- ...Мати пречистая, спаси нас!
Да в расстройстве неловко повернул задом, толкнув сложенную в углу колонку киотов. Она рассыпалась. Такой шум потрясающий в архиерейском доме произошел, что сам преосвященный епископ сначала сильно закашлялся, а потом торопливо зашаркал туфлями у себя в половине. Дьяк Иван позеленел от страха, нагнулся, начал скорехонько поднимать киоты. Но опоздал - дверь отворилась: в белой ночной рясе на пороге стоял епископ.
- Ты чего тут? - спросил он, сурово нахмурившись.
- Беда! - воскликнул дьяк. - Беда!
Питирим уставился на него удивленными глазами.
- Говори!
Вытянулся дьяк Иван перед епископом и, не переводя духа, выпалил:
- Сию ночь противу четырнадцатого июня известный вашему преосвященству колодник, Пономарев сын Софрон, сломал у тюремного окна решетку, бежал, а после него в тюрьме найдены ножные железа, в коих тот колодник сидел, да деревянный ключ, да гвоздик железный, загнут крючком, которыми знатно те железа отомкнуты...
Питирим, в ярости, схватил дьяка за руку и так рванул его, что, несмотря на свою грузность, дьяк отлетел в угол, как перышко.
- Позвать пристава! - прохрипел епископ, как всегда в гневе прикусив верхнюю губу.
Дьяк от испуга не двигался с места... Минуту длилось молчание. Он, видимо, хотел сказать что-то в свое оправданье.
Питирим теперь дернул его со злостью за бороду:
- Чего стоишь?
Словно из-под земли, выскочил пристав Гаврилов и еле слышно произнес:
- Прощенья молю, ваше преосвященство! Слыхом не слыхивал, видом не видывал, как так мог утечь оный разбойник.
- Зови сторожа! - крикнул Питирим дьяку Ивану, ударив кулаком по столу, и обругался редкостно.
Дьяк исчез.
- Говори скорее! Диакон Александр где? - закричал епископ на Пристава.
- Диакон Александр не пошел за утеклецом, не захотел ослушаться твоей воли...
Питирим приказал ответ держать явившемуся с дьяком сторожу Федорову.
- В канун того числа к Духовному приказу пришед незнаемая жонка, сказал Федоров, - которая спрашивала у тюремного окна колодников, а лицо ее было закрыто, и кого именно спрашивала она, - из караула расслышано не было...
Пристав покосился в ужасе на сторожа...
- Каково имя жонки? - опершись локтями о стол, уставился преосвященный глазами в лицо пристава.
- Не ведаю! - отступил в растерянности тот.
- Так ли? - прищурился епископ. - А ты? - обратился он к сторожу.
- Не ведаю! - пробормотал сторож, посматривая на пристава.
- Иди! - махнул рукою на дверь Питирим.
Пристав быстро удалился.
Питирим подозвал сторожа к себе поближе и, отвернувшись к окну, начал молча перебирать четки.
Несколько минут длилось тяжелое молчание. Федоров стоял красный, весь в огне, мучительно подавлял дыхание, глазки его слезились, бороденка тряслась, выдавая внутреннее волненье.
Питирим продолжал смотреть в окно, как бы забыв о стороже. Вдруг раздался его тихий, какой-то незнакомо ласковый голос:
- Поговорим любовно. Слыхал ли ты, православный человек, какие разговоры той жонки с приставом Гавриловым?
- Многие разговоры она имела и привела еще двух девок, которые девки, как наслыхан я, утеклеца-де сестры, Авдотья и Настасья прозываются...
- А не видал ли ты: не было ли разговоров бывого студента, Пономарева сына, с бабами?
- Не! Не видал!.. - упал в ноги епископу сторож.
- Так-таки и не видал? - улыбаясь, переспросил преосвященный. - И не видал, с кем спали бабы?
- Видал, - тихо ответил сторож, стоя на коленях.
Питирим сказал дьяку: "Уйди". Дьяк Иван ушел.
- С кем?
- Убьет он меня. Разом перешибет.
- За лицемерные и подлые деяния сам же будет наказан смертью. Говори без утайки.
- Грозил мне смертоубийством.
- Пытать буду.
Сторож съежился, заревел:
- Пристав Гаврилов уходил в ночь. С какой женщиной, впотьмах я не разобрал.
- Кто эта жонка? - продолжал наступать на него Питирим.
Сторож шепотом сказал: "Степанида".
- Убирайся! - проскрежетал зубами епископ.
Сторож, пошатываясь, побрел вон из архиерейских покоев.