Все, что он говорил, было вполне резонно, и все-таки Смок не мог отделаться от чувства неприязни к этому человеку.
— А что против вас имеет Лора Сибли? — внезапно спросил он.
Эмос Вентворт быстро взглянул на него.
— Она помешанная, — возразил он. — Впрочем, мы все помешанные. Но да избавит меня небо от помешанных, которые не хотят мыть тарелки и едят с грязных. А такова вся их банда.
Несколько минут спустя Смок беседовал с Лорой Сибли, которая с помощью двух палок умудрилась доползти до его хижины.
— Почему вы сердитесь на Вентворта? — спросил он, неожиданно переменив тему разговора.
Вопрос этот застал ее врасплох.
Ярость вспыхнула в ее зеленых глазах, исхудалое лицо на мгновение исказилось, а искусанные губы дрогнули, словно она собиралась заговорить. Но только какое-то невнятное бормотание, какое-то всхлипывание сорвалось с ее губ: чудовищным усилием воли она сдержалась.
— Потому что он здоров, — прохрипела она. — Потому что у него нет цинги. Потому что он эгоистичен до последней степени. Потому что он пальцем не пошевелит, чтобы помочь кому-нибудь, и спокойно даст нам сгнить и умереть. Он это делает и сейчас. Ему и в голову не придет принести нам ведро воды или вязанку дров. Вот какой это зверь! Но пусть он будет осторожен! Вот и все. Пусть будет осторожен!
Все еще задыхаясь и всхлипывая, она заковыляла обратно, а когда пятью минутами позже Смок вышел из хижины покормить собак, он увидел, что она входит в хижину Эмоса Вентворта.
— Здесь что-то неладно, Малыш, что-то неладно, — многозначительно качая головой, сказал он своему компаньону, когда тот появился на пороге с помойным ведром в руках.
— Верно! — весело откликнулся Малыш. — И мы с тобой оба схватим эту штуку. Вот увидишь.
— Да я не о цинге говорю.
— А, так ты о божественной следопытке? Настоящий скелет. В жизни не видал я такой тощей женщины.
— Работа сохранила нам с тобой здоровье, Малыш. Она сохранила здоровье Вентворту. А ты видел, во что превратило бездельничанье остальных? Стало быть, мы должны прописать этой хворой команде работу. Назначаю тебя старшей сиделкой.
— Кого? Меня? — крикнул Малыш. — Отказываюсь!
— Нет, ты не откажешься. Я буду тебе хорошим помощником, потому что нам предстоит нелегкая игра. Мы должны заставить их попотеть. Первым делом они похоронят покойников. Самых крепких больных — в погребальную роту. Тех, что чуть послабее, — за дровами; они валяются на койках, чтобы сэкономить топливо, — и так далее, по степени здоровья. А потом — сосновый чай. Они, вероятно, не слыхали о нем.
— Ну, кончено наше дело, — осклабился Малыш. — Не успеем мы рот раскрыть, как в нас всадят хороший заряд свинца.
— С этого-то мы и начнем, — сказал Смок. — Идем!
В течение следующего часа был произведен обход всех двадцати с лишком хижин. Все патроны, все винтовки, ружья и револьверы были конфискованы.
— Эй, вы, калеки! — провозглашал Малыш. — Давайте сюда ваши самострелы! Они нам нужны.
— Кто это говорит? — осведомились в первой хижине.
— Врачи из Доусона, — ответил Малыш. — Их слово — закон. Ну, живо! И патроны тоже давайте.
— Зачем они вам?
— Чтобы отбить вооруженный отряд мясных консервов, наступающий со стороны ущелья. Кстати, заблаговременно предупреждаю вас о предстоящем вторжении соснового чая. Пошли дальше!
Это было только начало. Уговорами, угрозами, а подчас и просто силой они согнали всех мужчин с коек и заставили их одеться. Смок отобрал самых крепких и сформировал из них погребальный отряд. Другому отряду было велено набрать хвороста для костра, при помощи которого в мерзлой земле были сделаны могилы. Еще один отряд был назначен на заготовку топлива и снабжение им хижин. Тем, кому состояние здоровья не позволяло работать на воздухе, было предложено подмести хижины и выстирать белье. Один из отрядов заготовил множество сосновых веток, и все печи были заняты под варку соснового чая.
Но как Смок и Малыш ни бодрились, положение было, в сущности, чрезвычайно серьезное. По меньшей мере тридцать совершенно безнадежных больных никак нельзя было поднять с кровати, Смок и Малыш с отвращением и ужасом констатировали это. В хижине Лоры Сибли умерла женщина. Требовались решительные меры.
— Я не любитель избивать больных, — говорил Малыш, угрожающе стискивая кулаки. — Но если это принесет пользу, я способен размозжить им черепа. И в чем вы все нуждаетесь, проклятые лодыри, так это в основательной взбучке! Ну, вылезайте и напяливайте вашу сбрую! Да поживей, а не то я прогуляюсь по вашим физиономиям!
Больные роптали, вздыхали и ныли; слезы струились и замерзали у них на щеках во время работы.
Когда к полудню вернулись рабочие отряды, их уже ожидал вкусный обед, состряпанный наиболее слабыми обитателями хижин под наблюдением и из-под палки Смока и Малыша.
— Будет, — сказал Смок в три часа пополудни. — Отчаливайте! Марш по койкам! Может, вы и чувствуете себя теперь погано, то это ничего — завтра будет лучше. Лечение — вещь неприятная, но я вас вылечу.
— Слишком поздно, — ухмыльнулся Эмос Вентворт, следя за усилиями Смока. — За них надо было приняться прошлой осенью.
— А ну-ка, пойдемте со мной, — ответил Смок. — Берите эти два ведра. Вы не больны.
Они начали втроем ходить из хижины в хижину и вливали в каждого мужчину и каждую женщину по пинте соснового чая. Это оказалось нелегким делом.
— Вам бы следовало заметить с самого начала, что мы сюда пришли не шутки шутить, — заявил Смок первому же больному, пытавшемуся воспротивиться и стонавшему сквозь стиснутые зубы. — Подсоби-ка, Малыш. — Смок схватил одной рукой пациента за нос, а другой стукнул его под ложечку так, что у того немедленно открылся рот.
— Ну, Малыш! Пошло!
И действительно пошло — под аккомпанемент воплей, плевков и фырканья.
— В следующий раз будет легче, — утешал Смок жертву, принимаясь за очередной нос.
— Я бы охотнее выпил касторки, — по секрету признался Малыш, готовясь проглотить собственную порцию. — Великий Мафусаил! — заявил он во всеуслышание и в назидание слушателям, проглотив горькое пойло. — Всего-то одна пинта, а крепости в ней на целую бочку!
— Мы совершаем обход с сосновым чаем четыре раза в день, и каждый раз поим восемьдесят человек, — заявил Смок Лоре Сибли. — Так что вам от нас не спрятаться. Будете вы пить или мне придется взять вас за нос? — Его большой и указательный пальцы красноречиво повисли над ее лицом. — Это штука растительная, так что угрызений совести у вас не будет.
— Угрызений совести? — фыркнул Малыш. — Вот еще! Из-за такой-то прелести?
Лора Сибли колебалась.
— Ну? — решительно спросил Смок.
— Я… я… выпью, — сказала она дрожащим голосом. — Только поскорей.
Вечером Смок и Малыш растянулись на своих койках разбитые, как после долгой и утомительной дороги.
— Я положительно чувствую себя больным, — признался Смок. — Они ужасно страдают. Но прогулка — это единственное средство, которое я мог придумать. А раз прогулка, так уж основательная. Хоть бы один мешок сырого картофеля!
— Спаркинс больше не может мыть тарелки, — сказал Малыш. — Он потеет от боли. Он был так слаб, что мне пришлось уложить его обратно в кровать.
— Эх, если б у нас был сырой картофель! — опять начал Смок. — В этой консервированной дребедени не хватает чего-то существенного, чего-то главного. Из нее выпарена вся жизнь.
— И еще я готов держать пари, что парнишка Джонс из хижины Браунлоу не дотянет до утра.