- А никакая, а моя гражданская жена. А нашу легенду я тебе потом расскажу. Пошли ужинать, а то у тебя глаза голодные, - он прикоснулся губами к её векам, - и холодные...
- Так что, сначала согреваться будем или кормиться? - Марина хитро прищурилась.
- Кормиться, кормиться, бегом в ресторан...
- Ну смотри, как бы на сытый желудок спать не потянуло. Учти - я тебя будить не буду...
Они посмеялись и, обнявшись, прошли через холл в ресторанный зал.
Последующие три дня им потом вспоминались, как дни, переполненные счастьем.
Взявшись за руки, они бродили по нескончаемым залам Дома художника, любуясь работами представителей классической школы живописи, поражаясь многообразию представленных жанров, осмысливая и пытаясь понять новые направления, предлагаемые современными авторами. Побывали и в Музее изобразительных искусств им. Пушкина, и в Художественной галерее на Кузнецком мосту.
Ширинбек удивил Марину своим знакомством со многими классическими произведениями живописи, а он мысленно благодарил за это бабушку Валиду, и с радостью впитывал впечатления от их подлинных образцов.
Хотя им и раньше при встречах доводилось беседовать на темы искусства и, особенно, литературы по разным поводам, и чаще в связи со школьными программами, они и не представляли, какой степени духовное родство и гармония между собой обретаются при непосредственном общении с шедеврами мировой классики и выдающимися образцами современного искусства. На одной из наружных витрин галереи они увидели плакат с фотографией странного, но очень выразительного скульптурного изображения женской фигуры "Страдание", и не менее странной фамилией автора - Вадим Сидур. Ниже был дан адрес выставки в районе метро Юго-западная, по которому они немедленно и отправились. Выставка размещалась в цокольном этаже жилого здания, а точнее - в полуподвале, не очень и приспособленном под такое мероприятие. Поражало, однако, присутствие большого числа посетителей, преимущественно среднего и старшего возрастов, подолгу всматривающихся в выставленные экспонаты и шёпотом делящихся впечатлениями. На небольшой площади двух жилых комнат в металле, бронзе, дереве, керамике были воплощены все нюансы человеческих чувств в таких формах и образах, которые не являясь реалистичными, в то же время могли означать лишь определённые автором состояния человеческой души. Ни Марина, ни Ширинбек не могли ответить себе, каким образом в их возбуждённое увиденным сознание проникают, проистекая, казалось бы, от абстрактных форм, флюиды высоких чувств любви и страданий, проклятий войне и житейских радостей. Но они ясно почувствовали, как единое понимание высокого искусства сплетает их собственные души в недосягаемых для тел сферах.
В небольшом проспектике, вручаемом посетителям, содержались краткие сведения об авторе - инвалиде войны с немецкой пулей, пронзившей лицевую кость и застрявшей навечно в черепной коробке. Там же Сидур, говоря о своём творчестве, приводил сочинённую им притчу. Будто однажды к нему в мастерскую явился сам Господь Бог. Внимательно осмотрев его творения, Бог спросил: "Ты сам-то понимаешь, что наваял?" "Кажется, понимаю," - ответил Сидур. Господь задумался и сказал: "Когда я ваял, мне тоже казалось, что я понимаю..."
На следующий день, в четверг, Марина к началу рабочего дня конференции была уже в зале и выражала Лейле Халиловне свою досаду на "родственников":
- Понимаете, мы несколько лет не виделись, и они ни о каких моих делах и слышать не хотят. Дядя взял отгулы на работе, и вчера целый день возил меня по городу, - и она добросовестно перечислила Лёлечке все музеи и выставки, где побывала с Ширинбеком, - и на ночь никуда не отпускают, уйду - смертельная обида будет. Сегодня мне надо успеть что-то детям купить, потому что завтра с утра поедем на дачу, другого времени не найду. Вы уж извините меня, Лейла Халиловна... У Марины был такой расстроенный вид, что Лёлечка, конечно, вошла в её положение:
- Да что Вы, Марина Леонидовна, не огорчайтесь, ради Бога, Вы ведь теперь с родными не скоро опять увидитесь, уважьте их, а работа - она каждый день работа. У нас обратный путь долгий - я вам всё успею пересказать, видите, конспектирую доклады...
- Ой, спасибо, Лейла Халиловна, может быть вам что-то нужно в магазинах, скажите - я куплю...
Лейла смущёно улыбнулась:
- Вообще-то я кое-что уже купила неподалёку от гостиницы, на Ленинском, ещё нужно... Не знаю, удобно ли...
-Удобно, удобно, говорите...
- Я мужу хотела посмотреть домашние тапочки 45-го размера и..., -она замялась, - и нижнее бельё на зиму - 58-го, две пары, если вас не затруднит... Вот деньги...
- Деньги потом, нас... меня не затруднит, а муж у вас богатырь, однако...
- Ай, саг ол (спасибо, азерб.), название магазина вспомнила "Богатырь"!
Ровно в двенадцать Марина с Ширинбеком вступили на территорию ВДНХ, но уже не по служебной обязанности, а как тысячи гуляющих любознательных "москвичей и гостей столицы", ради приятного и интересного времяпровождения. Ширинбек, конечно познакомил Марину со "своими" павильонами, в качестве гида поясняя на экспонатах основы нефтегазодобычи и особенности работы в море. Марина внимательно слушала, задавала толковые вопросы, одновременно любуясь его увлечённостью избранной профессией. Побывали в "Космосе" ("ну, здурово, молодцы ребята!"), "Лёгкой промышленности" ("умеют же шить, когда для выставки"), ещё раз заглянули на книжную выставку - купили несколько детских книжек "навырост", в подарок внучке Екатерины Ивановны ("приятная тётенька, правда?"), пообедали в кавказском ресторанчике, на одной из площадок посмотрели концерт латвийского вокально-инструментального ансамбля, а к вечеру успели в Театр Эрмитаж на Кавказский меловой круг Бертольда Брехта. Содержание пьесы явно не соответствовало их настроению, поэтому после первого акта Марина шепнула: "А не лучше ли провести это время на озере?" Ширинбек хотел уточнить, но по её хитрющему косому взгляду сразу понял, что она имеет в виду "Байкал", и через пять минут они уже катили в такси по вечерней Москве к своему озёрному озорному берегу...
Последний московский денёк выдался очень хлопотным - сувениры обоим супругам, родителям, подарки детям, задание Лёлечки. Ширинбек купил Гюле в "Русских сувенирах" украшения, не зависящие от размеров - золотые серьги с дымчатым камнем и такой же кулон на золотой цепочке ("подойдёт моей черноглазой толстушке"); Марина выбрала для Сергея комплект, включающий заколку для галстука и запонки, украшенные бирюзой. Ещё Ширинбек запасся импортной зажигалкой для дяди Мирали, тёплым югославским пледом для матери, венгерскими спортивными костюмчиками для пацанов.
Марина приобрела большого смешного клоуна для Яночки, модный галстук для отца, красивый газовый шарф вишнёвого цвета для "его мадамы".
С формой для Юлечки вышла заминка. На втором этаже универмага Детский Мир в отделе школьной одежды висело объявление, извещающее о том, что школьная форма "отпускается исключительно жителям Москвы и Московской области с соответствующей пропиской". Марина расстроилась, но Ширинбек её успокоил:
- Не горюй, золотко, это просто означает, что надо к проблеме подходить с другого бока. Какой размер у Юли? Ага... Ты постой пока здесь, я сейчас... - и направился к прилавку. За ним хозяйничали две продавщицы, одна занималась покупателями - отбирала одежду нужных размеров и упаковывала форму в большие листы бумаги, ловко перехватывая свёртки шпагатом с катушки, вращающейся на специальном штыре; другая пополняла запасы на полках из коробок на тележках, подвозимых рабочими со склада.
- Леночка, - позвал Ширинбек вторую продавщицу, как старую знакомую, разглядев предварительно её имя, вышитое на форменном голубом халатике. Несколько покупателей обернулись на зов, но потом деликатность взяла верх "ну мало ли, знакомый парень...". Он отгородил её спиной от любопытных глаз и вполголоса пошёл в атаку:
- Здравствуйте, Лена, Вы меня не узнаёте?, - тон его был таким искренним, что она помедлила с ответом, хотя была уверена, что впервые видит этого кареглазого красавчика.
- Н-н-ет, извините.
- Не извиняйтесь, если честно, я вас тоже плохо помню. Вы случайно не отдыхали прошлым летом в Риге?
- Нет, но я была там три года назад, - ей почему-то не хотелось прерывать разговор.
- А знаете, меня тоже там не было в прошлом году. И вообще я никогда не бывал в Прибалтике, - он придал своему лицу печальное выражение, она рассмеялась, а он продолжал, - я боялся, что Вы меня не за того примете... Многие москвичи ведь как - раз чернож... черноглазый, значит спекулянт или фрукты, или цветы... А я, Леночка, морской нефтяник. Вот посмотрите удостоверение, видите - Морское управление буровых работ, - он тараторил, не давая её очухаться от своего напора, - а моя любимая первоклассница перед отъездом мне заявила, что без московской школьной формы в школу ходить не станет. Поэтому вот здесь, - он достал красненькую десятирублёвку, - я пишу с краешку её размер - это вам для памяти и на память, а вот ещё двадцать пять в кассу, без сдачи. Мне ещё надо ботиночки для пацана поискать, а через полчаса я подойду, и мы обсудим, как нам вместе попасть в Прибалтику, - он сунул деньги в карман её халатика и скрылся, пока она, ошарашенная его изобретательностью и нахальством, осмысливала это бестелесное насилие.
Тем не менее, ровно через тридцать минут Леночка стала богаче на четырнадцать рублей двадцать копеек, а Ширинбек получил через головы покупателей аккуратно перевязанный пакет, на видном месте которого был записан номер телефона с буквой "Л" перед ним. Он понимающе кивнул, произнёс многозначительно: "Прибалтика!" и исчез, теперь уже навсегда.
Счастливые "московские каникулы" заканчивались в Кремлёвском Дворце съездов на концерте Муслима Магомаева, которого в его редкие приезды в Баку ни Ширинбеку, ни Марине послушать не удалось, да и здесь просто повезло. Они прогуливались по Александровскому саду в районе Боровицких ворот, когда перед ними остановилась статная седовласая дама в пенсне.
- Ой, какая прелесть, какой контраст, - она говорила как бы сама с собой, переводя взгляд с него на неё и обратно. Они в растерянности тоже остановились.
- Извините, молодые люди, но в природе нечасто встретишь такое чёрное и такое золотое, а тем более, их рядом... Я обязательно попробую золотом по чёрному фону... или наоборот. Да Вы не пугайтесь, я в порядке, просто художники мир воспринимают через краски, цвета, а тут навстречу такое сочетание. А кстати, не хотите ли на концерт? Сын с невесткой не смогли пойти, у меня лишние билеты.
Марина в сомнении оглядела свои и Ширинбека свёртки с покупками:
- Н-не знаю, как это...
- Да ну, что Вы, милая, это Москва - полтора миллиона приезжих ежедневно, сдадите свой багаж в гардероб, и дело с концом...
- А что за концерт, - поинтересовался Ширинбек, - и где?
- Здесь, за углом, - засмеялась дама и тоном конферансье выразительно объявила: "Поёт Муслим Магомаев!", чем разрешила все сомнения...
После концерта он проводил Марину в её гостиницу - ему нужно было с утра в аэропорт, ей - собираться на поезд. Они долго прощались у станции метро, договаривались о встрече в Баку, снова обменивались впечатлениями от концерта, перескакивая на другие события последних дней, и вдруг одновременно замолкали, подолгу вглядываясь друг в друга с любовью "как хорошо было, правда?", и с надеждой "и всё будет хорошо, да?..."
Ей вспомнились печальные строки А. С. Кочеткова:
"И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг..."
Подумалa: "Нет, это не о нас...", ещё раз прикоснулась губами к его лицу, и её каблучки прощально застучали в тишине полуночной Москвы.
II
Единожды солгав...
Поезд из Москвы прибывал по расписанию, около восьми вечера на первый путь бакинского вокзала. Марина перед отъездом после некоторых колебаний всё же позвонила домой. Разговаривала с мужем сухо, по-деловому - сообщила дату приезда, номер вагона; сказала, что если он не будет страдать от головной боли и надумает её встречать, то только с девочками - соскучилась. Хотя и помнила, но уточнила, что ему по графику на работу в понедельник, зная, что Ширинбек сдвинул свой отъезд до пятницы. Дала отбой, не попрощавшись.
Теперь Марина, глядя из открытого окна вагона на замедляющий своё движение перрон, старалась отыскать на нём среди беспорядочного мелькания встречающих своих милых девчушек.