лишь умножают печаль...
Я разодрал его шкуру и брюки,
чтоб вас не смогли обвенчать!"
Нет слов. Нетленка! Супер! Рыдал и плакал! В память о великой стихотворной удаче и отмечая редкую поэтическую находку (волосатое ухо), нарекаю кота Аллергена -- котом Волосатое ухо. Да здравствует новый член союза писателей Израиля. Ура!
Не люблю я гостевые литературных сайтов. Именно вот из-за такого. Человек посвящает понравившейся даме нечто лирическое. И всегда из-за угла появляется некто с отрезком свинцовой трубы. И тут же вокруг собирается толпа зевак. К счастью для Аллергена, недостатка в друзьях у него не было:
Хамец: Мне кажется, уважаемая рыба-Скат слишком уплощенно, как и подобает рыбе такой формы, трактует столь неоднозначное многослойное и многосмысловое явление, как творчество Аллергена. А поэзию Аллергена можно сравнить с многослойным мясным пирогом, где слои "кошатины" перемежаются со слоями "человечины":)
Вот и в этом, посвященном Верочке стихотворении, очень тонко передается любовь кота к женщине, и возникающее робкое, не до конца осознанное желание плотской близости с ней. "Волосатое ухо"! Треугольное кошачье волосатое ухо! Конечно же, это эвфемизм. Причем, удивительно точный. И имеется в виду совсем другой сокровенный треугольник. Давайте посмотрим на этот образ снова:
"Лишь почеши волосатое ухо,
нежась меж двух простыней "
В высшей степени целомудренно и куртуазно Кот предлагает Женщине нечто истинно чувственное. Утонченный виртуальный секс, позволяющий преодолеть географические и биологические барьеры. Но все это так тонко, так целомудренно! Браво! А вот с соперником, увы, Аллерген расправляется примитивнее:
"Я разодрал его шкуру и брюки,
чтоб вас не смогли обвенчать!"
Конечно же ясно, что здесь мы видим трагедию влюбленного, не могущего влиять на события. Но это уже отработанный литературный сюжет, открытия здесь не происходит, а ведь именно в концовке стихотворения так хочется видеть нестандартный поворот.
Я, конечно, была за Аллергена. Зря я все-таки отдала Давиду Суккота -с ним на коленях все это читать было бы приятнее и прикольнее. Я встала сварить кофе, да в очередной раз свернула с полдороги -- какого черта беременным нельзя его пить? Пришлось налить себе содовой. Впрочем, зачем кофе человеку, который уже влез в чужие разборки и выбрал за кого болеть? Решив идти спать, я тем не менее вернулась допивать воду к компу:
Фольклорист: Хочу добавить свои 5 коп. в обсуждение. Кот Аллерген, как всякое уличное существо, безусловно является носителем народного сознания. А в народном сознании ухо и 2зда являются как бы смежными органами. Все слышали про пресловутую 2зду с ушами. Ну это, положим, на поверхности. А вот поговорка: "... женщина любит ушами". Мы-то все здесь взрослые люди и знаем не понаслышке, каким именно органом женщины любят :) И, наконец, то, что замечают лишь профессионалы. В сказочной русской традиции Иван-дурак становился красавцем через, так сказать, "обратное рождение" -- прохождение через ухо своего коня. Связь с пресловутым "треугольным волосатым ухом" очевидна.
Фольклорист меня поразил. Ну да. Очевидная вещь. Даже если это не так, то все равно здорово. Во всяком случае, я вспомнила насколько мучительно не могла в детстве представить -- как это Иван-дурак лезет в ухо к Сивке-Бурке. Теперь хотя бы ясно почему он не мог в это ухо не лезть. Непростой народ тусовался в гостевой у этого Аллергена!
Шекспировед: Вообще-то, господа, связь "ухо-***да" давно отслежена в классической филологии. Хрестоматийный пример -- убийство отца Гамлета. Клавдий не случайно умертвляет короля, влив ему в ухо яд. Шекспир подчеркивает этим, что первопричина -- измена королевы. То есть, отца Гамлета убила отравленная ***да королевы-прелюбодейки.
Изощренный народ. А ведь то, что "волосатое ухо" это всего лишь волосатое кошачье ухо и ничего кроме уха никто даже не заикается -- слишком очевидно и неинтересно. Жаль, нельзя пронаблюдать, как Давид это читает. Впрочем, некоторые и просто пристебывались:
Матадор: Что же вы, господа литераторы, все опошляете.
Вот я обычно, заколов быка, отрезаю его волосатое треугольное ухо и вручаю самой прекрасной женщине из числа зрительниц -- традиция у нас, у матадоров, такая. А теперь выходит, что я ей вручаю пиzду, типа от нашего столика -- вашему. Типа вечером я -- тебе, я ночью ты -- мне.
То есть, может, я подсознательно о чем-то подобном и мечтал, но нельзя же так вульгарно все формулировать, господа литераторы!
Кот
Рецидивист. Дважды красть чужого кота из Старого Города! Снова приволок меня, дорогого, к себе на пересылку. Все косился. Сволочь. Было ясно, опять повезет к Аватарам -- не сейчас, так утром. Возвращение блудного кота. Снова кошачий корнфлекс и холодное однопроцентное молоко, неизбежно стяновящееся комнатной температуры простоквашей, которую все равно придется жрать, чтобы очистить мисочку -- нашли, тоже, дешевый способ мыть мою же посуду... "Котик, не стони, пока не съешь что дали, ничего не получишь..." Можно было, конечно, всего этого избежать... даже многими способами. Но все равно ясно, что у беременной Белки жить мне не дадут.
А ведь это был мой, мой дом в моем Старом Иерушалаиме! Я гулял по ночной крыше этого свого нового дома и чувствовал, что даже брутальные старгородские коты признали этот дорогой дом моим. Ни один из них ни разу не появился на этой крыше, во всяком случае в то время, когда я был там. Эх, да что говорить, это было правильное место. Не так уж много в мире мест, где сытный комфорт сочетается со спокойным ощущением вершащейся миссии. Да и вертикалка была подходящая -- не доставучая, погруженная в проблемы своего софта и своей тушки.
И что теперь? Я сидел на чужом, запорошенном пеплом подоконнике и смотрел сквозь пыльное стекло на чистую городскую ночь, и она была как будто в грязных разводах, припорошенная серостью и унынием. Меня зацепила когтем подлая мысль: "А вдруг я, дорогой, продукт чьего-то ума?"
Похититель включил свой компьютер, но не сел за него, а вышел на кухню. Экран наливался электричеством, словно мир -- зарей. И я вдруг увидел, что со стола смотрит на меня каменный сфинкс. Смотреть в глаза каменному сфинксу нельзя, потому что этим ты как бы вызываешь на поединок не его, а тех, кого он олицетворяет. И такой вызов, если задержать взгляд, превращается в вечность, ибо когда наглец, вызвавший сфинкса, захочет отвернуться, сделать это он уже не сможет. Поэтому я поспешно взгляд отвел, но боковым зрением видел, как словно живой огонек свечи, поддерживает мое одиночество каменная фигурка на столе. Откуда взялся у Похитителя этот древний андросфинкс, тысячелетия пролежавший в песках Газы? Его потревожили уже при моей жизни, он прошел через девять пар вертикальих лап, прежде чем оказался в моем Городе, чтобы напомнить мне о данном Обете. О, как тяжела лапа избранности на моем хребте...
Меня охватила тоска или тревога, или тревожная тоска, но не тоскливая тревога, это точно. Тоскливая тревога была у этого, у Похитителя. Как он испугался там, в моем доме у Белки, когда увидел, что Город вернул себе украденное -- меня, дорогого. Как заглючил его мафусаилов софт, когда он меня увидел. Как дрогнул его голос. А он, значит, считал, что за его новой решимостью и стойкостью уже не разглядеть тревоги? И как жалок он сейчас, когда под нашими со сфинксом взглядами, в десятый раз суетливо прокручивает на астматическом магнитофоне обычный пустой треп Аватаров.
Белла
"Час больших собак" незаметно сменился часом просветленных пингвинов. Небольшие стайки спешили на утреннюю молитву к Стене Плача, поскальзываясь на потной от росы мостовой.
Две стеклянные стены -- окно и экран. За ними -- два по-разному чужих и по-разному нереальных мира. В одном шаркают под окном мои прапрадеды. В другом мои современники обсуждают стихи Кота:
Сладостная небрежность. Сразу необычная и оригинальная ассонансная форма: фламенко -- мгновенно. От нее остается ощущение моментального, легкого, незатейливого, но в то же время, по-лорковски пронзительного танца "смерти" и "любви"...
Двое остановились прямо под моим окном и разговаривали на незнакомом мне идише. А на знакомом мне русском писали:
Видно, что кошачий костюм автор надевает неспроста. Желание играть без правил, быть вне контекста, вне литературной мешанины из стилей дает о себе знать. В этом почти зверином экстазе есть метафизичность, касающаяся поэзии шутовской, гримаснической. Вспоминаются поздние французские символисты, Белый, Бертран, Аполлинер, Жакоб...
Я, наконец, решилась выключить компьютер, хотя еще хотелось кое-что дочитать в гостевых. По дороге в спальню я покосилась на зеркало и обменялась взглядом с усталой красноглазой фурией, заходящей на посадку после ночной смены. И я зацепила по дороге телефон.
Давид долго не отвечал. Очень хорошо. Наконец, его сиплый голос протолкался сквозь тишину:
-- Алло... Кто это?
-- Это добрая-добрая самаритянка. Наши добровольцы готовы немедленно выехать к вам и помочь в борьбе с похмельем.
-- Белка! Ты?! -- искренне обрадовался Давид.-- О, хорошо что ты меня разбудила! А то с перепоя биоритмы штормят. А дел невпроворот...
Черт, как же я забыла! Сонная богиня мести промахнулась. Этот гад ведь почти не спит. Правда, раньше он похмельем мучился, как совершенно стандартный экземпляр.
-- Головушка бо-бо?
-- Еще не понял. Кажется -- нет. А сколько времени?
Голос звучал все бодрее, как музыка советских композиторов.
-- Светает.
-- Вижу. Да не ори... Это я не тебе. Это я Аллергену -- мы его так и не довезли. Кинолог отказался.
-- Тогда продолжим тему. Я тут повторила твой сетевой маршрут и многое не поняла...
-- Так ведь и я, Белка... прости, Рахель, много чего здесь не понимаю. Но ты спрашивай, спрашивай.
Эта его утренняя бодрость меня одновременно и подзаряжала, и добивала.
-- Я поняла, почему ты считаешь, что Аллерген -- это не (C). Этот сетевой Аллерген появился раньше, чем ты подарил им котенка, да? И (C) назвали котенка в честь этого поэта, да? Тоже, если не врет, рыжего.
Давид с удовольствием подхватил тему, но делал какие-то странные паузы, и я представила, как он, прижимая трубку плечом, пытается одновременно поджарить себе яичницу, задать корм коту и найти чем опохмелиться: