— Повторяю тебе, Ункас, — говорил охотник, когда к ним подошел Хейворд, — ты даром тратишь порох — из-за этого ружье отдает и мешает пуле лететь как следует. Небольшое количество пороха, легкая пулька и долгий прицел — вот что почти всегда вызывает предсмертный вопль мингов… Идемте, друзья, спрячемся, потому что никто не в силах сказать, в какую минуту и в каком месте макуас нанесет удар.
Индейцы молча поместились так, что могли видеть всех, кто приблизится к подножию водопадов. Посредине маленького островка росло несколько низких, чахлых сосен, которые образовали рощицу. Сюда с быстротой оленя бросился Соколиный Глаз; энергичный Дункан побежал за ним. Здесь они постарались спрятаться между деревьями и обломками камней, рассеянных в роще. Над ними высилась округленная скала, по обеим сторонам которой играла и бурлила вода, низвергаясь в пропасть. Теперь, когда рассвело, противоположный берег был отчетливо виден. Соколиный Глаз и майор вглядывались в чащу, различая все предметы под навесом мрачных сосен.
Долго тянулось тревожное ожидание; однако караульные не замечали признаков нового нападения. Дункан уже надеялся, что выстрелы его товарищей оказались успешнее, чем они сами предполагали, и что дикари окончательно отступили, но, когда он сказал об этом разведчику, Соколиный Глаз недоверчиво покачал головой:
— Вы не знаете макуасов, если думаете, что их так легко прогнать. Ведь им не удалось добыть ни одного скальпа. Если бы в это утро там вопил лишь один дьявол, а ведь их там было около сорока, — сказал он. — Они слишком хорошо знают, как нас мало, чтобы отказаться от преследования… Тсс! Посмотрите-ка на реку, вверх по течению, туда, где струи разбиваются о камни! Дьяволы переправились в этом месте! Им повезло: смотрите, они добрались до того края острова… Тсс! Тише, тише, не то волосы в одну секунду слетят с вашей головы!
Хейворд выглянул из-за своего прикрытия и увидел то, что ему по справедливости показалось верхом ловкости и отваги. Бурные струи сточили угол скалы, с которой свергалась река, и первый уступ камня стал менее отвесным. И вот, руководствуясь только легкой рябью, видневшейся там, где поток ударялся о край маленького острова, несколько гуронов решились броситься в поток и поплыли к этому месту, зная, что оттуда легко будет взобраться на остров и настичь намеченные жертвы.
Едва шепот разведчика замолк, четыре человеческие головы показались над бревнами, прибитыми течением к обнаженным скалам. В следующее мгновение в зеленой пене показалась пятая фигура; она плыла и боролась с водой. Индеец изо всех сил старался добраться до безопасного места. Стремительное течение несло его; вот он уже протянул руку своим товарищам, но бурлящий поток снова отбросил его от них. Вдруг гурон как бы взлетел на воздух, вскинул руки и исчез в зияющей бездне. Из пучины раздался отчаянный вопль. Потом все смолкло; наступила минута страшного затишья… Первым искренним желанием Дункана было кинуться на помощь погибающему существу, но железные тиски рук охотника приковали его к месту.
— Вы хотите обнаружить наше укрытие и навлечь на всех нас верную смерть? — сурово спросил Соколиный Глаз. — Это сберегло нам один заряд. А боевые припасы так же дороги нам, как минутная передышка утомленному оленю. Перемените-ка порох в ваших пистолетах. Над водопадом поднимается такая водяная пыль, что селитра, пожалуй, отсырела. Приготовьтесь к борьбе врукопашную, я же буду стрелять.
Разведчик вложил палец в рот и громко, протяжно засвистел. Могикане, сторожившие скалы, ответили ему тем же. Дункан успел заметить, что головы над бревнами, прибитыми к берегу, мгновенно поднялись, но так же быстро исчезли из виду. Вскоре он услышал шорох, повернул голову и в нескольких шагах от себя увидел Ункаса; молодой индеец ловко полз по земле. Соколиный Глаз сказал могиканину несколько слов на языке делаваров, и Ункас необыкновенно осторожно и спокойно занял новую позицию. Хейворд переживал минуты лихорадочного и нетерпеливого ожидания, а разведчик нашел это время подходящим для лекции о благоразумном и осторожном обращении с ружьями и пистолетами.
— Из всех видов оружия, — начал он свои наставления, — в опытных руках самое действенное — длинноствольное ружье, хорошо отполированное и сделанное из мягкого металла. Однако для обращения с таким ружьем нужны сильные руки, верный глаз и хороший прицел; только при таких условиях ружье покажет все свои достоинства. Я считаю, что оружейные мастера плохо знают свое ремесло, когда изготовляют короткие ружья и кавалерийские…
Тихое, но выразительное восклицание Ункаса прервало его речь.
— Вижу, вижу, друг, — продолжал Соколиный Глаз. — Они готовятся напасть, не то не стали бы поднимать над бревнами свои спины… Ну и отлично! — прибавил он, оглядывая свое ружье. — Первый из них, конечно, встретит верную смерть, будь то сам Монкальм.
Из леса донесся новый взрыв диких криков, и по этому сигналу четыре дикаря выскочили из-за прикрывавших их бревен. Ожидание было до того мучительно, что Хейворд почувствовал жгучее желание броситься им навстречу, но его остановило спокойствие Ункаса и разведчика. Гуроны перескочили через черные гряды скал, которые возвышались перед ними, и с диким воем кинулись вперед.
Когда они очутились в нескольких саженях от разведчика и его товарищей, ружье Соколиного Глаза медленно поднялось над кустами, и из длинного ствола вылетела роковая пуля. Передний гурон подпрыгнул, как подстреленный олень, и упал между утесами.
— Теперь, Ункас, твоя очередь, — приказал Соколиный Глаз и, сверкая глазами, вынул из-за пояса свой длинный нож. — Последний из этих бесов — твой. С остальными справимся мы, о них не заботься.
Хейворд отдал Соколиному Глазу один из своих пистолетов и вместе с разведчиком стал быстро спускаться навстречу врагам. Разведчик и майор выстрелили одновременно, но оба неудачно.
— Я так и знал, так и говорил! — прошептал Соколиный Глаз и презрительно кинул маленький пистолет в водопад. — Ну, подходите, кровожадные адские псы!
И тотчас же перед ним выросла исполинская фигура индейца с жестоким, свирепым лицом. В то же время между Дунканом и другим краснокожим начался рукопашный бой. Соколиный Глаз и его противник с одинаковой ловкостью схватили друг друга за поднятые руки, сжимавшие страшные ножи. С минуту они неподвижно стояли, напрягая свои мускулы и силясь одолеть один другого. Вздувшиеся мышцы белого одерживали победу над менее изощренными мускулами гурона — руки дикаря уступали усилиям разведчика. Вдруг Соколиный Глаз окончательно освободился от врага и одним ударом ножа пронзил его грудь.
Между тем Хейворд ожесточенно боролся со своим врагом, и смерть грозила молодому офицеру. В первой же схватке индеец выбил из рук Хейворда его тонкую шпагу, и майор остался без защиты; все спасение Дункана зависело только от его силы и ловкости. У него не было недостатка ни в том, ни в другом, но он встретил противника, который не уступал ему. К счастью, Хейворду удалось обезоружить гурона, и нож индейца со звоном упал на камень.
С этого мгновения началась отчаянная борьба: вопрос шел о том, кто из противников сбросит другого с головокружительной высоты.
С каждой минутой они приближались к обрыву; здесь предстояло сделать окончательное, последнее усилие. Оба вложили всю свою решимость в это усилие, и оба, шатаясь, остановились над пропастью. Хейворд чувствовал, как пальцы дикаря впиваются в его горло, душат его, видел злобную улыбку гурона, который надеялся увлечь с собой в пропасть врага и заставить его разделить свою страшную участь. Тело майора медленно уступало страшной силе краснокожего, но вдруг перед глазами Хейворд а мелькнула темная рука, сверкнуло лезвие ножа. Пальцы гурона мгновенно разжались, и спасительные руки Ункаса оттащили Дункана от края пропасти. Но молодой майор все еще не мог оторвать взгляда от страшного лица индейца, который теперь покатился в пропасть.
— Под прикрытие! — закричал Соколиный Глаз, только что покончивший со своим противником. — Если вам дорога жизнь, спрячьтесь за камни. Дело еще не окончено.
Из горла молодого могиканина вырвался победный клич, и он в сопровождении Дункана быстро поднялся, на откос, с которого майор сбежал перед началом боя; оба скрылись среди камней и кустов.
Мстители родины
Все еще медлят.
Предостережение разведчика было своевременно. Пока происходила описанная нами борьба, ни человеческий голос, ни шум шагов не нарушали однообразного гула водопада. Гуроны с таким напряжением следили за исходом схватки, что казалось, не могли сойти с места. Быстрые движения сражающихся мешали им стрелять во врагов, потому что их выстрелы могли оказаться гибельными и для друзей. Но, когда все окончилось, поднялся свирепый вой, и один за другим стали вспыхивать ружейные выстрелы, посылая свинцовых вестниц целыми залпами, как будто нападающие изливали злобу на бесчувственные скалы.
Ружье Чингачгука отвечало им неторопливым, но метким огнем. Старший могиканин с бесстрастной твердостью не покидал своего поста в продолжение всей предыдущей сцены. Только когда победный клич Ункаса долетел до его слуха, отец ответил молодому человеку радостным восклицанием, но тотчас же снова замер. И теперь лишь его выстрелы доказывали, что он с непоколебимым усердием охраняет свой пост.
Так с быстротой мысли пролетело много минут. Нападающие стреляли то залпами, то врассыпную. И, хотя окружающие скалы, деревья и кусты были все изрешечены пулями, до сих пор единственным пострадавшим из всего маленького отряда был бедный Давид, так надежно оказалось убежище осажденных.
— Пусть жгут свой порох, — спокойно сказал Соколиный Глаз, слушая, как свистят пули, пролетая мимо скалы, за которой он скрывался в безопасности. — Тем лучше: когда дело окончится, мы подберем пули. И, думаю, забава надоест этим бесам раньше, чем камни попросят у них пощады… Ункас, мальчик, ты даром тратишь порох и засыпаешь его слишком много. Ружье отдает, и пуля летит плохо. Я говорил тебе: целься в этого злодея так, чтобы угодить ему под белую черту, ну а твоя пуля попала на два дюйма выше. Жизнь у мингов запрятана глубоко, а опыт учит нас быстро расправляться со змеями.
Спокойная улыбка осветила черты молодого могиканина, обнаружив его знание английского языка, однако Ункас ничего не ответил.
— Напрасно вы упрекаете Ункаса в недостатке искусства, — произнес Дункан. — Он спас мне жизнь самым разумным, отважным образом. Теперь я его друг навеки и никогда не забуду, чем ему обязан.
Ункас приподнялся и протянул Хейворду руку.
В момент этого дружеского рукопожатия молодые люди понимающе взглянули друг на друга, и Дункан позабыл и про характер и про общественное положение своего дикого товарища. Тем временем Соколиный Глаз, который спокойно и доброжелательно смотрел на это проявление юношеских чувств, сказал:
— В пустынях и лесах друзья часто оказывают друг другу такие услуги. И мне случалось выручать Ункаса из беды, и я отлично помню, что он пять раз заслонял меня от смерти: три раза при столкновении с мингами, раз при переправе через Хорикэн и…
— Эта пуля была пущена лучше остальных! — вскрикнул Дункан и невольно отшатнулся от скалы, в которую попал выстрел.
Соколиный Глаз поднял сплющившуюся пулю, покачал головой и сказал:
— Свинец, падающий на излете, никогда не расплющивается. Это могло случиться, только если пуля свалилась с облаков.
Ункас поднял ружье, и глаза всех остальных устремились вверх. Загадка мгновенно открылась. На правом берегу реки поднимался могучий дуб; дерево это так наклонилось вперед, что его верхние ветви нависли над рекой. Посреди листвы, едва прикрывавшей узловатые ветви старого дуба, приютился гурон; он то прятался за ствол, то выглядывал из-за ветвей, желая увериться, попал ли в цель его выстрел.
— Эти бесы готовы забраться на самое небо, чтобы только погубить нас, — сказал разведчик. — Держи его под прицелом, мальчик, пока я заряжу свой «оленебой». Потом мы сразу выстрелим в дерево с обеих сторон.
Ункас дожидался сигнала разведчика. Наконец вспыхнули два выстрела. Кора и листья дуба полетели в воздух, и ветер разнес их в разные стороны. Дикарь ответил своим врагам только насмешливым хохотом и послал новую пулю, которая сбила шляпу с головы Соколиного Глаза. И снова из лесных чащ вырвался дикий, свирепый крик и свинцовый град засвистел над головой осажденных; казалось, будто дикари хотели заставить своих врагов не двигаться с места, чтобы облегчить прицел воину, взобравшемуся на высокий дуб.
— Нужно защититься от пуль, — сказал разведчик. — Ункас, позови-ка отца: нам нужны все ружья, чтобы справиться с хитрым чертом и выбить его из гнезда.
Прозвучал сигнал, и не успел Соколиный Глаз зарядить свое ружье, как Чингачгук был уже рядом. Когда Ункас показал опытному воину положение, занятое противником, с губ старого могиканина сорвалось только обычное восклицание «у-у-ух»; больше он ничем не выразил ни своего удивления, ни тревоги. Соколиный Глаз и могикане несколько секунд оживленно совещались на делаварском наречии, а потом каждый из них спокойно занял свое место, готовясь выполнить намеченный план.
С тех пор как осажденные заметили воина, скрывавшегося среди ветвей, его выстрелы стали беспорядочны, потому что, едва он показывался из-под прикрытия, ружья врагов грозили ему.
Все же его пули иногда долетали до них. Мундир Хейворда был пробит в нескольких местах. На одном рукаве его показалась кровь, выступившая из легкой раны.
Наконец, ободренный терпеливым ожиданием врагов, гурон попытался прицелиться получше. Быстрые взгляды Чингачгука и Ункаса тотчас же уловили его намерения. Сквозь скудную листву в нескольких дюймах от ствола дуба мелькнули ноги дикаря, и ружья могикан мгновенно выстрелили. Гурон присел на раненую ногу, и все его тело показалось из-под прикрытия.
С быстротой мысли Соколиный Глаз воспользовался этим и выстрелил из своего рокового «оленебоя». Листья дуба заволновались, ружье гурона упало с высоты, и после короткой напрасной борьбы тело дикаря закачалось в воздухе, хотя он все еще отчаянно цеплялся за обнаженный сук дерева.
— Во имя милосердия, пустите в него пулю! — воскликнул Дункан, с ужасом отводя взгляд от несчастного.
— Не истрачу ни одной дробинки, — твердо произнес Соколиный Глаз. — Он все равно погиб, а у нас нет лишнего пороха, между тем бой с индейцами иногда длится по несколько дней. Вопрос идет о том, сохранят ли они свои скальпы или уцелеют наши.
Никто не мог возражать против такого сурового и непоколебимого решения.
Крики в лесу смолкли, выстрелы ослабли; взгляды друзей и врагов не отрывались от несчастного, висевшего между небом и землей. Ветер раскачивал тело, и, хотя из уст погибающего не вырвалось ни стонов, ни ропота, он по временам мрачно оглядывался на своих противников, и тогда, несмотря на расстояние, они читали в его чертах лица муку отчаяния. Три раза разведчик поднимал свое ружье, три раза осторожность останавливала его, и длинное дуло прославленного «оленебоя» медленно опускалось. Наконец одна рука гурона разжалась и, обессилев, повисла вдоль тела. Отчаянно, но бесплодно пытался он снова овладеть веткой — рука судорожно хватала пустоту. Молния не была быстрее выстрела Соколиного Глаза; труп дикаря дрогнул и, точно свинцовый, упал в пенящиеся волны реки.