- На работе его уважают, вот недавно заболел он, под дождик простудился- воспалении лёгки, пожалста... И сразу с работы профсоюз пришёл, цели посылка на здорови сама принёс...
- Кто был, Королёв, Василь Петрович? - Карев вспомнил их главного профсоюзного активиста "дядю Васю", любителя радовать больных своими посещениями.
- Нет, женщин приходил, молодой, красиви такой, я ещё удивлялся зима, а она чёрни очки носит, наверно, глаза что-то не порядки... А-а, её Марина зовут, оч-чен красиви женщин...
По удивленному выражению лица Карева Наталья Ивановна поняла, что произошла вторая неувязка, и сделала пометку в блокноте, а Гюля продолжала вспоминать:
- Да, ему так приятно был внимани, он даже перви раз за болезни сел вместе с нами за стол обед кушит...
- Подождите, Гюля, - Эрнест, догоняя какую-то ускользающую мысль, уже не обращал внимания на предостерегающую мимику Большаковой, - а вы точно поняли, что эта молодая женщина работает у нас?
Гюля обиженно поджала губы, отчего её лицо ещё больше округлилось, и она всем своим обликом стала напоминать "чайную бабу" восточной заварки. В её тоне даже зазвучали укоризненные нотки:
- Эрнест Аркадич, как это поняли- непоняли, я помну, муж время обед звал её "товарич Черкезова...", или Черказова, ещё знаю - она у вас с кадрами занимаися, вот...
- Да, Гюля, - вмешалась в разговор Наталья Ивановна, - есть такая женщина у нас в Исполкоме, занимается социальными и кадровыми вопросами предприятий, такая из себя...- и замолкла, как бы припоминая.
- Ну да, я же говору, красивая и волосы золотой цвет...
- Точно, она, Эрнест Аркадьевич, может, и не знаком с ней, - Карев так и не понял, действительно ли Наталья Ивановна вспомнила о такой женщине или просто приглушает эту тему, а та заглянула в свой блокнот и вернула беседу несколько назад:
- Гюля, вот Вы вспомнили, что Ширинбек в молодости с кем-то сильно ругался, из-за вас... Расскажите подробней, пожалуйста, дело ведь прошлое... Кстати, если вам удобнее говорить на родном языке, - пожалуйста. Вы как, Эрнест Аркадьевич?
Карев согласно кивнул, а Гюльнара явно обрадовалась:
- Да, конечно, а то, когда я нервничаю, начинаю путать слова. Я же русскому языку у Ширинбека научилась, у нас в деревне почти не знала, только то, что на уроках учили... Да, так Вы про Ибрагима спрашивали... то есть, с кем муж не ладил, вот это и есть Ибрагим Магеррамов... Мы с ним соседи были в деревне, он старше меня, школу бросил, год в тюрьме сидел за драку, по амнистии выпустили на мою голову... Я, конечно, тогда вот такая стройненькая была, - Гюля мизинцем показала, какая она была, - и он мне проходу не давал, подкарауливал везде, хотел обручиться со мной, а сам такой неприятный - глазки птичьи, зубы лошадиные, половина золотые - в тюрьме, что ли, выбили... Один раз даже его отец, такой же кочи (здесь бандит, азерб.), хоть и завскладом стройматериалов, к моему пришёл, хотел договариваться, но отец выгнал его. Потом Ибрагима забрали в армию, но через три месяца он вернулся, говорили, что его отец много денег дал кому то. В это время я в Баку встретилась с Ширинбеком, и когда он приехал к нам познакомиться с родителями, по деревне, конечно, слухи поползли, и Ибрагим как-то на улице подошёл, стал его задевать: "зачем приехал... что, в Баку невесты кончились, нашу хочешь забрать...". Ширинбек сначала шутя отвечал, а потом разозлился, они чуть не подрались, но Ибрагим , видно, испугался, что опять посадят, пригрозил нам и ушёл. Хорошо, что на другой день Ширинбек уехал, а вскоре и я переехала в Баку. Незадолго до моего отъезда Ибрагим остановил меня около дома, - Гюля опустила глаза и покраснела, сказал, что любит меня, что тоже скоро уедет в Баку, будет работать, и всё равно женится на мне. Я ответила, что он Ширинбека подмётки не стоит, посмеялась и убежала...
Продолжение этой истории выглядело так.
В следующий раз Гюля увидела Ибрагима совсем недавно. Ширинбек был на работе, а она, оставив детей на свекровь, вышла из дома в магазин напротив. Ибрагим остановил её на другой стороне улицы:
- Подожди, Гюльнара-ханум, или не узнаёшь старых друзей? Салам алейкум, - и он расплылся в своей лошадиной улыбке.
- Салам, Ибрагим, тебя трудно не узнать, сразу вспоминается французский киноактёр Фернандель - "Полицейские и воры" видел? Нет? Посмотри... И с каких это пор ты стал старым другом?, - собственная болтовня придавала ей храбрости, хотя интуитивно она чувствовала, что Ибрагим не способен её обидеть, несмотря на то, что его лицо приняло зловещее выражение.
- Ладно, кончай трещать, женщина... Ты помнишь, я обещал переехать в Баку - переехал, есть прописка, есть работа, деньги, сейчас собираюсь купить или построить дом в Бильгя или в Шувелянах, у моря. И в этом доме ты будешь хозяйкой, Гюля, ты!
- Я всегда знала, что у вас с отцом много ворованных денег.
- Ты должна оставить Ширинбека, - продолжал он свою давно заученнуь речь, - я возьму тебя в жёны, а детей усыновлю. Решайся, Гюля, я всё равно своего добьюсь... Тем более, твой муж, я знаю, уже давно развлекается с русской бабой... Обзаведусь хозяйством - приеду за тобой. Вон на той машине, - он показал на стоящую неподалеку "Волгу", - и учти - все эти годы я потратил на тебя, издали наблюдал за твоей жизнью... И твоего мужа из виду не упускал. И ещё хочу тебе сказать, что мне безразлично - ты худая или толстая, высокая или низкая, ты мне нужна такая, как есть... Смотри, не пожалей потом... понятно?- он повернулся уходить, и Гюля бросила ему вслед:
- Понятно, что ничего у тебя не выйдет, а насчёт мужа - врёшь ты всё, а если и правда, то он - мужчина, не то, что ты...
Ибрагим, не обернувшись, зашагал к машине.
Ширинбек вернулся "с работы" через пару дней, как всегда после свидания с Мариной, в хорошем настроении, а на следующее утро, когда дети отправились в школу, Гюля представила ему свою недавнюю встречу с Ибрагимом, как весёлую историю, закончив её любимым ругательством мужа "ишак карабахский" в адрес Ибрагима. Она, естественно, умолчала о его сплетне насчёт "русской бабы" - как же можно о таком мужу?
- Гюля, ты напрасно смеёшься, потому что этот негодяй на всё способен. Я не говорил тебе, чтоб не беспокоить, но он сейчас стал очень нужным для многих человеком и практически неуязвим для закона. Сейчас объясню. Уже около четырёх лет Ибрагим работает на нашем предприятии, да-да, не удивляйся, а слушай... Его приняли на работу слесарем по оборудованию устьев скважин, в хозяйство нашего старшего механика Сергея Юркевского, я тебе как-то говорил о нём - отличный мужик и работяга. Когда мы впервые столкнулись с Ибрагимом на работе, я оторопел, а он даже и не удивился, как-будто ожидал меня встретить. Он и жил там в общежитии, почти не выезжая в свои отгульные дни на берег. В эти дни он познакомился с командой одного из катеров, занимающейся ночами браконьерским рыбным промыслом...
- И оказывается, Ибрагим теперь превратился там в настоящего "рыбного короля", а я сказала мужу, что мне всё равно наплевать на этого "короля", и пусть Ширинбек ничего плохого не думает, а лучше пойдёт в новый универмаг и купит что-нибудь детям и себе, - закончила свой рассказ Гюльнара.
... Эрнест Аркадьевич уже понял, о каком Ибрагиме идёт речь, и вообще больше других был осведомлён о положении на "рыбном фронте", так как его квартира ("дежурка главного инженера") располагалась в доме, сооружённом на палубе затопленного судна-волнолома, где его соседями были моряки из руководства Управления морского транспорта - начальник порта "Каспвостокнефти", главный диспетчер, начальники водолазной и спасательной служб и, конечно, боцман Василий Петрович ("Петрович") на правах коменданта и завхоза.
Эрнест был знаком со многими капитанами пассажирских катеров и грузовых плавсредств, в том числе и с командой "Бурного", занимающейся "левым" промыслом красной рыбы и чёрной икры. Капитан катера Николай Мальцев был опытным каспийским моряком, мужественным и выносливым, к тому же умеющим держать язык за зубами. Однако с несколькими авторитетными и уважаемыми людьми, к которым Николай относил и Карева, он мог быть откровенным и даже советоваться по житейским делам. От него Эрнест знал, что его браконьерство имеет "крышу" в лице бакинского руководства нефтефлотом, районного партийного руководства, "независимых" инспекций рыбнадзора, санэпиднадзора, требующих, однако, постоянного пополнения своего меню деликатесными сортами свежей рыбы и её производных - икры, копчёного и засоленного балыка из "епархии" Петровича.
"Охота" на рыбу осетровых пород имеет существенные отличия от обычного промыслового лова, заключающиеся в избирательно-индивидуальном её характере.
В погожий день (или ночь) в глубоководном районе, достаточно удалённом от основных транспортных маршрутов и шума буровых установок в море выбрасывается колада - трос длиной в несколько десятков метров, с подвешенными на нём полутора-двумя сотнями крупных крючков с приманкой из мелкой рыбёшки. Колада удерживается наплаву понтонами (они же ориентиры), а от перемещения - якорями. Через сутки-двое нужно собирать улов - десять пятнадцать болтающихся на крючках рыбин - осетров, севрюг или белуг, "перезарядить" коладу или переместить её в случае неудачи. Неудачей являются и несколько штормовых дней подряд, в течение которых пойманная рыба "укачивается" и вырабатывает сильный яд, смертельно опасный для человека. Такой улов надо выпустить в море, и чтобы не допустить потерь, команде порой приходилось выходить в море и при штормовых предупреждениях, не всегда успевая опередить стихию. Пока везло.
Эрнест видел кисти рук Николая и членов команды, исполосованные шрамами от порезов о панцирные шипы здоровенных "брыкающихся" рыб и, особенно глубоких, - от крючков, иногда вонзающихся в руки, освободить которые можно было только надрезав кожу.
Этот "нелёгкий хлеб", остававшийся после упомянутых подношений, с удовольствием раскупался нефтяниками, отъезжавшими на берег, по рублю за килограмм в свежем виде и по два - в солёном или копчёном, когда тот же килограмм костлявой говядины в госторговле стоил два рубля, а на рынке ещё дороже. Карев и сам нередко пользовался возможностью за червонец порадовать семью и друзей деликатесными закусками и свежим шашлычком. Правда, покупать ему приходилось через подставных сотрудников, так как Николай ни за что не хотел брать у него плату.
От него же Эрнест знал и о "рыбной" карьере Ибрагима. Начав с помощи Николаю в свободное от работы время на разделке и обработке рыбы, неплохо освоив это дело и подзаработав, Ибрагим купил собственную лодку с подвесным мотором, соответствующую оснастку, и вначале сам, а потом с нанятыми помощниками повёл своё "дело". Никаких претензий у Николая и "разборок" по этому поводу не было, поскольку ежедневная смена вахт на промысле составляла от трёхсот до пятисот человек, и клиентов с избытком хватало на обе группы "ловцов". Ибрагим, однако, развернулся "на всю катушку", и со временем, помимо ежемесячных подношений, стал выполнять заказы высокопоставленных лиц и организаций республики, города и района. Он сменил свою лодку на бо`льшую с более мощным мотором. Правда, поговаривали, что старая лодка затонула в шторм вместе с одним из его помощников, но никаких официальных заявлений об этом никуда не поступало, и слухи затихли.
Чтобы не попасть в разряд "тунеядцев", Ибрагим продолжал работать, но и в эти дни рыбный промысел не прекращался, благодаря команде его подручных.
Наталья Ивановна со всей серьёзностью отнеслась к полученной информации, понимая, что открываются новые направления поиска истины в этой загадочной истории.
Она поблагодарила Гюльнару и Эрнеста Аркадьевича, и на обратном пути попросила его поинтересоваться этой "Черкезовой-Черказовой" в своём отделе кадров и в отделе кадров Управления нефтегазодобычи:
- Она же представилась кадровичкой, может это какая-то психологическая инерция. Позвоните туда, пожалуйста, сегодня же, и потом мне... А лучше, знаете, давайте-ка - из моего кабинета по прямой связи, хорошо? - и не дожидаясь его ответа, назвала таксисту адрес прокуратуры.
- А этим браконьером-кормильцем, Ибрагим, кажется, я займусь сама...
- То, что в нашем Управлении такой фамилии, и даже похожей, нет - это точно, но в НГДУ можно узнать... - Карев поднял трубку и попросил телефонистку коммутатора соединить его с отделом кадров НГДУ:
- Валентина Игнатьевна? Здравствуйте, Карев. Ага... Интересуюсь, не работает ли в вашем хозяйстве некая Черкезова или Черказова... Марина... Молодая, красивая... золотистая блондинка... Красивая, жгучая брюнетка? Нет, спасибо, пока не нужна... Марина Кравченко? Нет-нет... Марии?... М-м... М-м... Нет, не то... Вот что, если отыщете что-то похожее, то позвоните..., - на его вопросительный жест Наталья Ивановна согласно кивнула, - позвоните в прокуратуру района, следователю Большаковой... А?... Конечно, серьёзно... До свиданья.
Наталья Ивановна поняла результат, не переспрашивая.
- Своим звоните, Эрнест Аркадьевич, может в ваше отсутствие поступила в какой-нибудь цех, лабораторию, на глаза пока не попадалась...
Карев неохотно снова поднял трубку:
- Кучерявая, мне теперь "кадры" бурения, пожалуйста... Ага... Добрый день, Антонина Ивановна... Да, я... - он повторил свой вопрос о незнакомке и после небольшой паузы услышал ответ "придворной дамы":
- Нет, Эрнест Аркадьевич, у нас такая не числится, но фамилия похожая - Черкасова, мне встречалась, и, кажется, Марина, в каком-то из личных дел, не помню, надо посмотреть...
- Антонина Ивановна, энциклопедия Вы наша, посмотрите, не откладывая... Это нужно сейчас... В любом случае позвоните в райпрокуратуру Большаковой, жду вашего звонка здесь.
- Я вас поняла, это, наверное, в связи с Расуловым, сейчас перезвоню... Привет Наталье Ивановне.
Минуты через три-четыре Карев уже вновь слышал в трубке мелодичный голос "фрейлины":
- Да, Эрнест Аркадьевич, всё правильно... Я-то вспомнила сразу, но боялась ошибиться, проверила... Это жена нашего Юркевского - Марина Леонидовна Черкасова, 1947 года рождения, педагог в школе, двое детей, адрес нужен? Пишите: посёлок Разина, Садовая 27... Телефон... Вот цвет волос не знаю - фотография в деле только Сергея Георгиевича, - Эрнест как будто увидел её добрую улыбку на том конце провода, а трубку взяла Наталья Ивановна: