— Я, пожалуй, помогу вам. Не оттого, что я вас боюсь или нечто наподобие. Я так поступаю, потому что все люди братья и всякое такое… Только вы местным не говорите, что меня здесь видели. Вообще, никому и ничего не говорите.
Затем, подумав еще немного, продолжил:
— А давайте со мной. Пешком через тайгу. Дней через пять выйдем к железке. По ней к городу недалеко, километров двадцать…
— Нам побыстрей надо.
Он поднялся на ноги:
— И, действительно, зачем мне салаги за спиной в тайге. Давайте за мной.
Пошли улицами Мертвой Деревни. Казалось странным, что она не заросла вдрызг, что лес не ворвался на поляну, не сгноил домишки в своей тени, что избы не истлели сами по себе, что их в прах не источили какие-то короеды, шашель или что в этих краях водится.
Только трава росла здесь буйно, была не по пояс, а чуть пониже.
— А что это? — спросил Антон, оглядываясь по сторонам.
— Деревня староверов… — ответил местный с ленью так, словно объяснял нечто совершенно понятное. — Наверняка они бежали сюда от цивилизации, от новых веяний религии.
— И что, они все умерли?..
— До единого. Я читал их дневники или, верней, летописи. Вы вот умеете читать на древнеславянском?
— Нет.
— А я научился. Интересное занятие — вроде как головоломку разгадываешь. И летоисчисление у них интересное — от сотворения мира. Так вот, эпидемия выкосила их за два неполных месяца.
— Эпидемия? Это, вероятно, опасно, заразно?..
— Уже нет. Судя по всему, это был грипп, вроде испанки. В те времена от него умирали тысячами, а наш нынешний иммунитет над таким гриппом просто посмеется. Уже не узнать, кто затащил его сюда, но у староверов совершенно не было антител к этой инфекции, и им осталось только умереть.
— Печальная история — кивнул Егор.
— Где-то так… Еще странно как они умирали. Все закончилось тем, что последний похоронил предпоследнего, выкопал могилу себе. Но умер в доме, не дойдя до кладбища. Он до сих пор лежит в одной избушке.
— А отчего его не похоронил?
— Оттого, что не люблю покойников. Да и это он сто лет назад был покойником, а теперь это достопримечательность.
Свернули к одной избушке — к ее крыльцу была вытоптана тропинка. Очевидно, именно здесь и обитал человек, считающий себя хозяином тайги.
— Проходите. Только разувайтесь.
В избушке было не по-холостяцки чисто. На полу лежали половички сплетенные из грубой ткани. Когда их плели, вероятно, на престоле сидел Александр III, если не царь с индексом поскромней.
На стене висело ружье — точная копия того самого, который был в руках у местного Зверобоя. Под ним, у стены, стоял сундук с замком…
— Так и не нашел ключ… — будто извинился Петр.
Из-под сундука достал длинную пластину, ввел ее между крышкой и сундуком. Крышка ушла вверх.
— …Но гвозди уже сгнили.
В сундуке лежали замотанные в ткань два пистоля времен Очакова и покоренья Крыма. Достал нечто наподобие кисета. Из него высыпал на ладонь полдюжины…
— Что это? Пули?.. — спросил Егор.
— Ага. Этого должно хватить.
— Они из?..
— Из серебра. Вероятно, оборотней здесь все же опасались. Продадите селянам, да и уезжайте отсюда. Я тоже пойду.
А в городе, название которого для нас никакого значения не имеет, на стоянке автовокзала курили шоферы. Разговаривали о чем-то своем: о ценах на масло, горючее, о шинах. Наконец, о ремонте, на который бы не мешало стать, да денег нет.
Появился начальник вокзала — с ним какой-то мужчина. Шоферы свои разговоры свернули, перешли на полушепот. Начальника вокзала они не любили: во-первых, он не был шофером и, стало быть, не являлся своим. Во— вторых, думали водители, они работают, крутят баранку, копаются в масле, рискуют своей жизнью, а затем отстегивают свои кровные, чтоб этот шакал мог в теплоте и чистоте просиживать свои штаны.
Начальник не стал подавать руку шоферам. Те тоже не стали протягивать руки для приветствий.
Еще больше не понравился шоферам второй человек. Хватало одного взгляда, чтобы понять: чужак и, скорей всего, мент.
И, действительно, заговорил начальник вокзала:
— Мужики, тут такое дело. Надо помочь человеку из органов.
Человек из органов кивнул и продолжил:
— Мы ищем особо опасного преступника, можно сказать, рецидивиста. Есть такое предположение, что он обретается где-то в ваших краях.
Он подал распечатку-ориентировку с фотороботом Егора. Точно такой же висел в зале ожидания автовокзала, разве что уже засиженный мухами и запыленный.
Листок пошел по кругу. Водители смотрели, качали головами.
Ориентировки были не впервой. Вокруг постоянно что-то происходило. Бежали из колоний заключенные. Порой, прихватив автомат, уходили в тайгу солдаты-срочники. Их ловили или в первые несколько дней, или не ловили вовсе.
Но это была нетипичная ориентировка, нетипичный человек занимался поиском.
Порядки шофера знали. Первое, что человек при власти должен сделать, — это представиться, назвать свое звание. Этот же был молчалив.
— А из каких вы органов будете? — спросил кто-то из задних рядов.
— Из органов опорно-двигательного аппарата, — мрачно отшутился этот человек.
Шофера смотрели на бумагу недолго: пассажиры у них, как правило, были одни и те же, знакомые в лицо. Появись кто чужой, они бы, вероятно, запомнили. Наконец лист задержался в руках одного водителя. Он задумался над ним непозволительно долго. Человек из органов подумал: что-то этот шофер знает. Даже если не скажет сейчас, то надо прессовать. Причем быстро — время не терпит совершенно.
Но водитель заговорил сам: