Так закончил свой рассказ старый чукча Авье. Над рекой занялась утренняя заря, встретившись с зарей вечерней. Лес сразу ожил: затрепетали на легком ветру листья, загомонили птицы.
Ожила и река — заиграла рыба, с отмелей стали срываться дремавшие чайки, резкими криками будившие тишину.
— Да, — только и сказал Виктор.
— Дедушка, откуда вам так хорошо все известно про жизнь Атувье в волчьей стае? — спросил я.
— Я устал, мильгитанин, — почти шепотом ответил старик.
— А как дальше-то было? — не утерпел Виктор.
Авье чуть приоткрыл набрякшие веки, и в щелочках его глаз промелькнуло что-то вроде интереса.
— Это уже другой рассказ, Я устал. — Старик снова смежил веки.
Мы долго сидели молча. И все-таки я не выдержал и снова спросил у старика, явно утомившегося после такого длинного рассказа:
— Простите, дедушка, но очень хотелось бы узнать — откуда вы так подробно знаете о жизни Атувье в стае? Уж больно на легенду похож ваш рассказ.
Старик снова приоткрыл набрякшие веки, долгим-долгим взглядом посмотрел на меня и ничего не ответил. Затем, с трудом привстав, все так же сильно согнувшись, он медленно побрел в дом, чуть ли не касаясь тяжелыми длинными руками земли.
Я посмотрел на его босые ноги, и меня вдруг осенило: этот старик принял другое имя!
— Атувье! Дедушка Атувье, постойте!
Старик словно споткнулся, замер и медленно, совсем как смертельно раненный медведь, развернулся к нам.
— Как звали вашу первую жену? Тынаку? — быстро спросил я, не давая ему опомниться.
— Тынаку, — машинально ответил старик и осекся.
Виктор хлопнул себя по коленям.
— Дед, так ты вовсе никакой не Авье!
— Да, я — Атувье! Это я был пленником волчьей стаи, — ответил старик. — Это я убил ее вожака. Теперь, при новой жизни, мне уже никого не надо обманывать.
…Осенью, когда с тополей падали в Вывенку последние желтые листья, Атувье ушел к «верхним людям».