Получив от Линя приглашение поужинать, Ортик удивился. И даже подумал, не посоветоваться ли с равом. Но кухня ешивы настолько приелась, что он решил не подвергать себя мучительной внутренней борьбе, если рав скажет не идти. Чего спрашивать? "Дарна" ресторан кошерный, Линь хоть и не свой, но и не совсем чужой -- приятель Белки, все-таки. Да и сидели уже вместе за одним столиком, пили из одной бутылки, правда тогда Ортик еще не знал, что Линь -гой, поэтому нарушил заповедь. Да все равно с этой заповедью Ортик, если честно, был не очень-то в ладах. И не только с этой. У него было более важное предназначение, чем стремление к собственному совершенству. И потом, было очень любопытно -- чем Ортик может быть полезен, то есть интересен русской мафии, даже если она не совсем мафия, но все-таки. Вдруг они знают о нем что-то такое, о чем он сам не догадывается. Или о его возможностях. В общем, решил идти.
Линь еще тогда, в кафе, чем-то его к себе расположил. Ортик даже жалел, что Белка увела нового знакомого, и он не успел рассказать умеющему слушать человеку о том, что его самого воодушевляло, страшило и манило вот уже несколько лет. После благословения рава Кадури этот Линь уже дважды пересекался с его судьбой, причем второй раз по собственной инициативе, для которой не было ни малейшего рационального объяснения. Все это наполняло Ортика каким-то будоражащим предчувствием, как весной -- в те сибирские времена, когда весна наступала после долгой зимы.
Для разгона они немного выпили, причем в этот раз Ортик уже следил, чтобы вино разливала официантка, а когда она отошла, то он сам успевал перехватить бутылку прежде, чем Линь ее коснется, а потом и вовсе поставил поближе к себе. Он решил не объяснять Линю, что еврей не может пить вино, если открытой бутылки касался гой. Зачем объяснять? Лучше так. Если уж что-то объяснять, то главное. Потому что говорить о главном всегда интереснее, даже со случайным собеседником -- ведь это уже наполовину неслучайный разговор, а если повезет, то и на все сто.
Так вот, когда они немного выпили, а Линь все не спешил раскрывать свои бандитские или гэбистские интересы, Ортик заполнил молчание рассказом о сокровенном. Он был почти счастлив, потому что нельзя надолго оставаться наедине с такой идеей, а все знакомые уже давно умело и старательно избегали разговоров на эту тему. Мысли же копились и давили на мозги, хуже чем сперма в пубертатном возрасте, и Ортик все чаще боялся сойти с ума от своего такого значимого и невыносимого, а главное -- вредного и несправедливого одиночества. Он даже собирался идти сдаваться к раву -- сказать, что ладно, согласен жениться на женщине с детьми... потому что ведь жена обязана не только слушаться, но и слушать своего мужа.
А Линь слушал сам, по собственной инициативе! Внимательно. Даже не ел. И лицо у него было не вежливо-усталое, а удивленно-застывшее. И Ортик понимал, конечно, что не надо бы с таким азартом все рассказывать, потому что эмоции всегда подкрашивают немыслимую идею безумием, но ничего не мог поделать. Его темперамент и увлеченность уже сорвались с привязи и понесли к обрыву, а он просто скакал, подставляя разгоряченные щеки под встречный ветер, пусть даже кондиционерный, глотал пряные закуски и концы фраз, запивал вином жгучий перец и наслаждался всем сразу.
Так Линь узнал, что Ортик несколько лет назад сопоставил число букв в ивритском алфавите с числом аминокислот во всем, что движется. Двадцать две и там, и там. И это не могло быть простым совпадением, потому что в наше время уже не надо быть каббалистом, чтобы знать -- этот мир был создан Всевышним посредством букв ивритского алфавита.
-- В начале было Слово? -- догадался Линь.-- С этого ведь Библия начинается?
-- Нет,-- поморщился Ортик.
-- Ну, ТАНАХ, как вы его называете. Какая разница. Не придирайся.
-- И тем более не ТАНАХ,-- скорбно сказал Ортик.-- Так начинается Евангелие от Иоанна: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть. В нем была жизнь..."
-- Убедил,-- сказал Линь и потянулся к бутылке, но его снова опередили.
-- Вообще-то для меня это не аргумент,-- сказал Ортик, разливая.-- Я это уже потом обнаружил. Но тебе так должно быть понятнее. Короче, буквы -это аминокислоты, а аминокислоты -- это буквы. Понял?
-- Понял,-- кивнул Линь.-- А чего тут понимать? Белок -- это текст. Причем, на иврите. Разворачиваем и читаем.
-- Догоняешь! -- уважительно сказал Ортик.-- Обычно на этой стадии еще не догоняют. За твою сообразительность!
Вино закончилось, и тут явились три сияющие гурии. Две улыбались на тридцать два зуба, а одна на шестнадцать, но с верхней десной. Она-то и несла поднос с зажаренной бараньей лопаткой -- фирменным блюдом заведения. Мясо дымилось, благоухало, глядя на него становилось совершенно ясно, что именно так надо жарить бараньи лопатки. Следующая девица принесла остроконечный глиняный сосуд с окошками, из которых тоже шел неописуемо аппетитный запах серьезного мясного блюда. Ортик внимательно, даже как-то благоговейно пронаблюдал почти хирургическую операцию по отделению мяса от лопатки и удовлетворенно улыбнулся на многообещающую улыбку гурии. Благосклонно кивнул на вопросительный взгляд второй официантки, как раз поднявшей конус глиняной крышки и открывшей для обозрения и обоняния кускус с мясом, полный таких тонких и правильных цветовых переходов, что хотелось поинтересоваться чьей кисти принадлежит этот шедевр, носящий гордое название "кускус Атласных гор". Третья волоокая блондинка уже поигрывала новой бутылкой вина, покручивала ее в руках, как бы приглашая оценить достаточно ли хороший выбор она сделала для столь изысканных блюд.
Ортик не удержался, сделал почему-то кистью руки такой характерный восточный жест, каким обычно приветствуют друг-друга на расстоянии таксисты и рыночные торговцы, изумился этому, а потом уже просто загреб рукой воздух и окаменел, подавляя инстинктивное желание не поддаться чарам гурии и не дать ей унести наполовину полное блюдо с так понравившимися ему мясными "сигаретами".
-- Этот белок,-- сообщил Ортик,-- мы читать не будем. Этот белок мы будем есть.
-- А что же мы тогда будем читать? -- поинтересовался Линь.-- Не Сорокина же.
-- Коэнов мы будем читать, Коэнов. И не белки, а ДНК. Белок -- это промежуточная субстанция между двумя информационными системами. Божественным ивритом и человеческим геномом.
-- Геенномом? -- мрачно пошутил Линь, у которого с утра это была уже третья деловая встреча с застольем.-- Ну давай, за геенном внутри нас!
-- Кстати, а зачем ты пригласил меня сюда? -- спросил Ортик неожиданно и подозрительно.
Линь рассмеялся:
-- Не знаю, как объяснить. Из суеверия... нет, чтобы отдать долг... В общем... короче, когда мы встретились, ты упомянул, что прямо перед этим получил какое-то крутое благословение. Потом ты сказал, что его должно хватить на исполнение хотя бы одного, главного желания для всех нас. Я сразу не обратил внимания, но у меня хорошая память. И мое двадцатилетней крепости желание тут же исполнилось. Процентов на сто двадцать.
-- Рав Кадури! -- обрадовался Ортик.
-- Неважно. Теперь ты мне скажи, какое у тебя главное в жизни желание?
-- Так а я о чем тебе рассказываю? Прочитать запись на У-хромосоме Коэнов.
-- Ага,-- сказал Линь.-- Главное, что оно у тебя есть. Главное, что оно конкретное. Мы сначала выпьем, или ты сначала объяснишь?
Ортик поспешно схватил бутылку:
-- А мы параллельно. Лехаим! Так вот, что такое У-хромосома помнишь?
-- Ну, смутно,-- слегка ошарашено ответил Линь заглядывающим ему в душу пронзительным Ортикиным глазам.-- Мужская хромосома, пол ребенка определяет. Так?
-- Так. Пять баллов. То есть, ты понимаешь, что это единственный генетический материал, который в неизменном виде передается от отца к сыну из поколения в поколение. То есть, у тебя твоя У-хромосома копия той, что была у твоего предка по мужской линии много тысяч лет назад.
-- Или той, что была у его соседа.
-- Верно мыслишь. Но если к школьной программе мы прибавим знание Торы, то обнаружим, что только для Коэнов существовали особые законы. На первый взгляд совершенно нелепые. А на второй -- нацеленные именно на защиту и сохранение коэновской У-хромосомы. Поэтому у меня, скажем, она такая же, как у Аарона.
-- Аарона?
-- Брата Моше. Моисея. Который вывел.
-- Ага. Красное море. Египет, рабы. Сорок лет. Понял. То есть, ты считаешь, что на У-хромосоме Коэнов отправлено послание человечеству, так? Такое послание, которое должно дойти до потомков не раньше, чем будет достигнут определенный уровень развития?
Ортик просиял:
-- Совсем тепло! Только не просто -- определенный уровень развития. А непосредственно перед тем, как человек постигнет тайны генной инженерии и у него возникнет соблазн уподобиться Творцу.
-- Ты ешь, а то остывает,-- сочувственно посоветовал Линь.
-- Ага, спасибо. И ты ешь. Так вот, это уже конец человеческой истории. А в конце всего кто к нам должен прийти?
-- Дед Мороз?
Ортик заржал:
-- С бородой из ваты! Так вот, это не случайное совпадение. Мы все ждем, что придет Машиах. Мессия. А на самом деле он не придет. Мы должны будем его создать. Ну, понял?
-- Конечно понял. А что тут понимать? "Мы не должны ждать милости от природы". То есть, на твоей У-хромосоме записана инструкция по созданию Мессии. Так?
Ортик кивнул. Просиял. И погрустнел. Он не знал о чем дальше говорить. Как-то разговор получился слишком конспективный, тезисный. Линь был слишком сообразительный. А может быть, ему рассказала обо всем Белла, хотя вряд ли. Можно было уже и расходиться, хотя сладкого еще не подали. И по-прежнему оставалось непонятным -- зачем его кормили таким ужином в таком месте.
Линь достал навороченный мобильник, начал что-то выводить на экран, потом махнул рукой:
-- Нет, это не вилла на Канарах. Мы пойдем другим путем,-- он раскрыл чековую книжку.-- Итак, еще раз. Формулируем твое главное желание.
Ортик максимально сконцентрировался. Только сейчас, после упоминания рава Кадури и появления чековой книжки, он понял, что происходит нечто судьбоносное. Понял, но поверить еще не мог. Но ощущение, что нужно быть крайне аккуратным и четким, в нем возникло:
-- Значит. Я хочу расшифровать. Последовательность нуклеотидов. В ДНК У-хромосомы Коэнов...