеканалу, но потом все как-то само по себе рассосалось, океанолог больше не маячил… На том и кончилось.
— Дело ясное, что дело темное… — задумчиво протянул Сварог. — Самые невероятные совпадения порой случаются. Мне как-то рассказывал маршал Гарайла… В одной кампании у него служил в драгунах один капрал, который вроде бы умел предсказывать погоду. Этакий мелкий деревенский колдунец. Нужно было наступать, но точно было известно, что противник занял горный проход артиллерийскими батареями. Кавалерию в лобовую атаку на пушки поведет только идиот. А другие проходы были довольно далеко. Колдунец этот подкараулил Гарайлу где-то в лагере и со всем пылом стал уверять: он точно знает, что скоро пронесется шквал, накроет те места, где расположилась артиллерия, а вот лагерь Гарайлы не затронет. Предлагал даже, чтобы его повесили, если не случится этого. Гарайла ему поверил — рагагайцы в такие вещи верят больше других. И поднял конницу в седла. Что вы думаете? Шквал, и точно, пронесся именно так. Половину пушек перевернуло, разбросало, орудийная прислуга разбежалась, ища хоть какого-то укрытия. Гарайла ворвался в проход буквально впритирочку к шквалу, не встретив никакого сопротивления, заклепал пушки, вышел на равнину, а уж там развернулся. Кампанию он выиграл, колдунец получил медаль и почетный жгут на левое плечо… Такое вот совпадение. Что тут сказать? Загадочные грузы, которых никто не видел и не представляет, куда они могли деваться… Марен и ливень — снова нет никаких серьезных доказательств, можно списать на совпадение. Факт у нас один-единственный: в какой-то момент работы по управлению климатом повсюду засекретили намертво. Возможно — только возможно! — начали работу над серьезными установками. Все остальное — лишь косвенные доказательства… Увы.
Элкон упрямо набычился:
— Все, что касается Крепости Королей, — исключительно косвенные доказательства. Но никто — и вы тоже, я уверен — не сомневается, что она существует и действует…
— По-моему, это другое, — сказал Сварог. — И, между прочим, доказательства отнюдь не косвенные: и неправильный климат, царящий столько тысячелетий, и снегопад могут иметь только одно объяснение, в отличие от этого марена, ливня и странных визитов кораблей с самолетами.
— И какие же объяснения вы видите, командир?
— Ну, скажем… — Сварог ненадолго задумался. — Скажем… Крепость Королей они строят в другом месте, а этот остров используют для отвода глаз. В рамках дезинформации.
— Что-то не складывается, — решительно возразил Элкон. — Для полного правдоподобия они навезли бы кучу строительной техники и пустых ящиков…
— Вот тут вы правы… — сказал Сварог.
— И еще. Тот загадочный «купол» Канилла отыскала как раз на острове Силайт. Правда, он называется у нас Митрайт, но это несущественно. Он на том же самом месте, сохранил прежние очертания… Снова совпадение?
Сварог вздохнул:
— Ох, Элкон, выучил я вас на свою голову. Умеете…
Он замолчал, повернулся к двери — распахнувшейся, с грохотом ударившейся об стену. Влетела Канилла — очаровательное личико прямо-таки сияет азартом, да что там, нешуточным возбуждением.
— Есть! — выпалила она. — Командир, есть! Есть он!
Сварог быстро шагнул вперед, взял ее за плечи и чувствительно встряхнул. Прикрикнул уставным голосом:
— Лейтенант Дегро! Доложите по всей форме!
Она медленно возвращалась в прежнее состояние дисциплинированного лейтенанта гвардии — но широкая улыбка с лица не исчезла. Уже спокойно сказала тоном человека, заслужившего свои пять минут триумфа, а то и побольше:
— Мой орбитал быстрее остальных. Им еще лететь минут пять, а он уже висит над островом Митрайт. Там тоже есть купол. Правда, диаметр побольше, чем в нашем мире, — около восьмидесяти лиг. Это, несомненно, «всплеск». Правда, нужно будет подобрать другое название: всплеск — это нечто быстрое, а он сохраняет стабильность… Основание диаметра точно так же упирается в остров. Орбитал получился великолепный. Записал чертову уйму информации о куполе… — Она сбилась с пафосного тона. — Вот только совершенно непонятно, что это за информация. Но ее много, достаточно для вдумчивого изучения. Сможет же кто-то в конце концов расшифровать, что это такое…
— Надеюсь, — сказал Сварог. — Благодарю за службу, обоих. Начальство в моем лице довольно… Ну, а теперь сидите тихо и не мешайте. Вы свое сделали, командование орбиталами на мне, а они вот-вот выйдут к острову…
Он уселся за крайний слева компьютер, и вовремя — почти сразу же пришло первое донесение от орбиталов. Сварог прямо-таки набросился на клавиатуру со всей экспрессией знаменитого пианиста — они порой (несколько раз видел по телевизору) ничем не отличаются от рокеров. Разница только в том, что рокер в причудливом наряде, а мастер рояля в смокинге. Оба, играя, выламываются, как могут, разве что в разных стилях. А вот шевелюры порой одинаково буйные…
Программу он, разумеется, кропотливо разработал заранее. Сначала орбиталы, рассредоточившись по двое над шестью островами, отмеченными Элконом, включили самое примитивное, что у них имелось на вооружении, — мощную оптику. Везде одна и та же картина: выстроенные аккуратным рядком солдатские палатки, по-над берегом ходят часовые. Скорее уж бродят: бравые на вид, подтянутые, отнюдь не зеленые первогодки — но к своим обязанностям относятся, как к докучливой повинности. Не могут не знать, что несколько лет их предшественники точно так же ходили дозором — и ничегошеньки не случилось. Подобные ситуации — уж Сварог-то знал — расхолаживают самого справного солдата…
Потом пошла в ход аппаратура посложнее. С каждым новым рапортом Сварог все больше мрачнел.
На островах нет зданий, которые нельзя было бы увидеть простым глазом (следовало перебрать все варианты, даже самые шалые, пусть даже здесь, точно известно, не умеют делать невидимыми ни людей, ни предметы). На островах нет тщательно упрятанных под землю искусственных сооружений. И под дном нешироких проливов таковых тоже нет. Не фиксируются радиосигналы, какие бы то ни было изменения магнитного поля, гравитационного, атмосферного давления, радиационного фона (он здесь на ничтожном уровне). Нет… Не фиксируется… Не отмечено… Самые обычные острова. Скучные небольшие клочки суши, кое-где поросшие кустарником и невысокими деревьями. В земле (и на дне проливов) нет ничего, созданного человеческими руками — слой суховатой земли шириной ладони в три, скальное основание, монолит без подземных полостей.
С какого-то времени он поймал себя на том, что слушает рапорт вполуха — потому что результаты идут сплошь отрицательные. А там, совсем скоро, рапорты прекратятся вовсе — программа почти выполнена, исследовано все, что можно. И никакого следа Крепости Королей.
Операция провалилась, не по его вине, но легче от этого не было. Все еще не желая сдаваться, он лихорадочно искал, что еще можно сделать. Пустить в ход хелльстадские штучки? Но Золотые Шмели окажутся бесполезны — их возможности ничем не превосходят возможности орбиталов. Перебросить сюда компьютеры Велордерана с парочкой Золотых Обезьянов? Но он не сможет сформулировать задачу, не сможет объяснить роботам, что именно им искать — а они не способны работать без четких формулировок и приказов. Маячит какая-то смутная мысль, но она, очень похоже, не имеет отношения к оказавшимся бесполезными орбиталам. Провал. Тупик.
Его бравые сподвижники тоже это уже понимают — старательно избегают встречаться с ним взглядами. Тем более что рапорты орбиталов прекратились, программа исчерпана полностью — а Сварог представления не имеет, какие поручения им еще дать.
Баста. Пора кончать, иначе будешь выглядеть вовсе уж жалко. Нельзя даже назвать это цепляньем за пресловутую соломинку — потому что и соломинки нет…
— Канилла, — сказал он, ни на кого не глядя. — Твой орбитал все сделал?
— Все, на что был способен, — ответила она голосом, уже напрочь лишенным азарта и триумфа. — Записал все характеристики и параметры «купола», какие только мог записать.
— Элкон, как вы считаете, вы в состоянии провести еще какой-то поиск?
— Я просто не представляю, какой еще поиск можно провести.
— Ну, в таком случае… — сказал Сварог тусклым голосом. — Как руководитель операции, приказываю: операции прекратить. Орбиталы вернуть сюда. Уходим на Нашу Сторону…
Официально это считалось очередным совещанием в узком кругу, на самом высшем уровне. На деле — ничего и отдаленно похожего. Совещания любого уровня собирают для того, чтобы обсудить что-то и принять соответствующее решение. Обсуждать было абсолютно нечего, соответственно, и никаких решений принято быть не могло. Просто-напросто пять человек сидели в томительном, тягостном, да что там, мучительном ожидании. И все прекрасно это понимали, но каждый, естественно, вслух об этом не говорил…
Голос профессора Марлока оставался ровным, невозмутимым, и нервозность выражалась только в том, что трубочкой он попыхивал чаще обычного. Впрочем, все здесь присутствующие владеть собой умели, и напряжение, в котором они пребывали, проявлялось как раз в таких вот мелочах: кто курил больше обычного, кто слишком часто менял позу…
— Автоматически возникает серьезная и любопытная загадка, — говорил Марлок. — Даже две. Первое: когда заработала Крепость Королей? Достоверно известно, что климат, каков он сегодня, стал таким сразу же после Шторма… но не могла же Багряная Звезда стать детонатором? Судя по тому, что Крепость исправно работала пять с половиной тысяч лет, она была полностью отлажена, готова к пуску… или уже запущена. Даже если допустить, что Багряная Звезда все же сыграла роль рубильника, установка была полностью готова к работе. Но вот за сколько времени до Шторма? Успела ли она произвести полное, глобальное изменение климата, или сделала это лишь частично? Второе. Что вызвало изменение — и существенное — положения оси вращения планеты? Конечно, о Крепости Королей нам ничего неизвестно, но мне плохо верится, что это сделала работа Крепости Королей. Установка, предназначенная исключительно для глобального изменения погоды, не смогла бы такое устроить. Тут нужно что-то другое, не менее масштабное… а быть может, и гораздо более масштабное. Мои специалисты проделали кое-какие расчеты — чистая теория, не подтвержденная практикой, конечно. Но все равно, есть сильные основания подозревать Багряную Звезду…
Загадки и впрямь были серьезными и любопытными — но сейчас не было смысла их обсуждать. Преспокойно можно было отложить, и надолго. Но все равно, Марлок поступил умно. Лучше слушать его с видом самого живого интереса, чем молча сидеть, понемногу заводя себя…
Он замолчал, но тягостного молчания не последовало — почти сразу же отозвалась Канилла:
— Мне вот думается… Даже если изменение оси — результат работ какой-то установки… Ну, скажем, они решили совместить изменения климата с изменением оси… Ось никак не могла принять новое положение резко — это вызвало бы глобальный катаклизм. Чистой воды теория, конечно, но мне представляется, что процесс был долгим, крайне долгим…
Молодец, девочка, подумал Сварог, быстро сообразила, что к чему, почему Марлок принялся разглагольствовать о совершенно бесполезных на данный момент вещах, и решила подыграть. Чтобы подыграть в свою очередь, он сказал:
— Все возможно. Даже если установка для изменения оси планеты все же была, ее мы никогда не искали. И о Шторме знаем слишком мало. Лейтенант Дегро, я думаю, права в одном: резкое изменение положения оси вызвало бы страшные катаклизмы. Какие именно, можно просчитать на компьютерных моделях, профессор?
— Безусловно, — сказал Марлок. — Это, конечно, работа не на час и даже не на день, но расчеты сделать можно с высочайшей степенью вероятности.
На какое-то время все же настало то самое нежеланное молчание, Сварог в который уж раз подмечал краешком глаза быстрые, якобы нечаянные взгляды…
Что поделать, если сейчас последней надеждой, последним шансом оставался как раз он. Никаких преувеличений, ни капли повышенного самомнения. Именно так и обстояло. И Технион, и Магистериум, тщательнейшим образом изучившие сделанные орбиталом Каниллы записи, оказались бессильны хотя бы приблизительно определить, что собой представляют «купола». Тогда Сварог перекинул записи Золотым Обезьянам. На сей раз ему без труда удалось подыскать точную конкретную формулировку, вполне приемлемую для роботов как руководство к действию. Особенно и голову ломать не пришлось. «Исследовать записи максимально скрупулезно, попытаться установить, что представляет собой данное излучение. По возможности установить его источник». Судя по тому, что Велордеран молчал уже более трех квадрансов, Золотые Обезьяны все еще работали. Окажись и они бессильными перед загадкой, так бы и доложили. Так что надежда не умерла…
Канилла посмотрела на профессора:
— Если моделировать возможный катаклизм…
И замолчала, уставясь на Сварога — как и все остальные. В кабинете Канцлера воцарилась мертвейшая тишина. Все смотрели на него прямо-таки с лютой надеждой — а он, услышав знакомое мелодичное курлыканье, прямо-таки вырвал из кармана «портсигар», золотой, с мастерской имитацией большого черного бриллианта на крышке. Служивший исключительно для связи с Хелльстадом, и там же, понятно, изготовленный. Его «главный» портсигар, здешнее изделие, для этого, естественно, не годился.
Сообщение Шестого было коротким, всего-то в нисколько строчек — но способно было перевесить гору ученых фолиантов в добрый ластас[14K2] весом. Было важнее любой ученой премудрости, важнее всего на свете…
Его прошила мгновенная слабость. Страшное напряжение покидало рассудок и тело…
Лица остальных озарились нешуточной радостью — ну да, экрана они видеть не могли, но, словно зеркала, отразили ту радость, облегчение, чуть ли не блаженство, которые, Сварог знал совершенно точно, появились сейчас на его лице. Канилла не выдержала, едва ли не выкрикнула:
— Ну? Командир!
— Все в порядке, — сказал Сварог севшим голосом. — Это просто великолепно…
Он оглядел кабинет, высмотрел местечко на стене, которое видно всем, зажег там большой экран и вывел сообщение Шестого на него.
Всего-то несколько строчек… «Излучение искусственного происхождения. Вероятность — 99,99 %. Характер излучения (дальше — три строчки цифр и неизвестных Сварогу символов, непонятно, к какой науке и относящихся). С момента фиксации и до настоящего момента излучение наличествует, не меняя интенсивности в ту или иную сторону. Источник излучения локализован: Заводь (две коротких строчки цифр и символов — на сей раз преотлично Сварогу знакомых по каталогу Заводей в компьютере Вентордерана). Вероятность — 99,99 %. Сообщение отправил Шестой».
И вновь молчание — но уже совершенно другое. Сварогу стало чуточку неловко — прежде ни Яна, ни Канилла так восхищенно никогда на него не смотрели. Хотя его заслуги тут не было ни малейшей — то заслуга Шестого, совершенно равнодушного к любым благодарностям и почестям, потому что робот попросту не понимает, что это такое…
— Значит, это у вас, командир… — прямо-таки завороженно прошептала Канилла.
— Выходит, у меня, — сказал Сварог, попытался улыбнуться, но не смог. — У меня дома. И попасть туда из Вентордерана не сложнее, чем выйти в коридор через эту дверь…
— Так вот оно что! — не сдерживая эмоций, рявкнул Марлок, словно сержант на полковом смотру. — Вот она в чем разгадка! Они умели проникать в Заводи… или только в эту конкретную Заводь. Там и построили Крепость… и она каким-то образом преспокойно излучает из Заводи… Ну да, разумеется! Вся эта масса грузов исчезала в Заводи, когда спутники-шпионы уходили достаточно далеко… Интересно, как им это удавалось?
— Ну, в том, что это удавалось, нет ничего удивительного, — усмехнулся Канцлер. — Слишком давно и слишком упорно и книжники, и молва твердят о людях, которым это удавалось. Помните доклад лорда Сварога о встрече со Стахором? Уж его матушка точно это умела… или ей помог кто-то умеющий.
— Сдается мне, тут потребовались не усилия одного человека, а какая-то аппаратура, — сказал Марлок. — Обеспечить переброску такого количества грузов… и, несомненно, строительной техники, множества рабочих… Ну, они умели многое, чего мы не умеем даже теперь — взять хотя бы корабли Дальнего Прыжка…
— А кто сказал, что необходима аппаратура? — вкрадчиво спросила Канилла. — Достаточно человека, который смог открыть и достаточно долго удерживать проход… скажем, не Дверь, а Ворота. А уж туда можно без всякой аппаратуры перетащить что угодно и сколько угодно…
— Ну, возможно вы и правы… — с необычной для него покладистостью в ученых дискуссиях согласился Марлок.
Он давно уже относился к Канилле со всей серьезностью и с явным уважением. Как порой бывает в подобных ситуациях, в голове у Сварога промелькнули совершенно неважные сейчас мысли. Если в прошлый раз справедливости ради «ручеек» получил имена и Каниллы и магистра Дальрета, то сейчас Канилла работала одна. Как это в науке принято, очень скоро в официальный оборот будут введены и «излучение Дегро», и «купол Дегро» — вот только, есть такое подозрение, ученым мужам придется долго ломать голову, к какой же из научных дисциплин эти термины приписать. Неплохо для девчонки двадцати с лишним лет, у которой за плечами всего-навсего два неполных курса Лицея. Ее теперь и «девчонкой»-то называть как-то не вполне уместно. Корифей Уртало поносом будет маяться от зависти… Что же, снова кровь дриад или просто светлая голова? В конце концов, превеликое множество ученых, и на Земле, и здесь были чистокровнейшими людьми. Иные, заложившие основы целых наук или сделавшие эпохальные открытия, были немногим старше Каниллы — взять хотя бы Эвариста Галуа на Земле и Кинара Дельвиуса на Таларе… Сумасбродка, проказница, шалунья. Научный талант, ум и доброта. Влюбился бы, не будь Яны…
— Автоматически возникают требующие решения вопросы, — задумчиво сказал профессор Марлок. — Принимаем за аксиому то, что в Заводи можно попасть и через компьютер Вентордерана, и непосредственно из нашего мира… впрочем, это было ясно уже тогда, когда на Ителе объявились очаровательные пиратки из Коргала… Если это не сбой аппаратуры, если действительно существует Некто, он попадает в Заводь с Талара, и, несомненно, без всякой аппаратуры…
— Как знать, — и тут не удержалась Канилла. — Если это белая магия, своеобразная «аппаратура» должна существовать. Скажем, некий талисман, нехитрый приборчик, чисто механический, вроде «семи цветных зеркалец», наконец, горшок с зельем…
— Возможно, — сказал Марлок. — Правда, я магией совершенно не занимался, мои интересы лежат в другой области…
— Я тоже, — мило улыбнулась ему Канилла. — Но вы ведь сами постоянно повторяете, что нужно учитывать все гипотезы? Если понимать под комплексным исследованием…
— Кани, профессор! — сказала Яна с явным нетерпением. — Вам не кажется, что сейчас не самое удачное время для ученых дискуссий? Коли уж Крепость Королей мы нашли, и туда очень просто попасть, нужно не разговаривать, а действовать. Кто-то из вас, уж не помню, кто, говорил, что Некто для нас даже предпочтительнее, чем сбой. А если все-таки сбой? И в любую секунду может произойти новый, гораздо опаснее…
Диспутанты смущенно умолкли. Сварог сказал уверенно:
— Действовать придется мне, потому что, уж простите, никто другой в данной ситуации не сможет ничего сделать. Я немедленно полечу в Вентордеран, открою Дверь в ту Заводь и выпущу туда тучу Золотых Шмелей. Они у меня в таких случаях всегда работали исправнейше. Конечно, все зависит от размеров Заводи, но все равно, это отнимет не дни, а часы — Шмелей у меня преизрядное количество, я давно уже сделал на всякий случай несколько сотен в дополнение к уже имевшимся. Ну, а далее — по обстоятельствам…
Он встал. И тут же слаженно скрипнули отодвинутые кресла. Они все встали — Яна и Канцлер, Канилла и Марлок. Судя по их лицам, они были твердо намерены сопровождать Сварога, устраивает его это или нет. Ну что же, почему бы и нет? Там нет ничего, что следовало бы от кого-то из них скрывать…
…Значит, вот так, думал он, глядя перед собой — на переднем сиденье мчавшегося на предельной скорости большого браганта. Заводи. Тридцать две в его компьютере — но могут быть и другие. Установить это, вполне возможно, могли Золотые Обезьяны, но Сварог этим никогда не озабочивался. Заводи не то что не интересовали его совершенно — но всегда подворачивались гораздо более важные дела, и не было времени на пустое, в общем, любопытство. Он побывал пока что только в двух, и всякий раз по суровой необходимости — спасал Яну, по юной глупости ринувшуюся на неведомые дорожки, а потом отправился разделаться с Безумным Зодчим. Ну, был еще третий раз, но опять-таки не по собственному хотению — его тогда утащили в Коргал речные амазонки очаровательной царицы Грайне.
Точно так же всегда вели себя Канцлер, Марлок и другие ученые мужи. Канцлер — государственный деятель и все на свете рассматривает с присущей таковому точки зрения. От Заводей Империи никогда не было ни пользы, ни вреда, их нельзя было приспособить для каких-то государственных нужд — а посему Канцлера они не интересовали вовсе. Марлок, наоборот, одержим яростной жаждой познания, но ему хватает забот на своем нынешнем посту. Нужно еще непременно добавить: при том прямо-таки лютом малолюдстве ученых, каковое, увы, имеет место быть в Империи, нет возможности оторвать от дел хотя бы десяток. После того как Сварог стал королем Хелльстада, трижды находились молодые горячие энтузиасты, просившие разрешить им то, что на Земле назвали бы самодеятельной экспедицией — но всякий раз мечты безжалостно рубили на корню на уровне даже не сектора — отдела. И говорили, в общем, резонно: отпуска у энтузиастов никогда не совпадают так, чтобы собрать хотя бы небольшую группу. А в одиночку соваться туда все же рискованно (в чем «ретроградов» и «консерваторов» неизменно поддерживал Сварог, прекрасно помнивший печальный прецедент с Яной, остававшейся в живых исключительно благодаря тому, что он прихватил с собой Доран-ан-Тег. Разумеется, он никому об этом прецеденте не рассказывал, но всякий раз с иезуитским коварством придумывал другие, выглядевшие вескими и убедительными аргументы).
Но теперь… Теперь, похоже, положение меняется. Он стал об этом подумывать еще после схватки с Безумным Зодчим, а сейчас окончательно укрепился в убеждении: говоря суконным канцелярским языком, необходимо провести полную инвентаризацию Заводей. Выяснить, существуют ли другие, а уже имеющиеся под рукой обследовать со всем тщанием. Изготовить еще несколько сотен Золотых Шмелей и Золотых Щук для изучения тамошних рек и водоемов — да хоть тысячу, ресурс у его завода неограниченный. И запустить эту летающую и плавающую ораву во все Заводи одновременно. Много времени это не отнимет, а ему самому не придется ничего делать — руководить операцией прекрасно сможет тот же Мяус, а результаты в хорошем темпе обработают Золотые Обезьяны. И у Шмелей, и у Щук есть, как выяснилось, один существенный недостаток: они не способны определить наличие либо отсутствие какой бы то ни было магии, колдунов, ведьм, ведуний и прочих персонажей, владеющих определенными умениями, что белыми, что черными. Но и это — невеликое препятствие. Всего-то мобилизовать на денек (или на недельку, если Заводь большая) с полсотни людей, которые на это как раз способны — его сотрудники из восьмого департамента и боевые монахи из Братств. В отличие от Хелльстада, во всех трех Заводях, где ему довелось побывать, лары не теряют своих способностей. Пожалуй, и старуху Грельфи стоит привлечь — она в последнее время жалуется на некоторый застой в делах, откровенно скучает, уже спрашивала пару раз, не найдется ли у него какой работенки. Помчится с радостью. Это не подъем на Эверест и не путешествие по джунглям. Грельфи любит порой из своеобразного кокетства прикидываться дряхлой немощью, но на самом деле иному молодому сто очков даст — ее к тому же с самого начала службы у Яны регулярно снабжают великолепными лекарствами врачи из имперской «кремлевки», так что Грельфи в отличной форме. (Сварог в свое время предлагал ей Фалареновский эликсир долголетия, но она, не особенно и раздумывая, категорически отказалась, заявив, что предпочитает прожить ровно столько, сколько ей творец отмерил. «Вот когда я была молодая и глупая, с ветром в голове и свербежом промеж ног, наверняка бы с визгом согласилась, хоть на целый ковшик, — сказала она тогда. — А теперь уж извини, светлый король, на многое по-другому смотрю…»)
Можно, кстати, ангажировать и Яну — она умеет с помощью Древнего Ветра примерно определять размеры Заводей. Согласится с визгом, как и Грельфи. Итак, решено. Если только удастся отыскать и занять Крепость Королей — следует незамедлительно заняться инвентаризацией Заводей. Благо каких-либо других серьезных дел, опасных угроз, к счастью, не наблюдается.
…Они стояли в ряд, все пятеро, плечом к плечу, по колено в высокой, ярко-зеленой траве. Там и сям поднимались едва ли не в рост человека кусты обыкновенного крушатника, во множестве произраставшего на Таларе — похожи на опрокинутый конус, ветки покрыты мелкими толстыми листиками, цветы большие, бело-желтые, красивые. И густой лес впереди — прекрасно знакомые таларские деревья, клены и сосны. Ну да, эта Заводь была копией кусочка таларской земли — ну, а почему так получилось, кто сейчас скажет?
Стояло полное безветрие, низко над лесом повисло заходящее солнце — эта Заводь была из тех, где есть и солнце, повторяющее тот же путь по небу, что и на Таларе, и те же звезды. Тишина окружала такая, что в ушах чуточку позванивало.
Над их головами, совсем низко, пролетали тремя вереницами Золотые Шмели — Заводь оказалась совсем небольшой, что Яна сразу определила, но уже после того, как Сварог, считая, что кашу маслом не испортишь, запустил в полет целую армаду, оказавшуюся на три четверти ненужной.
Впрочем, он сейчас, в отличие от остальных, ничего не видел вокруг — только пару минут осматривался, а потом переключился и стал видеть только то, что видели те или иные Шмели. Сначала это не принесло ровным счетом ничего неприятного, но вот потом… И ничего не поделаешь, придется смотреть в оба — точнее, в десятки глаз Шмелей. Противно чуточку, но он и не такое видывал…
Кончилось, наконец, к его нешуточному облегчению. Он вернул себе обычное зрение, сунул в рот сигарету. Возвращались последние Шмели, и скоро их в небе над головой не осталось совсем.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Яна. — То, что здесь нет ни магии, ни живой нечисти, я и сама уже знаю. И никаких зверей, вообще живых существ, это-то я тоже определила…
— Ну, если ради въедливой точности, как любит выражаться профессор Марлок… — усмехнулся Сварог. — Вношу поправку. Живые существа здесь все же есть. Исключительно насекомые, и немало. Цветы здесь не росли бы, не будь насекомых — крушатник опыляют пчелы, я где-то слышал…
— Я видела насекомых, — сказала Яна. — Просто как-то их не внесла в понятие «живые существа» — насекомые и насекомые… Ну? Рассказывай!
— Ну что же, подробно и обстоятельно… — сказал Сварог. — Мы сейчас пребываем на острове Силайт, он же Митрайт… но это на Таларе. Уж если быть педантом, то мы сейчас, пожалуй, находимся на доштормовом Таларе, который тогда именовался Котайр. Так что, я думаю, следует использовать тогдашние названия. Мы на Силайте…
Яна очаровательно улыбнулась:
— Я тебя умоляю, не будь занудой!
— Это я, наверное, от волнения, — сказал Сварог. — Хорошо, голая конкретика… Дверь ведет прямо на Силайт — ну, логично, именно сюда шел главный поток грузов, хотя и остальным кое-что досталось, но об этом потом… Заводь имеет форму неправильного круга диаметром примерно двадцать лиг — шесть островов с небольшим районом прилегающего моря. Пять совершенно лысые, как мой латеранский церемониймейстер, практически сплошь покрыты серебристо-серыми металлическими плитами с множеством металлических остроконечных стержней длиной с локоть. Есть все основания думать, что это антенны излучателей. Все пять соединены пролегающими по дну проливов кабелями. А те — с подземным ядерным реактором на другом конце острова. Он исправно работает до сих пор — ну, то же самое неразгаданное пока долголетие доштормовых механизмов и приборов, на «Рагнароке» у меня тоже все исправно работает, от лампочек до реактора.
Рядом со входом в помещение реактора — красивый такой, аккуратный домик, судя по его обстановке, рассчитанный на пять человек. Надо полагать, такова и была дежурная смена. Не вижу ничего удивительного в столь малом количестве людей — наверняка здесь все предельно автоматизировано и компьютеризовано, наверняка есть и электронный мозг. Уж если так обстояло с «Рагнароком», рядовой субмариной — конечно, чуточку отличавшейся вооружением… Даже сопляк-гардемарин может им управлять голосовыми командами. Ну, а уж такие объекты наверняка оснащены по последнему слову техники. Пять с половиной тысяч лет Крепость Королей и ее реактор работают в автоматическом режиме, без малейшего участия человека… Теперь о главном, о самой Крепости. Выглядит она не так уж и внушительно: примерно в лиге отсюда стоит купол в виде срезанной верхушки огромного шара. Высота — девять уардов, диаметр — одиннадцать. Подземных этажей нет. Видимо, этого было вполне достаточно, чтобы разместить всю нужную аппаратуру и пульты управления. Купол опоясывают два ряда окон, точнее, стекол с односторонней прозрачностью. Окна того же цвета, что и купол, — светло-синие. Что чертовски интересно — и купол, и дверь — как и вход в реакторную — как и окна — полностью покрыт частой решеткой с размером ячеек квартун на квартун.[14K3] Все имеющиеся здесь строения покрыты такой же решеткой. Шмели сделали анализ — это серебро. Ничего не могу пока что утверждать точно, но у меня впечатление, что это стандартная защита от черной магии и нечисти.
— Даже так… — присвистнул Марлок.
— Не удивлюсь, если так, — сказал Сварог. — Императрица, когда была на Той Стороне, столкнулась с чем-то безусловно черным — разумным, хищным, злобным. Была у них до Шторма и черная магия, и какая-то нечисть… Рядом с куполом — три домика. В одном — кухня, столовая и продуктовый склад, три комнаты, где они отдыхали и развлекались. Развлекались, судя по всему, исключительно культурно: видео с большой коллекцией фильмов, тремби,[14K4] кенитек и тому подобное, всевозможные настольные игры, карты. Ничего, что свидетельствовало бы о присутствии женщин, пусть даже… кратковременном. Дисциплина, насколько можно судить, стояла строгая: винный подвальчик был закрыт на кодовый замок, так что, скорее всего, алкоголь им повар выдавал крайне скупо. Тут же — домик на четверых. Причем один из них — несомненно, повар. Да, они все до одного были военными… или просто носили военные звания, как в таких проектах порой бывает. Никакой штатской одежды — только военная форма. Рядом — довольно комфортабельная гостиница на пятнадцать номеров: для высокопоставленных визитеров и всяких комиссий, тут и гадать нечего, в Империи таких тоже немало…
— Четверо минус повар… — задумчиво сказал Канцлер. — Значит, с Крепостью управлялись всего три человека… Вы правы, крайне высокий уровень техники… Ведь возможно даже, что и у реактора, и в Крепости они дежурили не все одновременно… Да, во многом мы их превосходим, но в чем-то они нас — Крепость Королей, корабли Дальнего Прыжка… Вы очень подробно описали жилые дома и тот, где кухня, столовая, маленький развлекательный центр. Но что до реактора и Крепости — рассказали исключительно о внешнем виде. В чем тут хитрушка? Ваши Шмели не смогли туда проникнуть?
— Вот именно, — сказал Сварог. — Двери и в реакторную, и в Крепость закрыты — может быть, еще и заперты. Шмели попросту не умеют ни высаживать двери, ни видеть сквозь стены. Летающих аппаратов, которые умели бы это делать, у меня нет вообще. А вот во все дома двери стояли нараспашку, да и внутри все — настежь. Так что Шмели смогли все подробно осмотреть.
— Вы говорили, что винный подвальчик был заперт. Раз они определили, что это именно он, дверь и там была открыта?
— Да, — сказал Сварог, справившись с застрявшим в горле комком — с таким он столкнулся впервые. — Если подробно и обстоятельно. Чтобы осмотреть острова и сооружения, Шмелям хватило бы и квадранса. Но когда я увидел скелеты, велел им обстоятельно все изучить, они полчаса возились… Финал получился крайне трагическим. Судя по всему, они здесь дежурили, когда грянул Шторм — их попросту отрезало от внешнего мира. Видимо, аппаратуры для выхода туда у них не было, иначе они обязательно ушли бы. Их отрезало. Та же запертая снаружи тюремная камера, только громадная. Кладовая с продуктами опустошена полностью. Они ели даже специи и соль. Воды было сколько угодно, но в пищу здесь можно употреблять только насекомых, траву и листья. Были какие-то конфликты. У одного дыра от пули в голове, у другого — в лопатке. Третий так и лежит с пистолетом у виска — не сомневаюсь, застрелился сам. Пистолет у них явно был только один, Шмели нашли в одной из комнат распахнутый сейф, там еще осталось полкоробки патронов. Видимо, он был начальником… — он поколебался, но продолжал. — Двоих они съели. В кухне разрозненные кости именно что двух, — он печально покривил губы. — Все было в полной исправности. Что случилось потом, не могу определить толком. Вполне возможно, они дрались, пытались друг друга… — он все же не стал вдаваться в жуткие подробности. — Четыре скелета валяются по всему острову. Их положение… — он решительно махнул рукой. — И хватит. По-моему, нет никакого смысла реконструировать события полностью. Достаточно и того, что я видел.
— Да уж… — пробормотал профессор Марлок.
— Ужас какой… — прошептала побледневшая Канилла.
Яна молчала, но лицо у нее застыло. Солнце опустилось за лес, от деревьев и кустов уже не тянулись длинные тени, но было еще довольно светло. У ближайшего куста на одной ноте жужжала над цветком пчела, равнодушная к окружающему миру.
— Крепость далеко отсюда? — хладнокровно спросил Канцлер.
Лицо у него было бесстрастное, невозмутимое, ни тени каких бы то ни было эмоций на нем не отражалось — одним словом, именно таким и следует быть лицу Канцлера Империи при исполнении им служебных обязанностей…
— Примерно в полулиге, — сказал Сварог. — Ее явно строили поближе к берегу, чтобы удобнее было все возить…
— Пойдемте, пока не стемнело? — Канцлер пробежался пальцами по трем футлярам на поясе, наконец вынул торч. Распорядился спокойно: — Пусть кто-нибудь держит наготове парализатор, а кто-то шаур. Нельзя исключать, что Некто засел в Крепости. Что он такое, мы не знаем, а потому следует держать в готовности все виды оружия. Лорд Сварог?
Привычно отстегнув кнопку, Сварог достал Доран-ан-Тег. Криво усмехнулся:
— Сойдет против многого…
— Хорошо, — кивнул Канцлер, как-то незаметно взявший на себя командование. — Идите на несколько шагов впереди. Мы с Марлоком следом, я держусь правее вас, Марлок — левее. Ваше величество, лейтенант Дегро, вы идете за нами в том же порядке. Если что-то начнется, не торопитесь бить на поражение. Если Некто есть, мне чертовски хотелось бы взять его живым.
— За меня не беспокойтесь, — быстро сказала Яна. — Древний Ветер меня от всего убережет.
— Это прекрасно, — сказал Канцлер, не оборачиваясь. — Вперед!
Они двинулись по негустому лесу, проламываясь через высокие папоротники. Вот это было Сварогу насквозь знакомо, он оказался в своей стихии — бесшумно и осторожно перемещался по незнакомому месту с оружием наизготовку, не зная, будет ли противник, а если будет, что он собой представляет. Моментально проснулись прежние рефлексы, в свое время старательно вбитые инструкторами, прежние навыки.
— Какая встреча, лорд Сварог! — мелодичный женский голос справа.
Он не вздрогнул и уж тем более не шарахнулся — моментально развернулся в ту сторону, подняв машинально левую руку ладонью вверх. Как ни удивительно, остальные каким-то чутьем поняли его жест и замерли. И тут же Яна вскрикнула по-русски:
— Это ведьма!
— Сам знаю, — не поворачиваясь к ней, ответил Сварог на том же наречии.
Это была Марута, никаких сомнений — в сиреневом льняном платье до пят с черной вышивкой на рукавах и груди, тщательно расчесанные темные волосы красиво разметались по плечам, зеленые глаза смотрят без малейшей враждебности, лукаво, весело. Очаровательная, пленительная… единственная в этом мире женщина, которую он поклялся убить, если встретит еще раз.
Прежде всего, он нешуточно удивился: она здесь? Потом подумал; а если она и есть Некто? Вполне можно допустить, что иные ведьмы умеют проникать в Заводи, что-то он такое читал в одной из книг мэтра Анраха… А если Крепость управляется столь же легко, как «Рагнарок», вовсе не обязательно быть ведьмой, чтобы устроить снегопад…
Марута улыбалась дружелюбно, прямо-таки чарующе:
— Ты прямо-таки остолбенел от удивления. Зря. Если вспомнить…
Сварог метнул топор. Туманный диск с ярко-алым пояском по кромке рванулся вперед молниеносно и неотвратимо, как встарь, она ничего не успела понять, на губах так и осталась улыбка…
Сзади послышался придушенный девичий вскрик, но Сварог не узнал голоса. Отрубленная голова взлетела вверх, роскошные темные волосы разметались…
Но крови не было! И обезглавленное тело как ни в чем не бывало стояло в прежней позе! Правая рука взлетела (широкий рукав упал пониже локтя), Марута поймала на лету свою отрубленную голову и насадила ее на обрубок шеи как-то небрежно, словно пьяный нахлобучивал шляпу. Вот теперь ее прекрасное лицо исказилось лютой злобой, в голосе преобладали шипящие нотки:
— Вот так? Ну, подыхайте…
Идиот!!! Болван беспамятный!!!
Марута резко присела, вернее, словно бы просела, становясь ниже ростом, шире, сиреневое платье становилось белоснежно-белым, цвета смерти, глаза полыхнули нелюдским светом, вместо человеческих слов рванулось громкое змеиное шипение, тело выгнулось, все более теряя сходство с человеческим, меняясь, теперь она больше походила на вставшую на хвост толстую змею… на человека, быстро превращавшегося в змею…
Но Сварог уже выпустил древко прилетевшего в руку топора, выхватил шаур — и вереница серебряных звездочек метнулась к монстру. Над лесом пронесся и утих пронзительный, едва не рвавший барабанные перепонки визг. Когда тело упало в высокую траву, это снова была Марута, остекленевшими глазами смотревшая в небо, раскинувшая руки, из доброй дюжины ран на груди и животе поднимались тоненькие струйки черного дыма, быстро таявшего.
Сварог перевел дух. Болван беспамятный! Ведь говорила же старуха Грельфи, что Маруту можно убить только серебром! Это следовало вбить в память намертво — потому что речь шла о человеке, о котором ты не собирался забывать и хотел убить при новой встрече.
Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается…
Вкладывая шаур в футляр и поднимая топор, он с радостью отметил, что руки нисколечко не дрожат — ладно, бывали мы в переделках и похуже… Оглянулся. Канцлер оставался бесстрастным, Яна — почти спокойной, бледная Канилла с глазищами на пол-лица отчаянно пыталась взять себя в руки — а вот профессор Марлок застыл, как соляной столб, уронил руки, обронив в траву парализатор, форменным образом разинув рот до отведенных природой пределов. Ученый муж, если и не корифей науки, то близко к тому, явно впервые в жизни столкнулся с нечистью, да еще в таких обстоятельствах. Лучшее лекарство в таких случаях…
Но Канцлер его опередил, быстро шагнув к профессору, влепил ему две оглушительных оплеухи, справа-слева, рявкнул:
— Возьмите себя в руки, Марлок! Мужчина вы или нет? — повернулся к Сварогу, кивнул на Маруту (струйки дыма стали прозрачнее, словно акварель растворялась в воде). — С ней покончено?
— Раз и навсегда, — сказал Сварог.
Марлок понемногу возвращался в прежнее состояние. Оторопело потряс головой:
— Первый раз в жизни…
— Привыкайте, — сказал Канцлер без тени улыбки. — Кто знает, может и не последний… — оглядел девушек: — Ну вот, лейтенант Дегро взяла себя в руки гораздо быстрее, а ее величество, рад видеть, — он чуть склонил голову, — и вовсе не поддалась ни панике, ни страху…
— Подумаешь… — сказала Канилла все же чуточку дрогнувшим голосом. — Бывала в переделках… — и честно добавила: — Конечно, те были гораздо легче…
— Ты тоже узнал, кто она? — спросила Яна, глядя на Сварога с непонятным выражением.
— Да нет, — криво усмехнулся Сварог. — Это моя старая знакомая, я ей однажды даже спас жизнь — новичком тут был, многого не знал… Потом как-нибудь расскажу.
Марлок, уже окончательно пришедший в себя, выпалил азартно, обращаясь ко всем сразу:
— Как вы полагаете, это и есть Некто?
Канцлер скупо улыбнулся:
— Профессор, я вижу, вы полностью пришли в себя, коли уж затеваете ученый диспут… Скоро начнет темнеть. Пойдемте? Тем же порядком, вперед!
Вскоре они вышли на небольшую полянку, где в высокой траве лежал ничком скелет — костяшки пальцев так и держат которое тысячелетие у виска пистолет, казавшийся новехоньким, словно только вчера покинул завод. Бросив взгляд назад, Сварог убедился, что все остальные, включая девушек, проходят мимо равнодушно, будто миновали придорожный камень. Ну конечно, после встречи с Марутой самый обыкновенный скелет ни малейших эмоций не вызывает…
А там впереди показался светло-синий купол, покрытый серебряной решеткой, выглядевший так, словно его закончили возводить вчера. Скорее всего, окружающие деревья (если только они тут росли тогда) вырубили далеко вокруг для удобства строителей — но сейчас лес подступал вплотную, так что иные ветви касались купола. Справа меж деревьями виднелись те самые домики.
Они подошли вплотную к двери — высокой, с полукруглым верхом и крылечком в три ступеньки. Сварог коснулся чехла Доран-ан-Тега. Топор он взял исключительно на случай, если внутрь придется прорубаться в прямом смысле слова. Шмели не усмотрели ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего кодовый замок, — но предусмотреть следовало все. Скажем, незаметное снаружи устройство, реагирующее на голосовой пароль — но не на конкретный голос, смены ведь постоянно менялись. Если бы дверь их не впустила, оставалось одно — рубить. Конечно, не в нижнем ярусе без окон — есть риск нечаянно врубиться в какой-нибудь важный агрегат, примыкающий к стене. Нужно аккуратно «выстеклить» одно из окон второго или третьего яруса, посмотреть, что за ним, и уж потом проделать импровизированную дверь. Из них пятерых летать умеет только Яна — но, учитывая, с какой легкостью Доран-ан-Тег сокрушает любые препятствия, ей это будет не труднее, чем разрезать острым ножом свежевыпеченный торт. Ну, а потом она их туда по очереди и переправит — взяв за руку и взлетев. Сварог уже летал с ней так несколько раз, и незаметно было, что ей приходится прилагать хоть какие-то усилия, он словно терял вес.
Медленно-медленно протянув руку, Сварог коснулся кончиками пальцев круглой ручки — и его не треснуло током, и сирена не взвыла, вообще ничего не произошло. Потянул ручку на себя, но дверь не поддалась. Попытался повернуть ручку влево — не поддавалась. Повернул вправо — и она легко поддалась. Когда дошла до некоего упора, потянул на себя, держа наготове торч, — и дверь распахнулась так легко, словно была картонной — хотя толщиной, как обнаружилось, пальца в три.
Мгновением позже под потолком вспыхнул рядок полушарий-плафонов, ярко осветив короткий коридор, заканчивавшийся такой же дверью, с такой же ручкой. Автоматика, ага. Ну что же, как гласит старая китайская пословица — если вымочил туфли, нужно идти вброд… И Сварог шагнул через невысокий, чисто символический порожек.
И ничего не произошло. Коридор был довольно широким, но они, не сговариваясь, двинулись ко второй двери волчьей вереницей. И эта дверь столь же легко поддалась, стоило повернуть ручку вправо. Похоже, никаких систем безопасности тут не имелось, хозяева вполне полагались на внешнюю охрану — как и Сварог бы на их месте…
Неширокий проход вел в круглый зал. Собственно, столь пышного названия помещение не заслуживало — всего-то круглая площадка диаметром уарда в три, за ней — такой же проход к такой же двери. Со всех сторон к площадке и к проходам подступали странные панели от пола до потолка, крайне напоминавшие пчелиные соты — матово-белые, сплошь покрытые шестиугольными ячейками. Разве что они, в отличие от сот, разделены сверху донизу на квадраты со стороной примерно в пол-уарда. Вполне возможно, блоки, которые при нужде можно заменять. Правда, не видно ничего похожего на стремянки, но кто знает, как они тут управлялись…
В каждом ряду ячеек светились разноцветные огоньки, расположенные без всякой системы, с самыми разными интервалами. Одни горели ровно, другие размеренно мигали.
Ничего интересного здесь, в общем, не усматривалось, и они той же вереницей двинулись к двери. За ней обнаружилась лестница ступенек в десять — и очередная дверь. За ней — помещеньице такого же диаметра, с такими же проходами. Разве что здешняя аппаратура — а что же это еще? — выглядела совершенно иначе: два широких полукруга высотой человеку по пояс, и над ними — два ряда окон. Полукруги — приятного светло-зеленого цвета, точно так же и по торцам, и по горизонтальной поверхности расчерченные такими же линиями на квадраты того же размера. На поверхности иных — опять-таки разбросаны без всякой системы, светились широкие и короткие разноцветные полоски. Все как и с лампочками — одни горели ровно, другие мигали размеренно. Снова ничего интересного.
А вот третье помещение, в которое они поднялись… Вот это действительно зал, на три четверти занятый по стенам чертовски интересной машинерией — глаза разбегались. Окон гораздо меньше (как и зафиксировали Шмели), меж ними что-то крайне напоминавшее большие экраны (правда, ни один не горел). И пульты, пульты, пульты с превеликим множеством клавиш, кнопок (все снабжены либо шифрами, либо непонятными значками), рычажков разнообразной формы, выходящих из длинных прорезей, загадочными разноцветными спиралями, горизонтальными, до половины утопленными в пульты, кругами, разделенными на разноцветные сектора, вовсе уж таинственными штучками наподобие ажурных ракушек, покрытых россыпью отверстий полу-дисков, — разнообразие такое, что глаза разбегаются и всякое любопытство отшибает.
Ага. На полу, вдоль пультов, матово поблескивает полоса шириной в ладонь, вроде бы металлическая, и на ней возле одного из пультов стоит удобное, на вид мягкое кресло, обтянутое, такое впечатление, коричневой кожей. На широких подлокотниках — по две синих кнопки. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: кресло ездит по этой полосе вдоль пультов. В центре зала — такое же, но на подлокотниках по одной кнопке, и никакой полосы на полу нет.
Скорее всего, вертящееся. Получается, что за пультами сидел один-единственный человек — а второй, возможно, появлялся лишь изредка, осуществлял, говоря языком бюрократов, общее руководство. Ну, ничего удивительного, в точности, как на «Рагнароке», где достаточно было одного человека, чтобы управлять субмариной.
Все пульты казались мертвыми. Признаки жизни подавал только один, крайний справа, к которому Сварог и подошел. Там горели ровно, размеренно мигали, вспыхивали и гасли разноцветные огни, и точно так же вели себя иные сектора кругов, несколько цветных полосок то неторопливо сокращались в размерах, то вновь вырастали до прежней длины, одни — снизу вверх, другие — сверху вниз. И еще неторопливо вращались круги из цветных огоньков, мигали разноцветные зигзаги… Над пультом прикреплена табличка цвета бронзы, и на ней алфавитом, неизвестным на Таларе, но хорошо знакомым по Саваджо, выгравированы слова: «Автоматический режим». Сварог двинулся вдоль пультов, читая другие таблички: «Координаты», «Атмосферные осадки» (как раз напротив этого пульта стоит кресло), «Атмосферные явления». Яна и Марлок шли за ним. Они разминулись с идущими навстречу Канцлером и Каниллой. «Параметры», «Информаторий», «Температуры», «Ветры»… Солидно поставлено дело, ничего не скажешь.
Стоп! Спохватившись, он вернулся к пульту «Атмосферные осадки», у которого стояло кресло. Следовало заметить сразу, но он увлекся чтением табличек и ничего другого, кроме них, не видел…
Нечто, показавшееся здесь откровенно чужеродным. Ладонях в трех над пультом чем-то острым процарапан странный знак высотой с ладонь: вертикальная черта, увенчанная кругом, разделенным на восемь частей, слева, на высоте трети — несомненная запятая, обращенная вниз, справа на высоте двух третей — точно такая же. Сразу же вспомнился Шерлок Холмс: «На стене человек инстинктивно пишет на уровне своих глаз». Если это утверждение великого сыщика верно всегда и везде, оставивший знак был примерно на полголовы ниже Сварога. Сварог потер загадочный иероглиф ладонью, поднял ее к глазам. На ладони осталась полоса светло-коричневых пылинок — тот цвет, в который выкрашены стены. Можно предполагать, что это сделано совсем недавно — вряд ли оно имеет что-то общее с поразительной долговечностью доштормовой аппаратуры. Да и кто бы в здравом уме позволил себе царапать стены в аппаратной серьезнейшего и секретнейшего объекта?
Все остальные стояли по бокам от него и позади, разглядывая загадочный знак.
— Может, это они? — предположила Канилла. — Когда окончательно рехнулись от голода?
Канцлер почти сразу же ответил:
— Если бы они рехнулись и начали тут все ломать и портить, несомненно, наломали бы гораздо больше. Все остальное, абсолютно все целехонько… У меня этот знак ни с чем виденным прежде не ассоциируется. Может, кто-нибудь из присутствующих? Мы ведь все умеем извлекать нечто однажды виденное из самых глубин памяти…
Наступило молчание — все добросовестно пытались проделать упомянутую Канцлером процедуру — разумеется, и Сварог в том числе. Давно прошло необходимое для этого время, но никто не произнес ни слова.
— Значит, никто такого знака прежде не видел… — резюмировал Канцлер. — Похоже, Некто все же есть…
— Но зачем же он так? — недоуменно спросила Канилла. — Если бы он ушел, не испортив стену, никто и не догадался бы, что он тут был.
— Ну кто же знает, что у него в голове, — сказал Канцлер. — Главное, все за то, что он — есть… Лорд Сварог, как вы думаете, могла быть этим Некто ваша… старая знакомая?
— Уверен, что нет, — не раздумывая, сказал Сварог. — Она ни за что не подошла бы близко к серебру. Ее и убить-то можно было только серебром, вы все видели… Коли уж выдвигать скороспелые версии, сообщницей она вполне могла оказаться. Скажем, Некто знал, где Крепость, и способен был ею управлять, а она умела открывать проход в Заводь, чего он сам не умел… Зачем-то же она здесь отиралась?
— Убедительно… — протянул Канцлер. — Какие-либо другие версии мне как-то и в голову не приходят. Действительно, если она не могла войти в Крепость, зачем здесь отиралась? Возможно, он собирался прийти снова в самом скором времени, и она, так сказать, заняла свой пост… У кого-нибудь есть другие версии? Любые, самые безумные. Сейчас все годится, потому что ни одной версии нельзя пока что убедительно доказать… — он выждал с полминуты. — Судя по общему молчанию, ни у кого версий нет… Лорд Сварог, вы можете вмиг научиться управлять Крепостью? Как это у вас водится, наложив руки на пульт? С «Рагнароком» у вас прекрасно получилось…
— Вполне возможно, — подумав, сказал Сварог. — А какой смысл? К чему? Одного знания мало, нужно еще долго и старательно изучать память компьютеров. С «Рагнароком» было гораздо проще — это не более чем субмарина, ошибки в управлении ничем особенно страшным не грозили бы. Но с этой установкой я категорически отказываюсь экспериментировать. Любая ошибка может вызвать последствия, о которых и подумать жутко… Категорически не берусь.
— Помилуйте, кто же вас принуждает? — пожал плечами Канцлер. — Я и сам воспротивился бы любым экспериментам. Мне просто хотелось знать, способны ли вы… Можно вас на два слова?
Он взял Сварога за локоть и повел его на лестницу. Сварог шел, не противясь.
— Собственно, можно было и не держать наш разговор в тайне от остальных, — тихо, почти шепотом сказал Канцлер. — Но дело потребуется только от вас. Вы ведь понимаете, что нужно как можно быстрее организовать надежнейшую охрану Крепости? Он может и вернуться… Что это вы тихонечко вздохнули?
— Вы совершенно правы, — сказал Сварог. — Но я представил, сколько времени и сил это отнимет… Нужно лететь туда, — он показал пальцем, на потолок, — отобрать нужное количество людей — но сначала это количество рассчитать — разработать расписание караулов, точное местонахождение постов, организовать…
— Не спешите, — мягко прервал его Канцлер. — Почему вы решили, что я намерен поручить это людям? Проще, надежнее и быстрее получится, если использовать ваше хелльстадское воинство. Скажем, тех летучих созданий цвета золота? Одни как две капли воды похожи на филинов, другой крайне напоминает дракона со старинных рисунков. Без сомнения, они чем-то вооружены…
Сварог постарался придать лицу как можно более безразличное выражение, но удивлен был не на шутку. Канцлер, мастер преподносить неожиданные и разнообразные сюрпризы, никак не должен был знать о Золотых Филинах и Золотом Драконе. Он знал, что у Сварога есть некое оружие, но представления не имел о его облике. Ни Яна, ни Элкон ни за что ему не проговорились бы, а больше никто за пределами Хелльстада и не знал… Да нет, был еще один человек… Неужели Канцлеру удалось отыскать и зацапать того сбежавшего ронина? Нет, что-то тут не складывается…
Ага! О Филинах Канцлер упомянул во множественном числе, а о Драконе — в единственном. Когда это его летучие лучеметы появлялись в таком составе — несколько Филинов и один Дракон? Да хотя бы во время прогулки Яны в санаторий для военных моряков. Но с воздуха их нельзя было рассмотреть — и оптика над Хелльстадом отказывает начисто. Либо Канцлеру удалось придумать что-то, преодолевающее защиту, либо старый, как мир, метод — агентурная разведка.
И ведь все сходится! Когда Яна была в санатории, поблизости как раз отирались очередные кладоискатели, двое с лошадьми. Как обычно, их первое время не трогали — Сварог давно отдал приказ наблюдать подольше. Мало ли что. Может забрести наконец и человек с верной картой какого-нибудь клада, о котором неизвестно ни хелльстадским компьютерам, ни мэтру Лагафелю, ни всезнающему Мяусу — потому что клад закопан в те времена, когда не было еще ни Шторма, ни Хелльстада, ни Фаларена на троне. Попал же как-то в давние времена к одному из таларских книжников компьютерный код той Заводи, где в озере обитало чудовище? Гораздо практичнее понаблюдать подольше и, если в самом деле что-то сыщут, сцапать.
Вот они-то как раз и подошли к санаторию довольно близко. Видели и Филинов, и Дракона. Постояв с разинутыми ртами, вскочили на коней и галопом прямиком помчались к границе Хелльстада. Ну, а тех, кто, ничего не найдя, покидал Хелльстад в страшной спешке, согласно тому же приказу Сварога, никогда не трогали — а зачем они нужны? Скатертью дорожка, второй раз уж точно не заявятся…
Если это были люди Канцлера, все объясняется. В очередной раз переиграл, хитрован, на сей раз с помощью крайне примитивного приема.
— Да, — сказал Сварог. — Они вооружены. Собственно, это летучие лучеметы. И их у меня немало, что скрывать, я давно решил играть с вами максимально честно…
— Великолепно, — сказал Канцлер. — Отличное оружие против людей. Но я сам только что собственными глазами видел нечисть, которую можно убить только серебром. Что, если заявится нечто подобное? У вас есть что-то, стреляющее серебром?
Еще бы… Тоже в немалом количестве. Не так уж и давно Сварог, взявшись наконец изучить от корки до корки каталог своего воинства (раньше руки не доходили, потому что он, естественно, не собирался воевать с кем бы то ни было за пределами Хелльстада), обнаружил, что часть Золотых Филинов, Золотых Кабанов и даже Золотых Воробьев стреляет исключительно серебряными шариками. Этакие летающие и бегающие по земле шауры. И часть диковинных, ни на что не похожих механизмов предназначена для того же самого. Что до Золотых Драконов, то любой из них — оружие двойного действия. Оказалось, что те черные проемы у каждого в том месте, где крылья соприкасаются с туловищем, как раз и есть метатели серебряных шариков. То ли у Фаларена были какие-то счеты с нечистью, то ли он опасался ее вторжения и заранее принял меры… Как бы там ни обстояло, кого не было в Хелльстаде, так это нечисти (змеелюди, как в свое время доложил Маус, просто-напросто — последние уцелевшие с незапамятных времен реликты. Как и аземана. А Голова Сержанта — создание Фаларена при очередном приступе черного юмора).
Канцлер смотрел нетерпеливо.
— Есть и такие, что стреляют серебром, — сказал Сварог. — Драконов я использовать не смогу — они попросту не пролезут в Дверь. Но хватает созданий и поменьше.
— И сколько вы можете сюда послать?
— Сотни две, — сказал Сварог, отнюдь не склонный раскрывать истинное положение дел со своим воинством.
— Отлично! — кажется, лицо Канцлера озарилось неподдельной радостью. — Сколько вам потребуется времени, чтобы собрать столько, поставить задачу и отдать приказы?
Коли припустить к Двери бегом…
— Я думаю, примерно полчаса, — сказал Сварог. Если и больше, то ненамного.
— Бегите, — сказал Канцлер приказным тоном. — Уже стемнело, но у вас, как у нас у всех, есть ночное зрение. Мы пока что останемся здесь — на всякий случай. Откровенно говоря, я боюсь оставлять Крепость без присмотра и на минуту. Уйдем, когда прибудут… ваши. Даже если кто-то их здесь и увидит, ни Канилла, ни Марлок, не говоря уж обо мне, посторонним не проболтаются. А Яна о них и так знает, хотя ни словечком мне не выдала. — Ну конечно, она же еще и королева Хелльстада, это и ее тайны…
Теперь Сварог окончательно уверился, что те двое были агентами Канцлера — только они могли видеть Яну в компании золотого воинства… Он спросил с ноткой иронии:
— Получается, вы абсолютно мне доверяете, если отдаете Крепость в мои руки?
— Не в доверии дело, — сказал Канцлер со своей неподражаемой улыбочкой, циничной и грустной одновременно. — Просто-напросто вы — последний человек в этом мире, кто вздумал бы устраивать погодные катаклизмы. Три четверти земель Талара, а то и побольше, ваши. Вы же не безумец, чтобы поджигать собственный дом, в котором рассчитываете жить еще долго… Ну, бегите!
…Он справился за двадцать две минуты, метаясь, как черт у сковороды с грешниками. В Заводь ворвались и рассредоточились полторы сотни Золотых Филинов и полсотни Золотых Кабанов. Ровно половина из них палила лучами, половина — серебром. Конечно, он ни слова не сказал Канцлеру, но решил сразу же после того, как тот покинет Хелльстад, направить сюда еще столько же — чтобы и небо, и земля буквально кишели Филинами и Кабанами. Перехлест, конечно, но, во-первых, ему это ничегошеньки не стоит (всего-то потратить еще квадранс на отдачу новых приказов), а во-вторых, Крепость Королей — самая опасная игрушка на планете, ее нужно беречь… как неизвестно что. Он не сомневался теперь, что Некто существует — и завтра с раннего утра множество людей и за облаками, и на земле примутся разыскивать этот знак — кто по секретным (и несекретным тоже) компьютерным архивам, кто в трудах книжников. Должен же он что-то означать? Любой знак имеет какой-то смысл, исключая разве что детские каракули — но тут мы имеет дело отнюдь не с ребенком…
Как и подобает радушному хозяину, он проводил гостей до подножия лестницы — Вентордеран стоял в каких-то десяти уардах от границы Хелльстада, и на таком же расстоянии по ту сторону — большой брагант. Чуточку забавно было смотреть, как они держались, проходя по тронному залу и коридорам замка. Яна, конечно, с уверенностью хозяйки, как-никак это был и ее дом тоже, и она прожила здесь немало времени. Канилла несколько раз прилетала к ним в гости, два раза ночевала, освоилась и в Вентордеране, и в Велордеране, где работала на тамошних компьютерах, подружившись с Золотыми Обезьянами (если только с роботами можно подружиться). А потому вела себя, как свой человек в знакомом доме. Канцлер, оказавшийся здесь впервые, сохранял вид бесстрастный, даже равнодушный — как будто и он бывал здесь не раз. Зато Марлок… Фанат познания, он откровенно озирался по сторонам с видом ребенка, впервые оказавшегося в богатом на диковинные экспонаты музее. Пару раз Сварогу казалось, что профессор вот-вот попросит разрешения прилететь в гости на денек, а то и на два, и изучить замок скрупулезнейше. Пожалуй, когда выдастся свободная минутка, можно и в самом деле позвать его в гости — неплохой мужик, нужно ему доставить такое удовольствие, на седьмом небе будет от радости…
Яна, едва они вышли из тронного зала, сообщила Канцлеру, что чертовски устала, не хочет никуда лететь и ночевать будет здесь, в своих покоях. Канцлер воспринял это грустно-философски и, конечно же, ни словечком не возразил — как можно возражать против желания королевы Хелльстада остаться на ночь в своем замке? Сварог предложил переночевать у него и остальным трем — Канилле и Марлоку от души, согласно лучшим традициям хелльстадского гостеприимства, Канцлеру — из чистого озорства. Все трое отказались — Канцлер со своим обычным бесстрастием, Канилла не без сожаления, а Марлок — вовсе уж сокрушенно. Все трое сказали, Сварог не сомневался, чистую правду — они собирались не спать сегодня ночью вообще: Канцлер намерен был разработать для своей спецслужбы подробный план поиска загадочного знака, а Канилла с Марлоком — заняться компьютерным поиском самолично, едва прилетев в свои «хозяйства». Что до Сварога, он полагал, что соответствующие распоряжения подождут и до утра, не горит, а сегодня после всей нервотрепки и деловой суеты следует лечь и хорошенько выспаться. Несколько часов промедления наверняка никакой роли не играют…
Он думал, что Яна ушла к себе в Аметистовую башенку, но, войдя в Янтарную спальню, обнаружил ее там. Она лежала, до пояса прикрывшись легким одеялом, и при свете большого шара читала какую-то старинную книгу из дворцовой библиотеки. Что характерно, на ней красовался ее любимый халатик из легчайших золотистых кружев. Согласно давно выработанному меж ними коду символов, если она ложилась в постель в халатике, это означало, что радостей любви сегодня не ожидается.
Она отложила книгу, улыбнулась Сварогу милой улыбкой заботливой жены, встречающей за полночь пребывавшего в тяжелых трудах мужа.
С превеликим облегчением сбросив сапоги с натруженных ног, Сварог присел на край постели, двумя пальцами легонько стиснул невесомую золотистую ткань и понятливо спросил:
— Дни?
— Да ничего подобного…
В этом отношении обитательницы летающих замков ничем не отличались от жительниц земли.
— Да рано еще, — сказала Яна. — Тебе отдохнуть и выспаться нужно, представляю, как ты изнервничался и вымотался.
— А что же ты здесь, а не в Аметистовой?
— Вдруг тебе опять помочь потребуется, — сказала Яна без улыбки. — Я вчера проснулась посреди ночи оттого, что ты кричал во сне, а такое случается, когда тебе вовсе уж скверно…
— Не помню что-то, — искренне сказал Сварог.
Вот теперь она улыбнулась так, как улыбалась очень редко — улыбкой умудренной житейским опытом заботливой матери, чуть насмешливо глядящей на неразумное чадушко:
— Я сразу же все сняла, потому и не помнишь… Я бы и сейчас усталость сняла, нервы в порядок привела, но лучше тебе лечь и выспаться естественным образом. Я говорила уже как-то: лучше этим не злоупотреблять. Вреда организму не будет, но и особой пользы тоже, пусть организм, насколько возможно, сам справляется.
— Люблю я мудрых докторов… — сказал Сварог.
— Ну, я это давно поняла. С того вечера, когда ты меня нарядил в мантию Сословия Чаши и Ланцета, а сам вырядился ронерским Малиновым Драгуном… Ложись, расслабься. У тебя вид, правда, вымотанный…
Стащив камзол и швырнув его в сторону вешалки с соответствующим мысленным напутствием (камзол проплыл по воздуху и самостоятельно повис на золотом крючке), Сварог лег рядом с Яной, положил руки под затылок и блаженно вытянулся, ощущая, что понемногу расслабляется тело и успокаиваются взбудораженные мысли.
— Погасить свет? — заботливо спросила Яна.
— Чуть погодя, — сказал Сварог. — Я только «ночной колпак» приму. Ты будешь?
Яна фыркнула:
— Сам знаешь, в каких случаях я пью после полуночи. Сегодня не тот случай.
— Мне больше останется, — философски изрек Сварог.
Протянул руку в сторону изящного буфета, поманил двумя пальцами с соответственным мысленным уточнением. Покрытая искусной резьбой дверца бесшумно распахнулась, оттуда выплыл поднос и направился к постели. На нем красовалась радовавшая глаз пузатая бутылка темного стекла с длинным горлышком и трехцветной этикеткой и серебряный стакан, весь в великолепной чеканке (антиквариат из собрания Фаларена), размерами не уступавший советскому граненому.
Поднос остановился рядом со Сварогом. Он налил до краев кофейного ликера, к которому с некоторых пор пристрастился и пристрастил Яну. Тоже из категории Настоящего Королевского Питья. Кофе на Таларе не произрастает, его привозят с Сильваны, цена такова, что позволить себе и ликер, и просто кофе могут только богачи. А поданная кому-то за королевским столом чашка кофе — одна из разновидностей нешуточной монаршей милости. Вот с чаем гораздо проще, его на Таларе выращивают столько, что дешевые сорта пьют и простолюдины, и крестьяне. Ларам, конечно, кофе достается гораздо дешевле — любой земной торговец в лепешку расшибется не ради денег, а ради звания «Поставщик Небесной Империи», каковое в определенных кругах значит больше любых денег. Вообще-то кофе за облаками синтезируют так же легко, как прочие напитки и яства, но тонкие ценители и гурманы в рот его не возьмут.
Медленно выцедив две трети, Сварог поставил стакан обратно на поднос, бездумно улыбнулся в потолок и протянул:
— Забавно…
— Что именно? — с любопытством спросила Яна.
— Понимаешь, я тут наслушался и начитался старых сказок и стал подумывать, что снегопад и есть Большая Беда, которая следует за появлением очередного реликтового чудища морского. Только снегопад стал не такой уж большой бедой, мало того — мы нашли Крепость Королей и благополучно заняли. Это уже не Большая Беда, а Большая Радость, согласись — Крепость Королей в наших руках.
Яна с хитрецой прищурилась:
— Называя вещи своими именами, в твоих… Что же, Канцлер тебе всецело доверяет…
— Яночка, ты у меня большая умница, но на сей раз попала пальцем в небо. Не в доверии дело. Он прекрасно понимает, что кто-кто, а уж я никогда не стану паскудить климат в своих собственных королевствах, — и он мечтательно протянул: — Конечно, благостно было бы шарахнуть по Лорану чем-нибудь вроде страшного ливня, сущего водопада с небес на месячишко… Но это будет нечестно.
— А то, что эта очаровательная стерва подсылает к тебе убийц, — честно?
— Как посмотреть, — подумав, сказал Сварог. — Подсылать убийц — это, в конце концов, старинная традиция, можно сказать, дело житейское, а главное, в этой игре оба игрока — на равных. Я ведь тоже могу послать к ней убийц, правда, чисто теоретически — никогда бы не подослал убийц к женщине. На Таларе была одна-единственная женщина, которую я хотел убить, причем собственными руками — ну, и, ты сама видела, это произошло… Но главное — мы с Лавинией на равных в этом отношении. Пусть с моей стороны это чисто теоретически. А лупить по Лорану чем-то из арсенала Крепости Королей — все равно что принести на дуэль на мечах вместо меча пулемет, которого у противника заведомо быть не может…
— Добрый ты у меня…
— А то, — сказал Сварог, — однажды я даже подал нищему золотой аурей, хотя по роже видел, что пропьет тут же, стервец…
Яна спросила вкрадчиво:
— А у тебя с Лавинией ничего не было? Что-то она давненько к тебе убийц не подсылала, это неспроста. Не напрягайся, я же давно пообещала, что на твои земные похождения готова смотреть сквозь пальцы. Мне просто интересно. Ходят сплетни, что однажды вы с ней достаточно долго пробыли наедине. Зная Лавинию, подумать нельзя, что она тебе не предлагалась…
— Да предлагалась, конечно, — сказал Сварог. — Но я же не юный школяр с бушующей плотью, чтобы бросаться на любые кружевные трусики. И уж тем более связываться с очаровательной стервой, которая хочет расплатиться собой за немалые для себя выгоды… И вообще, ты будешь смеяться, но я с некоторых пор и на земле храню тебе верность. Сам себе удивляюсь, но ведь храню…
Он с некоторым стыдом вспомнил о Вердиане, но тут же успокоил себя мыслью, что это, в сущности, была одна из неизбежных медицинских процедур в сеансе психотерапии. И потом, если рассуждать с позиций юстициария-крючкотвора, под «землей» Яна имеет в виду исключительно Талар, а дело было на Сильване…
— А Гаржака она не охмурит, как думаешь? Я же помню, как они себя вели у меня на свадьбе… — сказала Яна с ноткой беспокойства.
— Плохо ты знаешь Гаржака, — фыркнул Сварог. — Его и сто очаровательных стерв не охмурят. И потом, у него пылкий роман с Каниллой, парень, очень похоже, впервые в жизни влюбился по-настоящему. Канилла — это Канилла… Ладно, сменим тему. Не хватало еще ночью в супружеской постели судачить о Лавинии. У тебя никаких деловых планов на завтрашний вечер?
— Сам знаешь, что дела вечером у меня бывают раз в сто лет, — и она спросила с нешуточным любопытством: — А что, у тебя есть интересные планы на вечер?
— Ну да, — сказал Сварог. — Видишь ли, я завтра намерен весь день бездельничать. С утра отдам должные приказы о поиске знака — и весь день свободен. Ни серьезных дел, ни серьезных угроз, да и не особенно серьезных — тоже. Благодать. Да, я ведь тебе так и не рассказал… Я отправил в Заводь, кроме подкрепления Филинам и Кабанам, еще десяток хелльстадских телохранителей. Вручил каждому парализатор и газомет-усыпитель, дал подробные инструкции. Чтобы из железной шкуры вывернулись, но взяли нашего Некто живьем, если он появится. На иную нечисть не действует ни парализатор, ни усыпляющий газ, но таковой очень мало. А если он не нечисть, вообще будет прекрасно. Он мне нужен непременно живым, о многом надо порасспросить. Вот… завтра я все же займусь делами, но исключительно необременительными. Нужно будет торжественно открыть новое здание химического факультета Латеранского университета, коему я есть высокий покровитель. Отвезти хозяину «Королевского пальманя» новый рецепт. Утвердить на престоле ту девицу, что устроила ваганум в Шалуате. И посмотреть заодно, что за лихая девица, сумевшая такое устроить: женщины в ваганумах с незапамятных времен замечены не были…
— Ты смотри, да не засматривайся…
— Яночка, я ведь не врал насчет верности тебе и на земле тоже.
— Да верю. Шучу просто.
— Вот и отлично. Что еще? Да вот и все, пожалуй. А вечером можно устроить посиделки с танцами в узком кругу. Скажем, позвать только Кани с Гаржаком и Элкона с невестой. Как тебе идея? Вы все будете в платьицах с Той Стороны — Кани намедни похвалилась, что новые фасоны раздобыла…
— Великолепная идея, — сказала Яна с неподдельным воодушевлением. — Во всех смыслах. И повеселимся, и отдохнешь от всех забот… Да, можно всем собраться в «Медвежьей берлоге». Вердиана к полудню вернулась с Сильваны. Я сама еще с ней не виделась, но девичьи пересуды по Латеране моментально разносятся. Говорят, узнать нельзя, совсем другой человек: веселая, загорелая, без тени меланхолии в глазах. Была на балу у Маргилены Дино, глазами играла, с кавалерами легонько флиртовала, танцевала медленные танцы с дозволенными этикетом объятиями. Представляешь? Верди, которая столько времени от мужчин шарахалась, как черт от монаха. Значит, полностью излечилась от всех душевных недугов. Я за нее рада.
— Я тоже, — сказал Сварог искренне. И добавил без малейшего душевного неудобства. — Можно и у Вердианы. У нее всегда как-то уютно. Тогда ты и ей новое платьице закажи.
— Обязательно, — пообещала Яна. — Верди — хорошая девушка. И в том, что она нисколечко не горюет, внезапно овдовев, я с ней полностью солидарна. Тут не горевать, а плясать надо… Да, мы ведь можем снова у нее переночевать, — она потупилась, старательно изобразила крайнее смущение. — Я распоряжусь, чтобы туда заранее отвезли… ну, скажем, наряд ученицы пансиона для благородных девиц и мундир морского пехотинца?
— Гениальная идея, — сказал Сварог.
Яна тихонько рассмеялась:
— Знаешь, какая глупость в голову пришла? Если бы у вас с Верди вдруг… случилось, я бы нисколечко не ревновала. И потому, что она хорошая девушка, и оттого, что она в свои двадцать столько горького нахлебалась…
— Мысли у тебя… — сказал Сварог, постаравшись, чтобы это прозвучало укоризненно. — Глупость сплошная.
— Я понимаю сама. И все равно не ревновала бы, точно знаю.
— Вот, кстати, о Верди, — сказал Сварог. — Я давно уже заметил, что вокруг нее который уж бал вертится лейтенант Баулдер из гланской гвардии. Ты его должна знать.
— Конечно. С самой лучшей стороны. Неплохой парень. А вот ты наверняка кое-чего не знаешь… Дней десять назад, в кабачке, граф Жентор стал разглагольствовать, что у него почти готов искусный план, как заманить баронессу Вольмер в танцзал «Веселая мельничиха» — заведение не то чтобы с плохой репутацией, но чуточку подмоченной. И подлить там в вино какой-то дряни, которая у девушки подавляет волю, а низменные страсти, наоборот, разжигает, и она совершенно не сопротивляется мужской атаке. Мол, его дедушка однажды наставил рога тогдашнему королю, и ему тоже хочется. И стал расписывать, что он со мной будет вытворять. Глэв Баулдер ему швырнул в лицо перчатку и проткнул насмерть на задворках кабачка. А ведь он ко мне ни малейших чувств не питает. Мне говорили надежные люди, что тайная полиция так и не выяснила, кто упокоил графа…
— Правду говорили, — сказал Сварог. — Так вот кто его… Ну, невелика потеря, скот был редкостный, я его при дворе только из-за отца терпел — отец человек достойный, хороший военный, для него было бы ударом, если бы сына отлучили от двора. Ну, так вот… Глэв Баулдер — отличный парень, среди гланцев вообще гораздо меньше подонков и просто неприглядных типов, чем в других королевствах. Такая уж страна, такие традиции… Давай исхитримся и сведем их где-нибудь за пределами дворца — Я поговорю с Кани, она его примет в Ассамблею Боярышника. Ведь неплохая получится пара, верно?
— Очень даже неплохая! — с энтузиазмом воскликнула Яна. — Это ты отлично придумал, у меня самой начинало вертеться в голове что-то такое. А если вдобавок и Кани подключить… Она с превеликой охотой поможет, она ведь Верди старательно опекает, рада будет помочь… — ее тон изменился. — Это все прекрасно, но… Будешь ты наконец ко сну устраиваться?
— Сию минуту, моя королева, — сказал Сварог, мысленно облегченно вздохнув оттого, что кое-какие жизненные сложности, очень похоже, удастся одолеть. — Вот только допью, что в стакане осталось, не пропадать же добру…
Положительно, день задался! Крайне благолепно все протекало.
С утра Сварог отправился в Латеранский университет на открытие нового здания химического факультета. Он имел все основания смотреть на красивое трехэтажное строение с двумя крыльями-лабораториями не просто с эстетическим удовольствием, а с законной гордостью. Поскольку именно благодаря ему стройка была закончена в краткие сроки.
Его покойный предшественник на снольдерском троне науку финансировал, как сказали бы в Советском Союзе, по остаточному принципу. За что давно снискал потаенную ненависть всего ученого люда и особенно студенчества. Нетрудно догадаться, что студенты оказались среди тех, кто особенно бурно отмечал гибель от рук злодеев прежнего короля и коронацию нового: новый король — это всегда новые надежды…
Сварог их ожиданий не обманул: он был убежден, что на науке (как и на армии) экономить не следует. Узнав, что за семь лет возвели всего-навсего каменную коробку, не только без окон, дверей и настеленных полов, но и без крыши, он вызвал барона Грауша, Хранителя Сокровищницы (то бишь министра финансов), и поставил задачу. Как это всегда с министрами финансов водится, барон стал жаловаться на плачевное состояние казны (не то чтобы врал, но изрядно преувеличивал). Сварогу все равно нужно было строить своих только что обретенных снольдерских министров — и он легонько постучал кулаком по столу, намекнув мягко, что и министры, как нас учит история, порой кончали скверно — иногда и вовсе скверно.
Казна и в самом деле пребывала не в лучшем состоянии, но все же не настолько, чтобы не нашлось более-менее приличной суммы — в особенности если урезать другие, не столь важные для государственных интересов статьи расходов и присовокупить доходы от кое-каких выморочных поместий, согласно традиции, перешедших под королевскую руку. А вскоре Сварог как-то нечаянно (ну, так уж получилось) стал и Первым Патрицием Балонга. Часть денег, безжалостно им взятая из Круглой Башни, тоже была пущена на строительство.
Разумеется, здесь незнакомы были с советским термином «ударная стройка». Но издавна имел хождение другой, по сути, в общем, и не отличавшийся: «Стройка королевского внимания». Так что работа закипела. Нисколечко не халтуря, за год с небольшим здания довели до ума, отделали и обставили, обустроили лаборатории. Ну, а традиция торжественного открытия зданий здесь издавна была распространена в точности так, как на Земле.
Сварог прискакал туда за квадранс до начала церемонии — заранее не извещая о своем приезде, со статс-секретарем и тремя ратагайцами. Объяви он заранее, устроили бы, как полагается, исполненную дурацкой пышности церемонию: Сварог в мантии и короне, раззолоченная свита, гвардейские караулы в парадных мундирах и прочие излишества. Да вдобавок церемонию пришлось бы готовить в сжатые сроки в течение ночи.
Там все было уже готово: лектора, профессора, деканы всего университета с его Магистром во главе — при полном параде, при орденах, у кого были, в мундирах титульных чинов, у кого имелись. Полторы сотни студентов химического факультета в синих мантиях и четырехугольных беретах, с начищенными зубным порошком серебряными шевронами на правом рукаве (забавно, но здесь в университетах, как в военных училищах на Земле, количество оконченных курсов сопровождалось соответствующим числом шевронов). Тут же, за цепью одетых в парадную форму университетских стражников со старинными гуфами — студенты других факультетов, а уж за ними — толпа зевак.
На почетном месте двумя отдельными группами — архитектор здания и строившие его инженеры, а также немалое число почетных гостей — как бывало и на Земле, не имевших отношения ни к университету, ни вообще к науке, — но так уж исстари заведено. Университетские знамена и вексиллумы, оркестр и три старинных пушки для салютов. В общем, немаленькое торжество по всем правилам. Перед парадным крыльцом, как полагается, стояла переносная ораторская трибуна в два человеческих роста — красивое добротное сооружение из черного сильванского дерева, украшенное золоченым орнаментом, гербом университета и неизменными совами, символом знания.
Вот тут-то к господину Магистру подошел статс-секретарь и сообщил на ухо: так уж получилось, что в последний момент король Сварог нашел время для участия в церемонии — и как высокий покровитель наук, и как человек, имеющий некоторое отношение к успешному завершению строительства. По природной скромности своей король не велел откладывать церемонию (что непременно пришлось бы сделать для организации должных торжеств), а потому просит начинать. В полном согласии с древними университетскими традициями смиренно просит также разрешить ему произнести речь первым.
Ученые мужи, пережив короткое остолбенение от вполне понятных удивления и восторга, как полагается, согласие моментально дали (как давали всегда, но традиция соблюдена — в данном случае король именно что смиренно просит, уважая университетские вольности).
Через минуту об этом объявил с трибуны университетский герольд. По толпе, словно ветерок по пшеничному полю, пронесся вздох удивления, настала тишина, и Сварог в сопровождении Магистра и университетского главного знаменосца с двумя фанфаристами прошел к трибуне. Оркестр грянул королевский гимн, потом гимн университета.
Сварог был одет не так уж и роскошно, скромновато для короля. Дождавшись полной тишины, начал речь. Он откровенно веселился — с утра настроение было прекрасное, а за ночь ничего скверного не произошло, если не считать кражи трех дорогих старинных ваз чернолакового фарфора из Музея изящных искусств — но это уже головная боль для Интагара и протектора. Произнеся некоторое количество пышных высокопарных фраз — значение науки в современном мире, польза знаний, благородство тяги к познанию и прочая казенщина — он заговорил уже иначе, чуть ли не просторечием — но именно такое любили и студенты, и солдаты. Припомнил пару исторических анекдотов из жизни корифеев науки прошлого, посетовал, что ему самому в университете учиться не пришлось (хотя такое на протяжении истории и случалось не с одним принцем короны), посоветовал господам студентам сегодняшним вечером вести себя чуточку скромнее, рассказал еще один анекдот — о том, как пришедший снимать комнату студент услышал от хозяйки, что до него здесь жил некий химик, увидел пятно на потолке и с пониманием спросил: «А это следы его экспериментов?» На что хозяйка ответила: «Нет, это сам химик». Аналога бородатого земного анекдота здесь явно не имелось — толпа прямо-таки взорвалась хохотом, не сразу и стихнувшим.
В завершение Сварог сказал: есть у него предчувствие, что в университетах когда-нибудь будут учиться и девушки. Вот тут уж хохот грянул такой, что стая вездесущих городских ворон ошалело сорвалась с окрестных крыш и деревьев и помчалась прочь от греха подальше. Все присутствующие оценили это как особенно удачную шутку: к девушкам в студенческих мантиях отнеслись бы примерно так же, как военные моряки к присутствию женщины на борту корабля. Правда, в отличие от военно-морского дела, здесь все же имелись редкие исключения, касавшиеся принцесс короны и крови и дворянок из особо старинных, титулованных родов — но исключения, согласно старой пословице, лишь подтверждали правило…
Под бурные, переходящие в овацию аплодисменты — ну в точности как на очередном историческом съезде КПСС, только искренне — он спустился с трибуны под звуки университетского гимна, вежливо отклонил приглашение Магистра занять почетное место на предстоящем вскоре пиру для факультета (уже в английском значении этого слова[14K5]), сослался на неотложные государственные дела и прошел к своему коню в сопровождении бдительных ратагайцев, во все время его речи стоявших у подножия трибуны с руками на рукоятях сабель — ну, такой уж был народ, с подозрением взиравший на всех и каждого и делавших исключение лишь для Яны. Дай им волю, они и в туалет бы за Сварогом ходили до двери — очень уж серьезно относились к своим обязанностям.
Надев «маску», он непререкаемым тоном отправил сопровождающих во дворец, сказав, что ему вновь предстоит одна из тех встреч, на которые и король отправляется в полном одиночестве, причем на сей раз речь идет не об амурных, а государственных делах. Ратагайцы повиновались молча, но с нескрываемым неудовольствием на лицах. Оставшись в одиночестве, Сварог поехал шагом, ухмыляясь про себя, — прекрасно знал, что начнется в Латеране ближе к вечеру.
Сегодняшнее торжественное событие будут отмечать в точности так же, как День Бригиты — здешний аналог российского Татьянина дня, ежегодного студенческого праздника. Кабатчики и рестораторы заранее потирают руки в ожидании нешуточной прибыли, а наиболее беззастенчивые уже наклеили этикетки дорогих вин, келимасов и ликеров на всякую бормотуху, которую станут подавать гостям, когда те придут в столь веселое состояние души, что уже не будут толком соображать, что именно пьют. Правда, последуют и неизбежные убытки в виде поломанной мебели, разбитых окон и зеркал, битой посуды, а то и заушения корчмарей — в том случае, если все же сыщется достаточно трезвый знаток и определит, что вместо заказанного благородного напитка ему подсунули паленку. Однако прибыль обычно превышает все убытки настолько, что придется смиренно снести и легкие побои (серьезно увечить трактирщиков в таких случаях не положено, студенческая братия ограничивается подзатыльниками, пинками пониже спины и фонарями под глаз).
Полиции остается только посочувствовать — вечерок и ночка им предстоят еще те… Как и в День Бригиты, ей велено закрыть глаза на всевозможные мелкие нарушения порядка вроде разбитых окон, сорванных вывесок, битых фонарей (а то и вывернутых с корнем фонарных столбов), бесчинств в кабаках и драк с речными моряками. Почему-то историческим врагом латеранских студентов служат именно речные моряки, как в Ремиденуме — пожарные, а снолдерских университетах — армейские пехотинцы из легионов и «безымянных полков». Отчего так повелось, никто сказать не может — традиция уходит в столь седую древность, что концов не отыскать. Поднятых на улицах упившихся до бесчувствия людей в студенческих мантиях на сей раз свозят до вытрезвления не в полицейские участки, а в особые бараки, где утром подают ковшик пива. Полиция вмешивается лишь в случае чего-то тяжкого — вроде драк с членовредительством, попыток отпустить на волю впряженных в любые экипажи (кроме принадлежащих королевскому двору) лошадей, а сами экипажи перевернуть (разумеется, если в них не сидит красивая девушка, в этих случаях традиция предписывает отступать с поклонами), а также поджогов (и такое случается). Вот только с первыми лучами солнца полиция начинает работать в обычном режиме, о чем прекрасно осведомлены и записные буяны. Полиция в такие праздники выходит на улицы в полном составе (исключение делается разве что для больных, отпускников ставят в ряды) и получает особые наградные — право же, заслуженные…
Вскоре он подъехал к ресторану под названием «Королевский пальмань» (над входом висело позолоченное украшение — королевская корона в венке из миртового листа, означавшая, что хозяин носит высокое звание обладателя Королевской Привилегии, в данном случае, согласно именно миртовому веночку — по кулинарной части). Именно эта его маска предназначалась исключительно для посещения этого заведения — а потому моментально узнавший его лакей проворно нырнул в заднюю дверь, оттуда тут же потащили к свободному местечку у лучшего окна персональный Сварогов стол, и, не успели еще его поставить, как объявился и хозяин, жамый Фавероль, являвший собой образец классического повара — могучая фигура, солидное брюхо, красная физиономия, усищи вразлет, безукоризненной чистоты желтые передник и колпак (поскольку белый здесь был цветом смерти, повара носили спецодежду желтого цвета), набор кухонных ножей на поясе, числом дюжины в две — от крохотного, с дамский мизинчик, до тесака не менее скрамасакса.
Сварога он приветствовал со всем почтением — вполне искренним. Выслушав заказ, серебряный поднос с двумя горшочками, запечатанными подрумяненным тестом, разнообразными приправами в судках и фарфоровых сосудиках наподобие солонок-перечниц, полубутылкой отличной ронерской анисовой водки и прочим, торжественно принес самолично и удалился на цыпочках, чтобы не стоять над душой у обедающего. Налив себе пузатую рюмку водки — что за пельмени без водки? — Сварог аккуратненько взрезал острейшим ножиком тесто на одном из горшочков и пока что отложил его на блюдце. Из горшочка поднялся пар вкупе с аппетитнейшим запахом — там были классические пельмени (говядина, свинина и баранина в должных пропорциях), а во втором — пельмени с гусятиной. Осушил рюмку, выловил серебряной ложкой солидных размеров пельмень со щедро приправленным специями бульоном, прожевал — и на душе стало вовсе уж благостно.
Он мог сказать с полным на то правом, что это заведение — дело его рук. Конечно, техническим, так сказать, исполнением занимался жамый Фалероль, но идея-то принадлежала Сварогу!
Года три назад, прочно обосновавшись в Латеране, ощущая некое смутное томление души, он быстро понял, чего ему не хватает здесь, именно что пельменей. Ни таларская, ни сильванская кухни при всей их искусности и разнообразии пельменей не знали — как не знали и самого понятия «фарш». Ну вот как-то так исторически сложилось, что не было здесь мясорубок, а значит, и фарша не было. И в Империи тоже. В пироги запекали либо мелких птичек целиком (как когда-то на Земле), либо разделанную крупную птицу, а прочие мяса крошили на мелкие кусочки, как это происходит с узбекской самсой. Вкусно, конечно, но все же это не то…
Поначалу Сварог собирался обучить не столь уж и хитрому искусству приготовления пельменей одного из дворцовых поваров. По его заказу и примитивному чертежу быстро ухватившие суть инженеры с одного из оружейных заводов в два счета изготовили вполне приличную копию земной мясорубки (что было оформлено как личный и тайный королевский заказ, на заводе не знали, для чего эта штука королю понадобилась, но военную тайну хранить умели).
Однако все обернулось иначе. Жамый Фалероль, входивший в дюжину лучших латеранских кулинаров, держал тогда трактир под названием «Павлин на вертеле» довольно далеко от центра, лет триста принадлежавший трудовой династии его предков. Респектабельный был трактир, предназначавшийся исключительно для «чистой публики» — но при весьма неплохих доходах Фалероль все же не в состоянии был расширить дело, хотя давно питал такие мечты.
Все изменилось самым решительным образом после того, как открывший для себя этот трактир Сварог побывал здесь два раза. На третий, после разговора с хозяином, убедившись в его нешуточном кулинарном мастерстве, Сварог подумал: а почему бы и нет? Какая, собственно, разница, которого повара учить?
В тот раз он занял отдельный кабинет, позвал хозяина, открылся касательно своей подлинной личности и поставил задачу. В первый момент «мастер кухонного очага» несказанно изумился (пирожок с мясом — варить?!), но будучи знатоком своего ремесла, быстро оценил идею по достоинству.
Вскоре ему на кухню люди Сварога привезли мясорубку. В последующие недели жамый Фалероль, ухватив главную мысль, творчески ее развивал со всем размахом. Пельмени в кастрюлях и в горшочках, с разнообразнейшими начинками из всех идущих в пищу мяс, в том числе птиц и рыб, с грибами, пельмени жареные, пельмени с ягодами и фруктами в сладкой подливе, неисчислимые соусы, не только простая сметана, пельмени с творогом, тертым сыром, всякими желе, даже со съедобными листьями короталя, на Земле неизвестного. Все прочие яства были преданы забвению, отныне Фалероль специализировался исключительно на «пальманях» (как он ни ломал язык, пытаясь выговорить русское «пельмень», происходившее якобы, по уверению Сварога, из древности, но ныне забытое, получалось «пальмань», с чем Сварог быстро согласился — какая разница, как называть, если вкусно?). Сварог выдал Фалеролю Королевскую Привилегию — здешний аналог патента, в данном случае и на «пальмань», и на мясорубку.
И дело пошло. Чистая публика валила валом ради нового яства, которое можно отведать только здесь. Пришлось поставить новые столики — и было их столько, что спинки кресел стульев касались друг друга, но посетители, даже самые благородные, стоически переносили тесноту. В ясную погоду столики ставили и на улице, на принадлежащем трактиру кусочке мостовой. Как в таких случаях и бывает, Фалероль доставлял готовые, с пылу с жару, кушанья и в богатые дома. Вскоре на дворцовой кухне стал работать его ученик — а Сварог поместил «пальмань» в список «королевских яств», которые имеют право готовить только дворцовые повара — ну, и обладатели Королевской Привилегии (порой она выдается и поварам знати как знак особой королевской милости к хозяину). Уже через год Фалероль приподнялся настолько, что смог купить у наследников разорившегося графа этот немаленький двухэтажный особняк едва ли не в центре города, в полулиге от королевского дворца — и переделал его в ресторан — как и трактир в свое время, всегда битком набитый. Однако для Сварога было отведено персональное местечко (он порой приезжал с Яной), причем деньги с него Фалероль отказался брать категорически, заявив, что он и так облагодетельствован королем на всю оставшуюся жизнь.
Та же история, что с женскими модами, занесенными с Той Стороны Каниллой, только случившаяся раньше. Очень быстро через бывавших на земле ларов-гурманов пельмени во всем их разнообразии попали в Империю (и на земле, и за облаками, Сварог скромно умалчивал о своем авторстве). С подачи Сварога Фалероль быстро втолковал посетителям: сладкие пальмани, конечно, можно запивать винами, но мясные и рыбные — исключительно водкой, не келимасом и не ликерами (тут уж со стороны Сварога было чистейшее озорство, привившееся, впрочем).
Отобедав, Сварог кратенько пересказал Фалеролю рецепт приготовления вареников с вишнями (при всем своем кулинарном мастерстве тот как-то не сообразил, что из вишни и черешни можно извлекать косточки, а потому их до этого дня и не употреблял в дело). Выслушав горячую благодарность хозяина, Сварог выкурил трубочку (не стоило светить здесь сигареты). Подумал, что надо бы ввести в употребление и сигареты — при здешнем уровне развития техники их вполне могут делать, правда, без фильтра, но табаки здесь хорошие. И на улицу он вышел именно в той степени блаженства, какую испытывает человек, только что слопавший два горшочка отличных пельменей под хорошую водочку.
Через три квадранса он сидел в кабине, замаскированной под обычный бомбардировщик виманы, его личного самолета, высоко в небесах на сверхзвуковой скорости несущегося в Готар.
…Чем Сварог никогда не страдал, так это сентиментальностью. Однако в отношении к Готару он все же испытывал некое смутное подобие таковой — как-никак здесь он заполучил свою первую корону, пусть и не королевскую, а вольного ярла.
А потому, после того как устроил здесь резиденцию, где принимал подвластных ему вольных ярлов и правителей Вольных Маноров, занялся обустройством здешней жизни. Денег не жалел, благо по сравнению с его королевствами расходы были не такими уж большими: всего-то тысячи четыре подданных, четыреста пятьдесят три югера территории, три десятка деревень и единственный городок. Во всем, что касалось землепашества, ремесел, торговли и финансов, ему изрядно помогали соответствующие специалисты из двух королевств.
Рай на земле он, конечно, не построил, да и не собирался, но все переменилось самым решительным образом. Готар так и остался единственным городом баронства, но те, кто бывал здесь лишь лет шесть назад, его теперь не узнали бы — столица разрослась чуть ли не втрое, прежние ветхие лачуга канули в небытие, появилась дюжина официальных зданий, резиденция, баронский замок, перестроена так, что узнать нельзя, причал отремонтирован качественно.
Чтобы не плодить дармоедов и не расхолаживать исправных работников, он не вводил никаких таких субсидий и безвозвратных ссуд от казны. В значительной степени нынешнее процветание было обязано тому, что он просто-напросто отменил прежние порядки, когда барон задавил всех (кроме дворян, но и те жили убого) дикими налогами, выгребал едва ли не каждый грош, а денежки с хомячьим упорством клал в ронерский банк. Налоги стали разумными, как в окружающем мире, и даже снижены. По его приказу граф Дино открыл здесь отделение одного из ронерских банков, выдававшее кредиты торговцам, ремесленникам, рыбакам и даже крестьянам под человеческий процент и на разумные сроки (причем все были настрого предупреждены: того, кто не пустит деньги на развитие своего дела, а бездарно промотает, ждет тюрьма). Крестьяне, поголовно крепостные, были переведены во фригольдеры. Ну, и еще многое, перечислять было бы слишком долго. Выражаясь кратко, он дал не рыбу, а удочку — и допустил к рыбным местам…
Теперь на Готар было приятно посмотреть: чистые улочки (три из двух десятков даже мощеные), уличные фонари, вполне пристойного вида трактиры и лавки. Даже лечебница с акушерским домом завелись. Есть вполне профессиональная армия, пусть и маленькая, таковая же полиция, пара-тройка ремесленных мастерских уже являла собою настоящие фабрики — ну, фабрички, но суть от этого не менялась. Есть две начальных школы (чтение, письмо, счет, еще пара предметов) — причем учителя обязаны высматривать способных детей, какого бы сословия ни были, для дальнейшей учебы уже за пределами Готара. Из троицы управителей, назначенных им сразу после, выражаясь деликатно, прихода к власти, осталось двое — прежний управитель, какое-то время от пережитого испуга являвший собой образец честности и благонравия, ввиду долгого отсутствия Сварога понемногу оклемался и принялся люто казнокрадствовать. За что был повешен — ну, после суда, конечно, здесь и юстициарии завелись. Другие двое процветали — тот самый лавочник с лучшей в городе репутацией стал чем-то вроде министра торговли, а беспалый моряк — министром гражданского речного Флота, ведавшим рыбаками и грузовыми суденышками. Чего не было, так это военного флота по причине полного отсутствия в нем надобности, (но речная стража имелась). Поскольку совершенства в нашем мире нет, и эти приворовывали — но в меру, так что приходилось закрывать на это глаза, как и в случае с Интагаром — работали все же неплохо.
Сюда по-прежнему тянулись эмигранты — особенно в последние годы, когда жизнь стала благополучнее — не только из соседних земель вольных ярлов, но из Харлана и даже Ронеро. Сварог не препятствовал, но за каждым первое время бдительно присматривали и, если оказывался лодырем, вышибали за границу, а пытавшихся отсидеться в тихом месте уголовничков порой не только сажали (ну да, тюрьма завелась самая настоящая, как приличному государству и положено), но и вешали. Впрочем, в тюрьме держали недолго — после скрупулезного выяснения, кто таков и что на нем висит, отправляли на каторгу в Три Королевства (высшую меру Сварог применял крайне осмотрительно — в Трех Королевствах по-прежнему царила дикая нехватка рабочих рук).
Одним словом, тайная полиция (и она тут как тут, куда же без нее?) докладывала, что всеобщая любовь народная к новому барону — определенно искренняя. Очень уж резок был контраст меж нынешней жизнью и прежними временами, которые прекрасно помнили те, кто пребывал тогда в сознательном возрасте…
Население столицы увеличилось в четыре раза, а общее число подданных — примерно вдвое. Готар стал для Сварога примерно тем, что для магната — какое-нибудь любимое поместье, которое он холит и лелеет. Здешний народ цивилизовался настолько, что уже совершенно спокойно воспринимал визиты Сварога на самолете — а ведь первое время в канавах и пустых бочках прятались, разбегались, иные в собачьи будки залезали, один от страха в колодец сиганул и утоп (Сварог, чувствуя некоторую свою вину, назначил семье небольшую пенсию). Ну вот, пожалуйста: отсюда видно, что молодой ремесленник книгу несет — картина, при покойном бароне немыслимая, как и наличие самой книжной лавки. А главное — через Готар теперь (распоряжением Сварога, конечно) проходит Большая Дорога в Три Королевства, что приносит немалый доход как баронству, так и многим здешним жителям. Разумеется, Сварог ничем не погрешил против экономики — было два удобных маршрута, через Рут и Готар, вот он Готар и выбрал, благо имел право…
Он отошел от окна, уселся за стол и еще раз просмотрел несколько бумаг с печатями.
Тайная полиция свой хлеб с колбасой ела не зря. Откомандированный сюда один из спецов по фальшивкам Интагаровой конторы в два счета установил, что молодая особа, именующаяся ныне княгиня Дали Шалуатская — чистейшей воды самозванка. Речь идет не о ее нынешнем положении (тут все по закону, комар носа не подточит), а о тех бумагах, что она, как полагалось, представила в канцелярию Высокого Покровителя Вольных Маноров.
Согласно дворянской грамоте, «в девичестве» она звалась Дали Геремей, благородная дворянка из провинции Калинар — захолустье у горротской границы. Вот только быстро обнаружилось, что в геральдических книгах Ронеро не числится такого дворянского рода — Геремей, его вообще нет на Таларе (что за квадранс установил сам Сварог, отправив запрос в Департамент земных дел). Посланный в Калинар человек доложил, что ни о каких Геремеях там и не слыхивали. Фальшивками оказались и ее подорожная, и бумаги о продаже имения, и банковские документы. Легенда была безупречная — молодая дворянка, после смерти отца ставшая единственной наследницей, продала имение и отправилась из захолустья в места более цивилизованные. Но при первом же столкновении с грубой действительностью в лице тайной полиции она разлетелась вдребезги, как упавший с высокого стола графин тонкого стекла. Хотя составлена была безупречно — не так уж и редко подобные молодые наследницы пускались на поиски лучшей жизни. Вот только ни одной из них не приходило в голову устроить ваганум…
Сыщик заверял, что ошибиться не мог — слишком много подобных фальшаков видел, несколько лет на их выявлении и работал. Все бумаги сработаны в Таурате, где на этом специализируются с давних пор, и полностью искоренить этот интересный (и доходный) промысел не удается. То и дело накрывают очередные подпольные мастерские, мастера идут на каторгу, но, как птичка Феникс из пепла, вскоре возникают новые. Много поколений сменилось и подделывателей, и сыщиков, но конца-краю не видно…
Собственно говоря, история самозваной дворянки была жуткой банальностью. Предшественников и предшественниц не перечесть. В подавляющем большинстве случаев, как когда-то и на Земле, мотив был несложный: человек низкого сословия хотел выломиться из такового, вместе с дворянским благородством получив недоступные прежде права и привилегии. Сплошь и рядом у таких прежде не было на совести криминальных грехов, да и дворянские грамоты они приобретали для того, чтобы вести совершенно честную жизнь (что их от суда и сурового наказания, конечно же, не избавляло). Именно поэтому многим из них удавалось прожить неразоблаченными долгие годы, а то и всю оставшуюся жизнь (сыщик сказал еще — логически рассуждая, делаешь вывод, что немало обладателей фальшивого дворянства вообще не были никогда уличены, и их дети, внуки-правнуки и сейчас щеголяют с дворянскими кольцами). Тем более что круг случаев, когда дворянские грамоты подвергаются скрупулезной проверке, очерчен четко: поступление на службу в гвардейский полк, назначение на высокий пост, претензии на богатое наследство и еще несколько схожих ситуаций. Между прочим, очень многие поступают так, как эта Дали — отправляются на противоположный конец страны, как можно дальше от того места, где якобы родились — что сводит до минимума риск натолкнуться на «земляков».
Один нюанс: у Дали откуда-то взялись очень даже немалые денежки. Эксперты военного ведомства и тайной полиции прикинули: на свое предприятие она уже потратила не меньше пятидесяти тысяч ауреев золотом — Волчьи Головы и особенно Вольные Топоры товар крайне дорогой (зато высшего качества). Клад она отыскать не могла — по докладам тех, кто в темпе провел расследование, расплачивалась главным образом ронерскими деньгами, времен как Конгера, так и совсем недавних, монетами с профилем уже Сварога. Попавшие в руки сыщиков монеты подвергли скрупулезной проверке не только в тайной полиции, но и в девятом столе. И пришли к одному и тому же выводу: признаков подделки нет, содержание золота полностью соответствует стандартам (девятый стол добавил еще нюанс, который просто не могли определить люди Интагара и Казначейства, поскольку в жизни о нем не слыхивали: судя по чеканке, монеты изготовлены на земле, многие носят индивидуальные особенности и никак не могут оказаться продукцией имперского синтезатора). Натуральные земные деньги…
(Правда, один из сыскарей предложил версию, к которой следовало прислушаться: девушка отыскала клад в месте, где по закону он делится пополам меж нашедшим и владельцем земли. Прецедентов достаточно. Далее возможны два варианта: либо она захапала себе все, либо поделилась честно, но оба сей факт утаили, чтобы не платить причитающийся с нашедших клад налог в пятнадцать процентов. Прецедентов опять-таки немало, клад мог состоять из драгоценностей, которые продала девушка — то ли свою долю, то ли все найденное. И снова — прецедентов хватает.)
Есть и другая версия: сия молодая особа не один год проплавала с пиратами, и отнюдь не в качестве общей девочки для удовольствия — эти столько никогда не заработают, даже если возьмутся трудиться двадцать пять часов в сутки. Решив, что пора и остановиться, пиратский корабль покинула, что законам «джентльменов удачи» не противоречит, если истек срок контракта. За примерами далеко ходить не нужно, достаточно из имеющихся в бумагах превеликого множества взять тот, что в бумаги не попал, но произошел, можно сказать, на глазах Сварога: Тетка Чари. Разве что накопления у нее были гораздо скромнее, чем у новоявленной княгини. Между прочим, фальшивые бумаги цеха содержателей гостиниц и постоялых дворов Серебряной Гильдии она, как признавалась Сварогу потом, купила как раз в Таурате. И ничего, проехало, никто не устраивал проверки, когда она приобретала будущую «Жену боцмана»…
Имелся и еще один вариант, который пока что не отработан до конца, хотя расследование в этом направлении идет. Ваганум признается законным в том случае, когда претендент тратит исключительно свои собственные деньги. Даже банковской ссудой пользоваться запрещено, потому что это может оказаться не банковская ссуда вовсе… Редко, но были случаи, когда крупные торговцы, а то и контрабандисты и нелегальные торговцы высокого полета нанимали якобы «вольного стрелка», пытаясь захватить какой-либо Вольный Манор, расположенный в крайне удобном для их целей месте — к каковым относится и Шалуат с его поминавшимся уже крайне удобным трактом от Итела в Ронеро. Правда, подобные предприятия всегда бывали довольно быстро разоблачены.
Можно построить и еще одну версию, которая уже озвучена сыскарями: девушка имела отношение к серьезной контрабанде или, скажем, приносящей немалые прибыли торговле здешними наркотиками. Решив не зарываться и выйти из игры вовремя, для пущей легализации захватила Шалуат.
Все эти версии вполне жизненны, основаны на множестве прецедентов, любая из них может оказаться верной. Как бы там ни было, одно можно говорить со всей уверенностью: лихая особа понятия не имела, что в случаях, подобных происшедшему с ней, предъявленные бумаги подлежат строжайшей проверке всегда. Правда, непонятно пока, к которой из версий этот факт можно присовокупить…
А в общем, к чему ломать голову? Лар он или уже где?.. Претендентка на княжескую корону уже с квадранс ждет в приемной. Не обязательно даже задавать прямые вопросы — достаточно послушать ее рассказ о прошлой жизни, и он моментально определит, где правда, а где ложь. Так что не стоит понапрасну жечь нервные клетки, они не восстанавливаются даже медиками Империи…
Сварог, как полагалось для таких случаев, надел баронскую корону (новую, сделанную по его заказу, он брезговал носить ту, что красовалась на голове прежнего владельца). Уселся за свой роскошный письменный стол, нажал золоченый завиток резьбы. Мгновенно появившемуся в кабинете лакею (местному) сказал кратко:
— Пригласите благородную дворянку.
Именно так ее и следовало именовать до официального утверждения в правах — или отказе в таковых. Лакей улетучился далеко не так проворно, как его дворцовые собратья — ну, местный, должной выучки не прошел, а визиты Сварога все же не так часты…
Сварог спокойно разглядывал ее, пока она шла к столу. Даже если в его взгляде она и прочитает любопытство, оно вполне понятно для данного случая — любой смотрел бы с любопытством на молодую девушку, оказавшуюся настолько хваткой, чтобы впервые за несколько тысяч лет выиграть ваганум…
Лет двадцати с лишним, красавицей писаной не назовешь, но и в дурнушки никак не запишешь. Очень симпатичное, умное личико, светлые волосы подстрижены так, что на Земле это назвали бы «каре», а здесь моментально решат, что девушка была в военной службе. Стройные ножки, неплохая фигурка. Чувствуется ловкость и сила в мускулах, но ни тени мужеподобности. Серые большие глаза, пушистые ресницы.
В общем, если бы эта встреча произошла в те времена, когда Сварог, деликатно выражаясь, вел более вольный образ жизни, он непременно постарался бы познакомиться с ней поближе. Приятная особа, как сказали бы на Земле, спортивная девочка.
Она поклонилась по всем правилам этикета:
— Ваше величество… Мое имя Дали Геремей.
У Сварога в голове пронеслось: коли уж она знает, кто он такой (да и не мудрено не знать, кто такой Высокий Покровитель Вольных Маноров), как же отважилась к нему сунуться? Зная, что лар безошибочно отличает правду от лжи? Интересно…
Он показал на мягкий стул, приличествующий ее положению:
— Садитесь.
— Благодарю вас, ваше величество, вы так добры…
Села. На ней было светло-зеленое дворянское платье хорошего покроя, из дорогого траулета, модного фасона, с вырезом и подолом ладони на полторы выше колен. Ногу на ногу не положила — то ли уже чувствует себя княгиней, которой сие запрещено этикетом, то ли скромница. Вот только на скромницу что-то не похожа, на шлюху, впрочем, тоже. Ну, многие шлюхи таковыми вовсе и не выглядят.
Сварог обаятельно ей улыбнулся:
— Дали, ваши бумаги я посмотрел, но мне хотелось бы послушать вашу историю: как вы жили, как воспитывались, как вам вообще пришла в голову эта довольно нетипичная для девушки идея… Простите мне любопытство, но оно вполне оправданно. Впервые за несколько тысяч лет ваганум успешно осуществила девушка. Были, конечно, редкие попытки, но они проваливались. А вам вот удалось… И вы хотите, чтобы меня не грызло любопытство?
— Я понимаю, ваше величество, — улыбнулась она вполне женственно, самую чуточку кокетливо. — С вашей стороны так великодушно просить извинения… в котором я никак не могу отказать королю… особенно столь известному и знаменитому, как вы. Я уже не раз сталкивалась с самым откровенным любопытством, но никогда не горела желанием рассказывать о себе, о своей жизни, обо всем прочем. Потому что люди, в общем, были простые и недалекие. Смотрели на меня, как на экзотическую зверюшку. Вы — другое дело, не сочтите за комплимент.
У Сварога возникло странное ощущение: она словно бы кого-то ему напоминала, но он никак не мог понять, кого. Твердо знал одно — раньше он с ней никогда не встречался. Не было ее в его памяти…
Она заговорила. Голос звучал мелодично, спокойно. У нее был красивый голос.
Единственная дочь, единственный ребенок провинциального дворянина без титула. Поместье у него было небольшое, три деревеньки с двумя сотнями крестьян. Земли в тех местах скудные, и владельцы подобных невеликих владений порой откровенно прозябают. Однако ее дедушке, отцу ее отца, в свое время повезло, как некоторым: в тех местах порой обнаруживаются серебряные залежи. Именно такую, причем довольно богатую, дедушка в свое время и обнаружил — чисто случайно в их места заглянул хороший рудознатец, быстро установил наличие жилы, рассказал все владельцу земель и за хорошее вознаграждение провел должную работу. Многие в таких случаях, не мудрствуя, сдают обнаружившиеся на их земле природные богатства (это не обязательно серебро) горнозаводчикам и довольствуются арендной платой. Однако дедушка был человеком неглупым, предприимчивым (правда, до сих пор у него просто-напросто не было возможности где-то эту предприимчивость проявить). Он прекрасно понимал, что продавать чистое серебро гораздо выгоднее, чем сдавать жилу в аренду. Выскреб до дна свой денежный сундук, продал соседу две деревеньки из трех (все его крестьяне были крепостными, что упрощало сделку — в отношении фригольдерских деревень на дворянской земле действует более сложная и долгая процедура), залез в долги банкирам, даже продал часть фамильных драгоценностей. Но набрал достаточную сумму, чтобы наладить добычу руды и построить плавильню — и на то и на другое имел законное право, так как залежи серебра располагались на его землях.
Иные на таких предприятиях прогорали, иные богатели. Дедушка Дали оказался среди вторых, он и в самом деле обладал должной предприимчивостью. Наладил и добычу руды, и работу плавильни, уже через год полностью рассчитался с долгами, а там пошла чистая прибыль. Умер он, когда Дали было шесть лет, так что она его чуточку помнила. Незадолго до смерти он откупил те две деревни у обедневшего к тому времени соседа (чисто из принципа, полагала Дали), а потом купил у наследников большую часть поместья покойного — уже по чисто деловым соображениям, рассчитывал и там найти серебро, но нанятые им рудознатцы успеха не добились.
Отцу Дали, собственно, и не требовалось предпринимательской жилки — он получил в наследство отлично налаженное предприятие. Так что повозки с серебряными слитками по-прежнему уходили по Большому Тракту к столичным покупателям.
Сей дворянин, как подавляющее большинство мужчин, хотел сына — но не получилось. Тогда он поступил, как многие — стал воспитывать дочь, как мальчишку: верховая езда (часто на не объезженных толком лошадях, чтобы училась с норовистыми справляться), стрельба из пистолета и мушкета, холодное оружие, лук и арбалет, рукопашный бой. Забавно, но она только в четырнадцать лет узнала, увидев у подруги любовный роман, что существует и такая литература. До этого она читала исключительно рыцарские романы (те, что посвящены главным образом битвам, а не куртуазным приключениям), книги военных историков и старые военные хроники. По этой же причине — чтобы не «обабилась» прежде времени — отец всячески препятствовал ее встречам с молодыми людьми. Одно время даже собирался устроить кадетом в кавалерию, но по неизвестным причинам передумал.
Умер он неожиданно, от сердечного приступа (мать Дали умерла еще раньше). Девушка осталась единственной наследницей и полновластной хозяйкой своей судьбы. Кое о чем она рассказывала очень уж уклончиво, и у Сварога осталось впечатление, что какое-то время после смерти отца она наверстывала упущенное — что касаемо общения с молодыми людьми (в чем, в общем, не было ничего противоестественного).
То ли ей передалась дедушкина рассудочная деловитость, то ли сыграло роль отцовское воспитание, то ли все вместе… Настал момент, когда она села и всерьез задумалась: как жить дальше?
Рудознатцы, которых она наняла, чтобы обрисовали нынешнее положение дел с рудником, были единогласны: жила истощается, ее хватит самое большее лет на пять, а дальше — содержание серебра в руде упадет настолько, что разрабатывать ее будет не просто невыгодно, а убыточно. А кроме того…
Когда ей исполнилось шестнадцать, отец — в рамках того же метода воспитания — назначил ее в охрану «серебряных караванов»: сначала рядовым стражником, а потом, когда она набралась должного опыта, года через полтора, стала этой охраной командовать. Три раза охрана всерьез схватывалась с разбойниками (народом серьезным, главным образом каталаунскими Волчьими Головами) и всякий раз успешно, хотя и не без потерь, отбивалась. К двадцати, к кончине отца, у нее имелось личное кладбище в два покойника, одного она застрелила, другого зарубила. Серьезная девочка, мысленно прокомментировал Сварог, знавший не понаслышке, что такое Волчьи Головы.
Поездки эти имели и оборотную сторону, никак не предусмотренную озабоченным ее воспитанием в мужском духе отцом: молодая девушка увидела большие города — и красавицу Равену, где была одиннадцать раз (серебро отправляли в столицу три раза в год, правда, последний «серебряный караван» погруженная в неизбежные хлопоты после смерти отца Дали уже не сопровождала).
Но все равно — одиннадцать посещений Равены. И всякий раз две недели отдыха там после поездки через всю страну. Отец скрягой не был и деньги на отдых ей давал приличные — правда, настаивал, чтобы большую часть она тратила на книги по военной тематике и необходимое в хозяйстве при ее образе жизни оружие.
Он и представления не имел, что большую часть денег Дали тратила как раз на платья и чисто женские развлечения: танцевальные залы для дворян, косметика, украшения. Отец не доводил мужское воспитание до абсурда и платья носить разрешал. По возвращении домой она безбожно занижала стоимость всего этого — а стоимость оружия и книг, соответственно, безбожно завышала. Отец, сидень и домосед, в Равене был последний раз за несколько лет до ее рождения, а потому, не зная цен, не мог и обнаружить ее проделки.
И вот теперь у нее появилась возможность перебраться в столицу из скучнейшего пограничного захолустья! Девушка не особенно и колебалась — продала поместье и все, что только могла, наняла две повозки и с двумя служанками и тремя охранниками отправилась в Равену. Там она быстро подыскала и купила довольно приличный дом — не дворец, но и не хибару. Ко двору, разумеется, не попала — откуда у нее нужные связи? В высшее общество тоже не смогла проникнуть — там свои порядки, ее немаленькие по меркам небогатого дворянства в том числе и столичного) деньги по сравнению с состояниями знати выглядели смешно, а само по себе дворянское происхождение (как и древность рода) мало что значит для господ и дам высокого полета. Правда, особенно она и не огорчалась — на том уровне, где она оказалась, можно было завести достаточно приличных знакомств и участвовать во множестве приличных увеселений. К тому же порой иные вельможи устраивали «открытые балы», куда мог попасть любой «простой» дворянин или любая «простая» дворянка.
Так она прожила примерно год. А потом снова сработали дедушкины гены — она трезво задумалась о будущем. Таковое представлялось каким-то зыбким, туманным, серым…
Будь в ней побольше женственности, получи она чисто «женское» воспитание, действовала бы по-другому, без колебаний двигаясь по накатанной колее. Но воспитание в чисто мужском духе сыграло свою роль: она попросту не умела искать выгодную партию, да и не ощущала в том потребности. Судя по некоторым осторожным обмолвкам, любовники у нее были (в этом отношении она, похоже, была совершенно нормальной), но вот к замужеству, даже крайне выгодному, Дали (в чем призналась с обезоруживающей улыбкой) не питала никакого желания. Мужское воспитание развило в ней крайнюю независимость характера — а в роли супруги велик был риск оказаться в подчиненном положении. Неизвестно еще, попадется ли муж, из которого можно вить веревки — что долго делала та же Маргилена Дино. Да и ее деньги, трезво отдавала она себе отчет, когда-нибудь обязательно кончатся — пусть не завтра и не послезавтра и не через год. И что потом? Поместья, позволявшего бы получать постоянный доход, у нее больше не было (да и сохрани она отцовское, очень быстро из-за истощения серебряной жилы доход с него стал бы крайне скудным). А вложить серьезный капитал в какое-нибудь доходное предприятие, как втихомолку поступали многие дворяне, становясь «теневыми» пайщиками, она опасалась, резонно считая, что ничегошеньки не понимает ни в бирже, ни в торговле, ни в прочем, говоря языком Земли, бизнесе. Очень уж велик риск все потерять. Армейская служба ее не прельщала нисколечко. В пиратки как-то не тянуло.
И вот тут-то один ее знакомый (судя по мимолетно потупленным глазам, ну очень близкий знакомый, а судя по некоторым обмолвкам, изрядный авантюрист) вернулся из Шалуата. Подробно рассказал о сложившейся там обстановке, при которой свергнуть князя посредством ваганума довольно легко. И посетовал, что у него нет достаточно денег: подобное предприятие, пусть и не особенно трудное, но затрат потребует немалых.
Дали (наверняка с видом наивной простушки) поинтересовалась подробностями. «Знакомый» (наверняка рисуясь перед красивой подругой) подробно ей рассказал, как такие дела делаются и сколько примерно денег потребуется.
Тут Дали и осознала, что такие деньги у нее есть. Даже больше, чем требуется!
Следующая мысль сначала показалась ей вздорной, авантюрной, несбыточной мечтой — но чем больше она думала над этим в одиночестве и просчитывала многое, тем больше утверждалась в уверенности: может получиться, если взяться за дело толково и рассудочно, как ее дед в свое время поступил с серебряной жилой. Сам он ничего не понимал ни в рудничном деле, ни в плавильном — но нашел людей, которые в этом разбирались как раз отлично. Собственно, чем таким особенным от этого отличается ее задумка? Да почти что и ничем, если по большому счету.
Через неделю она на двух каретах отправилась в пограничную с Шалуатом каталаунскую провинцию — в сопровождении «знакомого», тех трех бывших охранников (до сих пор крепостных, преданных ей, как собаки) и пятерых сорвиголов, нанятых «знакомым» в Равене. Сама она в мужском костюме ехала верхом, что не вызывает никакого удивления на таларских больших дорогах, а уж в Каталауне тем более — а в каретах, в обычных сундуках и дорожных мешках, лежало три четверти ее золота (остальное она благоразумно оставила в Равене на случай провала всей затеи, и по тем же причинам не стала продавать дом, а оставила его на попечении служанок).
По прибытии на место она ничем не занималась сама, старательно разыгрывая роль не кисейной барышни, а увлеченной охотой молодой дворянки, хорошо умеющей ездить верхом и стрелять. Такие приезжие в Каталауне не редкость (взять хотя бы девушку по имени Яна).
Главные труды взял на себя «знакомый», которому помогали трое «егерей». Действовали с толком, с расстановкой. Примерно месяц подбирали отряд, хорошенько присматриваясь к каждому человечку.
На разработку точного плана ушло три дня. На четвертый конный отряд в двести человек отправился к границе, благополучно ее пересек…
— Ну, а дальше, наверное, и рассказывать не стоит, вы наверняка и так знаете, ваше величество, — улыбнулась Дали.
— Разумеется, — сказал Сварог. — Что, это действительно оказалось так легко?
— Довольно-таки, — с безмятежной улыбкой ответила Дали. — Где-нибудь в другом Маноре пришлось бы потруднее, или дело провалилось бы вообще, и неизвестно, удалось бы унести ноги. Но в Шалуате князь настолько всем осточертел, что его, собственно говоря, и не защищали…
С Бони в Дойре было примерно так же, подумал Сварог. Плохо приходится властелину, которого подданные совершенно не хотят защищать…
Он спросил серьезно:
— Вы рассчитываете удержаться?
— Рассчитываю, — так же серьезно ответила Дали. — Я прихватила еще очень полезного человека — из тайной полиции его прогнали за всякие… вольности с казенными деньгами, но дело он, я уже убедилась, знает. Он в два счета организовал в Шалуате тайную полицию и собрал туда почти всех соглядатаев князя. Не знаю, что будет потом, но пока что не усмотрено попыток организовать серьезное противодействие — и людей, занятых бы организацией такового. Я быстренько провела кое-какие полезные реформы: снизила налоги, чуточку облегчила жизнь крестьян и ремесленников, вообще простых горожан, да и дворянам бросила пару вкусных косточек. Я должна удержаться.
— Будем надеяться, Дали, — сказал Сварог. — Будем надеяться… В конце концов многим подобное удавалось, некоторых я даже знал лично… Вы хотите что-то сказать?
— Ваше величество, вы позволите быть чуточку дерзкой?
— Красивым девушкам это всегда дозволяется, — обаятельно улыбнулся Сварог.
— Вам самому удавалось это столько раз…
— Ну, где же здесь дерзость? — с той же улыбкой сказал Сварог. — Это не дерзость, а признание реальных фактов. Которые слишком многим известны, чтобы пытаться их скрывать… В конце концов не обязательно искать примеры в ваганумах прошлого. Не раз в иных королевствах претендентки на престол боролись за него вооруженной рукой — и многие из них побеждали. Самый свежий пример произошел не так уж и давно — я имею в виду Лавинию Лоранскую.
Эгле, правда, проиграла все, в том числе и жизнь, мысленно добавил он с ноткой грусти. Вот только этот случай так и остался неизвестным… Для всего мира Эгле жива-здорова и благополучно восседает на престоле, которого никогда и не лишалась…
— Последний вопрос — из чистого любопытства, — сказал он. — Почему вы носите такую прическу, если не служили в армии?
Дали ответила без запинки:
— Я подумала, что с такой прической буду смотреться для своего воинства более серьезной, своей, что ли, чем с обычной женской.
— Логично, — сказал Сварог. — Сдается мне, у вас есть все шансы удержаться. К тому же вам помогает ваш… знакомый.
— Увы, ваше величество, — Дали словно бы погрустнела, на ее хорошенькое личико набежала тень. — Он погиб, когда мы штурмовали княжеский дворец… когда дворец был практически взят. Глупое стечение обстоятельств, случайная пуля…
— Мои соболезнования, — наклонил голову Сварог.
Она скорбно склонила голову. Остались сильные подозрения, что печаль на ее красивом свежем личике — мастерское притворство. Чего стоит услуга, которая уже оказана? Бывают предприятия, крайне напоминающие финалом поиски клада: сплошь и рядом сокомпанейцы, едва обнаружив сокровища, начинают резаться. «Знакомый» был ей с какого-то времени определенно ни к чему: скрипач не нужен. Без сомнения, он рассчитывал отодвинуть Дали на задний план, а то и вовсе сделать марионеткой — в силу пресловутого мужского превосходства. А она достаточно умна и хитра, чтобы просчитать последствия удачного штурма заранее. Пуля могла прилететь и со стороны верных егерей — в горячке и неразберихе штурма замка, когда никто не смотрит на товарищей по оружию, такие вещи проскакивают как нельзя лучше, все можно списать на неприятеля, а баллистическую экспертизу проводить никто не будет, ее здесь не умеют делать, разве что в самом примитивном виде: отличить мушкетную пулю от пистолетной, и не более того…
В конце концов, совершенно не интересно, что там у них стряслось. Гораздо интереснее другое…
Сварог решительно не мог определить, говорит она правду или лжет. История вполне жизненная и позволяет выдвигать новые версии — скажем, она натянула на себя, как новое платье, чужую биографию. Или все происходило с ней, но не там, а настоящее место она по каким-то своим причинам не хочет называть. Но эти умствования сейчас бесполезны. Главное — умение безошибочно отличать правду от лжи отказало, не сработало. Второй раз на его памяти — первый был со Старой Матушкой. В точности то же самое: он не усматривает никакой защиты, поставленной против его умения. Он просто-напросто этого умения как бы лишился.
Все было бы гораздо проще, исходи от нее что-то черное. Достаточно нажать другой завиток — и ворвутся боевые монахи. Сварог по собственной инициативе давненько уж пригласил сюда полдюжины людей отца Алкеса и две дюжины монахов Братства святого Круахана. Такие уж места: совсем близко Ямурлак, его уже начали помаленьку заселять люди, но, несмотря на все труды Мары, там еще хоронится по чащам и болотам всякая нечисть из разряда той, что на человека не похожа нисколечко (но иные из них могут прикидываться людьми). А за Ямурлаком — Харлан, где до сих пор черных гораздо больше, чем во всех остальных Свароговых землях, вместе взятых. Предосторожность оказалась разумной — за последние годы четырежды монахам и людям из Багряной Палаты пришлось вмешиваться. Им и службе, основанной когда-то старухой Грельфи — и по причине полезности оставленной в прежнем виде, даже расширенной…
Но от нее нисколечко не веет черным — а уж черную магию, как и любую другую, Сварог мог определить при любой погоде. Но, как и в случае со Старой Матушкой, ничего такого не почуял. Дали была самым обычным человеком, магическими умениями какого бы то ни было вида не отягощенным. Нет никаких причин, поводов и оснований вязать ее и допрашивать. Он до сих пор так и не понял, что такое Старая Матушка, но вреда от нее нет ни малейшего. Может быть, его и не случится от этой красивой спортивной девочки.
— Пожалуй, вы удержитесь… — сказал он задумчиво.
— Приложу все силы, — улыбнулась Дали. — К тому же у меня заготовлен один хитрый ход. Вы — король с опытом, вы, наверное, его знаете: «История Эборона».
— В жизни не слышал, — сказал Сварог. — Расскажите, если это из тех вещей, что могут быть полезны королю.
— Безусловно, могут, — красивые серые глаза смотрели невинно, простодушно. — В одной из отцовских книг описана история старинного короля Эборона. Его многие книжники считают легендарным, но это и несущественно. Главное, история поучительная. Однажды Эборон слег в постель, и придворные лекари клялись, что недуг смертелен и королю осталось жить на свете считанные дни. Все, кто втихомолку плел заговоры, все, кто хотел бы устроить заговор, но опасался, наконец, недоброжелатели наследного принца… В общем, все приободрились и развели бурную деятельность, засветились… Через три дня король вдруг встал с постели, и выглядел он так бодро, словно жить ему еще предстояло семь раз по семь лет. Всех злоумышлявших перехватали, и кончили они плохо. Король искусно притворялся, а медики были посвящены в его замысел и старательно подыгрывали…
Ну да, почти то же самое произошло в свое время с Иваном Грозным, подумал Сварог. Историки так до сих пор из-за скудости дошедших от тех времен документов не пришли к единому мнению, не знают, точно притворялся ли Грозный или в самом деле был подкошен серьезным недугом. Но все его враги и недоброжелатели, а также те, кто не хотел видеть наследником его сына-младенца, обрадованно полезли на свет Божий, как тараканы из щелей, засветились — и получили по полной программе, когда Грозный вдруг встал. Еще одно подтверждение того несомненного факта, что девушка умна и хитра. Не грех было бы и самому устроить такой кунштюк: моментально зашевелятся враги и недоброжелатели и на Таларе, и в Империи. А посвященные в тайну Канцлер с Интагаром будут бдить каждый в своей зоне ответственности и дернут удочку, когда поплавок запляшет…
Он еще немного поболтал с девушкой о пустяках — она охотно поддерживала беседу. Сделал парочку игривых намеков на возможную близкую дружбу — исключительно ради того, чтобы посмотреть, как она отреагирует. Дали держалась так, что это ему понравилось: не могла не понять намеков, но ни словечком, ни взглядом не дала знать, что готова пойти навстречу и уступить его величеству. Изображала полную невинность, не понимающую, чего от нее хотят — вещь немыслимая для умненькой девушки, более года кружившейся в вихре столичных светских увеселений и не чуждавшейся амурных баталий. Что же, такое поведение только располагало к ней: Сварогу осточертели шлюхи, готовые ради сладких пряников прыгнуть к нему в постель — прямо-таки вереницей до сих пор выстраивались, действуя кто искусно, кто топорно. Приятно столкнуться с прямо противоположным. Черт его знает, кто она такая и откуда взялась, но несомненно одно: она не из тех, кто ради покровительства и расположения короля королей готова расплатиться собой. Ну что же, гордые недотроги нам нужны…
Что оставалось делать? Утвердить ее в княжении по всем правилам — и установить постоянный надзор с помощью людей Интагара и Золотых Обезьянов, авось да удастся что-то полезное о ней узнать…
Он поднялся — торопливо поднялась и Дали — и сказал церемониальным тоном:
— Преклоните колено.
Дали опустилась на одно колено. Сварог достал из секретера точную копию княжеской шалуатской короны, изготовленную по его приказу — оригинал бежавший князь прихватил с собой на память. Обойдя стол и остановившись над девушкой — мимоходом чисто машинально отметив, что глубокий вырез открывает довольно приманчивую картину, — произнес тем же тоном, бесстрастно-торжественным:
— Полагаясь на вашу честь и верность, объявляю вас княгиней Шалуата.
Эту формулу его геральдисты сочинили не так уж и давно, когда он стал Высоким Покровителем Вольных Маноров. Сочинили и ответ, который Дали безусловно знала, потому что тут же его произнесла:
— Моя честь останется незапятнанной, а верность незыблемой.
Сварог обеими руками возложил на ее голову корону. Ювелиры не подвели, пришлась практически впору — точнее, это наблюдатели восьмого департамента точно рассчитали размер.
— Поднимитесь, княгиня, — сказал Сварог. — Это был последний раз, когда вы преклоняли колено. Больше вам не придется этого делать перед кем бы то ни было.
Она поднялась на ноги легким грациозным движением. Глаза сияли радостью, она улыбалась, еще больше похорошев. Везет тебе, сероглазая, подумал Сварог. Лет несколько назад я бы от тебя не отстал…
Когда она шла к двери уже чуть более величавой походкой, чем та, которой входила, Сварог поступил, как в свое время со Старой Матушкой — метнул вслед немудреный, короткий магический сигнал, позволивший бы ему понять, с кем имеет дело.
И, как в прошлый раз, случился полный афронт. Разве что обстояло чуточку иначе: в прошлый раз выглядело так, словно сделанный мечом выпад встретил неожиданно невидимый непробиваемый щит. А сейчас словно бы пущенная в девичью спину стрела не отлетела от незримой преграды, а пропала куда-то, словно в воздухе растаяла. Только и разницы, а суть та же: он вновь не мог определить, кто перед ним.
Ничего, время терпит, и не такие ребусы разгадывали…
Из ворот замка он вышел в чуточку скверном расположении духа, но оно тут же улетучилось: неподалеку собралось человек сто горожан и горожанок, а с дюжину карапузов с детской непосредственностью подошли совсем близко и восхищенно разглядывали кто Сварога, кто его коня в богато украшенной сбруе. Большинство, мальчишки, уделяли внимание как раз коню — ну что с малышни возьмешь, вороной в серебряных бляхах на сбруе, в золотых цепочках, с султаном цветов готарского флага повыше большого затейливого налобника был им не в пример интереснее, чем ничем, в принципе, не примечательный дядька, представший сейчас без мантии и короны. Зато девчонки — женщина с младенчества женщина — таращились как раз на него.
Зато взрослые вели себя совершенно иначе: мужчины заорали что-то радостно-приветственное, подбрасывая шапки, женщины тоже, разве что головных уборов не бросали, чтобы даже в такой ситуации не остаться простоволосыми.
Сварог ответил им, воздев руку и улыбаясь с ненаигранным дружелюбием: между нами, королями, любому властелину всегда приятно столкнуться с проявлениями искренней народной любви. Именно так и обстоит: они прекрасно знают, что у него нет пошлой привычки бросать в толпу монеты пригоршней, ни грошика не получат — они радуются искренне. Интересно, скажут ли эти сопляки и соплюшки, когда подрастут: «Спасибо королю Сварогу за наше счастливое детство!»? Или воспримут прожитые юные годы как нечто само собой разумеющееся, потому что не видели своими глазами, в какой нищете и грязи жили совсем недавно их родители? Вероятнее всего, второе — но не стоит этому огорчаться, в принципе, так оно и должно быть.
Примерно на середине пути на его здешний «портсигар» свалилось довольно обширное сообщение, точнее, рапорт Оклера. Сварог его прочитал почти равнодушно.
Совсем недавно, с интервалом от получаса до полутора часов обнаружились сразу три реликтовых чудовища — два принадлежали уже известным по прошлому видам, третье объявилось, такое, впервые. Всем трем категорически не повезло — Оклер давно уже установил на шельфе вокруг всего Харума сеть наблюдательных станций, полностью перекрывавших акваторию (он собирался сделать то же самое и на островах, хотя на островах «чудовища из янтаря» прежде не появлялись ни разу). Так что тварей засекли вовремя. Двух «Ящеры» подстрелили еще на мелководье, а третий, тот самый объявившийся впервые, успел наполовину вылезти на берег возле рыбацкой деревушки, а больше ничего не успел. Согласно заведенному порядку, всех трех увезли за облака для изучения. Паники среди населения не отмечено.
Черт знает что, подумал Сварог не без лености. Мало того, что вновь в неурочное время, так еще целых три. При других условиях можно бы и выдвигать писаную вилами по воде версию — что, то ли добытчики янтаря, то ли очередное легкое содрогание морского дна потревожили некую залежь, где гнездились именно реликты. Однако появились они в трех точках, отделенных друг от друга сотнями лиг. Так что не стоит заморачиваться ими вообще, никогда от них не было мало-мальски серьезного ущерба, самое большее, что успевали — разрушить несколько домов, сожрать нескольких человек да потопить пару рыбацких баркасов. За год от ударов молнии гибнет больше людей, чем их погибло за все время в пасти чудовищ. С точки зрения статистики, ничтожно малая величина. Для адмирала это, похоже, тоже стало рутиной.
Ага, вот именно. Оклер неожиданно для себя самого стал первым в новейшей истории имперским адмиралом. До Вьюги, когда лары обитали еще на земле, военно-морской флот у них был — но после окончательного ухода за облака в нем не стало необходимости. Однако в военном министерстве нашелся прыткий генерал, несомненный духовный собрат Костяной Жопы, до того, несмотря на чин, перебиравший второстепенные бумажки (их там таких было несколько). Он и представил быстренько обширный проект. Суть незатейлива: в Империи существуют три вида вооруженных сил: боевые летательные аппараты, солдаты и Серебряная Бригада. Знаки различия у них общие, но мундиры разные, в эмблемах есть различия. Каждым видом руководит свое управление военного министерства. Морская Бригада безусловно является одним из видов вооруженных сил, но не может относиться ни к одному из ныне существующих, а посему просто-таки требуется выделить ее в самостоятельный вид.
Свой резон в этом, в общем, был. Яна посоветовалась со Сварогом и военным министром. Сварог пожал плечами и одобрил: в конце концов, детские игры в песочнице. Последовал императорский указ — а потом высочайшее утверждение должного пакета документов. Морская Бригада была возведена в ранг военно-морского Флота, получила свои вексиллум, форму, эмблемы, кортик и саблю, морские чины вместо прежних. Оклер стал Адмиралом Одной Косатки, его подчиненные — коммодорами, флаг-капитанами и грот-лейтенантами. Когда началась неизбежная бюрократическая кувырк-коллегия и стало ясно, что необходимо и управление военно-морского флота, как-то так получилось, что кандидатом номер один стал тот генерал. Он и был утвержден начальником управления в звании Адмирала Двух Косаток. Поскольку он был не более чем исполнительным болваном, троица согласилась, и Яна подмахнула соответствующий рескрипт, вмиг поднявший новоиспеченного адмирала на пару ступенек по служебной лестнице. Самостоятельную роль этот тип никогда играть не пытался, ему достаточно было раззолоченного синего мундира с двумя золотыми косатками на левой стороне груди («Ох, введу я все же у вас погоны, — подумал тогда Сварог. — Так оно будет правильнее — что за армия без погон?») и прочей мишуры… Он быстро понял довольно прозрачные намеки Сварога и дал понять, что согласен на роль зиц-председателя Фунта (о коем, естественно, не ведал) — лишь бы должный почет иметь. Так что фактически командовать военно-морским флотом (которому, не исключено, предстояло разрастись) стал Оклер — о чем Сварог ему поведал открытым текстом за бутылочкой «Сильванского ревеня», в сегурском замке маркиза, в компании Аурики.
А главное, что давно уже привело Сварога в самое бодрое и веселое расположение духа, — он, очень хочется верить, наконец-то выломился из надоевшей роли одинокого героя. Он больше не бегал с мечом наперевес, по зачарованным лабиринтам, он больше не выходил с кучкой соратников против серьезного зла, он не носился в одиночку на храпящем жеребце вдали от сподвижников и товарищей. Ничуть более не походил на рыцаря Рюгена, или принца Люциара. И на Той Стороне, и особенно на Нериаде он был — без малейшего душевного сопротивления — частичкой огромной военной машины, винтиком государственного механизма. Вот и теперь в захвате Крепости Королей особых его заслуг не было. Крепость, конечно, нашли с помощью его аппаратуры, но досталась она Сварогу в свое время по чистой случайности. Тогда, выйдя со Странной Компанией к границам Хелльстада, он раздумывал какое-то время: не пойти ли в обход? Можно было поплыть по Ителу, а уж оттуда — морем до Шагана. Можно было двинуться через Иллюзор, в общем, не опасный. Однако мушкетер выбрал Хелльстад. А все дальнейшее было чистой случайностью.
Сейчас он чувствовал себя так, словно мушкетерская юность кончилась окончательно — и нисколечко об этом не жалел. Он был в рядах, он все время ощущал рядом чей-то локоть, чье-то надежное плечо, он не ломал голову в одиночку над головоломными загадками. Многое по-прежнему зависело исключительно от него, но это было совсем другое, и жизнь становилась другой.
И это только радовало.
…Теплая компания собралась незадолго до сумерек в Малой каминной «Медвежьей берлоги». Несмотря на название, там уместился бы пиршественный стол человек на тридцать, а камин размерами мало уступал парадным воротам иной дворянской резиденции, так что в нем можно было жарить целиком оленей и диких кабанов. Что в прошлом, несомненно, и происходило — был убран только вертел, остались крепления для него и система из четырех громадных шестерен, приводившая некогда вертел в медленное вращение. Она до сих пор исправно работала, Сварог из любопытства проверил. (Большая каминная размерами и вовсе не уступала иному танцевальному залу дворца.)
В камине пылало не магическое пламя, а настоящий живой огонь — так было естественнее. Компания, как Сварог и планировал, собралась небольшая: он с Яной, Элкон с невестой, Канилла с Гаржаком и Вердиана. Чтобы не тянуть с претворением в жизнь плана насчет будущего Вердианы, разработанного им с Яной, он собирался обеспечить явку и лейтенанта Боулдера — но оказалось, что тот сегодня вечером заступает в караул. Здешние воинские уставы — штука железобетонная. Даже королю, будь он трижды самодур и сатрап, не положено снимать с караула офицера по столь пустяковому поводу, как вечеринка с танцами, даже с участием короля. Ничего. Ничего, спешить некуда, не на пожар. А семерка — здешнее счастливое число (роль чертовой дюжины отчего-то играет число одиннадцать, и вокруг него клубятся почти те же самые суеверия, что окружают на земле «чертову дюжину»: в гостиницах и на постоялых дворах сразу за десятой комнатой идет двенадцатая, хозяева стараются, чтобы за стол никогда не садилось двенадцать гостей, включая их самих, и так далее).
Некоторое время Сварог в глубине души чувствовал себя несколько неловко: здесь присутствовали четыре красавицы в коротеньких платьях, отнюдь не монашеских спереди и уж тем более сзади, одна танцевала, три сидели, вольно забросив ногу на ногу. Одна из них, краса ненаглядная, была его законной женой, пусть только в Хелльстаде, а с двумя ему выпало провести ночь. Ситуация не лишена пикантности: Вердиана не знает о Канилле, Канилла не знает о Вердиане (хотя полностью уверенным быть нельзя, у Каниллы талант — все знать об окружающих), Яна не подозревает о двух других. Но прошло совсем немного времени, и неловкость эта пропала. В конце концов, продолжения не будет: зная Каниллу, не сомневаешься в ее словах, что та ночь останется единственной, а Вердиана, умница и молодец, держится превосходно, ни взглядом, ни движением бровей не показала Сварогу, будто помнит, что меж ними однажды что-то было — а ведь иные на ее месте вели бы себя иначе…
Сварог покосился на нее: золотистое платьице отлично гармонирует с ее волосами и великолепным сильванским загаром, веселая, шутит и смеется непритворно, вся из себя очаровательна и соблазнительна… пора девушку замуж выдавать. Принца Элвара позовем в посаженные отцы, отца Грука пригласим венчать, напляшемся…
Настроение у компании было приподнятое — уже успели одолеть по бутылочке «Сильванского ревеня». Белокурая невеста Элкона, правда, до сих пор держалась чуточку скованно, хотя и не так зажата, как в самом начале — на дворцовых балах она себя вела вполне непринужденно, так что причиной всему, конечно же, присутствие на вечеринке короля королей. Ничего, обвыкнется. Им тоже закатим торжество с участием принца Элвара и отца Грука — гулять так гулять…
Сварог чувствовал себя распрекраснейше. Ни забот, ни хлопот, и не видно на горизонте таковых, вокруг только приятные ему люди, беззаботному веселью можно предаваться хоть до утра. Давненько такого не случалось, всегда в сторонке маячила какая-то жизненная сложность, не позволявшая о себе забывать. Но теперь…
Он бил по струнам виолона от всей души, широкой сейчас, как ворота в кремле. Поскольку под любыми звездами, в любом мире нот остается семь, не больше и не меньше, он без труда подобрал мелодию, наиболее близкую к каталаунсклому бартеку — в свою очередь, имевшему много общего с незабвенным казачком. И самовыражался во всю глотку:
Гаржак, в отличие от большинства здесь веселившихся, русского пока не знал, но ему хватало ритма. Не зря его и Каниллу негласно признали лучшей танцевальной парой дворцовых балов, даже соперники и соперницы смирились с общим мнением. Вот они с Каниллой и танцевали бартек.
Ах, как они танцевали! Душа, радовалась. Задорный перестук каблуков, золотой волной взлетают волосы Каниллы, лицо Гаржака исполнено мужской солидности, они то расходятся, то сближаются, то кружатся, переплетя пальцы широко разведенных рук, так что их лица совсем близко, то Гаржак, заложив руки за спину, выкаблучивает на месте, а Канилла вьется вокруг него, подбоченясь обеими руками, безукоризненно выстукивая каблучками серебристых туфелек ритм бартека. Они танцевали так самозабвенно и красиво, что Элкон с Элиной и не пытались к ним присоединиться. Сварог старался изо всех сил:
Судя по их взглядам (один классик в великолепном романе назвал такие налаенными), по лицам, отрешенным от всего окружающего, по тому, что они словно бы составляли одно целое, все у этой парочки всерьез и надолго. Вот только (Сварога мимоходом царапнула грусть) на этот раз о веселой свадьбе и речи нет, собственно, и будущего у них нет…
Он отогнал эти верные, но неприятные сейчас мысли, с присвистом бил по струнам:
Когда песня кончилась, Сварог еще какое-то время наигрывал бравурную мелодию. Когда отзвучал последний протяжный аккорд, Канилла с Гаржаком словно бы проснулись далеко не сразу, с явным сожалением остановились, вернулись в свои кресла. Канилла на миг прижалась к Гаржаку, послав ему накаленный взгляд. Пожалуй что, не стоит затягивать вечеринку до поздней ночи, три пары будут только рады закончить ее уже через пару часов. Вот только Вердиана, бедолажка, ляжет спать в одиночестве, чего ей, судя по мечтательной, отрешенной улыбке, вряд ли хочется. Нет, нужно ускорить события, Баулдер сменится с караула утром, отоспится — молодому гланцу и нужно-то несколько часов крепкого сна, чтобы вновь стать бодрым и свежим — а завтра вечером Канилла устроит ему торжественный прием в члены Ассамблеи Боярышника, и дальше лишь нужно будет умело направлять события, в чем примет участие добрая половина членов Ассамблеи, все обставят так, заранее расписав сценарий и роли, что парочка ничего и не заподозрит, видя в происходящем естественный ход событий. Ну, а остальной половине следует мягко намекнуть, как именно следует себя вести, чтобы не оказаться помехой…
Искрящаяся зеленоватая струя «Сильванского ревеня» полилась в пузатые хрустальные бокалы с искуснейшей гравировкой и наведенным золотом вензелем Вердианы — точнее, герцогини Латери — под герцогской короной. Сварог перебирал струны уже чуточку лениво, собираясь вскоре объявить общий перепляс. Лучше всего сделать им вальторат — его танцуют и в одиночку, без партнера или партнерши, так что Диане не придется скучать, глядя на увлеченно танцующие пары.
Всевозможные докладчики из разных ведомств, круглосуточно бдившие на некотором отдалении от Сварога, где бы он ни находился, получили строгие указания в хорошем стиле классиков: «Никого не пускать! Хоть король, хоть черт, хоть сам дон Рэба…» Говоря проще, им было велено беспокоить только в случае чего-то особенно грозного и жуткого вроде Белой Тревоги — Белоснежной, Белейшей… А потому сердце у Сварога упало, когда одна половинка старинной дубовой двери с полукруглым верхом бесшумно приотворилась и в щели показалась насквозь знакомая физиономия, пославшая ему многозначительный взгляд. Поставив виолон рядом с креслом, он нарочито неторопливо встал, улыбнулся остальным:
— Очередные пустяки, из-за которых короля везде находят…
Аккуратно притворив за собой дверь, он выслушал доклад одного из доверенных людей Интагара. В первый миг почувствовал лишь удивление. Потом досаду. Бросил агенту:
— Передайте ратагайцам: моего коня к парадной лестнице…
Вернувшись в каминную, развел руками и широко улыбнулся с самыми беззаботным видом:
— Ну вот, как часто бывает. С одной стороны, вроде и пустяк, с другой — до утра ждать не может, — и, гася вспыхнувшие не в одних гладах беспокойство и тревогу, спокойно добавил: — Из-за границы, из Лорана, только что вернулся один человек. Нужно съездить во дворец и его выслушать, чтобы кое-что решить уже с утра. Ну, вы тут почти все прекрасно понимаете такие дела… Я вернусь самое позднее через полчаса.
Неторопливо вышел и быстро зашагал по коридору. Преспокойно остался бы здесь до утра, никуда не поехал, но вот эта деталь…
Ратагайцы уже сидели в седлах. Сварог взлетел на коня и пустил Рыжика короткой рысью. Не было смысла поднимать его в галоп — до дворца не будет и лиги, а спешить, в общем, вроде бы и некуда…
Фонари горели (возле королевского дворца они стояли особенно густо), и он издали увидел кучки дворцовых стражников, рассредоточившихся по улице (непонятно зачем) людей Интагара в штатском, карету Интагара и верного бульдога возле нее. И здоровенный кусок парусины, подпертый стойками, на манер палатки прикрывший часть стены.
Поводья у него принял сам капитан дворцовой стражи. Интагар подошел, выжидательно остановился рядом.
— Ну, показывайте, что тут у вас, — сказал Сварог. — Приличные люди на заборах и стенах не пишут, особенно на стене королевского дворца…
— Никто его не видел, ваше величество, — удрученно вздохнул капитан. — Внешние патрули проходят достаточно редко, а страже у ворот этот кусок стены не виден…
— Я и не собираюсь никого виноватить, — резко сказал Сварог.
— Ваше величество… — продолжал капитан. — Полчаса назад во дворец приехал мэтр Анрах. Я помню ваш приказ не беспокоить без особой необходимости, а он сказал, что дело может подождать и до утра. Я сказал ему, что не знаю, где вы, что вы вернетесь только утром, отвел ему его обычную спальню в восходном крыле…
— Он собрался спать? — спросил Сварог.
— Нет, ваше величество, он привез с собой какую-то старинную книгу и собрался еще долго ее читать. Попросил бутылку вина и легкую закуску, мы, разумеется, принесли, я ведь помню, что вы велели исполнять все его пожелания…
— Ну, раз уж он не спит и я здесь… — сказал Сварог. — Пошлите за ним кого-нибудь. Фонарь мне. Я пойду один.
Капитан подозвал стражника, шепнул ему что-то на ухо, и тот со всех ног припустил к дворцовым воротам. Другой стражник кинулся, торопливо подал Сварогу притушенный карбамильский переносной фонарь с удобной ручкой. Еще один откинул боковое полотнище, Сварог вошел, полотнище опустилось за ним, он повернул рубчатое колесико. Яркий свет залил внутренность «палатки».
Сварог подошел почти вплотную к стене, к сделанной на уровне человеческих глаз надписи. Алфавит «Аугел», алые буквы высотой примерно в пол-локтя выведены аккуратно, прямо-таки каллиграфически, словно писавший никуда не спешил. Ни малейших потеков — краска явно из тех, что сохнет едва ли ни мгновенно, на Таларе ее давно умеют делать, и она гораздо дороже обычных…
ПРИВЕТ
СКОРО СДОХНЕШЬ
Ни единого знака препинания, зачем-то отметил он. А выше надписи — тот же самый знак, что они обнаружили в Крепости Королей, выведенный столь же аккуратно, как буквы. И все. И совершенно ничего непонятно.
Он вышел в ночную прохладу, сунул в рот сигарету, жестом подозвал Интагара:
— Видели?
— Конечно.
— Что думаете?
— Не знаю, что и думать, — ответил Интагар не уклончиво — рассудительно. — С тех пор как я начал службу, никогда не видел, чтобы на стене королевского дворца писали угрозы. Очень уж давно такого не случалось. Кстати, за подобные штучки положена каторга — но людей серьезных каторга никогда не пугала… Знака такого мои люди нигде не откопали. Не знаю, что и думать…
— Значит, ни о чем пока не будем думать, — жестко сказал Сварог. — Подождем хоть какой-то ясности…
Докурив сигарету, он какое-то время бездумно стоял, глядя в сторону дворцовых ворот, которых отсюда за изгибом стены не видел — ну да, стража у ворот ни за что не заметила бы писавшего, а внешние патрули и в самом деле проходят тут раз в полчаса. Было время на каллиграфию… Ни банки с краской, ни кисточки не видно, останься они тут, Интагар непременно доложил бы и не убирал. На пешехода с банкой и кисточкой обязательно обратили бы внимание и стража у ворот, и патрули по обе их стороны — они обучены высматривать все, что носит признаки странности. Человек, идущий ночью по улице с банкой краски и кистью, — конечно же, странность. Его не стали бы задерживать, но постарались запомнить внешность, и капитан или Интагар непременно доложили бы Сварогу, едва он приехал. Значит, никто такого пешехода не видел. Значит, он был верхом, с сумой у седла… или, что гораздо вероятнее, поблизости его ждала карета. Да, скорее всего, так…
Он встрепенулся, завидев бегущего трусцой Анраха. Едва мэтр — под мышкой пухлая книга старинного вида — остановился перед ним, стараясь отдышаться, Сварог взял его за локоть и повел к «палатке». Проворно метнувшийся стражник опередил их, вновь приподнял полог и опустил за ними.
— Что думаете? — спросил Сварог, осветив надпись на стене.
— Великие Небеса! — ахнул мэтр.
Так и не поняв, что же звучало в его голосе, удивление или испуг, Сварог холодно спросил:
— Вы знаете, что это за символ?
— Да, я только сегодня наткнулся… Потому и поехал заполночь. Мы эту книгу взяли тогда в Горроте, до десятка руки не доходили до сих пор, я чисто случайно… Трактат «О знаках и символах из самых разных областей человеческой жизни с объяснением либо толкованием таковых». Книга считалась утраченной, принадлежит перу…
— Меня сейчас не интересует, чье там перо, — почти грубо сказал Сварог. — Что это?
Анрах смотрел ему в глаза:
— Это знак Гремилькара. Старый, прежний. Насколько можно судить, перестал употребляться еще до Шторма. В ходу давно другой. А это — прежний, забытый…
Сварог с удивившим его самого спокойствием вдруг понял, что не испытывает ровным счетом никаких эмоций или чувств. Он слишком долго не вспоминал о Гремилькаре, все эти годы никак себя не проявившем и ставшем неким абстрактным, полузабытым понятием. И вот, извольте. Что ж, ничего, в сущности, не произошло. Просто-напросто объявился очередной противник — специализированный, так сказать, который должен быть занят исключительно охотой на Сварога. И вряд ли слабый. Но сколько за эти годы было сильных противников… Не надо заранее быть слишком самонадеянным, но и дергаться не стоит: всяких видали. Что делать? А что тут можно сделать?
— На чем вы приехали? — спросил Сварог.
— На извозчике.
— Бессонная ночь не пугает?
— Ничуть.
— Потребуйте моим именем дворцовую карету, — сказал Сварог. — Езжайте домой и составьте мне обзор — все, что вам известно о Гремилькаре, в каких известных вам книгах можно что-то о нем отыскать, ну, в общем, все… Идите.
Когда мэтр Анрах торопливо вышел, Сварог достал оба «портсигара» и отправил в разнообразные архивы запросы, прибавив, что ответ ему нужен не раньше завтрашнего утра… Вот и все, что он мог сделать. Однако — джентльмен. Не стал по-воровски таиться где-то в тайном убежище, предупредил, что прибыл с визитом. О розыгрыше и думать не стоит — какие, к черту, розыгрыши…
Выйдя наружу, он подозвал Интагара и распорядился:
— Надпись уничтожить. Меня не будет до утра.
Направился прямиком к Рыжику, прыгнул в седло и той же короткой рысью пустил его в сторону «Медвежьей берлоги». Проворчал под нос:
— Ну, с приездом вас…
Авторы стихов, приведенных в романе: Сергей Боханцев, Ольгерт Довмонт, Александр Розенбаум, Михаил Успенский, Михаил Щербаков и др.
Я еще раз вытолкал смерть.
Но она придет снова.
Как голодная девка пристает…
Со звоном один за другим летят царские венцы с головы Короля Королей — Сварога. В миг гаснет жизнь волшебника, словно задутая свеча.
На полях брани началась великая косьба. Сверкает кровавым блеском рубин в рукояти меча — с клинком старинной работы.
Канцлер был мрачен, словно дюжина купцов-банкротов сразу.
— Устраивайтесь поудобнее, лорд Сварог, — сказал он мрачно. — Разговор у нас будет долгий…
На краткое время Сварог почувствовал себя проштрафившимся учеником перед строгим учителем. Что поделать: Канцлер — это Канцлер. Однако, как он ни ломал голову, не смог вспомнить ничего из совершенного им в последнее время, способного бы вызвать неудовольствие Канцлера. Так что дело было не в его персоне. С другой стороны, в последнее время в окружающем мире не случилось ничего такого, что могло бы привести Канцлера в неприкрытую мрачность. Даже наоборот — обнаружение и взятие под полный контроль Крепости Королей безусловно стоит отнести к нешуточным достижениям — Диамер Сонирил, как не раз до того, вновь ходит гоголем, ненавязчиво напоминая, что это — вновь заслуга его Канцелярии, поскольку лорд Сварог в ходе операции пребывал в качестве… Ну, понятно.
Правда, внезапно дал о себе знать Гремилькар. Но и из-за этого Канцлер не был бы так угрюм. Во-первых, все источники, пусть немногочисленные, в один голос утверждают, что Гремилькар — персональная головная боль Серого Рыцаря, не представляющая никакой угрозы для Империи. Во-вторых, нет точной уверенности, что это именно Гремилькар. Нельзя исключать, что Сварогу просто-напросто решили потрепать нервы его враги, коих хватает и на земле, и за облаками. В конце концов, Знак Гремилькара можно, порывшись пару часов в земных библиотеках, отыскать в книгах, казенно выражаясь, открытого доступа. И недобитая «Черная Благодать», и недобитая «Черная Радуга», и недоброжелатели Сварога в Магистериуме располагают кое-какими, скажем так, не вполне обычными способностями…
И наконец, возникни на горизонте какая-то серьезная беда вроде Радианта или заговора Брашеро, Сварог вряд ли узнал бы об этом позже Канцлера… или не следует быть столь самоуверенным?
— В первую очередь разговор у нас пойдет об императрице, — сказал наконец Канцлер. — Точнее, о ее пристрастии к долгому пребыванию на земле. У меня тут лежит сводка. За последний год она из трехсот шестидесяти восьми дней провела в Келл Инире всего восемьдесят два. Все остальное время она буквально пропадает на земле, иногда в Хельстаде и Каталауне, либо несколько дней где-нибудь с вами путешествует. Но главным образом живет у вас в Латеране. Случай беспрецедентный за всю историю Империи. Превеликое множество раз лары и лариссы развлекались на земле, порой задерживаясь там на пару-тройку недель, — даже императрица Агнеш до замужества. Это все были недолгие развлечения. А Яна на земле форменным образом живет. Что давно уже вызывает в обществе ропот, порой неприкрытый. Вы об этом не можете не знать из сводок восьмого департамента…
— Знаю, — сказал Сварог. — Фыркают по углам, втихомолку осуждают за чаркой — конечно, держась в рамках законов… В конце концов, это совершенно неопасно — болтовня по углам. Ни разу не было и намека, что дело зайдет дальше болтовни.
— А как быть, если эта болтовня приобрела чересчур уж большой размах? — прищурился Канцлер. — Все пересуды, и до того отнюдь не единичные, прямо-таки разгорелись лесным пожаром, захватывая все новых участников после недавнего празднования Нового Года. Впервые — понимаете, впервые! — в истории Империи императрица провела Календы Северуса на земле — да и императоров таких не было.
Сварог постарался сохранить дипломатически-непроницаемое выражение лица, но в душе мечтательно улыбался. Действительно, все так и обстояло. Сначала Ассамблея Боярышника в полном составе пировала в «Медвежьей Берлоге», а за пару часов до наступления Нового Года отправилась на одну из латеранских площадей — как там принято, в масках и вывороченной наизнанку верхней одежде, а то и маскарадных костюмах. Латерана празднует Новый Год незатейливо, но весело: взявшись за руки и образовав круг, горожане под свист дудок и стук бубнов пляшут нехитрый танец, двигаясь, как говаривали в старину на Руси, посолонь. Никаких сословных различий не существует — благородный герцог может плясать, держа за руки белошвейку и золотаря, — все в масках, которые нельзя снимать, иначе не будет в Новом Году ни денег, ни счастья, ни везения. Дворянские перстни и все оружие оставлены дома. Никаких дуэлей и просто драк в эту ночь — а вот мимолетные амурные поединки, наоборот, входят в традицию (от чего, коли уж все лица скрыты под масками, порой случаются довольно юмористические коллизии). Кругов этих на площадях и улицах превеликое множество — все совершеннолетние жители Латераны, которым есть на кого оставить детей. Повсюду стоят оплаченные городской казной бочки с вином, откуда бесплатно наливают всем желающим — не самые изысканные вина, конечно, но и никак не пиркет. Когда громыхнет Толстяк Буч, главный городской колокол на Круглой башне, возвестив о приходе Нового Года, повсюду вспыхивают шутихи, фейерверки, «огненные колеса» и «огненные картины». (Труднее всего приходится вынужденным бдеть всю ночь пожарным — правда, дежурство несут по жребию.) Конечно, имперский праздник с его роскошнейшими фейерверками, прекрасно видимыми с земли, в тысячу раз превосходит земные торжества — но никто на земле об этом как-то не сожалеет, всем и так весело.
Канцлер ледяным тоном продолжал:
— Конечно, она оставила вместо себя великолепного «двойника», не только видимого, но и осязаемого — но это обнаружили слишком многие… Кто-то обиделся, а кто-то и рассердился всерьез на то, что императрица пренебрегла благородным обществом ларов. Это кульминация, а пересудов, как я уже говорил, и до того хватало с лихвой…
Сварог усмехнулся:
— Там, откуда я пришел, есть поговорка — на обиженных воду возят.
— Я вас прошу, держитесь как можно более серьезно, — сказал Канцлер с неприкрытой резкостью. — Дело очень уж серьезное. Ключевое слово — Традиции. С большой буквы. Вам, как земному королю, должно быть прекрасно известно, сколь могучую силу являют собой тысячелетние традиции.
— Известно, — сказал Сварог. — Правда, несколько я уже сломал через колено. И знаете, еще не было случая, чтобы не ломались с приятным хрустом…
— И речь наверняка шла о каких-то третьестепенных, вовсе уж архаичных, — уверенно сказал Канцлер. Помолчал, задумчиво хмурясь. — А можете ли вы, скажем… в один миг сделать всех крепостных фригольдерами? Запретить дворянам появляться на улице с покрытой головой? Или хотя бы уравнять в правах Гильдии?
Гвардию с «безымянными полками»?
— Нет, — не особенно и задумываясь, ответил Сварог. — Свергнуть не свергнут, убить не убьют — хотя могут попытаться — но я заполучу прямо-таки всеобщую неприязнь…
— Вот то-то и оно, — сказал Канцлер. — Есть традиции, которые принято считать незыблемыми. Именно их Яна и нарушает со всем усердием, что не прибавляет ей любви и уважения подданных, наоборот. Так не должны себя вести не то что императрица, но любой лар или ларисса. Категорически не принято жить на земле так долго. Можно, конечно, вспомнить принца Элвара и герцога Орка, которые в Империи порой не появляются долгими месяцами. Но это исключения, лишь подтверждающие правило. У принца давняя репутация забавного чудака, у Орка — беззастенчивого авантюриста. А вот когда так ведет себя императрица — совсем другое дело…
— Канцлер, пожалуйста, не думайте, что я ничего не понимаю или веду себя слишком беззаботно, а то и вызывающе, — сказал Сварог. — Все я понимаю, нет здесь ни беззаботности, ни вызова. Просто… Ну скажите на милость, что я могу с ней поделать, если она хочет жить именно так? Вы ее знаете гораздо дольше моего. Можно ее отговорить? Я никогда не говорил с ней на эту тему, но уже не сомневаюсь, что она попросту терпеть не может Келл Инир. Он для нее в первую очередь — символ сиротского детства. Не зря она задолго до моего появления буквально пропадала в Каталауне с принцем Элваром. Правда, там все знали, кто она такая. Теперь все еще сложнее. Многие из ее нынешних латеранских добрых знакомых представления не имеют, что это Императрица Четырех Миров. Они дружат и относятся с искренней симпатией к провинциальной дворяночке Аленте Вольмер. Что ее только радует.
— Да все я понимаю, — досадливо морщась, сказал Канцлер. — И очень многие понимают, в том числе самые верные, самые преданные… но и среди них немало тех, для кого на первом месте стоят Традиции. Что касается и вас. Я не говорю о врагах и недоброжелателях, коих у вас хватает. Но и многие из тех, кто вам искренне симпатизирует, начинают испытывать к вам неприязнь именно из-за того, что вы давно и регулярно нарушаете Традиции. Я не говорю, что вам с ней следует немедленно отказаться от нынешнего образа жизни. Но нужно как-то поумерить его, что ли, снизить размах… черт, слов не подберешь! В общем, в общем, поумерить. В ближайшее же время нужно сесть в узком кругу — вы, я, еще пара-тройка человек — и продумать, как все же уговорить ее вести себя умереннее.
Сварог криво улыбнулся:
— Вы уверены, что мы поставим перед собой реальную задачу?
— Мы обязаны сделать это реальностью, — отрезал Канцлер почти грубо. — Потому что проблема гораздо шире, глубже, серьезнее, чем вам сейчас кажется. Я ведь сказал, что разговор у нас будет долгий. Я только начал. Если бы все дело было только в Яне… Если бы… Все сложнее и серьезнее. Потому что у Яны давно появились не столь уж малочисленные последователи. И в прежние времена бывали люди обоего пола, постоянно жившие на земле. Да, именно что постепенно, иные долгими годами не появлялись в Империи — ну, разве что в случае вовсе уж крайней необходимости — скажем, коронация, похороны монарха или своих близких родственников. С этим как-то мирились — потому что таких «изгоев» было примерно несколько человек на столетие — два-три, пять-шесть, максимум — десяток. А теперь набирает обороты тот самый размах. Вы — и как директор десятого стола, и как начальник восьмого департамента — должны в числе прочих получать и ежегодные сводки о количестве ларов, постоянно живущих на земле.
— Получаю, да, — сказал Сварог.
— И как вы к ним относитесь?
— Честно говоря, никак, — признался Сварог. — Вы не хуже меня знаете, что изрядная часть сводок, докладных и прочих подобных бумаг — по сути, бюрократический мусор, который следует проглядеть одним глазком, отправить в архив и забыть.
— Не спорю, хватает таких бумаг. Но эти сводки к ним, безусловно, не относятся. Возможно, вас не следует судить слишком строго за равнодушие к ним — вы, скорее всего, попросту не знали, как обстояло в прежние времена, никогда этим не интересовались.
— Каюсь, — сказал Сварог. — Не интересовался. Хватало дел посерьезнее…
— Возможно, тут есть и моя доля вины, — сказал Канцлер. — Я как-то не подумал, что вы в силу вашего… происхождения на многое смотрите иначе. Так вот, если мы возьмем сводки за последние три года, когда число «переселенцев» стало расти по возрастающей… Позапозапрошлый год — шестьдесят четыре человека. Позапрошлый — девяностое шесть, прошлый — сто сорок. Марлок говорит, что в математике это называется «рост по экспоненте» — как будто от того, что есть ученый термин, становится легче… Причем! — Он поднял указательный палец. — Процентов девяносто — это молодые семьи с маленькими детьми. Они выправляют дворянские грамоты, часто и титулы, приобретают имения, особняки, некоторые предпочитают жить близ столицы, вообще больших городов, некоторые, наоборот, обосновываются где-нибудь в провинции и даже заводят хозяйство, предварительно постаравшись, чтобы им достались земли с деревнями или «дворянскими промыслами».
— Я знаю, — сказал Сварог. — Ведь это я им дворянские грамоты и бумаги на титулы подписываю, всякий раз, как остановится известно, что это лары. Очень малая часть оседает в Лоране и Шагане, в основном селятся на моих землях, даже в Трех Королевствах. Я посещал парочку из них любопытства ради. Особенно детям на земле страшно нравится. Один карапуз так мне и сказал: это просто здорово, идешь-идешь, а земля все не кончается. Есть один молодой граф, он получил изрядный кусок земли в Демуре — в Трех Королевствах земли я не продаю, попросту раздаю тем, кто может что-то на них построить. На его землях — три заброшенных города, десятка два заброшенных деревень, рудники. Он все это восстанавливает с превеликой энергией, к нему идут крестьяне, горожане, рудознатцы. И он считает, что обрел наконец смысл жизни. Людей тянет назад на землю, я уже не раз убеждался…
— Охотно верю, — проворчал Канцлер. — Читал что-то подобное в иных отчетах… Беда только в том, что все это не просто считают вопиющим нарушением тысячелетних традиций, а другие откровенно боятся — если переселение примет достаточно массовый характер, кончится второй Вьюгой…
— Вот, кстати, — сказал Сварог. — За все эти годы я как-то и не стремился узнать, что такое была эта Вьюга. Просто-напросто необходимости такой не было — у меня на первом месте дела насущные. Глянул в одну из энциклопедий, прочитал: да, был в старый времена такой катаклизм, неизмеримо уступивший по разрушению и жертвам Шторму, причем, цитирую: «повторение в нынешних условиях абсолютно исключено». И я понял: мне это не нужно.
Канцлер невесело усмехнулся:
— И этот человек возглавляет девятый стол и восьмой департамент…
Между тем ваш доступ давно уже позволяет ознакомиться со всеми абсолютно материалами по Вьюге. Вот именно: в нынешних условиях. Писано это в очень давние времена, когда и вас здесь не было, и меня на свете не было. Многие из тех, что обеспокоены не столько нарушением традиции, сколько возможностью второй Вьюги — или чего-то подобного, — считают, что времена пришли другие. И я вынужден признать за ними некоторую правоту…
— А можно изложить все в пару минут?
— Можно, — все так же досадливо морщась, сказал Канцлер. — Когда после Шторма прошло тысячи полторы лет, жизнь наладилась, от разрушений не осталось и следа, было решено вернуться на землю. С полного одобрения тогдашнего императора — как впоследствии оказалось, он был большим идеалистом, что для венценосцев просто недопустимо. Вернулись примерно процентов восемьдесят, остальные, особо упертые консерваторы, остались в летающих манорах. Немаловажная деталь: вернувшиеся не собирались как-то обособиться. Попытались создать некий симбиоз, единую цивилизацию. Делились своими знаниями, достижениями науки и техники… Ну, не абсолютно всеми, конечно. Лет двести все шло вроде бы прекрасно. А потом среди тогдашних королей нашлось сразу два энергичных, умных и абсолютно неразборчивых в средствах субъекта. Они вознамерились получить все — и долголетие ларов, и многое другое… Практически все. И начали… действовать. У ларов были свои проблемы, трения и сложности — еще и из-за того, что новый император, сын того, что провозгласил Великое Возвращение, как это быстро назвали придворные льстецы… В общем, он как две капли воды был похож на вашего… предшественника на снольдерском троне. Полнейшая неспособность управлять хоть как-то — и, что печальнее, полнейшая неспособность отыскать для ключевых постов умных и толковых людей. Вот и началось. Лары разделились на несколько партий, небольшая часть даже примкнула к тем двум королям. Короче говоря, началась война — ну, не всех против всех, однако лагерей было несколько. В неразберихе разбомбили крупный научный центр — нечто вроде Крепости Королей, разве что предназначенный для других целей. Грянула Вьюга — катаклизм в масштабах всей планеты. Правда, как писалось в той энциклопедии, в которую вы соизволили заглянуть, неизмеримо уступавший Шторму по масштабам разрушений и количеству жертв. Но все равно, приятного было мало, потом посмотрите подробные материалы… Императора убили еще до Вьюги. Регентом при малолетнем наследнике стал один из принцев крови — человек умный и деятельный. Сумел примирить ларов, войну продолжать не стал, велел всем возвращаться за облака, предварительно уничтожив все научно-технические достижения, переданные жителям земли. Что и произошло — опять-таки не без крови и разрушений. Законы серьезно перекроили, чтобы заморозить на земле прогресс насколько возможно. Кстати, сильванские лары возвращаться на землю не стали — здесь и лежат корни некоторого отчуждения, до сих пор сохранившегося меж ларами двух планет. Вот и все, если вкратце. И теперь некоторые боятся, что в будущем при неконтролируемом развитии событий возможно повторение Вьюги… или чего-то другого, но опять-таки общепланетного масштаба. Как вы теперь считаете, есть у них кое-какие основания? Дело уже не в консерватизме и тупом следовании традициям…
— Пожалуй, есть, — не глядя на собеседника, мрачно сказал Сварог.
— Если бы все дело было только в консерватизме, было бы гораздо проще и легче с этим справиться. Знаете, в чем главный парадокс? К лагерю «боязливых» примкнули и многие в Магистериуме, до того много лет втихомолку толковавшие меж собой и схожими по взглядам людьми, что прогресс на земле не стоит держать в железной узде… Они там просчитали на своих суперкомпьютерах возможные варианты будущего, если число «возвращенцев» и далее будет расти по экспоненте — и некоторые из вариантов ничего хорошего не обещают. Даже у Марлока в Технионе есть «боязливые»… Теперь видите, что все сложнее, чем вам явно казалось поначалу?
— Вижу, — столь же угрюмо сказал Сварог.
— Так вот, все еще сложнее. Есть три главных мишени для критики: императрица, вы и я. Императрица — за тот образ жизни, который она ведет, вы — как лицо, безусловно, на нее влияющее, причем, по убеждению оппозиции, в худшую сторону, ну, а я — за то, что чересчур вам потакаю и не намерен ничего прекращать. Сформировались три лагеря. Один — чистейшей воды консерваторы, которых заботит только одно: скрупулезное соблюдение Традиций. Другой — те, кто всерьез опасаются повторения Вьюги. Третий — ваши персональные враги и недоброжелатели, причем к ним примыкает изрядное число персонажей из первых двух лагерей. Я уверен: у вас было бы гораздо меньше противников, живи вы опять-таки в рамках Традиций. В конце концов, фаворит у императрицы — порой и при наличии мужа — это тоже старинная традиция. Пожалуй, консерваторы благодушно отнеслись бы и к вашему браку с Яной здесь. Трижды случалось и такое, так что это тоже традиция. Зависти, конечно, хватало бы, но одной ею все бы и кончилось, не суйся вы на землю, оставайся вы здесь… Понимаете? Все, что вы делаете на земле, многих прямо-таки бесит — по самым разным причинам. Вы нарушаете традиции, вы можете стать виновником новой Вьюги, вы… Да там столько всего намешано… Неужели вы сами всего не поняли из сводок восьмого департамента? Донесений вашего второго управления?
Второе управление восьмого департамента как раз и было чем-то вроде тайной полиции, смотревшей исключительно за ларами, начиная с принцев крови, — можно сказать, с интагаровским размахом, даже почище, потому что у Интагара не было тех технических средств, коими в изобилии располагало второе управление. Агентуры, правда, было меньше, чем у Интагара внизу.
Сварог ответил самую чуточку смущенно:
— Сводки и донесения ко мне поступают регулярно, конечно… но, признаюсь, я на них не обращаю особого внимания. Так, бегло проглядываю — главным образом, чтобы узнать, кто именно ко мне недоброжелательно настроен. Ничего серьезного — болтовня на трезвую и пьяную голову. Уныло ноют, какая я скотина, узурпатор, наглец, нарушитель традиций и так далее. Никогда эта трепология не выливалась в нечто конкретное…
Он осекся. Канцлер смотрел на него широко раскрытыми глазами, словно на некое чудо морское. В его взгляде многое смешалось: и несказанное удивление, и злость, и даже страх (каковой впервые на памяти Сварога Канцлер выказал). Холодок прошел по спине от такого взгляда. Что-то здесь было не так, определенно не так…
Потом Канцлер сказал странным голосом (как никогда прежде не говорил) — так, словно выговаривал каждую букву отдельно:
— То есть как? А материалы по Агоре на вас не произвели никакого впечатления? Этого просто не может быть…
— А что такое Агора? Полное впечатление, что это слово пишется с большой буквы, но что оно означает, я представления не имею.
— Не шутите так, лорд Сварог, — тихо сказал Канцлер. — Самое неподходящее время для шуток.
Впервые в жизни его лицо пугало Сварога.
— Честное слово, Канцлер, я и не думал шутить, — сказал Сварог, охваченный смутным предчувствием чего-то крайне нехорошего. — Я и в самом деле представления не имею, что такое Агора. Признаться, за все эти годы я не вникал во многие обычаи и уклады Империи — те, что были неактуальны, никакой пользы мне не приносили… Об Агоре я слышу впервые в жизни.
Канцлер раздумывал буквально несколько секунд. Потом включил один из своих компьютеров и распорядился сухим приказным тоном:
— Операцию «Метеор» немедленно в действие. По полной программе.
И выключил компьютер, глядя на Сварога все так же странно. Сварог прекрасно знал, что Канцлер способен порой моментально принимать серьезные решения — и, между прочим, всегда полезные и верные. Еще и потому он столько лет остается Канцлером. Вот и сейчас явно было принято некое решение — но в чем оно заключалось?
— Может быть, вы не знаете, что такое Золотые Сотни?
Ну, уж это-то Сварог знал — поскольку речь шла об актуальной, действующей структуре, к которой и он принадлежал…
Везде, и на земле, и в Империи (и на Земле в разные времена) кроме официальных, прописанных в законах структур действовали еще и, так сказать, неофициальные, неформальные. Так обстояло и на Таларе. Крестьяне и члены Гильдий делились на «сотни», причем они далеко не всегда состояли именно из ста человек — иногда больше и иногда меньше — а количество их зависело от размеров деревни или города, где-то сотен имелась пара десятков, где-то деревушка или городок составляли одну-единственную сотню. Занимались они всевозможной мелочевкой, тем, что не было смысла выносить на рассмотрение официальных инстанций, решали разные бытовые вопросы, наказывали за мелкие прегрешения, которые опять-таки не заслуживали обращения в суд или Совет Гильдии. Нечто вроде профсоюза, одним словом. У Сословий были свои сотни, а у дворян свои — примерно с теми же функциями, конечно, с поправкой на общественное положение.
Точно так же и лары — что таларские, что сильванские — с незапамятных времен делились на Золотые Сотни. В принципы, по которым они были созданы, Сварог не стал вникать — потому что это относилось к тем самым ненужным ему в работе и в жизни третьестепенным мелочам. В свое время он просто-напросто принял к сведению, что приписан к такой-то Золотой Сотне, на том и успокоился. Дело в том, что, в отличие от земных аналогов, всегда работавших очень активно, Золотые Сотни, как Сварог быстро обнаружил, были одной из архаичных традиции, вроде гвардейцев в медвежьих шапках у Букингемского дворца. За все эти годы его Золотая Сотня собиралась только дважды: один раз пышным банкетом отмечали юбилей Старосты Сотни, второй — скопом принимали в члены Сотни сразу дюжину юношей и девушек, достигших совершеннолетия, — чисто формальная процедура, обставленная крайне торжественно, но недолгая и удручающе скучная…
— Конечно, знаю, — сказал Сварог. — Я же сам в одной состою. Уж такие-то вещи знать обязан, полноправный лар как-никак…
Казалось, канцлер заметно успокоился — или просто понял, в чем тут неизвестное Сварогу дело.
— Поскольку вы представления не имеете, что такое Агора, объяснение может быть только одно, — сказал он уже насквозь деловым тоном. — Но о нем чуть попозже… Итак, объясню подробно, это просто необходимо в сложившейся ситуации. Лорд Сварог, Агора — это, как бы поточнее выразиться, негосударственное учреждение, способное порой представлять внутреннюю угрозу — иногда даже императорам, а сейчас в первую очередь — угроза для нас с вами. Агора — это собрание. По одному представителю от каждой Золотой Сотни. Происходит в присутствии императрицы, меня, командующих армией и гвардией, представителей Магистериума и Техниона, руководителей некоторых особо важных министерств, ну и, разумеется, принцев короны и крови. Вот только все, кого я перечислил, даже принцы, права голоса лишены, его имеют только делегаты Агоры, человек — учитывая нынешнее количество Сотен — около трехсот. Вы там сможете присутствовать исключительно благодаря званию камергера двора — камергерам вменено в обязанность сопровождать императрицу и на это мероприятие. Агора — еще одна Традиция, берущая начало с незапамятных времен. Собирается она в том случае, если за это будет подано две трети голосов Сотен. В случае так называемой Угрозы Империи.
— И что они могут? — спросил Сварог. — Судя по тому, что вы рассказали, эта Агора что-то может…
— Она может очень многое, — сказали Канцлер с непроницаемым лицом. — Не имеет права только вносить какие-либо изменения в Эдикт об императорской фамилии и Эдикт Вольностей. А вот все остальное она может. Вносить изменения в любые законы, отправлять в отставку любого штатского или военного руководителя, включая меня. Как видите, сила нешуточная. В свое время, тысячу с лишним лет назад, Агора фактически сместила тогдашнего императора. О нет, он остался на троне, но стал декоративной фиброй, не способной прогнать и последнего метельщика в Келл Инире. Реальная власть до совершеннолетия наследника перешла к регенту, одному из принцев крови. Такое вот милое собрание, олицетворяющее собой демократию. Она не отдает прямых приказов, но дает рекомендации — но этим рекомендациям обязан следовать монарх.
— А если он не захочет? — спросил Сварог. — Если он в должной степени сатрап? Конгер Ужасный в свое время преспокойно разогнал с помощью гвардейской кавалерии уитенагемот — на что не имел никакого права, но за него была гвардия… Яна не так уж давно преспокойно распустила Палату Пэров и Тайный Совет. Да и я, признаться, в некоторых своих королевствах разогнал кое-какие архаические сборища. Права опять-таки не имел, но у меня были ратагайская конница, гланская гвардия, вообще вся гвардия и армия, да вдобавок, скажу без ложной скромностей, самая сильная и лучшая на Таларе тайная полиция. Во всех случаях обошлось прекрасно… Или я рассуждаю как-то не так?
— Да нет, — усмехнулся Канцлер. — Рассуждаете вполне логично и, сам того не зная, опираетесь на некоторые прецеденты… Ну, начнем с того, что Палата Пэров и Тайный Совет никак не относились к Традициям. За время существования Империи подобные высшие органы менялись семь раз, под разными названиями и в разных видах. Оттого-то Яна и не встретила ни малейшего сопротивления, только ворчание отставленных кандидатов на вакантные места, буде таковые освободятся. И вы совершенно правы насчет гвардии, армии и спецслужб. Если они преданы монарху, а монарх достаточно решителен, Агору со здоровым цинизмом можно распустить. Ей просто нечем будет защищаться. Если ее члены попытаются пустить в ход свои дружины, военные с ними разделаются легко. Мало того, это будет считаться «мятежом против короны» — с самыми печальными последствиями для мятежников. Императора, о котором я рассказывал, удалось отстранить от дел как раз исключительно благодаря тому, что против него были настроены и военные со спецслужбами. Есть обратный пример. Две с лишним тысячи лет назад император Каунтин Второй как раз пользовался полной поддержкой спецслужбистов и военных. Да и характером был крут. И со спокойной совестью разогнал Агору, а нескольких человек даже отдал под суд по обвинению в государственной измене.
— И как, осудили? — с любопытством спросил Сварог.
— Естественно. Попробовал бы Суд Коронной Скамьи не выполнить деликатно переданных через третьих лиц пожеланий Каунтина… Вот только примерно через полгода один маркиз заколол Каунтина кинжалом прямо на большом императорском балу… Одиночка, естественно. Подробностей и мотивов узнать не удалось: он в первый же день покончил с собой в камере, — хотя давным-давно существуют методы, позволяющие со стопроцентной гарантией предотвратить самоубийство заключенного… Вот такова история… Теоретически рассуждая, Яна в состоянии отбросить все «рекомендации» Агоры как ненужную ветошь. Мы с вами ей нужны в нынешнем нашем качестве. У меня сильны позиции в государственном аппарате, у военных, в спецслужбах. Вы крайне популярны у военных — и за Багряную Звезду, и за Токеранг, и за Три Королевства… да и за многое другое. Так что, опять-таки теоретически, не составит ни малейшего труда окружить Келл Инир гвардейскими корветами и боевыми аппаратами той же Серебряной Бригады, ввести во дворец парочку гвардейских рот, вежливо предложить членам Агоры разлететься по манорам и более в государственные дела не вмешиваться. Полностью отменить Агору нельзя — но есть юридические лазейки, позволяющие распустить данный состав или попросту не принять рекомендации к сведению. Вы сами — большой мастер использовать юридические лазейки, поэтому я воздержусь от подробностей. Но вот практически… — Он тяжко вздохнул. — Практически невозможно в этом случае предугадать последствия. Особенно если учесть, что до сих пор не найдены отравители отца Яны… и убийцы ее матери — лично я не сомневаюсь, что это было именно убийство, а не несчастный случай на охоте. До сих пор не выявлены все деятели «Черной благодати» и «Черной радуги» из числа ларов — а они, несомненно, среди членов Агоры окажутся. Словом, последствия непредсказуемы. Ожидать можно всего. И не только в отношении нас с вами, но и… По присущему мне оптимизму, — он скупо, вымученно улыбнулся, — я ожидаю всего. Чего угодно…
— А как вообще эти рекомендации принимаются? Большинством голосов или как-то иначе — скажем, нужно иметь две трети, три четверти? Еще как-то?
— Простым большинством голосов, — с той же улыбкой сказал Канцлер. — Пусть даже с перевесом в один-единственный голос. Демократия, понимаете ли. Некоторые гарантии от монархического произвола, самодурства и деспотии.
Сварог кратко выразил свое мнение о демократии посредством драгунских словечек.
— Согласен с вами, — кивнул Канцлер. — Вот только все эти словеса не меняют положения дел и не снимают угрозы…
— Яна знает?
— Естественно. Уж такие-то вещи ей следует докладывать в первую очередь.
— Черт побери, почему же она мне ни словечка не сказала? — сердито выдохнул Сварог. — В конце концов, я по своему положению обязан знать такие вещи…
Канцлер улыбнулся — с такой вот улыбочкой он обычно преподносил Сварогу разные сюрпризы — большей частью серьезные и неприятные.
— Хороший вопрос, лорд Сварог, — сказал он. — Очень интересный вопрос. Быть может, вы не будете ждать объяснений, а сами немного напряжете служебную интуицию? Вводные таковы: собрания Сотен, на которых были выбраны делегаты, прошли десять дней назад. Делегаты избраны, Агора полностью сформирована. Уведомление об этом еще не поступило во все соответствующие инстанции, но этого и не требуется делать немедленно, на это отводится три дня. По некоторым данным, Агора намерена собраться через неделю — она имеет право сама назначать срок, лишь бы прошли сутки с момента подачи уведомления. Ну, включаете, простите за просторечие, соображаловку? Даю еще один ключик: соответствующие службы моего Кабинета и Кабинета императрицы сразу после формирования Агоры, то есть десять дней назад, представили обширные, всеобъемлющие доклады… Итак?
А что тут было долго думать! Все лежало на поверхности, нет никакой необходимости ломать голову… Сварог прямо-таки рявкнул:
— Значит, моя Сотня, эти… и эти… просто-напросто провела собрание в тайне от меня! — помолчал и добавил гораздо тише, понурившись: — Если в обоих Кабинетах подготовлены доклады, а я такого не получил… Объяснение тут одно: начальник второго управления играет против меня. Он определенно с ними. И слишком многое от меня скрыл — не только доклад готовить не стал, но и утаил, я теперь уверен, информацию о кое-каких разговорах, уже не сводящихся к пустой болтовне и унылой бессильной ругани в мой адрес…
— Именно так и обстояло, — кивнул Канцлер. — Что подтверждается некоторыми агентурными данными. До меня в свое время дошло окольными путями, что вы в частном разговоре крайне неодобрительно отозвались о моем обыкновении запускать агентов во все подряд государственные учреждения, в том числе и в восьмой департамент. О, я не в обиде, нормальные внутриведомственные трения… Я о другом. Вы и сейчас недовольны тем, что мои люди работали и в восьмом департаменте как таковом, и в его внутренней контрразведке?
«Мне его никогда не переиграть, — подумал Сварог. — Никогда в жизни.
Да и нужно ли?»
— Нет, — сказал он, глядя в стол. — Теперь — нет… Скорее уж нужно вас поблагодарить. Эти скоты в восьмом департаменте меня провели, как мальчишку…
— Ну что вы, все обстоит не так печально, — усмехнулся Канцлер. — Так уж обстоятельства сложились. Восьмой департамент — слишком старая, весьма многочисленная и накопившая немалый опыт интриг контора, чтобы новичок вроде вас смог относительно быстро установить над ней полный контроль. Особенно если учесть, что массу времени у вас отнимают другие дела. В общем, не стоит себя корить. Тем более что девятый стол у вас, по сути, только формируется, и этот процесс продлится еще долго. И вы попросту не успели создать отдел для присмотра за восьмым департаментом.
— Я этим собирался заняться в самую последнюю очередь, — покаянно признался Сварог. — Считал, что есть более важные дела и направления работы…
— Вполне возможно, я на вашем месте поступил бы точно так же, — сказал Канцлер. — Так что выкиньте из головы всякое самобичевание — в конце концов, не до того… У вас есть какие-то планы на ближайшее время касательно серьезных дел?
— Когда у меня не было серьезных дел… — печально усмехнулся Сварог. — Я сегодня вечером собирался отправиться на Ту Сторону. Вместе с Яной. Там мои люди раздобыли крайне любопытную информацию, и нам с Яной просто необходимо пробыть там пару дней, а то и все три… Теперь это, конечно, следует отменить?
— А зачем? — пожал плечами Канцлер. — Два, даже три дня… Что ж, это ничему не мешает. Отправляйтесь. Оба.
— Но ведь нужно же что-то делать?
— Вам ничего делать не нужно, — сказал Канцлер. — Ситуация такова, что все необходимое будет проделано и без вас. В вашем участии просто нет смысла. Как и в участии Яны. Я, если вы ничего не имеете против, — добавил он с легкой, необидной иронией, — взвалил все на себя. Это вовсе не означает, что я вам выражаю недоверие. Просто весь массив информации — у меня. И в имперских внутренних интригах я разбираюсь гораздо лучше вашего. Согласны?
— Согласен, — сказал Сварог, не чувствуя ни малейшей обиды. — Но все же мне хотелось бы с этими двумя докладами ознакомиться… или вы и это считаете нецелесообразным?
— Ну что вы, наоборот, — сказал Канцлер. — Я все подготовил. Сейчас придет человек и проводит вас в нашу гостиницу. Там, в номере, уже лежат и оба доклада, и еще кое-какие донесения и сводки. Поскольку степень секретности — высшая, все только в бумаге. По моим прикидкам, вам понадобится несколько часов… но еще и полдень не наступил, так что на Ту Сторону вы прекрасно успеваете. Там действительно что-то крайне интересное и серьезное?
— Мои люди уверяют, что да. А они по пустякам шум не поднимают.
— Хорошо, расскажете, когда вернетесь. Я собираюсь… вернее, Яна собирается дня за три до начала Агоры организовать совещание и все окончательно обговорить, посмотреть, что мы можем сделать… если можем. Так что меня сейчас абсолютно не интересует, что там ваши люди узнали на Той Стороне. Не до того. Все силы брошены на Агору… Да, вот еще что. Даже если вы управитесь с бумагами быстрее, чем я прикидываю, все равно задержитесь у меня еще немного. В четыре пополудни прилетит Марлок, у него к вам какой-то интересный разговор. Я не стал расспрашивать — это не имеет отношения к Агоре. Раньше он не может — продолжает эксперимент и раньше половины четвертого не закончит. Подождете его?
— Конечно, — сказал Сварог. — Чем-чем ни занимается Марлок, но не пустяками. — И повторил скорее самому себе: — Почему же Яна мне ничего не рассказала?
— Вы не догадались? Это же просто. Она считала, что вы, как глава восьмого департамента, и сами все знаете. Только чуть удивилась, что вы тянете со своим докладом. Но решила, что вы просто не успели его закончить. Ну вот, наверное, и все…
Сварог поговорил бы с ним о Гремилькаре — но сейчас, он прекрасно понимал, не время. В конце концов, Гремилькар может и подождать. Пока что он показал лишь, что умеет царапать свой знак на стене в том зале и малевать краской на дворцовой стене — да еще писать вполне грамотно, без ошибок. Мелковато пока что для серьезной угрозы, сдается. Подождем…
— Вызвать вам провожатого? — спросил Канцлер.
— Да, пожалуйста, — сказал Сварог.
«Поганая неожиданность», — думал он, шагая по лестницам и коридорам вслед за подтянутым молодым человеком в штатском — формы ни в одном из ведомств Кабинета Канцлера не носили. Самое грустное и тягостное в том, что она нагрянула изнутри. Он и предполагать не мог об иных потаенных страстях, как оказалось, кипевших в Империи, казавшейся благонамеренной и тихой, как дом престарелых. Ну конечно, где-то прятались по углам недовыловленные здешние черные, где-то преспокойно обитали убийцы родителей Яны, но вот Агора — что называется, серпом…
Как-то, ожидая маршала Гарайлу в его кабинете, он лениво перелистывал один из старых трактатов по военному делу — у Гарайлы ими были набиты немаленькие книжные полки, Черный Князь был заядлым книгочеем, но ничего, кроме подобных книг, в руки не брал. Там были примечательные и умные строчки: «Самый страшный удар — с неожиданной стороны. Самая страшная угроза — о которой прежде не было ни слуху ни духу».
Вот именно, в яблочко…
Повесив китель на вычурный золоченый крючок справа от двери, придвинув поближе пепельницу, Сварог удобно устроился в кресле и задумчиво уставился на две папки, чувствуя себя пресловутым буридановым ослом — или там был баран? Он точно не помнил. Папки были примерно одинаковой толщины, стандартного канцелярского светло-коричневого цвета, отличались только эмблемами — Кабинета Канцлера и Кабинета Императрицы.
Чуть поразмыслив, Сварог решительно придвинул к себе первую. Он вовсе не считал, будто служба Канцлера работает лучше и квалифицированнее, чем «братская» контора Яны, — просто с сотрудниками личной разведки Яны он почти и не общался, а вот с людьми Канцлера встречался гораздо чаще, а потому они показались как-то ближе, словно старые добрые знакомые.
Сверху лежало послание (точнее, судя по некоторым признакам, копия такового) сильванской Агоры императрице. Агора сия была создана для обсуждения одного-единственного вопроса: нужно ли сильванцам участвовать в таларской Агоре?
Подавляющим большинством голосов (девяносто с чем-то процентов) было постановлено: участвовать не нужно. Мотивы такового решения излагались длинно и цветисто, со всеми надлежащими при обращении к ее величеству оборотами. В крайне дипломатических, вежливых и запутанных оборотах, если сбросить шелуху, излагалась нехитрая истина: сильванцы, всесторонне рассмотрев вопрос, вовсе не видят в сложившейся ситуации угрозу всей Империи и считают все происходящее исключительно внутренним делом таларских ларов, ни в малейшей степени не затрагивающим Сильвану.
Сварог подумал, что сильванцы, в принципе, совершенно правы. Их таларские дрязги ни в малейшей степени не затрагивали, им, называя вещи недипломатическими терминами, было совершенно наплевать на таларские дворцовые интриги. Ну что же, они всегда держались несколько особняком. К тому же столь пугавшее кое-кого на Таларе возможное повторение Вьюги для сильванцев было чем-то абстрактным, опять-таки не имевшим к ним никакого отношения. У них никакой Вьюги не было. В свое время, когда на Таларе началось Великое Возвращение, сильванцы к этому почину не примкнули. Остались в своих летающих манорах и дюжине городов. Правда, города эти были несколько необычными: платформы площадью в тысячи югеров, возвышавшиеся над землей на добрую лигу, на ажурных опорах из какого-то суперпрочного материала. Там располагались поместья, леса, даже небольшие горные хребты, текли реки. Сварогу пришло в голову, что в очень давние времена нашлась умная голова, отыскавшая некий компромисс — то есть удовлетворившая нужды тех, кому было неуютно в тесных, что ни говори, летающих манорах и хотелось простора. Не случайно, он давно узнал, на Сильване на порядок ниже число тех, кто отправляется развлекаться на землю. Правда, есть парочка авантюристов вроде герцога Орка, не вылезавших с земли, — но это оттого, что человеческая природа везде одинакова…
Далее, на пяти листах — список всех участников Агоры, самым что ни на есть демократическим путем избранных делегатов. Едва взяв первый лист, Сварог подметил одну странность: большинство фамилий напечатаны, как и положено в канцелярских документах, черным — но встречаются изображенные красным и зеленым. Он заглянул на последний лист, но не обнаружил там никаких пояснений: только красный кружочек с числом двадцать восемь, зеленый — двадцать пять, черный — двести сорок семь. Члены Агоры были распределены по какой-то неведомой ему системе. Ну конечно, доклад этот готовился не для него, а для Канцлера — а Канцлер, несомненно, и так прекрасно знал, при чем тут три разных цвета.
Оставлять этот ребус неразгаданным не хотелось. Сварог обратным концом стилоса повел сверху вниз по списку — высматривая вдобавок знакомые имена среди множества совершенно ему неизвестных. И в самом низу листа отыскал-таки: леди Мерилетта, графиня Дегро. Мать Каниллы. Ее имя было напечатано зеленым. А на середине второго листа, тем же цветом — имя гвардейского полковника, отца Родрика…
Тут уж от ребуса ничего и не осталось. Не требовалось изощрять ум, логика оказалась нехитрой. С матерью Каниллы он был хорошо знаком: она была сторонницей всех его земных предприятий и всегда вставала на его сторону, когда великосветские сплетники эти предприятия обсуждали, смаковали, сплетничали. Полковника он не знал, никогда не общались, но гвардеец прямо-таки гордился службой сына в девятом столе и ничего не имел против его частых отлучек на землю. Так что совсем нетрудно сделать вывод: зеленым отмечены те, кто на Агоре будет защищать Сварога от любых нападок. Ну, а красным, тут и к Грельфи не ходи, отмечены Свароговы противники. Явно речь идет об активных сторонниках и противниках. Остальных можно повернуть куда угодно, в зависимости от искусства ораторов. Это уже было, мой славный Арата… Тот же самый расклад, что сложился когда-то во французском Конвенте, революционном парламенте: Гора — небольшая часть активных, энергичных, точно знающих, чего они хотят, депутатов, и гораздо более многочисленное Болото — скопище бесцветных личностей без твердых политических убеждений, при надлежащей обработке примыкавшее к какой-либо из группировок. В английском парламенте примерно ту же роль играли «заднескамеечники» — безликая масса, по сигналу лидера фракции голосовавшая так, как нужно партии, одной из двух.
(Сварог не в первый раз дал себе слово — не допускать в своих королевствах никаких парламентов, а если заведется хотя бы намек на таковой, свистеть в два пальца конногвардейцам, дабы пресекли в зародыше.)
А вот дальше пошла конкретика… «Красные» предстали именно что активной, сплоченной, действующей силой. Сварог нашел среди них лишь трех знакомых, с которыми достаточно часто встречался в Келл Инире, — причем большей частью не на балах, а на всевозможных официальных мероприятиях. Об остальных узнал впервые в жизни: ну да, явно не светские хлыщи, не завсегдатаи придворных увеселений. И, скорее всего, большинство из них где-то служат, надо полагать, не рядовыми канцеляристами. Нельзя исключать, что кое-кто из них имеет отношение к спецслужбам: очень уж грамотно «активные штыки» конспирировались. Как явствовало из донесений, они никогда не обсуждали предстоящую атаку на новые порядки и Сварога персонально у себя в манорах — либо собирались на больших охотах, где агентурное наблюдение и подслушка, в общем, не ведутся, либо летали для встреч в Магистериум. Тамошние «высоколобые» (и это Сварог давно знал) оборудовали свою научную берлогу совершеннейшей системой защиты от «подслушек» и «подглядок». Очень, очень редко с помощью суперновейших достижений Техниона удавалось все же подслушать кое-что интересное — и всякий раз «высоколобые» быстро фиксировали вторжение и в темпе разрабатывали новые меры защиты.
Хорошо еще, что существует более эффективный в данных обстоятельствах, испытанный тысячелетиями метод: завербованные информаторы, выражаясь интеллигентно, стукачи. В силу своей малочисленности (около шестидесяти ларов и примерно столько же показавших способности к наукам антланцев) Магистериум просто физически не в состоянии был создать свою контрразведку, выявлявшую бы измену в рядах.
Стукачи, конечно, не подслушивали вульгарно у замочных скважин (каковых здесь и не было) — они при каждом удобном случае рассовывали где только удастся всевозможных «жучков», таких, что не обнаруживаются и с помощью хитрой аппаратуры Магистериума. Ну, и личными наблюдениями делились с кураторами — их ведь считали своими, почти ничего не скрывали, в разговорах не стеснялись. Благодаря трудам этих скромных, не стремившихся к известности тружеников незримого фронта и удалось собрать немало информации о планах заговорщиков, которые намеревались огласить на Агоре.
Планы, следует признать, мелочностью ни в малейшей степени не грешили. Отставка Канцлера, нескольких отнюдь не второстепенных министров, полудюжины генералов, немалого числа военных и гражданских чиновников рангом пониже. Обширные кадровые перестановки в намеченных к разгрому, перетряске и полному взятию под контроль министерствах и ведомствах. Отставка Сварога с постов начальника восьмого департамента и директора девятого стола — с полной ликвидацией означенного стола как «совершенно ненужной конторы, дублирующей уже существующие». Добровольное отречение Сварога (и, соответственно, Яны) от хелльсгадского трона. Разработка мер, позволивших бы взять под полный контроль Хелльстад. Добровольное отречение Сварога от всех его земных тронов и Главных Кресел. Внесение изменений в соответствующие законы: запрет ларам принимать земные дворянские титулы, вступать в брак на земле, неважно, с лариссами или жительницами земли, запрет жить на земле долее чем три недели в году. Ужесточить «Закон о запрещенной технике». Рекомендовать его высочеству Диамер-Сонирилу распустить Сословие Огненного Колеса и соответствующие учебные заведения. В перспективе запретить к использованию на земле самолеты, пароходы, железные дороги, какие бы то ни было паровые машины, а также любые приборы и устройства, работающие на электричестве.
Другими словами, опустить Талар до уровня Нериады или Сильваны — где в земных государствах до сих пор совершенно не в ходу ни пар, ни электричество, не говоря уж об авиации. Сварог подумал холодно и отстраненно: сумей Агора провести свой план (или большую его часть) в жизнь, его даже не обязательно убивать. Он попросту будет никому не опасен: всего-то очередной фаворит очередной императрицы, камергер двора, которых всегда было как собак нерезаных. Достаточно лишь принять надлежащие меры, чтобы ни он, ни Канцлер никогда больше не прорвались к рычагам власти, а меры таковые, верилось, эта шайка принять сумеет…
Завершающий абзац гласил: «Нет полной гарантии, что нам стали известны все планы „красных“. Не исключено, были встречи и беседы, которые нашей службе не удалось зафиксировать и записать. Думаю, это следует учитывать при разработке соответствующих мер».
Сварог не мог определить, какие чувства он испытывает, решительно не мог. Безусловно, не страх. Но даже и не злость. Что-то совершенно иное, чего прежде испытывать не приходилось никогда. За все эти годы, пришло ему в голову, ничего подобного не случалось. Бывали опасности, порой смертельные, возникали разнообразные угрозы, порой способные обернуться тяжелейшими последствиями для всей планеты — чего стоили Багряная Звезда или Токереты — но сейчас он мог потерять все, чего достиг, лишиться всего, всех намеченных свершений не в результате катаклизма или вторжения опаснейшего врага, а исключительно оттого, что кучка спесивых идиотов решила повернуть вспять слишком многое. И любое оружие бесполезно, любые верные гвардейские полки. Конечно, надежнейшим убежищем оставался Хелльстад, недоступный для любых усилий Империи, но запереться там опять-таки означало потерять все и всех, и на земле, и за облаками, стать узником огромной и комфортабельной тюремной камеры и бессильно наблюдать оттуда, как рушат все, чего он с таким трудом сумел добиться, разгоняют тех, из кого удалось все-таки, скажем без ложной скромности, сделать настоящих людей…
Ну что ж, остается поступать, как обычно, — не опускать рук. Пусть пока и совершенно непонятно, к чему их, поднятые в боевой стойке, приложить…
Не сумев подавить тяжкий вздох, он взялся за третью папку, врученную ему молодым человеком у входа в комнату. Молодой человек сказал еще: «Канцлер говорил, вы можете оставить ее себе. Если будете кого-то у себя с ней знакомить, выбирайте только тех, кому доверяете безоговорочно».
Стандартная обложка «канцелярского» цвета. На обложке — все штампы высшей степени секретности, какие только употребляются, и запись, выведенная каллиграфическим почерком опытного писца: «Составлено в трех экземплярах. Экземпляр номер три».
Ничего сложного: в бумаге издавна составлялись лишь самые секретные документы. Три экземпляра — конечно же, для Яны, Канцлера и Сварога. Две достаточно обширных аналитических записки, посвященных исключительно восьмому департаменту, — с копиями донесений и сводок. Судя по ним, агентура у Канцдера в восьмом департаменте была немаленькая, и многие сидели довольно высоко…
Первая записка — скрупулезное перечисление того, что от Сварога (и Элкона тоже) скрыли те, кто просто обязан был доложить об этом обоим немедленно. Сообщения о многочисленных встречах и беседах в манорах — где обсуждалось, как отстранить от власти Канцлера со Сварогом, — причем самые радикально настроенные предлагали не ограничиться отставкой, а организовать расставание обоих (и еще дюжины других сановников и военных) с нашей грешной землей (ну и, понятно, с грешными небесами тоже). Кто-то пугался столь далеко идущих планов, а кто-то относился к ним вполне спокойно. Во время одной из таких задушевных бесед у камина кто-то вполне резонно заметил: смерть Сварога (да и прочие) заставит Яну рассвирепеть не на шутку. На что последовал ответ: «При таком количестве принцев и принцесс крови эмоции императрицы не следует очень уж близко к сердцу принимать…»
Что стояло за этими словами, догадаться было нетрудно. Значит, были и такие, кто вполне хладнокровно рассчитывал списать со счетов и Яну (при одной мысли о том, что с ней может что-то случиться, Сварога охватило такое бешенство, что он не сразу и смог читать дальше).
Встречи, задушевные беседы, где многое называлось своими именами, предложения от самых радикальных до умеренных, но все до единого сводившиеся к одному и тому же: всех неугодных сместить, все реформы и в Империи, и на Таларе свернуть, вернуться к «заветам предков», жить-поживать по канонам тысячелетней ценности, не будоража умы — особенно молодежи — какими бы то ни было новшествами. Нашлись горячие головы, предлагавшие ликвидировать и Магистериум с Технионом — разумеется, после того, как «наши друзья из Магистериума окажут должное содействие». Ну, картина насквозь знакомая: дорвавшиеся до власти ниспровергатели прежнего режима (как бы он не именовался в разные времена и в разных мирах) очень быстро начинают резать друг друга, и к власти обязательно выходит в конце концов кто-то безжалостный и абсолютно неразборчивый в средствах, а все остальные (те, кто уцелел) сидят по углам смирнехонько, как мыши…
После прочтения этой записки не оставалось никаких сомнений: здесь самый настоящий, можно сказать, классический заговор, в котором Агора, в большинстве своем ни о чем не ведающая, служит лишь прикрытием. Неизвестный Сварогу автор записки (он не подписался) допускал, что в поле зрения попали далеко не все фигуры, кто-то (называлось несколько имен в качестве рабочей гипотезы) вел себя так, что остался незамеченным для людей Канцлера. Ничего удивительного, подумал Сварог, — до сих пор неизвестно, кто именно организовал убийства отца и матери Яны, нет даже предположений. Сварог был полностью согласен с автором записки в том, что ко всему причастны невыявленные до сих пор главари Черной Благодати — некоторое количество их, — Сварог и сам на основе кое-какой информации пришел к тем же выводам, — так и остаются неразоблаченными.
Все, абсолютно все, о чем шла речь, начальник третьего управления просто обязан был давным-давно доложить Сварогу — но он не сообщил ничего. Как и двое его подчиненных, начальники отделов, имевшие право в экстренных случаях обращаться непосредственно к Сварогу. Ни случайностью, ни идиотским совпадением, ни разгильдяйством этого объяснить нельзя. Этому есть одно-единственное объяснение…
Сварог с нешуточным удивлением узнал, что уже полтора месяца, оказывается, один из отделов восьмого департамента проводит операцию «Пещера» — примерно две сотни орбиталов-шпионов и два отдельных центра из семи старательно обследуют все известные Картографическому департаменту пещеры, заброшенные шахты и подземелья в поисках неведомо куда подевавшихся примерно шести тысяч навьев. Об этой операции опять-таки давным-давно должны были знать Сварог с Элконом — но оба понятия не имели о столь масштабном предприятии, для которого, кстати, просто необходима была их санкция…
Это вызывало новые вопросы. Для чего им понадобились навьи? Самое подходящее объяснение — в качестве главной ударной силы. Коли так, значит, и у заговорщиков есть кто-то, умеющий с навьями управляться, — не ищут же их исключительно ради научного интереса? Вопрос номер два, еще более важный: на что они, собственно говоря, рассчитывают? Должны понимать, что не удастся держать Сварога в неведении бесконечно. Даже если учесть, что и в секторе внутренних расследований засели заговорщики. Ответ напрашивается сам собой: они рассчитывают, что во время Агоры все и решится. Первыми на трибуну наверняка будут выпихнуты ни о чем не подозревающие болваны, не имеющие к заговору никакого отношения и озабоченные лишь сохранением «заветов предков». А тем временем другие будут действовать…
Одни и те же люди с завидным постоянством оказываются там, где в данный момент пребывают недоброжелатели и Сварога, и Канцлера, и любых реформ — высокие чиновники и иные армейские генералы (ни одного подозрительного контакта с чинами гвардии не зафиксировано — ну, ничего удивительного, здесь, как и в иные времена и на Земле, и на Таларе испокон веков существует известный антагонизм меж армией и гвардией, сплошь и рядом со стороны армейцев продиктованный примитивной завистью. Каковая, чтобы далеко не ходить, и в самое недавнее время вспыхнула за спиной маркиза Оклера после его стремительного возвышения по служебной лестнице).
Бог ты мой, кого тут только не было! Всякой твари по паре. Например, те, кто возненавидел Сварога из-за его отношений с Яной, те, кто страстно жаждал оказаться на его месте. В том числе и тот, кто стал первым мужчиной Яны, но быстро был ею вытолкнут в бессрочную ссылку на Сильвану. Кто-то завидовал, что в девятом столе служат не их чадушки. Кто-то завидовал высшим орденам Сварога, которых сам тщетно добивался, — при этом совершенно не принимал в расчет, за что эти ордена получены. Замешался вовсе уж экзотический персонаж — академик-историк, несказанно обозлившийся на Сварога за то, что деятельность Сварога в качестве земного короля, если точнее, кое-какие предпринятые по его приказу разыскания, напрочь перечеркивали два классических труда академика по земной истории…
Сварогу пришло в голову, что он, возможно, нашел объяснение той странной неделе, когда не то что по просьбе — по прямому распоряжению Канцлера — передвигался исключительно в сопровождении группы телохранителей, остававшихся снаружи лишь у границы Хелльстада и входа в девятый стол. Даже в Латеране они ни на шаг от него не отставали — к некоторому раздражению Баруты и гланцев, решивших, что король им по каким-то причинам не вполне доверяет.
Нельзя исключать, что в течение этой недели его должны были вульгарно прикончить при первом удобном случае, на земле ли, за облаками ли. Судя по высказываниям иных, решительнее всего настроенных заговорщиков, можно допустить и такое. Правда, он нисколечко не злился — не в первый раз его намеревались убить, дело житейское… Рассуждая с необходимым королям и главам спецслужб здоровым цинизмом, очень даже рациональный и крайне выгодный вариант. Гораздо безопаснее для дела послать пару-тройку убийц, нежели громоздить обширный заговор, при котором из-за многолюдства и немалого числа секретных совещаний всегда есть риск провалиться — что, собственно, и произошло трудами людей Канцлера (не исключено, заполучившего среди заговорщиков информаторов — в бумагах об этом не было ни слова, но Сварог хорошо знал Канцлера. Да и сам поступил бы так на его месте — узнав о заговоре, к заговорщикам всегда стараются внедрить своих людей либо заполучить информаторов, либо и то, и другое вместе, это азбука ремесла…). Ну вот, а потом планировавшееся убийство Сварога каким-то образом удалось загасить. В общем, нельзя исключать и такого варианта — тем более что другие соображения попросту не приходят на ум…
Вторая записка была гораздо короче, там, в сущности, просто-напросто перечислялись шестеро человек из восьмого департамента, как раз и скрывавших умышленно от Сварога и Элкона ту информацию, которую должны были доложить в первую очередь. Начальник третьего управления и пятеро начальников отделов в трех управлениях. Относительно четырех из них имелись веские основания думать, что они (включая начальника управления) связаны с заговорщиками. На остальных двух, согласно бытовавшей в свое время в некоем ведомстве формулировке, компрометирующих материалов не имелось. Правда, это могло означать и то, что они конспирировались лучше остальных, — ну нельзя же всерьез думать, будто они скрывали от Сварога важнейшие сведения исключительно из личной неприязни?
Что любопытно, нигде и ни разу не всплывало имя герцога Орка. Крайне походило на то, что в заговор его попросту не стали вовлекать. Аналитики Канцлера по этому поводу не высказывали никаких предположений и версий (по крайней мере, в ставших Сварогу известными материалах). Однако у Сварога были свои соображения. До сих пор нельзя исключать, что пропавшие неведомо куда шесть тысяч навьев принадлежат Орку (как те, что были в замке Мораг), что именно он их где-то укрыл, рассчитывая для каких-то своих целей использовать в подходящий момент. Что-что, а выжидать он умеет не хуже каталаунской рыси, способной в ожидании подходящей добычи сутками лежать неподвижно где-нибудь в кронах деревьев. Ну, а заговорщики, судя по тому, как активно они прочесывали все места, где навьи могут быть укрыты, хотели их использовать исключительно для себя, не связываясь с Орком, вряд ли согласившимся бы на подчиненную роль. В самом деле, располагая таким войском, и невыгодно, и где-то даже унизительно ходить в подручных, на третьих ролях… Особенно для столь амбициозного субъекта, как Орк (пусть даже в последние годы он свои амбиции изрядно поумерил — из-за Сварога, можно уточнить не без законной гордости).
Больше в папке ничего не было. Сварог не сомневался, что Канцлер давно предпринял какие-то конкретные меры, но не счел нужным поставить Сварога о них в известность. Быть может — до поры до времени. Вполне в стиле Канцлера — да и самого Сварога.
Закончив с бумагами, Сварог попытался разобраться в своих мыслях. Злости хватало с избытком — а вот стыда или чувства вины не было ни малейшего. В том, что у него под носом в восьмом департаменте завелся такой гадюшник, он не был, по его глубокому убеждению, виноват нисколечко. Для Гаудина восьмой департамент был главным делом жизни, а для Сварога — не более чем второстепенной обузой. Кое-какую ценную информацию он оттуда получал, но ее было очень уж мало. Гораздо больше сведений о земных делах поступало от Интагара и его коллег по ремеслу. Правда, Сварог, как выяснилось, уделял слишком мало внимания интригам ларов — но сути дела это не меняло. Он физически был не в состоянии уделять восьмому департаменту много времени. Хватало гораздо более важных дел — и в Империи, и на земле. Он прекрасно знал, что никогда не сможет контролировать восьмой департамент столь же плотно, как девятый стол и свои королевства, — о чем пару раз честно предупреждал и Яну, и Канцлера. Следовало ожидать, что сильная контора наподобие восьмого департамента при отсутствии твердой руки из-под контроля в значительной степени выйдет, и кто-то начнет вести свою игру, свою политику. И Яна, и Канцлер не видели ничего страшного в сложившейся ситуации и всякий раз уверяли Сварога, что их такое положение дел полностью устраивает. Как и Сварог, они попросту не допускали, что однажды возникнет заговор. Это даже хорошо, что они оставили Сварога на прежнем месте: уйди он в отставку, самой подходящей фигурой на его место, как о том впрямую говорилось, был бы как раз начальник третьего управления. Получилось бы только хуже…
Что ж, если подводить итоги… Какой-то план разгрома заговора Канцлер, несомненно, уже разработал, иначе и быть не может. Но все равно, следовало и самому на всякий случай продумать план небольшого тихого погромчика в восьмом департаменте. Сварог действовал бы отнюдь не вслепую: кое-какое представление о происходящих в департаменте процессах у него имелось. В любой конторе, будь то мощная спецслужба или совершенно мирное министерство сельского хозяйства, всегда присутствуют интриги и потаенная подковерная борьба меж многочисленными начальниками. Борьба, разумеется, не смертельная (хотя в иных случаях бывало), но продолжается неустанно и накала достигает нешуточного. Сварогу много интересного об этом рассказал Брагерт: после того, как его форменным образом выставили из департамента, обставив все в довольно унизительной форме, Брагерт, как любой на его месте, не на шутку обозлился на иных начальников и считал, что не обязан более держать язык за зубами, — сама собой улетучилась корпоративная солидарность, обычно требующая держать язык за зубами, порой даже перед собственным начальством. Да и теперь у него в департаменте остались старые добрые приятели — так что Сварог знал достаточно. К сожалению, и Брагерт с приятелями прохлопали заговор — ну что же, в конце концов, все они занимали невысокие посты, а то и были рядовыми оперативниками, так что винить их не стоит…
До прилета Марлока оставалось еще с полчаса, и Сварог, подумав, сотворил добрую чарку келимаса и ломоть вяленой кабанятины, каковые немедленно и употребил — благо никто ему этого не запрещал, он, строго говоря, всего-навсего пребывал с дружественным визитом у коллег по ремеслу, и никакая дисциплина его в данном случае не обязывала. Благо с документами он ознакомился вдумчиво.
Он как раз отправил в небытие пустую чарку (поборов соблазн заменить ее второй, полной) и дожевал кабанятину, когда мелодично закурлыкал один из его «портсигаров» — секретный канал, уже интересно…
С моментально возникшего экрана на него глянул старый добрый знакомый, лорд Тигернах, вот уже три года официально возглавлявший Мистериор (собственно, он и до того лет пять был неофициальным главой, поскольку глава официальный достиг возраста, когда порой вся медицина ларов не способна спасти от дряхлостей и некоторого распада личности, в просторечии — старческого маразма. Однако Мистериор был единственным имперским учреждением, где глава занимал свой пост пожизненно, наподобие императора).
На его лице не читалось ни малейшей тревоги, он выглядел совершенно спокойным — румяный, совершенно седой. Умный. (Впрочем, дураков среди магов, что на земле, что здесь, как-то не отмечено.)
— Рад вас видеть в добром здравии, лорд Сварог, — сказал он совершенно буднично. — Не найдется ли у вас минутки в ближайшее время посетить нашу скромную обитель? — и продолжал довольно напористо: — Это было бы крайне желательно, нам нужно поговорить…
Прикинув кое-что, Сварог сказал:
— Разве что часа через два… Вас устроит, мэтр?
— О, вполне. У меня будет к вам еще одна маленькая просьба. Пожалуйста, войдите в здание не через парадный вход, как обычно, а через боковую дверь. Обойдите манор справа, и вы сразу ее увидите, она там одна такая…
— Как вам будет угодно, — сказал Сварог.
Метр Тигернах смотрел лукаво, улыбался загадочно:
— Лорд Сварог, когда вы войдете, кое-что произойдет… Отнеситесь к этому спокойно. Это никоим образом не злоумышление против вас или кого бы то ни было. Всего-навсего наглядная иллюстрация одного нехитрого философского тезиса, заведенная еще моим предшественником. Я вам сразу же все объясню…
— Хорошо, я так и сделаю, — сказал Сварог.
— Вот и прекрасно. Буду вас ждать.
И он исчез с экрана. Оставив Сварога крайне заинтригованным: что это за таинственная «наглядная иллюстрация»? И почему мэтр с ним связывался по секретному каналу, полностью защищенному от любой подслушки? Сварог бывал в Мистериоре не раз, совершенно открыто и всегда предварительно он ли с Тигернахом, Тигернах ли с ним, но оба связывались меж собой по абсолютно открытому каналу, доступному всем и каждому, включая малых детишек, если только они уже умели пользоваться связью. Впервые объявились такие вот тайны мадридского двора — да еще боковая дверь, о существовании которой он и не подозревал прежде — всегда входил с парадного, никогда не обходил здание снаружи. Положительно, речь шла не о чем-то обыденном…
Вскоре появился Марлок, с первого взгляда видно, пребывавший в прекраснейшем расположении духа, оживленный, с улыбкой во весь рот. Зорко покосился на закрытые папки, сдвинутые Сварогом на угол стола:
— Вы закончили с делами?
— Совершенно, — сказал Сварог. — Вот уже с полчаса бездельничаю, жду вас.
— В таком случае… Вы ничего не имеете против этакого крохотного застолья?
— Совершенно ничего, — сказал Сварог. — С большим энтузиазмом отнесусь… если только мы не нарушим никаких здешних правил хорошего тона.
— Никаких, — заверил Марлок. — Это штатным сотрудникам сего ведомства вменена непременная трезвость на рабочем месте. А мы с вами — посторонние, мало того, немаленькие начальники, да и комната эта из категории «гостевых», где людям нашего ранга, не обремененным делами, опять-таки дозволено… Знаете, я не стал, тем более ради такого случая, пускать в ход стандартную магию. К чему нам пить и есть «стандартные образцы»?
Он снял с плеча объемистую кожаную сумку на манер каталаунских охотничьих ягдташей, выставил на стол бутылку из темного стекла с нарочито скромной этикеткой, даже не этикеткой, а красно-синей полосочкой без всяких рисунков или надписей. Вид этой бутыли сразу вернул Сварогу хорошее настроение: келимас солидной выдержки происхождением с острова Ройре, не нуждавшийся в красочных этикетках и ярких надписях, если применять меры покинутой Сварогом Земли — даже поболее литровочки. Расставляя большие прозрачные коробки с разнообразными закусками, блюдца и чарки, раскладывая ножи и вилки, профессор приговаривал:
— Слово чести, я вам несказанно благодарен, лорд Сварог, и за содействие в научном поиске, и за позволение осмотреть Вентордеран.
— Пустяки, — сказал Сварог. — Мне это ничего не стоило, а для науки, возможно, будет польза. У меня самого так толком и не дошли руки до Заводей. (Он чуть помрачнел, вспомнив две, до которых руки все же дошли однажды, особенно вторую, которую век бы не помнить…)
Это действительно ровным счетом ничего ему не стоило. Он просто-напросто позволил научной группе Марлока посетить одну из Заводей, числившуюся в каталоге под номером одиннадцать, предварительно обследовав ее с помощью сотни золотых Шмелей и убедившись в отсутствии опасностей как в лице каких-нибудь чудовищ, так и зловредной магии. Небольшенькая такая Заводь, размером с княжество Рут, и, в общем, довольно скучная: крохотная державочка на уровне развитий того же Рута, леса с живностью, крайне похожей на обычных оленей, белок, птиц и бурундуков (хищники, правда, имелись, но наподобие волков). Правда, в закатной части Заводи, по тамошним меркам, в жуткой глухомани, в лесу обнаружилось озеро, в коем обитали крайне интересные, ни на что знакомое не похожие создания, которые-то профессора и заинтересовали. Можно сказать, скучная провинция — даже Золотые Шмели вернулись гораздо раньше расчетного времени. Гораздо раньше.
Все было организовано отлично: у границы профессора и его людей (трех ученых и двух прихваченных на всякий случай спецназовцев девятого стола) встретил и доставил в замок Мяус, а в Заводь их отправил мэтр Лагефель, явно обрадовавшийся, что подвернулось хоть какое-то дело. Правда, Сварог не собирался доводить гостеприимство до полного абсурда: по замку гостей Мяус провел заранее продуманным маршрутом, создававшим впечатление одного-единственного глухого коридора (все выходившие в этот коридор боковые проходы были заперты силовыми полями, замаскированными под безобидные стены, гобелены и портьеры. В другом месте гости без труда раскусили бы эту хитрость, но в Хелльстаде эти их способности не действовали, как любые способности ларов, направленные вовне).
Марлок привычно наполнил вместительные чарки:
— Я бы предложил выпить за первый в нашей истории визит ученых в Заводь. Еще раз благодарю вас, лорд Сварог.
— Пустяки, — повторил Сварог. — И что же, есть какие-то интересные результаты? Что там с этими озерными тварюшками?
— Крайне любопытные тварюшки, крайне, — сказал Марлок. — Но дело не в них. Мы сделали гораздо более интересное и значимое открытие… из-за которого я буду просить вас, если надо, на коленях, разрешения послать туда гораздо большую группу с аппаратурой…
Сварог энергично поднял ладонь:
— Ну что вы, право, профессор? Какие колени… Хоть половину Техниона туда отправляйте. А что за открытие?
Марлок поднял на него глаза, пылавшие жарким пламенем научного познания:
— Лорд Сварог, в этой Заводи время течет иначе! В пятнадцать раз быстрее, чем во внешнем мире! Никогда прежде в нашем мире ничего подобного не наблюдалось!
— Действительно интересно, — сказал Сварог искренне.
И подумал, что в самом скором времени следует заняться Заводями всерьез. Благо от него самого не потребуется ни усилий (ну, разве что придется потратить часок), ни долгого времени. Всего-то навсего после соответствующего инструктажа запустить во все без исключения Заводи (включая и ту, где был замок Безумного Зодчего) эскадрильи Золотых Шмелей, а уж дальше они справятся сами. Поскольку, как наконец-то официально объявила Геральдическая Коллегия (без малейших к тому усилий Сварога), Заводи принадлежат юрисдикции страны, на территории которой находятся (равно как и Порталы наподобие того, из коего однажды нагрянули очаровательные пиратки царицы Грайне), следует наконец разобраться и с этим своим хозяйством, изучить его скрупулезно, как он в свое время поступил с Хелльстадом (правда, как впоследствии оказалось, при «ревизии» упустил из виду и пещеру Лотана, и обитателей Гун-Деми-Тенгри). Учитывая иные события, в каких-то из Заводей может вполне таиться если не угроза, то некая опасность для внешнего мира: иногда несерьезная, если вспомнить девчонок Грайне, а иногда, не исключено, серьезная крайне — вспоминая Безумного Зодчего. То, что Безумный Зодчий совершенно не стремился, казенно выражаясь, к экспансии во внешний мир, дела не меняет: Зодчий все разно оставался крайне мерзким созданием, просто не имевшим права на существование…
— И как же вы это обнаружили? — с любопытством спросил он. — У вас ведь не было нужной аппаратуры, насколько я помню. Только та, что нужна была для изучения озерных гварюшек…
— А никакой аппаратуры не понадобилось, — сказал Марлок. — Все открылось крайне прозаически. Мы рассчитывали пробыть в Заводи трое суток — и ровнехонько по истечении этого срока вернулись. Ваш мэтр Лагефель был несколько встревожен и спросил, не случилось ли чего-то серьезного, коли уж мы вернулись так быстро. Я удивился до крайности: почему быстро? Мы отработали трое суток, как и было намечено. Тогда Лагефель стал клясться и божиться, что в Хелльстаде прошло всего пять часов, что мы вернулись в пятнадцать раз быстрее, чем собирались. Какое-то время у нас шла вялая перепалка — я не верил, а он клялся, что все так и обстоит. В конце концов я подумал: а какой ему толк и какая польза нас обманывать? И распорядился провести нехитрый эксперимент. Оставил с Лагефелем четырех своих людей, а сам в сопровождении одного из ученых вернулся в Заводь и провел там ровно квадранс — мы немного прошлись по лесу, чтобы не видеть Двери. И мы, и оставшиеся тщательно засекали время. По нашим часам мы пробыли там квадранс. По часам оставшихся прошла минута. В пятнадцать раз меньше. Тут уже никаких сомнений не оставалось — время там и в самом деле течет в пятнадцать раз быстрее.
— Интересно… — задумчиво повторил Сварог. — Вот только решительно не представляю, к чему это открытие применить…
— То есть как?! — форменным образом взметнулся в кресле Марлок. — Впервые в истории мы сталкиваемся с разным течением времени в двух точках пространства. Это приведет… — Его глаза пылали своеобразным фанатизмом. — Я даже предсказать не могу, к чему это приведет, но не сомневаюсь — результаты, вполне возможно, будут прямо-таки эпохальными! Гигантский прорыв в науке! Вполне возможно, это позволит даже сдвинуть с места давным-давно упершийся в тупик проект «Алмазная стрела» — занимавшаяся им группа уже несколько лет как распущена, но нетрудно сослать ее вновь, а вся аппаратура хранится в лабораториях. Я туда отправлю аппаратуру, которая пригодна для данного случая… — Он чуточку помрачнел, сказал уже без прежней экспрессии: — Конечно, если вы разрешите, вы ведь полновластный хозяин не только Хелльстада, но и Заводей…
— Конечно же, разрешу, — сказал Сварог. — Грешно в таком вот случае вставать на пути науки. Мне и самому чертовски интересно, что из этого получится…
Обрадованный Марлок наполнил чарки, жахнул свою без тостов и чоканья и, разрумянившись, принялся описывать Сварогу все, что намерен в ближайшее время предпринять. Сварог понимал лишь одно слово из десятков двух, но вежливости ради притворялся, что слушает внимательно.
Однако мыслями был далеко — мысли двинулись совершенно в ином направлении. Конечно, интереснее некуда — время течет по-разному в двух точках пространства. Но сейчас гораздо больше волнуют другие заботы — даже не заботы, а нешуточная угроза: сложившемуся и за облаками, и на земле в последние годы новому порядку вещей, всем будущим планам, не исключено, и жизням его с Канцлером, и не только их одних, не исключено, и жизни Яны…
Выждав в горячих излияниях Марлока паузу (вызванную тем, что раскрасневшийся, как подросток перед первым в жизни свиданием с девочкой, махнул еще чарку и запихнул в рот немаленькую трубочку ветчины, начиненной белыми грибами с приправами), Сварог сказал дипломатическим тоном:
— Это все, конечно, крайне увлекательно, профессор, но, признаюсь по совести, меня гораздо больше волнует сейчас совсем другое… Агора, этот заговор… Уж вам-то Канцлер не мог не рассказать о нем…
Марлок уставился на него взглядом человека, внезапно вырванного из глубокого — и крайне увлекательного — сна:
— Что?! Ах да: Агора, заговор… Конечно, Канцлер мне говорил. И давал читать всякие бумаги… — Он досадливо поморщился: — Я все понимаю, заговор такого размаха — это печально. Но я уверен, что вы с Канцлером справитесь. Вы и не с таким справлялись. Я, со своей стороны… А что я могу сделать, собственно? Я совершенно не умею подавлять заговоры, так что в данном случае для вас полностью бесполезен. Канцлер попросил у меня кое-какую аппаратуру — мы в Технионе ее изготовили в кратчайшие сроки. Еще я употребил все свое влияние, чтобы не только в моей Золотой Сотне, но и в четырех других на Агору были выбраны люди, которые безусловно выступят на вашей стороне. Решительно не представляю, чем я еще могу быть полезен. А вот изучение Времени…
И он вновь стал сыпать научной абракадаброй высшего класса. Сначала Сварог даже рассердился на него чуточку, но потом остыл и подумал, что упрекать профессора не в чем. Он ученый чистейшей воды, не спецслужбист и не политик, а потому и не способен в должной степени осознать размах угрозы — и в противодействии ей совершенно бесполезен. А потому похож сейчас на малого ребенка, привыкшего, что есть большой и сильный папа, способный защитить от всего на свете, справиться со всем на свете. Несомненно, точно так же рассуждают и еще многие умные, дельные, но не имеющие ни малейшего отношения к играм спецслужб и закулисным придворным интригам люди: если они попадут на Агору, конечно, будут на стороне Сварога, но даже если узнают о заговоре, станут рассуждать в точности как Марлок сейчас: Сварог и Канцлер вытащат из любой опасности, они уже не раз это умение демонстрировали. И трех их упрекать за такой образ мыслей, Сварог на их месте рассуждал бы точно так же.
Одним словом, все обстоит, как в одном из его любимых в юности фантастических романов: экипаж угодившего в безвыходное положение космического корабля все же не падает духом, во всем полагаясь на своего капитана: Алексей столько раз вытаскивал из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций…
А может быть, Алексей все-таки вытащит?
Брагант несся над облаками, как обычно, напоминавшими снежные заструги самой причудливой порой формы. У Сварога, что в последнее время редко случалось, настал краткий миг безделья.
Каких бы то ни было неприятностей от неожиданного приглашения в Мистериор он не ждал. С Мистериором он давно уже пребывал в самых теплых отношениях. Он и Тигернах довольно часто обменивались информацией о земных делах, собранной на земле их агентами и касавшейся, как легко догадаться, магии, колдовства и прочих подобных практик. Не так уж редко эта информация оказывалась крайне важной для той или другой стороны. Причин для вражды или хотя бы неприязни не было ни малейших — в отличие от Магистериума, где многие Сварога открыто недолюбливали по самым разным причинам.
Что касается предстоящей Агоры и сопутствующего ей заговора, не было ни малейших оснований дергаться. Он попросту ничего не мог сделать собственными силами, все рычаги, вся информация оказались в руках Канцлера. Так что следовало, не накачивая себя, ждать созыва очередного совещания на высшем уровне и в узком кругу — Сварог не сомневался, что оно воспоследует, как всегда бывало в кризисные моменты.
Так что он мог еще раз спокойно и неторопливо подумать о том, что его в данный момент интересовало на земле, — об очаровательной княгине Дали Шалуатской…
Подобно многим, Сварог терпеть ненавидел нерешенные загадки, и как человек, и, что гораздо важнее, как король и глава двух имперских спецслужб. Поскольку иные нерешенные загадки тихонько умирали естественной смертью, но иные становились серьезной проблемой — и никогда нельзя предсказать заранее, с которой из двух категорий столкнулся на сей раз.
Он, фигурально выражаясь, уныло стоял в тупике, уткнувшись носом в стену. Как ни рыли землю все королевские спецслужбы, так и не выяснили, откуда Дали родом, чем занималась до вторжения в Шалуат. Специалисты по акцентам, ученые лингвисты (у Интагара имелись и такие) в сердитом бессилии пожимали плечами, твердили: выговор у нее не ронерский, не снольдерский, безусловно, не гланский, не горротский, не харланский, его вообще невозможно привязать к какой-либо конкретной области Харума. Добавляли еще: такое бывает у людей, проводящих долгие годы в беспрерывных переездах из страны в страну, — и нигде такие люди не живут достаточно долго, чтобы в речи успело привиться местное произношение. Главным образом этим отличаются моряки и купцы, проводящие жизнь в постоянных разъездах по торговым делам. Сыщики начали отрабатывать оба этих варианта, но пока что безуспешно.
Что касается магии… Сварог голову мог прозакладывать, что Дали — самый обычный человек. Встречаются до сих пор, хоть и редко, особенно сильные маги и колдуны, способные поставить вокруг себя непроницаемый для магического прощупывания «экран» — но в том-то и штука, что само наличие такого экрана-панциря умеющие кое-что люди определяют моментально. Сварог этим умением владел — но не почувствовал «панциря».
Эта ее странная способность: как-то так делать, что брошенный в ее сторону магический посыл тонет, словно пущенная в болото стрела. Не так уж мало людей, причастных к магическим практикам, умели такой посыл отбивать — как, например, Старая Матушка, с которой до сих пор многое неясно. Но вот поглощение магического посыла случилось впервые. Прежде о таком не слышали ни в Мистериоре, ни в Багряной Палате, ни в монашеских Братствах, ни где-либо еще. Ну вот не встречалось такого прежде, и все тут! Грельфи, когда к ней приехал Сварог, задумалась не менее чем на квадранс, явно копаясь в своей богатой памяти. Пожала плечами, вызвала своего ближайшего помощника, бодрого старичка, каталаунского белого колдунца и долго с ним говорила в соседней комнате — но вернулась к Сварогу, пожимая плечами еще беспомощнее.
Твердо решив использовать любую возможность, Сварог однажды устроил проверку. Вызвал Дали к себе в Готар и беседовал с ней часа полтора. О насущной проблеме, не вызвавшей бы ни у кого на ее месте ни малейших подозрений — об усилении борьбы с контрабандной тропой (скорее уж контрабандной большой дорогой) Ител — Ронеро. Все это время за портьерой сидела, пустив в ход все свои способности, немаленькая компания: Грельфи и ее колдунец, двое магов Мистериора, трое боевых монахов (по одному от каждого Братства) и человек из Багряной палаты, а также срочно доставленная самолетом из Глана парочка тамошних колдуний. Десять человек общим счетом. После ухода Дали тут же состоялось совещание, на котором все десятеро оказались единогласны: девушка — человек без каких бы то ни было магических способностей. «Поглощение» магического посыла (использованного Сварогом и на сей раз, когда она уходила) они объяснить не в состоянии. И почти все высказали одну и ту же мысль: далеко не впервые в истории случалось, что объявлялся человек с уникальными, неведомо откуда взявшимися способностями, сплошь и рядом не имевшими никакого отношения к магии любой разновидности. Случай, подобный тем, когда рождаются белые титры или двухголовые люди. И привели не так уж мало примеров.
Тем дело и кончилось. Сварог сделал единственное, что мог сделать: установил за замком Дали и за ней самой круглосуточное наблюдение силами Золотых Обезьянов — усталости они не знали, не нуждались ни во сне, ни в подмене. Бесполезно. Ни единого подозрительного слова не прозвучало, ни единой подозрительной встречи не состоялось. Очаровательная Дали Шалуатская вела типичнейший для владетельницы Вольного Манора образ жизни: балы, охоты, фейерверки, плавания по Ителу и прочие доступные развлечения, государственные дела (в отличие от иных собратьев она их вела сама, и довольно толково), борьба с контрабандистами — она честно исполняла данное Сварогу обещание. Ни капелюшечки компромата.
А два месяца назад начались странности. В Шалуате вдруг объявился герцог Орк собственной персоной, представился княгине утром, а вечером стал ее любовником, что было прилежно зафиксировано Золотым Обезьяном под номером одиннадцать. Был у Орка один пунктик — он всегда носил в кармане серебряную цепочку длиной в добрых полтора урда, на которой имелись многочисленные подвески в виде земных дворянских корон (тех дам и барышень, с которыми он крутил романы на земле) и гербы имперских дворянок (соответственно). А также эмблемы Сословий, Гильдий и придуманный им самим знак для крестьянок. Была там и лоранская королевская корона, появившаяся после того, как он крутил с Лавинией. Теперь, надо полагать, прибавилась еще и шалуатская княжеская. Этих подвесок величиной с ноготь мужского большого пальца на цепочке уместилось превеликое множество, но примерно четверть ее оставалась незанятой. Зная Орка, нетрудно предположить: когда свободного места не останется, он попросту закажет новую и примется ее заполнять с тем же усердием.
Странность была вовсе не в быстроте, с какой Орк оказался в постели с очередной красоткой — как раз эта быстрота всегда была ему свойственна. Странность в том, что все эти два месяца Орк безвылазно просидел в Шалуате, практически не расставаясь с Дали ни днем, ни ночью. Меж тем в Империи (да и на земле, что касаемо людей определенной профессии) каждая собака знала: Орк и постоянство — две вещи несовместные. Самый долгий его роман случился два года назад и тянулся целых десять дней. И вот, изволите ли видеть…
Сварог, конечно, не унижался до подглядывания за ними в спальне, да и подслушивания тоже. Он просто-напросто ввел в программу Одиннадцатого слова «Сварог», «мятеж», «заговор», «покушения» и десятка два других, имевших самое прямое отношение к интригам, заговорам, переворотам, мятежам и тому подобным интересным вещам. И дал приказ: если в разговорах Орка и Дали одно из этих слов прозвучит, немедленно сообщать ему и сбрасывать на один из его «портсигаров» запись всей беседы.
За два месяца такое случилось один-единственный раз — когда они ночью лениво болтали после постельных баталий, и прозвучало слово «Сварог». Увы, увы… Дали сказала буквально следующее:
— Милый, я, конечно, не король Сварог, мне до него, как на четвереньках до Фиарнолла, но, согласись, я тоже завоевала себе корону собственным мечом…
И все. Совершенно не к чему прицепиться. Оставалось поверить, что случилось чудо из тех, что все же иногда происходят, и Орк впервые в жизни влюбился по-настоящему, пылко и страстно, так, что два месяца не может расстаться с юной красавицей. В конце-то концов подобное произошло на глазах Сварога не так уж и давно — герцог Лемар, казалось, неисправимый потаскун, все это время жил исключительно с Томи, и не похоже, чтобы они намеревались расстаться. Жизнь порой подкидывает самые неожиданные сюрпризы, в том числе и тогда, когда речь идет об отношениях мужчин и женщин…
Так оно и шло — ни шатко ни валко. Круглосуточное бдение Золотого Обезьяна никаких результатов пока что не дало — как не добились их и люди Интагара. Со свойственным ему здоровым житейским цинизмом Интагар давно внедрил в столицу Шалуата (без затей именовавшуюся тоже Шалуатом) два десятка своих агентов из числа первоклассных, с безукоризненными легендами — не добившись особых успехов и богатства у себя на родине, многие, имевшие законное право покинуть страну, искали счастья в других (впрочем, те, кто такого права не имел, тоже частенько бежали за границу). Благо ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего контрразведку, в Шалуате не имелось — ее функции выполнял довольно дохленький отдел тайной полиции (сама полиция, по меркам Вольных Маноров, одна из самых сильных, занималась исключительно слежкой за подданными). И Дали пока что не предприняла ничего, чтобы ситуацию поправить.
Пятеро людей Интагара внедрились во дворец княгини, что оказалось не столь уж трудным предприятием. Задачу облегчило то, что Дали очень быстро принялась дворец чистить от прежних кадров. Старый метод (который и Сварог использовал в нескольких своих королевствах): подавляющее большинство придворных остается на прежних местах и в прежних чинах. Придворные — народец специфический. Очень немногие из них впутываются в заговоры против узурпатора (и данном случае — узурпаторши), предпочитая и далее получать сладкие пряники. Сварог знал по собственному опыту: в нескольких заговорах, имевших место в Снольдере, Ронеро и Харлане, первую скрипку играли как раз военные и гражданские чины, а вот придворных оказалось крайне мало.
А вот прислугу в таких случаях следует переменить полностью. В первую очередь оттого, что те же лакеи, как ни парадоксально, пользуются при дворе гораздо большей свободой передвижения и имеют доступ туда, куда ни один придворный не попадет, вплоть до спальни властелина. Их слишком много, чтобы при смене власти вдумчиво проверять каждого, — сам Интагар как-то это признал. Рациональнее и проще рассчитать всех скопом и набрать новых. Лакей всегда может пырнуть кинжалом в спину, а повар или кухонный мужик — сыпануть или подлить нечто, несовместимое с жизнью (то же касается и кравчего с его виночерпиями).
Именно потому, что слугам гораздо легче и проще подсматривать и подглядывать, чем придворным, люди Интагара сработали согласно старой традиции спецслужб: только один из них просочился в помощники главного мажордома (крайне полезная для сбора информации должность), а остальные пристроились лакеями.
Вросли, освоились, обжились — но толку от них пока что ни на грош. Ну не было ничего полезного Сварогу, хоть ты тресни…
Брагант пошел на посадку. Окруженное зеленым лесочком здание Мистериора было уникальным в своем роде; все прочие имперские конторы располагались в резиденциях самого современного вида, и только Мистериор, хранитель вековых традиций, обитал в особняке самого что ни на есть старинного имперского облика. Причем это был никакой не новодел — здание и в самом деле построено в незапамятные времена.
Никого не встретив ни на стоянке брагантов, ни по пути, Сварог за минуту добрался до здания (желтый и серый кирпич, стрельчатые окна, красивые башенки, изящные балконы, горгульи над парадным входом), обошел его справа. Там, и точно, обнаружилась дверь, очень похоже, не пластиковая имитация, а натуральная дубовая. Распахнулась она легко. Сварог оказался в небольшом зале со сводчатым потолком и витыми полуколоннами по стенам, никакой мебели здесь не имелось, равно как и украшений в виде гобеленов, картин или ваз с цветами. Этакий прямо-таки монастырский аскетизм.
Он остановился посреди зала, оглядываясь с некоторым недоумением. В противоположной стене — дверь с полукруглым верхом. Нормального размера, как раз свободно пройти человеку — а вот по всем четырем стенам тянулись уже другие, точные копии нормальной, числом десятка полтора, но такой высоты, что через них могла пройти разве что кошка, и то не особенно крупная. Это еще что за архитектурный курьез?
Разгадка обнаружилась тут же — все маленькие дверцы неожиданно распахнулись, словно по некоему сигналу, и оттуда густыми колоннами повалили крохотные человечки размером с мужской палец, одинаково одетые в серо-желтую одежду какого-то старинного фасона. Лица вполне человеческие, но в движениях чувствуется некая механичность, присущая скорее роботам.
Окружив Сварога широким сплошным кольцом, они остановились уардах в полутора, бесстрастно на него таращась.
— Ну здорово, мужики, — сказал Сварог. — Вам, собственно, какого рожна?
Человечек в правом ряду вскинул ко рту вовсе уж крохотный серебряный по виду рог и затрубил. Звук оказался неожиданно громким, ничуть не тише, чем трубят настоящие рога.
Это определенно был сигнал — вся орава стремительно кинулась на Сварога, и было их не менее трехсот. Крохотные ручонки с поразительной цепкостью буквально впились в форменные брюки, человечки лавиной карабкались по его ногам, проворно и быстро, словно взбегающие по стволу дерева лесные ящерицы. За несколько секунд, что Сварог промедлил от удивления, они уже достигли поясного ремня, миновали его, двинулись выше по кителю…
Спохватившись, он принялся их стряхивать обеими руками, сбрасывая ребрами ладоней. Страха не было, он не думал, что в Мистериоре ему что-то может грозить, одно удивление: что еще за паскудные сюрпризы?
Сброшенные шлепались на пол, но тут же вскакивали и вновь кидались к нему. Они прибывали быстрее, чем Сварог успевал их смахивать, — и очень быстро тело Сварога (исключая шею и голову) оказалось словно бы в толстой бугристой накидке. Кисти рук остались свободны, но множество цепких ручонок так вцепилось ему в рукава и брюки, что он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Потом он почувствовал, что ему целеустремленно и старательно подгибают колени, явно стараясь повалить, — и вскоре грянулся навзничь, но не ударился затылком о каменный пол, как следовало ожидать, — под затылком оказалась неведомо откуда взявшаяся большая мягкая подушка. Он лежал, не сопротивляясь, — все равно бесполезно, — только матерился про себя в бессильной ярости. За какое-то мгновение его падения человечки ухитрились с непостижимой быстротой переместиться на грудь, живот и руки-ноги.
Все закончилось очень быстро. Вновь зазвучал рог, человечки волнами хлынули на каменный пол, выстраиваясь в колонны, марширующие к низеньким дверцам. Вскочивший на ноги и подобравший фуражку Сварог нацелился было дать хорошего пинка ближайшему, но удержался все же: какой смысл пинать безмозглого робота? В том, что это не более чем роботы, он уже не сомневался.
Дверь нормального размера открылась, и вошел метр Тигернах — как и следовало ожидать, не в «парадно-выходном мундире» в виде синей мантии, покрытой золотыми каббалистическими знаками, и высокого черного остроконечного колпака, усеянного золотыми звездами с числом лучей от четырех до дюжины и увенчанного золотым полумесяцем. Простая серая мантия, непокрытая голова, дружелюбная улыбка.
— Рад видеть вас вновь, лорд Сварог, — сказал Тигернах тоном гостеприимного хозяина.
— Взаимно, — буркнул Сварог, подумав совершенно противоположное: «И тебя тем же концом по тому же месту». — Я так понимаю, это и была наглядная иллюстрация некоего нехитрого философского тезиса? Не просветите ли, какого?
— Тезис и в самом деле нехитрый, — улыбнулся Тигернах. — Порой и крохотные препятствия, если их достаточно много, способны остановить великого и могучего… Вы сильно разозлились, лорд Сварог?
— Крепко сказано, — проворчал Сварог. — Известное раздражение есть, как у любого на моем месте… К чему эти штучки?
— Честное слово, это не я придумал и не ради вас, — сказал Тигернах. — Мы порой демонстрируем это гостям. Старинная традиция, идущая с незапамятных времен, — наглядные иллюстрации философских тезисов, нехитрых и гораздо более сложных. У нас есть и второй манор, где стоит здание раза в три больше этого, отведенное исключительно под «наглядные иллюстрации», числом около сотни. Вы просто никогда не интересовались… Опять-таки с древних времен заведено, что всякий, желающий стать матом и имеющий к тому способности, проходит Путешествие по всем без исключения комнатам. Обычно это занимает не менее недели — на некоторых этапах при неудаче, неловкости, неправильном поведении ученика, как в компьютерных играх, отбрасывает на другой уровень, к новым испытаниям. Если вам интересно, я мог бы вас туда пригласить. Конечно, полное Путешествие вам проходить не придется, вы ведь не собираетесь поступать в ученики магов…
— Как-то никогда не ощущал в себе такого желания, — сказал Сварог уже спокойнее и миролюбивее. — Увы, вынужден отклонить любезное приглашение: ничего полезного мне это не даст, а хлопот сейчас — выше крыши. Я думаю, вы в курсе… некоторых готовящихся событий?
— Вы об Агоре и заговоре? Конечно. О таких вещах глава Мистериора просто обязан знать. Вы встревожены?
— Скорее напряжен, — признался Сварог. — Заговор мы, конечно, постараемся подавить, у нас это до сих пор неплохо получалось, и опыт есть. Но что касается Агоры… Тут возможны скверные неожиданности.
— Не беспокойтесь так, — мягко сказал Тигернах. — Я уверен, Канцлер — и особенно Императрица — что-нибудь непременно придумают. Я, со своей стороны, сделал все что мог — обеспечил присутствие на Агоре пятнадцати делегатов от Золотых Сотен, твердо стоящих на вашей стороне. Больше, пожалуй что, ничего сделать и не мог… Пойдемте.
Сварог прошел за ним знакомым коридором, обтянутым темно-синим шелком с причудливыми серебристыми узорами, чем-то отличавшимися от используемых обычно в убранстве домов и дворцов. Вошел в знакомый кабинет мэтра, крайне похожий на обычный кабинет одного из многих высоких чиновников. О специфике места свидетельствовали лишь пожелтевший череп неизвестного чудища, раза в четыре поболее бычьего — в одном углу и в другом — картина с изображением воздевшего руки мага в мантии и высоком колпаке, с испускающим зеленое свечение жезлом. Вокруг мага буйствовали стихии, плясали цветные огни, сверкали мблнии.
— Вино или что-нибудь прохладительное?
— Нет, спасибо, — сказал Сварог. — Совершенно ничего не хочется.
— Ну, в таком случае, зная ваши привычки, которых я не разделяю, но отношусь к ним спокойно… — Тигернах достал из ящика стола массивную пепельницу из светло-голубого с золотистыми прожилками муранского стекла, придвинул к Сварогу. — Итак… Вы, прежде всего, я полагаю, хотели бы поговорить о Гремилькаре?
— Пожалуй, — кивнул Сварог.
— К превеликому сожалению, совершенно не в силах вам помочь. Потому что, строго говоря, о Гремилькаре неизвестно ничего. Единственный надежный, можно сказать, базовый источник — одно из Пророчеств Таверо, кои имеют свойство сбываться. Есть еще пара строчек в одной из книг Мане Антекайда, тоже достаточно серьезного астролога и прорицателя, — но это не более чем пересказ Таверо. Конечно, за тысячелетия появилась обширная литература, но она, я буду резок, более чем скопище бесполезного хлама. Потому что представляет собой исключительно толкования пророчеств Таверо, порой весьма и весьма обширные. На сегодняшний день на каждое пророчество приходится не меньше полусотни толкований, а то и побольше, касаемо некоторых. Поскольку все они противоречат друг другу, одни в большей степени, другие в меньшей, полагаться на них нельзя нисколько… Есть еще «Беседы о чудесах земли и неба» Отакара Равеннского в Иллюзоре, но давно и неопровержимо доказано, что Отакар был шарлатаном и фантазером, две трети его книги — пересказ слышанных где попало баек, а оставшаяся треть — его собственные выдумки. Ну, бывают и такие, самое занятное, что разоблачили его лишь лет через сто пятьдесят после смерти, а до смертного часа он процветал, был в большой милости у короля как придворный астролог, немало благ обрел. Хотя астролог из него — как из нас с вами балерины… В общем, о Гремилькаре нет ничего. Невозможно сказать, насколько он для вас опасен. Для вас, конечно, я, как и многие, давно уже не сомневаюсь, что Серый Рыцарь — это вы. Правда… Есть одна обнадеживающая деталь. Если вы запамятовали, о Гремилькаре сказано: «…главной задачей является охота за Серым Ферзем ради возможного его уничтожения». Понимаете? Не более чем возможного. Возможно, он с вами разделается, возможно, вы с ним. Ничего заранее не известно и не установлено непреложно — в отличие от многих других предсказаний, где формулировки четки и недвусмысленны. Это вселяет определенные надежды и дает известные шансы, не правда ли?
— Да, безусловно, — угрюмо сказал Сварог. — И все равно как-то неуютно. Нет, я не говорю, что боюсь. Разучился я как-то бояться после всего, что со мной судьба вытворяла. Тут другое. У всех моих предыдущих противников было имя и лицо, и я кое-что знал о них заранее. Конечно, и о Безумном Зодчем я не знал ничего, кроме имени, — но, по крайней мере, было известно, что он собой представляет. А теперь… Враг без фигуры и без лица, о котором известно только имя и его цель. Это как-то… Не могу даже объяснить словами, если только они есть…
— Я понимаю, — кивнул Тигернах. — В этом деле есть два крайне интересных момента. Первый. Почему он оставил свой знак в Крепости Королей? Подкинул вам ключ, позволяющий не ломать голову, кто стоит за кратковременным снегопадом… Второй — послание вам на дворцовой стене. Зачем он вообще дал знать, что появился и намерен вас убить? У вас или кого-то из ваших людей были какие-то соображения, версии?
— Никаких, — признался Сварог. — Ни спецслужбисты, ни книжники, ни старуха Грельфи — никто не в состоянии придумать ничего мало-мальски дельного. Да, вот именно. Есть только два соображения, высказанные Каниллой Дегро. Касательно первого: не исключено, что он намерен властвовать на Таларе. Именно властвовать. Потому и ограничился демонстрацией, принесшей минимальные жертвы. Ему не хочется уничтожать человечество, над которым он рассчитывает владычествовать. А Крепость Королей он отдал нам так легко, потому что рассчитывает, разделавшись со мной, овладеть ею вновь. Касательно второго: не исключено, что существуют какие-то правила наподобие законов природы или тех установлений, что касаются магии. И Гремилькар просто не может ударить исподтишка, он обязан предварительно сделать нечто вроде вызова на бой, как на дуэли. Канилла — большая умница. Вот только все прежде высказанные ею догадки довольно быстро подтверждались экспериментом, практикой, самой жизнью — а в данном случае никакой возможности проверить нет…
— Да, пожалуй…
— Так что я просто жду, — сказал Сварог. — Крепко сомневаюсь, что он способен причинить мне вред на расстоянии, пребывая где-нибудь за триждысемь земель. Коли уж ситуация сравнивается с партией в шакра-чатурандж — для смертельного удара любая фигура обязана встать с королем лицом к лицу, на соседней клетке. Вот я и жду, когда он наконец появится. А там посмотрим, кто кого…
— Логично и резонно… — сказал Тигернах. — У вас больше нет ко мне вопросов или дел?
— Нет.
— В таком случае будем говорить о деде, ради которого я и просил вас прилететь… Лорд Сварог, в течение последних полутора месяцев в ваших королевствах случилось два крестьянских мятежа: в Снольдере в провинции Лоритан и в Ронеро, в провинции Идьтемер. Что вы сможете о них сказать? Как вы их оцениваете?
Сварог, нисколько не задумываясь, ответил:
— В первую очередь то, что в них есть некая странность и неправильность. Это не просто мои собственные мысли — я просто повторяю мнение моих… специалистов по крестьянским мятежам и бунтам горожан. Каждый мятеж имеет причину. Пусть легковесную, даже пустяковую, надуманную — но причина всегда есть. Как ни рыли землю тайная полиция и соответствующие службы сельской стражи, не смогли отыскать и тени причины. Ну не было ни малейших причин! Вполне благополучные села, наполовину фригольдерские, отнюдь не бедные. Не усмотрели мои люди никаких притеснений, никаких «шалостей» владельцев крепостных крестьян — иногда именно такие «шалости» и вызывают бунт, порой служащий запалом для масштабного мятежа. И не было никаких причин бунтовать у жителей маленького городка в Ильтемере — и тем не менее они сначала устроили бунт у себя, перебив некоторое количество самых зажиточных земляков, чиновников и стражников, а потом присоединились к крестьянскому отряду. Все выглядит так, словно несколько тысяч человек внезапно сошли с ума, их охватила жажда бессмысленных убийств, насилий и разрушений. И еще. Всегда есть какой-то атаман, главарь, предводитель. Здесь же в обоих случаях, как ни старались следователи, не усмотрели и намека на то, что мятежниками кто-то руководил, пытался командовать. Насквозь странные, совершенно неправильные бунты, совершенно не похожие на обычные. И ни следа иностранных происков, иностранных денег — а они порой стоят и за крестьянскими мятежами, и городскими бунтами. Если честно, мои люди тоже дважды проделывали такое в Лоране… Обычная практика меж державами, состоящими во враждебных или напряженных отношениях. Кстати, именно благодаря тому, что не было и намека на руководство и командование, мятежи и удалось подавить так быстро — удар кавалерии, ракетный обстрел, и мятежники разбежались без всяких попыток к сопротивлению, осталось лишь их вылавливать. Следователи в недоумении: никто, ни один человек не сказал слова толкового о причинах, заставивших их участвовать в мятеже его односельчан и его самого. Один из сыщиков мне так и сказал: полное впечатление, что они и сами не понимают, что на них нашло. Потом то же самое повторили еще несколько. Я летал и в Доритан, и в Ильтемер. Короли обычно в таких случаях никогда не ведут расследование на месте сами, ограничиваются тем, что допрашивают захваченных и привезенных в столицу вожаков — но и это делают редко. Но здесь был особый случай. Я допросил десятка три крестьян… Действительно, полное впечатление, что они и сами не знают, что на них нашло. Причем ни один не врет… — Он поднял голову и взглянул в глаза Тигернаху. — Неужели вы хотите сказать, что знаете об этом что-то такое, чего не знаем мы? Иначе зачем вызывали бы меня по этому делу, которое совершенно не в вашей компетенции и вообще не должно вас интересовать…
— Есть кое-что, — с каким-то странным возражением лица ответил Тигернах. — К сожалению, должен честно вас предупредить: наши данные ничего не прояснят, лишь добавят вам загадок… Вы знаете, что у нас есть своя наблюдательная сеть орбиталов. И знаете, что они работают на совершенно других принципах, чем обычные, ваши, и занимаются поиском совсем другого…
Сварог кивнул. Орбиталы Мистериора — и Серебряной бригады, кстати, тоже — занимались исключительно тем, что фиксировали всякий случай применения магии, неважно, черной или белой. Выявляли все подходившее под опредедение магии и колдовства.
— Вы хотите сказать… — Голос у него сорвался, чего он никак от себя не ожидал. — Ваши орбиталы что-то такое…
— Зафиксировали, — кивнул Тигернах с тем же странным выражением лица. — Как утверждают наши эксперты, впервые за всю историю крестьянских бунтов и городских мятежей. Отмечены несколько случаев, когда в крестьянских бунтах участвовали деревенские колдуны — насылали порчу на кавалерийских лошадей, хворь на солдат, закрывали для тех или иных целей туманом местность, дожди вызывали… Но в этих случаях речь шла именно об участии. Здесь мы столкнулись с чем-то совершенно другим. Непосредственно перед восстанием, за какие-нибудь полчаса, в обеих провинциях отмечены явления, для которых я не могу подобрать иного названия, нежели «всплески». Некие всплески, безусловно, имеющие отношение к черной магии — но их природа нам совершенно непонятна, всплески чего-то непонятного — и все тут. Аналоги нам неизвестны, прежде такого никогда не фиксировалось. Вот все, что я могу вам сказать. Мне неловко оттого, что я лишь добавил вам загадок, но утаивать это от вас было бы крайне безответственно…
— Да, конечно, — сквозь зубы сказал Сварог. — Лучше непонятное знание, чем никакого…
Настроение у него упало резко. Пару раз уже случались такие вот «всплески», пусть и не магической природы — и они потом оказывались серьезной угрозой, с которой приходилось бороться с превеликим напряжением сил. А здесь вдобавок — магия, непонятная даже Мистериору, никогда прежде не встречавшаяся…
— Я знаю, у вас есть какая-то система записи, — сказал он. — Пусть и работающая на совершенно других принципах, нежели наши установки.
— Есть, конечно.
— Вы можете дать мне копии?
— Безусловно. В конце концов, такие материалы вы обязаны получать как директор девятого стола и начальник восьмого департамента. Мои люди, кстати, еще с утра начали их готовить… И все же… — В его голосе прозвучала нотка удивления. — Зачем они вам? У вас ведь нет людей, способных в них разобраться…
— То есть как это нет? — поднял брови Сварог. — А Грельфи? А Багряная Палата? А монашеские Братства? И наконец, кое-что у меня имеется в Хелльстаде.
— Да, действительно… — сказал мэтр Тигернах с некоторым смущением. — Инерция мышления, знаете ли. Многим свойственна. Мы совершенно не сотрудничаем с магами и колдунами земли — не видим в этом для себя пользы. Правда, Багряная Палата время от времени с нами связывается, но всегда необходима наша помощь в чем-то. Лишь дважды за восемьдесят последних лет они давали информацию, прошедшую мимо нас. Ну, а Хелльстад… Я на протяжении всей жизни как-то не привык принимать его в расчет в этом плане, и это не мое личное упущение, а повсеместно распространенное убеждение. Ну что ж, еще не поздно ничего исправить… Отправить материалы лично вам?
— Нет, — чуть подумав, сказал Сварог. — Отправьте Канилле Дегро. Она у меня вдобавок ко всему выполняет еще и функции министра связи. И, если уж говорить о Канилле, есть еще одно обстоятельство…
— Вы имеете в виду ее частицу эльфийской крови?
— Вы знаете?
— Ну, разумеется. Такие вещи легко определяет любой маг… и даже не особенно сильный колдун. Определили давно, когда здесь появилась ее бабушка, свежеиспеченная супруга графа Дегро, чистокровная дриада. Полагаете, Канилла может…
— Честное слово, не знаю, — сказал Сварог. — Но о способностях дриад или людей с кровью дриад до сих пор мало что известно. Или вам известно больше?
— К сожалению, нет.
— Значит, мы в равном положении. Мое даже чуточку выгоднее — потому что Канилла служит у меня и полностью мне доверяет, а с ее бабушкой я познакомился, когда узнал, кто она такая. Кстати, я попробую показать и ей материалы — вдруг что-то и получится? Старушка бойкая, живая, до дряхлости ей далеко, и она чуточку скучает после смерти мужа. Одним словом, я использую все возможности, какими располагаю. — Он криво улыбнулся. — В первую очередь мне подобные сюрпризы не то что неприятны, а прямо опасны как земному королю. Чертовски неприятно знать, что существуют непонятные и неизвестные прежде магические практики, способные поднять на бессмысленный бунт население части провинции. А если это не единичный случай и будут другие? Крупнее? Сегодня взбунтовались крестьяне десятка деревень и маленький городок, а если это накроет крупный город? Парочку полков или военных кораблей? Население пары провинций? И потом… Сдается мне, у этих «всплесков» должен быть инициатор. Как вы полагаете? У вас ведь большой опыт в этих делах, а я в них практически ничего не знаю, не было пока что причин интересоваться.
— Что вам сказать… Какой должен быть временной отрезок?
Сварог чуть подумал:
— Ну, скажем… последние сто лет.
Тигернах опустил руку на клавиатуру одного из трех компьютеров, с минуту старательно работал, потом, судя по жесту, отключил невидимый Сварогу экран:
— Итак… в течение последних ста лет — семнадцать случаев. Нынешний — восемнадцатый. Какой-либо регулярности в их появлении нет. Никакой закономерности, связанной бы с определенной местностью, природными условиями, страной, временем года и тому подобным, нет. Все случаи имели самую разную природу, бунт отмечен впервые. Что до статистики… Трижды нам удавалось установить инициаторов и взять. Четвертого взяла Багряная Палата, еще двое попали в руки боевых монахов. Еще в трех случаях были весьма веские основания подозревать существование инициаторов, но разыскать их не удалось. Другая половина появления непонятной, неизвестной прежде магии — так сказать, процесс, вызванный естественными причинами, хотя и не во всех случаях понятно, какими, ну, наподобие известного случая, когда крестьяне чисто случайно выворотили плугом кошку из черной бронзы. Прислать вам и эти материалы?
— Да, конечно, — сказал Сварог. — На этот раз — лично мне. Мэтр Тигернах… Ваши люди не пробовали изучать всплеск?
— Разумеется, они работают. Но дело движется туго. — Он помолчал с хмурым лицом, потом решительно сказал: — То, о чем я сейчас расскажу, государственной тайной или ведомственным секретом, безусловно, не является, но мне чисто по-человечески не хотелось бы, чтобы вы об этом потом рассказывали — ну, разве что своим ближайшим сотрудникам, если это будет необходимо. Раз уж об этом, в общем, давно забыли, не стоит оживлять тему вновь, осведомлять о ней общество. Признаюсь по совести, причины у меня чисто человеческие: ситуация для меня… и для многих в некотором смысле печальна…
— Обещаю, — сказал Сварог.
— Видите ли… И маги, и колдуньи, и прочая близкая к магии и колдовству публика испокон веков делились на две категории. Их принято именовать Пылающие и Пахари — названия появились опять-таки в старые времена, и не было смысла изменять. Пылающие — это творцы. Они не просто изучали магию — обогащали ее собственными разработками и достижениями, развивали. Неважно, шла ли речь о черных или белых магах. А вот Пахари, пусть даже весьма сильные, не в состоянии были создать ровным счетом ничего нового. Пользовались исключительно тем, что достигнуто и сделано предшественниками. Нет, разумеется, многие не раз пытались… но безуспешно. Кстати, и наша добрая знакомая Грельфи в свое время пыталась стать Пылающей, причем по юной глупости — черной. Не получилось, и хорошо… Так вот, все мы здесь, в Мистериоре, до последнего человека — Пахари. В том числе и я. В последние несколько сотен лет число Пылающих по непонятным им самим причинам все падало и падало, пока в конце концов в силу естественных причин не осталось ни одного. На земле происходил тот же процесс — ни одного Пылающего вы там сейчас не найдете. — В его глазах словно бы мелькнула боль. — Будь у нас Пылающие, вполне возможно, мы добились бы больших успехов в изучении не только «всплесков», но и многого другого. Но Пылающих больше нет…
Он выглядел так, что Сварог поневоле почувствовал к нему некую жалость. И поднялся с кресла:
— Позвольте откланяться? Кажется, мы обо всем поговорили…
— Да, конечно, — каким-то тускловатым голосом ответил мэтр Тигернах. — Материалы вам нужны срочно?
— Пожалуй, нет, — сказал Сварог. — Я на несколько дней ухожу на Ту Сторону…
Дурацкая веревочная лестница уже давно ушла в прошлое как отживший этап первых недель чуть ли не художественной самодеятельности. Спуск на Ту Сторону сделался гораздо более комфортабельным: одну из толстых, каменных, выщербленных балясин перил давно заменили ее точной копией, маскировавшей не особенно и сложное устройство из арсенала мирной имперской техники. Еще три других убрали вообще и заменили точными голографическими копиями, через которые человек проходил, как сквозь туман или дым. Достаточно нажать кнопку на балясине — и возникает идущая от балкона к земле лестница, по которой могли идти в ряд два человека, не задевая друг друга плечами, — да вдобавок снабженная удобными перилами. Если возникала такая необходимость, лестницу можно было вызвать снизу, нажав ногой на ничем не примечательный короткий толстый корень одного из ближайших кустов — понятно, не корень, а педаль. Ею же лестница убиралась наверх, до поры до времени таяла в воздухе после визита на Ту Сторону очередного командировочного или группы.
Так что Сварог спустился на Ту Сторону с максимальным комфортом. В любой конторе, любом человеческом сообществе есть ветераны и новички. В данном случае ветеранами считались он с Элконом, Яна с Каниллой, Брагерт и еще с дюжину человек — первопроходцев, так сказать, Людей Веревочной Лестницы (Яна, правда, никогда лестницей не пользовалась, она летала, что ее из числа первопроходцев не исключало). Как водится, у первопроходцев возникли свои неписаные традиции. Одной из них было — спустившись на твердую землю, неторопливо выкурить сигарету или трубочку, стоя у подножия лестницы, — а то удачи не будет. Этакое профессиональное суеверие, вроде бытовавшего на Земле во времена Сварога обычая летчиков-истребителей, уходя в очередной полет, оставлять в буфете недопитую чашку кофе, чтобы допить по возвращении. Понемногу эту традицию здесь переняли и все остальные сотрудники Проекта — чему «старички» великодушно не препятствовали.
Столько изменилось за эти полтора года, такой размах приобрело… Как издавна повелось, мероприятие такого масштаба просто не имеет права обойтись без наименования «операция» или «проект». После недолгих размышлений пришли к выводу, что это все же не операция, а проект, получивший название Проект «Изумрудная тропа». Изумруды здесь были совершенно ни при чем, но, как часто случается, не стали долго этим заморачиваться, а утвердили первое же прозвучавшее название, выглядевшее достаточно благолепно и красиво.
Всякий раз, попадая сюда, Сварог испытывал одни и те же чувства. Он ни за что в жизни не стал бы пыжиться, надуваться самомнением, но все же ощущал что-то вроде законной гордости: весь нынешний размах, привлекший тысячи людей и превеликое множество самой разной аппаратуры, начался с того, что он велел каменщикам взломать дверь, а потом провел пару примитивных экспериментов с крысой и щенком. И из истории это не выкинешь.
Многое изменилось за полтора года, многое… Хаотические поиски наугад сменили обширные, четко проработанные программы. После долгих обсуждений с участием немалого числа специалистов в самых разных областях (от Магистериума все засекретили и в игру не взяли) в рамках проекта программ было сформировано две: «Сеть» и «Раритет». Первая заключалась в том, чтобы выкачать как можно больше научных и технических знаний, какими располагали предки до Шторма — иные их достижения, вроде кораблей Длинного Прыжка, в Империи так и не удалось пока повторить. Информацию добывали главным образом путем беззастенчивого проникновения в компьютерные сети — из-за чего «хозяйство Элкона» занимало теперь не одну большую комнату, как встарь, а все три этажа левой половины здания, и в подчинении Элкона было целых девять компьютерщиков.
Правда, они очень быстро столкнулись с неожиданным препятствием. Компьютерная сеть Империи была глобальной, охватывающей все без исключения учреждения и маноры. Разве что иные ее кусочки были надежно защищены от визитов посторонней публики, да и своих, но не обладавших должным уровнем доступа.
Здесь тоже имелась своя глобальная сеть, охватывавшая четыре планеты. Однако существовали еще «локалки», компьютеры того или иного серьезного ведомства, связи с Глобалом (как он здесь официально именовался) не имевшие. И потому проникнуть в них снаружи было решительно невозможно, даже Элкону. Однако он не опускал рук: рассказал как-то Сварогу, что в Музее Техники отыскались и устройства для дистанционного съема информации с «изолированных» компьютеров, — нужно только знать, где они расположены, и суметь приблизиться на должное расстояние. Над чем сейчас лихорадочно и трудилась особая группа.
Программа «Раритет» заключалась в спасении возможно большего числа достижений культурных. Целые бригады агентов, прикинувшись безобидными посетителями музеев и картинных галерей, миниатюрными аппаратами запечатлевали полотна лучших художников, скульптуры, другие копировали книги, в основном старых времен, погибшие при Шторме, но и современные, по отзывам здешних литературоведов, особо талантливые. Охапками приобретали фильмы, делая упор опять-таки на высокохудожественные (что никаких подозрений не вызывало — мало ли на свете киноманов с огромными фильмотеками?). В «санатории» их копировали на принесенные с Нашей Стороны носители. Наконец, старательно запечатлевали на видео памятники архитектуры и просто памятники. Всем этим было занято около двух тысяч человек — благо подавляющее их большинство состояло не из ученых (откуда взять столько ученых? Да и незачем), а из обычных спецназовцев и гвардейцев. Они прекрасно справлялись — для неглупого человека не составляло никакого труда после подробного инструктажа сфотографировать картину или скульптуру, проникнув ночью в библиотеку, до утра копировать книги, и вовсе уж просто было под видом туристов средь бела дня снимать на видео старинные здания, мосты и памятники. Самое безобидное поведение, от туристов ничего другого и ждать не следует — разумеется, от тех, кто занимается именно этим, а не болтается весь отпуск по ресторанам и прочим увеселительным заведениям.
Действовала еще пара-тройка программ гораздо меньшего размаха. Люди Мистериора всеми доступными им способами изучали, насколько удавалось, здешнюю магию. И пытались установить, что это за твари наподобие той, что напала на Яну, болтаются над планетой.
Увы, здесь успехов пока что не было. Парочка отчаянных магов помоложе, добровольно выразивших желание стать подсадными утками, много времени провела в Саваджо, но атаке помянутых созданий так и не подверглась, а сама их не зафиксировала. Руководивший ими напрямую мэтр Тигернах высказал предположение: эти твари охотятся за обладателями строго определенного вида магии, например, Древнего Ветра, так что люди из Мистериора в качестве добычи их не привлекают. В этом был резон — вот только проверить пока что нельзя.
Сварог хорошо помнил машину с желтыми мигалками, подозрительно быстро возникшую на том месте, где Яна прикончила-таки непонятного монстра. Работать в этом направлении начали очень быстро, и Элкон собрал достаточно косвенных упоминаний (часто в открытом доступе), чтобы доложить со всей уверенностью: в Дорлиорне существует какая-то спецслужба, аналогичная Свароговой Багряной Палате. Вот только ее компьютеры (а они в этом компьютеризованном мире обязаны быть), несомненно, являют собой «локалку», а значит, и здесь придется ждать, когда будут готовы к работе «дистанционщики».
Особая — и немаленькая — группа отправилась на Нериаду, интересовавшую всех больше всего, — единственная планета, где не осталось ни малейшего следа ни от людей, ни от всего ими созданного.
Над всеми четырьмя планетами повисли сотни две орбиталов, которых здешние системы космической разведки ни за что не могли зафиксировать. Принадлежали они самым разным ведомствам (пришлось еще создать и собственный, самый настоящий, немногочисленный, но серьезный отдел безопасности, зорко следивший за тем, чтобы в Магистериуме ни о чем не узнали, а если и узнают, далеко продвинуться ни за что не смогут, раз уж Магистериум всегда стремился быть «вещью в себе», да порой приносил крупные неприятности, то и отношение к нему было соответствующее).
Наконец, Сварог, прекрасно помнивший о моральных и материальных стимулах, легко пробил устройство в «санатории» компьютерной комнаты, которую в виде поощрения отличившиеся (или просто ударно трудившиеся) сотрудники, не обязательно те, кто работал в Проекте, могли использовать в личных целях. Каниллу в Проекте Сварог занимать не стал, ей хватало дел и в девятом столе, — но она по-прежнему лазала по закромам домов высокой моды. Один из людей лорда Галана, завзятый гурман, занимался тем же самым касаемо здешней кулинарии. Другие тоже находили себе занятие по интересам.
Так уж вышло, что в работе Проекта участвовала исключительно мужская часть Бравой Компании. Все три девушки работали на Нашей Стороне, а вот парням там серьезной работы в последнее время как-то не находилось — и они с превеликой охотой ринулись на Ту Сторону, едва услышали о ней. Маркиз Шамон, увалень, предпочитавший сидячий образ жизни (и неплохой компьютерщик), нашел себя в качестве заместителя Элкона. Граф Родрик умственным упражнениям и возне с техникой всегда предпочитавший дела в хорошем стиле «плаща и кинжала», наподобие Брагерта или Гаржака, наоборот, был посажен резидентом в Саваджо, где половину времени посвящал безопасности приставленного к Удаву «племянника», а оставшееся время руководил тамошней агентурой, насчитывавшей уже человек двадцать, — в Саваджо порой приезжали отдохнуть крайне интересные для Проекта персоны, и это следовало использовать. Уже три раза туда под надежным прикрытием выезжала Яна и, вмиг сделав очередного такого человечка годным к употреблению, часа два-три выкачивала из него нужную информацию — о чем данный экземпляр, естественно, совершенно забывал. Маркиз Палем улетел на Нериаду руководителем группы — он всегда питал склонность к аналитической работе и кропотливому сбору информации. Одним словом, все были при деле, работали здесь еще и несколько монахов из всех трех Братств, и люди отца Алкеса — в той программе, что занималась магией и загадочными тварями. Даже старуха Грельфи сюда собиралась, но в последнее время то ли прихворнула, то ли чуточку сдала по причине преклонных лет — и Сварог, вызвав к ней врачей из восьмого департамента, настрого велел пару-тройку дней полежать. Не чуждая дисциплине старуха согласилась (правда, не без ворчания). Однако отправиться в «Лазурную бухту» или другой схожий курорт она отказалась категорически, бурча:
— Не с моим рылом, светлый король, по господским курортам разъезжать, да еще в виде пучка костей. Вот будь я молодой, обязательно б поехала, нацепила бы купальник, как на тамошних вертихвостках — в три лоскутка, три ниточки — да порадовалась бы жизни всяко. Но кто б мне тогда такое предлагал, тогда меня Багряная Палата вовсю ловила, чтобы к столбу над поленницей примотать, — и добавила с неприкрытым сожалением: — Поздно мы с тобой встретились, светлый король, развело нас во времени. Хрен бы ты мимо меня двадцатилетней прошел, верно тебе говорю…
(Сварог с этим вполне согласился мысленно, он видел портрет Грельфи в двадцать лет — она тогда, хорошо подзаработав на каком-то колдовском деле, заказала хорошему мастеру миниатюру на эмали. По ее словам, чтобы в случае чего осталась память: «Тряпка порвется и истлеет, а такая долго продержится». В самом деле, редкостной красавицей была старая колдунья в двадцать лет, ничего удивительного, что один из подчиненных отца Алкеса во время той приснопамятной истории с облавой забыл служебный долг и все остальное…)
Одним словом, «на больничном» она лежала в собственной квартире, располагавшейся в том же уединенном домике посреди старого парка, где размещалась ее контора. При ней почти неотступно пребывал кто-то из врачей, а снаружи, у дверей квартиры, сменяли друг друга часовые из ратагайцев или гланских гвардейцев — чтобы сотруднички не беспокоили. Не удовольствовавшись этим, Сварог собрал всех ее сотрудников в небольшом зальчике для совещаний и настрого предупредил, чтобы ни одна живая душа с делами любой срочности больную не беспокоила, иначе он осерчает не на шутку. Если будет что-то по-настоящему серьезное, пусть идут к нему.
Он, в общем, не особенно за семижильную старуху тревожился — просто впервые в здешней жизни случилось так, что кто-то из его сподвижников не ранен был, не в серьезные жизненные горести угодил — заболел (случившаяся однажды трехдневная простуда Каниллы не в счет). Вот и старался изо всех сил — полный покой, имперские врачи, экзотические яства и фрукты (правда, Грельфи в первую очередь потребовала бесперебойных поставок «Кабаньей крови», в чем ей Сварог по размышлении и консультации с врачами отказывать не стал).
В общем, вместо кудлатого щенка в корзинке теперь был громадина Проект «Изумрудная тропа»: едва ли не три тысячи человек задействовано (для чего и Канцлеру, и Марлоку и ему самому пришлось провести форменную мобилизацию, оторвав от второстепенных, рутинных дел всех, кого только было возможно), куча всевозможной техники, включая две сотни орбиталов для наблюдения за планетами и десяток выдвинутых далеко в космос, чтобы следили за передвижением Багряной Звезды, ежедневно докладывая о ее скорости и остававшемся до Талара (вообще-то сейчас Котейра) расстоянии, чтобы с максимальной точностью вычислить конец.
Руководил Проектом лорд Ойлен из третьего бюро Кабинета Канцлера, то бишь его личной спецслужбы. Сварогу он был незнаком, но Канцлер заверил, что лучшей кандидатуры не найти. Сам Сварог нисколечко не рвался в руководители, наоборот, стал бы отбиваться руками и ногами, вздумай ему Яна или Канцлер такое предложить, — на земле дел было невпроворот, особенно теперь, когда в неизвестной дали замаячил Гремилькар. Он только выговорил себе право при необходимости появляться на Той Стороне ради каких-либо собственных дел и действовать самостоятельно — каковое ему предоставили моментально, без малейших возражений. И пошли даже дальше…
Лестница была убрана. Стояла спокойная тишина, полная умиротворяющих лесных запахов, вечерние сумерки уже сгустились, и возле «санатория» вспыхнули синие и оранжевые уличные фонари. Дороги он отсюда не видел, но слышал, как в сторону Саваджо уехала машина. Торопиться было некуда, и он зажег вторую сигарету, ухмыльнулся, глядя на близкий лес.
Чтобы посторонние здесь не шлялись вообще, весь лес площадью югера в два попросту купили. Один из людей Родрика навел справки и выяснил, что лес — муниципальная земля. После чего к мэру пришел «племянник» Удава, респектабельности для работавший под личиной адвоката, и сообщил, что некий крупный воротила из столицы хочет данное муниципальное имущество приобрести, построить здесь дачу, чтобы было где развлекаться вдали от ревнивой супруги. Городу этот лес, если по правде, и так был без надобности — а уж когда «адвокат» изящно сунул немалую взятку (хапал мэр, хапал, вовсю и насколько удастся), все необходимые документы были и вообще оформлены уже к вечеру. Насчет дачи в чем-то была чистая правда — посреди леса имелась обширная поляна, вполне подходящая для строительства солидного коттеджа. Предстояло лишь вырубить совсем немного деревьев, чтобы туда могли проехать автомобили. Разумеется, проще всего было бы пустить в ход таларские технологии, но вот этого делать как раз и не следовало: обязательно пошли бы пересуды о возникшем за одну ночь роскошном доме. Так что «адвокат» вполне легально подрядил одну из солидных строительных фирм Саваджо, как раз на таких домах и специализирующуюся, обговорил надбавки за круглосуточную ударную работу, и она должна была закипеть уже с завтрашнего дня.
Об этой сделке прознала «городская общественность» — из разряда малость скорбных на голову, какие встречаются в любом достаточно развитом государстве, где бы во Вселенной оно ни располагалось. У мэрии несколько часов нес грозное дежурство пикет аж из девяти человек с корявыми самодельными плакатиками на шее. Мэр, политик из изрядных, велел полиции их не трогать, а вечером выступил по местному телевидению и говорил, в принципе, резонные вещи: для отдыха горожан есть еще немаленькие леса, причем примыкающие к Саваджо, и вот их-то продавать никто не собирается. А Гарантельский лес (как он здесь именовался) из-за своей отдаленности давно стал головной болью полиции: с начала этого года там случилось добрых два десятка драк, иные с увечьями, три изнасилования и даже одно убийство. Есть еще и финансовый аспект: новоиспеченный владелец-миллионер будет платить немаленькие налоги в городскую казну. Все это было правильно — вот только мэр, разумеется, ни словечком не упомянул, насколько потяжелел его карман после этой негоции.
Короче говоря, завтра же лесорубы начнут прокладывать просеку к поляне, а строители в первую очередь вокруг леса качественную ограду, чугунную, ажурную, высотой в добрых два уарда. Что займет у них недели две. Учитывая размеры леса, «миллионеру» это само по себе влетит в неслабую копеечку — но какой смысл скопидомничать над здешними фантиками, от которых не менее чем через полгода не будет никакого толку? Как только начнут строить ограду и завозить технику, в лесу появится неслабая охрана (одно из частных охранных агентств Саваджо хорошо проплачено). И полностью прекратятся на территорию чужой частной собственности визиты веселых компаний и романтических парочек. Они и прежде все это время часто болтались в непосредственной близости от балкона, могли ненароком увидеть и лестницу, и тех, кто по ней спускается-поднимается. Какое-то время их стоически терпели, но чашу терпения переполнил произошедший на прошлой неделе случай: отправившийся на Ту Сторону Брагерт, почти уже спустившись по лестнице, вдруг услышал и увидел буквально в десятке уардов от опушки очередную парочку, твердо державшую курс к балкону. Он кубарем слетел по лестнице, вмиг ее убрал, и, поскольку был не антланцем (они составляли добрую половину действовавших здесь агентов), а ларом, и непростым ларом, моментально стал невидимым и нырнул в заросли кустарника. Где и вынужден был просидеть не менее часа, пока под самым балконом парочка на разостланной куртке парня общалась пылко и бурно.
Это ЧП, пусть и невеликого масштаба, моментально стало предметом обсуждения в руководстве Проекта. Кто-то предлагал устроить еженощное ночное патрулирование леса поблизости от балкона — силами своих людей, одетых в полицейскую форму. Ему резонно возразили, что последствия возможны самые непредсказуемые: новость быстро облетит Саваджо, и кто-кто, а полиция будет точно знать, что своих мундирных патрульных она туда не посылала…
Вот тут Сварога и осенило. Он чуточку гордился тем, что затея со строительством была исключительно его идеей. Конечно, даже работая ударно, строители не успеют за оставшиеся до Шторма неполных полгода построить и полностью отделать виллу по переданным им чертежам — но в этом и нет никакой надобности. Главное, лес будет полностью окружен изгородью, и еще до того его станет патрулировать частная охрана. Так что — никаких посторонних глаз и ушей отныне. А чтобы ими не стали охранники, в дополнение к ним ввели своих (люди Родрика с полгода как прикупили другое частное детективное агентство, вдруг да пригодится чем в хозяйстве — и внедрили туда, ни у кого не вызывая подозрения, десяток своих новобранцев). Каковые и будут посменно патрулировать ту часть леса, что примыкает к балкону.
Швырнув окурок под соответствующий куст (где он тут же исчез в тусклой синей вспышке), Сварог направился к бывшей гостинице. Приложил большой палец правой руки к соответствующему участку замка, обозначенного кружочком, и калитка исправно распахнулась.
Внутри давно уже все перестроили самым решительным образом. На месте прежней стойки портье красовалась другая, гораздо больше набитая сложной аппаратурой, моментально засекшей бы проявленный к санаторию интерес с помощью электронных средств наблюдения или шатанье в непосредственной близости субъектов, которым здесь решительно нечего делать.
Молодой человек в легком костюме, при полосатом галстуке проворно встал из-за стойки:
— Рад приветствовать, господин генерал…
Сварог кивнул в ответ. Спросил:
— Императрица?
— В Саваджо. Должна вернуться часа через четыре. Очередная «охота». Ее сопровождают шофер из нашего спецназа (дежурный служил в девятом столе), мат из Мистериора, брат Роман и двое «абертанских школяров», мальчик и девочка.
Сварог недовольно поморщился. «Абертанскими школярами» среди посвященных именовались юные выпускники того учебного заведения, что окончила Мара (оно располагалось в антланском местечке Абертан). У Сварога их было восемнадцать — и еще двенадцать учились. Вот только работы для них находилось мало, сейчас они главным образом охраняли Яну во время ее визитов сюда.
Однако сейчас «абертанские школяры», способные вдвоем моментально пустить клочками по закоулочкам десятка два нападающих, были бесполезны. Потому что Яна уже не в первый раз устраивала «охоту на живца», где живцом была она сама, а охотились на тех тварей, что однажды уже на нее напали. Яна загорелась желанием (которое горячо поддерживали и маги Мистериора, и боевые монахи) захватить очередную тварь целехонькой и переправить на Нашу Сторону для вдумчивого изучения, если это возможно. Она уверяла Сварога и Канцлера, что отыскала в Древнем Ветре ухватки, позволяющие это проделать относительно легко, что достоверно выяснено: эти твари всегда летают в одиночку, а уж с одной-то она справится, как показал прошлый случай. И тем не менее Сварогу с Канцлером эта задумка крайне не нравилась — но бывают ситуации, когда с Яной не поспоришь, если она стопроцентно уверена в собственной правоте…
Вот только все охотничьи вылазки, числом уже перевалившие за дюжину, оказались бесполезными. Яна ни разу не почувствовала присутствия твари. Нельзя исключать, что она тут обитала одна-единственная, что они живут каждая на своем строго определенном участке, подобно иной ямурлакской нечисти, каталаунским тиграм и медведям. И опустевшая после гибели «хозяина» (или «хозяйки»?) территория пока что никем не занята…
— Лейтенант Элкон на дежурстве.
— Да, я знаю, — кивнул Сварог.
— Капитан Брагерт просил передать, чтобы вы его приняли, как только у вас будет время. Ничего, требующего срочного вмешательства, — но что-то крайне интересное у него есть. Он у себя.
— Скажите ему: как только освобожусь, тут же вызову, — кивнул Сварог и направился на первый этаж. Встретившаяся в коридоре парочка незнакомых, как и подавляющее большинство всех остальных сотрудников Проекта, приветствовала его с должным решпектом.
Обернулось все так, что он все же занял в Проекте высокое положение. Канцлер ничего не имел против, если Сварог будет при необходимости вести здесь свои собственные работы, но тут же уточнил: с бюрократической точки зрения какой-то официальный статус просто необходим. Те, кто подчиняется непосредственно Сварогу, составляют менее четверти сотрудников Проекта (пусть даже Элкон и Брагерт занимают два ключевых поста из восьми). Поскольку бюрократия никуда не делась и присутствует в Проекте в полной мере, если Сварогу понадобится какая-то информация, добытая людьми посторонних контор, она ляжет ему на стол не моментально, а не менее чем через час, когда будут проведены необходимые, увы, в таких случаях ведомственные и межведомственные согласования.
Канцлеру в таких делах следовало верить безоговорочно. А потому Сварог, нимало не прекословя, наоборот, принял пост куратора Проекта от Кабинета императрицы (никаких натяжек: он и там официально состоял на службе помимо Канцелярии земных дел). Канцлеру следовало в очередной раз мысленно поаплодировать: на этом посту Сварог не занимался никакими текущими делами, но любую информацию получал бы тут же, да вдобавок мог внедрить своих людей в любую из программ, и крупных, и помельче. Как ни крути, а есть в бюрократии и свои положительные стороны…
Прежде всего он направился на первый этаж. К стыду своему, он не сразу спохватился. Узнав, что внешняя магия ларов здесь совершенно не действует (как и направленная внутрь), он какое-то время с этим мирился. А потом в голову вдруг стукнуло: черт побери, но ведь Хелльстад к магии ларов не имеет отношения, как и хелльстадская техника далеко не во всем схожа с техникой Империи!
Первые опыты принесли блестящие результаты. На Той Стороне исправно действовала и личная магия короля Хелльстада, и Золотые Шмели (другое зверье привлекать не стоило), и средства наблюдения Велордеранского компьютерного центра. А потому в одном из бывших гостиничных номеров давно обосновались с аппаратурой два Золотых Обезьяна под номерами Четыре и Восемь. Правда, особого толку от них пока что не было — не находилось места для применения сил. Сварог как-то пару-тройку раз «заглянул» и в кабинет президента, и к премьеру, и к военному министру, и еще к парочке высших сановников государства, но всякий раз речь шла о каких-то сугубо местных делах, которых он просто не понимал, гораздо больше пользы было бы, навести он контору, занятую проектированием и возведением Крепости Королей — но до сих пор не удалось выяснить, где она расположена, засекречена намертво…
Вот и сейчас Обезьяны не смогли его порадовать ничем интересным — разве что сообщили (и показали), что Яна по-прежнему мотается по пригородным дорогам в роскошной машине, где с комфортом разместились все четверо. И, судя по ее хмурому личику, охота и на сей раз ни к чему не привела по причине полного отсутствия дичи…
Не дав Обезьянам никаких новых указаний (которых попросту не было), он поднялся на третий этаж, к Элкону. Здесь он никогда не видел молодого сподвижника бездельничавшим — вот и сейчас он следил сразу за тремя экранами, где мельтешили какие-то чертежи, улицы городов, вовсе уж непонятные узоры.
— Что-нибудь срочное? — спросил Сварог, присаживаясь рядом и кивая на экраны.
— Рутинный поиск, командир. — Элкон развернулся к нему в вертящемся кресле. — Человеческого надзора не требует. Срочное и интересное у меня уже есть.
— Да, я помню ваше сообщение… — сказал Сварог. — Ну что ж, как говорят в Каталауне, валите, как с моста…
— По степени важности?
— Конечно.
— По степени важности на первом месте сведения о Багряной Звезде, — прилежно доложил Элкон. — Давно установлено: как и в нашем случае, она и здесь собственной скоростью не обладает, не способна ни замедляться, ни ускоряться. В нашем мире она резко ускорилась, попав в гравитационное поле Семела. Здесь произошло то же самое, разве что гравитационное поле было не Семела, а Винторла (так здесь именовался Сатурн). Сложилось так, что оно ее раскрутило даже почище, чем в нашем случае — поле Семела. Словно камень из пращи. Она так рванула… У нас нет пяти с половиной месяцев, командир. Трижды проверенные расчеты показывают: Талара… тьфу ты, в данном случае Котайра, если она не изменит скорость — а мы пока что не видим причин и факторов, заставивших бы ее изменить скорость, — она достигнет через три месяца и семнадцать дней. Точно рассчитаны даже часы. Такие дела…
— Ну что же… — сказал Сварог. — Не смертельно — для нас, я имею в виду. Разве что чуточку напряжно. Придется максимально ускорить все работы, только-то и всего… Директору Проекта доложили?
— Конечно. Теперь — об Огненном Куполе. Нет совершенно никаких сомнений, что он существует и выполняет практически те же функции, что ваша Багряная Палата. Вот только местонахождение установить пока что не удается. Их компьютерная сеть — безусловно, «локалка». Если только она существует. Эксперты допускают и вариант, что ее нет. Даже у нас несколько учреждений держат всю «особую секретную часть» в бумаге. Так может оказаться и здесь. Гаражи «желтых мигалок» нами обнаружены — практически в каждом крупном городе и не в одном помельче, общим числом около двухсот… по крайней мере, именно столько мы пока нашли. Но совершенно непонятно, как они связываются со штаб-квартирой, которая просто обязана существовать. Никакого радиообмена гаражей с кем-то извне мы пока что не зафиксировали. Должна быть штаб-квартира, должна…
— Безусловно, — сказал Сварог, задумчиво почесал в затылке. — Учитывая, что у них есть кое-что, чего нет у нас, например, корабли Дальнего Прыжка… А что, если у них есть и связь с помощью чего-то, чего в нашем мире не знают? Наподобие того, как в нашем мире возможна связь с помощью «ручейков», которых здесь нет по причине отсутствия апейрона…
— Канилла вчера высказывала ту же мысль, и мы ее подробно обсудили. Вот только ни она, ни я не представляем, как можно перехватить передачу, ведущуюся аппаратурой с совершенно нам неизвестным принципом действия. О «ручейках», по крайней мере, было известно заранее, потому и была создана нужная аппаратура. Тогда знали, что искать. Сейчас — решительно не представляем.
— Ну что ж… — сказал Сварог. — Подготовьте мне координаты нескольких гаражей, попробую хелльстадскую магию… И знаете что? — Он ухмыльнулся. — Это, конечно, насквозь ненаучно, но я, когда разделаюсь здесь с текущими делами, переправлю сюда одного ратагайского шамана. Интересный старик и многое умеет. Помогая мне, кстати, в истории с Радиантом, о чем я в отчетах упоминать не стал, чтобы не дразнить вопиющей антинаучностью иных гусей… Авось и на этот раз чем поможет. У вас все?
— Нет, — мотнул головой Элкон и добавил как-то буднично: — Мы нашли Анеллу.
К стыду своему, Сварог не сразу вспомнил, о ком идет речь, понадобилось несколько секунд. Он прямо-таки выдохнул:
— Анеллу? Подругу Горонеро?
— Ее самую, — сказал Элкон. — Это оказалось не так уж и трудно — то есть времени заняло не так уж много. Один из моих подчиненных высказал толковую мысль — что искать нужно в первую очередь в тех городах, что ближе всего к базе «Стагар». Гораздо больше вероятность, что морской офицер познакомился с девушкой где-то не особенно далеко от расположения, а не в какой-то дальней поездке в отпуск.
— Логично, — сказал Сварог. — Как старый офицер вам скажу: господа офицеры не любят мотаться куда-то далеко, если есть возможность найти красоток поближе… И что было дальше?
— Я начну чуточку издалека, — сказал Элкон. — Вы ведь помните, что паспортизация здесь всеобщая, и паспорта всякий обязан менять раз в пять лет…
— Помню, помню, — нетерпеливо сказал Сварог. — Дальше!
— Ближе всех, в каких-то восьми лигах, от базы «Стагар» расположен немаленький город Кардоталь. Двести тысяч населения, крупный торговый порт… и самый крупный в Дорлиорне морской курорт, рассчитанный на любой кошелек, от тощего до туго набитого. Как обычно в таком месте, буквально набит всевозможными увеселительными заведениями, ресторанами и кабачками — все опять-таки рассчитано на любой кошелек. Большинство моряков с базы, как установили люди капитана Брагерта, предпочитают проводить выходные и отпуска именно там — я о холостых говорю, женатые-то в отпуска едут к семьям, хотя выходные проводят тоже в Кардотале, главным образом в местах, о которых супругам как-то не принято рассказывать, как и о характере иных развлечений. Вот с Кардоталя мы и начали. И буквально через полчаса отыскали Анеллу.
— Каким образом?
— У них здесь есть своего рода аналог наших Гербовых Книг — паспортное управление департамента полиции министерства внутренних дел. Там хранятся фотографии всех получивших паспорта, архив регулярно обновляется каждые пять лет… Точнее, дело каждого клиента. Компьютер ее сразу опознал. Хотите посмотреть?
— Естественно!
Сварог развернул кресло к ближайшему экрану. Элкон с обычным проворством и изяществом хорошего пианиста прошелся по клавишам. Сварог ее моментально узнал: красивая светловолосая и черноглазая девушка, в точности такая, как на той фотографии. Разве что там она весело улыбается, а здесь, как и положено на паспортной фотографии, смотрит серьезно. Лицо и имя — на совпадение не похоже…
— Фотография всего месячной давности, — сказал Элкон. — Ей исполнилось двадцать два, и она меняла паспорт — их здесь выдают в семнадцать. Анелла Сабиташ, родилась в столице, сюда переехала два года назад после окончания Художественного лицея. Художница, ага. Начинающая, но вроде бы отнюдь не бездарная, уже два раза выставлялась, сейчас готовит небольшую персональную выставку, продала несколько картин, есть пара вполне доброжелательных отзывов столичных критиков. Живет одна — родители люди не бедные, коммерсанты средней руки, купили ей квартирку в приличном районе. Вот пока и все, что нам о ней известно. Капитан Брагерт вчера отправил в Кардоталь группу, чтобы провела углубленную разработку.
— Великолепно, — сказал Сварог, ощутив знакомый охотничий азарт. — Кажется, мне будет здесь чем заняться… Кардоталь далеко отсюда?
— Двести семь лиг.
Пустяки, подумал Сварог. Минут двадцать полета. Еще полгода назад, чтобы не зависеть от регулярных рейсов, люди Проекта создали в Саваджо, опять-таки не считая местных фантиков, еще одну частную фирму авиаперевозок — из тех, что рассчитаны на особенных толстосумов. Два десятка небольших реактивных самолетиков — проворные птички со скоростью лиг девятьсот в час вмещают от четырех до дюжины пассажиров. Подобных фирм здесь имелось с полдюжины — но следовало иметь полную свободу рук. Так что для посторонних складывалось так, что все самолеты новоиспеченной фирмы постоянно оказывались забронированы кем-то другим — и возили исключительно своих, и по Дорлиорну, и в другие страны. Дела обстоят так, что придется прикупить еще десяток аэропланов — тем более это важно теперь, когда Шторм грянет чуть ли не на три месяца раньше расчетного срока, и работать придется в три смены…
— Великолепно, — повторил Сварог. — Найдется для меня самолет на завтрашнее утро? Точнее, два. На одном полечу я с Яной, на втором — еще восемь человек.
— Сейчас посмотрим. — Элкон прошелся по клавишам. — В аэропорту целых три. Два четырехместных и один на двенадцать мест.
— Отлично, — сказал Сварог. — Сейчас же закажите два, соответственно «четверку» и «дюжину». Если кто-то их уже заказал, отмените им заказ. Моей властью куратора. Сошлитесь на Белую Тревогу. Если…
Он замолчал — над дверью замигала зеленая лампочка — кто-то просил разрешения войти.
— Впустите, Элкон, — распорядился Сварог. — Я не знаю, где у вас клавиша…
Элкон протянул руку, нажал клавишу слева — там, снаружи, должна была замигать такая же зеленая лампочка. Через пару секунд дверь открылась, вошел еще один подтянутый незнакомый молодой человек, нашел взглядом Сварога, коротко поклонился:
— Господин генерал… Дежурный по зданию. Следом за вами прибыл пакет для вас. Поскольку на нем не было пометок особой срочности и немедленного вручения, я отнес его в ваш кабинет.
— Правильно, — сказал Сварог. — Можете идти.
Четко повернувшись через правое плечо, как было принято у здешних военных, земных и имперских, молодой человек вышел и бесшумно притворил за собой дверь.
— Хорош… — сказал Сварог. — Гвардия, а?
— Да. Я не интересовался точно, какой именно полк, но Канцлер распорядился откомандировать сюда некоторое число младших гвардейских офицеров. — Элкон легонько усмехнулся. — На те места, где не требуется ни малейшего проявления инициативы, исключительно безукоризненное выполнение приказов…
— Да, в некоторых случаях гвардейские офицеры незаменимы… — серьезно сказал Сварог. — Ну, что там?
— На все три в самом деле была броня на завтра. Две я отменил, с той мотивировкой, что вы предложили.
— Дискуссий не было? — усмехнулся Сварог.
— Ни малейших. Диспетчером там сидит тоже гвардейский лейтенант.
— Прекрасно, — сказал Сварог. — Я надеюсь, Яна не намерена разъезжать до утра?
— Нет, она говорила, что вернется часов в восемь вечера.
— И это хорошо, — сказал Сварог. Достал из кармана кителя книжку размерами побольше обычного блокнота. Аккуратно оторвал по перфорации лист с эмблемой Проекта вверху и печатью внизу (приличный широкомасштабный проект не обходится без эмблемы и печати). Размашисто написал несколько строк, расписался, протянул листок Элкону.
— Немедленно отправьте с фельдъегерем на Нашу Сторону, когда я пойду к себе.
Несмотря на повсеместное торжество научно-технического прогресса, в одном-единственном случае Проект пользовался архаичнейшим способом. Просто-напросто не существовало аппаратуры, способной обеспечить связь меж двумя мирами, — а потому в случае срочной депеши туда или оттуда к балкону с той или другой стороны отправлялся человек-курьер. И никуда не деться от этой архаики…
— Особый конверт? — спросил Элкон.
— Нет, запечатайте в обычный, — сказал Сварог, не раздумывая. — Адресуйте дежурному на нашей Стороне. Ну вот, с делами все… А теперь, Элкон, что у вас стряслось?
— У меня? — Элкон с определенно наигранным удивлением пожал плечами. — Ровным счетом ничего.
— Не врите командиру, — наставительно сказал Сварог. — Я вас успел хорошо узнать, как и всех из Бравой Компании… и даже лучше, вы ко мне пришли даже раньше, чем Бравая Компания стала работать в девятом столе… Вы отлично держитесь: собраны, энергичны, исполнительны, как обычно… Но сейчас я голову готов прозакладывать, что вас что-то грызет, что душа у вас не на месте. Слишком хорошо я вас знаю, и не пробуйте отрицать, что у вас какой-то камень на душе. Что? Служебных неприятностей у вас быть не может. С невестой поссорились? Извольте отвечать командиру, вы же знаете, я терпеть не могу, когда у моих ребят объявляется какой-то камень на душе, и всегда стараюсь помочь… причем очень часто мое вмешательство помогает. Ну?
Элкон молчал, глядя в сторону, став таким понурым, что Сварог просто не мог ошибаться.
— Вы правы, командир, — сказал он глухо, все так же отворачивая лицо. — Я все равно собирался с вами поговорить, когда вы будете совершенно свободны от дел… Я просто не имею права это от вас утаивать, здесь и личное, и служебное…
— Вот и отлично, — сказал Сварог, встав и ободряюще похлопав его по плечу. — Я так полагаю, освобожусь через часок и тут же с вами свяжусь, идет?
— Идет, — со вздохом отозвался Элкон, все так же не глядя на него.
«Что же такое могло случиться? — ломал голову Сварог, шагая в свой кабинет в другом крыле, на втором этаже. — Поссорился с невестой? Ну, помирили бы, молодежь без серьезнейших поводов не ссорится насмерть. Но он сказал ведь — здесь и личное, и служебное. Значит, что-то другое. Невеста оказалась подставой какой-то спецслужбы? Чушь, проверяли… Какой-то промах в работе уже здесь? Но у Элкона не бывает промахов и упущений… Ладно, не стоит сейчас гадать, через часок сам расскажет…»
Резиденцию ему сделали из двухкомнатного номера — кабинет и комната отдыха, то бишь спальня. Последняя была как нельзя более кстати — и ему, и Яне предстояло здесь пробыть еще дня два-три…
Включив все системы, в том числе и ту, из-за которой никто не мог войти сюда без предупреждения, он уселся за стол и придвинул к себе большой конверт — тоненький на вид, светло-голубой с золотой эмблемой Проекта и алым знаком, означавшим, что конверт как раз из особых. Следовало, прежде чем его вскрыть, приложить большой палец правой руки к черному квадрату в левом верхнем углу. Если этого не сделать, или палец приложит кто-то другой, конверт, не причиняя вреда никому и ничему окружающему, попросту рассыплется пригоршней легкого серого пепла… Тем же закончатся и любые попытки как бы то ни было его вскрыть. Незатейливо, но надежно.
Внутри показался один-единственный лист бумаги. Как полагается, эмблема Проекта, документ подписан профессором Марлоком. Печати нет, всего-то несколько строчек — но бумага была важнейшая и секретнейшая…
Двое суток, с коротким перерывом на сон (а обедали, ужинали и завтракали непосредственно в ходе заседания), в Технионе шла, смело можно сказать, ожесточеннейшая дискуссия по одному-единственному вопросу: можно ди забрать из прошлого человека, а то и нескольких? Причем спорили так, словно такая возможность реально существовала, и не было барьера, не пропускавшего на нашу Сторону и спички. В дискуссии использовались и мощные компьютеры (на иных работали прямо в ходе дискуссий), и самая что ни на есть высокопробная математика с парочкой других наук. Сварог посетил этот парный диспут лишь однажды и высидел не более квадранса — он чувствовал себя так, словно вокруг говорили на португальском или китайском (по тем же причинам туда заглянули лишь разок Канцлер с Яной — и покинули зал еще раньше Сварога).
Зато предмет дискуссии был ему понятен, как таблица умножения. Спорили об одном: окажет такое изъятие какое бы то ни было влияние на здешнее настоящее или нет? Последуют ли какие-то изменения Истории, неважно, глобальные или незначительные?
Спорщики разделились на две группы. Накал страстей был такой, что однажды, как раз когда Сварог там сидел, ему показалось, что дискуссия вот-вот сорвется в те диспуты, что нередки в земных университетах — когда в ход идут не только кулаки, но и лавки с табуретками, а то и лекторские кафедры, в зависимости от комплекции диспутантов. Обошлось, но было близко к тому…
Одни (слыхом не слышавшие ни о классическом рассказе Брэдбери, ни о нем самом) отстаивали как раз «эффект бабочки», считая, что изъятие вызовет не просто серьезные — именно глобальные изменения Истории. Ну в точности по Брэдбери! Путешественник во времени случайно раздавил миллионы лет назад бабочку — а когда вернулся, оказалось, что на недавних президентских выборах теперь победил не вполне себе демократ, а фашист, без сомнения, собиравшийся ввести лютую диктатуру.
Другие (возглавляемые Марлоком) столь же упорно держались теории «флакона чернил». Выражаясь столь же образно, как в предыдущем случае — если вылить в Ител в паре сотен лиг выше по течению от Латераны флакон чернил, в Латеране это пройдет совершенно незамеченным. Могучий водный поток на протяжении этого пути просто-напросто быстро чернила растворит не то что на капли — на молекулы…
Кипели страсти, компьютеры едва не дымились от нагрузки, в ход шли с обеих сторон легионы вычислений и формул, непонятных простому смертному… И вот, наконец, великая битва подошла к концу. Марлок кратко сообщал: победила его группа, которой все же удалось убедить оппонентов, что все ограничится «флаконом чернил». Что могучая река Времени справится с мелкими изменениями. Что первые две-три сотни лет после Шторма — времена, собственно говоря абсолютно «неисторические», о них не сохранилось практически никаких сведений даже у ларов, все знания о том периоде умещались страниц в полсотни, да и то половина из них носила пометки «предположительно», «вероятно» и тому подобные. Что следует всего лишь тщательно проверить, где будут находиться «кандидаты на изъятие» в момент Шторма. Если на тех землях, что опустились на дно океана или подверглись совершеннейшему разрушению, при котором погибло все живое, проблема снимается сама собой.
И это послание вновь натолкнуло Сварога на определенные мысли, посещавшие уже не раз…
Он вызвал Брагерта, и тот появился буквально через полминуты — растрепанный, как всегда, с печатью вечного шалопайства на лице, надежно маскировавшей толкового и умного сотрудника. Судя по улыбке, дела в отведенном Брагерту секторе шли прекрасно. Впрочем, и во всех остальных.
— Рад вас видеть, командир, — сказал Брагерт (он как-то незаметно перенял у Бравой Компании их обычное обращение к Сварогу. Сварог не имел ничего против).
— Садитесь, — сказал Сварог. — Келимаса хотите?
— А когда это я отказывался от генеральских келимасов?
Сварог пошел к бару за всем необходимым. Бар ему соорудили роскошный — и резиденция тоже была отделана весьма роскошно, что в данных условиях выглядело чуточку нелепо: всей этой роскоши через несколько месяцев предстояло рассыпаться прахом. Но таковы уж законы бюрократии: где бы ни происходило дело, генерал, камергер и прочая и прочая просто обязан восседать в роскошном кабинете.
Разлив по стопкам нектар происхождением с острова Ройге (и в самом деле генеральский), Сварог, чуть подумав, протянул Брагерту послание Марлока:
— Вот, ознакомьтесь.
Ни на письме, ни на конверте не было ни единой пометки секретности, даже самой низшей — а в Проекте Брагерт относился к тем, кто имел право на высшую степень доступа.
Брагерт пробежал глазами письмо словно бы небрежно, сказал:
— Это я уже знаю, командир. И знаю обо всем последовавшем — о чем вам сейчас расскажу. Канцлер решил вас ознакомить, когда прибудете сюда — несколько часов никакой роли не играет. Вы ведь не в претензии? Это вовсе не срочная информация.
— Ну, если не срочная, тогда не в претензии, — сказал Сварог. — У меня и на Нашей Стороне вплоть до отбытия хватало дед, пришлось, коли уж мне тут сидеть пару-тройку дней, кое-что закончить, распоряжения отдать… Рассказывайте.
— После того как все определилось и группа Марлока одержала решительную победу, меня вызвали туда. Канцлер там уже был. Меня как раз и назначили главой спецкоманды, которая будет собирать намеченных к изъятию, как грибы…
— Подождите, подождите… — сказал Сварог. — Но ведь преграда непроницаема… Что, отыскали какой-то способ с этим справиться?
— Все оказалось еще проще, командир, — сказал Брагерт прямо-таки торжествующе. — Один из молодых, но чертовски способных ребят Марлока высказал идею. Достаточно элементарную. Ну, знаете, как это бывает — в сущности, простая мысль, но никому прежде она в голову не приходила. И все дружно стенают: где были наши мозги? Это же элементарно… Короче говоря, «завеса» задерживает исключительно неорганические предметы. Этот ученый парень оттолкнулся от простой мысли: многие ведь едят и пьют здесь, но с чужеродным содержимым в желудке через «завесу» преспокойно проходят. И сделал вывод: очень похоже, органику здешнего происхождения «завеса» пропускает свободно. Еда и питье — это ведь тоже органика. Коньяк в здешней бутылке «завесу» ни за что не преодолеет, а вот в желудке — запросто. Кстати, это означает, что мы можем проносить отсюда к нам и еду, и напитки, достаточно их переложить или перелить в нашу посуду. Есть один ресторанчик…
— Не отвлекайтесь, — сказал Сварог служебным тоном.
— Ох, у нас столько свободного времени впереди…
Сварог усмехнулся:
— А вам не приходит в голову, что я сижу как на иголках? Что мне хочется побыстрее узнать обо всем, что за победой Мардока последовало?
— Извините, командир, — сказал Брагерт без особого раскаяния на веснушчатой физиономии. — Я как-то не подумал… В общем, проверить эту гипотезу поручили мне — а я задействовал людей Родрика в Саваджо. Мы с самого начала решили не размениваться на пустяки вроде котов и прочей подопытной живности — мы, в конце концов, не ученые, мы спецслужбисты, и мне была предоставлена полнейшая инициатива. А потому я приказал провести опыт сразу на человеке. Благо человеку это абсолютно ничем не грозило. Парни Родрика вечерком подыскали в одном из кабаков подходящего туриста — приехал без жены или любовницы, а здесь еще не успел найти ночную пташку и отчаянно скучал. Они представились такими же туристами, знающими нужные места, вмиг подружились — он уже принял на грудь изрядно — и очень быстро подкинули ему в очередной бокал таблеточку, которая его моментально вырубила на пару пасов. Как вы понимаете, не было ничего из ряда вон выходящего в том, что подвыпившая компания уволакивает из кабака вовсе уж вырубившегося друга. Мы его привезли сюда, раздели догола и подняли по лестнице, к «завесе» подносили довольно медленно — чтобы в случае чего не набил шишку и носа не разбил… Командир, он прошел! Без малейшей задержки! Он лежал голый на балконе и мирно храпел, а мы чуть не плясали от радости… Я не думаю, что мы наткнулись на какого-то уникума. Вывод однозначный: совершенно голый человек на Нашу Сторону пройдет, как нож через подтаявшее масло. Конечно, надо проверить, как обстоит дело с пломбами в зубах и искусственными зубами — полагаю, в этом случае «завеса» не пропустит, поскольку — неорганика… У меня по этому случаю родилась версия… Точнее говоря, я укрепился во мнении, что «завесу», а то и сам проход мастерили на Нашей Стороне. Ведь если подумать, «завеса» — идеальная защита от вторжения с Той Стороны, она не пропустит не то что пулю или снаряд, но и камешек из рогатки. Вздумай кто-то отсюда вторгнуться на Нашу Сторону, ему пришлось бы посылать ораву совершенно голых вояк с голыми руками — но у любого хватило бы ума этого не делать, ясно, что с такой «армадой вторжения» случилось бы на Нашей Стороне…
— Что-то в этом есть… — кивнул Сварог. — Дальше.
— Ну, а дальше у них началась долгая и азартная дискуссия — кого именно следует спасать из ученых. Сгоряча насчитали с полсотни кандидатов, но по размышлении остановились на дюжине. Вот тут слово взял Канцлер. И сказал: несмотря на все кажущиеся выгоды, он категорически не поддерживает идею забрать сюда тамошних ученых. Поскольку палка о двух концах. Невозможно предсказать, какие именно последствия вызовет их работа, идеи, не открытые нами самостоятельно, а занесенные извне. Возможно, одну пользу. А возможно, и неприкрытый вред — вполне может оказаться, что наши ученые, воспользовавшись чужими, заемными научными мозгами, пройдут мимо чего-то крайне важного, что уже не смогут вовремя заметить и открыть, увлеченные разработкой «заемных» знаний. Сначала они там взвились, словно уколотые шилом в известное место. Потом, когда гомон малость приутих, Марлок первым сказал: Канцлер может оказаться совершенно прав. Последствия внедрения в нашу науку «заемных» умов непредсказуемы. Они еще с полчаса дискутировали, мучили компьютеры, перекидывались вычислениями — но потом все же большинством голосов признали правоту Канцлера. Канцлер умеет убеждать…
— Да, есть у него такое обыкновение, — сказал Сварог. — Что же, из затеи с вашей спецкомандой ничего не вышло?
— То-то и оно, что вышло! Канцлер предложил другой вариант — спасти определенное количество людей искусства: в этом случае наше искусство — откровенно говоря, не такое уж развитое — нисколечко не пострадает, а вот обогатиться кое-чем может. На сей раз обошлось без долгих дискуссий. «Ну, хоть так… — проворчал Марлок. — Хоть какая-то польза…» После консультаций с искусствоведами, привлеченными в Проект, отобрали девять кандидатур — три художника (впрочем, мужчин только двое, третья — женщина), три скульптора, три композитора. Все — по-настоящему выдающиеся в своем деле. О восьмерых я услышал только на совещании, а вот Галета Сумбарата точнее, его музыку, подхватил вскоре после того, как сюда попал. Вы, наверное, тоже ее знаете. «Осенняя рапсодия», «Корабли в гавани», «Очаровательная беда». К тому же он написал музыку к доброй половине песен Тарины Тареми.
— Ну как же, знаю, — сказал Сварог. — Все, что вы назвали — и еще многое крутят в Академии Боярышника… куда, хочу вас обрадовать, Канилла решила вас принять. Вот только насчет Тарины я не знал, я как-то не интересовался происхождением стихов и музыки ее песен…
— Кстати, вся музыка к концерту «Печальные рыцари» — его.
— Ну, такого человека безусловно нужно вытаскивать, — сказал Сварог. — Всех мы все равно не можем спасти, попробуем хотя бы нескольких… Ученые и творческие люди — те, кому хуже всего придется в века Хаоса. Да и их собратья появятся сотни лет спустя — насколько я помню, зачатки науки и искусства стали появляться лишь лет четыреста после Шторма…
— Вот именно. Правда, изъять нам предстоит не девять человек, а шестьдесят три. Сами понимаете: жены и дети, родители, кое у кого — по-настоящему любимые братья и сестры, их мужья или жены, дети. Было бы слишком жестоко забрать сюда самих творцов, а их родных и близких бросить там. Со статусом все определилось: учитывая особые обстоятельства, императрица распорядилась сделать их всех ларами со всеми вытекающими отсюда правами: маноры, титулы, долголетие, бытовая магия…
— Неплохо, — сказал Сварог. — А как насчет технической стороны дела?
— Все проработано в хорошем темпе. В день, предшествующий Шторму, наши группы всех аккуратненько возьмут, в бесчувственном состоянии привезут самолетами в Саваджо и, все так же не приводя в сознание, переправят на Нашу Сторону. Даже если случится какая-нибудь «засветка» и полиция что-то узнает, они не успеют ничего предпринять, у них попросту не будет времени. Это — базовая, так сказать, теория. А операции для каждого конкретного случая у нас будет время разработать — в спецгруппу мне выделили триста человек, люди Элкона проведут компьютерные расчеты… Командир…
— Да?
— Канцлер просил вам передать: он не будет возражать, если внесете в список Тарину Тареми. Что вы молчите? — Брагерт подался вперед и напористо продолжал: — Никак нельзя допустить, чтобы такая певица погибла в двадцать четыре года! А она непременно погибнет — расписание концертов, вообще жизни у нее составлено на несколько месяцев вперед, и секретом для репортеров не делается, наоборот. В день Шторма она будет на курорте в Кардотале. А Кардоталь провалится на морское дно вместе с базой «Стагар» и изрядным куском земли. Мы обязаны ее спасти, если есть такая возможность! Я…
Он замолчал так, словно спохватился и боится наговорить лишнего. Глядя на его упрямое и отчаянное лицо, Сварог не сомневался: даже если не будет такого разрешения, Брагерт наплюет на все приказы и своей властью Тарину Тареми вытащит…
— Бросьте, Брагерт, — усмехнулся Сварог. — Можно подумать, я против. Наоборот, я как раз собирался уговаривать Канцлера спасти и ее, и вдруг оказалось, что упрашивать не придется, все и так решено. Онемеешь тут от радости… Значит, к нам переезжает не только она, но и ее композитор… Вообще прекрасно. Там тоже есть родные и близкие?
— Никого, что облегчает дело, — сказал Брагерт. — Отец с матерью лет пять назад погибли в авиакатастрофе, братьев и сестер нет, возлюбленного нет — так, мимолетные редкие любовники, она чертовски занятой человек. Значит, я выделяю для нее отдельную группу?
— Ну, разумеется, — сказал Сварог.
Он нисколечко не сомневался, что Тарину Брагерт увезет на Нашу Сторону первой — учитывая, как он любит ее песни и украдкой вздыхает по ней самой. К тому же наверняка очередность составляет он сам…
— У вас есть еще что-то касательно здешних дел?
— Нет, — сказал Брагерт. — Все, что следовало, обговорили. Ну, а что касается Анеллы Сабиташ, мои люди уже там и работают. Я сам туда отправлюсь перед тем, как в Кардоталь полетите вы с Яной. Кажется, все о делах…
— Тысячу раз простите, но в таком случае я вас должен со всей деликатностью выставить, — сказал Сварог. — У меня еще одна срочная и чертовски деловая встреча, так что, сами понимаете…
— Конечно, командир, какие тут обиды! — Брагерт взмыд со стула, явно обрадованный тем, что прозвучало в конце разговора. А ведь точно, подумал Сварог, провожая его взглядом, — непременно пустился бы в своевольство, и понять его можно, я и сам готов был пуститься с его помощью, пойди что-то не так. Тарину Тареми просто необходимо спасти. Сотни других талантов погибнут — но мы ничего о них не знаем, а вот Тарину знаем отлично… Погибни она в Шторме — все равно что потерять кого-то близкого…
…Элкон вошел понурый, да что там, откровенно угрюмый. Выглядело все так, словно на рабочем месте, за пультами, он старательно держался изо всех сил, а теперь словно выдернули некий стержень, на котором все и держалось. Уселся, опять-таки стараясь не встречаться взглядом со Сварогом, ссутулившись, уронив руки меж колен. Положительно, тут что-то крепенько не так…
Сварог сказал мягко:
— Элкон, если уж решились со мной говорить о ваших сложностях, не тяните. Черт побери, вы офицер и спецслужбист, давно уже не мальчишка…
— Все верно, — тусклым голосом отозвался Элкон. — Я просто никогда не думал, что произойдет такое… Душа пополам разрывается…
— Рассказывайте, — сказал Сварог уже с приказными нотками в голосе.
— У меня есть старший брат, работает в Магистериуме. Три дня назад он прилетел поздно вечером ко мне в манор… и принялся уговаривать немедленно подать в отставку и уйти из девятого стола. — Элкон наконец поднял на Сварога тоскующие глаза. — Знаете, он старше на одиннадцать лет, всегда видел во мне несмышленого малыша, даже теперь. В этом ключе и вел разговор, как я ни пытался ему объяснить, что давно уже не малыш. Изрекал с непререкаемым видом: ему, мол, лучше знать, я, сопляк, должен послушать умудренного житейским опытом старшего брата, желающего только добра… Как будто у меня теперь так уж мало жизненного опыта… Одно твердил: в отставку как можно быстрее, и прочь от девятого стола, как можно дальше от него держаться…
— Интересно, — тихо сказал Сварог. — Очень интересно… Вы ведь не могли не поинтересоваться, что его побудило сделать такое предложение… даже, я так понимаю, требование…
— Категорическое требование… Конечно, я спросил. Он отделался одними намеками, иногда, впрочем, довольно прозрачными. По его словам, в ближайшее время произойдут крайне серьезные перемены — и в системе управления, и в самом образе жизни. Не одна «значительная сейчас персона» утратит свой пост, слишком многое изменится и в Империи, и на земле. Девятый стол будет попросту распущен, и мне лучше держаться подальше от него. Ну, а я твердил одно: я давно уже не мальчишка, повидал кое-что в жизни и не собираюсь ничего предпринимать на основании одних лишь туманных намеков. Он ничего не прояснил, вел разговор в том же ключе — старшему брату, взрослому и опытному, виднее, он мне только добра желает… Он гнул свое, я — свое. В конце концов он дошел до белого каления. Прямо-таки взревел: «Пойми ты, идиот, молокосос! Может случиться так, что оставаться в девятом столе будет смертельно опасно!» Посоветовал мне как следует подумать, выбежал в ярости и улетел… Я и в самом деле долго думал, но вовсе не над его требованиями… Над тем, чем они могут быть вызваны… Командир, вы и не представляете, как мне было скверно. В каком-то смысле это означает предавать родного брата. С другой стороны… — В его страдальческом взгляде полыхнула упрямая решимость. — Черт побери, я ведь гвардейский офицер и сотрудник девятого стола! Всем, чего я достиг в жизни, обязан вам, но дело тут не в одной личной преданности. Речь ведь явно идет о государственных интересах — и в этом нет никакой высокопарности… Это ведь не просто Агора, да? Это… это заговор?
— От вас, Элкон, у меня секретов нет, — сказал Сварог. — Как от любого из Бравой Компании. К тому же никто меня не обязывал хранить это в тайне от своих… Заговор. И серьезнейший. Если кратко, если брать требования умеренного крыла… Задумка такая: полностью отстранить от всех дел меня и Канцлера, еще нескольких человек из армейского и гражданского руководства, разогнать девятый стол, заставить меня отречься от всех земных престолов, передать Хелльстад для вдумчивого изучения Магистериуму, свернуть на земле все реформы, запретить самолеты и прочую технику… одним словом, вернуться к заветам далеких предков, когда Империя во многом напоминала музыкальный ящик с марионетками, а на земле тормозился любой прогресс. Вот такие дела…
Элкон выразил свое мнение кратко, но смачно, теми самыми словами, каких мог нахвататься только от гвардейцев во время горротского похода.
— Совершенно с вами согласен, — сказал Сварог. — Эти планы и эти люди именно такого определения заслуживают, вот только эмоциям предаваться не стоит. Я вам озвучил намерения умеренной части заговорщиков. А там есть еще, мы точно знаем, и радикальное крыло. Эти намерены пойти гораздо дальше. Меня, императрицу и Канцлера предполагается попросту убить… и не только нас троих. Судя по заключительной реплике вашего брата, он, даже если и не принадлежит к «радикалам», об их планах хорошо осведомлен. Подозреваю, в их списке на устранение есть и вы. Несмотря на молодость, вы занимаете довольно серьезные посты… и уж безусловно в случае каких-то серьезных… событий не стали бы сидеть сложа руки, как и вся Бравая Компания.
— Да я бы зубами грыз…
— Зубами — не следует, — серьезно сказал Сварог. — Это примитивно и нерационально.
— Я в переносном смысле… Что же, даже так?
— Даже так, — кивнул Сварог. — Вы бы обо всем все равно узнали, разве что чуть попозже — вы в списке тех, кто будет организовывать противодействие. Имеете что-нибудь против?
— Я гвардейский офицер, — упрямо повторил Элкон.
— Планы ответных мер будут разрабатываться в самом скором времени, как только мы с императрицей вернемся на Нашу Сторону. Так что соберитесь и будьте готовы. Угроза, серьезнейшая, Элкон. Какой только сволочи туда ни сползлось… Остатки «Черной благодати» и «Черной радуги», убийцы императорской четы… Да, вот именно, Элкон. Я вам выдаю одну из важнейших государственных тайн, но верю, что дальше вас это не пойдет. Есть серьезнейшие основания полагать, что отец Яны был отравлен, а ее мать не погибла в результате несчастного случая на охоте, а была убита. Теперь кое-кто хочет убить и Яну, и еще немало людей… Вы и теперь думаете, что, рассказав мне все, предаете брата?
На лице Элкона не отражалось ни малейшего «борения чувств». Он выпрямился в кресле и отчеканил:
— Я перестал так думать еще до того, как пришел к вам. Я в вашем распоряжении, командир.
Сварог не в первый раз подумал с оттенком законной гордости — а ведь сумел воспитать настоящих людей из сопляков и соплячек, выросших в роскоши, какую только в состоянии обеспечить Империя…
Солнышко припекало беззаботно, окружающий мир был свеж, ясен и чист. Увы, не для всех…
Сварог с Яной сидели в припаркованной в разрешенном месте открытой серо-перламутровой машине, легальнейшим образом взятой напрокат. Сварог, вольно раскинувшись на сиденье, время от времени поглядывал в зеркало заднего вида, в котором отлично просматривался парадный подъезд четырехэтажного жилого дома, по архитектуре судя, построенного еще во времена, когда Дорлиорн был монархией, или, быть может, это была хорошая имитация.
Неподалеку имела место мирная и где-то даже умилительная картинка: три девочки в скромных светлых платьях и три столь же неброско одетых мальчика с увлечением слушали пожилого седовласого человека, показывавшего им на красивый особняк из розового кирпича с башенками, высокими крышами и затейливыми водосточными трубами (вот это уж несомненная старина трехсотлетней давности, во все туристические справочники внесен — и давно старательно запечатлен на видео людьми из Проекта).
Благостная была картинка: учитель привез группу школьников осматривать исторические достопримечательности, коими старинный город богат. Вообще-то это действительно в некотором смысле были школьники, не так давно прошедшие полный курс обучения, — вот только некоторых их знали как «абертанских школяров», а их учителя — как преподавателя в означенном учебном заведении, неоднократного призера закрытых для внешнего мира чемпионатов по кое-каким жутковатым разновидностям рукопашки… Сварог постарался прикрыть Яну максимально, пусть даже пока угроз со стороны обычного внешнего мира не просматривалось ни малейших. Да и со стороны необычного тоже — Яна с утра, когда они сюда прилетели, и до полудня так и не почувствовала присутствия создания, которое для простоты (надо же его как-то называть?) окрестили «Тварью из Саваджо». Быть может, они появлялись только с темнотой. Быть может — просто отлично было бы — здесь они не водились. По крайней мере, за то время, что они ездили по городу (с чисто туристическими целями, нужно же было как-то убить время), Сварог не заметил ни одной машины с желтыми мигалками. А вот в Саваджо вечером, совсем недавно, он наконец-то узрел одну воочию — приличных размеров фургон темно-серого цвета, без всяких надписей, только с желтой полосой по борту и двумя желтыми мигалками над лобовым стеклом. Фургон казался полностью закрытым, без единого окошечка — но тот, кто не вчера родился и работает не в консерватории, прекрасно знает о существовании стекол с односторонней прозрачностью. Фургон неспешно ехал по одной из главных улиц в темпе патрульной полицейской машины. Что характерно, никто на него не обращал ни малейшего внимания — следовательно, давно свыклись с привычной деталью городского пейзажа.
Ага!
— Яна, она появилась, — сказал Сварог спокойно.
Яна встрепенулась, уставилась в зеркало. По ступенькам высокого каменного крыльца вприпрыжку сбежала девушка в светло-синих кружевных брючках (дома моды уже пустили этот фасон в оборот) и белой легкой блузке, с серой сумкой на плече. Следом за ней поспешала, забавно болтая длинными ушами, серая в черную крапинку собака с коротким пышным хвостом, пребывавшим в непрерывном движении, словно у спаниеля на охоте.
Черноглазая светловолосая красавица, судя по пластике движений любившая и умевшая танцевать. Молодая художница Анелла Сабиташ, подруга — да что там, возлюбленная штандарт-навигатора Горонеро, загадочная Керуани…
Она безмятежно прошла в двух шагах от их машины, слегка помахивая объемистой, но явно не тяжелой сумкой. Форброн Дуфи — бедолага, не переживший предчувствия Шторма, — семенил, не отставая от нее ни на шаг. Куда это она? Ага, к автобусной остановке. И ее студия, и небольшая галерея, где она готовит выставку, довольно далеко отсюда, а город немаленький — но родители, купившие ей квартирку и студию, явно не расщедрились еще и на машину, пусть даже маленькую, а она сама пока что в деньгах не купалась — и, зная будущее наперед, что бы с ней ни произошло на Древних Дорогах, вряд ли будет купаться. Или нет? Или на Древних Дорогах, по которым Сварог наездил-то всего ничего, есть какие-то заведения, где деньги необходимы, — как и в мирах, откуда туда можно попасть? Вряд ли она провела остаток жизни вечной побродяжкой по Древним Дорогам, гораздо вероятнее, осела (быть может, вместе с Горонеро) в одном из неизвестного множества миров, в которые можно пропасть этим путем. А Сварог еще ни разу не бывал в мире, где отсутствовали бы деньги. На ее месте он выбрал бы не просто спокойный и уютный мир — такой, где можно неплохо заработать на жизнь кистью живописца.
— Ну как? — с любопытством спросил он. — Ты что-нибудь почувствовала, когда она проходила?
— Как тебе сказать… — протянула Яна. — Погоди минутку. Вон Брагерт идет. Он тоже станет задавать вопросы, к чему повторять одно и то же два раза?
Действительно, с противоположной стороны показался Брагерт.
Вот уж кому ни капельки не приходилось притворяться, изображая пижона и шалопая, — он в изрядной степени таким и был (что ничуточки не шло в ущерб его деловым качествам и служебным обязанностям). Белоснежный костюм по самой последней моде, лихо сбитая на затылок белая шляпа с красной, конечно же, лентой, на лацкане, как и полагается пляжному повесе, красуется золотая цепочка, свисающая тремя петлями, в рамках приличий провожает взглядом молодых красоток в коротких юбках, иногда прикладывая к левой щеке два пальца — еще один дозволенный этикетом жест, выражающий восхищение данной красавицей (согласно тому же этикету, девушки проходили мимо, задрав носик и притворяясь, будто ничего подобного не замечают. Хотя на уличное знакомство пошли бы многие из них, будь оно обставлено опять-таки согласно правилам высокого политеса).
Сварог вдруг подумал: а ведь Брагерту будет чертовски не хватать Той Стороны, когда все кончится. Сам он ничего подобного не испытывал бы — его чуточку угнетала не то чтобы неотвязная, но часто приходившая на ум мысль: они уже все мертвые, эти беззаботные люди вокруг, и те, кто погибнет при Шторме, и те, кто его переживет. Яна тоже испытывала нечто подобное, даже сказала как-то: «Оказывается, путешествие в прошлое — не такая уж приятная штука. Частенько думаешь: они же все мертвые…»
Брагерт распахнул дверцу, уселся на заднее сиденье. И, конечно, тут же спросил:
— Вы что-нибудь почувствовали, ваше величество, когда она проходила?
— Сложно описать… — задумчиво сказала Яна. — Как бы подобрать слова… Словно легонькое дуновение ветерка, причем пахнущего чем-то приятным — лесные ягоды, душистое мыло… Ни следа черной магии. Она чуточку иная, нежели обычные люди. Вот и все, что я могу сказать, она прошла слишком быстро. Быть может, удастся понять больше, когда я с ней пообщаюсь поближе и подольше…
— Послушай, — сказал Сварог озабоченно. — А если она тоже тебя просветит и поймет, что с тобой не все просто?
— Очень сомневаюсь, — сказала Яна. — Мы совершенно ничего не знаем о Керуани, но в одном можем быть уверены — они появились гораздо позже Древнего Ветра, а значит, Дор Террах их сильнее. И мою защиту она не преодолеет. Но даже если и преодолела бы, не было бы ничего страшного — она просто-напросто увидела бы еще одного человека, обладающего Древним Ветром. Они здесь не на каждом шагу попадаются, но, в отличие от нашего мира, все же в некотором количестве присутствуют. Не менее десяти я засекла в Саваджо, да и здесь ощутила двух. В любом случае, она слабее меня, уж это-то я успела определить. В связи с этим родилась чуточку авантюрная мысль, но я ее пока что придержу при себе… Что у вас, Брагерт?
— Обыскать ее квартиру в ее отсутствие было бы нетрудно, но я решил этого не делать, — сказал Брагерт тоном, ничуть не гармонировавшим с обликом пижона и шалопая. — Во-первых, вряд ли она держит дома что-то интересное, а во-вторых, не будем исключать, владеет каким-то умением вмиг определить, что в ее квартире побывали незваные гости… Мы ограничились тем, что еще вчера повесили ей на телефон «клопика» — здешнего, какой можно свободно купить в магазине. Не похоже, чтобы она его почуяла, — вчера вечером, когда договаривалась с миленком о сегодняшнем свидании, изъяснялась достаточно фривольно, так, как никогда не стала бы, знай она о подслушке. В общем, расписание у нее на сегодня таково: часов до двух она будет в галерее, как вот уже три дня, станет руководить развешиванием картин. Она немного волнуется — это ее первая персональная выставка, пусть и в галерее не самого высокого полета. А девочка талантливая, безусловно. Вы ведь видели ее картины? Ну вот… Потом она вернется домой, чуточку отдохнет и, как она выразилась, «наведет шик». В восемь у них свидание в «Рыцарском погребке». Ресторан четвертой, высшей категории, ей самой не по кошельку, но морские офицеры — люди щедрые, особенно когда влюблены. А тут у нас именно любовь, это еще из ее письма ясно было… В общем, я сходил на сайт ресторана и забронировал для вас столик, откуда вы сможете хорошо их видеть. Я правильно поступил?
— Совершенно правильно, — сказала Яна. — В конце концов, мы сюда прилетели исключительно затем, чтобы понаблюдать за ней… правда, я прикинула, мы с лордом Сварогом сможем до вечера выкроить пару часов, чтобы сходить на пляж. Второй такой случай вряд ли подвернется — лучший курорт Дорлиорна, больше наверняка мы сюда не приедем… Брагерт, я думаю, вы свою миссию выполнили, можете возвращаться в Саваджо. С Анелой ничего не произойдет — уж ее-то будущее мы знаем наперед. Собачку жалко, такая потешная…
— Значит, я в аэропорт?
— Конечно.
— Желаю удачи, — улыбнулся Брагерт, вылез из машины и неторопливо направился в ту сторону, откуда пришел.
Сварог якобы лениво огляделся. Анелла как раз садилась в громадный двухэтажный автобус, белый с золотистым. «Учитель» продолжал увлеченно рассказывать «школьникам» о памятнике старинной архитектуры.
— Какие будут распоряжения? — осведомился он тоном справного солдата — здешней операцией заправляла Яна. — Поедем в галерею?
— Не сейчас, — произнесла Яна. — Она сказала, что в галерее будет часов до двух… Значит, нужно туда заявиться минут за двадцать до того, времени вполне хватит. А пока что у нас есть время, чтобы выпить кофе, а то и легонько пообедать где-нибудь…
— Что ты задумала? — спросил Сварог. — Ведь по твоей лукавой мордашке видно.
— Да ничего особенного, — сказала Яна. — Если я почувствую, что она изрядно слабее меня, предложу подвезти ее до дома — мы якобы обосновались в отеле поблизости — а дома вдумчиво… проинтервьюирую. Чует моя душа, у нас не будет второго случая узнать что-то о Керуани…
— А это не риск? — осторожно спросил Сварог.
— Я же говорю: если буду совершенно уверена, что она настолько слабее меня, что помимо своего желания согласится на интервью и ничего потом не будет помнить. Совершенно. Я не меньше твоего боюсь наломать дров в прошлом… Будь уверен, Дор Террах мне даст полную гарантию удачи… или неудачи. Поехали?
— Остается всецело верить в Дор Террах… — проворчал Сварог, включая мотор.
К картинной галерее они, как и планировали, подъехали ровнехонько без двадцати два, и Сварог с радостью обнаружил возле нее обширную парковку с табличкой «Только для посетителей галереи». Она была пуста, если не считать светло-серого фургончика с большой черной надписью по борту «Дизайнерские работы Каланета». Поскольку они в некотором роде были как раз посетителями галереи, Сварог преспокойно остановил машину рядом с фургоном. Название галерея носила пышное — «Золотая кисть», но размерами была невелика, занимала половину первого этажа не особенно и большого четырехэтажного дома — располагавшегося пусть и не в самом убогом, но и не самом фешенебельном районе города. Одним словом, самое подходящее место для молодой начинающей художницы, не обремененной пока что ни всеобщим признанием, ни солидными деньгами (но, не случись Шторма, заверяли Сварога имперские искусствоведы в штатском, она непременно обрела бы и то, и другое).
Входная дверь, как и следовало ожидать, оказалась незапертой — но в коридоре дорогу им преградил мрачный тип в простецких брюках и синей блузе, ничуть не похожий ни на агента курортной полиции, ни на частного сыщика, — классический служитель при храмике одного из изящных искусств. Судя по роже, из тех, что рады малейшей возможности ненадолго обрести хоть капелюшечку власти. Пробурчал этак свысока:
— Закрыто на подготовку экспозиции…
— Я вижу, друг мой, вы прекрасно знакомы с соответствующей терминологией… — сказал Сварог чуть капризным тоном скучающего богача. — Но так уж сложилось, что у нас есть пропуск, как раз на обзор подготовки к экспозиции…
И небрежно сунул церберу ассигнацию, наверняка превосходившую раза в два его месячное жалованье. Спросил, ухмыляясь:
— По-моему, пропуск настоящий?
— Оно, конечно, аутентик… — проворчал служитель, проворно упрятав сложенную вчетверо денежку в карман брюк. — Только если далеретта Анелла вас выпрет, я уж не виноват. С характером девушка…
— Да никто вас и виноватить не будет, о служитель высокого искусства… — усмехнулся Сварог.
Цербер укрылся в боковой двери, за которой Сварог успел увидеть небольшую комнатушку, и они с Яной беспрепятственно вошли в маленький зал на три окна. Работа там кипела — четверо в светло-серых комбинезонах с той же эмблемой, что наличествовала на борту фургончика, неторопливо, но старательно развешивали картины. Стоявшая к Сварогу с Яной спиной Анелла энергично руководила: повыше, пониже, левее, правее, выберите другой крючок, эту картину следует непременно разместить рядом с этой, но над ней… С душой трудилась девушка, сразу видно.
Сварог громко кашлянул. Анелла обернулась, сердито уставилась на них, нахмурившись, выпалила:
— Закрыто же! Как это вас пустили?
— Должно быть, служитель моментально в нас увидел подлинных ценителей искусства… — сказал Сварог с поклоном.
И в ход пошла тяжелая артиллерия: Яна, включив все свое обаяние (а возможно, и малую толику Древнего Ветра), выдвинулась вперед и с обезоруживающей улыбкой начала:
— Далеретта Анелла, тысячу раз простите за вторжение, но у нас просто не было другого выхода… Так случилось, что нам нужно улететь уже сегодня, а выставка, мы читали в газетах, откроется только завтра, и нам никак на нее не попасть. А меж тем мы с мужем знаем и ценим ваше творчество. Скажу откровенно: мы не великие знатоки, просто-напросто парочка богатеев, интересующихся живописью. По принципу «нравится — не нравится». В этом принципе ведь нет ничего плохого, верно? Ну вот не было у нас другого выхода… Более того, мы хотели бы купить несколько из представленных здесь — о, разумеется, не сейчас, после того, как выставка закроется, муж пришлет секретаря…
Анелла заметно смягчилась и смотрела уже вовсе не сердито. Именно такой реакции и следовало ожидать: будь она известной и богатой, как многие преуспевающие мэтры кисти, вполне возможно, выперла бы их безжалостно. Но в ее положении не швыряются богатенькими меценатами, намеренными купить несколько картин. Да и комплименты ее творчеству (которые как раз отпускала Яна) не успели надоесть, и начинающим чертовски приятны…
— Ну хорошо, — сказала Анелла сговорчиво. — Смотрите сколько душе угодно, только не мешайте, пожалуйста, ладно? Я хочу сегодня все закончить, осталось совсем немного…
— О, разумеется, — заверила Яна.
Анелла вновь принялась энергично распоряжаться, а Сварог с Яной неторопливо расхаживали вдоль тех стен, что уже были заполнены полотнами. Старинный полуразрушенный замок, увитый ползучей зеленью, тихое лесное озерцо в чащобе, белоснежные облака в небе, портреты, пейзажи, рыжий конь, скачущий вдоль морского берега, Дуфи, лежащий на зеленой лужайке… ага, и Тогир Горонеро в белом, очевидно, летнем мундире на фоне моря с идущей вдалеке эскадрой военных кораблей (пожалуй, так нарисовать может только любящая женщина). Снова море под безоблачным небом, белые паруса на горизонте, старинный фрегат, идущий на всех парусах, — вообще, справедливо подметил кто-то из здешних рецензентов: «Морская тема в творчестве Анеллы Сабиташ играет большую роль». Картины Сварогу нравились, была в них некая неуловимая прелесть. Яна сказала чистую правду: он, как, впрочем, и она, знатоками живописи себя назвать никак не могли, относились к картинам именно что по принципу «нравится — не нравится», в котором и в самом деле нет ничего плохого, пусть над ним и посмеиваются высоколобые подлинные знатоки и ценители. Картины Анеллы Сварогу нравились. Он подумал, что безусловно следует послать завтра на выставку кого-нибудь из людей Брагерта, чтобы прилежно все полотна заснял. Вряд ли Анелла их возьмет с собой, когда вскоре уйдет на Древние Дороги, так что они, несомненно, погибнут, нельзя допустить, чтобы от них не осталось ни следа…
Яна тихонечко шепнула ему на ухо:
— Никаких сомнений, она гораздо слабее. И ей не под силу усмотреть нашу сущность. Я ее возьму без всякого труда.
— Уверена? — так же тихо спросил Сварог.
— Не будь абсолютно уверена, не говорила бы…
И они продолжали добросовестно осматривать картины — у иных то Сварог, то Яна задерживались надолго, мимо других проходили быстро. Когда минут в пять третьего рабочие все закончили, они как раз и успели все осмотреть.
Анелла, подойдя к ним, откинула со лба чуть влажную прядь светлых волос, выдохнула:
— Фух, наконец-то… У вас не найдется сигаретки?
Вид у нее был такой, словно она только что разгрузила самолично машину дров — ну, у творческих людей свои заморочки и волнения… Сварог протянул ей раскрытый портсигар, набитый сигаретами одной из лучших (и дорогущих) здешних марок — черный табак в сиреневой бумаге. Фильтр золотистого цвета. Портсигар Сварог преспокойно прихватил с собой с Нашей Стороны, обычный, конечно: на нем не было ни гербов, ни надписей, а золотыми портсигарами, усыпанными самоцветами, здешних толстосумов обоего пола не удивишь. Коли уж речь зашла о табаке, Сварог давненько использовал служебное положение в личных целях; несколько агентов сделали копии дюжины сортов здешних сигарет и пары десятков алкогольных напитков. Он сам плохо представлял суть этих копий, но знал одно: они позволят синтезаторам Империи производить все это в любом количестве. То же было проделано и с парой десятков неизвестных в Империи кушаний. Делу это не помешало нисколечко, учитывая размах операции и число задействованных в Проекте агентов. В конце концов, это тоже подходило под категорию «сбор полезной информации» и должно было стать доступным каждому лару…
— Ого! — не без уважения сказала Анелла, взяв сигарету (Сварог галантно поднес ей зажигалку). — Вы какой-нибудь Линор?
Линор был здешним аналогом царя Креза с покинутой Сварогом Земли — легендарный король, согласно сказкам, обладавший прямо-таки несметными богатствами, и, в отличие от Креза, их не потерявший, наоборот, лишь приумноживший, и они в целости и сохранности достались наследнику — вот тот, паршивец и бездарный шалопай, изрядную часть наследства бездарно промотал на дорогих шлюх, чистокровных скакунов и дурацкие архитектурные проекты…
— Ну что вы, где там, — сказал Сварог. — Парочка металлургических заводов, торговые суда, авиакомпания… На жизнь не жалуюсь, но до Линора далеко…
Яна, снова включив свою самую обаятельную улыбку, поинтересовалась:
— Далеретта Анелла, если у вас нет срочных дел, не согласились бы вы с нами пообедать? Когда еще нам выпадет сдучай с вами непринужденно пообщаться? Скажем, в «Якоре и бушприте»?
По лицу Анеллы Сварог видел, что соблазн большой. «Якорь и бушприт» — ресторан морской кухни четвертого, высшего класса, молодой художнице, безусловно, не по кошельку, а морскую кухню она, судя по донесениям, любит, но вынуждена довольствоваться заведениями на порядок ниже, где нет такого разнообразия и кулинарных изысков, как в «Якоре».
— Пожалуй, — сказала Анелла после короткого раздумья. — Срочных дел у меня нет, вот только у меня собака здесь, а с собаками в ресторан не пускают…
— Пустяки, — заверил Сварог. — У меня здесь машина, в два счета отвезем вашу собачку к вам домой…
— Ну, тогда все удачно складывается… — сказала Анелла, явно воодушевленная предстоящим визитом в «Якорь».
Оказалось, Дуфи она оставила в той самой комнатке служителя. Вот с ним сразу же возникли небольшие хлопоты. Сварог понятия не имел, на что еще способны собаки-форброны, кроме умения чуять большую беду (и, как явствовало из ненаписанного еще Анеллой письма, умиравшие, когда грядущая беда оказывалась вовсе уж жутким катаклизмом) — но Дуфи принял их появление определенно странновато. Враждебности он не проявлял, но сразу же стал держаться крайне настороженно — близко не подходил, смотрел как-то по-особенному, иногда чуть топорщил шерсть на загривке. В отличие от Анеллы он просекал, безусловно, истинную сущность и Сварога, и Яны. Ну что же, тема «Собаки и магия» достаточно обширна, она и сейчас присутствует на Таларе, чтобы далеко не ходить, достаточно вспомнить живущего и ныне куваса мэтра Анраха, обладающего кое-какими способностями…
Анелла это заметила — и Сварог перехватил брошенный на них украдкой то ли испытующий, то ли любопытный взгляд. Но нисколечко не встревожилась, спокойно села на заднее сиденье рядом с Яной. Правда, Дуфи влез в машину далеко не так охотно, словно бы с недовольным видом — подчинился хозяйке, но определенно имел свое мнение касаемо неожиданных новых знакомых Анеллы. Что, в общем, не имело никакого значения: Яна успела шепнуть Сварогу, что и с песиком справится без особых усилий.
Она не собиралась затягивать — вскоре после того, как машина отъехала от галереи, Яна негромко сказала:
— Все в порядке, обошлось как нельзя лучше…
Сварог посмотрел в зеркало заднего вида: Анелла сидела, выпрямившись, с лицом не пустым или бессмысленным, но совершенно безучастным — взятая в плен, лишившаяся собственной воли и отрешенная от всего окружающего. Точно так же и Дуфи застыл в деревянной позе, напоминая скорее мастерски сделанное чучело собаки.
Никаких моральных терзаний Сварог не чувствовал — в конце концов, Анелле все, что они уже сделали и еще намеревались сделать, не принесет ни малейшего вреда…
Часа через три они с Яной, оставив машину на обширнейшей парковке, подошли к одной из четырех широченных высоких арок в низкой, человеку по пояс, ажурной ограде. Арки были снабжены красивыми вывесками: «Золотой пляж», «Морская синева», «Подводное царство», «Коралловые леса». Здесь посетителей мягко и ненавязчиво разделяли на четыре категории согласно толщине их кошелька — что подробно объяснялось во всех путеводителях и буклетах, так что турист заранее знал, что он может себе позволить, а куда соваться не стоит.
Сварог с Яной направились под арку «Коралловые леса», то бишь выбрали высшую ценовую категорию — ну кто бы, как неоднократно подчеркивалось, жалел здешние фантики? Если уж выпал случай пару часов поваляться на пляже, искупаться и чуточку позагорать, следует обеспечить максимальный комфорт…
Как и все прочие, они щеголяли в пляжных нарядах — расхаживать по городу в таком виде было бы нарушением приличий, а за арками именно так и ходили. Шорты с ручной вышивкой и яркие майки с надписями. Сварог к выпендрежу нискодечко нб стремился, щеголял в белых, вышитых сине-зелеными морскими рыбами шортах достаточно консервативной длины и синей майке с одинаковыми надписями на спине и на груди: «Жизнь удадась». Яна по присущему ей озорству и здесь не упустила случая, вульгарно выражаясь, оттянуться на всю катушку — ее алые, расшитые белыми силуэтами нагих женщин шортики были настольное мини, что выше и некуда, апедьсинового цвета майка в облипочку, на узеньких бретельках открывала половину груди. Надпись на груди гласила: «Всегда верна очередному другу», а на спине: «Засмотрелся? Одень взглядом!»
Впрочем, ее никак нельзя было назвать дерзкой эпатажницей — подавляющее число женщин именно в таких шортиках и ходили, а майки попадались с гораздо более смелыми вырезами и гораздо более фривольными надписями. Причем этой моды держались не только молодые красотки и симпатичные стройные дамы средних лет, но и грузные расплывшиеся бабищи довольно пожилых годочков, что являло собой картину, мягко выражаясь, не особенно и эстетическую. Больше всего таких было, Сварог подметил, в «Коралловых лесах», именно они и здесь увешали себя драгоценностями елико возможно — ну конечно, постаревшие миллионерши, вовсе не склонные к скромности в нарядах и украшениях. Иных сопровождали смазливые, спортивного склада молодые люди — жиголо высокого полета, тут и гадать нечего. Правда, попадались и пожилые дамы совершенно иного облика — в консервативности пляжного наряда не уступавшие Сварогу, а сложением — иным молодым. Судя по осанке, это были аристократки из тех, кто после крушения здешней монархии сохранил кое-какие богатства и земли. Таких, как узнал Сварог еще давно из донесений, насчитывалось процентов тридцать — остальные, после почти бескровного свержения короля, уехавшего в изгнание на Сильвану, в ходе последующих конфискаций, то бишь масштабного передела сладких пряников, лишились и земель, и большей части денег, а самые невезучие, числом с дюжину — и голов…
Все было в порядке. Чтобы Анелла не выпадала из жизни надолго (что непременно заметила бы, посмотрев на часы после возвращения ей свободы воли), Яна, благо умела это делать, справилась буквально за несколько минут — попросту извлекла из памяти девушки все необходимое, а потом внушила, что ничего подобного не было, они нормально доехали до дома, после чего Анелла повела Дуфи домой, а они остались ждать ее в машине. Чтобы как-то компенсировать Анелле пусть мелкие, но неудобства, бесцеремонное вторжение в ее жизнь и сознание, Сварог с Яной добросовестно отвезли ее в «Якорь и бушприт» и накормили роскошным обедом с лучшими винами. Так что, расставаясь с ними, Анелла прямо-таки лучилась дружелюбием.
Правда, еще в квартире Анеллы, сразу после сеанса, Яна, полное впечатление, выглядела не на шутку разочарованной. Сказала, что подробно расскажет все на пляже — и Сварог терпеливо ждал, не так уж и исходя нетерпением, — в конце-то концов, Керуани всегда были тайной третьестепенной (возможно, еще из-за отсутствия всякой информации о них), к тому же сейчас мысли были заняты главным образом совершенно другим: как обеспечить своей партии победу на Агоре и разделаться с заговорщиками…
Небольшую сумку они оставили в камере хранения, вызвавшей у Сварога мимолетный промельк ностальгии: очень уж она напоминала камеры хранения железнодорожных вокзалов покинутой им Земли. Совершенно тот же принцип: кодовый замок с буквами и цифрами на внутренней и наружной сторонах дверец. Разве что здесь букв имелось две, цифр — четыре, и дизайн оказался гораздо роскошнее. Вдоль рядов прохаживались зоркоглазые субъекты в штатском, моментально отреагировавшие бы на попытку подобрать код.
Сварог поступил так не потому, что опасался пляжных воров, — преступность здесь была почти что нулевая. Причины лежали на поверхности: курорт принадлежал мощному концерну, владевшему целой сетью курортов, санаториев, туристических и экскурсионных маршрутов. Причем был самым доходным во всем этом немаленьком хозяйстве. Понятно, оберегая свою ручную дойную коровушку, хозяева заботились о здравии сей животинушки самым серьезным образом: курорт был набит не только агентами курортной полиции, но и гораздо более многочисленными частными сыщиками из принадлежащего концерну агентства, немногим уступавшего в численности персоналу Департамента полиции. Сам город, впрочем, тоже. Как хвастливо гласила реклама, пьяный вдрызг турист может заснуть на мостовой с туго набитым бумажником в кармане, золотыми часами и прочими недешевыми атрибутами толстосумов, а проснувшись, обнаружить, что у него булавки не пропало. А красивая девушка могла в одном купальнике разгуливать за полночь по городским паркам, нисколько не опасаясь посягательств на ее добродетель или иных опасностей.
Как установили люди Элкона, реклама, вообще, нисколечко не врала. Примерно так и обстояло. Организованная преступность сюда не совалась (впрочем, имелись кое-какие косвенные намеки на то, что концерн одному из ее кланов как раз и принадлежит), а самодеятельных гастролеров, без которых нигде не обходится, вычисляли и вылавливали очень быстро (Сварог всерьез подозревал, в тех случаях, когда они попадали в лапы частных сыскарей, те управлялись своими методами, не тревожа полицию).
И все равно, он оставил в ячейке сумку с их удостоверениями СД и пистолетом в подмышечной кобуре, легальным образом купленным уже здесь (разрешение на оружие трудами людей Элкона было быстренько оформлено и забито в соответствующие полицейские компьютеры). Ну вот неуютно себя чувствовал здесь с голыми руками, и все тут! Пусть и располагал хелльстадской магией и был под защитой Яниного Древнего Ветра. То ли легонький бзик, то ли каприз — в общем, довольно безобидная прихоть, не таившая никаких осложнений или хлопот. Но все равно, оружие и документы следовало оставить на хранение — пока Сварог с Яной купались, содержимым их сумок могли поинтересоваться не воришки, а как раз курортные полицейские или частные сыщики — что они иногда, как выяснилось, практиковали украдкой. Разрешение на пистолет и удостоверения грозного ведомства выполнены безукоризненно — но к чему давать посторонним лишнюю пищу для ума?
Сварог отдал одному из многочисленных пляжных служителей свой жетон, и тот проворно, с легким подобострастием проводил их к отведенному им на пляже, заранее забронированному кусочку жизненного пространства площадью примерно квадратных уардов в двадцать. Для людей с тугими кошельками здесь имелось все необходимое для красивой жизни: здоровенный зонт от солнца, покрывала и полотенца, набитый прохладительными напитками, хорошими винами и закусками холодильник, шкафчик с посудой, музыкальный центр, телевизор и даже небольшая палатка в тон зонту: полосатая, ало-синяя, где пары могли бы при желании уединиться (на глазах Сварога некоторые так и поступали, не привлекая ни малейшего внимания окружающих, — что поделать, нравы здесь такие). Вся эта благодать имела четко отмеченные границы — окружена была по периметру пластиковыми шариками на торчащих из песка стержнях (шарики той же расцветки, что зонт и палатка, для каждого «квадрата» своей).
По некоему стечению обстоятельств, два соседних с ними участка занимала та самая шестерка школьников и школьниц с благообразным наставником…
Сначала Сварог с Яной, раздевшись, отправились купаться и плавали долго, достигали густой линии ярко-красных буйков, протянувшейся примерно в лиге от берега. Пересекать ее, в отличие от иных сорвиголов, не стали — в подобных случаях сильная и бдительная спасательная служба просто-напросто посылала быстроходный катер, доставлявший нарушителей на берег, где им выписывали крупный штраф — конечно, с учетом категории пляжа, однако в «Коралловых лесах» чувствительный и для кошелька толстосумов. О чем всех заранее предупреждали путеводители и буклеты.
Наплававшись, вернулись на пляж и немного погрелись под жарким солнышком. Перебравшись под зонт, накрыли дастархан — в чем помог входивший в комплект белый пластмассовый столик на коротеньких, в палец длиной, ножках. Выпили по бокальчику вина — вино здесь было легкое, слабенькое, судя по земному опыту Сварога, не крепче градусов семи. Более крепких напитков не полагалось — чтобы перебравшие субъекты обоего пола не утонули ненароком. Несмотря на все бдение спасательной службы, такое все же порой случалось, и каждый такой угопленник — плюха по репутации курорта…
— Ну, рассказывай, — сказал Сварог без особой настойчивости — он прекрасно помнил легкое разочарование на ее лице в квартире Анеллы.
И вскоре сам ощутил то же — крепнувшее тем больше, чем дольше она рассказывала…
Как случается порой с иными тайнами (как бывало и здесь на памяти Сварога), «загадка Керуани» оказалась едва ли не пустышкой. Не было никакого законспирированного сообщества сильных магов. И сильной магии не было — так, второстепенная, не способная принести реальной пользы. И единого сообщества не было. Всего-навсего несколько сотен индивидуумов обоего пола, обладавших некими реликтовыми способностями, недоступными обычным людям. Единственное утешение — магия исключительно белая. В остальном же… Часть этих практик сохранилась и поныне на Таларе, часть оказалась утраченной, и сожалеть об этом не стоило: ну скажите на милость, кому, кроме скучающих бездельников, так уж интересен метод игры в бильярд, где вместо кия используется некий магический посыл? Или способность в самый сильный ливень сохранять вокруг себя сухое пространство уарда в три диаметром?
Умение предвидеть «чтением по облакам» грядущие как беды-несчастья, так и благоприятные события, умение, отправившись на рыбалку, приманивать окрестную рыбу к крючку, умение отгонять злых собак, унимать раскапризничавшихся детей… И так далее, и тому подобное… По большому счету — ненужные серьезным людям пустячки.
И — никакого сообщества. Некоторая часть Керуани все же объединялась в некие клубы, где в основном устраивали застолья, играли в магические игры вроде вышеописанного бильярда либо обменивались знаниями, что случалось очень редко, большинство умений и так были доступны почти всем. Гораздо больше людей, подобно Анелле, так и проводили жизнь, не общаясь с себе подобными, используя доступные умения исключительно для бытовых нужд, своих, а также родных и близких. Причем творчества это не касалось никак. Никакие умения, чтобы далеко не ходить за примерами, не могли прибавить Анелле искусства владеть кистью.
Единственная мало-мальски серьезная добыча — доступ на Древние Дороги. Непосредственно с того места, где человек в данный момент пребывал. Яна извлекла из памяти Анеллы то самое заклинание, что она привела в письме к Горонеро, — как оказалось, это было заклинание «на вход», но Яна разжилась и другим, «на выход».
И снова, если по большому счету… Пока что не видно никакой практической пользы. Не зря Древними Дорогами пренебрегал не только великий прагматик Канцлер, но и великий экспериментатор Марлок, да и сам Сварог побывал там пару раз исключительно, как пел бессмертный бард, «по жестокой необходимости». Анелла там бывала, как оказалось, исключительно ради развлечения, устраивая себе нечто вроде короткого отпуска, отдыха после напряженной работы. Теперь Сварог знал, что такое Мерцающая Корчма и Овраг, — но совершенно не представлял, к чему эти знания применить. Кстати, сама Анелла Древние Дороти, судя по всему, обширные, разветвленные пути, до сих пор освоила в ничтожно малой степени — особенно далеко не путешествовала да пару раз брала с собой Горонеро, умевшего хранить тайны (опять-таки в качестве этакого приятного уик-энда).
Вполне возможно, умение влегкую проникать на Древние Дороги в неизвестном будущем могло оказаться и крайне полезным, случается такое с ненужными, казалось бы, знаниями. Но это еще бабушка надвое сказала…
— Вот так, — сказала, грустно усмехнувшись, Яна после того, как рассказала все. — Еще одна красивая тайна оказалась чуть ли не пустышкой — бывает… Печально чуточку. А тебе?
— Да, пожалуй что, тоже, — сказал Сварог. — Не на то рассчитывал, совсем не на то… Послушай-ка. Получается, нам нет никакой необходимости идти сегодня вечером в «Рыцарский погребок». Анеллу мы и без того сумели порасспросить раньше, чем рассчитывали… точнее, ты сумела, я-то тут сбоку припека, шофер и прислуга за все. Мы сюда прилетели исключительно ради нее. Может, улетим не в три часа ночи, а раньше, когда нам здесь надоест? Нам ведь остается одно: посматривать, как Анелла воркует со своим бравым морячком. А это, думается мне, совсем и не нужно. Пилоты просто-напросто запросят новый коридор полета, это много времени не займет.
— А смысл? — пожала Яна точеными плечами. — Я тоже сначала так подумала, а потом от этой идеи напрочь отказалась. Если мы вылетим после пляжа, еще в светлое время, дома окажемся посреди ночи — ни к селу, ни к городу. А вылетев в три ночи, по плану, дома будем утром, впереди — полноценный рабочий день. На Нашей Стороне, пока мы здесь, не случилось ничего тревожного — иначе нам давно сообщили бы. — Она лукаво прищурилась: — Так почему бы не использовать внезапно доставшееся свободное время на всю катушку? Отдохнуть по полной программе? Когда еще будет такой случай, тем более здесь. Едва мы вернемся, и на меня, и на тебя навалятся нешуточные хлопоты — Агора, заговор… Давай отвернем по полной, а? Вечер в «Рыцарском погребке», как мне представляется, — довольно приятный способ провести время. И к чему нам наблюдать за Анеллой? Пусть себе воркуют голубки… Что думаешь?
— Что ты, как частенько бывает, права совершеннейше, — не раздумывая ответил Сварог. — В самом деле, когда-то еще выпадет случай отдохнуть как следует, тем более здесь… Никаких больше дел…
— Ну, не так чтобы уж совсем… — подумав, сказала Яна. — Еще одно обстоятельство можно обсудить, пользуясь случаем… Касаемо «изъятий». Я не сомневаюсь — Тарину Тареми ты уже включил в список.
— Каюсь, — сказал Сварог. — Мы далеко не обо всех здешних талантах знаем, но уж о ней-то… Никак не должна погибнуть такая певица. — Он улыбнулся. — Знаешь, осталось впечатление: не окажись ее в списке, Брагерт бы ее вытащил собственным самовольством. По-моему, он в нее форменным образом влюблен. Вот и ладненько. Мы о ней знаем достаточно, чтобы судить не о певице, а о человеке: в общем, хорошая девушка, чертовски работоспособная, умная, не потаскушка, что, увы, со многими звездами случается. По-настоящему близкого человека, вроде Горонеро у Анеллы, нет. Даже для мужских журналов сниматься отказалась, хотя деньги обещали баснословные. Чем опять-таки выгодно отличается от многих здешних звезд эстрады и кино. А Брагерту давно пора остепениться, жениться. Канилла ее в два счета примет в Академию Боярышника — не упустит она случая очередную несчастную душу опекать…
— Действительно, — кивнула Яна. — Брагерт в том, что касается женщин, остается далеко позади Орка, но все равно, повеса изрядный. Если наконец влюбился по-настоящему — это только к лучшему. Лишь бы Тарине пришелся по душе… Вот, кстати, о Горонеро. Я о нем и хотела поговорить. Как ты думаешь, стоит его включать в список на изъятие? Вообще-то он нам совершенно ни к чему…
— И даже более того, — сказал Сварог. — Его просто нельзя трогать. Вот тут уж — нешуточный риск изменить историю. Что, если он все-таки ушел вслед за Анеллой? Сейчас у меня мало кто сомневается, что та странная дверная ручка в его чемодане — ключ к неким дверям в миры. Прямых доказательств у нас нет, но косвенных данных немало — и Грельфи придерживается гой же точки зрения, а она человек дельный. Ручка, правда, так и осталась в чемодане, но у него хватило бы времени, чтобы воспользоваться заклинанием из письма Анеллы. Что-то о Древних Дорогах он знал, безусловно, от Анеллы, сам там бывал. Я обратил внимание: она ему ни в малейшей степени не растолковывала, что такое Мерцающая Корчма и Овраг, просто упомянула о них — значит, он и так знает…
— Вот и я того же мнения, — сказала Яна. — Что ж, не будем его трогать, пусть все идет, как идет…
— Еще есть какие-то дела? — спросил Сварог.
— Никаких, — с мимолетной улыбкой сказала Яна. — Остался только отдых.
— На всю катушку, — многозначительно сказал Сварог.
— Ты что имеешь в виду? — спросила Яна, глядя в небо и безмятежно улыбаясь.
— Если уж по полной… — сказал Сварог. Медленно и ласково провел указательным пальцем по ее ключице. — Пойдем в палатку, а?
Яна, все так же с улыбкой глядя в чистое, безоблачное небо, ответила:
— Пойдем…
И они ушли в палатку.
…Ко входу в «Рыцарский погребок» таксист их привез ровно в восемь. Это и в самом деле оказался не просто погребок, а огромный погреб старинного здания, разделенный на несколько обширных залов со сводчатыми потолками, колоннами из грубого неотесанного камня и небольшими окошечками под самым потолком. Обставлено все оказалось в духе местного средневековья, имевшего немало общего с соответствующим периодом в истории Талара: полные комплекты рыцарских доспехов по углам, старинное оружие на стенах, крайне примитивно исполненные гобелены из тех времен, когда художники не набрали еще мастерства, столы и стулья выглядят грубовато сколоченными из неструганых досок (но кресла при ближайшем с ними знакомстве оказались легкой пластмассовой имитацией, не доставлявшей хлопот субтильным дамам). Посуда была не синтетическая, а из натуральной глины, сделанная опять-таки крайне грубо, как и ложки-вилки, откованные, полное впечатление, на заре цивилизации. Многие мясные блюда приносили на вертелах, а вместо рюмок и бокалов стояли глиняные стаканы разной вместимости. Завершая логическую цепочку, метрдотели и официанты щеголяли в старинных одеждах.
Брагерт постарался на славу: меж двумя соседними столиками оказался довольно широкий промежуток, и стоявший за ними стол Анеллы и Горонеро был виден как на ладони. Любуйся — не хочу. Правда, Сварог с Яной наблюдали за парочкой менее минуты и больше на них не смотрели — как-то неудобно было подсматривать за влюбленными без малейших деловых интересов. Они держались так, словно не видели и не слышали ничего вокруг, всецело поглощенные друг другом.
До объятий и поцелуев, разумеется, в крайне респектабельном ресторане не дошло, но прочего было в избытке — то они держатся за руки, то Анелла надолго удерживает ладонь моряка на своей щеке… Словом, весь арсенал допустимых в таких случаях вольностей. Окружающим все было настолько ясно (Анелла и ее кавалер оказались не единственной парой в зале, ведущей себя подобным образом), что Анеллу даже не приглашали танцевать, заранее не сомневаясь, что она откажет, мимолетно отмахнется. Зато сами они не пропускали ни одного танца.
Разумеется, никаких маечек-шортиков — если бесшабашным головушкам вздумалось явиться сюда в пляжном наряде (Сварог собственным глазами видел такое дважды), их вежливо, но непреклонно заворачивали два швейцара. Одна парочка ушла беспрекословно, кавалер другой девицы в дурной манере персонажа, привыкшего, что он всех продаст и купит, а потом опять продаст, но уже дороже, вздумал было качать права, гнуть пальцы, хорохориться и ерепениться — но с двух сторон с наработанной сноровкой выдвинулись четверо детин, у которых накачанные мускулы едва не рвали старинные кафтаны, — и амбициозный субъект, недовольно кривя рожу, все же удалился с подругой.
Единственное, что с превеликой натяжкой могло сойти за деловую информацию, — внешность Горонеро, оказавшегося лет на несколько моложе, всего-то тридцать с небольшим. На фотографиях он выглядел старше. Ничего удивительного, объектив частенько одних чуточку молодит, а других чуточку старит.
Сварог с Яной миновали здешних церберов без малейшей заминки: он надел достаточно строгий костюм, а Яна щеголяла в вечернем платье из тончайшего бархата вишневого цвета — с относительно строгим вырезом, но обнаженной спиной и разрезом слева чуть ли не до талии. Здешняя высокая мода, конечно — Сварог вообще не заметил здесь коротких платьев, бомонд их в данном конкретном случае отвергал.
Поскольку женщина есть женщина, Яна в расчете именно на такое времяпровождение прихватила с Нашей Стороны пригоршню драгоценностей — не хелльстадских, чтобы не дразнить здешних дам вовсе уж крупными самоцветами, но достаточно, чтобы ее с первого взгляда причислили к сливкам общества. На иных дамочках (главным образом пожилых) золота и камней было навешано и побольше.
Яна веселилась по полной, не пропуская сначала ни одного танца — Канилла принесла на Нашу Сторону с дюжину самых модных здешних танцев, сначала вручила добычу Академии Боярышника, а потом ввела в обиход и в Империи (за каковые достижения по поводу мод и танцев неожиданно удостоилась звания Золотой Мастерицы Имперского Клуба Высокой Моды — что в переводе на научные чины соответствовало званию академика. Особой гордости по этому поводу она не проявляла, умная девушка — но прилагавшийся к званию золотой нагрудный знак всегда надевала в тех случаях, когда следовало быть при всех наградах. Вообще-то основания для законной гордости имелись — она там оказалась единственным молодым «академиком», прочие Золотые Мастера и Мастерицы в большинстве своем были народом весьма пожилым).
Три раза она уходила на танцы быстрые, где четкой разбивки на пары не было. Три раза, всякий раз опережая конкурентов, ее приглашал на «медляки» один и тот же тип из-за соседнего столика. Сварог ни разу не возразил — пылать злобой в таких случаях способен лишь патологический ревнивец, ничего страшного, если твоя девушка потанцует с незнакомцами в приличном месте — в особенности если ты сам так и не нашел за делами времени, чтобы эти танцы освоить.
Вообще-то тип был непонятный: рослый брюнет с усиками стрелочкой, этакий уверенный в себе мачо. Одет безукоризненно, в меру экипирован мужским золотом: узор из золотой цепочки на лацкане, два перстня с немаленькими камнями, серьга в левом ухе, массивный браслет на запястье левой руки. Типичный набор истинного дорита (словечко это здесь соответствовало понятию «джентльмен»). Любое украшение сверх этого набора автоматически превращало дорита в скоробогача-выскочку.
Мог оказаться и молодым преуспевающим дельцом или наследником богатого папочки «из благородных», а мог и… Жиголо и альфонсы высокого полета (из тех, что, самоотверженно загнав эмоции глубоко в подсознание, обслуживают не просто пожилых, а богатых старух) как раз и любят рядиться под доригов — таким и цена выше.
Но это, в общем, никакого значения не имело, потому что недвусмысленно прилипший к Яне персонаж держался строго в рамках светских приличий: точно определялся с границами талии, к себе не прижимал и прочих вольностей не допускал. Судя по кокетливо-игривому личику Яны и ее ответам (разговора их Сварог не слышал, были слишком далеко), красавчик и в разговорах держался в рамках, иначе Яна давно бы отреагировала совершенно иначе. В подобных заведениях для бомонда считается совершенно обычным, когда дама залепит звонкую пощечину, сделай кавалер хоть шажок за рамки приличий, все равно, посредством ли языка или верхних конечностей. Тот же этикет предписывал получившему затрещину немедленно покинуть зал.
Оставаясь за столиком в одиночестве, Сварог нисколечко не скучал, ему хватало своих развлечений — уплетал за обе щеки здешние яства, особое внимание уделяя зажаренному на вертеле поросенку и тушеным грибам, не забывая сдабривать эту благодать чарочками выдержанного батьяна (как здесь именовался напиток, известный на Таларе как келимас, а на Земле как коньяк).
Очередной танец закончился, усатый красавчик галантно проводил Яну до столика, поклонился и удалился к своей компании — трем типам, выглядевшим, одетым и украшенным примерно так же.
— Слушай, если он подойдет еще раз, отправь восвояси, — сказала чуть раскрасневшаяся Яна, наполняя свою глиняную стопку батьяном десятилетней выдержки. — Я уже наплясалась вдоволь, да и неловко как-то тебя бросать одного…
— Ну, я вовсе не скучаю, есть чем заняться, — усмехнулся Сварог и, прикинув свои возможности, вновь подступил с ножом и вилкой к поросячьему бочку. — О чем вы так прилежно ворковали? Боже упаси, ни капли ревности, мне просто интересно…
— Ой, стандартный набор… — смешливо взглянула Яна. — Деликатно выяснял, в каких я с тобой отношениях, еще деликатнее интересовался, насколько отношения эти ограничивают мою свободу, насколько я этим ограничениям подвержена, и не возникает ли желания как-нибудь нарушить… Все это перемежалось цветистыми комплиментами. В общем, на каталаунских танцульках это именуется «парень снимает девку». Суть та же, только декорации другие. Увы, увы… Я ему не подала ни малейшей надежды, не дала ни адреса, ни телефона, ну, разве что здешнее имя сказала. Фамилии не сказала. Он, кстати, тоже, а имечко ему — Тарлет. Знаешь, что самое интересное? Он мне вкручивал, будто он — стремительно идущий в гору владелец судостроительных верфей — только все врет. Древний Ветер, сам знаешь, мысли читать не позволяет, но правду от лжи отличаю безошибочно, это сродни известному умению ларов… которое здесь не работает. Врет, как нанятой. Кто угодно, только не предприниматель, не коммерсант. Хотя держится, как истинный дорит.
— Ну, мало ли… — хмыкнул Сварог. — Как истинный дорит может держаться и жиголо высшего класса, и бандит высокого полета, да мало ли кто, вплоть до скромного клерка, который весь год копит деньги, чтобы недельку отдохнуть в таком вот месте, изображая значительную персону…
Как и следовало ожидать, едва зазвучал очередной «медляк», усатый Непонятно Кто первым объявился у их столика. Яна мотнула головой, а Сварог со всем решпектом прокомментировал:
— Дама больше не танцует.
Красавчик, как истинному дориту и полагалось, принял это скорбное известие со всем политесом, откланялся и ушел. Сварог подметил, что на Яну он больше не смотрел, определенно поставив крест и на определенного рода замыслах.
— А вот теперь я как следует поем и выпью, — сообщила Яна. — А то в промежутках между танцами толком и не удавалось. Ты молодец, что не всего поросенка слопал.
— Я тебе честно оставил ровно половину, — сказал Сварог. — Знаю же, как ты их любишь, в Каталауне пристрастилась…
— Выглядит, конечно, аппетитно, — сказала Яна, ловко лишив свою половину поросенка задней ножки. — Только бьюсь об заклад: гораздо вкуснее каталаунские дикие кабанята, жаренные на углях, а перед тем вымоченные в ежевичной настойке. Надо как-нибудь тебя свозить в ту деревню, где их лучше всего готовят. Как только разделаемся с Агорой и сопутствующим… Ладно, сегодня — больше ни слова о делах.
Действительно, больше о делах не прозвучало ни словечка. Один раз Сварог даже пошел с ней танцевать, решив, что с этой самой несложной разновидностью «медляка» он как-нибудь справится. И справился, ни разу не наступив Яне на ногу.
Уехали в двенадцатом часу ночи — и посидели достаточно, и помнили, что перед отлетом предстоит еще, деликатно выражаясь, культурная программа, которой оба хотели. В машине целовались — что нисколечко не должно было удивить таксиста, наверняка повидавшего на своем веку несчетное множество таких парочек.
В отеле они на сей раз останавливаться не стали — тех же рамках отдыха на всю катушку сняли небольшой красивый домик, стоявший на участке, по меркам Земли, соток в двадцать. Вокруг домика — цветущий кустарник и даже несколько деревьев, окружено все это невысокой ажурной оградой. Целый поселок таких вот домиков опять-таки принадлежал к четвертой категории — а в соседнем, снова по какому-то стечению обстоятельств, разместились школяры с наставником. Достаточно при серьезной опасности нажать кнопку, то есть один из камней на его мужском браслете, чтобы завертелась такая панихида, с танцами…
Сварог выставил на низкий столик бутылку кофейного ликера, к которому оба давно пристрастились, закуску, крайне скудную — после обильного ужина в «Погребке» тянуло лишь на чисто символическую.
Решив, что такого дастархана достаточно, сел в кресло, закурил и включил Тарину Тареми.
Расслабился блаженнейшим образом, свободный на несколько часов от забот и дел, хлопот и потока донесений, требующих немедленного ответа или действий.
К его некоторому удивлению, ушедшая переодеваться в спальню Яна вернулась не в обычном халатике, а в тех самых шортиках и маечке, в которых щеголяла на курорте. Видимо, немой вопрос в его взгляде был слишком явным — Яна улыбнулась:
— Когда еще будет случай побыть в таком вот наряде? — и добавила с невиннейшим видом: — К тому же, я так полагаю, это тебе с меня снимать будет гораздо интереснее, чем вечерний балахон…
— Уж это точно, — сказал Сварог. — Дает свободу маневра, и…
Мелодично мяукнул звонок у двери. Странно, никаких гостей не ждали — откуда им взяться? Брагерт предупредил бы о неожиданном приезде, а представители закона звонят далеко не так деликатно…
Выйдя в небольшую прихожую и не зажигая там света, он посмотрел в выходящее на фасад окно. У калитки, прямо под уличным фонарем, стоял золотисто-синий фургончик «Экспресс-доставки», а на крыльце нетерпеливо топтался посыльный в форме тех же цветов, с соответствующей эмблемой на круглой шапочке.
Опасности не было ни на грош, и Сварог, отодвинув задвижку, распахнул дверь.
— Далет Рогон Септам? — нетерпеливо осведомился посыльный.
— Он самый, — сказал Сварог.
Яне он оставил те имя и фамилию, под которыми она всегда выступала в Саваджо, а вот свое пришлось изменить — здесь уже имелся один Тогир Горонеро, двое — уже перебор. Нынешнее имя выбрал не без юмора — здесь оно было столь же распространенным, как в США — Джон Смит, в СССР — Иван Иванов, а Венгрии — Имре Надь.
Документов посыльный у него не спросил: в заведениях четвертой категории это было бы неприличием, когда речь идет о житейских мелочах. Просто сказал с той же торопливостью человека, явно дорабатывающего вечернюю смену:
— Посылочка вам, расписаться нужно, далер…
И протянул квадратный толстый пакет, легкий на вид, перевязанный синей атласной лентой с пышным бантом, под которую был засунут конверт.
Сварог пожал плечами:
— Не ждал я вообще-то посылок… От кого?
— А я знаю? — еще энергичнее пожал плечами посыльный. — В контору приходил такой рыжий, веселый далер, сказал, это будет сюрприз… Тут на конверте написано…
Очередные штучки Брагерта, подумал Сварог весело. Посыльный держал пакет на уровне пояса, и Сварог наклонился, чтобы в неярком свете лампочки над входом прочитать надпись на конверте.
Удар ногой ниже пояса заставил его согнуться пополам, взвыть от жуткой боли — и тут же второй, повыше уха, помутил сознание. Словно в полусне, он почувствовал, как его хватают несколько рук, все еще скрюченного пополам, волокут в комнату, услышал, как захлопывается входная дверь, и кто-то рявкает:
— Стой спокойно, сучка, или приткнем обоих!
Его швырнули в кресло и проворно завозились, делая что-то с его руками. Когда боль наполовину схлынула и исчезла застилавшая глаза пелена, он увидел далеко не самую приятную картину: Яна медленно отступала к стене, изображая крайний испуг на лице, а на нее с ухмылочкой, поигрывая длинным блестящим стилетом, надвигался тот самый усатый мачо из «Рыцарского погребка». Рядом стояли еще двое — кажется, из той же компании, и кто-то сопел за креслом Сварога — скорее всего, мнимый посыльный.
Как ни странно, в первую очередь он почувствовал раздражение — опять всякое быдло… Пошевелился. И получил сзади подзатыльник с напутствием:
— Сиди смирно, как в королевской ложе, фраер дешевый…
Оказалось, его руки пониже локтей примотаны к поручням кресла толстенными мотками широкой прозрачной липкой ленты: прием нехитрый, но обездвиживающий не хуже веревок. Все понятно, подумал он, прогоняя остатки боли одним из хелльстадских заклинаний, произнесенных мысленно. Судя по рожам и тому, что уже произошло, — коллеги Удава по ремеслу. Черт, но ведь заверяли, что такого здесь не бывает…
Усатый мельком оглянулся на него (они с Яной оказались в профиль к Сварогу):
— Больно, суслик? Ну не все же время там изящным женским пальчикам озорничать, может и ботинок прилететь… Потерпи. Пройдет.
Повернулся к Яне, уже успев вплотную притиснуть ее к стене, приложил к щеке длинное лезвие стилета:
— Детка, ты же не хочешь, чтобы тебе личико порезали? Тогда стой смирно, как статуя в музее…
Яна играла великолепно: уставилась на него снизу вверх невероятно испуганно, прямо-таки в ужасе, губы дрожали, на глаза навернулась пара слезинок. Пролепетала:
— Не надо, пожалуйста…
— Как будет угодно даме, — усмехнулся усатый. — Ты, главное, не дергайся, и все будет, как в лучших домах, — убрал стилет в ножны под пиджаком, положил ей руки на плечи, прижав к стене, громко прочитал надпись на ее майке: — Всегда верна очередному другу… Похвальное качество, детка. Могу тебя обрадовать: поскольку твой очередной друг — это, точно, я, верность тебе хранить всего ничего, часика два…
Остальные жизнерадостно заржали, в том числе и тип за спиной Сварога. Усатый одним резким рывком поднял майку Яны до горла, принялся оглаживать грудь умело и неторопливо. Яна уставилась в потолок, явственно всхлипнула.
— Ну-ну, без соплей, — сказал усатый. — Ничего страшного с тобой не будет… и ничего нового. Такие девочки должны быть общественным достоянием, а не принадлежать какому-то одному эгоисту… Радость моя, слушай расклад: мы сейчас пойдем в спальню и пару часиков побалуем по полной программе… Можешь не беспокоиться: резинка будет. Вот попке она ни к чему… Если будешь послушной, мной и ограничится. Начнешь барахтаться или вовсе кусаться и царапаться — пропустят все. А потом заберем с собой. Есть возможность тебя переправить в уютный тихий бордель, откуда ты уже не выйдешь. При таком раскладе твоего дружка, конечно, придется пристукнуть, чтобы не наболтал лишнего дядькам в форме… Ну, ты можешь соображать в темпе? Решай давай.
— Вы правду говорите? — задыхающимся голосом спросила Яна. — Что — вы один? И уйдете потом?
— Святую правду, крошка.
— Хорошо…
— Ну вот и умница. Стой спокойненько, а мальчик тебя для начала немного погладит… — Он чуть отступил, расстегнул ремень, пару верхних пуговиц, грубо схватил Яну за кисть и запихнул ее ладошку к себе в брюки. — Изучи-ка как следует… Ну?
Ни малейшей тревоги Сварог не испытывал — в любой миг могла повториться финальная сцена инцидента в таверне «Рог единорога». Злости, в общем, тоже — происходящее можно было назвать издержками производства, досадным промахом, который легко поправить. Ему просто-напросто чертовски хотелось побеседовать один на один с этим скотом в ближайшем темном переулке — и непременно с голыми руками, без всякого оружия…
— Ну, как тебе?
— Впечатляет… — почти прошептала Яна со слезами на глазах.
— Не тебя первую, не тебя последнюю… Посолиднее будет, чем у твоего фраерка, а? — Он расстегнул на Яне шортики, запустил туда руку, досадливо поморщился. — Что ж ты ножки так сжала, глупая… ничего, в спальне раздвинешь. А пока… — Он мельком посмотрел на Сварога. — Прелюдию сыграем прямо здесь, пусть посмотрит. Очень хочется мне этого барана легонько наказать. За то, что сидел в кабаке как пуп земли и с хозяйским видом цедил: «Дама больше не танцует». Ничего, станцует… — Он отступил на шаг, стал расстегивать последние пуговицы на брюках. — Ну, становись на коленки, сладкая. В жизни не поверю, что такую красоточку мужики не научили в рот брать. — и выпростал свое немаленькое хозяйство. — Ну, давай на коленки, и ротик разевай, да выплевывать не вздумай…
Сварог громко произнес в пространство:
— А не пора ли кончать?
— Пора, — отозвалась Яна уже совершенно другим голосом. — Надоел, хам дешевый…
Ее очаровательное личико во мгновение ока стало собранным, жестким, волевым. В следующий миг троих словно прошил электрический разряд, и они замерли — двое как стояли, так и остались стоять, а усатый оказался в нелепой позе, так и держа обеими руками свое любострастное хозяйство. Сварог не видел, что произошло с четвертым у него за спиной, но не сомневался — то же самое, торчит истуканчиком. Вот так, ребятки. Долго ли умеючи…
Яна преспокойно привела в порядок одежду, подошла к Сварогу, чиркнула указательным пальцем по моткам липкой ленты, на миг пахнуло сухим жаром, и они распались надвое, оставив лишь разрезы с опаленными краями. Сварог вырвал руки из раздавшихся в стороны толстых полуколец. Яна прыснула.
— Что смешного? — проворчал Сварог.
Проследил ее взгляд и сам не удержался от улыбки — очень уж потешно выглядел усатый главарь, так и застывший в крайне нелепой позе, по-прежнему держа обеими руками свое достоинство… Лицо у него было таким же тупым, лишенным всяких эмоций, как и физиономии остальных (за креслом Сварога, точно, стоял ряженый посыльный).
Подойдя к главарю, Яна сказала без малейшей злобы:
— Ты бы убрал и застегнулся. Малоэстетичный из тебя статуй, горе луковое…
Он произвел все необходимые манипуляции механическими движениями робота и застыл, подобно остальным, в позе стойкого оловянного солдатика. Сварога так и подмывало качественно заехать ему под глаз, но он сдержался — не по-мужски бить человека в таком состоянии — все равно что связанного пинать…
— Как выяснилось, ты и на здешних бандитов убойно действуешь, — фыркнул он.
— Я же не виновата, что я красивая, — сказала Яна.
Она ничуть не выглядела рассерженной — и правда, с чего бы вдруг? Похоже, небольшое скверное приключение со вполне ожидаемым финалом ее лишь забавляло.
— Я вот прикидываю… — сказал Сварог. — Вряд ли они стали широко оповещать братьев по разуму, куда собрались. Считали тебя своей личной добычей.
— Вот и мне так кажется… Ну что, я их отправляю напиться до беспамятства, чтоб оказались под столом.
— И память… — заикнулся было Сварог.
— Ну, конечно, — сказала Яна. — Все, как в Саваджо…
Она, сложив руки на груди, смешливо оглянулась на Сварога и скомандовала тоном старого фельдфебеля:
— Всем построиться в одну шеренгу!
Четверо добросовестно выполнили приказ, постаравшись даже принять некое подобие военной стойки.
— Слушайте внимательно и исполняйте в точности, — сказала Яна наставительно. — Сейчас вы все четверо поедете в ближайший кабак, лучше всего такой, что работает до утра… знаете какой-нибудь поблизости?
— «Пьяный осьминог», — граммофонным голосом отозвался главарь. — Два квартала отсюда, открыто круглосуточно…
— Отлично. Денег хватит, чтобы просидеть до упора?
— Достаточно, — ответил главарь тем же жестяным голосом.
— Совсем хорошо… Поезжайте туда и пейте, пока не отправитесь под стол, — продолжала Яна. — О нас забыть начисто. Вы нас никогда не встречали, никогда не видели, ничегошеньки о нас не знаете. Все понятно?
— Понятно, — ответили нестройным хором четверо.
— Шагайте, корявые, можно не в ногу…
Они гуськом направились к двери, вскоре со стуком захлопнувшейся за ними. Выйдя ради интереса в прихожую, Сварог смотрел, как они тем же механическим шагом заводных игрушек проходят по дорожке, как садятся в фургончик, и он отъезжает с нормальной скоростью, без всякой спешки, не вихляя.
Вернувшись в гостиную, Сварог сказал:
— Вообще-то это нам урок, Яночка. Непозволительно расслабились. Поверили рекламе, как будто рекламе можно верить. «Полнейшая безопасность, преступность на нуле…»
— Но ведь дело не только в рекламе, — сказала Яна. — Элкон копался в полицейских компьютерах…
— Думается мне, такие вот случаи, когда речь идет об организованной преступности, в полицейские сводки не попадают. Особенно если верно то, что курорт, то бишь концерн, как раз здешним «рыцарям ночи» принадлежит.
Вечно эти ушлепки понабирают себе красивых названий, подумал сердито. На Земле в Карибском море когда-то резвились «джентльмены удачи», на Таларе до недавнего времени вольготно себя чувствовали «тарабарские короли», здесь, изволите ли видеть, «рыцари ночи». Которым, правда, в чем есть небольшое утешение, суждено через три с лишним месяца сгинуть в Шторме и возродиться тысячелетия спустя далеко не в столь авантажном виде, как здесь…
— Прав ты, согласна, — сказала Яна. — Расслабились что-то, — ее лицо стало озабоченным. — Что, еще больно? Я могу…
— Да нет, все прошло, — сказал Сварог. — Прилетало и серьезнее… Обидно просто, что попался, как сопливый кадет, на примитивный пинок ниже пояса… Расслабились, вперехлест через клюз… Ничего, я сейчас выпущу Шмелей в дозор. Пригодились неожиданно, не зря я их все же прихватил…
— Тоже неглупо. А я схожу в ванную. Все равно собиралась принять душ, а теперь просто необходимо после хамских лап, да и это… — Она брезгливо встряхнула правой рукой.
Белая дверь ванной захлопнулась за ней. Ни малейшего волнения Сварог из-за случившегося не испытывал — какие волнения, если финал был известен заранее? — но некоторое раздражение присутствовало — вот уж не думал, что вновь придется когда-нибудь увидеть чужие наглые лапы на ее теле. А потому применил испытанное лекарство — достал из буфета бутылку выдержанного батьяна, купленного уже здесь, налил себе чарочку и употребил. Как обычно, на душе стало чуточку веселее.
Извлекши из гардероба свою небольшую спортивную сумку (у Яны такая же, не было необходимости себя отягощать лишним багажом), Сварог достал футляр, замаскированный под коробку дорогих здешних сигар, вполне уместную в вещах толстосума. Приложил большой палец справа, к изображению одного из веселых верблюдов (понятное дело, попробуй кто-то посторонний коробку вскрыть, содержимое моментально самоуничтожилось бы), двумя пальцами извлек из аккуратных гнезд полдюжины Золотых Шмелей, положил их на ладонь, вышел в неосвещенную переднюю и приоткрыл одну из оконных створок. Недолгий инструктаж, короткий приказ — и Шмели вереницей уплыли в ночную темень.
Вернулся в комнату. Одному Шмелю предстояло, вися в темноте, уардах в десяти выше уличных фонарей, контролировать исключительно их жилище — и соседний домик с охраной заодно. Остальные на той же высоте рассредоточились, прилежно наблюдая за прилегающей территорией.
Вскоре пошли первые донесения, убедительно доказавшие, что беспокоится пока не о чем. В радиусе полулиги вокруг не происходило никаких подозрительных перемещений подозрительных групп. Обычная ночная жизнь дорогого гостиничного поселка: подъезжали припозднившиеся, другие, наоборот, уезжали в город — несомненно, чтобы вдоволь поразвлечься до утра, на террасе одного из ближайших домиков расположилась за щедро накрытым столом развеселая компания, судя по составу участников, толстосумы с подружками весьма даже нетяжелого поведения. На шпионивших за Сварогом и Яной они никак не походили — в первую очередь оттого, что их домик от пристанища Сварога с Яной отделял добрый десяток других.
Из ванной появилась Яна, свежая, совершенно спокойная, в коротеньком шелковом халатике, желтом в черный горошек. Села в кресло, беззаботно закинула ногу на ногу (тем самым вводя Сварога в неприкрытое искушение), налила себе ликера в пузатый бокал из алого хрусталя — они давно пришли к выводу, что именно в таких бокалах кофейный ликер смотрится наиболее красиво. Пригубила, поинтересовалась:
— Ну что там?
— Тишина и благолепие, — сказал Сварог. — На пол-лиги вокруг — никакого подозрительного шевеления. Похоже, мы больше никого не интересуем…
— Вот и отлично, — сказала Яна. — Значит, остаток времени проведем по намеченной программе… Знаешь что? Древний Ветер, тебе прекрасно известно, мысли читать не позволяет, но чувства и эмоции дает срисовывать. Так вот, в этом визите сексуально озабоченных бабуинов присутствовала некая странность…
— Какая? — насторожился Сварог.
— Словно бы некая театральность. Пьеса по заданному сценарию.
— Хочешь сказать, они актерствовали?
— Трудно сформулировать точно — эмоции и чувства все же не мысли. Но именно на это и походило… В этом типе не ощущалось настоящей похоти, понимаешь? Конечно, когда он меня лапал, чуточку возбудился, как любой нормальный мужик, доведись ему лапать не самую страшненькую женщину на планете… Но все равно, на втором плане присутствовала именно что некая театральность. Словно разыгрывался некий спектакль. Ничего общего с той историей в «Роге единорога» — вот там от тех подонков самой что ни на есть натуральной похотью так и пыхало. Здесь было что-то совсем другое.
— Что-то мне это не нравится, Яночка, — сказал Сварог, чуть подумав. — Когда нахальные бандиты хотят силком добиться благосклонности красивой туристки — дело, можно сказать, житейское, незатейливое. Но спектакль, неизвестно кем разыгранный с неизвестными целями… Тут уже следует легонько обеспокоиться — и никакая это не мания преследования, просто разумная предосторожность. Тебе не кажется?
— Пожалуй… — сказала Яна, глядя уже серьезно.
— Мы в ситуации, когда любая странность должна настораживать, — сказал Сварог. — Давай все же немедленно свяжемся с пилотом, пусть запросит новый полетный коридор — и едем в аэропорт. Все равно делать нам здесь совершенно нечего, так что уберемся подальше от неразгаданных странностей. Что скажешь?
Яна пожала плечами:
— На этот раз вновь ты командуешь, а я лишь рабочий инструмент. Поступай, как тебе кажется нужным. Мне тоже что-то не нравятся неразгаданные странности, а они безусловно присутствовали… Будем собираться?
— Да, — сказал Сварог. — Я сейчас свяжусь с пилотами… Черт!
— Что такое?
— Погоди минутку… — Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. — Ага… Возле нашей калитки остановилась машина. Двое так и остались сидеть, третий вышел и идет к крыльцу. Во всем остальном — по-прежнему никакого подозрительного шевеления. Ни на одного из наших не похож, но впечатление такое, будто я его уже где-то видел, мельком… Похоже, начинаются некие события, а? Времени почти полночь, по пустякам в такое время незваными гостями не заявляются…
Мелодично мяукнул звонок.
— Один — это пустяки, — спокойно сказала Яна. — Да и те двое в машине — не проблема… Иди открой, пожалуй.
Сварог вышел в прихожую и распахнул входную дверь, на сей раз держась так, чтобы ни за что не пропустить внезапного удара любой конечностью — спасибочки, хватило одного раза, чтобы отныне не благодушествовать…
На крыльце стоял человек лет сорока, в светло-синем костюме, в такой же рубашке и голубом галстуке в белую полоску. На классического «ночного рыцаря» он нисколечко не походил, скорее уж на университетского преподавателя — впрочем, у «ночных рыцарей» и такие встречаются, занятые исключительно какой-то умственной работой — всевозможные советники, финансисты, юристы…
В правой руке у него была тощая папочка канцелярского вида, без эмблем и надписей. Он вежливо осведомился:
— Далер Рогон Септам?
— Собственной персоной, — сказал Сварог. — С кем имею?
Незнакомец вынул из бокового кармана пиджака удостоверение в бордовой обложке и поднял его на уровень глаз Сварога. Точно такие же лежали у них с Яной в карманах: эмблема напоминает геральдику незабвенного КГБ, только щит другой формы, и за ним не меч рукояткой вверх, а двулезвийный топор-лабрис топорищем вниз. Ну, и соответствующая надпись, тоже золотым тиснением.
Незнакомец спокойно сказал, распахивая ксиву:
— Лорт-генерал Тонит Гарн, начальник Следственного Департамента. Удостоверение настоящее.
Да, так там и было написано. Здешние генеральские звания делятся на три степени, «лорт-генерал» — вторая…
— Занятно, не правда ли? — сказал незваный гость со скупой улыбкой. — Мое удостоверение подписано мною же самим. Такая уж у нас бюрократия — все удостоверения СД подписываю я, в том числе и свое собственное…
— Занятно, — сказал Сварог без улыбки.
Теперь он вспомнил — и в самом деле видел раньше это лицо. Как-то ему проформы ради пришлось просмотреть с полсотни снимков здешней верхушки — политики, высокопоставленные гражданские, военные и спецслужбистские чины, главари гангстерских кланов, воротилы бизнеса. Если это и не Гарн, то его убедительнейший двойник — в каковое предположение плохо верится. Ох, неспроста такой визит — глава СД собственной персоной навещает в полночь парочку ничем не примечательных туристов…
— Я бы хотел поговорить с вами и с вашей очаровательной спутницей. Думаю, беседа будет взаимовыгодной для обеих сторон.
— И о чем же?
— О загадочных пришельцах из неведомых миров, в последнее время прямо-таки заполонивших наши города. — Он скупо улыбнулся. — Как по-вашему, это тема, заслуживающая разговора в столь поздний час?
— Безусловно… — медленно сказал Сварог. — Ну что же, входите…
«Выходит, мы все же где-то прокололись, — подумал он. — И серьезно».
Гарн поднял свободную ладонь:
— Должен вас предупредить, прежде чем войду… Я, как и вы на моем месте, принял меры предосторожности. Никаких спецгрупп со мной нет, никто не собирается устраивать на ваш домик лихой налет. Но если вы с моим сознанием что-то сделаете, если я выйду отсюда этаким ходячим манекеном, те двое, в машине, поднимут тревогу. Если вы накроете и их — в полулиге отсюда стоит вторая машина с моими людьми, а еще в полулиге — третья. Чуточку примитивно, но ничего лучшего в голову не пришло. В общем, если что-то случится, автоматически будет запущена крупномасштабная акция против ваших людей, вас конкретно, вашей штаб-квартиры. Кстати, ваш аэродром оцеплен, вам в случае чего ни за что не улететь. Возможно, у вас разработаны и другие пути отхода, но все равно, вашей работе здесь придет конец… Разумеется, это не угроза, просто разумное предостережение. Вы на моем месте наверняка вели бы себя примерно так же.
— Вполне возможно, — проворчал Сварог, посторонился. — Заходите. Ничего с вами здесь не случится. Не потому, что мы такие гуманные, а из насквозь практических соображений: я не знаю пока что, чего следует от вас ждать…
— Ну, это взаимно… — усмехнулся Гарн.
Войдя следом за ним в гостиную, Сварог сказал:
— Позволь тебе представить…
— Я все слышала, — с совершеннейшим хладнокровием сказала Яна. — Садитесь, генерал. Хотите ликера? — Она усмехнулась: — Я вам налью из нашей бутылки, так что ничего не бойтесь…
— И не подумаю, — в тон ей ответил Гарн, принимая у нее бокал. — Благодарю вас, далеретта Миэлла, вы очень любезны…
Он медленно осушил бокал до дна — хотя, по наблюдениям Сварога, готов был опрокинуть его залпом. Волновался, конечно, — а кто бы на его месте не волновался?
— Итак? — спросила Яна. — Как явствовало из вашей реплики на крыльце, кое-что вы о нас знаете…
— И довольно много, — ответил Гарн.
Он чем-то напомнил Сварогу Гаудина — то ли узким умным лицом, то ли этой скупой улыбкой, то ли явственным налетом меланхолии.
Гарн продолжал:
— Прежде всего я хотел бы определиться, кто из вас старший. Если военных или разведчиков более одного, всегда есть старший. Я за вами двумя наблюдаю давно, но так до сих пор и не определил, кто у вас главный…
— В данный момент — он, — сказала Яна, легким движением подбородка указав на Сварога. — Но это не значит, что я лишена права голоса…
— Вот теперь понятно. В первую очередь, господа, я вынужден извиниться за несколько неприятных минут, которые вы пережили только что. К сожалению, мне пришлось поступить именно так. Контрразведка, что поделаешь, не всегда блещет изяществом манер. В конце концов, вы тоже не воспитанники лицея для благородных…
— Да, — сказала Яна. — Значит, это были ваши люди…
— Ну разумеется, — спокойно сказал Гарн. — Я за вами наблюдаю достаточно давно, чтобы сделать вывод: вы не только напарники, но и любовники. Соответственно, нужно было поставить вас в ситуацию, когда вы, далеретта, вновь пустили бы в ход Древний Ветер. Ну да, мы знаем, что вы им владеете в полной мере. Увы, мы, признаюсь, так и не смогли определить, какую магию используете вы, далер Ротон, что в ней нет ничего черного, установили точно, но никогда прежде с такой не встречались…
«Ничего удивительного, — фыркнул про себя Сварог. — Этой магии еще попросту не существует…»
— Я долго думал, как построить беседу… — продолжал Гарн. — И пришел к выводу, что прежде всего вы наверняка захотите узнать, на чем прокололись и попали в поле нашего зрения. Вам ведь наверняка интересно? Мне на вашем месте было бы страшно интересно…
Сварог переглянулся с Яной, и она едва заметно кивнула. Действительно, это было чертовски интересно. Благо Шмели по-прежнему не отметили в пределах наблюдаемой зоны никакого подозрительного шевеления, ничего похожего на штурмовые группы.
— Все началось в тот вечер в Саваджо, у «Лотереи-Грации» под номером семнадцать, — начал Гарн. — Видите ли, мы давно ведем прекрасно известного вам субъекта по кличке Удав, вот только взять не удается даже на пустяке. «Лотерея-Грация» под этим номером — его излюбленное место, где его мальчики форменным образом отлавливают красивых девушек для главаря. Мы хотели попытаться взять его хотя бы на этом — попытка похищения человека, точнее, похищение — а это уже преступление. Если бы мы сумели разговорить его подручных, а мы сумели бы… Но пока что не за что зацепиться — никто не подавал заявления в полицию, людей запугивали, да вдобавок затыкали рот деньгами, пока что не нашлось достаточно смелых и самолюбивых…
— Минутку, — сказал Сварог, вспомнив ту тихую улочку. — Дайте-ка мне возможность проявить проницательность… Там, напротив, жилые дома… Вы установили в одной из квартир стационарный пост?
— Даже в двух, — с той же скупой улыбкой сказал Гарн. — Сильная оптика, видеоаппаратура, все снабжено приборами ночного видения. В один прекрасный вечер мы записали примечательную сцену с вашим участием, господа. Когда они попытались затащить вас в машину, далеретта Миэлла, вы с ними что-то сделали, превратив в ходячие манекены. На всякий случай на дежурстве постоянно присутствует и консультант из Огненного Купола… полагаю, вам не нужно объяснять, что это за учреждение? Прекрасно. Он и отметил позже, что это как две капли воды похоже на применение Древнего Ветра. Сам по себе Древний Ветер не представляет ничего нового или загадочного, им владеют около двухсот человек в Дорлиорне, еще некоторое количество — в других странах Котейра и на других планетах. Гораздо интереснее было другое: Огненный Купол впервые столкнулся с незарегистрированным умельцем Древнего Ветра.
— Ого! — сказала Яна. — Они что, все у вас на учете?
— И в Огненном Куполе, и у нас. Само по себе владение Древним Ветром преступлением не является, но все, кто им владеет, — на строгом учете. Причины? Вы, далеретта, прекрасно знаете: хотя Древний Ветер и не относится к черной магии, он с равным успехом может быть использован как для добрых, так и для злых дел. Собственным интеллектом — и уж тем более собственными моральными принципами — он не обладает. Неразумное орудие, и не более того. Как кухонный ножик, которым можно и порезать хлеб, и убить по пьянке жену…
— И что, были… печальные примеры? — спросила Яна.
— За последние восемьдесят лет — дважды. В первом случае одна ревнивая дама обрушила загородный домик, где предмет ее обожания развлекался с другой — им на головы. Два трупа. Во втором, лет восемь назад, человек польстился на очень большие деньги и с помощью Древнего Ветра прикончил главаря одного из гангстерских кланов. Конкуренты несколько раз пытались до него добраться, но он так отладил систему охраны и передвижений, что им никак не удавалось… Так что ничего удивительного в этой системе строгого учета. Система отлажена давно, она, нам казалось, идеальна. К моменту получения паспорта, к семнадцати годам, мы уже можем вынести о человеке неопровержимое решение: владеет он Древним Ветром или нет. А начинается все гораздо раньше, даже не в школах, в детских садах — детишки, особенно маленькие, иногда неосознанно демонстрирую то иди это… Вы уже поняли, в чем главная причина нашего беспокойства?
— Понятно, думаю, — хмыкнул Сварог. — Сегодня кто-то обрушил крышу на голову двум безвинным людям или убил бандитского главаря, а завтра, чего доброго, президента прихлопнет или атомную станцию на воздух поднимет?
— Совершенно верно, — кивнул Гран. — И вы зря иронизируете, теоретически такое вовсе не исключено, согласитесь…
— Согласен, — буркнул Сварог.
— Система никогда прежде не давала, осечек. И вот, внезапно мы обнаруживаем нигде не зарегистрированную совершеннолетнюю особу, владеющую Древним Ветром… Шок и переполох были немалые. Вам в тот же вечер сели на хвост — о, без вульгарной агентурной слежки, которую вы могли и легко обнаружить. Есть другие методы. Многие наши города буквально набиты уличными камерами наблюдения, а над некоторыми — как, например, над чертовски криминогенным Саваджо — в немалом числе патрулируют беспилотники, полицейские и наши. Либо вы об этом не знали, либо не предполагали, что эти средства могут быть использованы для наблюдения за вами, считали, что вас не замечают. Может быть, уточните, в чем именно дело? Это не такая уж страшная тайна… Или самолюбие мешает?
Сварог вновь переглянулся с Яной, и она вновь чуть заметно кивнула.
— Ладно, — сказал Сварог. — Мы полагали, что остаемся незамеченными.
— С каждым может случиться… — сказал Гарн без всякой насмешки. — Особенно когда действовать пришлось в чужом мире, о котором вы наверняка первое время очень мало знали… В общем, наблюдение за вами уже не прекращалось. Вас проследили до гостиницы «У баронского замка»… откуда вы, как обнаружилось утром, таинственным образом исчезли ночью. Человек, которому это было поручено, допустил серьезный промах — отозвал беспилотник до утра. Впрочем, он не так уж и виноват — тогда еще никто не предполагал, что мы имеем дело с пришельцами откуда угодно, только не из нашего мира. Вот к середине дня настроения изменились — когда обнаружилось, что загадочным образом оказался разрушен автомат контроля на полицейском посту при въезде в город. Это, конечно же, была ваша работа. Вы только не знали, что все данные с этих автоматов что ни час передаются в центральный полицейский компьютер. Мы быстро установили: ваши паспорта, как и все данные в них, поддельные. Одни фотографии настоящие. Вот с фотографиями, как потом оказалось, тоже обстояло крайне интересно, но об этом чуть позже… Потом вы появились во второй раз, уже не вдвоем, вас было гораздо больше. Вы подставили мальчикам Удава очаровательную девушку, потом стреножили их и заставили ехать к Удаву… Кстати, должен вас поблагодарить: исключительно благодаря вам мы засекли одно из его загородных лежбищ. Вполне возможно, еще пригодится… а на обратном пути с вами приключилась крайне интересная история — вас атаковал гаутар, но вы, далеретта, ухитрились с ним разделаться, что не каждому обладателю Древнего Ветра удается…
— Ага, — сказала Яна. — Значит, вам эта тварь прекрасно известна… Что она такое? Или это секрет?
— Да никакого секрета… — поморщился Гарт. — Некий реликт из прошлого, владеющий черной магией. Их давно уже изрядно подистребили, но две-три разновидности прячутся по углам до сих пор. Их осталось всего-то несколько десятков, но хлопоты доставляют. Гаутар — это нечто вроде вампира, питающегося в первую очередь Древним Ветром. Стаями они не живут, в Саваджо он был один. Кстати, по этому поводу вам выражает благодарность Огненный Купол. Вот, извольте. За уничтожение черного создания у них медаль полагается…
Он достал из кармана пиджака небольшой плоский футляр и с поклоном протянул Яне. Она с неприкрытым любопытством его открыла. Сварог заглянул. Что ж, медаль была красивая, золотистого цвета, и на ней красовалось пронзенное мечом какое-то неприятное чудище. Ленточки, правда, не имелось — следовательно, держать на столе или вешать на стену.
Гарн любезно разъяснил:
— Они оставили пустую графу для вашего имени, чтобы вы потом вписали настоящее — ясно ведь уже, что никакая вы не Миэлла Карбай. Конечно, если вас это интересует…
— Интересует, — заверила Яна. — Первый раз…
Она благоразумно не закончила. Сварог понимал, о чем она думает: первый — и наверняка последний — раз в жизни не она награждала, а ее награждали, к тому же за уничтожение нечисти. Собственно говоря, ей, как императрице, полагались высшие ордена всех земных королевств, но если Диамер-Сонирил относился к земным наградам трепетно и со всем пиететом, Яна их считала не более чем мишурой и все полученные складывала в дальний ящик одного из комодов ее спальни в Келл Инире и никогда не носила. А вот эта, сразу видно, доставила ей искреннее удовольствие — ну, в конце концов, заслужила…
Гарн столь же любезно продолжил:
— В последнее время приняты дополнения к статусу. При желании можете приделать ушко и носить на груди. Подвеска с ленточкой — там же, в коробке.
«Какая милота! — Подумал Сварог. — Как-то плохо верится, что этот тип заявился сюда исключительно затем, чтобы пряники раздавать и благодарности выносить…»
— Ну, за награжденную можно и выпить, — сказал он, наполняя бокал. — И что же было дальше? Все это и в самом деле чертовски интересно.
— Вас вновь проследили до гостиницы, — сказал Гарн спокойно. — Но на сей раз оставили на ночном дежурстве беспилотник. Он заснял поразительную сцену: вся ваша компания подошла к балкону на задней стене музея и… исчезла там. Все карабкались по веревочной лестнице, а вот вы, далеретта, попросту взлетели — ну понятно, Древний Ветер… — Он усмехнулся. — Вот тут-то и начался… переполох. С нашей стороны это самый обычный балкон, но оказалось, если подойти к нему снаружи, он служит проходом в некие, безусловно, иные миры.
— И вы туда, конечно, не полезли, — сказал Сварог утвердительно.
За все эти полтора года дежурные не отметили ни единой попытки проникнуть с Той Стороны на балкон или пустить в ход какую-то электронную аппаратуру.
— Конечно, — сказал Гарн. — Была парочка горячих голов, но их успокоили, убедили, что последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми, было решено пока что ограничиться наблюдением… вот оно и растянулось на полтора года. И любую научную аппаратуру мы поостереглись пускать в ход — из тех же соображений. Такие, как вы, в нашей истории появляются впервые. Байки старинных книжников не в счет, было решено соблюдать величайшую осторожность. Естественно, секретность установили максимальную. Штаб проекта «Балкон» — есть старая дурацкая привычка непременно давать названия операциям и проектам — то есть посвященные в тайну, все эти полтора года сохраняется в прежнем составе: президент, премьер, я, военный министр, глава Огненного Купола, военной контрразведки и Главного Разведывательного Департамента, одиннадцать особо доверенных специалистов из разных ведомств. Вы до сих пор не сделали ничего, в чем мы усматривали бы угрозу для нашего мира, это лишь укрепило позиции тех, кто стоял за наблюдение, и разоружило тех, кто придерживался других точек зрения — ну, скажем, тихонечко взять одного из ваших и вдумчиво с ним побеседовать обладателю Древнего Ветра — в штабе такой есть, последствия опять-таки могли оказаться непредсказуемыми… Вы расширяли свою деятельность у нас — купили отель и переделали его в частный закрытый санаторий… где, я уверен, никого и никогда не лечили, просто там ваша штаб-квартира. Началось прямо-таки массированное вторжение в наши компьютерные сети, причем на уровне, нам недоступном. У нас такое существовало и прежде — разведки других стран вторгаются к нам, мы — к ним, дело давнее, можно сказать, житейское… Вот только с вами и обстоит совершенно иначе: ваши люди преодолевают защиту любой степени сложности, на что здешние «компьютерные пираты» далеко не всегда способны. И вас невозможно отследить — хотя нет сомнений, что работает ваша штаб-квартира. Правда, до «локалок» вы еще не добрались — значит, не всемогущи и не превосходите нас в технике настолько уж значительно. Месяца через два мы решили упростить себе задачу — вместо беспилотников подвесили прямо над музеем и вашей штаб-квартирой суточный спутник.[15K2] Не знаю, если ли у вас спутники-шпионы, поэтому поясню: они сейчас оснащены столь совершенной аппаратурой, что могут…
— Прочитать газету в руках прохожего, — прервал Сварог.
— Да, совершенно верно. Значит, у вас тоже есть такая техника… Я просмотрел несколько записей. Вы очень быстро усовершенствовали свою «тропу»: теперь вместо вульгарной веревочной лестницы неведомо откуда появляется и неведомо куда исчезает настоящая лестница, по ней, всегда ночью, спускаются и поднимаются люди… гораздо чаще спускаются, чем поднимаются. Пробыв какое-то время в «санатории», уезжают в Саваджо, а уж оттуда разъезжаются в основном по Дорлиорну, хотя некоторые отправляются в другие страны, а то и на другие планеты. — В его голосе промелькнуло легкое самодовольство. — И могу вас заверить: никто из них не остается незамеченным. Прибытие очередных «гостей» фиксирует спутник. За «штаб-квартирой» наблюдают из крайних домов Саваджо с помощью самой мощной оптики, которой мы только располагаем. Ваши люди, как и все прочие туристы, при въезде предъявляют паспорта — ну, ясно, безупречно исполненные подделки. На сегодняшний день в нашем мире, включая вас, действуют три тысячи одиннадцать ваших агентов. Там, куда они отправляются, наблюдать за ними крайне легко. Те, кто отправился за границу и на другие планеты, нас не интересуют: выражаясь со здоровым цинизмом, пусть это будет головной болью тамошних спецслужб. А за теми, кто ведет сбор информации у нас, повторяю, следить очень легко. Их все же не так уж много. Не нужно объявлять никакой всеобщей мобилизации или вводить чрезвычайные меры безопасности: наши отделения либо полиция получают данные с указанием — за этим человеком нужно поставить круглосуточное наблюдение. Они обязаны в таких случаях выполнять приказ, не задавая вопросов: если начальство не считает нужным посвящать в детали, значит, на то есть веские причины. Обычная практика, существовавшая задолго до вашего появления здесь. Так что к сегодняшнему дню мы имеем практически полное… не буду излишне самоуверенным, почти полное представление о вашей деятельности здесь. Хотя не всегда понимаем, в чем тут дело. Вот взять, например, ваш нынешний приезд в Кардоталь… Судя по всему, вы выполнили, что хотели, и преспокойно улетаете сегодня ночью… Но! Как мы ни ломали голову, не можем понять, какого, простите, лешего вы летели сюда из Саваджо, чтобы прилипнуть ненадолго к Анелле Сабиташ. В некоторых смыслах совершенно ничем не примечательная особа. Ну, талантливая — но подобных молодых начинающих художниц немало. Ни она сама, ни ее родственники никаким боком не причастны к каким бы то ни было государственным или военным тайнам. Ну да, у нее пылкий роман с занимающим не такой уж малый пост военным моряком — но никаких попыток вербовочного подхода к нему не было. Вы вообще никогда и ни к кому не делали вербовочных подходов — исключая разве что случай с Удавом, но там все обстояло совершенно иначе: вы явно внедрили к нему своего человека, очередного неведомо откуда взявшегося субъекта с безукоризненными поддельными документами. Вероятнее всего, опять-таки для сбора информации — «ночные рыцари» знают много интересного. Правда, вот что еще любопытно… Когда вы еще не развернулись на всю катушку и ваш с далереттой визит был если не первым, то одним из самых первых посещений нашего мира, у вас были документы на имя как раз Тогира Горонеро. Совпадение? Плохо верится. Вы почти ничего не знали еще о нашем мире, но вот имя Тогир Горонеро уже знали. — В его голосе на миг прорвались нотки не профессионального, а чисто человеческого любопытства. — Ну зачем вам понадобилась Анелла Сабиташ?
— Нам очень понравились ее картины, — сказал Сварог с улыбкой. — Вот и хотели познакомиться с художницей…
— Может быть, и картины купить?
— А что в этом противозаконного?
— Значит, правды вы не скажете, — убежденно сказал Гарн. — А вот насчет покупки картин вы мне соврали… Один из наших аналитиков совсем молодой, но голова золотая — подметил любопытную особенность: вы из нашего мира ничего не берете. Совершенно ничего, даже малой безделушки. Это установлено совершенно точно. Не знаю почему, но вы не берете ничего. Какая там покупка картин…
«Подловил, зараза, — подумал Сварог без всякого раздражения. — Ну конечно, они не засняли наш с Яной самый первый визит в Саваджо — когда обнаружилось, что незримый барьер не пропускает ничего, сделанного здесь. Но как же мы качественно прокололись… Правда, особенно виноватить себя не следует — ну кто бы знал заранее, что они следят за „Лотереей-Грацией“, и у них там есть владеющий Древним Ветром? Н-да. Вот что значит связаться с цивилизацией, в научно-техническом развитии пусть и уступающей империи, но далеко не так отставшей от нее, как земные королевства. А кое в чем и превосходящей — Крепость Королей, Дальний Прыжок…»
— Пойдем дальше… — сказал Гран. — Как, вероятно, и вы на нашем месте, мы в первую очередь озаботились вопросом: откуда вы? Довольно быстро остались три версии: пришельцы из Большого Космоса, из параллельных миров, иных измерений — что, впрочем, как некоторые теоретики полагают, одно и то же — визитеры из будущего. Все три версии официальной наукой не признаны. Существование пришельцев и параллельных миров до сих пор не доказало и не опровергнуто. О возможности путешествий во времени давно уже идут дискуссии среди кучки узких специалистов, в последнее время крайне вялые, — потому что основные аргументы «за» и «против» давно высказаны, осталось спорить о частностях. Признаться, мне совершенно наплевать на позицию официальной науки: я не ученый, я практик, и передо мной встала конкретная проблема, вполне вещественная, материальная, осязаемая. Куда уж материальнее… Так что я за неимением лучшего руководствуюсь версиями, наукой не признанными. Так вот, первая версия полностью отпала уже через два месяца. Вам известно о досадном инциденте, приключившемся с одним из ваших людей в Балерате?
— Известно, — сказал Сварог.
Ему, как куратору, докладывали обо всех ЧП, случившихся с заброшенными сюда агентами. Нельзя сказать, что их было очень уж много, — три раза в разных городах случались нападения уличных грабителей, и всякий раз агенты одерживали решительную победу благодаря неизвестным здесь приемам рукопашки. Однажды агент подхватил в приморском городе какую-то кишечную инфекцию и был быстро переправлен на Нашу Сторону, где такие хвори лечили не в пример быстрее и качественнее, чем здесь.
Еще пара случаев была чуточку посерьезнее — и один из них совсем серьезный. Но Балерата это не касалось. Там то ли пьяный, то ли обкуренный байкер (их и здесь хватало) вылетел на тротуар и, прежде чем сам навернулся с мотоцикла, сшиб четырех человек, в том числе агента Проекта, чувствительно приложившегося на газон правой стороной лица. «Скорая помощь», клиника… В соответствии со здешней медицинской практикой травмированного продержали на больничной койке неделю, пока не убедились точно, что сотрясения мозга нет. Люди из его группы доложили о случившемся, и было решено паники не устраивать и побег из клиники не организовывать. Необходимости не было: человек оставался в полном сознании, не было никакого бреда, при котором он мог бы что-то выболтать, ему не назначали лекарств, способных развязать язык не хуже, чем «эликсир правды». Ничего страшного, что пришлось бы полежать в больнице недельку — пущей конспирации ради. Так что к ушибленному вскоре явился «родственник» и передал приказ: смирнехонько лежать и болеть, пока не выпишут. Ну, и выписали через неделю.
— Так-так-так… — сказал Сварог, заметив этакий хитрый блеск в темных глазах Грана. — Значит, это были ваши штучки?
— Каюсь, каюсь… — Гран, ничуть не походивший на кающегося, развел руками. — Удобнейший подвернулся случай. Все было разработано самым тщательным образом, мы вовсе не хотели, чтобы ваш человек погиб или получил тяжелые травмы. Место, обстановка — все было проработано до мелочей. На мотоцикле сидел мастер своего дела. Как и рассчитывали, все обошлось — ваш человек всего-навсего немного ободрал кожу на лице, да на пояснице от удара рулем остался синяк. Вы наверняка не интересовались, к чему это вам — но остальные трое пострадавших тоже не получили серьезных травм. Ну, а далее — понятно. В любой больнице в таких случаях всегда берут анализы и проводят разные процедуры. Ваш человек в медицине определенно не разбирался и, я уверен, так и не понял, что две трети анализов и процедур ничего общего не имеют со стандартными, а предназначены для него лично. Исследовали его скрупулезнейше, в том числе и, выражаясь суконным языком медиков, отходы жизнедеятельности организма — первые четыре дня его держали на строго постельном режиме, — он усмехнулся. — Некоторые из этих процедур были для вашего человека приятными. Через четыре дня к нему подвели очаровательную медсестру, с которой он тут же принялся заигрывать, а она не ломалась — и три дня они предавались маленьким радостям в кладовке, ключ от которой был только у нее. Еще один из экспериментов, показавших, что вы абсолютно ничем не отличаетесь анатомически и физиологически от нас…
«Вот стервец, — беззлобно подумал Сварог о жертве „пьяного байкера“. Отчет составил обширный и обстоятельный, о пребывании в больнице написал подробно, но вот о приключении с медсестричкой умолчал. Коллега и старый приятель Брагерта, тоже выставленный из восьмого департамента за излишний авантюризм, такой же ветрогон, хотя работник толковый…»
— В конце концов был сделан вывод: вы не какие-то суперсущества нечеловеческого облика, мастерски замаскированные под людей. Вы совершенно такие же люди, как и мы. И даже более того… Я нисколечко не разбираюсь в науках, мне достаточно выводов, изложенных в доступной для меня форме. А все эти антигены, ДНК, прочее — совершенно ненужные мне детали, в которые нет необходимости вникать. Вывод был таков: образно выражаясь, организм вашего человека связан сотнями неких незримых ниточек с биосферой Котейра. То есть вы — словно бы именно отсюда. Вы не можете происходить отсюда, но вы — именно что отсюда. Что дало дополнительную подпитку сторонникам версий о параллельных мирах и пришельцах из будущего. А еще через месяц мы получили в свое распоряжение на несколько дней труп вашего человека. Гатарейская Мясорубка, да… В конце концов, как мы и предполагали, явились «родственники», забрали тело для похорон — но наши специалисты успели провести исследования, невозможные на живом человеке. С тем же результатом, что и в первом случае: и этот человек был словно бы отсюда…
Сварог досадливо поморщился. Это был первый и единственный, будем надеяться, случай, когда агент погиб. Гатарей — приморская местность, печально знаменитая своими туманами — в силу каких-то специфических природных условий они совершенно неожиданно возникают буквально за несколько минут. Вот автостраду и накрыло длинной полосой густого тумана — так, что далеко не все водители успели что-то предпринять, и на полной скорости столкнулось более тридцати машин (что в тех местах происходило далеко не впервые). Газеты и телеведущие окрестили этот случай Гатарейской Мясорубкой — по числу жертв она была самой крупной за последнее десятилетие. Погибло девятнадцать человек, в том числе и агент Проекта, благородный лар из восьмого департамента. Разумеется, похоронили пустой гроб, а тело со всеми предосторожностями переправили на Нашу Сторону, для приличествующего лару погребения.
— Вам по-прежнему интересно меня слушать? — вежливо осведомился Гарн.
— Чертовски, — усмехнулся Сварог. — Готовы хоть до утра. В конце концов, мне ничего не стоит перенести отлет…
— Думаю, мы управимся, так что вы улетите в срок, — уверенно сказал Гарн. — И еще одно крайне любопытное обстоятельство. Хранить его в секрете нет необходимости, потому что вы при желании сами до всего докопались бы, — и добавил загадочно: — А то и увидели бы, многие ваши люди такими журналами интересуются, например, тот рыжий и веселый ваш здешний резидент… Вот, посмотрите.
Он достал из своей папочки и протянул Яне цветную фотографию. Как она ни владела собой, а изумление на лице все же появилось. Взяв у нее снимок, Сварог искренне надеялся, что у него самого рожа насквозь непроницаемая.
Платье у девушки на снимке было незнакомое, зеленое в красный цветочек, и волосы подстрижены короче, чем у Яны, — так, что чуточку не достигают плеч. Но во всем остальном — сходство поразительное. Вторая Яна, как две капли воды похожая на ту, что сейчас сидела рядом с ним.
— Интереснейший случай, — сказал Гарн оживленно. — Видите ли, где-то через месяц после первого зафиксированного вашего визита мы стали прогонять фотографии с паспортов наших людей через соответствующий компьютер Департамента полиции. Проформы ради. Вы, наверное, знаете: бывают ситуации, когда делать совершенно нечего, но и сидеть сложа руки тягостно. Во всех случаях несколько раз встречалось отдаленное сходство с реально существующими нашими людьми — но именно что отдаленное. Единственное исключение — снимок, который держите в руках, далеретта Миэлла. Сходство полнейшее, заверяет компьютер. Снимок сделан всего месяц назад, когда девушке исполнилось двадцать два, и она меняла паспорт.
Ну конечно, мимоходом отметил Сварог. Именно на паспортных фотографиях у людей такие серьезные, сосредоточенные лица… столько лет прошло, когда он в последний раз держал в руках советский документ с фотографией, а паспорта, как всякий военный, он лишился после поступления в училище.
— Кто это? — спокойно спросила Яна.
— Вилорена Тагераш, младшая герцогиня… точнее, бывшая герцогиня, дочь адмирала Тагераша… вам ведь нет нужды объяснять, кто это такой? Вы и ему, и его ведомству уделяете постоянное внимание…
Как же не уделять… Адмирал Тагераш возглавляет в Космическом департаменте управление, которое ведает орбитальными станциями, теми самыми, с которых и взяла начало Империя. Более того — теперь уже нет никаких сомнений, что именно он, герцог старинного рода, и стал первым императором. Не только состоящий при Проекте историк (один-единственный из собратьев, кто посвящен в тайну), но и Яна, и Марлок, и даже Канцлер потерял свое всегдашнее самообладание, узнав, что есть возможность собрать немало данных об основании Империи. Сварог их понимал — это была их история, о которой до сих пор известно чертовски мало…
— На контакт с ним самим вы никогда не пытались выйти, — продолжал Гарн. — Видимо, не ставили перед собой такой задачи. Просто-напросто постоянно держите под наблюдением и его, и его ведомство. А дочь выпала из вашего поля зрения по вполне понятным причинам — во-первых, явно нисколько вас не интересовала, а во-вторых, она уже больше года не живет с отцом, и фамилия у нее теперь другая. Вам интересны подробности?
— Конечно, — быстро сказала Яна. Она тоже должна была все понять.
Гарн улыбнулся чуточку шире, чем прежде:
— Обстоятельства ее ухода из дома словно заимствованы из старинных романов о великосветской жизни. Собственно, это был не уход — изгнание блудной дочери. По всем старым канонам. Конечно, после крушения монархии очень многое изменилось, но осталась кучка аристократов, которая до сих пор скрупулезно эти каноны соблюдает. Поскольку это ни в малейшей степени не нарушает общественных интересов и законов, на них попросту не обращают внимания — ну разве что порой репортеры бульварных газет хватаются за очередной курьез… Так вот, адмирал, подобно многим отцам, хотел, чтобы дочка пошла по его стопам — и определил ее в университет Келейна, на факультет, где готовят космических инженеров. Там немало девушек. Вот только ваша очаровательная копия, далеретта Миэлла, оказалось, не испытывает ни малейшей тяги к точным наукам и к наукам вообще. Университет она бросила в начале третьего курса и подалась сначала в манекенщицы, а потом и в фотомодели. Вот, посмотрите, это ее дебют, журнал еще не поступал в продажу, мы его раздобыли в типографии.
Он раскрыл папочку и подал Яне журнал в цветной обложке. На нем пониже исполненного затейливым старинным шрифтом названия «Цветущий сад» красовалась Вилорена в одних узеньких белых трусиках из тонкого кружева — да и их с одной стороны она, поддев большим пальцем, приспустила до крайних пределов приличия. Другой рукой делала вид, что стыдливо прикрывает грудь, но улыбка у нее была отнюдь не стыдливая. Действительно, сходство совершеннейшее — и лицо, и тело, уж кому, как не Сварогу, это знать…
Яна, не выглядевшая рассерженной, полистала журнал. Сварог не удержался, чтобы не заглянуть. Два десятка фотографий Вилорены в весьма фривольных позах — но всегда с соблюдением должного минимума приличий.
Сварог этот журнал покупал пару раз во время здешних командировок — а Брагерт и еще несколько ветрогонов не пропускали ни одного номера. Нравы здесь царили достаточно раскованные, и вполне приличные девушки, включая звезд эстрады, кино и других знаменитостей, не видели ничего зазорного в том, чтобы сниматься для журналов класса «Цветущего сада» (подобные издания четко делились на «респектабельную эротику» и «неприличную порнографию»). Вопреки мнению пресловутых бабушек у подъезда, среди девушек, снимающихся в «респектабельных» журналах и танцующих стриптиз в заведениях высшего класса, крайне мало шлюх и проституток. Вспоминая иные развлечения Яны, не удивляешься тому, что респектабельный журнал ее ничуть не рассердил.
— С точки зрения общества — ничего шокирующего, — сказал Гарн. — Такие уж времена на дворе. А вот с точки зрения старой королевской аристократии, живущей вековечными старинными традициями… Адмирал — вполне современный человек, хороший администратор и космический инженер. Но в данном случае… Дочь он торжественно, по всем правилам, проклял, отрекся — есть старинная пышная церемония, какую он, к немалому интересу репортеров, и проделал на лужайке перед особняком в компании двух десятков собратьев по касте. Объявил, что у него больше нет дочери, сжег изображение своего герба, украшенное дополнениями, присущими именно что младшей герцогине. Поскольку никаких законов эта забава не нарушала, власти и полиция ее просто проигнорировали. Он хотел, как полагалось в королевские времена, лишить ее еще и фамилии — но тут уж власти воспротивились, тут уж было прямое нарушение закона… Впрочем, фамилию вскоре она поменяла сама, разобидевшись на отца. Самое смешное, что эта история послужила Вилорене лишь дополнительной рекламой, не стоившей ей ни гроша, — чего суровый отец совершенно не брал в расчет… А теперь — самое интересное… Да, журнал вы можете оставить себе на память. Вы, далеретта Миэлла, конечно, уже и забыли, как больше года назад в Саваджо заходили в одну из дорогих парикмахерских, чтобы чуточку подровнять волосы. Для женщин это пустяк, о котором они обычно забывают…
— Смутно помню что-то такое, — кивнула Яна. — И то только потому, что впервые ходила в парикмахерскую здесь.
— Ну разумеется, ничего удивительного, — сказал Гарн. — Кто держит в памяти такие мелочи? Парикмахерская была из лучших, заказ вы делали заранее… и мы успели подготовиться. Пол блистал чистотой, как операционная. На нем оказались только ваши волосы — которые еще при вас тщательно собрала пылесосом служанка — что у вас не вызвало ни малейшего удивления, так всегда поступают в дорогих заведениях. Только попали они прямиком в нашу лабораторию. Обнаружилась интереснейшая вещь. Генетики клянутся и божатся, что с вероятностью сто процентов из ста вы состоите в родстве с герцогами Тагераш — таких совпадений ДНК и еще каких-то нескольких факторов в природе просто не существует… Еще одна неразгаданная загадка. Вы, конечно, ее не раскроете?
— С вашего позволения, не раскрою, — обворожительно улыбнулась Яна.
— Ну что с вами поделаешь… Вы не очень обидитесь, если я поделюсь кое-какими сокровенными мыслями? — Его лицо стало исполнено натуральной и нешуточной мечтательности. — С каким удовольствием я вколол бы вам — и вашему спутнику — «сыворотку правды»… Здесь нет ничего извращенного или садистического — вполне понятное профессиональное желание. Но это ведь не удастся сделать…
— Ну конечно, — сказала Яна, все так же улыбаясь ничуть не обиженно. — Ваши доктора со шприцами ни ко мне, ни к нему подойти бы просто не смогли, а вот сами себе запросто вкололи бы сыворотку…
— Я знаю, что такое Древний Ветер… — кивнул Гарн, вновь приняв меланхолический вид, делавший его похожим на Гаудина. — И все равно чертовски жаль… Вы не обиделись?
— Ни капельки, — сказала Яна. — Что поделать, если профессия у вас такая — и профессиональные стремления соответствующие… Вот кстати. Интересно, зачем вы подослали к нам ваших ребят, изображавших сексуально озабоченных бандитов? Вы ведь сами говорили, что у вас есть видеозапись из Саваджо, где я продемонстрировала кое-какие свои умения…
Гарн поморщился с некоторой досадой:
— Мне хватило бы и той записи. Но я ведь говорил — в игре и Огненный Купол. Им в рамках каких-то своих исследований позарез понадобились в качестве подопытных кроликов люди, подвергшиеся вашему воздействию. Поскольку не я заправляю проектом, мне пришлось взять под козырек и выполнить приказ… — Он усмехнулся. — Правда, я предложил людям из Купола самим извлекать моих парней из кабака, куда вы их отправили. Предвидел последствия. Они ведь получили твердую установку упиться до того, чтобы оказаться под столом, — и твердо намеревались ее выполнять. В конце концов их, конечно, победили какой-то парализующей химией, но до того несколько посланцев Купола были чувствительно биты. Ребята у меня хваткие, выучены на совесть, даже в этом состоянии навыков не потеряли…
Ну, понятно, подумал Сварог, глядя на его удовлетворенную, даже веселую физиономию. Межведомственные трения, ага — это во всех мирах во все времена присутствует…
Он разлил по бокалам ликер. Гарн, пригубив из своего, сказал словно бы небрежно:
— Ну вот, я рассказал вам все, что считал нужным… разумеется, с санкции руководства. Какие-то вопросы у вас будут? Нет? Отлично. Теперь можно поговорить о вещах посерьезнее…
«Ну разумеется, — подумал Сварог. — Теперь держи ухо востро. Как писали классики, это была преамбула, а сейчас начнется амбула. Он выложил третьестепенные секреты в рамках дозволенного, даже медальку Яне вручил, шутил, держался вполне дружелюбно — а сейчас к бабке не ходи, начнется главное, то есть дипломатия с прощупыванием оппонента и плохо завуалированными угрозами. Плавали, знаем, не первый год троны протираем и спецслужбами руководим… Его прислали парламентером, это очевидно. Предпринимать что-то против нас при столь скудной о нас информации они не рискуют. Я на их месте тоже бы не рискнул…»
— Речь пойдет о вашей деятельности здесь, — сказал Гарн. — Вот, кстати, как вы ее называете? Обычно в ходу термины «проект» или «операция». Так было бы гораздо короче, чем всякий раз говорить: «Ваши мероприятия», «Ваша деятельность здесь». Рассказав, какой именно применяется термин, вы бы не выдали никаких секретов…
— Проект, — ответил Сварог не раздумывая.
Во-первых, он и в самом деле не выдавал никаких секретов, во-вторых, свою роль должна сыграть и психология: слово «проект» выглядит гораздо более мирно, создавая впечатление о чем-то, носящем чисто научный характер, — а вот термин «операция» в первую очередь ассоциируется с чем-то военным или шпионским…
— Я вам даже мшу сказать название, — непринужденно продолжил он. — Проект «Изумрудные тропы». Я, правда, совершенно не представляю, при чем тут изумруды, но те, кто выбирает названия, порой вписывают самые дурацкие, и поди поспорь с ними…
(Поспорить, конечно, в свое время было можно, но он не стал — какая разница, в конце концов, как предприятие именуется?)
— Да, и я не раз с этим сталкивался, — кивнул Гарн. — Ну что же… Я не зря пришел именно к вам. Конечно, вы двое — не руководители проекта… как и я не вхожу в число руководителей нашего. Вы разведчики — но, по некоторым наблюдениям, довольно высокопоставленные. Вы хотите выслушать те соображения, которые нас привели именно к такому выводу, или в этом нет нужды?
— Совершенно никакой, — сказал Сварог. — Ну что же… Вы правы. Мы и в самом деле не руководители, но и далеко не рядовые агенты.
— Другими словами, мы с вами люди примерно одного ранта. Возможно, поэтому и послали именно меня именно к вам… Давненько уже искали подходящий случай. Посылать к Балкону классического парламентера с соответствующим флагом и в сопровождении трубача было бы чуточку смешно, не правда ли? Не говоря уж о том, что цвета флагов парламентеров у нас с вами наверняка разные… Давайте сразу к делу? Вы ведь прекрасно понимаете, любезный далет Септам, что должно чувствовать наше высшее руководство, узнав о вашем проекте? О том, что на нашей территории внезапно открылся проход в иные миры, и оттуда заявилось уже более трех тысяч агентов, да вдобавок вы обладаете возможностями компьютерного шпионажа, значительно превышающими наши? И полтора года проникаете в наши самые защищенные сети, исключая разве что «локалки»? Что вы чувствовали бы на нашем месте?
— Дайте подумать… — сказал Сварог. — Ну, вряд ли страх. Но, безусловно, тревогу и беспокойство.
— В точку. Разумеется, я не беру крайние точки зрения. В свое время нашелся один паникер, всерьез предлагавший сбросить на вашу резиденцию атомную бомбу. Пусть даже при этом серьезно пострадал бы Саваджо. Его успокоили с помощью чисто практических аргументов: во-первых, нет гарантии, что при таком обороте дел вскоре где-то не откроется новый «балкон», во-вторых, неизвестно, чем вы можете ответить, в-третьих, бомба может просто не взорваться. У нас сейчас ведутся засекреченные исследования, ученые пытаются создать поле, в зоне действия которого ядерные реакции невозможны. Я не выдаю никаких секретов — этот проект частично был подключен к глобальной компьютерной сети, и точно известно, что ваши там уже побывали. Не исключено, что такие поля у вас уже есть. Человек унялся.
— Подозреваю, это был военный? — спросил Сварог. — Генерал?
— Ну конечно. Военным свойственна порой прямолинейность и пренебрежение просчетом последствий… Так вот, вы совершенно правы. Страха, пожалуй что, и нет — оттого, что уже ясно: мы имеем дело вовсе не с некими сверхсуществами, всезнающими, всеведущими и всемогущими. Вы — примерно такие же люди. И наши с вами возможности не столь уж разительно отличаются. Это дает основания не чувствовать себя ягнятами, столкнувшимися в лесу с волком. Но все равно — тревога и беспокойство. Массированный сбор информации обычно означает подготовку к вторжению. Мало ли какие у вас могут быть причины для широкомасштабного вторжения — ну, скажем, нехватка жизненного пространства, какая-то предстоящая глобальная катастрофа, например, экологическая… Сразу уточню: я сейчас высказываю версии экспертов. Собственной точки зрения мне сейчас иметь не полагается.
— Но, может быть, вы можете высказать свое частное мнение? — спросил Сварог. — Вот лично по-вашему: похоже то, что вы наблюдаете, на подготовку к вторжению?
— Не вполне, — подумав, медленно произнес Гарн. — Это не только мое мнение — мнение определенной части руководителей Проекта «Балкон». И некоторых экспертов, даже военных. Сбор информации вы ведете масштабный, но довольно специфический. Планируй вы подготовку вторжения, главное внимание уделили бы нашим военным объектам — но ничего подобного не наблюдается все эти полтора года. Военные объекты вы обозрели, можно сказать, мельком, для порядка — словно пробежали мимо, бросив лишь беглый взгляд. Едва ли не все ваши агенты занимаются совершенно другим: снимают на видео наши города, особенное внимание уделяя памятникам и достопримечательностям архитектуры, снимают скульптуры и картины в музеях, копируют наши книги, старинные и современные. Кто-то высказал даже, пусть и шутливо, мысль: такое впечатление, что вашим проектом руководят и играют в нем первую скрипку искусствоведы, которых в первую очередь интересует наша культура. Есть только три объекта, которым вы уделяете неусыпное внимание все это время, не имеющие отношения к культуре. Один чисто военный — корабли Дальнего Прыжка. Другие два из разряда тех, которые можно использовать двояко — и для военных целей, и для гражданских: орбитальные станции — но не космические корабли! — и установка по управлению климатом в глобальных размерах. Высказывалось мнение, что вы так интересуетесь этими тремя позициями оттого, что по ним мы вас опережаем — как вы опережаете нас в компьютерных технологиях и кое-чем еще…
«Он ни словечком не упомянул о наших орбиталах, которых вокруг планеты уже насчитывается более двадцати, — подумал Сварог. — Значит, эксперты оказались правы: у них попросту нет возможности эти орбиталы засечь. Когда же будут угрозы? Пора бы…»
— Словом, ваши действия и в самом деле не вполне напоминают подготовку к вторжению, — сказал Гарн. — А по моему личному мнению, вообще не напоминают. Но я сейчас, я уже говорил, не имею права руководствоваться личным мнением. Я — парламентер, посредник… Так вот, беспокойство и тревога остаются. Сегодня подготовка к вторжению не просматривается. А что будет завтра? Мы не знаем не только всех ваших возможностей, но и вашей системы правления. Допустим, там у вас она во многом напоминает нашу. Выборы президента и парламента, гражданские свободы… Допустим, у вас там нет диктатора. Но и система демократических выборов — палка двух концах. Скажем, ваш сегодняшний лидер — человек мягкий и не склонный к агрессии. Ну, а если на следующих выборах его сменит кто-то настроенный проводить более жесткую линию? В нашей истории подобные примеры нередки — и когда речь шла о монархии, и о выборности лидера. Есть основания подозревать, что то же самое наблюдалось и у вас — очень уж мы во многом похожи, и даже, как оказалось, генетически родственны. В общем, беспокойство и тревога нисколечко не ослабли, даже усилились, хотя и не особенно. Или на нашем месте вы держались бы иначе? Ну, скажите откровенно! Признайте за нами право на подозрительность, беспокойство, тревогу.
— Признаю, — медленно сказал Сварог. — Полностью согласен: на вашем месте мы, пожалуй, вели бы себя точно так же. Подозрительность, беспокойство, тревога…
Гарн прекрасно владел собой, но видно было безо всякой магии, что он волнуется.
— Рад, что вы понимаете, — сказал он тихо. — Быть может, вы поймете и то, что сложившееся положение лишь усиливает все эти чувства, потому что затянулось. Продолжается полтора года практически без малейших изменений. Ждать неведомой опасности гораздо тяжелее, чем готовиться противостоять опасности известной. В конце концов наши решили сделать первый шаг.
— И в чем же он заключается?
— В моем визите, — сказал Гарн. — В том, что я пришел с предложением начать переговоры. Коли уж вы увидели, что мы знаем о вас достаточно, переговоры необходимы. В противном случае… В противном случае верх могут взять сторонники жесткого подхода к делу…
«Порядок, — подумал Сварог. — Сейчас угрозы пойдут… Это нормально».
— Разумеется, я не имею в виду ту идею одного из генералов, о которой только что говорил, — бросать бомбы на вашу резиденцию. Пытаться захватывать в плен ваших людей тоже не стоит. Однако мы можем до предела осложнить работу вашего проекта, и отнюдь не прямыми военными методами. У нас достаточно сил, чтобы взять ваших людей под постоянное демонстративное наблюдение. Кое-кому из них это значительно осложнит работу. Мы можем блокировать вашу резиденцию, установить в Саваджо кордоны, которые попросту не будут пропускать к нам новых визитеров. А тем, что здесь уже работают, можно устроить массированные проверки документов — и, соответственно, многочисленные возбуждения уголовных дел из-за проживания по поддельным документам. Сами мы в это вмешиваться не будем — хотя и уголовная статья, но мелкая. Бросим на эту операцию ничего не подозревающую обычную полицию. Работа вашей агентуры будет практически парализована. Да, вдобавок, полицейские, обнаружив, что человек возник словно бы ниоткуда, начнут с превеликим удовольствием эти дела спихивать и в контрразведку, и нам… Ваши документы сработаны идеально, но выдерживают лишь чисто органолептическую проверку… вы в курсе, что это такое?
Сварог молча кивнул. Гарн продолжал столь же бесстрастно:
— Научно-техническая экспертиза их колет быстро. Вот извольте…
Он вновь потянулся к своей папочке и подал Сварогу большую цветную фотографию — поддельные удостоверения СД, его и Яны, в раскрытом виде. Был только один случай, когда они не держали ксивы при себе, и произошел он всего несколько часов назад…
— Зал хранения? — уверенно спросил он.
— Ну конечно, — кивнул Гарн. — Пока вы купались в море и нежились на солнышке… Кто бы из охраны нам отказал… У нас стоял поблизости фургончик с техниками. Достаточно оказалось лазерного анализатора, он у нас есть и портативный, размером с кофемолку, заметных следов не остается. Состав бумаги другой. Как и химический состав типографской краски, штемпельных красок, чернил. Мы еще до этого тем же способом проверили с десяток паспортов ваших людей — та же картина. Вы не стремились к полному совершенству — не подозревали, что дела обернутся, как обернулись. Наконец… Поскольку ситуация чрезвычайная и затрагивает не только Дорлиорн, а весь наш мир, мы передадим сведения о вас другим странам континента и Лиге Четырех Миров. Это именно та ситуация, когда перед лицом серьезной внешней угрозы смыкаются единым фронтом прежние конкуренты, недоброжелатели, соперники. Наконец, армия у нас мощная по сравнению с вашими агентами, к тому же безусловно не военными. Не знаю ваших возможностей, но вряд ли они намного превосходят наши. К тому же… Если у вас есть только один проход в наш мир, Балкон, вы заведомо проигрываете в военном отношении…
— А вот в чем-то другом можете проиграть как раз вы, — сказал Сварог и улыбнулся насколько мог обаятельно. — Что, если в один далеко не прекрасный день в ваши глобальные компьютерные сети хлынут неведомо откуда полчища вирусов и нанесут непоправимый ущерб? Очень уж многое у вас компьютеризовано — и наличие «локалок» ничего не поправит…
Замолчал и спокойно закурил. Прошло с полминуты, потом Гарн ответил не без хорошо скрытого волнения:
— Ну что же… Выяснилось, что мы с вами способны причинить друг другу, скажем деликатно, серьезные хлопоты… Так не выгоднее ли договориться миром?
— Что вы под этим понимаете?
— Переговоры, — сказал Гарн. — Обстоятельные, не просто на высоком, а на высшем уровне. Кстати, наш президент к ним готов. Кто у вас является «номером первым»? Ответив, вы не выдаете таких секретов, которыми мы можем воспользоваться. Монарх? Президент? Премьер? Что-то еще?
— Президент, — преспокойно соврал Сварог. — Премьер на вторых ролях, парламент тоже не всемогущ. Наш президент пока не высказывал намерения вести переговоры, но готов и к такому варианту развития событий.
Гарн сказал твердо:
— Я вынужден выдвинуть некие условия, соблюдения которых мы намерены требовать без малейших уступок. Просто явившейся к нам делегации веры не будет никакой. Мы в неравном положении — вы, конечно, знаете в лицо наших политиков, а вот мы ваших — ни одного. Где гарантия, что это будут настоящие высокопоставленные политики, а не изображающие таковых разведчики? Ведь резонно?
— Резонно, — согласился Сварог. — И что же вы предлагаете? Есть какой-то выход из тупика?
— Есть, — сказал Гари. — Благо никакой это не тупик. Условия простые: прежде чем начать переговоры, мы отправим в ваш мир делегацию. Состоящую сплошь из людей, владеющих Древним Ветром, — уж им-то, вы, несомненно, в курсе, вы никак не сможете заморочить голову, отвести глаза, обмануть… Они увидят ваш мир именно таким, какой он есть. Постараются немного его изучить — ну конечно, не станут совать нос в ваши секреты. Думаю, это будет справедливо? В конце концов, вы ведете разведку у нас полтора года… И после заключения этой делегации можно будет начинать переговоры.
— Этого никак нельзя допустить, — сказала Яна по-русски. — Обладатели Древнего Ветра на Нашей Стороне будут абсолютно неуязвимы.
— Сам знаю, — ответил Сварог. — Не беспокойся, предоставь все мне, уже есть задумки…
Навостривший уши Гарн понятливо кивнул:
— Да, вновь тот самый язык… Мы уже фиксировали пару раз ваши разговоры на нем. Лингвисты, увы, так его пока что и не расшифровали, говорят — мало исходного материала.
— Это обстоятельство чему-то мешает? — небрежно спросил Сварог.
— Ничему, — сказал Гарн. — Вполне естественно, что язык у вас другой. У нас тоже когда-то были разные языки, но лет пятьсот как слились в единый… Итак? У вас есть полномочия уже сейчас вносить какие-то предложения, как вношу их я?
Повернувшись к Яне, Сварог спросил опять-таки по-русски:
— Я ему навешаю лапшу на уши?
Вместе со знанием русского Яна обрела и знание жаргонных словечек (и, что печальнее, маты-перематы), так что поняла Сварога без труда. Преспокойно ответила:
— Конечно. У тебя же большие права в Проекте, ты куратор от моего Кабинета, то есть от меня, многое можешь решать сам. Лишь бы это выглядело достаточно убедительно.
— Будет выглядеть, — сказал Сварог. — Уже есть идеи… — повернулся к Гарну: — Ну что ж… Определенные полномочия у меня есть. Имею некоторое отношение к руководству Проекта. Еще один секрет, знание которого вам не дает ни выгод, ни преимуществ — я генерал разведслужбы. Увы, вам придется поверить на слово, у меня, в отличие от вас, нет должных документов…
— В принципе, я верю, — кивнул Гарн. — Есть в вас нечто… Я бы сказал, спокойная властность человека, не один год просидевшего в генеральском кресле.
«И на троне, да не на одном», — мысленно дополнил Сварог с мысленной же ухмылочкой.
— Насколько я понимаю, далеретта Миэлла — ваш ближайший помощник и тоже состоит в немалом чине, полученном исключительно за деловые заслуги?
— Вот именно, — сказал Сварог. — Как обладательница Древнего Ветра — из наших доверенных. А потому, несмотря на молодость, уже полковник.
Самое забавное, что он сейчас нисколечко не врал — он и в самом деле согласно одной из должностей был генералом разведслужбы, а Яна согласно старинной традиции — полковник своей роты лейб-гвардии и двух особо привилегированных гвардейских полков.
— Ваши условия резонны, — продолжал Сварог. — Естественно, вы хотите получить гарантии того, что игра будет честной. Ничего не возразишь, я на вашем месте примерно так и действовал бы… Положение таково: полномочия у меня обширные, но окончательное решение будет принимать совет Проекта во главе с президентом. Подозреваю, у вас обстоит точно так же. Очень уж наши миры похожи, у вас наверняка при осуществлении секретных проектов используются примерно те же методики, что и у нас…
— Да, все, о чем вы говорили, и у нас присутствует…
— Поэтому вы прекрасно понимаете: мне придется составить обстоятельный доклад руководству проекта, лично доложить президенту. Это займет какое-то время.
— Я понимаю, — кивнул Гарн.
Сварог придал себе самый сокрушенный вид, на какой только был способен, и заговорил исполненной некоей неприкрытой грусти голосом:
— К великому моему сожалению, есть одно существеннейшее обстоятельство, которое затянет окончательное решение вопроса… У нас в скором времени предстоят президентские выборы. Предвыборная кампания стартовала вчера. Вам ведь не нужно объяснять, что это такое? Что предстоит?
Гарн усмехнулся (именно усмехнулся, а не улыбнулся):
— Прекрасно представляю. Какое-то время политики и высшее руководство будут всецело поглощены одной-единственной проблемой… Какое? У нас президентская предвыборная кампания занимает месяц с несколькими днями.
— Везет вам, право, говорю как спецслужбист спецслужбисту, — усмехнулся и Сварог. — У нас — два месяца с несколькими днями (он как нельзя более кстати вспомнил о системе выборов в США и решил, что не грех именно эти знания применить). Такова уж наша система, гораздо сложнее вашей. У вас народ избирает непосредственно президента — ну, возможен в некоторых случаях второй тур… У нас все сложнее. Два этапа. Сначала проходит голосование в каждой провинции. Избираются несколько выборщиков — представители кандидата, получившего в данной провинции большинство голосов. Ну, а потом уже собрание выборщиков определяет президента. Процесс этот происходит не автоматически — всегда бывают подковерные интриги, закулисные торги, часть выборщиков имеет право изменить позицию, что нашей конституцией не запрещено. В подробности я вдаваться не буду, они сейчас несущественны, да и вам они наверняка знакомы. Я не интересовался деталями ваших выборов, но крепко подозреваю, что закулисных интриг хватает и у вас…
— Складывать некуда, — с той же ухмылочкой сказал Гарн.
— Вот видите… — сказал Сварог. — Вы должны прекрасно понимать: даже если бы наш президент есть и спать не мог от горячего желания как можно быстрее начать с вами переговоры, он на два с лишним месяца будет сосредоточен на одной-единственной цели: остаться на второй срок. И ни на что, абсолютно ни на что другое отвлекаться не будет, не сможет себе этого позволить. — Он подпустил в голос доверительности: — Как и я, как и многие другие. Обстоятельства, знаете ли… Два соперника президента на выборах — мелочь политическая, заведомо непроходные фигуры. А вот третий… Можно сказать, они с президентом пойдут голова в голову. Я тоже буду вынужден на это время забросить все свои здешние дела. Если президент проиграет, мы вынуждены будем дать его преемнику всю информацию о Проекте — который сейчас сохраняется от него в тайне, он всего-навсего лидер фракции в парламенте, пусть и крупной. Более того… Своего поста в разведке я вряд ли лишусь, — он усмехнулся со здоровым цинизмом. — Прочно сижу, так просто не сковырнешь… А вот из руководства Проекта меня уберут очень быстро. Вообще, не сомневаюсь, руководство Проекта сменят полностью, за исключением ученых экспертов. Оно, как вы, может быть, догадываетесь, состоит исключительно из людей президента, а его преемник обязательно постарается отдать столь серьезный Проект в руки своей команды. Вы же понимаете…
— Прекрасно понимаю, — кивнул Гарн. — Эти политики… Я не сторонник какой бы то ни было диктатуры, но порой парламентская демократия, выборы и прочий разгул свобод лишь вредят делу…
— Рад, что вы понимаете, — сказал Сварог. — В общем, где-то два месяца с неделей все у нас будут заняты одним… Лишь бы ваше начальство поняло ситуацию должным образом…
— Я думаю, поймет… — раздумчиво произнес Гарн. — Все почти то же самое…
— Я думаю, наши люди смогут в течение этого срока нормально работать по-прежнему?
— Я полагаю, на это пойдут, — кивнул Гарн. — Но хочу сразу предупредить вот о чем… Если вы вдруг начнете массовую эвакуацию ваших людей, у нас это непременно расценят как попытку вести нечестную игру, и могут быть пущены в ход те меры, о которых я говорил…
— Никакой массовой эвакуации не будет, — твердо сказал Сварог. — Мы пришли надолго. И, коли уж дело обернулось именно так, склонны идти на переговоры. — Для пущей надежности он добавил: — Конечно, ситуация эта не означает, что я вовсе перестану интересоваться здешними делами. Здесь остаются мои особо доверенные люди… Вы можете дать какие-нибудь засекреченные телефоны, по которым с вами при нужде можно будет быстро связаться?
— Конечно. — Гарн двумя пальцами извлек из нагрудного кармана некое подобие визитной карточки. — Здесь два моих номера и два — дежурных, обязанных немедленно меня уведомить, если начнут искать по этим номерам. Пусть назовутся мастерами по ремонту балконов — нехитрый код, но надежный. Полагаю, мы все обговорили? У вас не так уж много времени до самолета…
Проводив его в прихожую и закрыв за ним дверь, Сварог еще какое-то время постоял, принимая доклады неустанно патрулировавших Золотых Шмелей. Все было в порядке: Гарн сел в машину, и она отъехала, в окрестностях по-прежнему никакого подозрительного шевеления, никакого перемещения, способного сойти за маневры штурмовых групп.
Вернувшись в гостиную, он предупредил с порога:
— Яночка, пока не сядем в самолет, говорим исключительно по-русски. Мало ли какую подслушку они могли придумать…
— Я понимаю. Ты всю эту убедительную ерунду импровизировал на ходу?
— Ага, — сказал Сварог.
— Ну, ты молоток… — покрутила она головой. — В который раз приходится быть тобой очарованной и восхищенной.
Сварог фыркнул:
— Посидела бы на троне в моих королевствах — и не тому бы научилась… Он поверил?
— В значительной степени. Легкое недоверие осталось, но, по-моему, это уже чисто профессиональная черта. Во-первых, ему очень хочется верить, что дело кончится миром. Во-вторых, та залепуха, что ты ему преподнес, во многом согласуется с их реалиями… Что ты улыбаешься?
— Яночка, я тебе как-то уже говорил… Ты сплошь и рядом, когда изъясняешься по-русски, употребляешь и вульгарные словечки, и ругательства…
— С кем поведешься, от того и наберешься, — сказала Яна с мимолетной улыбкой. — Язык я взяла у тебя, не у кого-то другого… — Она стала серьезной. — Значит, вот так? Тянем время?
— Самая выгодная для нас тактика, — кивнул Сварог. — Два месяца… и, скажем, неделю мы уже отыграли. Остается месяц с небольшим. Придумаем что-нибудь еще. Думается мне, нужно не устраивать долгие переговоры, в этом случае они могут потерять терпение. А допустить к нам обладателей Древнего Ветра нельзя…
— Никак нельзя, — сказала Яна. — Гарн прав: мы никак не сможем на них воздействовать, как они здесь не в состоянии воздействовать на меня. И они очень быстро разберутся в наших реалиях. После чего здешние могут повести себя абсолютно непредсказуемо… Кстати, всеобщая эвакуация наших людей достаточно проработана? Я как-то не интересовалась еще, не до того было.
— Все проработано, — сказал Сварог. — Базовый вариант, теперь, в свете последних событий, придется отвергнуть, но есть два столь же проработанных запасных, и ни одному они не в состоянии помешать. Чтобы их раньше времени не вспугнуть, эвакуация намечена за сутки до того, как объявится Багряная Звезда. А что до этого месяца с небольшим… Ты права, не стоит затягивать все посредством «долгих переговоров». Придется пустить в ход именно что вариант «победившего соперника». О чем я с превеликой грустью и сообщу Гарну, явившись сюда самолично. Последует «смена руководства Проекта», «новое» — и «новый президент» будут осваиваться в ситуации, принимать какие-то решения, к тому же, как у всяких победителей, в такой ситуации у них будет масса других, более насущных забот и хлопот… Пожалуй, мы дотянем. Даже если у них и останется какой-то запас времени, они просто не успеют ничего предпринять… да и что они смогут предпринять? Если наши люди будут эвакуированы, а большая часть аппаратуры в резиденции уничтожена? Через «завесу» они к нам могут попасть только голыми, с пустыми руками, а это не угроза, это даже не смешно… Вот кстати! Гарн придержал в рукаве кое-какие козырные тузы, как игроку его полета и подобает. Он ни словечком не упомянул о том эксперименте, когда ребята Родрика к нам притащили здешнего голого. А ведь должен знать, их спутник за балконом бдит круглосуточно. Впрочем, это неважно… Сколько у нас осталось до отъезда? Ага, минут сорок… Есть еще время кое-что обсудить заранее… Ты ведь сказала, что права у меня большие во всем, что касается Проекта?
— Конечно.
— Так вот, я твердо намерен изъять и Гарна. Как и других намеченных, чуть ли не в самый последний момент. На большую Историю это вряд ли повлияет: три столетия Хаоса слишком многое поглотят и сгладят… Соображения самые практические: он шесть лет возглавляет СД, должен чертовски много знать о том, чего мы ни за что не раздобудем компьютерным поиском. Кажется, у него есть семья… Ну, вывезем и семью. Методика уже рассчитала на тех девятерых.
— Как решишь, — пожала плечами Яна.
— А вот на другое изъятие, пожалуй, придется просить твоего разрешения… — Сварог взял со столика оставленный Гарном журнал (по поводу которого он твердо решил, что прикажет Родрику его отсканировать и отправить на Нашу Сторону — ну, в чисто эстетических целях). — Вилорена Тагераш… точнее, с некоторых пор Вилорена Рейт. Вероятнее всего, не твой предок по прямой линии, но уж несомненно твоя двоюродная или троюродная бабушка с длиннейшей приставкой из «пра». Я собираюсь и ее вытащить. Мотивы… Как бы тебе объяснить… Мне невыносимо будет знать, что погибла девушка, как две капли воды похожая на тебя.
Он не стал говорить (и никогда не скажет), что однажды видел своими глазами мертвую не просто девушку, как две капли воды похожую на Яну, не просто родственницу-прапрабабушку — саму Яну, жившую в одной из Соседних Страниц. Второй раз пережить почти то же самое было бы и в самом деле мучительно.
— Мне и самой как-то не хочется, чтобы она погибла, — сказала Яна, взяла журнал со столика и долго разглядывала обложку. — Вылитая я, к тому же прапрабабушка — будем уж для краткости ее так называть. Вот только… Ты уверен, что отец все же не станет ее спасать?
— Совершенно уверен, — сказал Сварог. — Все, что я о нем от Гарна услышал, позволяет думать, что кое в чем он нисколечко не отличается от упертых дворян в моих королевствах, помешанных на чести, старинном этикете и фамильных традициях. Ты с ними практически не общалась, а вот мне нередко приходилось, крайне специфическая публика, знаешь ли. Не знает ни полумер, ни компромиссов, ни человеческой жалости — в случаях вроде этого. Уж коли он ее по всем правилам проклял, отрекся, лишил герба и пытался лишить фамилии — она для него все равно что умерла. В жизни не слышал, чтобы земные блюстители фамильной чести давали задний ход. Вряд ли он и знает ее нынешний адрес…
— Но все равно, есть вероятность… Перед лицом такого катаклизма может и смягчиться…
— Вот только о катаклизме узнает не раньше, чем он разразится, — сказал Сварог. — Тебе ведь докладывали, ты должна знать… Багряная Звезда их нисколечко не встревожила. Те астрономы, что ее все же засекли, считают обыкновенным небольшим метеоритом, который пусть и пройдет в опасной близости, но атмосферу не заденет. Если они наконец поймут, что здесь что-то не то, и начнут пускать в нее ракеты, это случится слишком поздно, да и никакие ракеты ее не остановят — у нас мы ее ничем не смогли остановить даже несказанно более мощным оружием. Ну, а когда Шторм грянет, после него будет просто нереально найти на земле, в царящем там хаосе, конкретного человека. Ну конечно, для пущей надежности мы ее изымем в самый последний момент. Судя по всему, Багряная Звезда уже не изменит скорости, мы рассчитали время, когда она войдет в атмосферу с точностью едва ли не до минут. Я заранее поставлю за ней наблюдение, а потом пошлю Брагерта с Родриком и парочку таких же сорвиголов. Такое дело им будет только по вкусу. Риск, конечно, есть, но не особенно большой. Они полетят не на здешнем самолетике, а на замаскированной под него вимане — мы ее сделаем там и увеличим здесь, с орбиталами это прекрасно работает. В самый последний момент, когда Шторм будет гнаться едва не по пятам… И все же твое разрешение думается мне, в данном случае необходимо…
— Вот только как мы ее у нас устроим… — задумчиво сказала Яна. — Девушка, как две капли воды похожая на меня…
— Что-нибудь придумаем, — сказал Сварог. — Времени достаточно.
— Тогда действуй, — сказала Яна. — В конце концов, это моя прабабушка, да к тому же похожа так, что отличить невозможно… что ты как-то загадочно ухмыляешься?
Сварог кивнул на столик с журналом:
— Теперь я, кажется, поднимаю, откуда берут начало некоторые… проказы императрицы Агнеш и твои. Это у вас наследственное…
Яна сделала вид, что собирается швырнуть в него журналом.
— Не порть памятники культуры прошлого, — сказал Сварог.
Яна лукаво прищурилась:
— А что, если и мне как-нибудь вот так же сняться? Ну, понятно, исключительно для себя… И для тебя, конечно.
— Говорю же, это у вас наследственное, — ухмыльнулся Сварог…
— Но ведь красиво, согласись? Ни капли порнографии.
— Кто ж спорит, — сказал он. — Ничего не имею против, в свободную минутку мы к этой идее вернемся… А сейчас, пожалуй что, пора собираться. Мы еще кофе успеем в аэропорту выпить…
…Домой они попали часа через полтора. Как порой случалось и здесь, и на Земле, с того момента, когда они вышли из домика с невеликими сумками, и до минуты, когда их самолетик приземлился в Саваджо, прошло гораздо меньше времени, чем понадобилось присланной за ними машине, чтобы добраться до резиденции. Это на курорте толстосумы позаботились о собственных удобствах и аэропорт для своих самолетов построили буквально в десяти минутах езды до роскошного поселка из небольших уютнейших домиков. В Саваджо все три частных аэродрома размещались на окраине в противоположном от резиденции конце города.
Все проходило, как обычно: они подошли к балкону, опустили лестницу и поднялись, беспрепятственно миновав «завесу», в свой мир. Переоделись в костюмы, не способные удивить никого во дворце, и вышли в коридор. Его давным-давно перегородили уже капитальной стеной с солидной дверью — по эту сторону дежурили двое спецназовцев из девятого стола, а по ту стоял на страже гланский гвардеец, ни во что не посвященный и веривший, как его сменщики, что прилежно сохраняет «алхимическую лабораторию короля».
Они вышли в Сапфировый коридор. Слева, у колонны, помещался лакей в раззолоченной ливрее с шитьем на левом предплечье, означавшим, что он состоит при личных королевских покоях, — а вот справа, у колонны, расхаживал Интагар с озабоченным лицом, при виде Сварога прямо-таки воспрянувший.
— Подожди-ка… — сказал Сварог Яне и быстрыми шагами направился к верному бульдогу. (Интагар знал, когда они должны вернуться, и коли уж дожидался у двери, что-то серьезное произошло…)
— Ну наконец-то, ваше величество!
— Докладывайте быстро и коротко, — распорядился Сварог. — Что-то ведь случилось?
— Вот именно…
Он посунулся к уху Сварога и прошептал одну короткую фразу. Выслушав его, Сварог энергичным жестом подозвал лакея и в полный голос распорядился:
— Моего коня! Кортеж ликторов! Живо!
Чувствуя, как цепенеет лицо, становясь застывшей маской, он вернулся к Яне и сказал, не узнавая собственного голоса:
— Я уеду ненадолго, ты располагайся…
Она глянула озабоченно:
— Что-то случилось?
— Грельфи умирает… — сказал Сварог.
И быстрыми шагами направился к лестнице, не отвечая на поклоны придворных, несмотря на ранний час уже появившихся во дворце.
За высокими стрельчатыми окнами стояло ясное солнечное утро.
Копыта гремели по гранитной мостовой. Семеро ликторов, как всегда, ухитряясь опережать на несколько корпусов, неслись впереди клином, хриплый рев бронзовых буцин форменным образом разбрасывал к обочинам всадников, повозки, экипажи. Сварог пустил Рыжика карьером, пригнувшись к длинной конской гриве, в свою очередь, на добрый корпус опережая четырех ратагайцев во главе с Барутой.
Возле нужного поворота он не без труда умерил бег разогнавшегося коня, свернул на неширокую улочку вслед за ликторами, уже даже не галопом, крупной рысью проехал мимо лавок и невысоких, этажа в три, жилых домов. Въехал в высокие распахнутые ажурные ворота — два привратника проворно отскочили в стороны — рысью двинулся по аллее изрядно запущенного парка. Несколько раз предлагал прислать сюда дворцовых садовников и навести благолепие, но Грельфи всякий раз отвечала: именно такая запущенность ей по душе, чем меньше кирпича, черепицы и всякого такого прочего, тем ей здесь уютнее. В конце концов он привык и более не настаивал.
Вовремя пригнулся, увидев опасно нависший над аллеей сук, — еще неделю назад его не было, кренится дерево, срубить пора, пока не упало… Все равно сухая толстая ветка сбила с него бадагар. Сварог и не подумал останавливаться. Спрыгнул с коня на задах конторы, у неширокого каменного крыльца с тронутыми ржавчиной коваными железными перилами, чертовски старыми — Грельфи и эта ржавчина была по душе, красить перила она не давала…
Взбежал по лестнице, распахнул дверь и оказался в небольшой прихожей, обитой потемневшими от времени деревянными панелями с нехитрой старинной резьбой. Увидел стоящих у окна отца Алкеса, в своей всегдашней темно-коричневой мантии с крестом Единого на груди и молодого человека в плаще и берете Сословия Чаши и Ланцета. Спросил отрывисто:
— Что?
— Она примирилась с Господом, — сказал отец Алкее. — Теперь не отойдет нераскаянной душой…
Сварог нетерпеливо повернулся к врачу — не земному лекарю, а одному из постоянно приставленных к Грельфи с некоторых пор врачей восьмого департамента:
— Что там?
Врач с чуточку растерянным, такое впечатление, видом пожал плечами:
— Право же, я немного теряюсь… Не могу поставить диагноз, такое со мной впервые… — Он помедлил, потом все же решился: — Возможно, это и ненаучно, но я не в силах отделаться от впечатления, что она просто-напросто не хочет больше жить… она уходит…
Сварог уже взбегал на второй этаж по узкой витой лестнице. Распахнул дверь так, что она ударилась о стену, вошел в небольшую спальню Грельфи. Старая колдунья лежала на постели у окна под излюбленным ею цветастым лоскутным одеялом. Попахивало лекарствами — столик рядом с кроватью был уставлен склянками — в точности такими, что пользовали земные лекари, вот только снадобья там были не земные…
В изголовье на табурете примостилась сиделка, пожилая монахиня-виталинка в серой рясе и темно-синем платке — на сей раз настоящая земная монахиня, без всяких маскарадов. Нетерпеливым властным жестом отправив ее за дверь, Сварог уселся на ее табурет и, стараясь, чтобы его голос звучал бодро, сказал:
— Что тут стряслось? Нашли время болеть, уважаемая. На носу новые хлопоты, а вам слечь вздумалось…
— Дурень ты все же, твое величество, — отозвалась Грельфи. — Что поделаешь, если срок подошел…
Сварог собрал в кулак все самообладание, чтобы выглядеть спокойным. За ту неделю, что они не виделись, Грельфи изменилась до неузнаваемости: обтянутое кожей лицо напоминало лицо мумии, щеки ввалились, глаза запали. Правда, взгляд остался прежним — умным, пытливым, не лишенным властности и непреклонности. И голос остался прежним, разве что звучал тише.
— Все обойдется, — сказал Сварог. — Я вызвал врачей, они уже летят…
Грельфи чуть приподняла голову:
— Разверни их назад, дубина стоеросовая. Все равно ничем не помогут — что бы ни делали, а срок подошел. У нас в семье всегда точно знали, сколько жизни отмерено — как на ювелирных весах. И проживу я ровнешенько столько, сколько отведено. Как бы твои врачи ни извращались. Разверни их, кому говорю! Зачем людей попусту от дела отрывать?
В ее голосе, пусть ослабевшем, было столько упорства и уверенности в своей правоте, что Сварог, скрепя сердце, смирился с неизбежным. Поднял ко рту браслет и приказал медикам возвращаться назад.
— Так-то лучше, — сказала Грельфи, внимательно слушавшая разговор. — Я тебе никогда не врала и теперь не вру: ничего бы они не добились, только опаскудили бы мне последние минуты своей дурацкой возней и высокой наукой… — Она повернула голову, не открывая затылка от подушки, окинула презрительным взглядом склянки, теснившиеся на столике, как зеваки на пожаре. — В том шкафчике, что справа — бутылка «Кабаньей крови» — на свои деньги куплено, не на казенные… Налей мне добрую чарку, теперь уже все равно. И себе плесни, если хочешь, я пикета не держу…
Сходив к шкафчику, Сварог принес бутылку и две серебряных чарки. Грельфи чуть приподнялась, выпростала из-под одеяла исхудавшую руку, больше похожую на птичью лапу, цепко ухватила чарку. Сварог помог старухе поднести ее к губам и бережно придерживал, пока она не осушила до дна. Налил себе до краев и проглотил, как воду, не чувствуя вкуса и букета.
— Очень мне не хочется тебя оставлять без присмотра, дурня, — сказала Грельфи, чуть-чуть раскрасневшись после доброго вина. — Тебе, чует мое сердце, еще столько хлопот и невзгод уготовано… Но что ж поделать, если срок подошел… Ты вот что… Не вздумай меня хоронить пышно — скромненько все сделай. И не вздумай ставить монумент какой, наподобие того, что Странной Компании воздвиг, — а то у тебя хватит ума… Они-то, ничего не скажешь, монумент заслужили, и величественнее чем тобой поставленный. А я вот — нет. Много лет прожила путано, только в последние годы жить начала правильно — из-за тебя ведь, орясина, в первую голову… Ладно, на мне белый свет клином не сошелся, у тебя и без меня останутся толковые сподвижники. Что еще? Вердиану не отталкивай — она девочка добрая, жизнь ее пожевала так, как не с каждым в ее невеликие года случается. Котику моему не дай пропасть, ему еще жить да жить. Департамент мой не вздумай разгонять, а вместо меня поставь киларна Гилема, он, я уже убедилась, дело знает, и польза от него будет нешуточная… Яне от меня кланяйся, поблагодари — не приюти она меня в свое время, еще неизвестно, чем для меня на земле кончилось бы. Ребеночка бы вам… — Она облизнула пересохшие губы, невероятно бледные. — Все вроде бы, ничего не забыла. Особенно-то с последней волей рассусоливать и нечего… Наклонись.
Сварог склонился к ней, не почувствовав того запаха болезни или смерти, что частенько исходит от умирающих. Глядя ему в глаза, Грельфи четко произнесла:
— Нигде ведь не написано, что Гремилькар непременно должен быть мужеска пола…
И уронила голову на подушку. В следующий миг ее глаза стали гаснуть, тускнеть. Все произошло очень быстро — словно задули свечу. Какие-то мгновения — и она лежала неподвижная, вытянувшаяся, уставя в потолок невидящий взгляд. Постояв немного над постелью, Сварог деревянными шагами спустился вниз, отмахнулся от посунувшегося к нему врача, вышел на лестницу и, наплевав на королевское достоинство, сел на нижнюю ступеньку, уже немного нагретую восходящим солнышком. Уронил руки меж колен, понурил голову. Осторожно приблизился племянник Баруты, почтительно подал бадагар. Небрежно его нахлобучив, Сварог так и сидел, не видя и не слыша ничего вокруг.
Как часто бывает, печаль и тоску оттеснили холодные деловые мысли — в первую очередь кружившие вокруг последних слов Грельфи.
В самом деле, нигде не написано, какого пола Гремилькар. Как ничего не написано о его облике (монстр? человек? что-то еще?), о его возможностях, способностях, образе действий. Всего несколько строчек — однажды он может и появиться, попытается уничтожить Серого Ферзя. И это все о нем… Если допустить, что он и впрямь не обязательно должен оказаться «мужеска пола»…
Не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего озарение. Просто-напросто оформились в четкую версию смутные размышления, подозрения, раздумья о странностях…
Очаровательная Дали?! А почему бы и нет — как одна из возможных кандидатур. Появилась словно бы ниоткуда, с кучей неизвестно откуда взявшихся денег, черной магией не владеет — но нигде не сказано, что Гремилькар умеет ею владеть. Магическими способностями вроде бы не обладает — но закрыта наглухо от магических вторжений со стороны, обладает интересной способностью поглощать магические посылы… В любом случае — создание незаурядное. Ничего не утверждая определенно, следует все же внести её в список возможных кандидатов на роль Гремилькара — состоящий пока что из нее одной. В конце концов, она под круглосуточным неусыпным наблюдением, и пока что — ни одного подозрительного поступка, ни одного подозрительного словечка. Орк, правда, в конце концов с ней все же расстался, покинул Шалуат и болтается сейчас по Каталауну — по недостоверной информации, вроде бы пытается выяснить, как можно вступить в контакт с Лесной Девой. Если это правда, непонятно, зачем она ему понадобилась, — ну, некоторые эскапады Орка объяснения не получили до сих пор. Одно можно утверждать точно: разрыва с Дали не случилось, прощались они с прежним пылом…
Сварог поднял голову. В нескольких шагах от крыльца стоял в выжидательной позе (лишенной и подобострастия, и страха) седой старик, чем-то неуловимо напоминавший фельдмаршала Суворова: в солидных годах, но ни тени дряхлости, подтянутый, крепкий, жилистый. Тот самый Гилем, киларн, то есть деревенский каталунский колдун, не так давно разысканный Грельфи и приставленный к делу.
— Подойдите ближе, — королевским голосом распорядился Сварог. — Киларн Гилем, я так понимаю? Ну что же, мы остались без Грельфи… Вам придется возглавить департамент. Она так хотела, а я привык полагаться на ее мнение… Согласны?
— Придется, ваше величество, — ответил Гилем со свойственным каталаунцам полным отсутствием угодливости. — Дело нужное, бросить его никак не годится…
— Ну, тогда принимайте дела, или как там это назвать, — сказал Сварог. — Сколько вам понадобится времени?
— Думаю, день до вечера, ваше величество.
— Отлично, — сказал Сварог. — Я в ближайшее время буду чертовски занят, но непременно с вами свяжусь, как только появится возможность… Идите. Да, насчет похорон… Я пришлю человека, он все устроит…
Гилем поклонился и, деликатно обойдя Сварога, вошел в дом. Сварог сунул руку в карман, почувствовав вибрацию «портсигара». Прочитав сообщение, вскочил на ноги и махнул рукой, чтобы ему подвели копя.
Наконец-то последовал срочный вызов от Канцлера, которого Сварог ждал с той самой минуты, как вернулся с Той Стороны: самая пора полностью доработать планы — завтра в полдень начнется Агора…
…Похоже было, что Канцлер с трудом скрывает нетерпение. Сварог его прекрасно понимал: в зале совещаний уже с квадранс как ожидали все, кто входил в «кризисный штаб»: гвардейские генералы и полковники, спецслужбисты, профессор Марлок, Элкон, отвечавшие за связь и боевые орбиталы люди, несколько специалистов в самых разных областях.
А Яна медлила, полное впечатление, думала о чем-то своем. Наконец она стряхнула отрешенность, встала. Сказала уверенным тоном:
— Я на совещание не пойду. Там не будет дискуссий и диспутов, для которых я бы требовалась в роли арбитра, наделенного правом выносить окончательные решения. В разработке таких планов вы все разбираетесь гораздо лучше меня, так что я с ним ознакомлюсь, когда он будет готов. Не думаю, что мне придется вносить какие-то поправки… а вот я должна сейчас одну крайне существенную поправку внести. Заранее. Господа, при разработке плана не учитывайте роты лейб-гвардии — и мою, и любезно предоставленные мне в полное распоряжение обоими моими дядьями. У меня на их счет свои планы. И даже более того: у меня готов план своей операции, которую я намерена провести непосредственно перед вашей… если только у вас будет необходимость ее начать. У меня-то точно такая необходимость будет. — Она решительным жестом подняла руку. — Никаких вопросов, Канцлер. Это мое дело, и только мое. Слово чести, это не взбалмошная выходка — необходимая мера. Потом сами убедитесь…
Она направилась было к двери. Остановилась, обернулась. Улыбнулась не особенно весело, но и никак не печально:
— Да, вот что еще, Канцлер: когда я уйду, не набрасывайтесь с расспросами на лорда Сварога. В этот раз я ему абсолютно ничего о своих планах не рассказала, он в таком же неведении, как и вы. Желаю удачи! Следуя вашему совету, улетаю в Хелльстад.
Когда дверь кабинета Канцлера закрылась за ней, Канцлер и Сварог чуть оторопело уставились друг на друга.
— Сюрпризы в самый последний момент… — протянул Канцлер. — Не беспокойтесь, я верю, что вы ничегошеньки не знаете. Она ни за что не стала бы лгать, коли уж дала слово чести. Но каково! Некий собственный план, который непременно должен предшествовать нашему, три роты лейб-гвардии… У вас есть какие-нибудь соображения? У меня, признаюсь, никаких. Вы ее знаете лучше…
— Мне казалось, лучше знаете ее как раз вы — с младенчества.
— Крупно ошибались, если так думали, — вздохнул Канцлер. — Я всего-навсего знаю ее дольше, а это разные вещи. Вы, как близкий человек, должны знать ее лучше. Итак?
— Не знаю даже, что и сказать, — пожал плечами Сварог. — В одном не сомневаюсь: во всем, что касается серьезных дел, она давно покончила с любыми взбалмошностями. Вы ведь в этом не сомневаетесь?
— Не сомневаюсь, — угрюмо бросил Канцлер.
Сварог сказал медленно:
— Если попытаться подыскать объяснения… Вполне возможно, она задумала что-то такое, в чем мы ей ровным счетом ничем не способны помочь. Потому она и не хочет грузить нас лишней информацией, по ее мнению, совершенно нам сейчас ненужной. В чем, быть может, совершенно права…
— Что-то в этом есть… — задумчиво сказал Канцлер. — Как ни ломаю голову, не могу доискаться, что она задумала…
— Ну, я тоже, — сказал Сварог. — Уж не связано ли это как-то с Древним Ветром? Она — единственная на планете, кто им владеет всецело. Но только я никак не могу сообразить, чем в нашей ситуации поможет Древний Ветер…
— Я тоже, — кивнул Канцлер. — Ну, пойдемте? Они там сгорают от нетерпения…
…Как часто случалось, Вентордеран стоял у самой границы Хелльстада, с некоторых пор не особенно много отнявшими сил трудами Сварога обозначенной по всем правилам: через каждые пол-лиги — пограничные столбы, полосатые, в две краски, здешних геральдических цветов, украшенные обращенным к внешнему миру гербом Хелльстада. Несмотря на это, в Хелльстаде все еще объявлялись незваные гости, но организованная Сварогом (точнее, измененная и дополненная им) пограничная служба поступала с ними одинаково: за теми, в ком были основания подозревать искателей кладов, с самого начала следили неотступно — вполне могло оказаться, что у них есть сведения о неизвестных Сварогу кладах (коими Фаларен не интересовался совершенно, его богатое наследство просто-напросто не содержало каких-либо устройств, позволявших бы исследовать земные недра). Понятно, найди они клад, его у них моментально отобрали бы — это в других королевствах найденный клад делится пополам меж нашедшим и владельцем земли, а Сварог, когда, понукаемый Диамер-Сонирилом, составлял здешний кодекс законов, предусмотрительно вписал: все, что таится в недрах земных, является безраздельной королевской собственностью (правда, там было прописано и денежное вознаграждение нашедшему).
Увы, до сих пор ни одного клада незваные гости не откопали — и всякий раз, когда становилось ясно, что их усилия ни к чему не привели, а их карты оказались неточными или поддельными, их вышвыривали за границу, предварительно допросив и конфисковав все бумаги, если таковые имелись. Ну, а простых искателей приключений, заявлявшихся подраться с разными хэлльстадскими обитателями или просто побродить по более-менее безопасным местам, чтобы потом хвастать перед дамами и собратьями по классу («приключенцы» почти наперечет состояли из благородных ларов) вышибали едва ли не моментально — Сварог не собирался превращать Хелльстад в пристанище туристов и экскурсантов…
До ярко освещенного разноцветными фонарями крыльца Вентордерана Сварогу пришлось пройти несколько шагов. У верхней ступеньки, как и следовало ожидать, дежурил стоявший на задних лапах Мяус, тут же прилежно доложивший:
— Ваше величество, за время вашего отсутствия не произошло ничего, заслуживающего вашего внимания или вмешательства. Обычная ежедневная сводка происшествий готова. Ее величество пребывает в Аметистовой башенке.
— Мирно живем, спокойно живем… Это нормально, — проворчал Сварог себе под нос и сказал громче: — Благодарю за службу Мяус. Ночевать я не буду, часа через два улечу, а то и раньше…
И направился прямиком в Аметистовую башенку. Входная дверь никогда не запиралась изнутри, но он даже распорядился оборудовать звонок — чтобы у Яны были все основания считать башенку своим владением. Вот и сейчас он положил ладонь на один из хрустальных медальонов справа от двери и, когда тот почти сразу же налился изумрудно-зеленым сиянием, вошел.
Яну он обнаружил в малой гостиной — в своем любимом халатике из золотистых кружев забралась с ногами в большое кресло, при виде Сварога закрыла толстую книгу, заложив страницу золотой закладкой в виде старинного меча, отложила ее на столик, улыбнулась Сварогу.
Он устало плюхнулся в другое кресло, вытянул ноги и закурил. Покосился на книгу — ну разумеется… Толстый том в темно-красной обложке, рисунок, имя автора и название заключены в обрамленные рамками картинки — летящий воздушный пар, ракета, кит, еще много всякого. Так называемая «виньетка». А на рисунке — три мушкетера и д’Артаньян, весело шагающие по улице после очередной из побед над кардинальскими супостатами, и один из них высоко поднял на всеобщее обозрение четыре трофейных шпаги.
Ага, вот именно. «Три мушкетера», изданные в год, когда он родился, — и книга, по которой он научился читать. Безукоризненная копия, ничем не отличавшаяся от оригинала.
И снова — Яна с ее уникальными умениями. С некоторых пор Сварог стал замечать, что из всего, оставленного на Земле, он сожалеет только об одном — о читанных прежде книгах, которые теперь хотелось бы перечитать. Как-то он поделился этой мыслью с Яной. Яна насмешливо фыркнула и легонько попрекнула за то, что молчал так долго…
В точности так, как извлекла из его памяти русский язык во всем его богатстве, от ученых терминов до солдатских матов, Яна проделала то же самое с книгами, и с содержанием, и с оформлением. Дальнейшее уже было делом техники — и на полке у Сварога встали десятка два книг.
Из любопытства и Яна принялась их читать. Те, что описывали современность, из которой пришел Сварог, и близкие к ней времена, у нее сразу же не пошли — она попросту не понимала, о чем идет речь. А вот романы Дюма и приключения капитана Блада осваивала с увлечением, почти не задавая вопросов, — то, что там описано, крайне напоминало хорошо ей знакомый нынешний Талар — бравые гвардейцы и пираты, дуэли, любовные истории, интриги, погони, козни при королевских дворах…
Судя по закладке, она одолела добрую половину.
— Ну и как? — поинтересовался Сварог, кивнув на книгу.
— Увлекательно, — призналась Яна. — Интересно, в конце концов д’Артаньян и Констанция поженятся? Нет-нет, не вздумай рассказывать, читать будет неинтересно!
— Я и не собираюсь… — успокоил Сварог.
— Ну что? — спросила она уже гораздо серьезнее. — Составили план?
— Подробнейший, — ответил он. — С помощью компьютеров. Рассказывать?
— Конечно!
Он говорил около получаса. Яна слушала внимательно, за все время задала только два вопроса, и то о второстепенных деталях.
— Неплохо, — сказала она, выслушав до конца. — Комментировать и вносить исправления с предложениями по недостатку опыта не буду. Вам всем виднее. Я бы только напомнила, что порой идут вразнос самые проработанные планы…
— Мы все помним, — сказал Сварог. — Для шести «ключевых точек» есть запасные варианты, а на некоторые и по два — на случай, если случится сбой, если что-то пойдет не так… Рассказывать?
— Не надо, — сказала Яна, прямо-таки небрежно, словно отмахнулась. — Я профессионалам вполне доверяю…
Чем больше Сварог к ней приглядывался, тем больше убеждался: она выглядела совершенно спокойной, ни тени волнения или тревоги. Хотя и Канцлер, многоопытный боец на фронтах всевозможных дворцовых интриг и борьбы с заговорами (или внезапно нагрянувшими серьезными напастями вроде Багряной Звезды и Радианта), сейчас порой недвусмысленно проявлял и беспокойство, и тревогу, и волнение — не говоря уж обо всех остальных, в том числе и Свароге. Очень уж серьезное предприятие ждало их всех завтра…
Да и Яна в поминавшихся случаях никогда не оставалась ни беспечной, ни бесстрастной. А сейчас она держалась совершенно иначе — такое впечатление, что заранее, без малейших сомнений, уверена в своей завтрашней безоговорочной победе. Легкомыслием это никак не объяснить — во всем, что касается особо важных дел, она давно избавилась и от тени легкомыслия…
— Яночка, — осторожно сказал он. — Ты мне так и не расскажешь, что задумала?
— Уж извини, нет, — сказала она достаточно твердо. — Первый раз в жизни такое — и, надеюсь, в последний. Понимаешь… И ты, и кто бы то ни было из вас не способен мне абсолютно ничем помочь. К чему же вас сейчас грузить ненужными знаниями, когда у вас достаточно будет своих забот? Ты только пойми меня правильно. Я тебе доверяю, как никому другому, ты самый близкий мне человек, но тут чистой воды деловой прагматизм. Ты должен понять, ты сам такой…
— Да ладно, все я понимаю, — сказал Сварог и встал. — Увы, не могу остаться. Выполняю совет Канцлера, в иных случаях имеющий силу приказа, — как и ты. Тебе предписано ночевать сегодня в Хелльстаде, а мне — на земле…
Яна подошла вплотную, заглянула в глаза:
— Ты, правда, не обиделся?
— Глупости, Вита, — ответил он искренне. — Когда это я на тебя обижался? Все правильно: деловой прагматизм, я и сам такой… До завтра…
Легонько притянул ее к себе, поцеловал в щеку, бережно отстранил и пошел к двери, не оглядываясь — плохая примета, и здесь тоже…
В зале, где обычно собиралась Ассамблея Боярышника, стоял полумрак. И оттого, что танец был медленным, и оттого, что проявила себя во всей красе беззастенчиво привезенная из империи Каниллой не виданная здесь новинка — цветомузыка. По стенам и потолку мигали, вытягивались цепочками, сплетались в сложные узоры и загадочные знаки, разноцветные огни, мерцали, проплывали сверху вниз и справа налево, и слева направо, и снизу вверх столь же яркие, блиставшие всеми цветами спектра фигуры, похожие то ли на колдовские замки, то ли на неведомые здесь иероглифы, — но ровным счетом ничего не означавшие. Первое время земные члены Ассамблеи довольно долго не танцевали, не занимались ни играми, ни флиртом — только стояли и, как завороженные, любовались невиданным прежде зрелищем. Потом малость пообвыклись. Собственно говоря, Канилла и этой выходкой безбожно нарушала какой-то из мелких, третьестепенных законов Империи, касавшийся поведения ларов на земле, но к таким мелочам она относилась с восхитительным пренебрежением, сказавши Сварогу с лукавой улыбкой: цветомузыка не на площади играет огнями для всеобщего обозрения, а в закрытом для посторонних доме, для небольшого числа людей, не склонных болтать о том, что они здесь видели. И вряд ли Канцлер, даже если прознает, будет поднимать шум из-за такой ерунды. Особенно если учесть, что его собственная дочка, вот уже полгода живущая во дворце своего земного друга графа из Латераны, привезла с собой кое-какую бытовую технику заоблачного производства…
Сварог считал, что она совершенно права — коли уж Канцлер (ну, в интересах дела) закрывал глаза и на вещи посерьезнее — компьютер у Интагара, замаскированные под земные самолеты виманы, еще кое-что…
Он танцевал с Вердианой — сам приглашать не стал бы, пожалуй, чтобы лишний раз оба не вспоминали об однажды случившемся на Сильване, но так уж вышло, что пригласила как раз она — когда Канилла объявила «белый танец», в силу символики некоторых цветов именовавшийся здесь «сапфировым». Сама, разумеется, прямиком пошла к Гаржаку, а Вердиана — к Сварогу. Не отказывать же было?
Музыка, богатством тонов неизмеримо превосходившая все, что могли дать земные музыкальные инструменты, была сочинена за облаками, а вот стихи, как здесь часто случалось, когда-то были написаны Асверусом:
Вердиана, положив руки ему на плечи, размеренно колыхалась в ритме танца — и все время, закинув голову, неотрывно смотрела Сварогу в глаза. Это его чуточку обеспокоило (помнил, что однажды у Томи случился очередной нахлыв, и на сей раз объектом оказался именно он. К счастью, это потом прошло). Однако вскоре ему все сильнее стало казаться, что тут что-то другое — глаза Вердианы право же, были полны тревоги. Что обеспокоило его еще больше — неужели что-то случилось? Но что могло случиться? Герцог Латери, к радости не только Вердианы и многих от него зависимых, но и могильных червей, давненько уж пребывает ниже уровня земли, или, по немецкой пословице, смотрит, откуда растет картошка (пословицу как-то рассказал на больших совместных учениях знакомый капитан-десантник из ГДР). А с какой-либо другой стороны опасностей для нее не предвиделось никогда. В конце концов, что ей может грозить здесь? И если бы ей понадобилась помощь, непременно сказала бы, Сварог с нее давно взял обещание: немедленно обращаться к нему при любых житейских неприятностях. И все же ее глаза, сомнений нет, исполнены нешуточной тревоги…
Она за время танца так и не произнесла ни слова, только смотрела неотрывно большими красивыми глазами, полными нешуточной тревоги, — а он не стал пока что ничего спрашивать. Когда танец кончился, вспыхнул свет и цветомузыка погасла, стали выкатывать столик для очередной игры, какой-то новой, уставленный загадочными фигурками из черного дерева и хрусталя, дисками, разбитыми на разноцветные секторы, стеклянными полушариями с разноцветными узорами. Все сгрудились вокруг него. Сварог, к подобным играм не питавший ни малейшего интереса, предался одному из своих любимых развлечений — устроился на диванчике в углу рядом со столиком, где красовалась вычурная бутылка «Золотого ревеня».
С приятностью смотрел, как в бокал из марранского хрусталя с наведенным золотом вензелем Вердианы и искусной гравировкой льется искрящаяся, золотисто-зеленая струя отличного вина. Наступила краткая передышка перед предстоящей завтра схваткой — все обговорено, противник не делает пока никаких неожиданных ходов, видимо, целиком полагается на завтрашний день.
И совет Канцлера — из тех, что порой имеют силу приказа — он выполнил в точности…
После того как участники совещания разошлись, Канцлер сказал ему, хмурясь:
— Императрица будет сегодня ночевать в Хелльстаде. Я ей это предложил, — он скупо усмехнулся. — И она не имела ничего против, наоборот… Ей там что, так уютно?
— Гораздо, чем в Келл Инире, — сказал Сварог. — Прилетайте как-нибудь в гости, сами посмотрите. Я вас давно приглашал. Когда мы отправлялись в Крепость Королей, по замку прошли быстрым шагом, и вы ничего толком не видели…
— Когда-нибудь выберу время… — не в первый раз сказал Канцлер. — Так вот… Вам тоже сегодня не ночевать ни в вашем маноре, ни в девятом столе… пожалуй, и в Латеранском замке тоже. У вас наверняка найдутся надежные места — с вашей-то тайной полицией… Только, сразу уточню, не в Хелльстаде. В Хелльстаде я не смогу с вами связаться, если вдруг понадобитесь — мало ли как может обернуться. Не смотрите так. Это не какие-то персональные меры безопасности для императрицы и вас. Я тоже буду ночевать в… месте, о котором мало кто знает. И все остальные члены штаба — тоже.
— Какая-то реальная угроза? — спросил Сварог напрямую.
Канцлер поморщился:
— Знать бы точно… А мы до сих пор знаем о противнике далеко не все. Возможны покушения. Ничего с уверенностью утверждать нельзя, но покушения не исключены. В таких случаях лучше принять повышенные меры безопасности, чем недосмотреть…
Вот так и получилось, что Сварог в качестве пристанища на ночь выбрал «Медвежью берлогу» — где не менее сотни его людей, поголовно вооруженных, изображающих лакеев, привратников и прочую прислугу, — чем-то карманным, охрана Флигеля — оружием и посерьезнее. В полном соответствии с названием старого кинобоевика — чужие здесь не ходят. К тому же второй месяц исправно работает привезенная из Хелльстада установка, накрывшая «Медвежью берлогу» невидимым и неосязаемым куполом, который не только защищает от любых средств наблюдения ларов, но и пропускает только те летательные аппараты, что снабжены разработанной в Технионе опознавательной системой «свой — чужой». А когда разъедутся последние гости, станет и защитным полем. Даже если Канцлер об установке узнал (никогда нельзя предсказать заранее, что он знает, а что нет — и порой сам не знает, знает он или нет), Сварог не упомянул о ней ни словом.
Так что убежище надежнейшее. К тому же девятому столу на всякий случай объявлена боевая тревога, тамошний спецназ готов к любым неожиданностям, как и кое-какое габаритное оружие, предназначенное, употребляя термины Земли, для противовоздушной обороны. Коменданта голыми руками не возьмешь. Вряд ли покушения, если они все же состоятся, будут проводиться силами больших групп — а малые его бравы ребятушки пустят клочками по закоулочкам. Канцлер, несомненно, хотя ни словечком о том не заикнулся, принял схожие меры по охране своего хозяйства — и не только его. Вот разве что восьмой департамент представления не имеет о принятых в эту ночь мерах предосторожности — пока не выяснено совершенно точно, кому там можно доверять безоговорочно, а кто работает на противника, знать ничего не должны…
Подошла Вердиана, присела рядом, положив ладони на круглые великолепные коленки. Как истый джентльмен, Сварог принялся наливать ей вино. Она остановила жестом, когда набралось полбокала, поблагодарила взглядом, отпила глоток, тихо спросила:
— Что-то случилось? Или… что-то происходит? Причем не на земле, а там?
И взглядом указала на потолок, за которым был третий этаж, крыша, небо, облака, Империя.
С наигранной бодростью Сварог спросил:
— С чего ты взяла?
— Я по лицам вижу, — ответила она просто. — Наши, как всегда, безмятежно веселятся — за одним-единственным исключением. А из ваших приехали только двое. Раньше такого никогда не случалось, их всегда было больше. И маркиза Томи приехала без Лемара — а я не слышала, чтобы они поссорились. Обе притворяются беспечными, но изо всех сил стараются скрыть напряжение и тревогу. Как и Гаржак. Канилла сказала, что они с маркизой скоро уедут, гораздо раньше, чем кончится вечеринка, — такое тоже впервые. Да и ваше лицо… На нем те же хорошо скрытые напряженность и тревога…
Дернул же черт поехать к ней, хотя преспокойно можно было переночевать на одной из конспиративных квартир Интагара, их в Латеране немало. Поневоле вспоминаются стихи Асверуса, посвященные молодой тогда, но уже достаточно знаменитой актрисе, с которой у него случился пылкий роман — из легких, мимолетных, завершившийся вполне мирно по обоюдному согласию, собственно, всего четыре строчки.
Можно не в первый раз подумать о прихотях Судьбы, частенько склонной к злой иронии. Актриса удержалась на радуге, перешла из театра одного из Сословий в Королевский, играла еще долго, немало не растеряв зрительской любви, и умерла в неполных семьдесят лет от сердечного приступа в своей гримерной. А вот Асверус навсегда остался молодым…
Но не время об этом рассуждать. Суть в другом. Вот именно, чуткая, как нерв… Никакими особыми способностями Вердиана не обладала (что проверено в «Лазурной бухте») — но у нее обнаружилась редко встречавшаяся чуткость к эмоциям и чувствам других, она это читала, как книгу на родном языке…
— Или это что-то из того, чего мне знать не полагается? Я понимаю, таких вещей множество…
— Да какой там секрет… — сказал Сварог. — Идет сложный и серьезный научный эксперимент. Моя служба к нему частью причастна. Вот все и на нервах…
— Научный эксперимент… — повторила она с грустной улыбкой. — Вы могли бы сказать прямо, я нисколько не обиделась бы — кто я такая, чтобы претендовать на знание государственных тайн?
«Умница все же, — подумал Сварог. — Изящный оборот подыскала. Не сказала в лицо прямо: „Все-то вы врете, государь“ — но высказала именно эту мысль».
— Ну ладно, — сказал он. — Это государственная тайна. Которую тебе знать не полагается, несмотря на вся мое к тебе расположение…
— Это опасно?
— Все государственные тайны так или иначе опасны.
— Значит, опасно, — вздохнула она. — Я беспокоюсь за вас. Никто не сделал мне столько хорошего, как вы, и мне тревожно…
— Ну, если откровенно, — сказал Сварог. — Хватало у меня в жизни опасностей, иногда смертельных, но, не сочти за похвальбу, всегда как-то справлялся. Меч для меня еще не выкован…
— Мне рассказывали, что на Вишневой площади — как раз памятник вашим лучшим друзьям и соратникам. Они тоже считали, то мечи для них еще не выкованы, но однажды погибли, все шестеро в одной переделке…
— Обойдется, — сказал Сварог. — Вот что, Диана… Мне бы хотелось у тебя переночевать. Пустишь?
В ее глазах явственно читался немой вопрос: «Зачем вам ночевать у меня, если вы один?» — но она его, разумеется, не задала. Воскликнула:
— Ну разумеется! Как это я вас не пущу? Распорядиться прямо сейчас?
— Да, если тебе не трудно, — сказал Сварог. — Я пока что не собираюсь спать, мне нужно просмотреть кипу донесений…
Она встала, подошла к двери, и по ее жесту моментально возник лакей. Вердиана что-то ему начала говорить, наставительно покачивая указательным пальцем. А к Сварогу подошла Канилла, не садясь, спросила тихо:
— Ничего нового, командир?
— Ничего пока что, — сказал Сварог. — Похоже, все начнется только завтра, как кое-кем и спланировано…
— Не заводите себя, — сказала Канилла уверенно. — Янка клялась, что у нее все получится, хотя представления не имею, что она задумала. А она слов на ветер не бросает, я ее давно знаю, можно сказать, закадычные подруги…
Столпившиеся вокруг столика что-то ей весело кричали, призывно махали руками.
— Иди веселись, — сказал Сварог. — Свой маневр для завтрашнего дня ты знаешь…
Она ободряюще кивнула, направилась к столику, где что-то мелодично позванивало и стучали переставляемые фигуры. Подошла Вердиана, кивнула:
— Все готово, слуга вас проводит…
— Спокойной ночи, — сказал Сварог. — И не надо беспокоиться. Знаешь, я терпеть не могу, когда обо мне тревожатся…
К некоторому его удивлению, лакеи привели его не в ту комнату, где они два раза ночевали с Яной, а в незнакомые покои, которые Сварог осмотрел, оставшись в одиночестве. Роскошная спальня и кабинет. Неизвестно, кому он принадлежал раньше, но все показывало, что прежний хозяин работал здесь долго и серьезно: удобный, огромный письменный стол, книжный шкаф (судя по заголовкам, никакой беллетристики, в основном исторические труды), еще две пустых полки, судя по высоте, предназначавшиеся не для книг, а для папок с документами, на столе подставка для полудюжины стилосов и стопа чистой бумаги, пролежавшая здесь довольно давно) верхний лист выцвел от солнечных лучей, и его края чуточку загнулись…
Усевшись за стол, Сварог достал «портсигар» и стал методично просматривать донесения — Вердиане насчет них он нисколечко не соврал. Правда, исходившие исключительно от Золотого Обезьяна, занятого наблюдением за Шалуатом, а заодно и за Орком.
Все обстояло благолепно. Орк по-прежнему болтался по Каталауну по одному из вольных Маноров, маркизату, собственно, в данный момент не болтался, а остановился переночевать в таверне. Никаких подозрительных контактов или разговоров. Очаровательная Дали удалилась в спальню в обычное время и сейчас мирно спала в одиночестве, явно не собираясь изменять Орку, пока он в отъезде — вот где, черт побери, нашло приют постоянство, пробормотал Атос… В общем, тишина и симметрия, никаких причин для беспокойства. Вот только нет никакой возможности определить точно, Гремилькар она или нет…
Тихонечко скрипнула дверь. Вошла Вердиана в синем халате до пят, отделанном алыми кружевами, остановилась у порога:
— Я вам не помешала?
— Ничуть, — сказал Сварог чистую правду. — Я все закончил…
Ее лицо прояснилось, она подошла к столу. Сварог встал, чувствуя что-то вроде безнадежности. Положительно, не стоило сюда приезжать на ночлег, он уже был прекрасно знаком с этим шалым взглядом больших серых глаз — по «Лазурной бухте»…
— Что же ты гостей бросила? — спросил он.
— А они уже все разъехались, — сказала Вердиана. — Канилла уехала с маркизой Томи и Гаржаком, без нее стало как-то скучновато, остальные тоже откланялись…
Подошла вплотную, как уже однажды случалось, положила руки на плечи, прижалась щекой к груди. Сказала тихонечко:
— Ну да, мне самой себя стыдно, не знаю, как я в глаза Аленте смотрю… Но не могу я ничего с собой поделать. Не могу без ваших рук, ваших губ, ваших глаз… Как говорили наши крестьяне в таких случаях, напрочь запала девка…
Чертов Латрок, подумал Сварог, чертова медицина. Исцелили, называется, на мою голову, и без того жизненными сложностями забитую…
Вердиана продолжала тем же ровным голосом, без тени истерических ноток, но с явным волнением:
— Вы знаете, я пыталась отвлечься. У меня был во дворце любовник. Офицер, хороший человек, и любовник хороший, но я с ним выдержала только неделю — это было не то, не то… Это были не вы. Я с ним порвала. Он не давал поводов, ничего не понимал, случилось тягостное объяснение… собственно, объяснить я ничего не могла, он ушел сердитый, в совершеннейшем недоумении. Но что я могла поделать, если не могу без вас. Напрочь запала девка… Не отталкивайте меня, пожалуйста… делайте со мной что хотите — отлучите от двора, сошлите куда-нибудь, но я не могу без вас жить…
Сварог глубоко, тихо вздохнул — не мысленно, а по-настоящему. И перед Яной стыдно, хотя она ни сном ни духом, и хочется эту девушку, что греха таить. Он вспомнил, что Яна тогда говорила: что не стала бы ревновать к Вердиане, случись меж ними что-то. А ведь она говорила серьезно, нисколечко не шутила…
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза:
— Вы меня, конечно, не любите… Но разве я вам полностью безразлична?
— Нет, — сказал Сварог.
— Что — нет? — спросила она совсем тихонько.
— Не безразлична, — сказал Сварог. — Никак не безразлична.
Она счастливо улыбнулась:
— Мне хватит и этого… Согласитесь, я все это время нисколечко вам не навязывалась, никоим образом. Я это не ставлю себе в заслугу, просто говорю, как было. Смотрела на вас издали и понимала, что это не пройдет…
Закрыла глаза и потянулась к его губам, все так же счастливо улыбаясь, как ребенок, потерявший любимую игрушку и после долгих поисков все же нашедший. Ну что тут оставалось делать? Только обнять ее покрепче…
…Он давно уже приучил себя просыпаться, когда под подушкой завибрирует «портсигар». Вот и сейчас одним прыжком поднял себя из сна. Вердиана безмятежно спала, улыбаясь — ей явно снилось что-то хорошее. Запустил руку под подушку. Не так давно он чуточку модернизировал «портсигар», точнее говоря, усложнил сигналы вызова извне. Размеренно мигал «сапфир», гораздо чаще, почти непрерывной чередой — «бриллиант», ровным светом горел один из «рубинов». Все это, вместе взятое, означало: «Ничего особенно срочного, но если есть время, свяжитесь со мной». Маркиз Оклер, ага. Ему-то что не спится в такую пору?
Чуть подумав, Сварог тихонечко выбрался из постели, извлек из воздуха халат, накинул его и, шлепая босыми ногами, прошел в кабинет, уселся за стол, послал вызов.
Над столом вспыхнул экран. Оклер стоял в спокойной позе, на нем была черная кожанка с единственным знаком различия — золотой адмиральской касаткой повыше правого нагрудного кармана. А за спиной его, в некотором отдалении, пылали пожарища — горели дома, по виду крестьянские. Пламя понемногу унималось — его то и дело перечеркивали клубящиеся струи, похожие на дым. Но Сварог знал, что это пена — работали небольшие, невидимые сейчас на фоне ночного неба киберы-пожарные (у Оклера на «Ящерах» помещалось изрядное количество всевозможных аппаратов, не на все случаи жизни, но на многие).
— Что там у вас стряслось? — спросил Сварог.
— Очередная тварь из моря, — с досадой сказал Оклер. — Мы прибыли довольно быстро, но все равно чуточку опоздали…
— Это что, она наворотила?
— Нет, огнедышащие до сих пор не появлялись, и в этот раз тоже. Тут другое… Когда мы летели, оно ни на кого не нападало и ничего не рушило, ползало вокруг деревни. А вот жители словно с ума посходили, — люто дрались меж собой, кто кулаками, кто баграми. Это рыбацкая деревушка на полуострове Тайри, там у них полно багров. Дрались насмерть… Поджигали дома… Пришлось забросать «соняшницей» из газометов. Одного взяли, вкатили успокаивающего и попытались допросить, но он держался, как невменяемый, пришлось и его усыпить… Какое-то массовое помешательство…
«Как и в случае с недавним крестьянским мятежом, — подумал Сварог. — Вот только это случилось в местности, удаленной от моря лиг на тысячу. Однако там…»
— Вы связывались с дежурным Мистериора?
— В первую очередь, — сказал Оклер. — Они не зафиксировали черной магии, ее тут не было ни следа. Что до твари — я запрашивал Палеонтологический архив, но там такой твари не знают. Ничего странного, такое однажды уже случалось, им далеко не все виды ископаемых тварей известны. Я просил послать вам сообщение — как-никак первый случай массового помешательства при появлении очередного юрского монстра. Его мы быстро прикончили… показать вам его?
— Ну, покажите, — сказал Сварог.
Оклер исчез с экрана, появилось компьютерное изображение на фоне масштаб-сетки из тонких черных линий. В общем, ничего особенно примечательного: длиной уардов десять, больше всего похоже на громадного рака без клешней, передвигавшегося на множестве маленьких ножек. Пасти, как и у рака, практически нет — лишь небольшое ротовое отверстие, окруженное какой-то бахромой, то ли усиками, то ли щупальцами. Что-то не походило оно на хищника…
За спином раздалось удивленное ойканье. Сварог обернулся без всякой поспешности. В дверях стояла Вердиана в небрежно запахнутом халате, круглыми от удивления сонными глазами взирала на морского монстра. Спохватилась:
— Я вам не мешаю?
— Нисколечко, — сказал Сварог. — Я уже закончил…
Он послал сигнал отбоя и выключил экран.
— Что это? — изумленно спросила Вердиана.
— В принципе, ничего интересного, — сказал Сварог. — Морская тварь. Они иногда вылезают на берег, но их быстренько утихомиривают…
— Мерзость какая…
— Да уж. Не обаяшка…
— Хорошо, мы живем не на морском берегу. У отца в библиотеке есть книга про морских чудовищ, там много ужасов описано…
— Мне-то показалось, ты спишь без задних ног…
Вердиана подошла, уселась на широкий мягкий подлокотник его кресла, обняла за шею, прижалась щекой к щеке. В ее голосе прозвучали нотки легкого испуга:
— Страшный сон приснился. Словно вы сели на коня — и я откуда-то знаю, что уезжаете навсегда, что мы никогда больше не увидимся. Вы ехали шагом, я бежала за конем, но никак не могла вас догнать. Стало так страшно, что я проснулась — а вас и в самом деле рядом нет. Сначала не поняла, кошмар это продолжается, или явь, но потом увидела вашу одежду, свет в кабинете…
— Глупости, — сказал Сварог, обняв ее за талию. — Вот кстати, чей это был кабинет?
— Дедушки моего… покойного супруга. Он был, говорили, заядлый книжник, что-то писал и сам для университетского журнала, насчет истории. Тут было еще много старинных документов, но после его смерти согласно завещанию отдали университету. С тех пор здесь мало кто бывал, только пыль слуги вытирали…
— Понятно, — сказал Сварог. — Иди ложись, я сейчас приду. И не бери в голову всякие глупости, я никуда не собираюсь уезжать навсегда. И видеться мы будем изредка, слово короля…
Она сговорчиво встала и вышла. Сварог встал у застекленных дверок книжного шкафа, прочитал несколько названий, потускневшей золотой краской вытесненных на толстых кожаных корешках. Они ему ровным счетом ничего не говорили: «Полная история Урканлайского мятежа», «История торгового флота Брандара», «Подробные сведения о заговоре Черари», «Курьезы и анекдоты из жизни Прогератского двора, как печальные, так и веселые». И тому подобное — совершенно незнакомые имена и названия. Быть может, поручить мэтру Анраху осмотреть книги? Порой в библиотеках книжников прошлого попадаются крайне полезные уникумы. Впрочем, будь здесь уникумы, старый книжник и их бы завещал университету, как сделал со старинными бумагами. Подождет, сейчас есть дела поважнее…
Он забрал со стола «портсигар», погасил лампу и пошел в спальню, где Вердиана, уже не обремененная халатом, лежала поверх алого покрывала и улыбалась ему.
Он спал в эту ночь мало, но чувствовал себя бодрым — видимо, оттого, что нервы были на взводе…
Этой части дворца Сварог не знал совершенно — он вообще знал Келл Инир плохо, места, где он здесь бывал, заняли едва-едва, если прикинуть, десятую часть громадной системы из нескольких зданий. В силу своих постов он располагал подробнейшим планом дворца — но это чуточку не то…
Он в раззолоченном мундире камергера стоял у перил высокой галереи, протянувшейся вокруг огромного зала, смотрел сверху на «народных избранников», один за другим степенно выходивших из соседнего зала, где происходила жеребьевка. Еще одна старинная традиция, во многом напоминавшая жеребьевку перед схватками за королевскую корону в Сегуре. Все триста мест (десять рядов по тридцать кресел) пронумерованы, и кресла и ряды в точности как в кинотеатрах на Земле. «Народные избранники» вынимали золотые номерки из огромной низкой бочки (гораздо более роскошного вида, чем довольно простецкая бочка на турнире в Сегуре), которую время от времени изрядно встряхивал специальный механизм, чтобы в очередной раз перемешать номерки. Что называется — демократия на марше: никто не должен обладать какими-то особыми привилегиями, все равны и места занимаете исключительно по воле жребия. Вот и получалось, что какой-нибудь седовласый герцог, весьма авторитетный в светском обществе, оказывался в последнем ряду, а человек без всяких заслуг, постов и должностей, считавшийся «молокососом», — в первом. Что до этой традиции, Сварогу с Канцлером она была только на руку — заговорщики лишены возможности посадить своих людей в первом ряду. А игры пошли серьезные: арка, через которую проходили избранники, была оборудована детекторами, отметившими наличие оружия у семи человек. К величайшему сожалению, те же традиции не позволяли немедленно их обыскать, взять за шкирку и вдумчиво расспросить, зачем им понадобилось на Агоре оружие под полой, — вот тут старые императоры что-то недосмотрели. Правда, до они пор не бывало, чтобы кто-то из Агоры стрелял в монарха — но зачем-то же им оружие понадобилось?
Облокотившись на вычурные перила, он смотрел на «депутатов», коротавших пока что время в степенных беседах. Иные кучки состояли человек из десяти, а то и дюжины. Ничего непонятного: главы «оппозиционной фракции» давали последние инструкции рядовым… Все, и мужчины, и женщины, щеголяли в традиционных одеяниях Агоры — лазурно-синих тогах с широкой золотой каймой. Женщин оказалось примерно раз в десять раз меньше, чем мужчин — впрочем, это Сварог определил гораздо раньше, когда получил полный список избранников. Женщины здесь формально вот уже около трех тысяч лет были совершенно равноправны с мужчинами (а до того были в правах несколько ущемлены), но и тут действовала очередная старинная традиция, члены Золотых Собраний выдвигали в первую очередь мужчин и голосовали в основном за мужчин. Что женщин отнюдь не радовало — и многих делало невольными сторонницами «партии власти», то бишь Яны, Канцлера и Сварога. Точно так же невольными союзниками стала изрядная часть молодежи — по той же неписаной традиции в члены Агоры никогда не попадали люди моложе четырехсот (по земным меркам — сорока), какие бы заслуги перед Империей они ни имели, какие бы посты ни занимали. Выдвигать их кандидатуры не возбранялось — но их всегда проваливали. Как провалили Каниллу и Элкона — правда, мать Каниллы, баллотировавшаяся в другой Золотой Сотне, в члены Агоры как раз попала, в своей Сотне ее крепко уважали…
Время от времени к нему или стоявшему рядом в той же позе Канцлеру подходили неприметные (но одетые придворными) люди и докладывали о новостях — не особенно и важных. И не только неприметные — подошел маркиз Оклер в парадной адмиральской форме, явно не настроенный на пустую светскую болтовню. Сказал негромко:
— Боевые машины Серебряной и Морской Бригад, Первая и Вторая эскадрильи гвардейских корветов выстроили сферу вокруг Келл Инира радиусом в лигу. Противник впервые предпринял действия — командир армейского полка «Дакреон» посадил весь личный состав на виманы и в сопровождении шести драккаров вылетел в направлении Келл Инира — не имея на сей счет никаких приказов. В пяти лигах от Келл Инира их блокировала Третья эскадрилья корветов: взяла в клещи и, угрожая применением всего боевого оружия, отконвоировала назад в расположение. Там уже высадились группы, командир полка и все офицеры временно арестованы, следствие ведется в хорошем темпе…
Кивнул и отошел, сохраняя на лице самое безмятежное выражение.
— Вряд ли они собирались что-то предпринимать сразу, — сказал Канцлер. — Должны понимать, что одного армейского полка для этого маловато. Видимо, хотели иметь поблизости вооруженную силу… Кстати, командир полка ранее в числе заговорщиков не был замечен.
— Думаю, он не один такой… — сквозь зубы сказал Сварог.
Через несколько минут появилась и Канилла, в парадной форме девятого стола и фуражке, при кортике (правый карман бриджей чуть-чуть оттопыривал бластер, что было не особенно и заметно). Отставая на шаг, ее сопровождал Гаржак, граф на сей раз объявился в роскошном мундире Когорты Стражи — отряда личных телохранителей Яны.
Козырнув, Канилла прилежно доложила:
— Непредвиденный фактор, командир. На горизонте объявился принц Элвар с тремя виманами, по данным наблюдателей, набитых вооруженными каталаунцами. Сфера их тормознула на подлете, уже прошли переговоры, принца заверили, что в случае необходимости его отряд непременно будет использован в деле, о чем ему немедленно сообщат. Он не перечил. Его виманы барражируют в полулиге от сферы. — Она ухмыльнулась: — Как сообщил отправленный на переговоры офицер, его высочество почти трезв.
— Ну, не может же он быть трезвым совершенно, — проворчал Канцлер. — Давненько уж за ним такого не водилось… У вас все?
— Нет, — сказала Канилла. — Когда я к вам шла, по пути меня перехватил один из ваших людей, Канцлер, просил, если уж вышла такая оказия, вам передать… Эту часть дворца, держась на расстоянии от Зала Агоры, заняли лейб-гвардейцы всех трех рот. Они только что арестовали Мажордома Дворца и заменили его другим человеком. Их офицеры в ответ на любые вопросы отвечают одно: они выполняют личные распоряжения императрицы и ни перед кем отчитываться не намерены, да и не обязаны… Вот теперь — все пока.
— Идите, — сказал Канцлер бесстрастно.
Она козырнула и удалилась не парадным шагом, но откровенно щеголяя выправкой («Комендант их все же хорошо вышколил, — подумал Сварог, — все время я забывал наградить его Бронзовым знаком, как только все закончится, надо наконец озаботиться, заслужил»). Гаржак остался, стоял в нескольких шагах в выжидательной позе.
— Восхищен вашей предусмотрительностью, Канцлер, — сказал Сварог. — Честное слово. Вы предсказали действия принца во всех подробностях.
— Никакой особенной проницательности не требовалось, — усмехнулся Канцлер. — Хорошо его знаю, да и был не так уж и давно один известный вам прецедент. С уверенностью можно было сказать, что он и на этот раз пустит в дело самовольно своих головорезов. Рад, что у него хватило ума остаться на месте, а не пробиваться в Келл Инир нахрапом. Вообще-то, я заранее отвел и его отряду местечко в плане — если начнется какая-то заваруха, его молодчики окажутся отнюдь не лишними — они, надо полагать, оружием владеют хорошо, а меч для лара смертелен, как и для обитателя земли… Значит, в игру вступила лейб-гвардия… А значит это только одно: императрица осуществляет свой план. Арестовали Мажордома? Интересно, интересно. Он у меня тоже не числился среди подозреваемых — получается, о чем-то императрица знает больше нашего, но с нами не соизволила поделиться. Только бы ее действия не помешали нашим. Она ручалась честным словом, что этого не произойдет, но в таких делах нельзя распланировать наперед абсолютно все… Что ж, у вас есть время поговорить со своим человеком…
Сварог поманил Гержака. Граф приблизился, старательно попытался принять стойку «смирно». Нельзя сказать, чтобы это у него получилось на пятерку — на земле он в армии никогда не служил и строевой подготовки у коменданта девятого стола не проходил, не было такой необходимости.
— Ну, как настроение, граф? — спросил Сварог. — Не испытываете некоторой робости? Она была бы вполне понятна и простительна…
— Никакой, командир, — блеснул Гаржак своей фирменной хищно-обаятельной улыбочкой. — Ежели в принципе, все ничем не отличается от иных событий, случавшихся на земле, в том числе — один раз на моей памяти…
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Инструкции прежние. Ваша задача — держать половину трех первых рядов. Если какая-нибудь сволочь выхватит оружие — бейте наповал без колебаний (он покосился на Канцлера, но тот безмолвствовал, не считал нужным что-то добавлять). Идите, скоро начнется церемония…
— Волнуетесь? — спросил Канцлер.
— Конечно, — сказал Сварог. — Не изрядно, но все же. Как наверняка и вы — в такой ситуации только круглый идиот не волнуется…
— Все верно…
Больше никаких докладов не последовало — это означало, в частности, что никаких непредвиденных событий не произошло, а это прибавляло уверенности. «Значит, и Мажордом, — подумал Сварог, — а ведь и на него у нас ничего не было — но определенно нашлось у Яны». Мажордом Дворца совмещает функции коменданта здания и главного завхоза. Пост этот — весьма немаловажный: Мажордом, кроме прислуги, распоряжается еще и внутренней охраной дворца (кроме Когорты Стражи и гвардейцев), отнюдь не малочисленной. При любых переворотах, что здесь, что на земле (где в королевских дворцах существуют аналогичные должности), любым заговорщикам крайне выгодно иметь Мажордома Дворца на своей стороне…
Он еще раз прокрутил в голове перечень предпринятых мер (вряд ли Канцлер от него что-то скрывал). Сфера выстроена, вылазка армейского полка пресечена — как будут пресечены другие подобные попытки, если произойдут. Келл Инир защищен надежно: в усиленные караулы встали Бриллиантовые Пикинеры и Яшмовые Мушкетеры — два старейших гвардейских полка (играющих ту же роль, что некогда в Российской империи — Преображенский и Семеновский), только у них полковником состоит Яна. Ни малейших подозрений это у заговорщиков не вызовет — согласно очередной старинной традиции, в такие дни как раз и положено для пущего почета выставлять на постах весь личный состав обоих полков. Изрядное число слуг заменено спецназовцами. Неприятных сюрпризов стоит ожидать с одной-единственной стороны: если среди вовлеченных в операцию все же окажутся люди заговорщиков и устроят какие-то свои игры — но и на сей счет приняты меры.
Камень преткновения и главная головная боль в другом — если Агора большинством голосов примет решение вернуться к «славным обычаям благородных предков», то есть осуществить планы заговорщиков, все осложнится — и соглашаться на это никак нельзя, и, пустив в ход гвардию, разогнать, называя вещи своими именами, Агору, последствия будут скверные. Беспрецедентный случай в истории Империи. Вряд ли случится гражданская война, чересчур несопоставимы силы «партии власти» и «оппозиции», но настроения в обществе изменятся резко. Даже те, кто вполне лоялен к «партии власти» и не намерен протестовать против реформ, ну, или значительная часть таких людей, обо всех говорить не будем, преисполнится к Яне крайнего недоброжелательства — на сей раз она нарушит чересчур уж старинную традицию, посягнет на некие основы основ. А при таких настроениях в обществе гораздо труднее будет работать и Яне, и всем остальным. Штыками взять власть иногда совсем нетрудно, но вот усидеть на штыках гораздо труднее — старая избитая истина, проверенная и опытом Земли, и здешним. Остается надеяться…
Звонкий удар гигантского гонга, заливший зал, — началось… Распахнулись шесть высоких, широких двустворчатых дверей, и делегаты Агоры степенно потянулись в зал. Там в конце концов осталось человек тридцать в придворных, военных и гражданских парадных мундирах — камергеры, руководители ключевых учреждений (в том числе процессор Марлок и директор Магистериума). Среди них выделялись нарядами двое — мэтр Тигернах в усеянных золотыми звездами колпаке и мантии и Главный Герольдмейстер Геральдической Коллегии, по традиции облаченный в пышный наряд, вышедший из моды тысячи четыре лет назад. Кстати, давний доброжелатель Сварога, не один раз помогавший воспользоваться прорехами в законах писаных и неписаных, преклонных лет старичок, но крайне энергичный и жизнерадостный.
Увы, никто из них (включая и Канцлера) ничем не мог помочь — все они должны только присутствовать на Агоре, но права голоса и выступлений им не полагалось: а вот отчитываться любому из них пришлось бы, если последует «парламентский запрос»…
Оказавшись наконец в зале минут через десять после того, как «народные избранники» расселись и малость потешили свое самолюбие, вынудив «бесправных» немного подождать за дверьми, Сварог, конечно, не вертел головой, как деревенщина, но с любопытством оглядывался, насколько позволяли приличия. Впрочем, так вели себя без исключении (и часть Агоры из тех, кто помоложе) — все они, здесь присутствующие, оказались на Агоре, в этом зале впервые в жизни.
Роскошью он не блистал — видимо, в силу очередной старинной традиции. Ни лепнины, ни позолоты, ни прочих архитектурных излишеств — пол и подиумы из досок, отшлифованных, но не крашеных, лишь покрытых прозрачным лаком, по которому не скользили ноги. Стены до половины покрыты панелями с незатейливым узором, а потолок лишен их вовсе, все кресла — из дерева, без каких бы то ни было мягких сидений, спинок и подлокотников (правда, дерево везде использовано самое ценное, таларских, сильванских пород — ну, конечно, не стоит доводить аскетизм до абсурда).
Триста кресел для участников Агоры расположены полукруглым амфитеатром. Напротив — такой же амфитеатр, но кресел гораздо меньше и расположены они на добрый уард ниже, чем те триста — мягкое и ненавязчивое напоминание, кто здесь народный избранник, а кто не более чем чиновник. Между ними — круглый подиум, разделенный на две части неравной высоты. Половина, на которой стоял императорский трон, во всем своем великолепии, заметно выше кресел Агоры — избранники избранниками, а монарх монархом. Трон оказался единственной здесь роскошной мебелью — сиял множеством драгоценных камней всех цветов, золотом, высокую спинку венчал императорский герб, опять-таки весь в самоцветах. Над троном свисало с потолка знамя Империи (оно же — личный штандарт Яны) — лазурно-голубое, со множеством золотых пчел. Сварог, уже неплохо разбиравшийся в здешней геральдике, давно знал: лазурь символизирует небеса, в которых обитали лары, а золотые пчелы — нешуточные труды предков по созданию и укреплению Империи. Историческое знамя, смело можно сказать: введено первым императором, тем самым герцогом — адмиралом Тагорешем и оставшееся с его времен без малейших изменений.
Нужно признать, что первые императоры не были такими уж доверчивыми прекраснодушными растяпами… Как Сварог ни шарил пытливым взглядом по трем стенам у потолка, не смог высмотреть ни единой из великолепно замаскированной полусотни амбразур, за которыми располагались снайперы — хотя прекрасно знал об их существовании, треть стрелков была его людьми.
Увы, зал не был оснащен аппаратурой, позволившей бы определить, где сидят обладатели оружия, идентифицировать их среди трехсот «народных избранников». Ну, тут уж приходилось полагаться на выучку стрелков и шестерых телохранителей, стоявших по обе стороны трона шеренгами по три (Гаржак — на правом фланге). Некоторые древние традиции можно обернуть и себе на пользу: телохранители стояли с короткими гуфами немногим выше их голов — и никто не знал, что на сей раз у них в руках не безобидные муляжи, а боевые лучеметы из тех, что смертельны и для ларов…
Одно из кресел в первом ряду чуточку отличалось от остальных — в нем заседал Глава Агоры. Правда, все отличия свелись к тому, что спинка кресла была всего-то на пару ладоней выше остальных. Еще одно мягкое и ненавязчивое напоминание — на сей раз о том, что Глава не более чем первый среди разных (да здравствует демократия, гип-гип ура, виват, ле хаим, бояре…).
Ну, еще это кресло было единственным, не подлежащим жеребьевке. А с Главой здесь обстояло как на Земле в дипломатическом корпусе — им автоматически становился самый старший годами из присутствующих. Вот и сейчас там восседал величественный, седовласый герцог Уинрет (состоявший, кстати, в родстве с императорской фамилией), умудрившийся родиться на несколько часов раньше из десятка своих ровесников. В общем, от него «партии власти» не будет никакой пользы, но и заговорщикам ни малейшей — он не был ни сторонником, ни противником новшеств и реформ, на жизнь, подобно Сварогу, смотрел грустно-философски: что происходит, то и происходит, никогда так не было, чтобы никак не было, и вообще, любой благородный лар не имеет права обсуждать решения монарха, даже столь молодого, как Яна, не говоря уж о том, чтобы им как-то противодействовать… Правда, неизвестно, как он себя поведет, когда начнут запугивать собравшихся призраком новой Вьюги. Но, в конце концов, никаким влиянием на собравшихся он не обладает, выполняет чисто протокольные обязанности…
Прозвучали фанфары, распахнулась седьмая дверь, тоже двустворчатая, но ниже и уже остальных — поскольку предназначалась для одного-единственного человека — в данном случае для Яны. По рядам прошло движение, все, кто сидел в обоих амфитеатрах, поднялись на ноги, включая Главу Агоры, — демократия демократией, а монарха извольте, дамы и господа, приветствовать стоя…
Когда появилась Яна, по рядам прошелестело тихое оханье и аханье — в первую очередь удивленное, но, если сравнивать с симфонией, кое-где вплетались нотки откровенного испуга. Было от чего…
Сварог, конечно, не испугался нисколечко — а вот удивился не менее остальных: Яна с надменным и величавым видом, в некоторых случаях, включая сегодняшнюю церемонию, прямо предписанным этикетом, шествовала в алой мантии хелльстадской королевы и серебряной митре. Мало того, следом за ней бесшумно ступала Фиалка, давным-давно повзрослевшая — так что ее жизнерадостная морда располагалась чуть-чуть повыше верхушки митры.
Сюрпризец… И неплохое средство психологического воздействия. Сварог прекрасно видел испуг не на одном лице в первых рядах — с хелльстадским нарядом Яны, в общем, свыклись, она далеко не впервые появлялась в нем во дворце, в том числе и на торжественных церемониях — а вот живого гарма все присутствующие (не считая Сварога, Канцлера и профессора Марлока) видели впервые. И у многих это зрелище не вызвало особого воодушевления, наоборот.
«Ну что же, — весело подумал Сварог. — Нет ни неписаных традиций, ни писаных законов, регламентировавших бы одежды императрицы для данного случая. Или запрещавших приводить с собой каких бы то ни было животных. Достоверно известно, что в старинные времена иные императоры появлялись на Агоре в сопровождении любимых охотничьих собак — так что прецеденты имеются…»
Яна, сев на трон, произнесла каноническую фразу:
— Приветствую высокое собрание, все могут сесть. Дальнейшее, согласно древним и нерушимым традициям, возлагается на Главу Агоры.
Фиалка легла справа от трона, положив морду на лапы, взирая на «народных избранников» спокойно, равнодушно — поскольку пока не получила мысленного приказа Яны оторвать кому-то голову — каковой приказ выполнила бы моментально и качественно.
И началось шоу…
Взошедший на трибуну из темно-коричневых досок сильванского бука Глава словоблудием, как и в жизни, не увлекался: короткое приветствие, надежда на то, что Агора и в этот раз проявит высшую государственную мудрость, здравомыслие и заботы о благе Империи, на трибуну приглашается первый оратор из числа тех, что записались заранее (реплики с мест и чьи бы то ни было попытки потребовать слова до того, как выговорятся все ораторы из списка, не допускались).
И понеслось…
Канцлер, сутки перед Агорой не спавший ни минуты, говоривший все это время с теми, кого смело можно было считать сторонником «партии власти», поступил, на взгляд Сварога, совершенно правильно: решил сначала дать высказаться исключительно оппонентам, а уж потом в игру вступят сторонники и постараются разделать под орех услышанные идеи и предложения…
Косяком пошли те претензии, о которых они уже знали по, выражаясь казенно, оперативным материалам. Крайняя эмоциональность тут не приветствовалась — но кое-какие проявления эмоций все же допускались. И они последовали в немалом количестве. Не задевая императрицу прямо (сие не допускалось), сменявшие друг друга оппозиционеры витийствовали вовсю, в рамках разрешенной им вольности речей протестуя против многих вопиющих нарушений старых традиций — тех, кто, оставив маноры, обосновался на земле, недопустимого повышения технического уровня обитателей земли, роспуска Тайного Совета и Палаты Ларов, словом, всего, о чем канцлер со Сварогом звали заранее. Новых обвинений как-то не прозвучало.
Добрая половина выступавших открытым текстом обрушивалась на Сварога — то, что он пользовался на земле имперской техникой и даже доверил ее образцы некоторым из тамошних подданных (прознали, сволочи. Что ж, не было законной возможности запретить им держать на земле своих агентов и использовать средства наблюдения). За то, что он нисколечко не препятствовал ларам устраиваться на земле — наоборот, всячески способствовал. За то, что он принял земные короны, в том числе хелльстадскую. Ну, и за все прочее, нарушавшее древние традиции. Едва ли не каждый оратор (кто спокойно, кто вплотную подойдя к предписанным рамкам выражениям эмоций) пугал присутствующих Новой Вьюгой — которая при таком положении дел непременно разразится и, вполне возможно, в отличие от предыдущей, затронет и ларов (некоторые в подтверждение ссылались на мнение «авторитетных ученых из Магистериума»). Словом, атака была массированная и проработанная в деталях.
Мимоходом, один-единственный раз прилетело и Канилле, но Сварог был уверен, что на сей раз заговорщики решительно ни при чем — утвердившийся на трибуне замшелый старец, герцог Филеас, обрушился на Каниллу за то, что она ввела во всеобщий обиход «развратные наряды». Что у многих присутствующих вызвало лишь иронические улыбки, а то и смешки. Задолго до появления Сварога Филеас был известен как ярый консерватор во всем, что касалось морали и нарядов. Даже прежние «срамотные вырезы» и «куцые платьишки», вошедшие в моду лет пятьсот назад, во времена юности герцога, сурово им осуждались. О чем он имел возможность сокрушаться лишь в частных беседах — но, впервые в жизни получив возможность заполучить столь высокую и официальную трибуну, он выложился по полной программе. Успех его взгляды имели лишь у подобных замшелых ревнителей традиций, коих можно было по пальцам пересчитать. Остальные относились к нему как к безобидному городскому сумасшедшему (в первую очередь, как легко догадаться, женская половина Империи).
Регламента не было, и всякий оратор имел возможность витийствовать сколько душе угодно. Ни аплодисменты, ни свист и шиканье протоколом не дозволялись. Однако средство воздействия на очередного оратора все же имелось, на правом подлокотнике каждого кресла с полдюжины кнопок. При нажатии любой из них над макушкой сидящих вспыхивали шары света, размером с апельсин, цветом выражавшие отношение слушателя к речам оратора — от полного одобрения до категорического неприятия. Примерно через квадранс над головами добрых девяти десятых присутствующих зажглись зеленые в красную полосу шары — не просто неодобрение, а недвусмысленное пожелание оратору закругляться и слезть с трибуны к чертовой матери. Что было вполне понятно: такая вот художественная самодеятельность в равной степени мешала как «партии власти», так и оппозиции.
По очередной неписаной традиции оратору полагалось эти сигналы учитывать — и вскоре герцог с превеликим сожалением на лице трибуну покинул. И на нее поднялся очередной критикан, дополнивший критику предложением запретить привозить в Империю любого рода «обитающих на земле животных». Мишенью в первую очередь были, понятно, гармы, но этого оратор не мог высказать прямо, ибо непременно задел бы этим императрицу. А потому и он получил изрядную порцию зелено-красных шаров — предложенный им запрет был сформулирован так, что касался и привезенных с земли породистых кошек, и комнатных собачек, а они, за редкими исключениями, обитали во всех манорах…
Настал момент (мысленно сверявшийся со списком ораторов Сварог его четко отметил), когда были высказаны все претензии и внесены все предложения. Сводившиеся к тому, что они с Канцлером уже знали: изничтожить земные пароходы, паровозы, самолеты и электрические устройства, «законсервировать» земную жизнь в незыблемом состоянии, ужесточить «Закон о запрещенной технике», запретить ларам принимать земные дворянские титулы и королевские короны (сие, изволите ли видеть, унижает достоинство благородных ларов, стоящих неизмеримо выше любого обитателя земли, включая тамошних королей), обязать ларов, отправляющихся на землю развлечься, проводить там не более трех дней в месяц… и так далее, и тому подобное.
Едва ли не все подобные предложения включали в себя и отеческую заботу о будущем Сварога. Надо отдать им должное, никто не требовал ни его крови, ни хотя бы предоставления возможностей наблюдать небо в клеточку — прекрасно понимали, стервецы, что Яна на такое никогда не пойдет. Однако практически все предлагали уволить его со всех постов, исключая придворные, девятый стол распустить вообще как ненужного дублера восьмого департамента, а всех абсолютно его сотрудников выключить из списков гвардии. Очень часто звучали предложения отправить в отставку и Канцлера (за потворство недальновидным реформам, способным вызвать Вьюгу), и еще нескольких человек — наперечет сторонников Канцлера со Сварогом.
Программа, без сомнения, была четко проработана. При ее претворении в жизнь и в самом деле не требовалось Сварога сажать и на пятнадцать суток — при столь сердечном расположении к нему Яны, остался бы не более чем фаворитом и придворным, лишенным всякого влияния на систему управления, запертым за облаками, не способным влиять на земную жизнь… все рычаги оказались бы в руках противников его реформ…
Так, началась контрпропаганда… к Трибуне шла Мерилетта, графиня Дегро, наполовину дриада по крови, мать Каниллы, убежденная сторонница Сварога. И, что важно, женщина умная, острая на язык, пользовавшаяся немалым уважением в Империи. Что она будет говорить, Сварог не знал, но не сомневался — оппозиции врежет качественно, а там и остальные подключатся…
Графиня успела только взойти на трибуну, а вот сказать не успела ни слова. Яна вдруг воскликнула:
— К ходу заседания!
Это означало, что она просит слова — на что имела полное право. Графиня выжидательно молчала, над головой Главы вспыхнул зеленый шар: Глава выражал согласие… куда бы он делся с подводной лодки? Традиции есть традиции, монарх имеет право выступить в любой момент — при условии, что он до окончания дискуссии не будет поддерживать или, наоборот, дезавуировать кого-то из ораторов. Сварог напрягся — понимал, что сейчас и начнут, никаких сомнений, осуществляться ее собственные планы…
Яна повернула голову:
— Господин Главный Герольдмейстер, не соблаговолите ли огласить параграф четвертый Уложения об Агоре?
Старичок с юношеской резвостью вскочил:
— Разумеется, ваше величество, — и продолжал казенным тоном. — Параграф четвертый Уложения об Агоре. В случае обнаружения среди участников таковой лиц, причастных к черной магии тем или иным способом, от владения до знания и недонесения означенные лица подлежат немедленному аресту, а сама Агора приостановке деятельности до сих пор, пока на место изъятых не будут избраны добропорядочные люди…
В зале стояло гробовое молчание.
— Следую законам Империи Четырех Миров! — воскликнула Яна и вскочила.
Ее золотистые волосы, струившиеся из-под митры на плечи и спину, вдруг взметнулись словно бы под порывом задевшего только ее одну ветра. Мало кто это понял, но уж Сварог-то прекрасно знал: она пустила в ход Древний Ветер во всей его мощи…
Со своего места Яну он видел прекрасно. Она подняла ладони перед лицом, и от них очень быстро распространилось светло-зеленое сияние, накрывшее триста кресел. Оно продержалось недолго и вскоре растаяло, но на смену ему пришло кое-что другое… Десятка два людей теперь сидели, окутанные высоким ореолом, казавшимся вполне материальным, вырезанным из тонкого листа металла. Сварог машинально считал про себя: у семи человек ореол просто черный — а у трех еще и дополнен какими-то лучами, расходящимися веером…
Прекрасное личико Яны дышало не просто яростью: лютой злобой, какой Сварог у нее никогда не видел. Выбросив вперед руку, подняв ладонь, она крикнула:
— Наконец-то я вас нашла, сволочей! Гвардия!
С грохотом распахнулись все семь дверей, и в зал повалили лейб-гвардейцы в ало-сиреневых с золотом мундирах. Их было много, они проворно заняли все пространство меж тремя сотнями кресел и стояли, нацелив оружие, недобро оскалясь. Металлический голос раздался неведомо откуда:
— Всем сидеть смирно! Любую попытку сопротивления встретим огнем!
Все сидели смирно. Только во втором ряду вскочил незнакомый Сварогу человек средних лет и попытался достать что-то из-под тоги (он был без ореола, кстати). В следующий миг на нем скрестились сразу три пронзительно-синих луча, один из бластера Гаржака и два, ударивших, такое впечатление, прямо из стен, под потолком — и персонаж рухнул в кресло, где и застыл в нелепой позе, уронив руки, свесив голову, с застывшим лицом и остекленелым взглядом. Соседи с двух сторон (тоже без ореолов) шарахнулись от него, насколько позволяли кресла, а вот вскочить не решились, хотя по лицам видно, что им чертовски бы хотелось оказаться подальше.
Шла деловитая суета — лейб-гвардейцы, пробегая по широким проходам меж рядами кресел, скрутили в первую очередь тех, чьи ореолы были отмечены алыми лучами, а потом остальных.
Вскочившая Фиалка заслонила Яну, широко расставив передние лапы, наклонив голову, встопорщив длинную шерсть на загривке, оскалясь — конечно же, не выполняя приказ, а действуя по собственному разумению. Решив, что каши маслом не испортишь, что теперь все можно, Сварог выхватил бластер и встал слева от трона. Но это, очень похоже, было ни к чему: тот же металлический голос громыхнул:
— Среди присутствующих есть люди, в нарушение третьего параграфа Уложения об Агоре принесшие с собой оружие! Всем по одному выходить в двери, где будет проведена проверка!
Ни протестов, ни сопротивления — народные избранники послушно потянулись к дверям — за которыми, Сварог видел со своего места, стояли люди в форме Когорты Стражи с какими-то не особенно большими приборами.
Яна, пятясь назад, буквально рухнула на сиденье трона. Сварог тревожно склонился к ней:
— Что, Вита?!
С другой стороны подскочил Канцлер.
Ее лицо было белым, как стена, губы страшно побледнели.
— Успокойтесь, господа мои, — произнесла она слабым голосом, полузакрыв глаза. — Ничего страшного, это скоро пройдет… Очень уж много сил теряешь, когда приходится с таким размахом действовать. Скоро пройдет, честное слово…
Сварог посмотрел в зал. Последним лейб-гвардейцы вытащили из кресла бесчувственного типа. Именно бесчувственного — Гаржаку Сварог выдал не бластер, а парализатор — и такими же били снайперы. Ухлопать человека нетрудно — а вот целехонький «язык» гораздо предпочтительное.
Яна, словно бы чуточку ставшая оживать, бледно улыбнулась:
— Господа мои, вы усердно занимались политическими интригами и вооруженной силой, мерами безопасности и всяким таким… И вам обоим отчего-то в голову не пришло изучить Уложение об Агоре… — посмотрела на Сварога, и ее лукавая улыбка была почти прежней. — Лорд Сварог, не вы один умеете пользоваться крайне иногда полезными услугами Геральдической Коллегии…
Сварог сконфуженно молчал, как и Канцлер. Ближайшее будущее предвидеть было нетрудно: когда-то еще состоятся довыборы в Агору — если только состоятся. Тем временем следователи трех спецслужб будут трудиться ударно — и нельзя исключать, что кое-кто из оказавшихся на свободе членов Агоры потеряют таковую…
Это, пожалуй, была полная и окончательная победа. Одержанная исключительно благодаря Яне.
А она на глазах приходила в себя, сидела уже в обычной позе, лицо все больше приобретало нормальный здоровый цвет, появлялся румянец на щеках, губы наливались алым.
— Вот теперь, господа мои, вы можете претворять в жизнь свои планы, — сказала Яна с ноткой легонького ехидства. — Если только в этом есть необходимость…
Сварог и Канцлер сконфуженно молчали.
Ах, как звенела медь в монастыре далече!
Точнее выражаясь — ах, как гремела их лихая плясовая! На сей раз играми пренебрегли, хрустальным звоном звенели бокалы, каблуки и каблучки молотили по старинному паркету. Сегодня, даже до полудня в «Медвежьей берлоге» собрались только причастные — Бравая Компания в полном составе, Сварог с Яной, маркиз Оклер и Гаржак. Из «непричастных» присутствовала одна Вердиана — неприлично как-то устраивать торжество, не пригласив на него хозяйку дома.
Не самые веселые стихи — но их положили на плясовую музыку, тот каталаунский танец, что здорово напоминал Сварогу «Казачок» — никаких пар, все разделились на две шеренги, то наступают друг на друга, то отступают, выкаблучивая при этом порой строго фигуры танца, порой — кто во что горазд.
Они все были веселы и крайне довольны жизнью — как все победители во все времена.
Это победа, думал Сварог, когда все, разгоряченные, уселись за стол и в бокалы полилось золотисто-зеленое вино. До конца еще далеко, следствие не закончено и не все подлежащие аресту повязаны, и иные еще не вскрыты — но это, безусловно, победа. Канцлер сказал, что с «Черной радугой» и «Черной благодатью» в Империи покончено напрочь. Аресты на основе показаний уже допрошенных (развязавших языки, когда им напомнили о не так уж и давно возвращенной в Карный кодекс смертной казни), прошлись по манорам и имперским учреждениям, словно коса в руках умелого жнеца по колосьям созревшей пшеницы. Сам Сварог в арестах и допросах не участвовал — в функции девятого стола это не входило, а восьмой департамент был пока что из игры выведен — там сгребли еще не всех, кто этого заслуживал, и зачистка продолжалась. Кстати, из-за этого его высочество Диамер-Сонирил оказался в щекотливом положении. Как принц короны, он лишь приветствовал победу, а вот как чиновник, которому подчинен восьмой департамент, на сей раз лишился возможности объявить все случившееся победой именно его подчиненных, восьмого департамента, в лице Сварога. Зато принц Элвар, пусть и не сумевший ни в чем поучаствовать, радовался от души — поданным службы наблюдения, в его каталаунском замке Роменталь третьи сутки шумела развеселая гулянка: с фейерверками, плясками с девицами и молодками из окрестных сел, пальбой в воздух и салютом холостыми из двух старинных пушек, стоявших по обе стороны парадной лестницы…
Яна наклонилась к нему и шепнула на ухо:
— Сейчас поставим что-нибудь медленное, потанцуй с Верди. Она старательно делает вид, что веселится наравне со всеми, но сегодня себя чувствует чуточку чужой. Она хорошая девочка, не хочу, чтобы ей было грустно. Что тебе стоит?
— Сделаем, — сказал Сварог.
Вердиана держалась превосходно — в отличие от иных знакомых Сварогу женщин ничуть не пыталась обстреливать его тоскливо-многозначительными взглядами, ничем не дала понять, что меж ними что-то было, последний раз совсем недавно. Так что Сварог ее охотно пригласил, когда вскоре Канилла запустила медленный танец, и четыре пары могли потанцевать.
— Значит, вы победили? — тихонько спросила Вердиана.
— Можно сказать и так, — ответил Сварог тоже шепотом. — Удачно завершился эксперимент…
— Значит, мне по-прежнему не полагается знать… Я понимаю. Но с такими лицами, как у вас всех сейчас, празднуют именно что победу, а не успех какого-то там научного опыта…
— Умница ты все же, — сказал Сварог.
— Жаль, что вы не можете сказать: «Умница ты уменя». Ну что же, я заранее знала, что будет именно так…
— Извини, — сказал Сварог, глянув через ее плечо. — Я тебя на минутку покину, меня снова в покое не оставляют…
В дверной проем деликатно заглядывал один из слуг — точности ради, постоянный связной Интагара. А Интагар в подобных ситуациях его никогда не беспокоил по пустякам… Проводив Вердиану до ее кресла, Сварог подошел к сыщику и, выслушав его короткий рапорт, обернулся к своим, благо танец как раз закончился:
— Я вас ненадолго покину, — сказал он с безмятежным видом. — Как обычно — рутинные, но срочные королевские дела…
Перепрыгивая через две ступеньки, спустился по широким лестнице и вышел на парадное крыльцо. Там неторопливо прохаживался Интагар, а у нижней ступеньки сидели в седлах трое ратагайцев, и один держал в поводу Сварогова Рыжика. Здесь Интагар старательно блюл субординацию, никогда без зова в «Медвежью Берлогу» не заходил.
— Ну, что там опять на мою голову? — спросил Сварог.
— Ничего пока что не могу сказать, государь. Только что во дворец приехал маркиз Фаронт. Заявил, что знает Королевский Секрет. Я поступил, как полагается — немедленно вас уведомил. Взял на себя смелость распорядиться насчет вашего коня и охраны. Вы прекрасно знаете, как бывает с Королевскими Секретами — иногда приходят с такими пустяками, а иногда с чем-то крайне полезным…
— Ну, раз Королевский Секрет, ничего не попишешь, надо ехать… — сказал Сварог. — Маркиз Фаронт, маркиз Фаронт… Где-то я в последний раз слышал это имечко совсем недавно… Ах да! Полуостров Тайри, рыболовная флотилия открытого моря… Его еще прозвали Рыбий Маркиз…
— Совершенно верно, государь. Он самый. Я, правда, ума не приложу, откуда в таком захолустье взялся Королевский Секрет, но всякое в жизни бывало…
До дворца, как обычно, доскакали быстро, опередив карету Интагара, но его присутствия пока что и не требовалось — Королевский Секрет полагается выслушивать с глазу на глаз.
По первым впечатлениям, Сварогу маркиз понравился. Провинциальные дворяне обычно четко делятся на две категории: одни, впервые попав пред королевские очи, теряются и держатся излишне подобострастно, другие блюдут некое достоинство. Маркиз явно относился ко вторым. И к тому же ничем не напоминал иных благородных паразитов из захолустья — свое дело на пустом месте завел, успешно им рулит…
Сварог немного поговорил о пустяках, чтобы дать маркизу время освоиться.
— Значит, у вас самая настоящая флотилия открытого моря… — сказал он задумчиво.
— Я надеюсь, вы мне не ставите это в вину, ваше величество? — осторожно спросил маркиз.
— Никоим образом, — сказал Сварог. — Люблю, когда люди занимаются делом.
— Рад слышать, ваше величество…
— А что там насчет дворянского этикета? — с любопытством спросил Сварог. — Я как-то подробно не вникал…
Маркиз позволил себе легонькую усмешку:
— По правде говоря, ваше величество, я воспользовался имевшей место быть прорехой в оном. Нигде не говорится о запрете дворянам держать рыбацкие флотилии. Нигде не говорится также, что это разрешено, — но коли нет запрета… Я и раньше об этом подумывал, но денег не было, а вот когда получил наследство от тетушки, взялся за дело всерьез. Ну да, я знаю, что некоторые надо мной втихомолку посмеиваются, даже Рыбьим Маркизом прозвали, но мне на них, простите, плевать. У меня свое, доходное предприятие, живется лучше, чем насмешникам. Может быть, они это из зависти — сами хотели бы что-то подобное завести, да не умеют. Тупо пыжатся у себя в замках, выжимают из крестьян последнее — а на наших скудных землях из крестьян много не выжмешь, из-за непомерных поборов уже была парочка мятежей, по столичным меркам мизерных, но без крови не обошлось. А они так ничего и не поняли, если будут так продолжать, нового мятежа дождутся, покрупнее. А кому от этого польза? Сначала мужики под горячую руку прикончат кого попало, потом придут войска на усмирение, тоже дров наломают…
— Резонно, — кивнул Сварог. — У вас там, как я понимаю, крестьяне крепостные?
— Да, большей частью. Я своих давно перевел во фригольдерство, что только на пользу и им, и мне…
«Нужно будет послать туда толкового человека, чтобы навел порядок, — подумал Сварог. — Крепостных во фригольдеры перевести, паразитов поприжать, насколько возможно. Дать ему в спутники людей Интагара и кого-нибудь из гвардейских офицеров — и они там быстро всех научат, с какого конца рыбу чистить…»
— Значит, использовали прорехи в писаных и неписаных законах… — усмехнулся Сварог. — Признаться, я и сам так порой поступаю, когда представляется возможность. Иногда бывает нешуточная польза… Ну что же, давайте о делах. Что у вас за Королевский Секрет?
— Собственно говоря, все обстоит несколько иначе. Можно сказать, я сейчас — посланец к вам по серьезному и тайному делу. Но если подумать, это впрямь Королевский Секрет…
— Говорите прямо, — прямо-таки приказал Сварог. — Не люблю, когда ходят вокруг да около…
— Понимаю, выше величество. Так вот… Я человек холостой, и у меня давно уже есть подруга… из Морских Дев. Там все серьезно, я бы на ней давно женился, если бы она согласилась, но она не хочет. Морские Девы не хотят жить на суше… Неделю назад она приплыла в крайне расстроенных чувствах и сказала: мне нужно немедленно отправиться к вам и все рассказать. Вам это просто необходимо знать — потому что вы, как они там у себя полагают, отчего-то не знаете. Однажды с вами уже встречалась одна Морская Дева, они это помнят и крайне к вам расположены, к тому же помочь можете только вы — из-за того положения, что занимаете в Империи. Короче говоря, в море недели три назад в большом количестве объявилась новая, не известная доселе, напасть. Вроде бы обычные морские змеи, но такие, каких раньше не было. И ведут они себя совершенно иначе. Обычных, прежних морских змеев давно приучили держаться подальше, а эти стали нападать на подводные города. Никак нельзя сказать, что они представляют столь уж смертельную угрозу, но они нападают все чаще, все большими стаями, есть разрушения и жертвы. К тому же их — я имею в виду не змеев, а морских жителей — знающие люди ничего не могут пока что объяснить толком, но в один голос твердят: что-то с этими змеями не то, не простые это змеи. Вот они и просят у вас помощи. Они вам не подданные, но на вас вся надежда. Вот тут у меня… Мне принесла Элайя… — Он полез в боковой карман камзола, чем-то явственно оттопыренный. — Это они с одного убитого змея шкуру содрали, целиком посылать не стали — они здоровенные, змей не менее десяти уардов в длину — а в самое последнее время встречаются и побольше. Они полагали, вам этого хватит, чтобы составить представление…
Он извлек объемистый сверток, положил перед Сварогом и развернул полотно. Сварог без малейшей брезгливости взял в руки кусок уже высохшей змеиной шкуры, толщиной в палец. Повертел в руках так и этак, разглядывая черно-зеленый узор, что-то ему определенно напоминавший…
Ну, конечно же!
Он резко встал, отодвинув кресло (маркиз торопливо вскочил на ноги). Спросил:
— У вас есть что-то еще?
— Нет, ваше величество, только подробности… Элайя мне подробно рассказала, чтобы я передал вам…
— Ну что же, — сказал Сварог. — Я сейчас распоряжусь, вам отведут комнату во дворце…
— Ваше величество, если на то ваша воля, я бы побыстрее отправился назад. Дорога занимает неделю — сначала сухопутьем, потом пароходом по Ителу, назад, получается, наоборот. Элайя ждет, беспокоится, как все они…
— Ничего, — сказал Сварог. — Я вас туда доставлю гораздо быстрее. Про самолеты слышали?
— Конечно. Но в жизни не видел.
— Теперь увидите, — сказал Сварог. — И полетите. Уже к вечеру будете дома… а пока что придется подождать. К вам придет человек, который подробно расспросит как раз о подробностях… простите, каламбур получился, ну да что уж…
В «Медвежью берлогу» он возвращался галопом, благо улочки были тихие, и движение по ним не особенно оживленным. Один раз им кинулся наперерез конный полицейский протектора, но, видимо, часто здесь дежурил и видел Сварога не раз — узнав, что есть мочи осадил коня, отдал честь рукой с висевшей на запястье плеткой. Сварог пронесся мимо — королей останавливать за превышение скорости как-то не полагалось…
Когда он вернулся в зал, там уже не танцевали, а сидели за столом. Гаржак настраивал виолон, остальные звенели бокалами и беззаботно болтали, включая чуточку повеселевшую Вердиану. Сначала его увидели сидевшие лицом к двери, а потом к нему повернулись все, глядя вопросительно.
— Оклер, на минуточку… — сказал Сварог.
Когда Оклер вышел, Сварог отвел его в сторонку от арки, вынул переданный маркизом сверток, встряхнул им, разворачивая, сунул собеседнику под нос кусок змеиной кожи:
— Адмирал, почему я ничего об этих змеях не знаю? Вы не могли их не засечь в море, их там много, а аппаратура у вас позволяет узреть даже креветку. Но я ничего не знаю…
— Как же так, командир? — с искренним недоумением воскликнул Оклер. — Я вам по всем правилам отправил подробный рапорт еще две недели назад. Вы ответили, что все обдумаете и сообщите мне инструкции… но до сих пор этого не сделали.
— Куда рапорт отправили?
— В восьмой департамент, обычным порядком…
Сварог вздохнул. Каждый знает ровно столько, сколько положено знать. Оклер осведомлен, что аресты и чистки затронули и восьмой департамент, но подробностей ему не сообщали…
— Понятно, — сказан Сварог. — Отправляли лорду Гримдену, графу Бенору?
— Да, согласно инструкции…
— Означенный граф уже два дня как кукует в тюрьме Лоре, — сказал Сварог бесстрастно. — Значит, он ответил от моего имени, а ваш рапорт то ли отправил в архив, либо вообще уничтожил…
— Командир, я и предполагать не мог, — с убитым видом сказал Оклер. — В некоторых случаях мне инструкция предписывает дублировать рапорты и для девятого стола, но не в этом деле. Я и подумать не мог…
— Я тоже, — оказал Сварог. — Он мне всегда казался надежным человеком, кто же мог подумать, что и он… Ладно, Оклер, вы ни в чем не виноваты. Действительно, вы и предполагать не могли… Ничего страшного, этот случай из тех, когда времени достаточно… Вам эта шкурка ничего не напоминает? Такая расцветка нам встречалась лишь однажды… точнее, дважды, но оба случая слиты в один…
Старательно присмотрясь, Оклер наморщил лоб и вскоре выдохнул:
— В лысого морского черта! Ермундгад и Митгард!
— Вот именно, — сказал Сварог. — Объяснение одно: они успели где-то отложить яйца, причем побольше, чем обычно мечут морские змеи. Детишки, чтоб им сдохнуть еще маленькими, подросли и начали пакостить. Это пока что именно мальки… не знаю, как они называются у змей. Но помню, что змеи растут очень быстро. А тем более, когда речь идет об этих тварях. Тут можно ожидать всего… У вас сохранилась копия рапорта?
— Конечно.
— Бросьте мне в девятый стол. Срочно пошлите кого-нибудь из ваших офицеров в Латеранский замок, пусть там найдет человека по имени маркиз Фаронт, он расскажет подробности. Бросьте все силы, какими можете располагать, на патрулирование подводных городов — змееныши стали нападать на морских жителей…
— Да, мне докладывали… Но я, как дурной водяной, ждал вашего распоряжения… Планировать… а то и начать истребление всех поголовно? Их не так уж много, мы засекли чуть побольше двухсот… хотя, конечно, кто-то из них может прятаться в подводных пещерах, как теперь ясно, их папенька с маменькой так и делали, мы даже нашли в одной из таких пещер сброшенную кожу…
— Отстреливайте только тех, кто нападает на города, — сказал Сварог. — Да, нападения на корабли были?
— Пока нет.
— Ну что же… За остальными пока что просто наблюдайте, выясните точное количество… и планируйте истребление всех. В качестве питомцев зверинца они меня нисколечко не интересуют… хотя, конечно, пару-тройку следует непременно взять живьем для вдумчивого изучения. Когда раздадите приказы, возвращайтесь туда, — он мотнул головой в сторону зала. — Время у нас есть, не стоит раньше времени грузить людей новыми хлопотами. Пусть повеселятся как следует, коли уж выпал случай…
…Он стоял на чисто вымытой палубе жангады, ввиду некоторых обстоятельств огороженной проволочной сеткой в рост человека. Рядом, время от времени вздыхая, торчал староста, неофициальный зятек чертов, чтоб ему в неглубокой луже утонуть. Все оставалось по-прежнему: боевые корабли надежно блокировали выход из бухты, на жангаде стоял строгий порядок, чистенько, прибрано, ни следа бытового разложения…
Заложив руки за спину, Сварог смотрел на косолапившего у сетки малыша — говорить он еще не умел, но ходил более-менее уверенно. В который раз пытался развить в себе отцовские чувства, по получалось плохо: что-то такое он испытывал, но по недостатку опыта представления не имел, отцовские ли это чувства или что-то другое. Латойя, все в том же платьице из рыбьей кожи, с ожерельем из золотых монет на шее, стояла поблизости, бросая на Сварога робкие взгляды. Красивая все-таки девка — но из-за обстоятельств их знакомства Сварог ничего к ней не испытывал, даже обычного мужского желания.
— Ну, как живется? — с усмешкой спросил Сварог.
— Плохо, — сказал староста. — Уныло жить на одном месте, пусть и на воде. Злой ты все-таки человек…
— Это я-то? — искренне изумился Сварог. — Нет, конечно, я никак не добрячок, с какой стороны ни подойди… Но вот ты от меня не видел ничего плохого. Учитывая, что ты меня однажды связанного топил, в уверенности, что именно утопил. Другой на моем месте с тебя бы шкуру содрал в самом прямом смысле, или за ноги повесил — а от меня ты даже по морде не получил. И не изображай мне олицетворение печали. Живешь тут, как мышь в головке сыра — ни штормов, ни морских хищников, кормят от пуза и даже вино дают… Получше той бражки, что вы у себя гоните, если не разживетесь винишком на берегу. Вон, рожа покруглела явственно, и даже второй подбородок наметился, чего раньше не было. — И вспомнил бессмертную кинокомедию. — Чего ж тебе еще надо, собака?
— Уныло без моря…
— Переживешь, — безжалостно оказал Сварог. — Ладно, могу тебя, прохвоста, порадовать. Будет тебе скоро свобода. Только его, — он кивнул на малыша, — я непременно заберу к себе. И не перекашивай мне тут рожу. Есть правила, которые даже мне нарушать нельзя.
Он нисколечко не врал — не далее как вчера ему об этом напомнил сам Канцлер. Всякий ребенок лара от земной женщины должен воспитываться в Империи, и как можно раньше. Вот и этого карапуза лучше забрать немедля: он сейчас в том возрасте, когда просто-напросто не осознает толком резкие перемены в жизни. А когда чуть подрастет, уверял Сварога психолог, жангаду попросту забудет. И вырастет полноценным ларом. Вот только в отличие от его многочисленных предшественников надзор за ним будет особый, нельзя пренебрегать предсказаниями — в чем Сварог не раз убеждался… Конечно, вовсе не обязательно, что речь идет об этом именно малыше, — но предусмотреть нужно все, чтобы не пожалеть потом…
— Это что же получается… — угрюмо сказал староста. — Ребенка от родной матери отнимать? Она его любит по-настоящему, между прочим — нормальная баба, не коряга бесчувственная…
— Да ладно тебе, водоплавающий, — поморщился Сварог. — Никто и не отнимает. Заберем и ее. Вот только воспитывать она его будет не как у вас принято, а как там велят…
— Помрет она у вас от тоски… — печально сказал староста.
— Авось не помрет, — безапелляционно ответил Сварог.
«Не помрет, — повторил он про себя. — В крайнем случае воспользуюсь правом каждого лара на причуду, изготовят летающий замок в виде озера, посреди которого на островке будет стоять манор, маленькую копию жангады ей сделают, чтоб плавала, сколько влезет. На худой конец, будут ей регулярные прогулки по морю устраивать. Никаких затрат и особых хлопот не потребуется — а ребенка должен кто-то воспитывать, он уже успел к маме привязаться, жестоко будет оставить ее на земле, то есть на море — и психологи именно за такой вариант…»
— В общем, скоро я их заберу, — сказал он твердо. — Переживешь как-нибудь. И она переживет. Думаешь, я не слышал о случаях, когда ваши девки выходили за жителей суши? Не так уж часто, но бывало. И что-то ни разу не случалось, чтобы кто-то из них умер от тоски. Жить они предпочитали в приморских деревнях и городках, что правда, то правда, за рыбаков чаще всего выходили. Но никто от тоски не умер, мне справку знающие люди готовили…
— Уныло… — снова завел свою пластинку староста.
— Уныло, когда тебя на бабе ее муж поймает, в особенности если он ростом под потолок, и кулаки у него что гири. Вот тогда да, уныло. А сейчас… Все переживут, а дитенок вообще скоро забудет и жангаду, и твою продувную рожу. Как только я их заберу, можешь проваливать в море на все восемь сторон света, ты мне совершенно без надобности. Даже в виде чучела для музея не годишься, нет у нас в музеях таких чучел, мы люди цивилизованные, если ты понимаешь, что это значит. Ты ведь понимаешь, правда? Хоть ты и строишь из себя вахлака, мои ребята, когда обыскивали жангаду, у тебя в хижине нашли два десятка книг, и не романчиков каких-нибудь, а достаточно серьезных. Они у тебя и сейчас лежат, сам знаешь. Так что прекрасно ты знаешь слово «цивилизованные».
— Ну, знаю. И что толку?
— То есть как это — что толку? — хмыкнул Сварог. — Все для тебя складывается прекрасно. Катись в море на все восемь сторон. Правда, я тебе снова повторю, о чем когда-то предупреждал… Куда бы ты не поплыл, над жангадой круглые сутки будет висеть в небе не особенно и хитрый механизм, чтобы за тобой приглядывать. И если снова попытаетесь человеческую жертву принести, тот же механизм вас приволокет к ближайшей суше, а там повесят всех — и тех, кто пытался, и тех, кто распоряжался, — тебя первого — и тех, кто смотрел. Накрепко запомнил? Что ты рожу кривишь? Не по вкусу тебе такое будущее? — Сварог с любопытством к нему присмотрелся: — Конечно, не по вкусу, но ты еще что-то скрываешь. И не спорь, умею я просекать такие вещи, если помнишь наш прошлый разговор. Ну, что там еще? Будешь врать, моментально определю. Ну? Или тебя на сушу, в тюрьму загнать, где ты моря и в окошечко не увидишь? Что мне стоит… Ну?
Отворачивая лицо, староста пробубнил:
— Что-то меня сейчас в море и не особенно тянет…
— А с чего это вдруг? — прищурился Сварог. Откуда столь резкая перемена жизненных ценностей и вековых традиций? То он без моря подохнуть от тоски грозится, то ему в море не хочется…
— Плохо сейчас в море, — буркнул староста. — А скоро будет еще хуже. Лучше уж тут пересидеть…
— А точнее? — с любопытством спросил Сварог.
— Да не знаю я, что там «точнее». Чую только, что в море плохо, а скоро будет еще хуже…
Он не врал, что интересно.
— Вот оно как… — сказал Сварог. — А ведь никакой совершенно магией ты не владеешь, точно выяснили. Ни черной, ни белой, ни стагарским морским волшебством. Колись…
— Да никакое это не морское волшебство и уж тем более не магия, — пробурчал староста после долгой паузы. — Просто мы, с незапамятных времен по морям плавая, научились чуять то и это… Сижу здесь и чую, что в море творится, как там оно обстоит…
И на сей раз он нисколечко не врал.
— Понятно… — сказал Сварог.
И подумал: непременно надо отдать паршивца на время экспертам Морской Бригады. Пусть разберутся с этим «чутьем», о котором прежде не упоминалось в чисто поверхностных докладах о морских бродягах. Вдруг да на что-то и пригодится…
Виртуозно матерясь, сплетая сложные кружева площадной — точнее уж, лесной — ругани, принц Элвар размашистыми шагами мерил малый кабинет Сварога от стены до стены, немилосердно грохоча пыльными грязными сапогами. Сварог сказал негромко:
— Ваше высочество, вы бы вылечили себя… Минутное дело, что вам стоит…
Правый рукав зеленого кафтана принца — и рукав рубашки заодно — был, судя по всему, откромсан кинжалом, повыше локтя белела повязка из чистого полотна, в нескольких местах темневшая кровавыми пятнышками. И правый рукав был обрезан, разве что по локоть, повыше запястья красовалась такая же повязка, правда, не кровавившая. Волосы растрепаны, на щеке подсохшая длинная царапина, одежда в грязи, прилипшей сосновой хвое и темных пятнах, о происхождении которых догадаться нетрудно. Меч с измазанными такими же пятнами золоченым эфесом тяжело колыхался на бедре, а вот фляга на поясе подпрыгивала так, что было видно — пустая. Всяким Сварог видывал принца, но никогда таким вот — растрепанным, грязным, окровавленным. Ну, ничего удивительно, учитывая случившее…
Принц отмахнулся:
— Успеется, ничего страшного… Ага!
С носорожьей грацией прянув к столу, он увидел непочатую бутылку келимаса, привычно выдернул уже освобожденную от сургуча пробку и закинул голову, приложив горлышко к губам. Какое-то время слышалось только громкое бульканье. Когда принц поставил бутылку, она оказалась осушенной до донышка — хотя и была из темного стекла, сразу видно, что пуста. «Силен, бродяга, — подумал Сварог с невольным уважением и даже восхищением, — мне такое в жизни не повторить…»
— Они сожгли Роменталь! — рявкнул принц, перемежая это виртуозной руганью. — Навалились неожиданно, числом нас превосходили почти что втрое. Мои молодцы охулки на руку не положили — каталаунец, будь он пьян вдрызг, мечом виртуозит, как хорошая портниха иглой. Но их было слишком много, я приказал отступать, иначе всех перебили бы к дешевой матери… Биманы я всегда держал под защитным полем — как ни уютно мне жилось в Каталауне, а имперская техника есть имперская техника, я мозги не пропил, понимаю. Со мной сюда прилетело человек пятьдесят, половина поранена, нужно их как-то перевязать и разместить…
— Я уже распорядился, — сказал Сварог. — Все необходимое делается — разместили, перевязывают раненых, поят и кормят… Не беспокойтесь о них.
Да, это был нешуточный сюрприз и нешуточное всеобщее удивление, когда в парке Латеранского замка неожиданно приземлились две вимаиы, не обремененные невидимостью…
— Сто сорок лет стоял замок! — громыхнул принц Элвар. — Несколько поколений на земле сменилось — и хоть бы однажды стекло разбили, дверную ручку свинтили… Но не в том дело. Отстроить замок при необходимости — плевая задача, суток достаточно. Не в том дело — совсем не в том! Сто сорок лет обитаю в Каталауне, несколько поколений сменилось… ах, да, я уже это говорил… Так вот, не буду хвастать, но в Каталауне меня всегда уважали и даже, пожалуй что, любили. На стольких свадьбах был посаженным отцом, у скольких младенцев был восприемником — ну, если их родители исповедовали веру в Единого. Даже Кернуннос, когда я с ним как-то ночью столкнулся на лесной тропинке, вежливо поклонился и дал дорогу. И вот, изволите ли видеть! Это необъяснимо. Там не было чужаков — я про нападавших. Исключительно местные, очень многих я узнал в лицо, — хватало тех, у кого я был посаженным отцом или восприемником, просто старых знакомых. В жизни бы не подумал, что они, вообще каталаунцы, могут на меня однажды напасть. В Каталауне всегда был как дома… И нате вам… Когда мы садились в виманы, видели, как загорелся замок. Они все на себя не походили, словно вдруг взбесились…
— Полагаю, в определенном смысле так и обстояло, — сказал Сварог.
— А?.. — Принц уперся в него бешеным взглядом. — У вас что-то есть?
— Да, сообщение от Мистериора, — сказал Сварог. — Я еще не знал, что вы прилетите, не знал о нападении на Роменталь… За несколько часов до того в тех местах зарегистрировали проявление черной магии непонятной природы. Так они выражаются: «единичные всплески» — и в Мистериоре есть своя бюрократия, казенные термины. Только идиот не усмотрит связи меж двумя событиями…
— Да уж, несомненно, есть связь… — сказал принц убежденно. — Они бы так поступили, будучи исключительно черным колдовством обмороченные. Уф! Даже чуточку легче на душе! Значит, они так поступили не по собственной воле, а мороку подвергшись. Даже от сердца отлегло — ну в самом деле, куда обычному человеку против черной магии… А что там насчет подробностей?
— Еще не знаю, — сказал Сварог. — И в Мистериоре не знают. Я же говорю, они не смогли определить природу «всплесков». Нечто прежде не встречавшееся.
И мысленно продолжил: «В точности как в прошлый „всплеск“. Косяком пошла непонятная черная магия, и если бы только в Каталауне — о чем принц пока что не знает…»
— От души отлегло, — продолжал принц. — Они не по своему хотению, это легче перенести… Лорд Сварог, у вас не найдется еще бутылочки лечебного?
Сварог, мысленно вздохнув, достал вторую бутылку келимаса, поставил перед принцем. Элвар щелкнул пальцами — и с горлышка облачком коричневой пыли взвился сургуч, освободив пробку, которую принц выдернул с той же сноровкой. Снова долгое бульканье, пустая бутылка встала рядом с сестрой.
В правом верхнем углу экрана замигал синий огонек, и мигом позже на экран вывалилось довольно обширное сообщение. Сидевшему с обратной стороны экрана принцу он был невидим, как любому, — никакой магии, просто технические особенности здешних компьютеров…
«Час от часу не легче, — подумал Сварог, пробежав глазами текст. — Словно нечто с цепи сорвалось…»
— У вас все?
— А что, этого мало? — яростно фыркнул принц. — Все, в общем, остаются мои чувства, а их к делу не подошьешь…
— В таком случае… — сказал Сварог мягко, но решительно. — Я вам искренне сочувствую, ваше высочество, понимаю, что вам пришлось пережить. Однако… У меня сейчас выше макушки других серьезных забот. Словно внезапный обвал в горах… В Горроте происходит что-то непонятное, хорошо еще, что никакой магии не засекли. Зато в Харлане и маркизате Вантерн полным-полно «точечных всплесков», покрыли карту, как сыпью… Мне нужно работать…
— Да, понимаю, — сговорчиво сказал принц, подняв перед грудью обе ладони. — Говорю же, мозги не пропил. Вы уж работайте на совесть… — Он встал.
— Я распорядился, — сказал Сварог. — Там, в приемной, камер-лакей, он вас проводит в ваши обычные апартаменты. Туда уже доставили вдоволь… целебного. Переоденьтесь, раны залечите…
Когда принц ушел, бормоча ругательства, Сварог перечитал сообщение. Оно ничего не проясняло, лишь усугубляло уже свалившиеся на голову загадки. Докладывали летчики, те самые, с замаскированных под самолет виман, которые Сварог вместе с другими настоящими самолетами держал в Акобаре. Из их сообщения следовало, что на летном поле, конфискованном у владельца (правда, с подлежащей компенсацией) ипподроме, вдруг объявился барон Скалитау с двумя людьми, залез в виману и стал кричать, что ему необходимо вылететь в Латерану. Летчики без приказа не согласились было — но тут на ипподром влетел конный отряд и помчался прямо к самолетам, стреляя издали. Поневоле пришлось идти на взлет и взять курс на Латерану. Судьба двух оставшихся самолетов неизвестна — в них-то летчики не дежурили, сидели в отведенном под диспетчерскую домике на ипподроме — и, по мнению пилотов, вряд ли успели добежать до своих машин — вимана взлетела, по пятам преследуемая ожесточенно палившими всадниками, будь это обычный самолет, ему давно продырявили бы бензобаки…
Положение усугублялось тем, что в Акобаре никто не отвечал на вызовы Сварога, никто из шести связников — ни «абертанские школярки», приставленные охранять Литту, ни люди из восьмого департамента и девятого стола. Ничего доброго это повальное молчание не сулило, особенно угнетало то, что молчали «школярки». Конечно же, он задействовал и Золотого Обезьяна, обосновавшегося в «Медвежьей берлоге», и наблюдателей из двух своих спецслужб, располагавшихся там же, — но подробных отчетов пока что не поступило…
Их еще не было, когда минут через двадцать появился барон Скалитау, чем-то напоминавший сейчас принца Эвалара — разве что на одежде нет пятен грязи и крови, но вид довольно растерзанный. Голова перевязана таким же полотном с проступившим кровяным пятном.
Прямо-таки рухнув в кресло, барон облегченно вздохнул:
— Добрался наконец-то…
— Что у вас с головой? — спросил Сварог. — Врач нужен?
— Да нет пока. Кожу рассекло, и только, перетерплю. Вот чарочку бы…
— Это просто, — сказал Сварог, достал еще бутылку, наполнил вместительную чарку.
Барон ее осушил, как воду, откинулся на спинку кресла, чуть посидел с закрытыми глазами, потом выпрямился, глянул на Сварога словно бы тоскующе:
— Это свалилось как кирпич на голову…
— Давайте без эмоций, — сказал Сварог приказным тоном. — Вы не пансионерка из благородных девиц, а начальник тайной полиции, много лет на этом посту сидите…
— Да, конечно… Это началось примерно десять часов назад. Мои люди подняли тревогу, я выскочил… Замок был битком набит чужими — какие-то типы с закрытыми лицами, в черных колпаках с прорезями. Повсюду шла форменная резня, ваше величество! Ваших людей убивали всех подряд — а других в замке и не было, если не считать полудюжины моих, которых вы мне разрешили там держать. Мне доложили, что убита и королева, и ее пажессы, судьба принца-подменыша неизвестна… Поймите, я ничего не мог сделать! Охрану замка вы полностью возложили на своих людей, моих четверых из шести тоже, скорее всего, прикончили, они так и не объявились. Что было делать? Мы кинулись в потайной ход — как все королевские дворцы, наш пронизан потайными ходами, словно оставленная на произвол мышей головка сыра. Не каждый король знает их все, а вот начальник тайной полиции обязан… Тот ход, в который мы нырнули, заканчивается далеко от дворца, выходит в ничем не примечательную бакалейную лавку. На улицах не было ни суеты, ни переполоха — это, судя по всему, затронуло только дворец. Мы втроем бегом добрались до ипподрома, ваши летчики сначала не соглашались лететь, ссылались на то, что должны сначала получить приказ от вас. Но когда на ипподром ворвалась эта конная орава, палящая из всех стволов, они поняли, что дело скверное, взлетели… И вот что еще… Во-первых, нападавшие никак не могли прорваться извне — вы поставили хорошую охрану, она бы их задержала, подняла тревогу. Но ничего подобного не было. Они нагрянули словно бы ниоткуда, изнутри. В одном месте я сам виден, как в стене зияла дыра, окаймленная светящейся линией, и оттуда валили эти… с закрытыми лицами. Ничего не могу утверждать определенно, но… Настоящие Стахор и Эгде, мне точно известно, владели умением проникать в некие соседние миры, то ли на Соседние Страницы, то ли в Заводи. Мне так в свое время и не удалось установить точно, но, скорее всего, все же в Заводи…
— Почему вы об этом молчали раньше? — сухо спросил Сварог.
— Но я вовсе не молчал, ваше величество! — с нескрываемой обидой воскликнул барон. — В самом начале, когда вы меня попросили написать обстоятельный доклад, я об этом упоминал, видимо, вы просто не обратили особого внимания…
Сварогу понадобилось не более пары минут возни с клавиатурой, чтобы убедиться: барон был прав. Упоминал, точно — но тогда Сварогу это показалось третьестепенным, и он как-то запамятовал. Были более важные дела, нежели изучать способности горротской королевской четы — которой к тому же уже не было в живых…
— Мои извинения, барон, — сказал Сварог. — В самом деле, вы писали, а я запамятовал… что там «во-вторых»?
— Не у всех были закрыты лица, — сказал барон. — И я своими глазами видел среди них принца Эгмонта… настоящего, никаких сомнений. Двойники, подменыши были, конечно, похожи, как две капли воды, но все равно, не удалось добиться идеального подобия в осанке, походке, жестах… Тот, кто долго общался с настоящими, это легко распознает. Потому-то и изгнали из дворца всех давно и тесно общавшихся с королевской четой, когда устроил переворот и привел подменышей этот клятый граф Брашеро, или как он там у вас зовется.
— У нас он звался точно не так, — сказал Сварог. — Но это сейчас абсолютно неважно…
На столе зажглась одна из лампочек, устроенных так, что были видны только сидящему в кресле Сварогу. Ага, в приемной объявился Интагар, но в кабинет не рвался — значит, подождет…
— Вы уверены, что это был настоящий принц? — спросил Сварог.
— Совершенно уверен, ваше величество. Повзрослевший, конечно, за все эти годы безвестного отсутствия, — но это он, никаких сомнений. Тоже был с мечом наголо, распоряжался…
«Волчонок пришел мстить за родителей, — подумал Сварог. — Вот только откуда и с кем? И где он все это время отсиживался?»
— У вас есть что-то еще?
— Ну, что еще… — задумчиво протянул барон. — Я видел, как в одном из коридоров эти, в черных колпаках, рубились с вашими людьми. Я в военном деле разбираюсь плохо, но мне показалось, что они очень опытные бойцы, очень хваткие. Ваших они буквально снесли…
А ведь не самых плохих бойцов отправил Сварог охранять дворец, антланцы, хорошо обученные бою на мечах, гланские гвардейцы…
— Ну что же, — сказал Сварог. — Ступайте, там ждет лакей, он вам покажет комнату. Отдохните, вас перевяжут как следует. Интагару скажите, пусть дожидается, я его сам вызову…
Мигающих синих огоньков на экране компьютера горело уже целых пять. Ага, первые донесения поступают…
В Горроте по-прежнему ни следа черной магии — и особой суматохи за пределами дворца нет. Разве что он окружен плотным кольцом тамошних Синих Егерей — настоящих или просто ряженых, не поймешь. А вот внутри… Золотой Обезьян уже успел обстоятельно «пройтись» по дворцу. Все кончено. Действительно, настоящая резня, коридоры, лестницы, комнаты — везде трупы. Сварог увидел и мертвую Литту, с безмерным удивлением на лице смотревшую остановившимся взглядом в потолок — ее убили тремя пистолетными выстрелами в упор. Тут же две мертвых «школярки», буквально изрубленных в куски, — то еще зрелище. Кое-что они все же успели сделать — в спальне с полдюжины трупов в черных колпаках. Повсюду суета — трупы кладут в длинные мешки, заворачивают в большие куски грубого холста, сносят на первый этаж в огромный вестибюль, укладывают буквально штабелями… А вот и принц Эгмонт, меч уже в ножнах, он распоряжается, и его почтительно слушают — очень похоже, что он здесь не только для декорации, хотя есть еще парочка людей, отдающих приказы…
И в Харлане — сквернее некуда. Такое впечатление, там форменным образом ополоумели, в точности как говорил принц о напавших на его замок каталаунцах. И гвардейцы с армейцами (в том числе хранившие до того верность Сварогу полки), и вооруженные чем попало горожане и крестьяне по всему великому княжеству напали на гарнизоны приведших из владений Сварога частей, в военных портах начались самые настоящие морские сражения — харланские корабли атаковали военных моряков Сварога, много кораблей, не успевших сняться с якоря (мало кто успел), расстреливают в гаванях, некоторые уже горят. Какое-то всеобщее помутнение умов — есть уже подозрения, что и в Каталауне, и в Харлане столь бурные события вызваны той самой неизвестной магией, «всплесками» — в совпадение что-то плохо верится. Из маркизата Вантерн сообщений пока что не поступало — ну, это понятно, Сварог сам распорядился — им заниматься в последнюю очередь: сколько там того маркизата, есть заботы поважнее…
Так, рапорты агентов, коих он в Горрот вообще и особенно в Акобар послал немало. Вот их как раз дворцовые события никак не коснулись, никто на них не напал — и они, получив команду, вышли на улицы осмотреться. Из дворца разъезжаются герольды, кое-где на площадях они уже приступили к делу, читают воззвание принца Эгмонта. Некие подлые заговорщики неожиданно ворвались во дворец, им даже удалось убить королеву — но принц уцелел и взял бразды в свои руки. Подданных он призывает сохранять полное спокойствие — мятеж подавлен, заговорщики обезврежены, нет основания для паники…
Сварог выругался в бессильной ярости. Его собственный план касательно Литты и подменыша-принца обернулся против него самого. Кто теперь докажет, что принц — ненастоящий? Точнее, как раз настоящий, но другой? Даже те, кого смело можно считать искренними сторонниками Сварога, — то есть Литты, — ничегошеньки не заподозрят и будут повиноваться приказам нынешнего принца. У которого, вероятнее всего, найдутся не только умелые бойцы (неизвестно откуда взявшиеся, отметим), но и какие-то приближенные, сподвижники, сокомпанейцы… Остается только наблюдать — а что тут предпримешь? Скоропалительные выводы делать рано, но невозможно отделаться от мысли, что Горрот он потерял.
Как и Харлан. В одночасье. Из Харлана от него настойчиво требовали указаний, и агенты во дворце великих герцогов (тоже подвергшемся нападению, причем нападавшие убивали всех подряд, кто там находился), и моряки, и сухопутчики…
Он не колебался и не медлил. Слишком много времени потребовалось бы, чтобы перебросить из-за снольлдерской границы в Харлан достаточное количество полков. Получится не быстрое подавление мятежа, а самая настоящая затяжная война, которую нет смысла сейчас развязывать. Положа руку на сердце, Харлан так и оставался все это время самым слабым звеном в цепи: и черной магии там до сих пор не в пример больше, чем в других королевствах, тамошний трон Сварог занял, не будучи зван скорее уж как-то автоматически, после отсечения Хартога. И особенной любовью там никогда не пользовался, многие его просто терпели, не отваживаясь на заговоры или бунты. Не столь уж большое сокровище, если подумать, — представлял ценность главным образом как морская база против Лорана, но теперь и это под большим сомнением…
А потому он, не колеблясь, отдал приказы: коннице и пехоте отступить в Снольдер, Ронеро и Ямурлак, кому куда ближе — при возможности смыкаясь в крупные соединения. Военным кораблям — прорываться из харланских портов, насколько это в их силах. Морякам с получивших значительные повреждения кораблей, ставших негодными к бою, — отступать сушей в тех же направлениях. То же предписывалось и капитанам кораблей, убедившихся было, что прорваться невозможно. Тем, кому это удалось, — бой не продолжать, на всех парусах или на полной мощности паровых машин уходить в порты трех вышеназванных государств.
И все равно он понимал — потери будут большие, особенно среди моряков, оказавшихся в гораздо более худших условиях, чем конница и пехота. Подумал еще: здесь определенно должен быть какой-то центр, управляющий событиями. События в замке Роненталь, в Горроте и Харлане развернулись практически одновременно, так что и тут о совпадении думать как-то глупо. К тому еще неизвестно, чем «порадует» Вантерн — там ведь тоже во множестве наблюдались «всплески» — которых в Горроте, правда не зафиксировано, но это еще ни о чем не говорит… Пора звать Интагара…
Интагар прямо-таки влетел в кабинет, плюхнулся на указанное Сварогом кресло, выдохнул:
— Государь, в Горроте…
— Стоп! — поднял ладонь Сварог. — Мне уже кое-что доложили… В Горроте герольды уже оглашают воззвание принца… Можете к этому что-то добавить?
— Нет, ваше величество. Но и люди во дворце молчат. Так ничего и не сообщили, хотя там явно что-то произошло…
— В Харлане повсеместно нападают на наши войска и корабли, — продолжал Сварог. — Во дворце — резня. Можете что-то добавить?
— Нет…
— Ну вот, я все уже знаю и сам… Может, есть что-то по Вантерну? Вот о нем мне ровным счетом ничего пока не докладывали, я его отложил на потом, не до него сейчас…
— Как сказать, государь… — Сообщения и дут не из Вантерна, а из Ронеро. Туда форменным образом хлынула через границу немаленькая орава: практически вся армия маркизата, изрядное число вооруженных чем попало подданных. Не менее трех тысяч человек. Что мне совершенно непонятно — к ним примкнули стоявшие недалеко от границы, казалось бы, вполне надежные два ронерских полка — «безымянный» пехотный и «Пятый драгунский». Как можно судить, примкнули без малейшего раскола в рядах, разброда… Они продвигаются довольно быстро. — Интагар досадливо поморщился. — Это опять-таки выглядит странным и необъяснимым, но к ним массами присоединяются горожане и крестьяне из оказавшихся на пути городков и деревень. Вооружаются чем попало и примыкают… Вот пушек у них мало — дюжина вантернских, далеко не самых последних образцов, «полковушки» ронерской пехоты и драгун. По ним попытался было ударить Второй драгунский, но боя не было, снова произошло нечто странное — полк натуральным образом разбежался, рассыпался, словно Пан свистнул. Но все уверяют, что Пана давно уже больше нет, весь Каталаун убежден…
«С полным на то основанием», — мысленно добавил Сварог. Он еще в первый год своего пребывания здесь с нешуточным удивлением обнаружил в здешнем пантеоне Пана — не бога, второразрядного лесного божка, известного исключительно в Каталауне. Совершенно такого же, как на Земле: свистом наводил панику на диких и домашних животных, путался с наядами и дриадами… Вот только он давненько уже перестал существовать, пропал в нетях, умер — называли это по-разному. Такая уж особенность присуща здешним божкам и богам — когда количество почитателей падает ниже определенного уровня, они словно бы дематериализуются — как обстоит с ядерной реакцией, только совсем наоборот. Слишком многие, от магов Мистериора до боевых монахов, от Грельфи до каталаунских колдунов заверяли Сварога, что Пана больше нет. Удивляться его былому существованию не стоило: Сварог давно убедился, что меж Землей и Таларом кое в чем есть определенное сходство: Церковь Единого во многом напоминает христианскую, Глан в некоторых отношениях крайне похож на Шотландию, от мужских юбок, до уклада жизни, иные географические названия и имена совпадают… Ничего удивительного — все же две Соседних Страницы…
— И что дальше? — спросил он.
— Пока это все сведения, какими я располагаю. Известно одно: они продвигаются вперед «полетом ворона», по прямой. Себя они называют «белые колпаки» — на них на всех белые капюшоны с прорезями, и такие же напяливают на всех примкнувших. У них есть обоз с немаленьким запасом, как будто они заранее рассчитывали именно на такой оборот дел — что к ним примнет немало народу…
«Ничего нового, в общем, — подумал Сварог, прилежно изучивший в свое время историю мятежей за два последних столетия, — королю такие вещи необходимо знать. Были уже „красные повязки“, „зеленые кафтаны“, „синие плащи“ и еще с дюжину отличительных знаков. А теперь вот объявились „белые колпаки“… только в прошлые времена не случалось, чтобы к мятежникам без малейшего разброда в рядах примыкали армейские полки, с таким размахом уходили в мятеж крестьяне и горожане, в паническом страхе разбегались оказавшие сопротивление воинские части… Учитывая все эти странности, нужно наладить за ними постоянное наблюдение. Исключительно имперской техникой — обычные агенты тайной полиции здесь бесполезны, их мало, они разбросаны где попало…»
— Рано делать поспешные выводы, — сказал Интагар. — Но если приложить к карте линейку… Если их путь останется прежним, они упрутся прямехонько в Латерану…
— Ну, мы еще посмотрим, как там у них получится идти прежним путем… — зло усмехнулся Сварог. — Я сейчас же отправляю самолеты за Арталеттой и маршалом Гарайлой, к ратагайцам, соберу военных… Времени, я так полагаю, у нас достаточно, они еще далеко, ваши «белые колпаки»… Им до Латераны путь неблизкий… Ну, чисто военные дела я беру на себя, тут уж ваш опыт ничем не поможет… Разве что задействуйте вашу агентуру в тех местах, что лежат у них на пути. Найдется такая?
Интагар что-то прикинуд, наморщив лоб:
— Среди селян — почти нет, так, парочка. Гораздо больше моих людей в Тамизене: немаленький город, провинциарий, лежит у них на пути… если мысленно продолжать прямую линию, если они с нее не свернут. Там и войска и моих людей хватает — отнюдь не захолустье. Поработаем. Заодно прикину, как ввести к ним моих информаторов, это всегда дедается при мятежах при малейшей к тому возможности…
— Займитесь немедленно, — кивнул Сварог. — Значит, определились: на мне — военные дела и наблюдение, все остальное — на вас. Ну, а помимо этого ничего не стряслось чисто внутреннего?
— Куда ж без этого, ваше величество, — сказал Интагар. — Всегда обрисуется на горизонте что-то скверное… хотя на сей раз, как у нас бывало, не особенно и опасное. Заговор в Равене, собираются то ли низложить, то ли еще и убить правительницу Арталетту и отложиться от вас. Настроены серьезно, но их пока что очень мало, человек с полдюжины, правда, все занимают немаленькие посты или ходят в немалых воинских чинах. Расширять ряды заговорщиков и склонять на свою сторону полки пока что не планируют, они еще не развернулись как следует — но, повторяю, учитывая уже участвующих, нужно отнестись со всей серьезностью. Остается действовать наработанными методами: наблюдать, а когда число заговорщиков начнет бурно расширяться, внедрить туда своих людей. Наблюдаем старательно, только есть одна загвоздка… Гвардейский генерал и баронесса, из придворных, несомненные главари, судя по известиям об их общении с остальными, безусловно — в заговоре. Но с ними труднее всего. Тут и имперские средства наблюдения бессильны.
— Почему? — спокойно спросил Сварог.
— Отрубите мне голову, но все указывает на то, что они пользуются «тарабарскими пальцами».
— Это еще что такое? — спросил Сварог. — Про «тарабарскую музыку», она же «тарабарская грамота», давно знаю, а вот насчет каких-то тарабарских пальчиков впервые слышу.
— Не впервые, государь, — спокойно ответил Интагар. — Я вам когда-то рассказывал, довольно давно, вы, должно быть, запамятовали, не увидев в этом ничего для себя полезного.
— Напомните быстренько, — нетерпеливо сказал Сварог. — Не хочется копаться в памяти.
— Это нечто вроде языка жестов, «алфавита пальцев», — сказал Интагар. — Только чуточку другое. Язык прикосновений, что ли, можно и так сказать. Вот, посмотрите. — Он поднял к лицу ладонь тыльной стороной вверх, коснулся ее указательным пальцем правой. — Состоит из трех знаков: просто касание, пальцем проводят вдоль ладони, или поперек. Комбинация этих трех касаний создает своеобразный алфавит, позволяющий вести довольно сложные беседы. Есть несколько разновидностей. Если «язык жестов» используют не только «тарабарцы», но и масса народу, не имеющего к ним никакого отношения, — главным образом влюбленные, но и многие другие тоже, есть три разновидности — то «тарабарские пальчики» пользуют исключительно «тарабарцы». Я впервые сталкиваюсь со случаем, когда этим владеют люди, не имеющие к преступному миру никакого отношения. Но, повторяю, у нас есть куча косвенных данных, позволяющих заключить, что главные беседы эта парочка как раз и ведет посредством «тарабарских пальчиков» — ночью, под одеялом, они любовники, что не особенно и скрывают. Когда они на следующий день встречаются с другими заговорщиками, разговор ведут так, словно ночью уже многое обговорили. А могли они это сделать исключительно посредством «тарабарских пальчиков». Никто еще не слышал о людях, способных обмениваться мыслями, и в Империи, вы сами как-то говорили, тоже. Я, правда, не пойму, почему это пришло в голову кому-то только сейчас: «тарабарские пальчики» — идеальное средство обсуждать детали любого заговора и оставаться при этом недоступными даже для имперских средств наблюдения, о которых вы мне так любезно рассказали…
— Действительно… — сказал Сварог. Тут бессильна любая техника, и имперская, и хелльстадская. Ночью, под покрывалом, касаясь пальцами друг друга можно до рассвета дела обсуждать, и никто этого никогда не заметит… Черт побери!
— Что, ваше величество? — осторожно спросил Интагар.
— Мне пришла на ум другая парочка, — медленно сказал Сварог. — Дали и Орк. Неизвестно откуда взявшаяся, словно из воздуха возникшая девица, которая мастерски умеет совершать перевороты и располагает неведомо откуда взявшимися приличными деньгами. И один из самых известных на Таларе авантюристов, отчего-то вопреки своим всегдашним привычкам задержавшийся в ее постели аж на два месяца. Ему прежде категорически несвойственно было два месяца провести с одной женщиной, практически не расставаясь с ней — и без авантюр и всяких дурных приключений он никогда так долго не обходился.
— Думаете…
— Начинаю подозревать, — сказал Сварог. — Если они что-то все же плетут, лучшего средства, чем «тарабарские пальчики», не придумать — ночью, под одеялом… Да за два месяца столько можно обсудить… Я, конечно, ничего не утверждаю. Но подозрения появились. Орк последние две недели отирается как раз в Вантерне. Правда, он и сейчас там, но это еще ничего не доказывает и не опровергает.
— Если они и связаны с мятежом «белых колпаков», установить это будет крайне трудно, — сказал Интагар. — И мне и вам. Конечно, такое предприятие невозможно без связных — но если они пользуются ташками, перехватить разговоры невозможно… Попросту нет средств, возможностей. Знаем только, что оба — на прежнем месте: Дали в Шалуате, а Орк в Вантерне…
— Вот именно, — угрюмо поддакнул Сварог. — Только это и в состоянии установить точно — что одна в Шалуате, а другой — в Вантерне… — что-то всплыло из подсознания, он вскинул голову, сказал со злым азартом: — Интагар, кое-какие возможности все же есть! Я вам пока что ничего не скажу, боюсь попасть впросак… но о результатах, если только они будут, вы узнаете первым… Идите. Займитесь, со своей стороны, тем, что мы уже обсудили. А я тут кое-что попробую установить.
Когда Интагар вышел — неторопливо и неохотно, явно сгорая от любопытства, но дисциплинированно не задав ни единого вопроса — Сварог подошел к «секретному» шкафчику, открыл дверцу, прилепив большой палец повыше резного завитка справа. Достал небольшую плоскую шкатулку — самую обыкновенную, сделанную на земле, покрытую не особенно и затейливой резьбой, — открыл.
Внутри шкатулка была обита синим бархатом — и в гнездах лежал десяток самых обыкновенных на вид шмелей — но это были Золотые Шмели, разве что в другом исполнении, безобидном, не способном никого удивить или насторожить. Два месяца пролежали без дела, прихваченные на всякий случай — и вот дождались своего часа. Ох, не зря в свое время Сварог распорядился их изготовить, именно таких…
— Придется поработать, ребята… — сказал он тихонько, со злой усмешкой.
Сварог сидел в своем кабинете, откинув голову, прижав затылок к спинке кресла, прикрыв глаза. Шмели пока еще были на подлете — те, что отправлены в Вантерн, остальным до Шалуата еще лететь — они все же незначительно уступают в скорости реактивным истребителям, да и виманам тоже…
Он смог ими запяться только через сутки. Раньше никак не удавалось выкроить времени, лавиной нахлынули гораздо более важные дела. Все эти сутки (с трехчасовым перерывом на сон) к нему буквально вереницей шли военные, моряки, другие нужные сейчас люди, Интагар. И все это было не зря — и кое-какие меры успели не только разработать, но и начать претворять в жизнь, и наладили каналы информации.
Вот только легче от этого не стало нисколечко — он лишь стягивал силы, еще не вступившие в бой. А информация поступала насквозь удручающая…
В Харлане он, теперь уже никаких сомнений, потерпел нешуточное поражение. Утоплены восемнадцать из тридцати стоявших в тамошних портах кораблей — а среди тех, что все же прорвались, нет ни одного, не получившего серьезных повреждений. Все до одного придется ставить на долгий ремонт. Из тех моряков, что сумели высадиться на берег после потопления их кораблей (или если капитаны убеждались, что шансов прорваться ни малейших), погибло приблизительно две трети — они оказались разобщены, лишены единого командования, их было мало, да и плохо они (исключая морскую пехоту, понесшую гораздо меньшие потери) были не обучены сухопутному бою, разве что абордажному, а это существенная разница…
Гораздо успешнее действовали конница и пехота — у них потери процентов примерно сорок, хотя точных цифр еще нет. Ощетинившись оружием, они отступали с боями и редкими контратаками (чему как раз были обучены хорошо), при малейшей возможности сбиваясь в крупные соединения, как и было предписано. Последние еще уходили через границы (за которые харланцы не совались), но их не так уж много.
В Горроте царил покой — что сейчас для Сварога было еще хуже харланской заварушки. Судя по донесениям тамошней агентуры и ушедших в подполье людей барона Скалитау, большинство там приняли официальную версию событий (о которой продолжали вопить на перекрестках больших дорог и городских площадях разосланные по всей стране герольды) — попытка переворота, убийство королевы, везение принца, коему удалось уцелеть благодаря верным людям…
Главным козырем был как раз принц. Люди Сварога во дворце, знавшие истинное положение дел, погибли все до одного — а те из агентов, кто тоже был в курсе, не имели ни малейших средств воздействия на массы. Кто бы их слушал, притворявшихся самыми обычными обывателями, часто даже и не дворянами, не занимавшими мало-мальски авторитетных должностей и постов?
Очень быстро (что свидетельствовало: переворот тщательно спланирован) на главной площади Акобара отрубили головы девяти как раз занимавшим весьма высокие посты людям, военным и цивильным, в том числе военному министру и командующему военно-морским флотом. Еще не менее полусотни человек отправились за решетку. Все они считались преданными сторонниками королевы (и стоявший за ней Сварог мог на них вполне полагаться, играя их втемную). Как объявили герольды, именно эти супостаты и устроили заговор, за что и понесли заслуженную кару.
Ни малейших выпадов или каких-то силовых акций против обитавших в столице вполне легально подданных Сварога. Три его военных корабля, стоявших в Акобарском порту (куда, понятно, прибыли исключительно с дружественным визитом), уведомив портовые власти, что намерены отплыть домой, немедленно получили должное разрешение и уплыли из Горрота беспрепятственно. Сварога уже посетил горротский посол, подробно изложил ту самую официальную версию и заверил, что случившееся нисколечко не повлияет на добрососедские отношения меж Акобаром и Латераной, каковые принц Эгмонт (коему в скором времени предстояло короноваться) намерен сохранить и крепить. Что интересно, искусно плетя словесные кружева, он недвусмысленно зондировал почву: предоставит ли ему король Сварог убежище, если посол его попросит, как уже случалось в Глане несколько лет назад? Сварог столь же прозрачно намекнул, что предоставит — посол числился сторонником королевы (и справедливо опасался огрести теперь за это по полной), знал он много и мог оказаться полезным.
Бедная Литта, за свою, можно сказать, коронную роль поплатившаяся жизнью… Ей ближайшее время предстояли роскошнейшие королевские похороны, упокоиться предстояло в фамильной усыпальнице горротских королей — интересно, что она сама об этом думала бы, знай она заранее?
Принц-подменыш словно в воздухе растворился. Ну, не совсем так — всех остальных, погибших во дворце, тоже собирались хоронить с приличествующими согласно рангу почестями как верных слуг короны, геройски павших в бою с заговорщиками. Только один-единственный труп, тщательно завернутый в большое полотнище, украдкой вывезли из дворца и сожгли в печи одного из пригородных медеплавильных заводов — и это был как раз подменыш. Сварогу было его самую чуточку жаль — злобный, циничный, недалекий подросток, невероятно развращенный для своих лет, но все же смерти он никак не заслуживал…
Сколько Золотые Обезьяны ни наблюдали за происходившим во дворце, ничего полезного не открыли. Принц Эгмонт вел себя в точности так, как любой другой на его месте: советовался с новыми министрами и свеженазначенными генералами, как обустроить жизнь, и только. Ни разу не прозвучало каких бы то ни было выпадов против Сварога — и ни разу ничего постороннего. Обычные дела юного, но неглупого и энергичного принца, будущего короля, на чьи плечи легло тяжкое бремя власти. Единственная новинка — официальное создание нового отряда телохранителей, именовавшегося Королевские Безликие — в красивой форме и глухих черных капюшонах, где прорези для глаз, рта, носа и ушей были обшиты золотой тесьмой. Никто в Горроте не увидел в этом ничего необычного — случалось, личную королевскую стражу не только в Горроте именовали даже причудливее, и не раз они выступали с укрытыми лицами для пущего психологического воздействия на приближенных ко дворцу и широкие массы при торжественных выездах королей и королев.
Здесь пока что зацепиться не за что. Сварог лишь приказал Обезьянам наблюдать со всем рвением за «безликими» — возможно, от этого и будет какой-то толк. Как и следовало ожидать, придворных и высокопоставленных дворцовых служителей, во время резни имевших счастье оказаться за пределами дворца, заменили едва ли не поголовно — но кое-кто из рядовых лакеев и прочей услужающей публики остался на своем месте — а среди них давно затесалась парочка агентов Интагара. Так что наблюдение будет с самих разных сторон…
А вот мятежники… С ними до сих пор многое неясно. Установлено уже, что постоянное и хорошо налаженное руководство существует — они двигались б строгом порядке, изрядно этим отличаясь от иных мятежных отрядов других времен и мест. Насчитывалось примерно с полдюжины вожаков, часто собиравшихся на совет. Их разговоры Обезьяны всякий раз старательно слушали — но ничего необычного не случилось. Обычный совет главарей мятежников, обсуждавших маршрут, добычу продовольствия, налаживание разведки и прочие немаловажные детали похода…
Они, как и ожидалось, вышли к городу-провинциарию Тамизену, вошли почти без сопротивления. Перед этим Мистериор зарегистрировал в Тамизене новые «всплески», аналогичные тем, что случились в Роментале, Харлане и Вантерне, а также во время оставшихся необъясненными тех двух бунтов. Правда, на сей раз измелись некоторые отличия: в отличие от прошлых случаев сейчас «всплесков» было значительно меньше, словно на сей раз невидимый «сеятель» (а он, похоже, существовал) рассыпал некие ядовитые семена не полной горстью, а крайне скупо. Больше всего «всплесков» наблюдалось в расположении стоявшего в пригороде драгунского полка — каковой опять-таки полностью передался мятежникам. С горожанами и городской стражей, которым досталось меньше отравы, обстояло как раз иначе — там был явный разброд — часть примкнула к мятежникам, а часть пыталась оказать сопротивление, быстро подавленное ввиду численного превосходства. Ни грабежей, ни пьяного разгула победителей в Тамизене не было, хотя при мятежах сплошь и рядом бывает как раз иначе. Главари, по наблюдениям, дисциплину поддерживали строжайшую. В городе воинство это было недолго, запасшись продовольствием и разными необходимыми в походе вещами, от лошадиных подков до аптекарских снадобий, двинулось дальше, предварительно напялив на примкнувших к ним те самые белые колпаки — в обозе, судя по всему, их был большой запас, рассчитанный на немалое число «новобранцев» — то ли такие уж оптимисты, бабушку их через забор, то ли по каким-то причинам уверены в себе и рассчитывают на пополнение и в будущем…
Очень быстро им предстояло столкнуться с организованным отпором — Арталетта, получавшая от Сварога все новые сведения, не сидела сложа руки: к Тамизену форсированным маршем двигались пять оказавшихся не так уж и далеко (и на маршруте движения мятежников, идущих, если верить расчетам, тем же «полетом ворона» на Латерану) — полков, два пехотных и три кавалерийских, в том числе один гвардейский, стоивший в бою парочки «безымянных». Обычно гвардейцы считали ниже своего достоинства усмирять «бунтующее мужичье», и их по неписаной традиции на подавление не посылали (исключая случаи, когда жертвами мятежников становились гвардейцы — тут уж каста реагировала жестко и мстить отправлялась охотно). Однако по совету Сварога Арталетта пустила в ход надежный козырь: гвардейцам соврали, что это не мятеж, а провозглашенный по всем правилам ваганум — вот в этом случае они обязаны были воевать, нравится им это или нет. И полковые пушки имелись, к тому же в том же направлении следовал отряд Вольных Топоров в триста всадников — вот эти считали своим вечным долгом мстить «мужичью» за вурдалачью ночь так, чтобы небу стало жарко…
Нельзя было сбрасывать со счетов возможную опасность — учитывать, что и этот правительственный отряд форменным образом разбежится в приступе необъяснимой паники. Мэтр Тигернах, ввиду чрезвычайной ситуации самолично прилетевший в Латерану, высказал предположение, что и переход войск на сторону мятежников, и приступ паники как раз и вызваны всплесками. Идея была толковая — вот только подтвердить ее на практике пока что нельзя…
Силы, конечно, не равны — пять с лишним тысяч человек у Арталетты и девять с лишним у мятежников. Однако не стоит забывать, что у Артатетты сплошь — профессиональные вояки, особенно гвардейцы и Вольные Топоры — а у мятежников не менее половины — горожане и крестьяне, вооруженные чем попало. Как бы там ни было, уже через пару часов мятежникам должен был преградить дорогу внушительный отряд, а к Латеране стягивались войска, в основном кавалерия маршала Гарайлы, ратагайцы и гланские полки и военные пароходы. Даже если у «белых колпаков» и была дурная идея напасть на Латерану, к которой они двигались тем же «полетом ворона», встретят дорогих гостей так, что уцелевшие помнить будут долго. Если, конечно, не случится поганых сюрпризов вроде необъяснимой с точки зрения прежнего опыта паники. Но уж в этом-то случае, поскольку речь идет о безусловном — и массированном — применении черной магии, Сварог мог с санкции Канцлера (а Канцлер наверняка таковую даст) пустить в ход имперские силы. Пока что для этого не было повода, и здесь царила своя бюрократия — но если паника среди правительственных войск повторится, Канцлер вынужден будет дать санкцию…
Ага! Сварог встрепенулся, получив краткий рапорт. Шмели наконец добирались до Вантерна и оказались над городишком, где зачем-то торчал Орк, — согласно неустанному потоку донесений от наблюдателей. Герцог изволит прогуливаться на окружной ярмарке, не интересуясь никакими товарами, уделяя время исключительно молодым смазливым особам неблагородного звания — роман там у него с Дали или нет, но что-то не похоже, чтобы он собирался хранить ей верность, какой сроду не страдал…
Передний Шмель круто пошел вниз по безукоризненной прямой, остальные два оставались высоко над ним, прилежно наблюдая происходящее. Ни у кого, в том числе и у Орка, не возникнет ни малейших подозрений: самый обычный шмель с разлету ударил прохожего в грудь — бывает…
Все заслонил вишневого бархата камзол Орка… Миг темноты, и Шмель, словно пуля, вылетел у Орка, из спины, развернулся, полез выше в небо, присоединяясь к собратьям.
Именно так! Он буквально прошил Орка, словно солдатская пуля — соломенное чучелко на стрельбище. Вошел в грудь, вышел из спины, не встретив ни малейшей преграды, ровным счетом ничего не зафиксировав необычного, словно пролетел сквозь полосу тумана или дыма костра!
А Орк не обратил на вздорное насекомое ни малейшего внимания, так словно вообще его не видел и ничего не почувствовал. Все так же неторопливо шагал вдоль торгового ряда с молоком, сырами и творогом, покручивая усы и высматривая торговок покрасивее и помоложе. Объяснение было одно: это не Орк, это иллюзия, что-то вроде «синего морока» или «стеклянной тени»… нет, пожалуй, все-таки «морок», «тень» дает осязательные иллюзии, которых не мог бы не почувствовать Шмель. Синим мороком владеет любой лар — и Сварог с Марой его когда-то использовали в Равене, и Бравая Компания, когда вопреки приказам с приближением Багряной Звезды отправилась на поиски Сварога… да кто его не использовал, сколько раз случалось, никаких законов это не нарушает и соответствующими службами не фиксируется.
Вот так. Это иллюзия, а настоящий Орк пребывает неизвестно где. И не стоит винить в промахе ни орбиталы, ни Золотых Обезьянов, ни самого себя — все было нацелено исключительно на визуальные наблюдения, есть аппаратура, позволяющая определить, что перед Тобой не живой человек, а «синий морок», но она в ход не пускалась. Подмена была, без сомнения, Орком устроена в какой-то подходящий момент… Но получается, он заранее знал, что за ним будут неустанно следить? Ох, похоже на то…
Сварог просидел, как на иголках, еще не менее трех квадрансов, пока другие Шмели не вышли к Шалуату — не к княжеству, а столице. И прямиком ринулись к княжескому дворцу.
Удачно получилось — Дали не в своих покоях, куда пришлось бы добираться кружным путем, отыскав во дворце открытую оконную створку или неприкрытую дверь, а то и каминную трубу. Она стоит у конюшни, о чем-то оживленно беседуя с двумя доезжачими, почтительно снявшими шляпы с кокардами в виде княжеского герба внутри подковы…
Шмель спикировал, не превышая скорости полета обычного шмеля, пошел по прямой линии…
И повторилось то же самое, что с Орком, — краткий миг темноты, Шмель, пронизав тело девушки словно туман, ушел на бреющем, над самой землей, подальше от конюшни, полез в небо… Правда, на сей раз свидетели имелись, оба доезжачих, невольно шарахнулись, когда меж ними целеустремленно пролетел шмель. А вот «Дали» ничего не почувствовала и не заметила, все так же стояла, наставительно помахивая рукой, отдавая какие-то указания. «Синий морок» — персона в сто раз тупее любого безмозглого робота, глух и слеп ко всему окружающему, выполняя заложенную в него программу от сих и до сих. Доезжачие недоуменно переглянулись, но промолчали, вновь обратились в зрение и слух, почтительно внимая распоряжениям хозяйки. Возможно, решили, что им просто примерещилось…
Он отправил Шмелям приказ возвращаться — больше в них не было никакой надобности. Итак, ни Дали, ни Орка на месте нет, вместо них — «синий морок». В таком случае, где они? Ничего нельзя заранее сказать насчет Дали, а что касается Орка, можно быть абсолютно уверенным: такие вещи он ради забавы никогда не делал. Дважды за последние годы случалось, что уходил из-под наблюдения именно таким вот образом, оставив призрачного, сотканного из воздуха двойника — перед тем, как в глубокой тайне отправиться на Диори, еще в какой-то авантюре, которой Сварог не интересовался, поскольку это было еще до него и не касалось текущих дел. Что-то связанное с безуспешными поисками Верных Кладов короля Шелориса, кажется.
Где? Наблюдение за мятежниками ведется чисто визуальное — но все равно, с уверенностью можно сказать: среди главарей их нет ни Дали, ни Орка. Все главари — мужчины, так что Дали исключаем заранее, а голос Орка Сварог узнал бы моментально. Следует допустить, однако, что они могут скрываться среди нескольких тысяч людей в белых колпаках. Очень уж не похоже на совпадение: Орк ушел от наблюдения, скорее всего, в Вантерне, и именно оттуда вывалилась орава, положившая начало мятежу. Не бывает таких совпадений. Где Орк — там и авантюра…
Итак? Против лома нет приема… окромя другого лома. Без труда сыщется и управа на Орка. «Ореол», ясное дело. В научных пояснениях на сей счет Сварог в свое время ничего не понял — но это и ни к чему начальнику спецслужбы — но суть уяснил четко: человеческий мозг испускает некое излучение, столь неповторимое и уникальное, как отпечатки пальцев. Соответственно, и в восьмом департаменте, и в девятом стоде есть техника, способная очень быстро отыскать человека на земле по «ореолу» — если только он пребывает на открытом пространстве, не в доме или, скажем, подземелье. Однако Орк по подземельям никогда не прятался, вообще не шастал, а если он что-то замыслил, под крышей сидеть не будет. В тех двух прошлых случаях не было приказа его искать, он перед законом ни в чем не провинился, просто-напросто хотел свои странствия сохранить в полной тайне. Вот и не искали.
Есть, правда, одно обстоятельство… Получать разрешение на такой поиск следует непременно у императрицы — какой-то из параграфов Эдикта о вольностях, «тайна личности», как выразились классики. Но вряд ли Яна, узнав, в чем дело, будет цепляться за замшелые параграфы. Нужно будет еще узнать в Вентордеране, найдутся ли там способы поиска человека по «ореолу», — ведь средства наблюдения, подслушивания и подглядывания, какими располагают Золотые Обезьяны, превосходят имперские. Может, и теперь… Черт, что там у них творится?
Он подошел к окну, приоткрыл створку. Над городом, над высокими крышами тяжелой волной проплыл густой, пронзительно чистый бронзовый звон. Звучал Толстяк Буч, главный городской колокол, громадина в пять человеческих ростов, покрытая выпуклыми изображениями мифологических животных, дубовых ветвей и звезд, чей язык поначалу, при первых ударах, приводили в движение четверо дюжих звонарей, и лишь потом оставался один. И еще удар, и еще, и еще, от могучего звона тихонечко задребезжали стекла в высоких окнах.
Круглая Башня, где на звоннице в окружении полудюжины колоколов поменьше висел Толстяк Буч, располагалась в неполной лиге от его королевского дворца. Сварог впервые в жизни слышал, чтобы колокол бил набат — а это был именно набат, никаких сомнений. Такое, он знал, случалось в чрезвычайных ситуациях — когда, скажем, к городу неожиданно подступали враги (которым сейчас просто неоткуда взяться), иди происходило еще что-то, заставляющее всполошить город.
Он нажал нужный завиток на столе, и в кабинет влетел очередной дежурный адъютант, то самый молоденький лейтенант Черных Лучников, что дежурил в прошлом году в день Снегопада. Как и тогда, его лицо был белым как мел, щегольские черные усики казались нарисованными черной тушью. Но держался он браво, вытянулся по-уставному.
— Что? — рявкнул Сварог.
Лейтенант, все так же вытянувшись, ответил совсем не по-военному:
— Беда небывалая, государь…
…Сварог гнал Рыжика галопом, на полкорпуса опережая полусотню ратагайцев, заранее выхвативших сабли. Паники на улицах, по которым он мчался, не было, но переполох начинался нешуточный: кто-то бестолково метался, люди стояли кучками, что-то оживленно обсуждая, телега с бочками въехала на тротуар, конные полицейские протектора торчат на перекрестках с оцепенелым видом…
Чем ближе к Ителу, тем гуще становился поток бегущих, скачущих навстречу, кучера ожесточенно нахлестывали лошадей, встав на облучках и козлах, с одной из ломовых телег посыпались, подпрыгивая на мостовой, квадратные рогожные тюки, судя по всему, с шерстью иди чем-то еще мягким — и Сварог едва успел обогнуть один, преградивший дорогу, вернее, Рыжик сам успел.
Потом он вылетел на высокий откос, полого спускавшийся к реке, натянул поводья. Кто-то за его спиной громко охнул. Река, оба берега, была как на ладони.
Не впервые в жизни, но крайне редко видел Сварог такие ужасы. Река прямо-таки кишела длинными, проворно изгибавшимися, пенившими воду исполинскими змеиными телами в черно-зеленых знакомых узорах. Ублюдки двух великанских змеев вскидывались из воды до половины, падали верхней частью туловища на край одетой гранитом набережной, выползали целиком, так же проворно скользя по гранитным плитам мостовой, уползали в выходящие на набережную улицы, некоторые, выбивая головами оконные стекла, заползали в ближайшие дома. Порт был далеко отсюда, и Сварог не мог видеть, что там творится, — но подозревал, то же самое, учитывая, что Ител кишит змеями, а порт расположен выше по течению, и змеи, несомненно, пришедшие из моря, никак не могли его миновать. В голове промелькнула трезвая, холодная мысль: вполне возможно, они поднялись по Тею, таким путем до моря гораздо ближе…
Палубу стоявшего у противоположного берега небольшого военного парохода заполнили змеи — и новые, взметываясь из воды, переваливались туда, ломая фальшборт. Сварог и отсюда видел, что там все кончено. Второй пароходик, идущий из верховий, издали открыл огонь двух носовых орудий, взлетели белопенные фонтаны, забилась змея, несомненно, пораненная ядром, — но навстречу метнулось скопище других, обрушилось на палубу. Запоздало и бесцельно прогрохотали орудия обоих бортов, над рекой поплыл пороховой дым…
Сварог рысью спустился по откосу. Змеи были совсем недалеко — одна, дергая верхней половиной туловища, трепала, как терьер крысу, коня со всадником в гвардейской форме — конь уже не бился, всадник не кричал. Вторая прянула навстречу Сварогу. Понимая, что конь тут бесполезен, он слетел с седла, развернул Рыжика головой к откосу и силой хлопнул по крупу. Рыжик припустил на откос — кажется, с превеликим облегчением.
Шагнув навстречу, Сварог отщелкнул застежку и выхватил из чехла топор. От змеищи ничем не пахло, она метнулась к нему, сделала молниеносный выпад утюгообразной головой, желтые глаза горели холодным огнем, пасть широко разинута, обнажая густой ряд небольших, но острейших зубов…
Доран-ан-Тег опередил. Отсеченная огромная голова гулко грянулась на мостовую, хлынул фонтан черной крови. Сворог вовремя отскочил — и чтобы его не забрызгало, и чтобы уберечься от бившегося в судорогах обезглавленного туловища, длиной, пожалуй что, побольше десяти уардов — тут все пятнадцать будет…
Поймав топорище, размахнулся и отправил Доранан-Тог в полет — над набережной мелькнул косо наклонившийся туманный диск с рубиновой полосой по кромке. Топор смахнул голову ближайшей змее, словно ребенок снес одуванчик хворостиной, еще одной, метнулся к третьей, гнавшейся за улепетывающим во все лопатки моряком в бирюзовом камзоле торгового флота, с цветастым платком на шее. Смахнул и ей башку, а потом вернулся к Сварогу — больше поблизости змей не было, они выползали на берег уардах в тридцати.
За спиной у него захлопали пистолетные выстрелы — ратагайцы ожесточенно палили по змеям, что, если прикинуть, зря: особенного вреда змеям пистолетные пули причинить не могли. Сварог подумал, что нужно отступить, против такого скопища, затопившего оба берега, бесполезны и пистолеты, и сабли, да и топор не справится, надолго увязнет в огромной стае змеи. Нужно отступать — и скомандовать выдвигаться к порту всей артиллерии, какая только найдется в Латеране, — с такими тварями справиться можно только пушками… Сколько же их, Господи! В голове вертелась неотвязная мысль: как же это допустили, где…
Ага! Под водой что-то происходило: сначала одна змея всплыла на поверхность, неподвижно, мертво выпрямилась, потом их стало несколько, а там они нелепой, неподвижной ордой — некоторых уже сносило быстрое течение — замерли от берега до берега. Ну наконец-то, где ж вы раньше были…
Из реки выныривали отливающие синеватой сталью «Ящеры» Морской бригады, их становилось все больше и больше, они били теперь по обоим берегам яркими сиреневыми лучами, целя змешцам в головы — и те моментально цепенели, замирали, вытягивались во всю длину безобидной падалью. «Ящеры» кинулись в выходящие на набережную улицы, прочесывая их ливнем сиреневых лучей. Все по законам и уставам — Морская Бригада обязана истреблять таких вот чудищ и средь бела дня, не озабочиваясь количеством зрителей на земле. Но почему они опоздали? У Оклера достаточно датчиков в море, а уж возле устья рек…
«Ящер» со знакомой эмблемой по борту камнем упал уардах в пяти от него, поднялась левая дверца, и выпрыгнул Оклер, в начищенных до зеркального блеска сапогах, синих форменных брюках с красным кантом и черной кожаной тужурке с золотой косаткой на грид. Стоявшие за спиной Сварога ратагайские конники невольно попятили коней.
Оклер подошел и отдал честь.
— Где вас носило, адмирал? — сквозь зубы спросил Сварог. — Вы их должны были засечь гораздо раньше…
— Не засекли, — тихо и серьезно сказал Оклер, стоявший с озабоченным лицом. — Честное слово, не засекли. Они как-то ухитрились проскользнуть в Тей незамеченными. Не зафиксировали их датчики. Никто еще ничего не понимает, но датчики их не засекали. Только когда они всплыли, орбитад поднял тревогу…
— И чего теперь делать? — сквозь зубы сказал Сварог. — Простите, что вспылил…
— Ничего, я понимаю… Справимся. Пустим в ход детектор массы, еще кое-что… Канцлер только что отдал приказ истребить их полностью. Мы непременно справимся, Лорд Сварог!
…Все равно, погибли около ста человек — разрушения столь мизерны, что они не в счет. Главное, те устройства, что Оклер пустил в ход, работали исправно, и змей истребляли повсюду — а тех, что выподзли на берега и дохлыми плавали по реке, лучами другого цвета превращали в пар. Вся полиция и половина гвардейских полков вышла на улицы, но все равно пройдет немало времени, прежде чем успокоится взбудораженная Латерана. Сварог разослал всех имеющихся под рукой герольдов огласить короткий, наскоро сочиненный манифест, гласивший: король ручается честным словом, что угрозы больше нет и такое не повторится. Однако все, кто имел такую возможность, кинулись верхами, экипажами и пешими в свои загородные имения, усадьбы и домики — и упрекать их не следовало… Следовало разве что пресечь всевозможные дурацкие слухи, как всегда в подобных случаях, разлетавшиеся по городу лесным пожаром…
Увидев мигающий огонек, он нажал на завиток, разрешая войти. На сей раз лейтенант Черных лучников не выглядел ни испуганным, ни ошеломленным — но лицо его было горестным.
— Говорите! — рявкнул Сварог. — Офицер вы или кто?
— Плохие новости, мой король, — решился адъютант. — Отряд герцогини Браг, посланный против мятежников, разбит наголову на Гарритальском поле…
— Была паника? — спросил Сварог, борясь с подступающей тревогой.
— Ни малейшей, мой король… но наши потерпели форменный разгром. Командир, генерал, погиб, потери огромные, оставшиеся в живых беспорядочно отступают… то есть, называя вещи своими именами, бегут, рассыпаясь по окрестностям. Мятежники их не преследовали. Вероятнее всего, отнюдь не по недостатку сил, а…
Сварог его прекрасно понял. Разбитого наголову противника не преследуют в двух случаях: когда собственные боевые порядки расстроены и погоню не удается наладить, а если такого не произошло, то это выражает крайнее презрение к потерпевшим поражение. Поскольку лейтенант уверен, что первого не произошло, — иначе не докладывал так уверенно, он парень толковый — значит, второе. Наглость поразительная — обычно так себя ведут только военные, а мятежники редко когда удерживаются, чтобы не пуститься в погоню…
Случайное совпадение, или командир отряда умышленно выбрал для боя именно Гарритальское поле? Историческое место, один из символов ронерской воинской славы. Лет восемьдесят назад, во время очередной снольдерско-ронерской не особенно большой войны (их набралось слишком много, так что названия получила одна из пары десятков, из разряда крупных) немаленький снольдерский корпус потерпел там сокрушительное поражение, едва четверть вторгшихся унесла ноги — ронерский генерал, командовавший войсками, их не преследовал именно что из презрения к драпавшему противнику. Даже если место было выбрано с умыслом (вполне вероятно, хотели еще больше воодушевить свои войска), на сей раз все случилось наоборот…
— Что известно? — спросил Сварог.
— Туда летали люди из военной разведки. Разбежавшихся собирают по окрестностям — все же не было всеобщего драпа, некоторые подразделения отошли, изрядно потерявши в числе, но в порядке. Принявший командование командир гвардейского полка делает все возможное… Мятежники добили раненых — что законам войны решительно противоречит, но мятежникам они всегда не писаны… Они встали укрепленным лагерем. Своих убитых сжигают на огромных погребальных кострах — старинный военный обычай, давным-давно вышедший из употребления, но они почему-то о нем вспомнили… Никаких поминальных служений на сей раз, правда, не производилось. И вот что еще… К нашим людям буквально кинулся один из Вольных Топоров — у них самые большие потери, хорошо, если уцелел один из двадцати. Он кричал, что должен поговорить с вами, что он вас знает. Подумав, они взяли его в самолет и привезли сюда. Он сейчас в Орлецовом кабинете. Шесть раз ранен, но все раны не особенно опасные. Его хорошо перевязали, накормили, келимаса дали самую чуточку, исключительно для бодрости — коли уж он хочет с вами говорить, должен быть в соображении. Какие будут распоряжения?
Сварог спокойно сказал:
— Никаких. Я сейчас туда пойду…
Подобно многим другим залам и покоям, получившим название от убранства или отделки, Орлецовый был украшен панелями и медальонами полосатого орлеца, густо-красного с белым и темно-желтого с голубым. Помещение было не особенно и большое, как несколько других, служившее Сварогу для частных разговоров с глазу на глаз. Человек в темно-зеленом камзоле излюбленного Вольными Топорами фасона встал и вытянулся, когда Сварог вошел. На первый взгляд он казался чересчур толстым для Вольного Топора — они всегда жилистые, поджарые, без капли лишнего жирка — но Сварог тут же сообразил, в чем дело: камзол сиял многочисленными прорехами от многочисленных ударов клинками и пиками, и в доброй половине из них белели чистые бинты.
— Садитесь, — распорядился Сварог отрывисто, присев к столу и бесцеремонно разглядывая незнакомца. На столе стояли тарелки с недоеденным жарким, солеными огурцами и хлебом, рядом пустая чарка. Лет сорока, с ранней проседью в темных курчавых волосах, стриженных коротко, «под каску», лицо, как у всех Топоров, обветренное, продубленное семью ветрами, глаза темные, умные. Он производил хорошее впечатление — вот только Сварог, порывшись в памяти, мог бы поклясться, что никогда его прежде не видел, никогда не встречались.
Вольный Топор, не чинясь, опустился на стул, тоже отделанный красно-белым орлецом. На правой руке у него, выше локтя, накрепко пришита нашивка из широкой полосы красного бархата, посередине украшенная эмблемой Вольных Топоров — медная голова каталаунского тигра с двумя скрещенными топорами. В давние-предавние времена голова была львиной, но с тех пор львы на Таларе повывелись. Ага, лейтенант. У Вольных Топоров были свои сержанты с капралами, лейтенанты, капитаны и полковники (генералов не имелось). Звания неофициальные, военные их просто-напросто терпят, когда поневоле приходится воевать бок о бок с Топорами, — словом, нечто вроде казачьих атаманов, есаулов и сотенных той поры, когда казаки еще вошли в состав русской регулярной армии.
— Занятно, — чуть усмехнулся Сварог. — Вы сказали, что меня знаете, но я-то, могу сказать со всей уверенностью, вас никогда прежде не видел… Как так?
— А я им сказал чистую правду, ваше величество, — Топор тоже усмехнулся, и от его ухмылки разошлась глубокая царапина в левом уголке рта, показалась капелька крови, на что Топор не обратил ни малейшего внимания. — Я же не говорил, что вы меня знаете. А вот я вас, точно, знал. Был в отряде Шега Шедариса, когда начался поход на Дике. Это я поджег и сбросил «кляксу», когда королева Сегура заняла главную башне Кортана. Вы к нам потом поднимались… конечно, не запомнили всех, но я-то вас не забыл… Так что смело можно сказать: я, как многие, вас знаю, это вы всех не упомните, да вам и нужды нет…
Он не врал.
— Понятно… — сказал Сварог.
— Ваше величество… А нельзя ли еще чарочку? Ваши лакеи мне плеснули воробьиный глоток, а после всего, что на Гарритальском поле случилось, душа просит доброй чарки. Я от такой соображения не потеряю и умом не поплыву, честное слово…
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Сварог. — Не первый год знаком с вашим братом…
Он извлек из воздуха добрую чарку келимаса, поставил перед лейтенантом. Тот взял ее, не высказав особенного удивления, молодецки осушил до дна, поморщившись, оторвал от ломтя кусочек хлеба, прожевал. Шумно выдохнул:
— Уфф… не пойло, не пиркет какой… Благодарю, ваше величество. Огонь по жилочкам, и бодрей себя чувствуешь — крови вытекло немало, как из резаной свиньи. Ну да дело привычное, кто и надеется в нашем ремесле остаться непокарябанным. Благодарю. Не подумайте, что я славословлю, оно и вам не надо, и мне не пристало, но у нас вас крепенько уважают. За все, что сделали. Вот я и решил к вам, не мешкая. Хорошо, ваши послушали, взяли с собой. Первый раз в жизни оказался в этой летучей штуке, ну да нас ничем особенно и не удивишь…
Усмехнувшись, Сварог извлек из воздуха и поставил перед ним бутылку с узенькой сине-красной наклейкой без надписей и рисунков. Сказал:
— Только наливайте себе понемногу, соблюдая меру… Хотите что-то мне рассказать?
— Иначе чего я здесь… Я подумал: когда еще ваши начнут уцелевших опрашивать. Если начнут… А дело серьезное… Я, с вашего позволения… — Он налил себе с четверть чарки и выпил уже степеннее, откусил огурец. — Никак нельзя было медлить или держать при себе. В общем, мы стояли до последнего, потом они нас смяли, убили капитана, к тому же знамя упало, вот мы с чистой совестью и отступили… да наутек пустились, что уж там. Главное, не позорно, все честь по чести…
Сварог понятливо кивнул. С обычаями Вольных Топоров он был хорошо знаком, главным образом благодаря Шедарису, хотя и другие внесли свою лепту. Топоры стоят насмерть и отходят только по приказу, либо увидев, что упало знамя, а это означает, что главный командир убит, войском больше никто не управляет, и без малейшего ущерба для чести можно не то что отступать, со всех ног бежать…
— Дрались пешими? — спросил он.
— Ну, конечно, ваше Величество. Мы ж, сами, наверное, знаете, наподобие драгун и даже более того — на коней садимся, только чтобы быстрее до боя добраться. Хоть и знаем конный бой, но не любим его, так уж исстари повелось. Нам бы ногами на земле попрочнее встать, чтобы получше размахнуться… А ведь будь я конным, мог бы ничего и не заметить… хотя и тогда, наверное, заметил бы, очень уж оно было странно. Понимаете, на нас ударила орава каких-то определенно неправильных. Не такие они были, вот что, на обычных людей не похожие. Конечно, опытных бойцов везде хватает, полно тех, кто мечом или топором виртуозит, как ребенок погремушкой, и все равно, были они какие-то не такие. Не может человек быть таким проворным и вертучим. Таким — не может. А они были вертучие, как белка, когда она по дереву носится. Да что там, никакой белке и не снилось… Думаешь, все, достал его, гада — а он ухитряется в последний миг уклониться, сам бьет, да ловко так, словно молния ударяет. Уж не знаю, как я вьюном вертелся, уцелел и даже парочку все же достал, но было это адски трудно. Они-то наших и выкосили едва не начисто — а уж как валили и обычную пехтуру, и даже гвардейцев, а Синие Мушкетеры не лопухи, меч держать умеют… и даже не эта их вертучесть пугала, как неопытную девку… ох, простите. В общем, и вертучесть пугала, конечно — как и не люди. Но вот другое… У них крови не текло, понимаете? Сам видел, как друг мой Торис — он там остался — одному вогнал в грудь топор чуть ли не до обуха на все острие — а тот просто-напросто назад отпрыгнул и словно бы с топора снялся. Видно, что грудь разрублена, обычный человек тут же завалился бы, а этот нисколечко не кровил, опять в драку кинулся и Ториса на месте положил мечом в глотку… Я махнул как следует, снес ему напрочь руку у самого плеча — а из него опять не кровинки, подхватил меч другой рукой — и на меня. Только когда я исхитрился и башку ему напополам раскроил, повалился… И он там был не один такой, их целая орава навалилась… Было их вполовину меньше нашего, при другом раскладе мы бы их завалили, но вот такие они оказались, невероятно вертучие и ни капли крови не проронившие… А больше и рассказать нечего, знамя упало, мы и кинулись кто куда. Один из ребят крикнул еще: «Оборотни!» От чего только быстрее бежалось. Уж не знаю, оборотни они там или кто, не слыхал я что-то про таких оборотней, но вот плохо верится, что это люд и. Люди так не умеют… У людей всегда кровь течет, и проворства такого нет…
— Лиц вы, конечно, не видели? — спросил Сварог.
— Конечно, ваше величество, они все в белах колпаках были, только глаза сверкают…
Сварог откинулся на спинку кресла, машинально извлек из воздуха зажженную сигарету, хотя в кармане лежал полный портсигар. Топор понятливо молчал, видя, что он погрузился в раздумья. Налил себе до половины с видом человека, которому больше нечего сказать.
Сравнение всплыло в памяти моментально.
Навьи. Это их ухватки, их способности. У них не течет кровь, они невероятно «вертучие» в бою, их можно обезвредить, лишь снеся напрочь или разрубив голову, по и тогда тело будет долго ворохаться, пытаясь вслепую, невидяще достать противника оружием, нужно в куски изрубить, чтобы унялся…
И ведь некому больше! Очень уж описание совпадает. Навьи… И Орк, считавший их своей собственностью и исчезнувший с глаз наблюдателей. Лет пятьдесят о них не было ни слуху ни духу, обнаружились совершенно неожиданно в замке великой герцогини Мораг… Стоп, стоп! Может, потому они и сжигают своих убитых? Чтобы ничего не раскрылось раньше времени? Может, потому они все поголовно напялили белые колпаки, надежно скрывающие лица? У навьев рожи специфические, от обычных людей можно отличить с первого взгляда… Вот это сюрприз… дающий, кстати, неплохие шансы на победу — если удастся доказать, что там и в самом деле навьи, можно пустить в ход и оружие Империи, опять-таки совершенно законно. Конечно, там не одни навьи, полно и примкнувших к мятежникам самых обычных людей, но это не меняет дела, главное, законы дают право пустить в ход людей, посерьезнее самых лучших гвардейцев, вооруженных тем, чего на земле не знают. Но нужно как-то убедиться, как-то доказать… Тогда, при штурме дворца Мораг, люди Гаудина взяли пленного, и никаких сомнений не оставалось. Чтобы пускать в ход на земле имперское оружие, нужны веские основания, без этого такое самовольство и Сварогу даром не пройдет, несмотря на его, скажем так, особое положение в Империи…
Дверь чуточку отошла, в щели появилось озабоченное лицо лакея — знакомого, из интагаровских. Подойдя к двери и выслушав торопливый шепоток, Сварог кивнул:
— Все правильно, сейчас иду… — и, вернувшись к столу, сказал. — Благодарю, лейтенант. Очень помогли.
— А можно узнать, что за твари такие, ваше величество? Ведь не могут это быть люди…
— Разберемся, — веско сказал Сварог.
— Понятно, — кивнул лейтенант. — Раз не положено знать, значит не положено. Благодарю, что не прогнали и выслушали, может, помог чем…
— Помогли, — сказал Сварог нетерпеливо. — И весьма. Я распорядился, вам отвели комнату. Если в чем-то нуждаетесь — скажите без стеснения лакеям, они все сделают: конь, деньги, все что понадобится. Еще раз благодарю. Меня срочно вызвали по делу…
…Ожидавший его в небольшой каминной — во дворце их имелось с дюжину, опять-таки для приватных разговоров главным образом — киларн Гилем (одетый горожанином среднего достатка, с медной бляхой гильдии градских обывателей — очень удобная гильдия, за ней много профессий кроется, можно в зависимости от личности собеседника много кем притвориться, и тебя не распознают, если сами к таковой отношения не имеют) поднялся с кресла, степенно поклонился, опять-таки без всякого подобострастия. На столе лежала трубка из плотного картона с крышкой и ручкой, в каких носят карты, картины, канцелярские бумаги нестандартного формата.
— Во дворец пропустили без скрипа? — спросил Сварог.
— В общем, да, ваше величество. Поначалу воротили рожи и не пускали, но когда я сказал пароль, помягчели и людей из тайной полиции кликнули.
— Я вам нынче же дам бляху, с которой будут пускать без ворочения рожи, — сказал Сварог. — Дел было много, руки не доходили… Да и вы никогда не являлись по собственному желанию. Хорошо хоть, пароль вам дал… Случилось что-нибудь?
— Да нет, ваше величество. Тут другое. Я кое-что обмыслил, когда вы мне дали карты, поговорил с людьми. Для чего пришлось в Каталаун слетать. Первый раз в жизни летал на самолете. Дух замирает, но быстро и удобно… Вот, посмотрите…
Он стал раскладывать на столе карты, каждую придавливая по четырем углам тяжелыми бронзовыми полушариями размером с половинку небольшого яблока — они для этого специально и лежали на краю стола в немалом количестве, и стол был просторный — в этой каминной как раз и разглядывали карты, если выпадала такая необходимость.
Насквозь знакомые карты, Сварог сам их киларну дал два дня назад — составлены в Мистериоре, на них старательно нанесены все всплески. Вообще-то это было нарушением правил, запрещавших давать в руки жителям земли какие бы то ни было имперские документы, тем более секретные, на что требовалось особое разрешение. Однако Сварог на эти правила давно втихомолку плевал, что ему всякий раз сходило с рук — документы попадали только к надежным людям, которые умрут, но не проболтаются, что однажды держали в руках…
— Так, — сказал Сварог, присаживаясь к столу. — Надо понимать, у вас появились какие-то соображения, когда изучили все как следует. Или в Каталауне что-то подсказали?
— И то и другое, ваше величество. Сначала у меня после долгих раздумий забрезжила мысль… Чтоб ее подтвердить — или от нее отказаться — полетел в Каталаун. Там поговорил с двумя… старыми знакомыми, показал им карты. Не беспокойтесь, ваше величество, люди надежные, словечка лишнего не обронят, молчать умеют, как рыбы — жизнь научила, в годах уже оба. Они мне кое-что подсказали, а потом я пошел к мэтру Антаху, он перерыл половину своей библиотеки, дал мне три старинных книги. Одолел одну, взялся за вторую и очень быстро наткнулся… Очень уж намного похоже…
— На что?
— На одну вещичку из Черных Кладов короля Шелориса. С ними обстоит так: никто их толком не видел и ничего из них в руках не держал — одни пересуды и страшные сказки. Но все равно, написано о них много. Как учено выражается мэтр Антах, существует обширная литература… так вот, есть там в числе прочих диковинок и такая штука — Черные Горшочки с Черными Семенами. Сеять их никуда не нужно, но если разбросать и применить должные заклинания, добиться можно многого — и взбаламутить людей на мятеж, и обратить противника в паническое бегство и еще несколько вредных умений. Но я их не касаюсь — а вот мятеж ни с того ни с сего и паническое бегство мы как раз и наблюдали… то есть знаем о таковых. Посмотрите, как все подтверждающе складывается. — Он взял в руки деревянную палочку на манер указки, приложил к карте. — В тех двух мятежах зерна рассыпали щедро — и в Харлане словно горстью разбрасывали. А вот потом что-то пошло наперекосяк. Может быть, семена стали кончаться раньше, чем они рассчитывали. Увлеклись, не прикинули все то — но такое и с владеющими магией бывает, впросак попадают не так уж редко. Обратите внимание: в Тамизене у них все получилось как бы наполовину: всех взбунтовать и заставить к себе примкнуть не сумели. Экономили, надо думать. Вряд ли у них Черные Семена кончились совсем — уже после этого случилось паническое бегство войск. Но, так смотрится, будто они начали именно что экономить. От Тамизена прошли еще лиг шестьдесят, по пути было два города, не чета Тамизену, но и не маленькие. Вот там они вообще не старались никого к себе приманить, прошли мимо. В обоих городах собрали стражу и ополчение, приготовились драться, вот они и не стали ввязываться, прошли мимо. А ведь людей у них не так уж особенно много, причем значительная часть — не солдаты, без опыта. Вы можете выставить не в пример больше… Нужны им люди, особенно солдаты — а одном из тех городков как раз и стоял пехотный легион. Нет, прошли мимо. То ли накладка какая случилась, и семян у них оказалось меньше, чем они поначалу рассчитывали, то ли еще что. То ли закончились совсем, то ли экономят оставшиеся для крайней необходимости. Это все умозрительные заключения, но ведь, если их применить к происходящему, многое совпадает? И объяснение получает?
— Пожалуй… — сквозь зубы сказал Сварог.
Орк в свое время, точно известно, как раз и искал Черные Клады и в Ямурлаке, и в Иллюзоре. Но не нашел. А если все же что-то да нашел? И придержал до поры до времени, пока не подвернулся удобный случай? Можно предположить и такой вариант: он не умел обращаться с тем, что нашел, а вот Дали как раз умела. Многое можно предположить. Ничего нельзя сказать с уверенностью, но киларн прав: очень уж многое совпадает…
Кавалерия шла на рысях. Как и подобает королю в походе, пусть даже, так сказать, второсортном, не против внешнего супостата, а на мятежников, Сварог ехал во главе, на пару корпусов опережая знаменосцев, окруженный Медвежьей сотней, приплывшей по Ителу на пароходах, тянувших на буксире баржи с лошадьми. Его боевые усачи, все до одного, плыли на пароходах впервые в жизни, но истинный гланец ничего не пугается и ничему не удивляется. Не зря же он носит юбку цветов клана?
Как водится, вокруг отнюдь не стояло благорастворение ароматов, наоборот. Пехота на марше оставляет после себя тот еще запашок, а уж когда идет кавалерия… Не зря в «волчьи сотни», здешние разведроты, стараются подыскать людей с обостренным обонянием — чтобы издали засекали колонны противника.
Он привычно покачивался в седле. Походный марш — вещь довольно скучная, ровным счетом ничего не происходит, занять себя нечем, с офицерами все заранее обговорено. Думай — не хочу. И потому он вновь возвращался мыслями к разговору с Канцлером, состоявшемуся двое суток назад, перед тем, как Сварог выступил в поход на «белых колпаков».
Неторопливо прохаживаясь по кабинету, попыхивая трубочкой из сильванского черного дерева, Канцлер говорил:
— В этом мятеже, помимо «всплесков», есть, думается мне, еще одна загадочная странность. Может быть, и вы уже о ней думали… Они себя ведут категорически неправильно. Поход на Латерану им попросту не по зубам. Ваша Дали, похоже, очень неглупа, а уж когда речь идет об Орке… Не то что они, любой толковый вожак мятежа — а глупцы обычно в вожаки не попадают — не могут не понимать, что силами вы их неизмеримо превосходите. Мне докладывали, вы стягиваете войска к Латеране…
— Стягиваю, — кивнул Сварог. — Благо ни одному земному королю это не запрещено. Самое большее через неделю там будет целая армия. Учитывая, что это весьма необычный мятеж, лучше пересолить, чем недосолить. Навьи, конечно, противник весьма серьезный. Один в бою стоит трех-четырех обычных солдат. Но не более того. И только. Больше они ничего не могут и не умеют. Распрекрасно можно задавить качество количеством. Тактика «прибоя», давным-давно принятая в военном деле. Несколько волн кавалерийских атак, свежие части сменяют сослуживцев до того, как те окончательно вымотаются. А солдат у меня хватает. Против такого навьи в итоге бесполезны, они увязнут в лавах атакующих конников — в данном случае, им настрого наказано, что в первую очередь рубить нужно по голове. Приказ прошел сверху вниз, от полковников до сержантов с капралами, люди готовы… Потери ожидаются больше обычных — но на то и война. В конце концов их просто перебьют.
— Вот именно, — сказал Канцлер. — Неужели Дали с Орком этого не понимают? И все-таки идут прежним курсом, к Латеране. Вы пытались найти объяснение?
— Конечно, — сказал Сварог невесело. — И отыскал только одно — вполне возможно, у них в запасе еще какой-то неприятный сюрприз.
— Возможно…
— Я на одно надеюсь: что этот сюрприз такого рода, что непременно позволит ввести в действие силы Империи… Правда, в прошлый раз состоялась самая обычная битва, без всяких сюрпризов. Это придает уверенности в себе, но, разумеется, не чрезмерной…
— Будем надеяться… Вот только в походе вам придется учитывать кое-какие весьма существенные обстоятельства… Знаете, в чем явный парадокс? После того, что императрица сделала на Агоре, после того, как мы арестовали еще одиннадцать членов Агоры, можно говорить со всей уверенностью: черных там больше нет. Двое, правда, пустились в бега сразу после печального завершения Агоры, и найти их пока не удается — поскольку они были вне всяких подозрений, у них не сняли заранее «ореолы»… Но вы наверняка об этом знаете, я ведь разрешил использовать в поисках обе ваших службы.
— Конечно, — сказал Сварог. — Мы их тоже пока что не нашли…
— Так вот, победа несомненная… Но парадокс в том, что мы, усилившись, если можно так выразиться, на одном направлении, оказались гораздо слабее на другом. Я о внутриполитических интригах. Теперь в Агоре остались только те, на кого нечем воздействовать. И это наши позиции ослабляет. А позиции Агоры, соответственно, усиливает. Очень многие ваши недоброжелатели и противники реформ остались на прежнем месте в прежнем качестве — и на сей раз с ними ничего нельзя поделать. Распускать Агору — значит вводить тираническое правление. С самыми непредсказуемыми последствиями. Беда еще и в том, что императрица — энергичная, волевая, решительная, способная на жесткие меры… но она, поверьте прожженному политикану, просто не способна править тиранически. Она к такому не готова, никогда об этом не думала. Тиран — это особое свойство души, которым она не обладает. — Он усмехнулся. — Извините уж, но вот вы бы смогли. Вы в некотором роде тиран…
— Господи, вам незачем извиняться, — ухмыльнулся Сварог. — И в самом деле чуточку тиранствую. Министры у меня ходят по струнке, в жизни не решатся отстаивать свое мнение, идущее вразрез с моей волей, уитенагемоты остались, но сидят тихонечко, как мыши под метлой, памятуя о печальных прецедентах, в том числе не особенно давних — я о названном отце, Конгере Ужасном… Ну и частенько использую формулу «закон уснул». Что есть, то есть…
— Вот только вы не император. А Яна к тирании ничуть не предрасположена, да и я, признаться, тоже. Очень уж это разные вещи — жесткий стиль правления и тирания. Ввести можно, но очень скоро начнутся сбои…
— Вы это без задних мыслей рассказываете или хотите меня к чему-то подвести?
— Хочу, — сказал Канцлер. — У меня были переговоры с Главой Агоры и самыми влиятельными ее членами. Долгие, нелегкие… Некоторая договоренность достигнута. Они пока что не будут проводить довыборы, в принципе, согласны Агору распустить. Но необходимы и уступки с нашей стороны, в политике это неизбежно. Одна из уступок касается как раз вас. Вы должны вести себя на земле… скромнее, что ли. Не использовать имперскую технику так, как вы ее порой открыто и беззастенчиво используете. На какое-то время, пока все не уляжется, никаких замаскированных под самолеты виман и подобного. Вы же прекрасно понимаете — любой из ларов может в рамках Эдикта о вольностях наблюдать за землей, сколько ему заблагорассудится — в первую очередь за вами. Держитесь строго в рамках законов. Это касается и обычных самолетов и пулеметов… Вы ведь не можете не знать…
— Знаю, — угрюмо бросил Сварог.
Уж такие вещи земной король знать обязан. В свое время, когда были сделаны исключения из «Закона о запрещенной технике», королям было строжайше предписано: самолеты и пулеметы применять исключительно против внешнего врага — но ни в коем случае против мятежных подданных. Гуманизм, изволите ли видеть, вновь себя явил во всей красе. В силу тех самих необъяснимых обычной логикой бюрократических парадоксов при всей их абсурдности пароходы применять против взбунтовавшихся подданных как раз можно. Видимо, потому, что по пальцам можно пересчитать случаи, когда мятежники оказывались настолько близко к рекам, чтобы попасть под артиллерийский и ракетный обстрел с кораблей.
— Словом, используйте только то, что законам не противоречит, — продолжил Канцлер. — И уж тем более — никакой хелльстадской техники. В том числе и замаскированной под всяческую живность — ее легко распознать теми средствами, которыми соглядатаи располагают. Если вы все же нарушите правила игры, крупно меня подведете и подставите, меня обвинят в срыве негласных договоренностей, пойдут на конфронтацию… Понимаете? Я не буду брать с вас честное слово, надеюсь, вы и без этого поведете себя правильно…
— А что мне в таких условиях остается? — буркнул Сварог. — Вот только один маленький нюанс… Навьи как раз попадают под действие тех самых писаных законов, позволяющих — да что там, требующих — применять против них имперское оружие.
— Безусловно. Однако нужны доказательства. А их у вас нет. Рожи у всех закрыты колпаками, так что по лицам не определить. Убитых… тьфу ты, черт, скорее уж обезвреженных навьев они сожгли после сражения на Гарритальском поле. И только их — мои люди, как и ваши, отметили, что своих убитых они жгли не всех подряд, а выборочно, убитых людей преспокойно оставили на поле. Пепел и кости не улика. Кровь из носу, постарайтесь взять трофей, как в свое время проделал Гаудин, чтобы на законном основании применить в замке Мораг свой спецназ. Трофей! Реальный и осязаемый, не обязательно действующий, достаточно сохранившихся в целости останков, которые я мот бы предъявить скептикам. Я, как и вы, не сомневаюсь, что в войске мятежников идут навьи. Не сомневаюсь, что и в Акобарском королевском замке — навьи, они же Королевские Безликие. Но записи, которые вы сделали, доказательством служить не смогут… и, кроме того, раскроют перед посторонними те технические возможности, коими вы располагаете в Хелльстаде, потому что ничем иным эти записи объявить невозможно. Они все быстро поймут, и такой скандал разразится… Я с вашей хелльстадской техникой как-то свыкся, и угрозы от нее не жду не из доверия — какое может быть «доверие» в таких случаях. Просто я давно уже убедился: вы ничего не сделаете во вред Яне, а значит и Империи. Но вот наши оппоненты начнут вас подозревать черг-те в чем, и так ходят всякие дурацкие разговоры насчет ваших коварных замыслов… В общем, добудьте трофей.
— Приложу все силы, — сказал Сварог. — Если не случится ничего непредвиденного, не дадим мы им возможности сжечь своих, если можно так выразиться, дважды мертвецов… Итак… Я уяснил: от меня требуется не нарушать законов, не использовать самолеты и пулеметы, и уж тем более хелльстадскую технику, в том числе замаскированную. Я все правильно сформулировал?
— Совершенно правильно. Этой формулировки и придерживайтесь строго…
— Буду придерживаться, слово чести, — сказал Сварог.
То ли он не смог сдержать мимолетную ухмылочку, то ли Канцлер, неплохо знавший и его, и его ухватки, что-то такое понял — но его взгляд стал крайне пытливым, нескрываемо любопытным, так, словно Канцлер спрашивал: «Ну-ка, как ты на сей раз извернешься?» Но он, конечно же, промолчал. И вряд ли будет в претензии, если Сварог в очередной раз именно что извернется. Многое Сварогу ставили в вину, но никогда — использование им прорех в законодательстве Империи. Такие вещи просто невозможно поставить в строку — на то прорехи прорехами. Геральдическая коллегия и Судебная палата в очередной раз разведут руками…
Высоко приподнявшись в стременах, он посмотрел назад. Туда, где во главе обоза как ни в чем не бывало катил десяток фургонов под полотняным верхом, ничем не отличавшихся со стороны от других обозных — а конвой из «волчьей сотни» одного из полков для того и служит, чтобы свои ненароком нос не сунули…
Он встрепенулся — к ним галопом приближался скачущий во весь опор навстречу всадник в мундире Черных Мушкетеров с лейтенантским шитьем. Сварог его узнал — именно этот офицер был отправлен командовать выдвинувшимся далеко вперед дозором из «волчьей сотни» своего полка.
На лице молодого офицера — ни следа тревоги или беспокойства, наоборот, оно даже веселое…
Подскакав вплотную, лейтенант браво отдал честь:
— Мой король, господин маршал кавалерии… Примерно в десяти лигах отсюда наша разведка столкнулась с конным разъездом мятежников. Не ушел ни один. Языка мы взяли и успели в темпе допросить. Их главные силы лигах в пятнадцати отсюда. Движутся гораздо медленнее нашего, их конница вынуждена равняться по пехоте. Мы их опередим и первыми выйдем на поле… особенно если ускорим аллюр. «Языка» везут следом за мной. С нашей стороны потерь нет, только двое легко ранены. Судя по конской сбруе, это были драгуны из перешедшего к мятежникам Пятого полка. Их лошадей наши ведут в поводу.
— Благодарю за службу, — сказал Сварог. — Поздравляю всех с медалями «Дубовый лист».
— Король и честь! — браво рявкнул лейтенант уставную формулу.
Лицо парня лучилось неприкрытой радостью. Вполне возможно, это была его первая награда…
Гарайла кивком подозвал старшину трубачей и сделал ему понятный любому кавалеристу знак. Тот вскачь пустился вдоль колонн кавалерии. Вскоре в нескольких местах серебряно запели трубы, подавая сигнал перейти на крупную рысь. Потом будут пять минут короткого галопа и снова рысь — Сварог уже неплохо разбирался в тактике кавалерии, она была гораздо проще, чем иные военные дисциплины, которые ему пришлось изучать на Земле. Если не случится ничего непредвиденного, к месту назначения они прибудут менее чем через полчаса…
Так и случилось, они оказались на поле первыми — и тут же в ту сторону, откуда ожидался противник, помчались конные разъезды. Полки без малейшей суеты занимали места согласно диспозиции. Сварог с Гарайлой, дюжиной порученцев и Медвежьей Сотней поднялись на вершину большого холма с пологими откосами. На соседнем, в паре сотен лиг от них, в хорошем темпе снимались с передков две ракетные батареи.
Да здравствует незатейливость и некое отставание в техническом прогрессе, подумал Сварог. На Земле ни один толковый командир не стал бы оборудовать НП на вершине холма, и ракетные станки не поставил бы на возвышенности — иначе бы всех очень быстро накрыли огнем с немалого расстояния. Зато здесь издали никак не достанут.
Как обычно в таких делах, самым тягостным оказалось ожидание. От тебя самого уже ничего не зависит, махаловка еще не началась, остается торчать на холме, не сводя биноклей с горизонта…
По сторонам от них уже развевались надежно вбитые в землю на древках длиной уарда в три надлежащие знамена. Штандарт Сварога, черное полотнище с золотым силуэтом Вентордерана и, как положено, уступавшее в размерах знамя маршала гвардии — тоже черное, с хелльсгадским гербом Сварога в центре, покрытое золотой вышивкой: черепа и кости, скачущие кони, скрещенные сабли и мечи, подковы. И снова нечто непредусмотренное уставами: мятежи и бунты подавляют без всяких знамен, нексиллумов и «копий», с одним-единственным прапорцем на высоком древке, означающим, что войска действуют по личному королевскому повелению. Но, опять-таки — это не обычный мятеж…
Чтобы чем-то занять мысли, он вновь обратился к воспоминаниям, уже другим…
Дали отыскали очень быстро, посредством имперской техники — она в темном мужском костюме и белом колпаке, как все, с мечом на поясе, ехала среди одного из конных отрядов, изображая, что она тут — рядовой участник заварушки. С Орком вышло потруднее, сначала его нигде не могли засечь, но потом Сварог по некому наитию пустил в ход хелльстадские средства наблюдения, нацелив их на Акобарский королевский дворец. И догадался правильно: вскоре обнаружил Орка, на сей раз в раззолоченном мундире горротского камергера. Судя по его разговорам с принцем Эгмонтом и другими сановниками и генералами, Орк, проныра, занимал при дворе довольно высокое положение, хотя еще не установили точно, какое; без сомнения, его возвышение произошло оттого, что он предоставил принцу навьев — торчавших во дворце там и сям в мундирах Королевских Безликих и в черных капюшонах с золотой тесьмой.
В том, что это были именно навьи, Сварог не сомневался после длившихся более полутора суток наблюдений Золотого Обезьяна. Прежде всего, они не ели. Им была отведена особая зала для еды, которую посещали только они, но им там не подавали и корочки хлеба, и глотка воды — навьям это совершенно ни к чему. Они, такое впечатление, и не спали — в своей кордегардии просто ложились на спину и в таком положении лежали до сигнала побудки. Орк — и, скорее всего, посвященный в тайну принц, стервец этакий — сделали все, чтобы никто не заподозрил в королевских телохранителях нелюдей. Твари поганые. Никто другой не смог бы справиться со «школярками» так быстро и с относительно малыми потерями…
Показались несущиеся галопом разведчики — ровно столько, сколько и уезжало. Они подлетели к одному из офицеров, стоявшему впереди своего полка, и вскоре оттуда галопом помчался на холм вестовой. Противник на расстоянии двух лиг отсюда, движется, выдвинув вперед конницу и две полковушки — а часть кавалерии с трех сторон прикрывает пехоту от возможного удара по флангам и с тыла.
Велик был соблазн ударить по ним на марше — но Гарайла по размышлении от этой идеи отказался, и Сварог одобрил. При таком ударе сразу не поймешь, кто есть кто, дело может пойти непредвиденным образом…
План Гарайлы особым полководческим искусством не блистал — но его сейчас и не требовалось для боя, в котором с обеих сторон участвовало лишь несколько тысяч человек. Главный удар обрушить на навьев, когда они неизбежно проявят себя, уничтожить их при удаче всех до одного, остальных окружить и загнать в Баруганский лес, темной полосой видневшийся далеко слева. Еще четыре конных полка для того и выделены, чтобы отрезать противнику отход и заранее блокировать лес с противоположной стороны. А потом лес старательно прочесать густыми цепями всадников, которые получат строжайший приказ: рубить с большим разбором, брать живыми всех, кто похож на женщин в мужском наряде…
Лес занимает примерно семьдесят югеров, дикий, конечно, посещаемый лишь охотниками и смолокурами — но все же не чащоба непролазная, подходит для прочесывания в конном строе, ну, а при необходимости всадникам ничего не стоит спешиться, сохраняя густоту цепей. Стопроцентного выполнения военных планов не случается нигде и никогда — но осуществить большую его часть есть все шансы. Если только не случится непредвиденных сюрпризов, если, если… А если все же будут, надежда на одно: они окажутся такими, что дадут возможность пустить в ход имперские силы…
Ага! Сварог с Гарайлой подняли к глазам бинокли, давным-давно сменившие здесь подзорные трубы, еще до появления Сварога — штука нехитрая и не подпадавшая под «Закон о запрещенной технике».
Так-так-так… Далеко впереди, как и следовало ожидать — конные разъезды, вот они замаячили вне предела достигаемости пушек, ракет и мушкетного огня, высмотрев в бинокли все необходимое, умчались к своим — чему не было возможности воспрепятствовать. Противник не остановился, не задержался — показались кавалеристы, размыкавшиеся из походного положения в боевое построение на почтительном расстоянии, примерно таком, которое всегда разделяет два изготовившихся к битве отряда. Значит, твердо намерены дать бой. Ага. Они впервые за все время подняли флаг — старинное боевое знамя бунтов и мятежей: синее полотнище с вышитыми золотом мечом, снопом пшеничных колосьев и кельмы каменщиков. Символизирует, изволите ли видеть, союз трудового крестьянства и городского пролетариата. Три эмблемы образовали этакий трезубец, где вместо древка — канцелярский стилос. Синий — цвет надежды. Стидос не всегда на бунтарских знаменах появляется, но в данный момент его присутствие означает, что в мятеже участвует и трудящаяся интеллигенция, вообще те, кто работает головой, а не руками — ну, отношение ко всем будет одинаковое, уж не взыщите, то, что люди обморочены черной магией, еще не означает, что их станут кормить пряниками. Нет другого выхода, кроме как воевать с ними. Интересно, есть ли у этих лимит времени? После истечения которого люди очнутся и уже в здравом рассудке поймут, что натворили? В первых двух крестьянских мятежах отрезвление наступило через три дня — и примерно за такой же срок пришли в разум нападавшие на замок Роменталь. Эти, правда, пребывают в нынешнем своем состоянии уже более недели…
Сварог посмотрел вправо — там, у подножия холма, вытянулись в ряд те десять фургонов, прикрытые двумя кавалерийскими алами и двумя полковушками. Оскалился в недоброй улыбке — господа мои и очаровательная молодая дама, мы тоже умеем преподносить неприятные сюрпризы, в чем вы быстро убедитесь на собственной шкуре…
С обеих сторон запели боевые трубы. Противник пошел в атаку первым — клином на рысях двигались всадники, прикрывая пехотный отряд, приближавшийся прямо-таки бегом, практически не отставая от лошадей. Что-то они чересчур проворны — не навьи ли? Ничего нельзя сказать точно, но исключать нельзя — обычно пехота идет бегом в атаку на гораздо более близком расстоянии от противника, чтобы не выдохнуться раньше времени. А эти чешут, как зайчики… Уже можно рассмотреть, что единой формы у них нет, одеты кто крестьянами, кто горожанами — ну конечно, навьев следовало надежно замаскировать под обычных людей, ничем особенным не выделяя. Интересно, где Дали? Пойди высмотри ее среди всадников, последние два дня она щеголяла в форме рядового драгуна, замешавшись среди таковых… Если навскидку, навьев — а все сильнее убеждение, что это именно они, брошенные в качестве ударного отряда, что весьма неглупо — не более двух тысяч. Потерь они понесли гораздо меньше, чем обычные люди, конечно. В Горроге у Орка их человек двести. Где же остальные, хотелось бы знать…
Тоже предсказуемо! Всадники рассыпались в обе стороны, перестраиваясь для возможной атаки — но остались на месте, а вот навьи — навьи, черт побери! — несколькими длинными шеренгами прытким бегом надвигаются на замерших неподвижно Свароговых конников, сейчас начнется…
Запели трубы, ратагайские и гланские гвардейцы крупной рысью помчались на врага. Так, сшиблись… Сварог не отнимал от глаз бинокль. Сеча была ожесточенная, отлетели последние сомнения, только навьи могли двигаться так вертуче, с недоступным человеку проворством подрубая ноги коням, осыпая всадников ударами гуф и копий с широкими остриями, и все это происходило уардах в трехстах от Сварога, так что до него доносился шум яростной схватки.
Сразу видно, что перевес, как и следовало ожидать, на стороне навьев — слишком мало их падает с рассеченными головами и наполовину снесенными черепами, замирая неподвижно, слишком много бьется раненых лошадей — истошное ржанье режет душу — слишком много солдат Сварога убиты и ранены… Это уже напоминает не битву, а хладнокровную резню — понятно, откуда у этих тварей эмоции и чувства…
Вражеская кавалерия рысью двинулась к боевым порядкам Сварога — а за конными пошла пехота, скорым шагом обычных людей. Замысел их понять нетрудно, навьи должны прорвать центр, а с флангов ударят «обычные» мятежники. Тоже не особенно затейливый план — частенько приносивший победу атакующим. Но на сей раз вы, ребята, попытались откусить кусок не по хавалке… Пожалуй, пора…
Сварог отдавал приказы молча, энергичными жестами. С холма прямо-таки горохом посыпались порученцы. В боевых порядках Сварога запели трубы, взлетели красные сигнальные ракеты, и среди них — одна зеленая, возвещавшая тот самый неприятный для соперника сюрприз…
Дравшиеся с навьями кавалеристы отхлынули назад, галопом уносясь в идеальном порядке, а на смену им выдвинулись два свежих полка, сцепились с навьями. Но на флангах Сварога стояло полное затишье, приготовленные для удара полки с места не сдвинулись, как и было приказано…
Стоявшие у фургонов люди проворно распахнули на обе стороны прикрывавшие задки фургонов полотнища. Сварог отдал мысленный приказ.
Десять темных туманных полос рванулись из фургонов и, в два счета рассеяв оказавшийся на пути конный отряд мятежников (они сами кинулись врассыпную, едва сообразив, что происходит), врезались в ряды навьев. Десять черных полос, смутно напоминавшие исполинских собак, ополоумевшими молниями метались среди врагов, разбрасывая их, как кукол, сбивая с ног, лишая голов (конники Сварога во исполнение приказа отступили на рысях).
Прекрасно видно, что игра началась уже другая, — десяток гармов быстро превратили атакующих в обороняющихся, смели их столько, сколько не смогли бы люди. Сварог чувствовал, что его лицо перекосило злой ухмылкой — но не собирался ее убирать.
Все законно, господа оппозиция, все законно! Если что, и Геральдическая Коллегия, и Судебная палата это подтвердят без малейшего на них нажима. Использовать в бою дрессированных животных земным королям разрешалось испокон веков, что четко прописано в законах. На Таларе с развитием огнестрельного оружия от них отказались, а вот на Сильване, где до сих пор воюют по старинке, холодняком, до сих пор в битвах участвуют и боевые слоны, и огромные собаки в кольчужных панцирях, а кое-где — даже пантеры и камышовые коты, размерами поболее обычных кошек, с крупного пса.
Все законно! Пусть кто-то попробует доказать, что гармы — не дрессированные животные. А насчет не вполне обычных животных в законах ничего не написано, нет запрета на их участие в боях, а это главное. И никого не колышет то, что эти законы составлялись во времена, когда о гармах толком и не знали — важна буква, никаких дискуссий и эмоций тут быть не может. Закон суров, но это закон. Двойных толкований не допускает, что не запрещено, то разрешено. Что имеем, тем и пользуемся, если это не нарушает закона.
Кавалерия и пехота противника, видя происходящее, сбилась с темпа, чуть расстроив ряды, всадники и пешие оторопело останавливались. Битва, все больше походившая на побоище — только перевес теперь был на другой стороне — продолжалась практически в тишине, воцарившейся над полем боя. Гармы не рычали, а навьи не способны издавать какие бы то ни было звуки.
Ай-ай-ай… На месте одного из мечущихся темных силуэтов появился лежащий на боку громадный пес, конвульсивно дергавший лапами. Достали, твари. Обычные люди ни за что не справились бы, а эти достали…
Очередной мысленный приказ — и девять гармов отхлынули. Синяя ракета — и с соседнего холма протянулись с грохотом длинные струи, батареи ударили ракетами в основном по навьям, так что их почти полностью заволокло разрывами и черным дымом, но и не обделили вниманием полковушки противника, пытавшиеся выдвинуться на подмогу навьям. Их накрыло точными попаданиями. Начался беглый ракетный обстрел — а вот у противника не выпало случая захватить ракетные станки… Действует он по заранее разработанным планам, не успев внести в них коррективы после сюрприза — кучка всадников так и перетаптывается у поднятого на высоком древке мятежного знамени, судя по их количеству, там не только главари, но и порученцы — но ни один из них пока что не поскакал к войскам. Ну да, отсюда видно, как они о чем-то яростно спорят, не в силах пока что сообразить, что же теперь делать…
С трех сторон заплескались на ветерке длинные разноцветные прапорцы — разворачиваясь, ударили засадные полки Сварога, замыкая надежно полукольцо, отжимая противника к лесу. Куда он и стал откатываться почти без боя. Обтекая двумя потоками оставшихся навьев и гармов, кинулись в атаку ратагайцы с гланцами. Ракетные батареи на какое-то время прекратили огонь, чтобы не накрыть своих, но, едва всадники пронеслись, с холма вновь с ревом повалили дымные полосы с черными продолговатыми оперенными ракетами, величиной в треть уарда.
Навьев косили. Их еще оставалось штук двести, они сомкнулись и стали отступать к лесу — конечно же, получив какой-то приказ, пока что непонятной Сварогу природы — собственного разумения у них ни на грош, умеют только исполнять приказы, хотя мы так и не установили пока, как эти приказы отдаются…
Не удалось. Их вновь накрыли высокие фонтаны разрывов, черный дым, а когда ракетный обстрел прекратился, к уцелевшим снова кинулись гармы, отрезая дорогу к отступлению, оставив за собой изрытое воронками поле, покрытое кое-где слабо шевелящимися кусками ничуть не кровавивших тел. Сварог подумал: вы хотите трофеев? Их будет у меня — достаточно, чтобы кое-что доказать самым твердолобым… Своими глазами убедитесь, корявые, сможете руками потрогать, если духу хватит…
Ну вот и все, пожалуй… У навьев ни одного не осталось на ногах — только на земле слабо шевелящиеся те, кто еще на это способен. Еще два гарма неподвижно вытянулись на земле. Простите, песики, но это война, вы своей смертью спасли немало человеческих жизней…
В том, что происходило чуть подальше, уже не было, если рассудить, ничего интересного: лязг оружия, редкие выстрелы, ржанье коней. Оставшись один на один с обычным противником, всадники Сварога нажимали, оттесняя к лесу конных и пеших, сгрудившихся вокруг кучки верховых и синего знамени, к которому ожесточенно пробивались ратагайцы, гланцы и прочие гвардейцы. Магическим способом можно привести человека в некое безумие и заставить его крушить все вокруг. Но никакая магия — земная, имеется в виду — не прибавит умения владеть оружием наравне с опытными солдатами. В сторону леса — милости просим! — уже бежали пешие и неслись конные, вряд ли они на сей раз выполнять приказ, надо полагать, и магическое воздействие не в силах отбить инстинкт самосохранения, рассказывали же и принц Элвар, и лейтенант Вольных Топоров, что нападавшие перли на рожон не в совершеннейшем безумии, они иногда отступали, когда силы были неравны… Не было пока что общего драпа, но в таких случаях он рано или поздно наступает…
Вот оно! Главари во весь опор припустили к лесу, бросив знамя, — пессимисты, ага… Вслед за ними помчался небольшой отряд дратун. Сварог навел на них бинокль. Показалось, что среди ускакавших с поля битвы маячит и женская фигурка, но он не смог бы утверждать точно — очень уж все мелькало.
Все больше драпающих, все меньше дерущихся. Из полукольца никому из врагов не удалось вырваться, да особенно они и не пытались, дорога для бегства — ну, или кое-где организованного отступления — была гораздо предпочтительнее. Их ждет, конечно, другой сюрприз в лице кавалеристов Сварога, охвативших лес с той стороны, но беглецы об этом пока что не знают…
Отвернувшись от догорающей битвы, уже и не похожей на битву, Сварог спросил Гарайлу:
— Ну, как вам мои войска, маршал?
— Бесподобно! — выдохнул Гарайла. — Конечно, это не совсем то, что боевая кавалерия, но надо признать — они гораздо успешнее сражались… Знаете что, мой король? Сдается мне, что эти вот, по которым был главный удар, и не люди вовсе — своими глазами видел, как шевелились отрубленные руки-ноги… То-то вы приказывали бить непременно в голову… Знали что-то заранее, а?
— Знал, — сказал Сварог без улыбки. — Как-нибудь непременно расскажу. Ну что же, и дальше по плану?
— Конечно, раз такая везуха! Остается как следует прочесать лес со всем прилежанием, следя, чтобы ненароком не пришибить девок, про которых вы предупреждали. Мой король, а при чем тут девки? Колдуньи, что ли? Иногда они в мятежах участвовали…
— Что-то вроде, — сказал Сварог. — Приказ отдан, но вы еще раз напомните — рубить и стрелять с разбором, всех, кто похож на женщин в мужском платье, непременно брать живьем…
— Будет исполнено. Вот только, ваше величество, я бы посоветовал проческу начать завтра с утра. Солнце через часок закатится, ночной бой — штука самая в военной науке неприятная, а уж особенно в лесу… Когда крысе нечего терять, она к горлу прыгает и кусает, сам видел однажды…
Солнце, и точно, клонилось к закату, от людей и лошадей, от еще сражавшихся, бегущих, стоявших в резерве, от знамен, фургонов и пушек протянулись длинные тени, от закатной стороны к восходной.
— Резонно, — кивнул Сварог. — Встанем на ночлег на опушке… а лучше будет, если углубимся немного в лес. Чтобы, если рискнут прорываться, врасплох не застали. В лесу можно накопить сколько угодно сил, а с опушки и не заметишь…
— Да, это азбука, — сказал Гарайла. — Все готово, государь. Половина наших рассредоточена вокруг леса. Половина войдет в лес. Я дал приказ: огнестрельным оружием по возможности не пользоваться, брать всех женщин живьем. Приказ прошел сверху вниз, от полковников до сержантов. О наградах и вознаграждениях объявлено. По предварительным данным, их в лесу тысячи три. Думаю, нам удалось перебить всех нелюдей…
«По подсчетам навьев было тысячи две, — подумал Сварог. — У Орка в Горроте — не более двухсот. А где остальные, хотелось бы знать?»
Но главное не в этом. Он прекрасно видел с холма, как на поле, где лежали порубленные навьи, ходят люди, одетые под военных. И там же стоят три виманы — точнее, замаскированные под них самолеты. Даже самые ярые ревнители традиций не подкопаются — потому что это не самолеты Сварога, а замаскированные под них виманы девятого стола и восьмого департамента. Прилетевшие сюда в рамках операции по сбору улик, то бишь навьев, а под местных замаскированы, всякому ясно, в целях конспирации. И когда там, наверху, получат убедительные доказательства, что Дали использовала навьев, дело примет совсем другой оборот — и шептуны заткнутся, и против Дали можно будет использовать кое-что посерьезнее. Неопровержимые доказательства налицо, попробуйте возразить…
…Он провел эту ночь, завернувшись поверх мантии хелльстадского короля в теплый плащ, у догоревшего уже костра. Смотрел вверх, где акварельно-серое небо понемногу становилось акварельно-синим, и последние звезды таяли, исчезали. Уснул поздно — гонял над лесом прихваченных с собой Золотых Шмелей. Донесения были утешительными: мятежники вовсе не пытались собраться в компактную массу и идти на прорыв крупными силами. Они рассыпались по лесу мелкими группами и затаились, не разжигая костров, конные и пешие. Никаких признаков единого командования, никакого формирования больших сил для прорыва. Судя по разговорам, подслушанным Шмелями, там царило общее уныние — та фаза, когда вдоволь погулявшие и побуянившие мятежники начинают понимать, что гулянка кончилась, и они оказались, цензурно выражаясь, в глубокой дыре… С рассветом обязательно отыщутся те, кто пойдет сдаваться. Быть может, как и в прошлых случаях, уже рассеивается напущенный на них магический морок — было бы совсем хорошо. Если у Дали закончились Черные Семена или что там у ее есть — еще лучше. Для людей, скованных магией, они драпали в лес что-то очень уж проворно, практически все, оставшиеся на своих ногах.
Он не мог понять, отчего подхватился ни свет ни заря. Потом только догадался — от тишины.
В расположении войск тишины не бывает, на несколько часов укладываются подремать посменно, бодрствующие тихо беседуют, кони позвякивают сбруей, тихонько говорят пароль и отзыв часовые, обязательно слышны шаги караулов. Такой пронзительно-мертвой тишины просто не должно быть…
А она стояла, такая, что падение сосновой шишки показалось бы громом…
Выпроставшись из-под плаща, Сварог встал на ноги. Ближайшие кони, чьи поводья обвязаны вокруг вбитых в землю острых колышков, стоят неподвижно, как статуи, отсюда видно — то же самое и с остальными конями Медвежьей Сотни. Словно диковинный парк статуй, ни один и ухом не поведет, не шелохнется, не взмахнет хвостом. А поодаль, меж деревьями — неподвижно лежат люди в кирасах и рокантонах, сжимая оружие. Еще один, и еще, и еще… Гланцев словно неодолимый сон скосил.
А чуть поодаль лежали гармы, тоже казавшиеся мирно спящими — бока вздымались, лапы подергивались, как бывает, когда собакам снится, что они куда-то бегут.
Он стоял, положив руку на топор, голова была ясной. Что-то непредвиденное все же произошло, и уж, безусловно, не к добру… Еще один сюрприз противника.
Потом он увидел. Справа из леса на большую поляну тянулись полосы светло-фиолетового тумана, толстая струя разделилась на множество мелких, тянувшихся к лагерю, опутавших и людей, и коней, и гармов, выпустила длинные полосы в сторону часовых, тоже касаясь их голов и тел.
Подбежав к ближайшему часовому, Сварог присел над ним на корточки: жив, никаких сомнений, дышит равномерно. Тряхнул за плечо — бесполезно. Ни с чем похожим он прежде не сталкивался, но откуда это взялось, не сомневался.
Прислушался — нет, ни хруста веток (непривычный к лесу человек непременно парочку бы сломал), ни осторожных шагов. Значит, это не прорыв, никак не прорыв…
Ни с чем подобным он прежде не сталкивался, не смог понять, что перед ним. На черную магию это никак не походит, вот и все, что можно сказать. Выхватив топор, рубанул по ближайшей полосе светло-фиолетового цвета — бесполезно. Она даже не встрепенулась, как бывает со струйкой дыма, если рассечь ее чем-то острым. Он остался совершенно один — он и Доран-ан-Тег…
Огляделся. И увидел место, откуда выползал из леса туман, погрузивший в беспамятство его отряд. Уардах в ста пятидесяти отсюда течет неширокая быстрая речка, и через нее в незапамятные времена перекинут каменный мост, обветшавший, но надежный — поздним вечером по нему и проехала сюда Медвежья Сотня. Гадать, откуда в совершеннейшей глуши взялся капитальный мост, не стоило — он не раз встречал подобное в других местах. Какой-то богатый сеньор, обитавший не так уж и далеко от этих мест, любил здесь охотиться, а чтобы не промочить ножки, переправляясь вброд, велел возвести мост. Что его крестьяне и исполнили старательно, негоже барину мокнуть.
Он побежал в ту сторону, придерживая на бедре чехол топора. Несколько раз пересекал полосы чародейного тумана, но ничего не почувствовал — не действовала на него эта дрянь…
Увидев за рекой, еще довольно далеко отсюда, группу людей, открыто шагавших к мосту, спрятался за дерево. Мост солидный, уардов двенадцати в длину и шириной в четыре — все для удобства охоты. Мост был серый, из тесаных камней, там и сям обросший мхом.
Пять человек, с открытыми лицами, белые колпаки заткнуты за пояс. И среди них — Дали, в драгунском мундире, с непокрытой головой, с мечом на поясе — крестовина золоченая, затейливая — ножны украшены золотыми накладками, оружие не из дешевых, вот только рукоятка зачем-то сплошь обмотана кожаным ремнем.
Когда они приблизились к мосту вплотную, Сварог вышел на другую сторону и, выхватив топор, громко сказал:
— Куда поспешаем, прекрасная дама? И вы, господа? О, какая встреча, милорд…
Он узнал того, что шатал рядом с Дали, наголову ее выше. Часто виделись на придворных торжествах — лорд Стемпер, граф Парлот. Чистокровный лар, в соучастии в заговоре не замечен, в предшествующих Агоре дебатах занимавший позицию скорее умеренную. Человек вне всяких подозрений — а сколько их еще таких, невыловленных, неразоблаченных? Но то, что он здесь и с ней, означает одно…
Они чуть вздрогнули от вполне понятного удивления, но страха не проявили, положили руки на рукояти мечей. И решительно двинулась на мост. Сварог тоже шагнул вперед, так что они с Дали сошлись примерно на середине, их разделяло уарда два. Остальные кучкой держались позади.
— Куда поспешаем? — спросил Сварог. — Что это вы за женскую спину спрятались? Стыдно, господа…
— Дама и сама может справиться, — сказала Дали, улыбаясь ему очаровательно, хищно.
И выхватила меч — узкий, длинный, с клинком, такое впечатление, старинной формы. Убивать ее, конечно, не следовало — обезоружить, оглушить. «Нужно было нацелить на лес орбиталы, — с запоздалым сожалением подумал Сварог. — Тогда наверняка не застали бы врасплох, но кто же знал, что у нее еще в запасе…»
Он выхватил топор, довольно небрежно взмахнул им, чтобы снести ее клинок под корень, но не задеть саму. Дали подняла руку, парируя удар. Кожаная полоса в навершии рукояти чуть размоталась, и оттуда сверкнул кровавым блеском рубин.
Лезвие топора отлетело в сторону, словно отброшенное неведомой силой. «Доран-ан-Мор!» — промелькнуло у него в голове, но человеческая мысль всегда быстрее рук, и он ничего не успел…
— Ну, получил… папочка! — раздался азартный вскрик Дали, и в следующий миг клинок вошел ему в грудь, вышел из спины, тут же показался весь, в дымящейся крови. Боли не было — только леденящий холод и безмерное удивление, ноги подкосились, и он ничком рухнул на мост, пальцы разжались, выпустил топорище. Он чувствовал, что не в силах и пальцем пошевелить, в голове стояло: «…мост… своя кровь…» Голоса доносились как сквозь толщу воды:
— Готов?
— Готов, — не без самодовольства сказала Дали. — Я ведь в сердце била. Хорошо бы топор забрать, но ведь не заберешь…
— Но мантию-то можно забрать? И митру?
— Некогда ждать, пока он отойдет. Нужно спешить. И потом, есть еще королева, неизвестно, что из этого получится…
— Ну тогда пошли, пошли!
Глухие шаги отдалились. Сварог лежал лицом вниз, не чувствуя холода камня.
Они возвращаются?
— Подожди, я тут подумал… Может, скинуть его в реку?
— Вот этого не надо, — чуть насмешливо ответила Дали. — Течение тут быстрое, пока очухаются, унесет далеко, а то еще и за корягу зацепится, будет лежать на дне… Чего доброго, еще двойника выставят, или самозванцы пойдут, а мне это совершенно ни к чему… Ну, пошли!
И снова тишина, мертвая, обволакивающая. Сварог вдруг почувствовал, что встает — или его поднимает что-то. На мгновение сгустился непроницаемый мрак, а потом оказалось, что он шагает, неторопливо, но не шатаясь, держа равновесие. Слева, где сердце, начало припекать каким-то странным жжением. Вокруг уже не было ни моста, ни леса, он шагал меж высоченных стен клубящегося серого тумана, неизвестно, насколько высоких — голову почему-то задрать он не мог. Не было ни мыслей, ни чувств. Кажется, это была Последняя Дорога Королей, от которой ни один венценосец не избавлен…
И остановился вдруг. Дорогу заступила Мара, с бледным, отчаянным лицом, в своем любимом костюме каталаунского лесовика. Сварог стоял и смотрел в знакомое лицо, вновь не в силах отыскать в себе эмоций, мыслей, чувств, мысль в голове билась одна: как нелепо все произошло…
И нахлынуло невероятная тоска — и еще радость от того, что они все же увиделись еще раз. Неизвестно где, но увиделись.
Мара не разжимала губ, но он явственно услышал ее голос:
— Допрыгался?
— Расслабился… — Он слышал свой собственный голос неизвестно откуда, но уж никак не из собственных уст.
Шагнул было к ней, но натолкнулся на невидимую преграду. Мара повелительно выбросила правую руку, подняла ладонь:
— Стой! Тебе еще рано!
И Сварога вновь окутала черная мгла. Он словно провалился куда-то, все так же без мыслей и чувств, с нарастающим жжением в груди.
Почерс — «почтенный старец», обращение, принятое у крестьян, вообще в простонародье, у горожан низших Гильдий (прим, автора).
Ластас — морская тонна (на 30 % тяжелее сухопутного ласта) — (прим, автора).
Квартун — 15 см (прим, автора).
Тремби — аналог бильярда, кенитек — игры в кегли (прим, автора).
В английском языке слово «факультет» употребляется в значении «преподавательский состав» (прим, автора).
Авторы стихов, приведенных в романе: Евгений Бачурин, Андрей Вознесенский, Ольгерд Довмонт, Евгений Клячкин
«Суточный спутник» — спутник, скорость обращения которого вокруг планеты равна скорости вращения самой планеты. Таким образом, суточный спутник постоянно «висит» над какой-то точкой поверхности планеты.