Россия в 1856–1857 годах была удивлена. Происходили события, не вписывающиеся в традиционный уклад жизни. С Крымской войны возвращались офицеры, взявшие отпуска. В обеих столицах и крупных городах организовывалось много вечеринок. Съезжались обычно ближе к 10 вечера. В начале мероприятия разносили чай с печеньем, конфеты, мороженое, лимонад. Потом начинались танцы, игры в карты и прочее, а после, как ни странно, происходил ужин, который сложно было назвать таким, так как он проходил глубокой ночью. Тут уже подавали к столу рыбу, мясо, пирожное, а также шампанское. После ужина вновь были танцы, а потом постепенно гости разъезжались. Девушки на этих вечерах одевались просто, почти без отделки, но зато их мамы носили бархатные и шелковые платья с гигантским количеством украшений, что было на самом деле продуманным ходом. Это в России XXI века девушки из «золотой молодёжи» прямо-таки кичатся брендовой одеждой и драгоценностями, в прошлую же эпоху данный факт показался бы верхом неприличия. Если девушка была бы слишком роскошно одета или просто обвешана бриллиантами, то тогда сразу возникало мнение о том, что она имеет дурное воспитание и теперь просто непригодна к замужеству. Иногда вот так думаешь, что в современную эпоху нам есть чему поучиться у наших предков. На этих вечеринках военные хвалились перед дамами своими подвигами и сообщали удивительные вещи про государя. Отмечали его невероятные организационные способности, жестокость и нечеловеческую хитрость в боевых действиях. Население, знавшее ранее лишь общие детали, было поражено, узнав о своём императоре в новом свете.
Купечество в это время тоже отдавало должное героям войны, но делало это своеобразно. На обеде, устроенном от имени московского купечества, Погодин произнёс большую речь в честь торгового сословия, которое «служит верно Отечеству своими трудами и приносит на алтарь его беспрерывные жертвы!» К середине XIX века купечество имело серьёзное значение в жизни государства. Несмотря на то что дворяне смотрели на купца со значительным снисхождением, именно последний имел денег часто побольше, чем первое сословие. Фамилии Алексеевых, Бахрушиных, Морозовых, Кокоревых, Елисеевых, Щукиных, Прохоровых, Боткиных, Мамонтовых, Гучковых, Рябушинских в то время были у многих на устах. Эти товарищи основывали фабрики, заводили торговлю с Европой, но надо и отдать должное, — периодически занимались благотворительностью. Впрочем, последнее было скорее мерой вынужденной. Все знали, что новый государь «сильно уважает», когда деловые люди жертвуют на образование, церкви, богадельни, больницы, сиротские дома, а власть явно охотнее выслушивает пожелания известных меценатов.
Тем не менее именно в данный период купцы были слегка растеряны, так как власть меняла правила игры. Она не отбирала собственности, не наказывала, но порядок вещей становился совершенно непохожим на прежний. Дело в том, что важнейшим источником обогащения купцов в те годы был откуп. Это такая система сбора с населения налогов и других государственных доходов, при которой государство за определённую плату передаёт право их сбора частным лицам (откупщикам). Данная система распространялась на разные сферы: лавочные, конские, извозные, добычи полезных ископаемых, но главное — на алкоголь, который на тот момент был по сути золотой жилой. Откупщики собирали в среднем в 3 раза больше средств, чем вносили в казну, а в случае алкоголя эта сумма была намного значительнее. Александр прикрыл всю эту систему, издав целый ряд шокирующих законов. Появилась более совершенная налоговая система, включающая в себя налог на добавленную стоимость, усовершенствованные акцизы, НДФЛ, налог на прибыль организаций, добычу полезных ископаемых, на имущество и даже оскорбительный налог на наследство (доходивший до 50 процентов, так как Александр стремился создать средний класс в государстве, и перераспределить таким образом собственность в России). Саму налоговую службу стали бояться больше жандармов, так как та стала очень эффективной в своей работе. Её штат был увеличен в 7 раз, что оказалось финансово весьма оправданным, а камеральные и выездные проверки налоговой вводили в трепет любого уклоняющегося от уплаты. Более того, император стал препятствовать выводу средств зарубеж нелегальным путём, что окончательно замкнуло денежные потоки в стране на государство. Воровать или «зарабатывать» на неумелости государства стало крайне проблематичным.
Другим ужасающим ходом нового государя стали «фабричные законы». К шоку для всех промышленников России были введены 8-часовой рабочий день, минимальная оплата труда, пособия по инвалидности, временной нетрудоспособности и тому подобное. Организована даже система охраны труда на предприятиях. Группа крупных взбешённых промышленников добилась встречи с государем.
— Ваше Величество, введённые законы в отношении промышленности мы просим отменить. Предприятия не могут работать в такой ситуации. Продолжение дел для нас становится совершенно убыточным, — возмущено заявил Рябушинский.
— Действительно, новые законы достаточно прогрессивны для нашего времени. Но скажу так. 8-часовой рабочий день, например, уже введён Австралии и некоторых штатах США, во многих странах есть и система социальной защиты рабочих.
— Мы не Австралия, ваше Величество. Это Российская империя, в конце концов, — чуть не выкрикнул с места Морозов.
— Согласен, Россия не Австралия. Мы побогаче будем. Но я уловил вашу мысль господа. Я понимаю, что нововведения достаточно затратны для предприятий. У вас уже свёрстаны бюджеты, финансовые планы, и рушить их я не имею никакого желания. Более того, я всячески настроен оказать вам помощь, ведь сильная промышленность это благо для государства. Данные законы необходимы для прекращения рабочих волнений, что ставят под угрозу устойчивость функционирования государства. Только за последние годы в стране произошло больше сотни волнений с участием тысяч рабочих. Поймите, вводя данные законы, мы уменьшаем недовольство рабочих, а заодно ограничиваем свои возможные убытки, однозначно возникающие за этими бунтами.
— Ваше Величество, мы понимаем, что правительство не хочет народного волнения, но зарабатывать в таких условиях затруднительно, — высказался более спокойно, немец по происхождению, Вогау.
— Думаю, вы сильно сгущаете краски, но я согласен пойти вам навстречу. Правительство готово обнулить вам все налоги на 2 года, а спустя этот срок собирать вдвое меньше.
После слов Александра в зале наступила гробовая тишина, а через минуту раздались несмелые хлопки — аплодисменты, переросшие неожиданно в громкие овации.
Решение не брать два года налоги с промышленности, а затем пойти на их резкое сокращение мною было задумано давно. Разобраться с рабочим вопросом в целях недопущения революции было необходимо, но идти на прямое столкновение с деловыми кругами было крайне опасно. Предусматриваемое налоговое ослабление было настолько значительным, что убирало любое противодействие. Кроме того, слухи о возможности не платить налоги два года, а потом отдавать их вдвое меньше однозначно приведут к масштабному росту промышленного производства в стране. Сами государственные крестьяне, узнав об изменениях в рабочем законодательстве, также пополнят любую нехватку кадров.
Вопрос о том, на что жить целых два года был также под контролем государя. Источники денег в стране были обозначены. Российская империя была всё ещё аграрной страной, и по налогам такая ситуация несильно ударит — это раз, увеличение доходов бюджета за счёт казённой экономии и конфискации поместий банкротившихся помещиков — это два, наконец, общее улучшение налоговой системы, позволившей собирать практически в 4 раза больше налогов — это три.
Интерлюдия
Сорокалетний профессор, правовед и историк Константин Дмитриевич Кавелин в августе 1857 года прибыл в задание III Отделения на набережной Мойки, и был встречен новым шефом жандармов и главным начальником Отделения П. А. Шуваловым. Лицо того ничем не выделялось и казалось лишённым отличительных черт, но внешний вид его был приятен и вызывал симпатию. Глава тайной полиции смотрел на профессора подозрительно, но в то же время, как ни странно, любезно. Это была вообще отличительная черта Шувалова, которого за его хитрость, высокий интеллект и одновременно стремление обнаружить «грязь» в любом человеке, сразу невзлюбили просвещённые круги. Коллеги же за глаза говорили о нём, что он-де плохая копия Александра II, а на тот момент это было не самым лучшим комплиментом. Самые близкие же сослуживцы называли нового главу «Шу», что имело как прямое, так и переносное значение. И если прямое было очевидным, то переносное означало «шугающий» или «пугающий», что в какой-то мере было оправданным, так как на допросах Шувалов имел редкую способность без прямых угроз заставить подследственных буквально дрожать страха.
— Добрый день, Константин Дмитриевич. Как добрались из Москвы? Присаживайтесь, в ногах, как известно, правды нет.
— Спасибо, ваше сиятельство. Дорога была на удивление сносной. Полагаю, что ремонт был недавно.
— Да, Его Величество начинает обращать всё большее внимание на эту давнюю русскую проблему. Но как вы понимаете, мы с вами тут встретились по другому поводу.
— Догадываюсь, ваше сиятельство.
— Вы уже знаете, что ваша кандидатура рассматривается в качестве преподавателя наследника престола. Разумеется, государь поручил мне проверить некоторые моменты вашей биографии. И надо сказать, что у меня однозначно появились некоторые вопросы. Я не сторонник прямых действий, поэтому полагаю правильным сначала обсудить неясные моменты.
— Весьма разумно ваше сиятельство. Я отдаю себе отчёт, что должность преподавателя наследника престола очень ответственная, и что естественным образом я буду вхож в самые высокие круги.
— Похвально за это понимание, профессор. Так вот, III Отделение достоверно выяснило, что именно вы два года назад пустили гулять по России записку «Об освобождении крестьян», где указывали на пагубность крепостного строя в государстве. Нам также известно, что вы некоторое время регулярно отправляли бежавшему из ссылки в Лондон Герцену свои сообщения для публикации в противогосударственном издании «Колокол».
Кавелин сидел ошарашенный и пришибленный. Он даже не пытался отпираться, так как приведённые факты буквально раздавили его своей тяжестью. Сердце его бешено стучало, а голова начала кружиться. Он действительно инкогнито писал и «Записку», и сообщения в «Колокол», но никак не мог ожидать, что это окажется известным. Кроме того, прошёл уже год, как он бросил свою тайную оппозиционную деятельность, придя к логическому выводу о её большем вреде, нежели пользе. Как человек, несомненно, умный, он осознал, что может лучше помочь стране на официальном поприще, а не подрывая государственные устои.
— Успокойтесь профессор. Вот выпейте воды.
— Ббб…благодарю, — с трудом, преодолев дрожь, сумел вымолвить Кавелин.
— Как я уже сказал, мои методы работы несколько иные, чем у моего предшественника. Вы сможете выйти из этого здания, но вы мне расскажете всё.
Два часа Кавелин лихорадочно расписывал на листах всё, что он делал как оппозиционер и как именно он связался с Герценом. Спустя три часа, ознакомившись с протоколом, Шувалов продолжил разговор.
— Итак, Константин Дмитриевич. Не скажу чтобы мы что-то многое узнали, но некоторые детали были нам явно интересны. Разумеется, с вами ещё будут беседовать и выяснять детали, которые, возможно, выпали из вашего внимания, но на этом всё.
— Что со мной будет в итоге? — спросил вспотевший от напряжения и страха Кавелин.
— Как я уже сказал, профессор, мои методы не столь грубы. Уточните, каковы на данный момент ваши политические взгляды?
— Скажу как на духу, ваше сиятельство. Я действительно был отчаянным либералом и писал те работы, о которых вы упомянули. Но всё же будучи профессором, я осознал пагубность социальных теорий, несмотря на то, что они верно указывают на недостатки общества. Уже год, как я прервал общение с оппозиционерами, полагая, что принесу пользу Отечеству, работая официально, не подрывая устоев государства. Считаю, что в итоге правительство само решит задачи, поставленные социализмом.
— Что ж, Константин Дмитриевич. Я примерно это самое и предполагал. Думаю, понимаете, вы давно были у нашей службы под колпаком, и за вами велось постоянное наблюдение. Скажу честно, если бы двинулись чуть дальше в вашей оппозиционной деятельности, то беседа у нас с вами получилась бы совсем неприятная. Рад, что вы одумались.
— Так что же со мной будет?
— III Отделение даст согласие на вашу работу в качестве преподавателя наследника. В конце концов, за одного битого двух небитых дают. Всё-таки вы человек умный и сами осознали вред революционных идей. Но и вы должны будете нам помочь. Как только узнают, что вы стали преподавателем наследника, то к вам, конечно, же обратятся интересующие нас товарищи, которые, к сожалению, настроены весьма радикально по отношению к власти. Ваша задача помимо передачи знаний наследнику, сообщать нам обо всех случаях подобного к вам обращения. Сами понимаете, вы должны искупить тот вред, который нанесли Отечеству, пускай даже неосознанно.
— Я понимаю, ваша светлость. Клянусь всеми святыми и близкими, что буду верен государству и исправлю свои ошибки делом.
— Хорошо. На этом достаточно, Константин Дмитриевич. Рад, что мы с вами нашли общий язык. Можете быть пока свободны.
В первую ночь после допроса Кавелин плохо спал и встал с восходом солнца. Обдумывая разговор с шефом жандармов, он готовился к аудиенции с супругой императора Марией Александровной. Профессор составил речь искреннюю, пламенную и как он полагал убедительную…
Когда Кавелин зашёл в Зимний дворец, то вся его заготовленная речь буквально вылетела у него из головы. Он почувствовал себя жалким и стал робко оглядывать свою шляпу и перчатки. В голове у него замелькали мысли о том как бы не споткнуться или не сделать какую-либо глупость. Однако небольшой темноватый кабинет, в котором его встретила императрица, немного успокоила нашего героя.
Разговор был долгим и без всякой определённой темы. Мария Александровна пыталась понять, что за человек новый преподаватель и можно ли ему передать на воспитание своих детей. Она хотела найти второго Жуковского. Первое впечатление в итоге о Кавелине было благосклонным. Императрица заметила, что он несколько неловок, но одновременно горяч и искренен в намерениях. Профессор, с её точки зрения, должен иметь хорошее знание предмета, а не светскость и в этом плане данный педагог её удовлетворял. Сама Мария Александровна сильно изменилась с годами. Она повзрослела и стала более уверенной в себе, правда, её большие голубые глаза смотрели все также кротко и проникновенно. Двор окружал императрицу лестью и поклонением, но она ничуть не обманывалась этим. Муж её любил, дети были рядом, — для неё семья всегда была главным, что есть в жизни. В последние годы Мария чаще посещала церковь, становясь по-настоящему православной. Недавно она родила ребёнка, которого назвали Сергеем. Мария была нежна к младенцу и с большим терпением и внимательностью следила за тем, чтобы он был вовремя накормлен и переодет. Сам ребёнок пока гугукал и смотрел голубыми, как у его матери глазами, на свет. Но всё же главное внимание Марии занимал вопрос о наследнике Николае…