Несмотря на искусство корабельного доктора Себастьена Дюпона, одиозная фигура де Мормаля стала мелькать то тут, то там, внушая путешественникам чувства, весьма далекие от христианской любви к ближнему. Доктор вовремя предупредил капитана, тот – герцога, и все насторожились, сохраняя внешнюю беспечность. Герцог просил не проявлять враждебность и вести себя как обычно.
Так и вели себя моряки и путешественники.
Моряки были учтивы, любезны, предупредительны, но за внешней корректностью скрывалось презрение, и не было в общении с Мормалем той теплоты и доброжелательности, с которой они после шторма стали относиться к пассажирам. А Пираты начали утонченно издеваться над стукачом. Особенно в этом преуспел Оливье. Стоило де Мормалю приблизиться, Оливье начинал разглагольствовать, бахвалиться, мешая в своей речи высокопарные монархические монологи и отборнейшие ругательства в адрес предательства. Желторотые и барабанщик простодушно внимали рассказам де Невиля. Ролан, мечтавший о синем плаще, излагал воспоминания мушкетера в своих мемуарах, а прочие посмеивались, предоставляя барону право забалтывать Мормаля.
Серж де Фуа не сказал желторотым, кто именно его предупредил о стукаче: этих мальчишек он впервые увидел на пирушке у грот-мачты. Но Бофору он сразу шепнул о предупреждении Конде и герцогини Орлеанской. А когда предупреждают сразу и командир и возлюбленная – это уже серьезно. Кроме Бофора, Серж предупредил и Бражелона. ''Я не сказал им, но тебе-то я могу сказать''. – "О чем ты, Серж?'' – '' Вернее, о ком. О стукаче. Это серьезнее, чем вы думаете. А ты, я вижу, уже забыл". – "А, вот ты о чем… Ну, можешь и мне не говорить, раз дал слово''. – ''К тебе это не относится. Что Мормаль стукач, мне сказал сам Конде''. – ''Конде? Это действительно серьезно. У Конде разведка что надо''. – ''Не всегда разведка Конде было что надо. Иначе он не дал бы так глупо захватить себя и не угодил в тюрьму… знаешь, когда''. – `'Из прошлых ошибок надо извлекать уроки, что и сделал его высочество принц Конде. Это все?'' – ''Нет, не все. Еще меня предупредила Она…'' Серж не назвал возлюбленную по имени, но Рауль сразу понял, о ком идет речь. Кто-кто, а дочь Гастона посвящена во многие заговоры и интриги.
А Гугенот подлил масла в огонь, сообщив, что и гасконец называл ему это имя. Гугенот немного схитрил – Д'Артаньяна он не видел, капитан предупредил о Мормале значительно раньше, и не только его, а всех своих мушкетеров. Но Гугенот очень хотел, чтобы Д'Артаньян и Бофор в будущем забыли свои разногласия и стали друзьями, и старался расположить окружение герцога в пользу гасконца. Тут и Оливье припомнил, что уже слышал это имя от Д'Артаньяна. "И я слышал это имя, и тоже от Д'Артаньяна, – сказал Рауль, – Но где, когда, при каких обстоятельствах – хоть убейте, не помню''.
И, хотя он мысленно восстанавливал в памяти все свои беседы с гасконцем, имя Мормаля выпало из этих бесед. Провал в памяти. А он еще хвастался своей памятью! Просто свинство – помнить до мельчайших подробностей то, что очень хочешь забыть, а такое важное обстоятельство вылетело из головы. Раулю казалось, что, если он сейчас вспомнит, когда Д'Артаньян назвал ему имя стукача, это даст ключ к разгадке этой невзрачной и гнусной фигуры. Но какая-то невидимая резинка, вроде той, которой Люк подправляет свои зарисовки, стерла в его памяти время, место и обстоятельства, при которых гасконец назвал ему имя Мормаля.
И вездесущему Гримо имя Мормаля не было знакомо. Старик тщетно чесал свою лысину и пожимал плечами. "И рад бы помочь, да не припомнить. Нет, не помню, – сокрушенно говорил Молчаливый, – Мор-маль, Мор-маль… Нет, не помню, мой господин…На ''Мор'' я помню только… того… демона…'' – тут бедняга менялся в лице, даже спустя столько лет воспоминание о Мордаунте внушало ему ужас. Вот что резинка должна бы стереть в твоей стариковской памяти, мой бедный Гримо. "А знаете, сударь, они чем-то похожи!'' – ''Мормаль и Мордаунт? – спросил Рауль, – Да иди ты, ничего общего!" Он не стал конкретизировать, не желая усугублять мрачные воспоминания старика. "Похож, – упрямо повторил Гримо, – Я вам точно говорю!"
…Рауль с досадой стукнул себя кулаком по голове. `'Какая муха тебя укусила?" – лениво спросил Оливье, сдавая карты. "Забыл, все забыл. О, почему я такой беспамятный дурак!'' – ''Брось, приятель, не мучайся, – сказал Серж, – это как с потерянной вещью: ищешь, ищешь, все перероешь, а потом находится сама". – "Потерянная вещь иногда находится с опозданием, – возразил Рауль, – Может быть, и я вспомню, когда будет уже поздно''. – "Тихо, ребята, сейчас будет потеха'', – предупредил Оливье.
Пираты учтиво, но холодно приветствовали Мормаля. Тот явился в рыжеватом парике и костюме цвета зеленого горошка, с довольно аляповатыми украшениями. Серж любезно предоставил Мормалю играть вместо него, подталкивая потихоньку локтем Бражелона, и они вместе занялись наблюдениями.
– Какие ставки, господа? – спросил Мормаль.
– Разве вы не знаете, сударь, что пиратский кодекс запрещает играть в карты на деньги? – сказал де Невиль.
– На что же вы играете? – спросил Мормаль.
– На исполнение желаний, – ответил барон, – Мы придумываем разные глупости для потехи.
– И проигравший должен исполнить?
– Безусловно, если вы честный человек. Например, этот юноша,… Что ты делал, Жюль?
– Я залез на марсовую площадку и кричал петухом, – сказал Жюль.
– И поэтому мы считаем Жюля, виконта де Линьета, честным человеком и благородным дворянином, – сказал Серж.
– А матросы? Смеялись?
– Все смеялись и кричали: ''Браво!'' Но, если вы боитесь рисковать… – протянул де Невиль, пожав плечами.
– Я не боюсь, – возразил Мормаль.
Игра началась. Серж невольно отводил глаза – он замечал кое-какие уловки Оливье. Он знал, что Мормаль проиграет. Но Сержу была отвратительна мысль о том, что даже со стукачом можно вести нечестную игру. Рауль посматривал на стукача – не так пристально, как Люк Куртуа на свою очередную модель, как бы между прочим, но уловил в хитрых бегающих глазках Мормаля какое-то коварство и лукавство. Гримо был прав. Этот человек все-таки чем-то похож на Мордаунта. Хотя Мордаунт – высокий, светловолосый и светлоглазый, со впалыми щеками и тонкими губами. А этот скорее упитанный, раскормленный, щеки отнюдь не впалые, а пухлые, глаза темные, а под глазами мешки. Возможно, Мормаль когда-то был крепким и ловким, но уже начал разъедаться и полнеть.
Карточных фокусов друга Рауль не замечал, размышляя о стукаче. Что-то сказал бы о нем наш художник? Как это у него получается на его замечательных портретах – сразу прямое попадание. Но не стоит отвлекать нашего живописца от работы. Сами справимся. Почему это люди, внешне совершенно непохожие, кажутся так похожи? Может, Люк объяснил бы этот феномен. Как когда-то прелестная Франсуаза Д'Обинье, теперь уже Франсуаза Скаррон, напомнила Луизу… ''Стоп, – сказал он себе, – возьмем "резинку". Это мы стираем". А игра закончилась победой Оливье.
– Ну, – сказал барон, – Теперь исполняйте мое желание.
– Надеюсь, не что-то непристойное? – спросил Мормаль.
– Отнюдь, – ухмыльнулся Оливье, – Вы, милостивый государь, поскачете на одной ножке, разыщете капитана, объяснитесь ему в любви и поцелуете в уста. Если вы считаете себя честным человеком и благородным дворянином.
– Но это глупо и смешно, – сказал Мормаль.
– Я так хочу! – твердо сказал Оливье.
– Смешно? Тем лучше, – фыркнул Серж, – Мы, видите ли, ребята веселые.
– Это ребячество, – сказал Мормаль.
– Знаете, мы все здесь немножко дети, – проговорил Серж, – Не надо было с нами связываться.
– Я же залез на марс! – заявил де Линьет.
– Да! Этот парень залез бы и на настоящий Марс, то есть на звезду по имени Марс ради своей чести! – высокопарно сказал Оливье, – А вы не хотите выполнить такой пустяк.
– Но капитан может подумать про меня…
– У вас остается право объяснить, что вы выполняли условия игры, – адвокатским тоном заявил Рауль, – Тогда ваше признание в любви и поцелуй капитан примет не как приставание, а как шутку.
Если бы это происшествие отбило у Мормаля охоту тереться возле Пиратов! Ничуть не бывало. Он опять появился уже в другом парике и другом кафтане. Оливье снова полез на провокацию. Он взял Мормаля за пуговицу / чего воспитанные люди никогда себе не позволяют/, и принялся крутить пуговицу, рассказывая очередную историю из его жизни при Дворе: ''Вы знаете, сударь, что значит быть всадником Королевского Эскорта?'' – и так далее. Разговор перешел на то, что стукачей господа мушкетеры никогда не принимали в свою компанию. Такой живности среди них не водилось. С этими словами Оливье сжал пальцы и вырвал пуговицу "с мясом" – вернее, с куском ткани.
– О, ради Бога, простите, сударь, – стал извиняться Оливье, – Я так увлекся, меня просто ярость охватила, я человек увлекающийся, эмоциональный. Надеюсь, вы не приняли мои слова на свой счет. Я не вас имел в виду… А вот слушайте, я вам расскажу еще одну байку…
Де Мормаль принял извинения де Невиля.
– Кстати, о стукачах. По пиратскому кодексу стукачам отрезали нос и уши, а затем высаживали на необитаемый остров, – Рауль назвал только что придуманную статью пиратского кодекса и постарался говорить зловещим голосом, что его шайку весьма насмешило, – Нос! И уши! Представляете, какой ужас! Но к вам это никоим образом не может относиться, сударь. Это я просто… к слову. Я не имею оснований сомневаться в вашей порядочности после нежного поцелуя, которым вы наградили нашего храброго капитана.
– А у нас, когда я учился в коллеже, – заметил Шарль-Анри, – Стукачей лупили по ночам в дортуаре. Раз один малый сорвал нам одну классную… шалость, выдав нашу компанию учителю. Но потом он в этом горько раскаялся! Это я тоже… к слову. Я не сомневаюсь, сударь, в вашем благородстве, ибо видел, как вы пыхтели, прыгая на одной ножке и честно выполнили свой долг.
– Очень, очень сожалею, – сказал де Невиль, – До чего же я неловкий! Хотите, я пришлю к вам моего слугу, Педро-цыгана? Он пришьет вам пуговицу.
– Оставьте, это пустяки.
– Нет-нет, это я виноват. Педро придет к вам сию минуту.
Педро-цыган был отправлен к Мормалю, пуговица была пришита, но цыган, зорким взглядом опытного плута окинув пристанище Мормаля, ничего подозрительного не обнаружил. "Если он стукач, рано или поздно он себя выдаст'', – решили Пираты и занялись своими обычными делами, а дел у них особенных не было, и они просто-напросто бездельничали на своей стоянке у грот-мачты.
Только Гугенот торопливо переписывал в свою объемистую тетрадь арабский разговорник капитана и изучал экспедицию Педро Хименеса, время от времени вещая об испано-мусульманских конфликтах своим друзьям. Те уже в шутку называли Гугенота шейхом, и Оливье выспрашивал у Гугенота разные непристойности, чего Гугенот знать не мог, ибо в разговорнике капитана эта тема не была отражена.
– Как же я буду объясняться с гуриями? – досадовал Оливье, – Неужели в капитанском разговорнике нет даже выражения ''будь моей''?
– Будешь объясняться жестами, как мой Гримо, – посоветовал Рауль.
– Так, что ли?
Жесты Оливье рассмешили Пиратов.
– Э-нет, это не то… А скажи-ка, Гугенот, умный ты наш Гугенот, как по-арабски будет… / он перешел на шепот./
– Да ну тебя! – засмеялся Гугенот, – Очень мне нужно знать твои глупости… Я сказал тебе, что тут написано: ''Сдавайтесь, сволочи!''
– Можно и без "сволочей", – заметил Серж, – мы люди цивилизованные…
– ''Сдавайтесь, господа!'' – так, что ли? – спросил Рауль насмешливо.
– Господа? Какие это к черту ''господа''! Но, кроме повелительной формы глагола ''сдавайтесь'' применительно к противнику, я ничего не нахожу.
– В смысле, тут нет слов: ''Пощады, я сдаюсь!'' И не ищи, не найдешь. Капитану эти слова не нужны. Нам тоже.
– Я и не ищу. Лилии никогда не сдадутся Полумесяцу, – заявил Гугенот.
– Хорошо сказано. Как это по-арабски?
– Откуда я знаю, Рауль! У капитана таких фраз нет. У него лексика попроще.
– Надо будет добыть носителя языка, – заметил Рауль.
– Лучше носительницу, – уточнил де Невиль, – У тебя тут одна теория, а я практик.
Гугенот усмехнулся и уткнулся в свои тетради. Появился Гримо и сделал знак тревоги, подзывая своего господина. Этот знак Гримо делал в очень важных случаях. Рауль, словно подброшенный пружиной, вскочил и подбежал к Гримо.
– Авария? Мусульмане?
Это первое, что приходило в голову путешественникам.
Гримо покачал головой.
– Что случилось?
Гримо постучал по дереву, точнее, по рангоуту.
– Что ты хочешь сказать?
Гримо выразительно посмотрел на Рауля и повторил свое движение.
– Стукач? – догадался Рауль.
– Дошло, – проворчал старик, – Можете убедиться сами.
– Итак, я могу застать стукача при исполнении ''служебных обязанностей''? – прошептал Рауль.
Гримо кивнул.
– Отлично! Дракон вылез из своей пещеры. Змея выползла из норы. К бою, рыцарь! Где он, этот змей?
Гримо показал по направлению к баку.
– Он и сейчас там? Он тебя видел?
Гримо состроил обиженную мину. С появлением Мормаля Гримо перешел на язык жестов и вновь стал почти бессловесным.
– Так. Поймаем стукача на месте преступления. Застукаем стукача.
Гримо сделал предостерегающий жест.
– Не бойся за меня, – сказал Рауль, – Драться я с ним не буду. В смысле – дуэли не будут как таковой. Я же помню приказ. Веди меня!
Гримо, пробираясь между коробок, мешков, бочек и ящиков, привел своего господина к месту на баке, откуда они могли видет Мормаля, сами оставаясь незамеченными. Старик ориентировался на ''Короне'' не хуже моряков, что вызывало восхищение всех обитателей корабля. Мормаль сидел среди бочек и коробок. Велев Гримо не высовываться, Рауль вышел из своего укрытия. Он заметил, что Мормаль торопливо спрятал свою писанину под камзол. После обмена приветствиями и разговора о погоде Рауль спросил стукача:
– Вы позволите присесть рядом с вами, Мормаль?
– Садитесь, виконт, места достаточно, – сказал Мормаль, – Становится холодно, вы не находите, господин де Бражелон?
И он застегнул несколько пуговиц на своем камзоле. Ясно: стукач хотел спрятать свою кляузу.
– Не нахожу. Становится жарко, господин де Мормаль. Не так жарко, как в Африке, но все же достаточно… жарковато. Самое время загорать. А вы кутаетесь. О! Хотите анекдот? Встретились как-то еврей, француз и англичанин и давай спорить, чьи женщины…
Мормаль не очень-то слушал анекдот и принужденно рассмеялся. Как бы завладеть его кляузой, думал между тем Рауль, продолжая трепаться.
– Я и не думал, что вы такой балагур, виконт, – пробормотал Морамаль.
– О! Вы меня еще не знаете! А теперь ваша очередь. Жду анекдота! – потребовал Рауль. Мормаль рассказал бородатый анекдот, а Рауль прикинулся простачком и пристал к стукачу с просьбой объяснить, в чем соль рассказанного им анекдота. Мормаль принялся объяснять.
– А-а-а! Теперь понял! – и он расхохотался.
– Красивый у вас платок, виконт, – похвалил Мормаль.
– Бандана называется, – заметил Рауль, – ручная работа. Старинный шелк, еще со времен Генриха Четвертого.
– Что вы говорите? – шелк времен Генриха Четвертого вызвал у Мормаля более живой интерес, чем анекдот о еврее, французе и англичанине.
– Где же вы раздобыли такой раритет?
''Он, кажется, ищет компромат даже во временах Генриха Четвертого'', – подумал Рауль и надвинул пониже на лоб свою бандану. Но, не желая откровенничать со стукачом, он сообщил ему минимальные сведения о шелке, из которого были пошиты синие банданы с золотыми лилиями ручной работы.
– Этот шелк был некогда шторой в покоях доброго короля Генриха Четвертого. В нее король велел завернуть мраморную статую.
– Какую статую?
– Античную. Статую Психеи. Вернее, статую итальянского скульптора по мотивам античного мифа об Амуре и Психее. Статуя Психеи была предназначена в подарок.
– По какому случаю?
– На свадьбу. Полагаю, сударь, ваше любопытство удовлетворено.
Он не хотел больше ничего говорить этому человеку ни о Короле-Повесе, ни о статуе Психеи, хотя его друзья уже знали историю о свадебном подарке Генриха IV.
– Вот откуда этот шелк, – сказал Рауль, улыбаясь, – Ни Лувр, ни Сен-Жермен я не грабил. Можете пощупать: тонкий, но твердый на ощупь. Отличное качество.
Он наклонил голову. Мормаль коснулся пальцами хвостиков под узлом банданы.
– Отличное качество, – угодливо повторил Мормаль, – Сейчас так не делают.
– С этим можно поспорить, г-н Мормаль. Вы не очень-то сведущи в экономике, как я погляжу.
Болтая еще что-то о шелке и его производстве / будь поблизости Анри, речь непременно бы зашла о Китае и шелковичных червях/, Рауль вспомнил кое-какие выходки Д'Артаньяна. Прежде Рауль, возможно, и не отважился бы на такую наглость, но, мысленно призвав на помощь гасконца, он ловко выхватил из-за камзола де Мормаля его блокнот.
– Что вы себе позволяете, виконтик?
– Полно, не стоит обижаться на глупую выходку одуревшего от жары пирата, – сказал Рауль, – Что это тут у вас? Мемуары, небось? У нас уже есть один мемуарист. Зачем барабанщику конкурент! Нас вполне устраивает трактовка Ролана.
– Виконт! Отдайте сейчас же! Это личное!
– Если действительно личное – отдам. Меня ни в коей мере не интересуют ваши личные дела.
`'Ваше Величество, спешу Вам доложить, что интересующий Вас господин де Монваллан, командир разведчиков герцога де Бофора, проводит свой досуг в изучении арабского языка и почти не принимает участия в развлечениях пассажиров. Это наводит на мысль о том, что вышеупомянутый господин де Монваллан имеет преступное намерение перейти на сторону противника. Его зовут в компании Гугенот, что уже говорит о том, что этот молодой человек еретик и вольнодумец.
Что же касается ''Первого'', я пока не заметил ничего, что могло бы вызвать подозрения у Вашего Величества. Памятуя о Ваших указаниях, я с него глаз не спущу и буду регулярно сообщать Вашему Величеству сведения о ''Первом'', а также то, что…''
На этом запись заканчивалась.
– Личные записи? – презрительно сказал Рауль, – Кляузу на Гугенота королю вы называете личными записями? В таком случае я очень заинтересовался вашей личной жизнью!
– Отдайте немедленно! – крикнул Мормаль, – Не имеете права отбирать!
– Кто это – "Первый"? Бофор? Молчишь? А на Бофора стучишь! Бофор, я понял!
Если бы Мормаль сказал правду, Рауль не поверил бы ему. "Первым" агенты короля зашифровали его самого, виконта де Бражелона. Людовику XIV важнее было иметь сведения о своем сопернике, чем знать убеждения адмирала и главнокомандующего. Мормаль, казалось, готов был упасть на колени, чтобы вернуть блокнот, но Рауль перехватил его, вырвал из блокнота запись о Гугеноте, заметил красноречивый жест свидетеля этой сцены – Гримо /!/ и со смехом сказал:
– Извольте слопать, господин доносчик!
– Вы сошли с ума, сударь! – возмутился Мормаль.
Гримо тихо посмеивался и кивал головой из-за мешков и ящиков. Теперь старик считал, что его молодой хозяин очень похож на своего отца! Рауль протянул стукачу бумажный комок:
– Ешь, тебе говорят!
– Вы все тут тронутые, – сказал Мормаль, – А я-то считал вас самым разумным из этой компании безумцев.
– Я? Да я-то самый главный псих, и разумным только притворяюсь. Но об этом ты, сволочь, не напишешь. Лопай свою кляузу, урод!
– Да как вы смеете! Виконт! Это переходит все границы!
– Запивать не дам. Сожрешь всухомятку.
Гримо улыбался во весь рот. Мормаль взял бумажный комок и стал нехотя, с отвращением жевать.
– Давай-давай. Не торопись, пережевывай хорошенько.
Мормаль поперхнулся. Рауль похлопал его по спине.
– Слопал? Отлично! Молодец! Если королю и придет гениальная мысль, распороть тебе брюхо, никто ничего не узнает. А харакири ты себе не сделаешь. Ты ж не самурай, о бусидо представления не имеешь.
– Псих! – со слезами на глазах заорал Мормаль, – Идиот! В Шарантоне тебя надо держать на цепи!
– Будешь тут психом. Псих тот, кто написал грязную клевету не честного, умного и верного королю парня.
– Если я ошибался, вы могли это сказать в более учтивой форме!
Это же насилие! Это оскорбление!
– Вы считаете себя оскорбленным, Мормаль?
– Нет-нет, виконт. Я был неправ. Я погорячился. Я не ищу с вами ссоры.
– И я не ищу. Драться мы не будем. Вы недостойны дуэли со мной. И веревка на ноке рея меня не прельщает.
– Я хотел сказать вам… вы не знаете, что я уполномочен Его Величеством королем…
– Шпионить за нами? Знаю.
– Нет. Я должен передать вам, лично вам от имени короля…как посредник…
– Мне не нужен посредник. Никогда – вы слышите – никогда! – я не буду прибегать к посредникам для разговора с королем! Вам ясно?
– Вы даже не хотите прочесть письмо короля? Вы не хотите знать, что вам пишет Людовик Четырнадцатый?
– Посыльный не внушает доверия. Что пишет Людовик? Привет и пожелания удачи, – развязно сказал Рауль, – Что же мне еще может сказать Людовик Четырнадцатый? Я недостаточно ясно выразился? Вы меня не поняли?
– Много о себе понимаете, виконтик, – прошипел Мормаль, – Посредник ему, видите ли, не нужен! Да меня король послал вдогонку за вами, чтобы вы,… чтобы я…
– Это меня не интересует. Что король захочет, скажет сам. Вот он, я. Я не бегаю ни от кого, в том числе и от короля. Понял? Король скажет сам, мне, лично, без всяких посредников.
– Как жестоко в вас ошибается Его Величество король, – сказал Мормаль.
– Ну что ж, мы квиты – я тоже жестоко ошибался в Его Величестве короле.
– Я к тому, что вы совсем не похожи на несчастного влюбленного с разбитым сердцем, – продолжал Мормаль.
Гримо прошептал свое ''О-хо-хонюшки''. Будь это в Париже, дуэли не миновать. После таких слов мой господин бросился бы на любого со шпагой. Неужели этот негодяй сказал правду?
А Рауль? А Рауль расхохотался и дернул Мормаля за парик:
– Старо, милейший, старо! Не повторяйте старые сплетни, вас поднимут на смех мои товарищи! Вы жестоко ошиблись во мне, Мормаль. Я не мальчик из Фонтенбло, а пират!
Гримо просиял. Видели бы это мушкетеры!
– Тогда, виконт, пропустите меня! Вы ведете себя как дикарь! Как грубиян!
– Приношу вам свои извинения. К этим грубым мерам меня вынудили чрезвычайные обстоятельства. Будь ваши записки личного характера или частное письмо – одной строчки достаточно, чтобы понять, что представляет собой ваша писанина. Но я еще не закончил беседу с вами, господин кляузник.
– Что вам еще от меня надо? Дайте мне пройти!
– Поклянитесь спасением души, что вы прекратите заниматься этими гнусными доносами!
Мормаль молчал.
– Тогда, – сказал Рауль, – Я поучу тебя уму-разуму.
– Вы хотите драться? Вы знаете, чем это грозит?
– Вы видите – я без оружия. Но в морду я тебе все-таки дам, Мормаль!
От затрещины Мормаль бухнулся на мешки.
– Это за Гугенота. И за ''Первого''. Может, теперь господин осведомитель даст клятву?
– Бастилия по тебе плачет, каналья!
– За то, что дал вам затрещину? На этот раз я скажу вам, что вы много о себе понимаете. Итак, я жду.
– Не дождетесь. У меня важные полномочия.
– Не превращайте меня в берсерка, Мормаль. Я добрый малый, мирный путешественник. Я хочу только лежать как колода, загорать под горячими лучами южного солнца и не хочу становиться демоном битвы. А ведь придется, ей же ей, придется. Вы меня вынудите. В моей жизни такое уже было дважды: когда в мирное время, уже после всех войн – я не о сражениях веду речь – я на какое-то время становился таким берсерком. И тогда я внушал ужас, – сказал он зловеще, стараясь нагнать на стукача страх и не рассмеяться при этом, – Вы меня поняли?
Но, несмотря на угрозу, звучащую в этих словах, наш герой произнес последнюю фразу небрежно, играючи, и Мормаль, созерцая "пирата" в синей бандане, в белой рубашке с кружевами, не мог представить этого щеголя в роли демона битвы. Мормаль опустил голову, посмотрел на светлые мягкие сапожки с нарядными отворотами.
– Мне говорили, – сказал Мормаль, – Что вы швырнули через забор господина де Варда и выкинули из окна какого-то бандита во время беспорядков на Гревской площади в День Повешенных.
– Совершенно верно – на Гревской площади, которая тоже по мне проливает горючие слезы, не так ли, господин Мормаль? Вижу, господин осведомитель наслышан о моих приключениях. Я становлюсь известным. А вы говорите, что я много о себе понимаю. Я, Мормаль, себя вообще не понимаю, но вам этого не понять!
– Я решил, что слухи эти весьма преувеличены.
– Не судите опрометчиво, – кротко сказал Рауль, – Вы-то меня не видели в деле.
– Разойдемся с миром, виконтик. Вы слишком изящный и утонченный, чтобы я мог предположить, что вы можете стать берсерком.
– Так вы не хотите дать клятву, что не будете писать доносы?
– Клясться спасением души? Вам? Мальчишке?
– Что ж, придется все же стать на время берсерком. Видит Бог, я не хотел этого. Теперь…
Он погладил деревянную фок-мачту.
"Сосна из лесов Портоса, дай мне часть Силы твоего прежнего владельца. Один за всех, все за одного''.
– А-а-а! – заорал Мормаль, – Что вы делаете?
– Клянись, урод! Или пойдешь кормить рыб!
Мормаль барахтался в воздухе, болтая ногами. Рауль держал его за шиворот и за пояс, подняв над бортом корабля.
– Никто ничего не узнает. Несчастный случай. Вы случайно свалились в море. Хотите к сиренам, ундинам, русалочкам?
– Смотрите! Вы утопили письмо короля!
– Значит, судьба такая. Мормаль, у меня тоже силы не беспредельные. Я отнюдь не геракл… придется принести вас в жертву Нептуну, за которого мы пьем каждый день. Клянитесь, или я разжимаю руки. Считаю до трех. Один… два…
– Нет! Не надо! Пощадите! Я клянусь! Клянусь души спасеньем!
Рауль швырнул Мормаля на мешки. Мормаль плакал от злости, страха и ненависти. Не мешке Бог весть с чем расползалось темное пятно. Штаны Мормаля из светло-зеленых стали значительно темнее. ''Вот слабак'', – презрительно подумал Рауль, но сделал вид, что не заметил, какая неприятность произошла с поверженным стукачом.
– Пошли, Гримо, – сказал он старику, – Дело сделано.
– Ловко вы его, господин Рауль. Но будьте осторожны. Теперь этот человек стал вашим врагом. Он подстроит вам какую-нибудь ловушку.
– Этот рохля? – усмехнулся Рауль, – То, что случилось с Мормалем на мешках… я не позволял себе с тех пор, как перестал сосать мою толстушку-кормилицу, известную тебе Катрин.
Гримо улыбнулся, а потом вздохнул.
– А все-таки… – заикнулся Гримо.
– Успокойся, – остановил его Рауль, – Отдыхай. Все под контролем.
Гримо опять вздохнул.
– Жаль, – сказал Гримо, – Если в мешках, которые осквернил Мормаль, была мука.
Гримо всегда был практичным человеком.