Вторая встреча супруги императора и Кавелина была посвящена плану воспитания детей.
— Профессор, ситуация такая. Николай, которого мы зовём Никса, Саша и Володя учатся предметам: Закону Божиему, математике, истории, географии, чистописанию, русскому языку, литературе, рисованию, а также иностранным языкам — французскому, английскому и немецкому. По утрам у ребят столярное дело, а кроме того раз в неделю у них музыка, танцы и фехтование, два раза — гимнастика и верховая езда. Мальчиков по настоянию государя регулярно возят на экскурсии в музеи и на заводы.
Кавелин заметил, что Мария Александровна внимательная и любящая мать.
— Детей не стоит учить в изоляции. Необходимо давать представление о действительной жизни. Им нужно ездить по России и знакомиться со страной.
— Согласен! — неожиданно прозвучало сзади.
Кавелин обернулся и увидел государя.
Улыбающийся император смотрел на профессора и жену ласково и добродушно. Александру было уже 39 лет, и он был в расцвете своих сил.
— Рад вас, наконец, встретить, Константин Дмитриевич. Поездки по России наследнику необходимы, хотя, конечно, понятно, что настоящее положение дел ему никто не покажет.
— Дорогой, профессор полагает, что Николаю необходимо также учиться в петербургском вузе.
Александр мягко улыбаясь, отрицательно покачал головой.
— В настоящее время это небезопасно. Кроме того, университеты и журналы сейчас имеют выраженную оппозиционную направленность. Пока с этим вопросом у меня не получается разобраться. Дело было слишком запущено, и теперь прямым административным воздействием данную проблему не решишь. Я должен вас оставить, назначена встреча. Приятно было с вами встретиться, профессор.
После ухода Александра разговор продолжился. Кавелин, воодушевлённый поддержкой государя, вдруг горячо высказался.
— Эпоха революций прошла. Убеждён, что все эти учения о свободе и равенстве наполняют историю лишь кровью. Правительство же в итоге сможет путём постепенных реформ дать народу справедливость.
Профессор покидал дворец вдохновлённым. Он полагал, что, став преподавателем детей императора, повернёт Россию к её светлому будущему. Уже дома Кавелин написал письму своему коллеге и другу историку Сергею Михайловичу Соловьёву: «Дожив до сорока лет, я сознаю, что царь видит и понимает, куда должна идти страна. Скоро вы увидите, что новая система сменит старую. Она будет не так радикальна, как многие бы желали, в том числе и я, но было бы безумием не ценить того, что делается».
Интерлюдия
В декабре, в здании Купеческого клуба собрались на обед влиятельные деловые люди. Их встреча могла удивить многих людей того времени, так как пришедшие на обед господа были самых разных взглядов на общественную жизнь. Были и консерваторы во главе с Погодиным, и либералы вместе со своим виднейшим представителем Катковым, и бывшие чиновники со всем известным Дубельтом, были и просто деловые люди, например, такие как купец и бывший крупнейший откупщик Кокорев.
Главной темой их разговора стала непонятная ситуация с крепостным правом.
— Думаю, выскажу общую мысль присутствующих. Странные вещи творятся в последнее время господа, — начал Погодин.
— Ещё бы они не были странными. Император прекратил откупную систему, налоговая просто лютует, ещё эти фабричные законы, — поддержал Кокорев.
— Мы все понимаем ваше недовольство, Василий Александрович. Но тут собрались не для обсуждения отмены откупной системы. Сейчас на повестке иная проблема, — поправил течение разговора Дубельт.
— В последнее время было конфисковано огромное количество поместий. Дворяне возмущены. Я, как либерал, вроде бы должен радоваться решению крепостной проблемы, но в данном случае это не так. Давайте не будем обманываться, — среди нас нет глупых людей. Александр взял курс на уничтожение крепостного права, хотя говорит на людях совершенно обратное. Вот, к примеру, его шаг на прошлой неделе, — он вручил на торжественном собрании грамоты лучшим помещикам России. Но это же просто издевательство! Практически каждый день по всей стране у дворян описывают их имущество и отбирают крепостных. На мой взгляд либерала, правительству следовало бы произвести выкуп крепостных вместе с землёй и справедливо компенсировать потери помещикам. То, что творится, иначе как жадностью назвать нельзя. Лучшее сословие, опору государства и самодержавия, — просто банкротят, не желая тратить ни копейки на его поддержку. В ответ на жалобы предлагают просто устраиваться на службу или идти на работу. Да, государь резко поднял зарплаты чиновникам, но для дворян это всё равно несущественные суммы. На эти довольствия могут жить только разночинцы, но никак не первое сословие, — возмущено выкатил длинную речь Катков.
— Справедливости ради надо сказать Михаил Никифорович, что знакомые чиновники утверждают, что в бюджете денег крайне мало. Прошедшая война буквально истощила казну, — уточнил Дубельт.
— Пусть так. Значит, либо вообще не надо было всё это начинать с крепостным правом, либо делать постепенно. Почему именно дворяне, которые веками были оплотом самодержавия, должны так страдать. Вы не поверите господа, даже у меня конфисковали больше половины имений за неуплату кредитов. Никогда такого не было. Всегда можно было договориться и списать часть платежей. Я же забочусь о крепостных. Они сами словно тупые животные. Без опеки помещика ни к чему не способны, — ответил Катков.
— Полагаю что данный вопрос, прежде, всего финансового плана. У меня ничего не конфисковали, так как вся задолженность перед казной была мною погашена. Проблема в другом, — поместья с крепостными резко упали в цене. Я не могу теперь их продать не только по прошлой стоимости, но и даже вполовину дешевле от прежнего. По моим прогнозам, цена на поместья при таком раскладе может обвалиться до 90 процентов. Никогда не питал иллюзий в отношении крепостных. Их труд на самом деле неэффективен. Поместья покупались как инвестиция. Обычно вкладывая капитал в землю и крепостных, бываешь твёрдо уверен, что их цена за 10 лет как минимум удвоится. Сейчас же все стали понимать, что поместье не приносит ровным счётом никакого дохода. Это, по сути, даже не дом в городе, где можно жить с удобствами. Какая радость для нормального человека жить в какой-то деревне среди тупых скотов. Ещё и повышение этих налогов. Крепостной крестьянин теперь вдруг по сборам уравнялся с государственным. Какого чёрта, я спрашиваю⁉ Тогда зачем мне вообще крепостной мужик нужен? То что правительство говорит какая разница — это всё тот же крестьянин, — это манипуляция. Мы все понимаем. Крепостной работает ужасно плохо и лениво! Меня заставляют фактически оплачивать владение имуществом, которое себя совершенно не окупает. А если я вдруг не оплачу, то поместья конфискуют, причём по кадастровой копеечной цене, — высказался раздражённо Кокорев.
— Предлагаю оказать давление на правительство в целях прекращения подобной пагубной практики. Необходимо настоятельно донести мысль до государя, что он может лишиться поддержки первого сословия, а это будет очень дорого стоить самодержавию — резюмировал Погодин.
Раздались общие возгласы одобрения.
— Займётесь этим Леонтий Васильевич? — спросил глава консерваторов.
— Сочту за честь. Я сейчас, конечно, не занимаю официального поста, но как вы сами понимаете, практически все связи сохранены. Предлагаю составить общее письмо с требованиями начать выкуп поместий и крепостных крестьян по справедливой цене и передать его Александру от лица представителей калужского и московского дворянства с просьбой отнестись к нему внимательнее, — согласился Дубельт.
— Тогда решено. Предлагаю перейти к десерту, господа. Тут он довольно неплох.
В то же время, что шёл обед в Купеческом клубе, происходила настоящая драма в одном из поместий Рязанской губернии.
— Что это значит, господа? — спросила барыня у становых приставов, протянувших ей бумагу.
— Ваше поместье конфискуется. Ранее вам уже присылали извещения о необходимости забрать личные вещи из усадьбы.
— А крепостные?
— Они тоже конфискуются за долги.
— Но я этого не хочу! — объявила помещица. — Решительно не желаю! Не имеете права. Пойду сама к государю и скажу: скоро я умру, а после — делайте что хотите, но пока я жива, — я с этим не согласна!
— Что случилось, дорогая, — спросил вышедший из дома на крики жены, помещик.
— Вот, посмотри на бумагу! Приставы пришли у нас поместье отбирать.
— Как это у меня отнимается имущество? Да я ведь людьми владею! Без моего помещичьего надзора мужики сгинут со всем. Не имеете на это никакого права! Жаловаться буду! Я потомственный дворянин, а не разночинец какой-то!
— Имеете право, но пока извольте в течение часа забрать из дома личные вещи и покинуть поместье. В противном случае будет применена сила.
— Да что же это творится. Немыслимо просто. В отношении дворян сила. Как вообще такое может быть! Я подчиняюсь, но имейте в виду, — это не останется безнаказанным. За подобное самоуправство в отношении дворянина вам придётся понести ответственность.
Жалобы властям шли без конца. Общую нервозную атмосферу добавляли и некоторые действия крестьян. Так, князь Ф. Ф. Мышецкий пожаловался на своих крепостных, что они вдруг отказались от уплаты оброка. При изучении дела исправником выяснилось, что они только просили отсрочки платежа на пару недель. Крестьяне Удальцова отказались повиноваться управляющему. Оказалось, что последний, пользуясь их наивностью, присвоил более семи тысяч общинных денег. В результате жестокости действий крепостников были убиты помещики Марченко, Терский, Светлорыльский. Крестьянин Воронежской губернии Тюхов нанёс своему владельцу Шетохину «несколько ударов колом по голове и плечу за то, что он обольщениями и угрозами склонил к прелюбодеянию с ним его жену»…
Шли повсеместные разговоры, что таким путём скоро и помещичьих крестьян вовсе не останется, раз огромное количество поместий убыточны и массово идёт их конфискация. Но надо отдать должное и противной стороне. Широко стала известной и речь в защиту крепостного права помещика Маслова, разошедшаяся по всей стране. Он в своём выступлении на губернском собрании заявил:
— Крепостное право вовсе не противоестественно. Я совершенно обратного мнения. Неверно считать крепостного рабом, а помещичье поместье — плантацией. Нигде крестьянин так не успокоен и обеспечен, как у хорошего помещика, который выгоды его соединяет со своими. Барщина у нас определена законом, оброк не разорителен и добывается по усмотрению самого мужика, как и где он хочет. В России нет человека, который бы не имел собственного жилища; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. В той же самой Англии, столь кичащейся своей демократией, простой люд живёт убого, ютится в домах, в которых наш мужик и скотину не поместит!.. Хотя и случаются злоупотребления помещиками своей отеческой властью, но они крайне редки и нехарактерны для России. Разрушить существующий порядок — значит подготовить гибель государству. Непросвещённый народ, не имея истинного понятия о сущности свободы, тотчас употребит её во зло, и те же крестьяне, которые под покровительством добрых господ наслаждаются спокойною жизнью, сделаются пьяницами, разбойниками и душегубами. Они непременно восстанут против всех властей, отклонятся от церкви и сделаются не только бесполезными, но и вредными для государства!
Раздражённость помещиков ярко иллюстрировала и статья князя Черкасского в журнале «Сельское благоустройство» с рассуждениями о нежелательности отмены телесных наказаний в крестьянском быту, так как якобы сами крестьяне считают их необходимыми.
В целом же рядовые дворяне строили свои прогнозы насчёт возможного исчезновения крепостного строя.
— Помяните моё слово, господа, будет общий бунт крестьян!
— Зачем бунтовать мужику, если ему делают добро?
— Вы неправильно подходите к пониманию мужиков. Это же не люди, по сути, а скот. Они не могут правильно мыслить, вот в чём проблема. Если тупые животные останутся без должного пригляда хозяина, то бунта никак невозможно избежать.
Весьма забавным в то время выглядело и мнение самого крепостного. Одним поздним вечером небогатые, но весьма наглые купцы возвращались домой из кабака. Узнав, что их извозчик крепостной, отпущенный помещиком на заработки в город, они начали его поддразнивать.
— Что кучер, скоро ли вас освободят?
— Да кто же его знает…
— А что вы сами то ничего не делаете? Взяли бы дубинки и топора, да сами бы себя и освободили. Господ-то всё одно меньше вашего.
— И то, правда, господа. Не подумал даже, — с этими словами кучер потянулся за здоровой палкой, лежавшей рядом с ним для отгона бродячих собак.
— Да брось мужик, — шутим мы, — побледнев, вскричали приятели.
— То-то господа, говорить вы можете, а обмана простого мужика не поняли и испугались.
Во всём этом напряжённом состоянии общества спокойным оставался лишь один заинтересованный человек — сам Александр. Анализируя результаты своих первых действий, он хладнокровно подводил итоги. Относительно успешно завершились лишь религиозная и национальная реформы. По крайней мере, все введённые законы действовали, хотя и понятно было, что волнений в Польше, например, чтобы там не предпринимай, никак не избежать. Удачной ему виделось и налоговая реформа. Ужасный откупной порядок был разрушен, а государство получило более развитую налоговую систему. При этом и делать-то особо ничего не пришлось. Акцизы в России стали широко использоваться ещё в XVIII веке. Подоходный налог в Российской империи знали с 1812 года, а наследственное право ещё раньше. Даже введённый драконовский налог в 50 процентов от наследства в определённой степени был обоснован. Он не взимался с бедного населения от слова совсем, а остальным были прямо приведены факты того, что в Англии данный налог составлял 40 процентов, в США — 55 процентов, а в любимой дворянами Франции доходил до 60 процентов. Единственное, что не получилось сразу ввести, так это незнакомый НДС или налог на добавленную стоимость, но даже это не было значительной проблемой. Император просто объяснил суть столь важного косвенного налога, а чиновники в течение двухлетних налоговых каникул должны были сформировать всю необходимую для него юридическую базу и соответствующие регламенты его сбора. Спрашивается, почему же в России раньше этого не делали, если практически все знали и умели. Ответ одновременно прост и ужасающ — коррупция и отсталость управления. Взять, к слову, ту же самую откупную систему… Купец «заносил» такие огромные суммы взяток, что продавались буквально все чиновники, а общая неадекватность управления позволяла такой системе функционировать как должной. Александр же в отличие от прежних императоров наладил такое управление, которое пресекало любое движение в сторону. Получилось провести в жизнь даже рабочее законодательство, причём это было сделано с малыми жертвами. Внедрены были по-настоящему прогрессивные законы в отношении труда, стоявшие на тот момент на уровне самых развитых государств. Начаты и постепенные реформы в отношении крепостного права и армии, — правда, там из-за огромной сложности проблем и отсутствия необходимых финансов, невозможно было действовать быстро.
Тем не менее не всё было гладко. Собираемость налогов хотя и улучшилась, но деловые круги по привычке всё ещё пытались уйти от их уплаты. Даже пресловутый налог на наследство встретил серьёзное сопротивление. Часть господ стала вместо завещаний массово писать дарственные (благо за те надо было платить лишь 25-процентный налог), а самые хитрые просто завещали имущество благотворительным фондам и организациям, находящимся под контролем нужных им лиц и, таким образом, избегали любых потерь. Проблема была и с рабочим законодательством. Фактически тут стали действовать лишь пособия по инвалидности и МРОТ, которые было достаточно несложно контролировать, а всё остальное оставалось лишь на бумаге. 8-часовой рабочий день не соблюдался. Промышленники прямо говорили рабочим: «Вы, конечно, вправе работать 8 часов, но и мы вправе увольнять тех, кто работает только это время». Так что, по сути, работали все, как прежде, 14–16 часов, но это теперь было вроде как совершенно добровольно. Никаких трудовых споров в судах не происходило, так как рабочие были практически поголовно безграмотными и, естественно, об отстаивании своих прав в законном порядке речи просто не шло. Естественным образом не платились и пособия по временной нетрудоспособности, плохо соблюдалась охрана труда и прочее. Александр понимал, что без создания нормальных профсоюзов, фабричной инспекции, и, наконец, без обучения хотя бы чтению и письму рабочих, будет трудно переломить данную ситуацию. Но задел был сделан, — он понимал, что невозможно осуществить реформу сразу идеально.
Можно ли было действовать иначе новому государю? С одной стороны, — конечно. Александр был неглупым человеком. Сначала, например, можно было уделить внимание экономике и образованию, а потом постепенно начать трансформировать сословное общество в гражданское. Но с другой стороны, — тут есть проблема времени, а точнее, его отсутствия. Новый правитель России, пришедший ему на смену, мог просто свернуть все начинания и всё в таком случае пойдёт прахом. Его задачей было сделать так, чтобы сама возможность этого поворота назад исчезла. Все его начинания крайне опасны, — он чувствовал, как назревает недовольство, которое может в любой момент ударить всей своей силой по нему. Но что было делать, например, даже с главными раздражителями, — налогами и конфискацией поместий? Он просто не видел другого выхода. Ему нужно было менять налоговую систему и конфисковывать поместья с крепостными, — иначе на какие средства ему проводить реформы? Действовать надо, без всякого сомнения. У него всего один шанс изменить Россию, и он им воспользуется.