15628.fb2
На затылке гвоздь.
Много пережить мне
в жизни довелось.
Пока Кинолог набирал первый куплет, я неожиданно как-то все это представил и срифмовал вслух второй:
В лайковой перчатке
рыжая нога
деморализует
всякого врага.
Кинолог тут же одобрил, но напомнил, что это должно быть о Бавильском. И продемонстрировал "как это должно быть":
Выйду за дорогу,
выйду под откос,
Там Бавильский Дима -
гонораросос.
Но мне не хотелось активно нападать. И у меня получилось как-то философски:
Я иду долиной.
На затылке -- чип.
Я собой являю
новый архетип.
Кинолог поморщился, но допустил к публикации. И сказал, к моей радости, что дальше будет писать сам:
Я иду долиной -
вышел погулять.
Будет помнить Дима
"маленькую блядь"!
Я иду долиной.
В голове дыра.
Ты гиена, Дима,
и притом -- пера.
Я иду долиной.
На затылке -- бант,
а Бавильский Дима -
моська и мутант.
Я иду долиной.
На затылке -- глаз.
А Бавильский Дима...
-- Нет! -- возмутился я.-- Кот так не напишет!
-- Ути-пути, какие мы нежные! -- огрызнулся Кинолог, но пошел на компромисс:
... ладно, в другой раз.
Он нажал "enter" и откинулся на спинку стула, счастливо приговаривая:
-- Получай фашист гранату! Сделали мы его, да, Давид?
А у меня были совсем противоположные эмоции:
-- Теперь, может, объяснишь мне -- зачем все это?
-- И объясню,-- вдруг заявил Кинолог непривычно серьезно.-- Если сам не догоняешь. А вот мы с дорогим Котом просекли. Что надо бороться с системой.
-- С какой?
-- Да с любой, Давид, с любой. Ты вот, как колобок, из любой системы выкатываешься. А мы, нормальные люди, должны, блин, встраиваться. Че, неясно? Любая система -- это лестница, которая позволяет одним сукам стоять выше других, так? Причем достаточно случайным образом. А если есть какие-то неслучайные корреляции, то они чаще отрицательные, чем положительные. Всосал? Почти никто, дорогой Давид, не поднимается наверх по праву. Но все поднявшиеся суки убеждены, или делают вид, что убеждены -- они находятся на своей ступеньке потому, что достойны.
Я молчал. Как-то мне было непонятно его эмоциональное отношение ко всему этому. А Кинолог продолжал разговаривать формально со мной, а на самом деле со своим отражением в моих глазах:
-- И самое гнусное, дорогой Давид, что в социальных системах каждая запрыгнувшая на ступеньку сука, ожидает и требует от оставшихся внизу признания неслучайности расклада. И честно хочет получить свою, положенную по иерархии, дозу почтения, аха... Это я тебе, кстати, с этой самой ступеньки вещаю. У меня уже две дюжины душ в подчинении. Суки те еще, но половину можно ставить на мое место без всякого ущерба для фирмы. Понял, да? Так то -- фирма, хайтек, а тут, бля, писюки. Продавцы воздушных шариков.
-- Слушай, Кинолог... Давно хотел спросить. Почему ты любишь читать, но не любишь писателей?
-- Не, ты не догнал. Писателей я люблю. Я писюков не люблю. Я это общественное, бля, устройство не люблю. Когда нас поделили на писюков, пиздюков и тех, кто их кормит. О, мысль! Это тоже треугольник, как у тебя, да? Гы.
Надо будет сходить к Кинологу на работу. Интересно посмотреть, как он стоит на своей ступеньке и как разговаривает. Ясно, что не так как обычно. Но интересно, все-таки, во что он прячется -- в литературный язык, в бюрократическую феню или еще во что-то? А Кинолог все пытается донести до меня или сформулировать себе самому что-то для него важное: