— Однако!
— А вы как думали, — ухмыльнулся Саня, отсчитывая деньги. — Сами сказали — «банкир», значит, деловой человек.
— А яхтенное братство?
— Перетопчетесь. Никакого братства в бизнесе нет и быть не может. Есть маржа, сальдо, бульдо, налоги и доход.
Сане следовало верить.
Было так, что весной, еще за два года до путешествия, мы с Саней жили в хельсинкском яхт-клубе HSK. Спали на «Дафнии», готовя ее к переходу в Питер. Уработавшись за день, вечером по безлюдному клубу ковыляли в душевую мимо разукомплектованных лодок, стоящих на берегу, — кильблоки, лестницы, цепи, бочки, инструмент…
— Какие классные вещи выбрасывают финны, — удивлялся Саня, оценивающим взглядом сканируя пространство.
— Не выбрасывают, а оставляют до утра. Завтра продолжат работу.
Саня с недоверием покачал головой:
— Считаете, что хорошую краску так просто оставили на земле?
— Конечно.
— И цепь отличная. Я бы забрал…
— Зачем нам цепь?
— Ну уж подвесник-то точно выбросили… — Саня притормозил возле лежащего на асфальте подвесного мотора. — Я бы взял… сколько он весит, как думаете?
И так до самой душевой Саня проходил как сквозь строй соблазнов, от которых я отрывал его буквально силой.
В пустой душевой — новые испытания: тут одежда, и спортинвентарь, брошенные молодыми шверботниками, которые, помывшись, раскидали шмотки и разбежались по домам до утра. Особое Санино внимание привлек спасжилет.
— Зажрались финны, такие вещи выбрасывают, — завел свою песню Саня, разглядывая жилет.
Я бросился на жилет, как Александр Матросов на амбразуру, убеждая Саню в том, что у простаков финнов такие идиотские порядки: ничего не запирается! И никто в клубе не тащит чужое барахло! Кажется, даже что-то про стыд и порядочность блеял.
На «Дафнию» возвращались уже в темноте, но знакомый подвесник не ускользнул от Саниного взгляда.
— Все-таки я бы этот двигатель прихватил, — вздохнул он. — Жалко, руки заняты.
Я бросил взгляд на Санины руки и ахнул, увидев тот самый спасжилет, который «зажравшиеся финны выбрасывают на помойку».
— Ты же миллионер, Санечка! — простонал я.
— Потому и миллионер, — назидательно заметил Саня. — К вашему сведению, Аркаша, еще Генри Форд говорил, что первый миллион не бывает праведным. — Подумал и добавил с грустью: — Второй, впрочем, тоже. Это уже не Форд, это я вам говорю, можете мне поверить.
— А третий?
Саня только вздохнул и повторил:
— Можете мне поверить.
Я сразу поверил и до сих пор во всем, что касается отечественного бизнеса, целиком полагаюсь на Санин авторитет.
P. S.
А жилет, который он «спас от помойки», до сих пор исправно служит на «Дафнии».
На третий день вышли из Аргостолиона, обогнули остров Кефалония и курсом 98 легли в направлении Коринфа. Саня, уже обученный вести прокладку, уверенно нанес на карте место и вместе с картой подсел ко мне.
— Вот вы все знаете, Аркадий, тогда скажите: тут на карте остров, написано Итака, это тот самый?
— Наверное, тот самый.
— Где Одиссей?
— Где Одиссей.
Саня заволновался.
— Может, зайдем?
— Двое суток потеряем, — буркнул Президент. — Нечего там смотреть, вон он торчит…
— Где? — Саня схватил бинокль и впился взглядом в полоску земли на горизонте.
Смотрел долго. Что-то виделось ему в туманных очертаниях далекого берега, что-то вспоминалось… Детство. Учебник истории с фигурами греческих героев, похожих на чемпионов бодибилдинга, — отрыжка нашего почти классического образования.
Позже я открыл уже забытого Гомера, глянул и поразился той кровавой бане, которая предстала передо мной, уже не ребенком. Горы трупов, море крови вперемежку с эротикой: нимфы, волшебницы, распутные царские дочки, прижившие от Одиссея кучу детей. А сколько врагов порубил наш герой, не считая полторы сотни Пенелопиных женихов! В общем, есть где разгуляться воображению десятилетних лодырей. И все это тут, «на траверзе», как написано в навигационном журнале «Дафнии»: Итака… Коринф… Кефалония… Афины… Пирей!.. — каждое слово, как удар колокола.
Вздрогнут ли сердца внуков, когда они на навороченных яхтах будущего поплывут греческими шхерами? Будут ли они, как мы — четверо взрослых циников, волнуясь, пялиться на далекую полоску земли под названием Итака? Кажется, Саня даже прослезился. Вот вам и маржа.
В узком Коринфском канале суда идут гуськом друг за другом, как утята за матерью. И мы в своем ряду дисциплинированно шли за скучной задницей какого-то парохода. Саня и Мишаня рулили, и видно было, что ребята «попали», что яхтенный вирус внедрился и, стало быть, уже мечтают о мысе Горн и ревущих сороковых, как это обычно бывает после первой сотни миль, пройденных в море.
— А в кругосветку на такой яхте можно пойти?
— Можно, но не нужно, — отозвался Президент.
— Маленькая?
Президент завел свою обычную песню о том, что мореходность от размера не зависит, но и это не единственное условие для кругосветки…
— А что еще? — поинтересовались юнги, и полился привычный нескончаемый «треп хорошей погоды» о том, как славно было бы пуститься всем вместе через океан. И что для этого нужно? И где это взять? И сколько стоит?.. Под эти несбыточные фантазии старушка «Дафния» неторопливо клевала носом на эгейской волне, приближаясь к Афинам.
Потом мы прощались на бонах марины Вулигмени. Саня и Мишаня улетали в Петербург, а мы с Президентом короткими перебежками, от острова к острову, направились к Родосу.
Пока неторопливо шли к острову Китнос, задуло с севера. Наш ветроуказатель давно уже не работал, и только отдав якорь в глубокой, хорошо закрытой с северо-востока бухте Мериха, мы узнали, что сифонит двадцать метров. Следом за нами в гавань набежало довольно много яхт, в бухте зазвучала немецкая и английская речь. В общем гомоне чей-то голос вдруг отчетливо прокричал: «Эдик, мать твою!.. Держи конец!»