Ночью прошел дождь, и копаться на огородах стало не то чтобы трудно, но неприятно. И те, у кого за скучную зиму все дела по дому оказались переделанными, выбрались на воздух.
Прошли через центр города, выстроенный в пять этажей. Затем начался район иных пятиэтажек, построенных позже, при другом генсеке. За небольшим пустырем уже начиналась Водолазная слобода — частный сектор, поселок все больше одноэтажный.
День был воскресный, и народу на улице было предостаточно. Мамаши выгуливали своих чад, о чем-то на каждом углу сплетничали хозяйки.
Наконец, друзья остановились возле шумной компании стариков, играющих в домино. Верней, играло, как водится, четверо. Еще человек шесть стояли вокруг стола, ожидая своей очереди на посидеть и поиграть.
— А скажите… — начал Егор.
Мужики аккуратно сложили кости домино на столешницу, три раза проломанную и четыре раза обшитую текстолитом — материалом, об который особенно приятно и громко стучать «костями».
Затем основательно всмотрелись в говорящего.
— А скажите, где у вас тут кладбище?..
Мужики посмотрели на говорящего серьезно, немного зло и вопросительно: это что, намек?
— Нам надо туда сходить, — продолжил Егор.
— Ну и идите. Мы разрешаем, — ответил один из игроков.
Но в глазах появился интерес — может, удастся на пустом месте срубить копеечку с этих залетных.
— А кто у вас кладбищем заведует? — спросил Егор. — Кто его смотритель?..
Старики задумались. Наконец, один проговорил:
— Это вам к Володьке Кривому надо.
— А где он живет?
Оказалось, что тот обитал совсем недалеко, практически за углом.
— Только вы его сильно не пугайтесь, — добавил еще один дедок. — Потому что он не Кривой, а Покореженный.
Даже когда друзья отошли от стола, игра не продолжилась, не гремели о текстолит кости. Сначала обернулся Антон. Он увидел, что старики все так же продолжали задумавшись молчать. Потом, не справившись с любопытством, глянул через плечо и Егор:
— Надо же. как просто озадачить человека — просто спросить как пройти на кладбище…
— А зачем он нам вовсе нужен? Смотритель-то? — спросил Геноссе.
— А ты уверен, что сарай тот стоит с войны? Что его не перестраивали?..
Через минут пять они стояли у калитки, жали звонок. Дом был в глубине участка, далече от забора. Но когда вышел хозяин, ни у кого из троих не возникло сомнения, что это тот самый Корявый.
Мужик, действительно, выглядел не очень — в гроб, порой, краше кладут. Чем-то напоминал легендарного Бориса Карлоффа в роли не менее легендарного Франкенштейна.
Будто кто-то очень злой порвал человека на мелкие кусочки, а затем кто-то, малость подобрей, сложил эти человеческие осколки воедино, но то ли спешил, то ли не сильно старался. Непонятно было, кто поступил бы лучше: тот кто собрал, или тот кто, напротив, не стал бы воскрешать. Впрочем, решать это могла только душа, заключенная в эту помятую оболочку.
— Вы… Владимир?.. Смотритель кладбища, — спросил Егор.
Тот кивнул и улыбнулся. Улыбка получилась отвратная — поломанные челюсти кривили губы. Зубы напоминали лес в бурелом.
— Нам надо прогуляться по кладбищу. Не соблаговолите стать нашим гидом.
— Э-э-э… — ответил сторож.
— Я заплачу.
— Э-э-э.
Интересно, он другие буквы знает, — подумал Егор. Но вслух сказал:
— Мы хорошо заплатим.
Смотритель кладбища кивнул и удалился. Вернулся минут через десять уже одетый основательней. Вышел за двор, спросил:
— Ну что, пошли?.. Только вы не сильно быстро идите… Я уже бегать не умею.
Странно, но голос не был уродлив, ни шипящим, ни хрипящим — казалось невозможным, что с такими зубами можно произнести нормально хоть один звук. Но нет, у собеседника это как-то получалось. Вероятно, помяло оболочку, но содержимое уцелело.
Человек с хорошими манерами, по-видимому, был не заметил бы уродства поводыря. Но Егор думал, а что толку-то делать вид, будто все нормально. Ведь сам-то калека не пытался казаться таким, как все.
— А где это вас так? — спросил Егор.
— Да стояли в порту на загрузке. Ну я и командовал погрузкой. Смотрел вверх — и шел задом, да и упал в открытый трюм — метров двадцать летел. Долго в темноту падал — кажется всю жизнь. Пока летел — делать было нечего, вспомнил всю свою жизнь…
Рассказывал он это совершенно спокойно. Подумаешь тоже — чуть не погиб, подумаешь — доктора собирали, что называется, по частям. Велика ли беда — год в больнице провалялся. И уж точно кому какое дело, что иногда боль возвращается, болит каждый перелом, каждая косточка, сердце, глаза, голова. Кажется, даже волосы на голове болят.
— А скажи… — заговорил Егор. — Там на кладбище есть какой-то дом? Может быть сторожка, часовенка, склад?
Поводырь уверенно покачал головой.
— Нету.
— А когда-то было?..
Тот еще раз покачал головой:
— И не было никогда? Скажем, во время войны.
— Может быть, но вряд ли. Я бы слышал…
Когда проходили мимо Свято-Николаевской церкви, Егор опять спросил:
— А во время войны немцы у вас в городе стояли? Случайно не знаете?..